Адамов Аркадий Григорьевич. Черная моль

   — Вот именно, — согласился Зотов. — И тогда Доброхотов постарается скрыться. Это будет не так уж трудно. Он там каждую щель знает. К тому же вечером, в темноте.
   — Если бы знать адрес, — сжал тяжелые кулаки Костя, — и заранее расположить группу вокруг дома…
   — Если бы да кабы, — махнул рукой Силантьев. — План ваш, Коршунов, к сожалению, не годится. Вам с Афанасьевой нельзя идти в этот притон. Ничем не оправданный риск, авантюра. Доброхотова придется брать одного, тут же, на платформе. Операцией будете руководить вы, Гаранин.
   Сергей возвратился с совещания злой и огорченный. В душе он понимал, что Силантьев прав, но примириться с тем, что его план отвергнут… Ну, нет. Надо искать выход. Надо во что бы то ни стало установить адрес Доброхотова. Но как, через кого?
   Эта мысль весь день преследовала Сергея.
   Вечером, перед концом работы, к нему зашел Гаранин.
   — Слушай, давай еще раз пересмотрим все дело Климашина, — озабоченно предложил он. — Должна же быть зацепка, черт возьми!
   — Давай, — воодушевился Сергей, сразу поняв, что имеет в виду его друг. — Зацепка должна быть.
   На столе появилась пухлая папка. Бесчисленные бланки допросов, очных ставок, протоколы, рапорты… Сотни бумаг, исписанные разными почерками.
   Около одиннадцати часов вечера вдруг зазвонил телефон. Костя машинально снял трубку.
   — Слушаю.
   — Товарищ Гаранин? — насмешливо прозвучал чей-то женский голос.
   — Да… Катя! — Костя тут же посмотрел на часы и виновато продолжал: — Ох, прости, Катюша! Задержался и забыл предупредить.
   — Забыл! Я просто удивляюсь своему терпению! — возмутилась Катя. — Вот и Лена сейчас звонила, спрашивает: «Твой дома?» За какие только грехи судьба послала нам таких мужей?!
   — Чего же она сюда-то не позвонила? — вырвалось у Кости. Он невольно взглянул на Сергея и, спохватившись, добавил: — Ну, впрочем, ясно. Вот мы тут с Сергеем и корпим над одним делом… Да, да, думаю, скоро.
   Костя с облегчением повесил трубку.
   — Женушка волнуется? — иронически спросил Сергей.
   — Твоя тоже волнуется.
   — Да?
   В тоне Сергея прозвучала явная заинтересованность. Костя сердито посмотрел на друга.
   — Этого может не замечать только такой дуралей, как ты.
   — Ладно. Оставим этот разговор, — нахмурился Сергей.
   Они снова принялись за работу.
   Далеко за полночь Сергей устало откинулся на спинку стула.
   — Нет, так дело не пойдет. Давай рассуждать.
   — Ну, давай.
   — Итак: какие связи Доброхотова нам известны?
   — Плышевский — раз.
   — Отпадает.
   — Масленкин — два.
   — Тоже отпадает.
   — Спирин — три.
   — Отпадает. Ничего не говорит и не скажет.
   — Ну, кто же еще? — Костя задумался.
   — Постой, постой!.. — вдруг оживился Сергей. — Ведь у нас сейчас есть материалы еще на одного прохвоста! Надо потянуть эту ниточку.
   — Так-то оно так, — с сомнением покачал головой Костя. — Только он проходит как связь Плышевского, а этим типом занимаются там. — Он указал на потолок. — Как бы им карты не спутать!
   — Это мы отрегулируем, — заверил Сергей, кладя руку на телефон. — Ярцев — парень с головой. А ему самому допрашивать нельзя. На фабрике ведь уверены, что УБХСС их делом не занимается.
   …Ростислав Перепелкин, шатаясь, брел домой. На заснеженных тротуарах поблескивали в лучах фонарей раскатанные полоски льда. Было очень поздно. Перепелкин возвращался после очередного кутежа. Его слегка мутило. Всю дорогу он пытался застегнуть пальто, но мешало вылезшее кашне.
   Дома Перепелкина встретила обеспокоенная мать.
   — Ромочка, тебе повестка из милиции. Господи! Опять пьяный! Когда же это кончится?
   Перепелкин мутным взглядом окинул комнату и, не поворачивая головы, ответил:
   — Никогда не кончится. Давай повестку. Мораль будешь читать завтра.
   Вызов в милицию не очень встревожил Перепелкина: многих с их фабрики уже вызывали. И он давно привык к мысли, что со дня на день вызовут и его. Тем более, что он даже предлагал свои услуги. О, для них он ценный человек! Что отвечать на вопросы о Климашине и краже со склада, он знал и уже сто раз репетировал перед зеркалом свои ответы. Все выходило очень здорово.
   Между прочим, как раз сегодня, в ресторане, когда все уже изрядно выпили, он рассказал приятелям эту историю, рассказал так, как это только он умеет! Особенно про убийство. Впрочем, он придумал два убийства и головокружительную погоню, в которой сам лично участвовал, при этом пули свистели, конечно, над самым его ухом. Собственно, его участие и решило весь успех операции. Разве милиция вообще на что-нибудь способна! Потом он начал подробно описывать найденный труп, но тут одна из девиц, не выдержав, истерически взвизгнула. Перепелкин счел за лучшее оборвать рассказ, снисходительно заметив напоследок:
   — Довольно заурядное дело, но милиция, конечно, топчется на месте. Правда, они еще не имеют моих показаний. — И он многозначительно оглядел притихшую компанию.
   В общем, Перепелкин ничуть не боялся вызова в МУР и даже ждал его. Хотя, надо сказать, не так давно был момент, когда он изрядно струхнул, но тревога оказалась ложной. В тот день он шел по очередному поручению Свекловишникова, чтобы передать в условленном месте незнакомому человеку какой-то большой пакет. С такими пакетами ему пришлось два раза даже ездить к этому человеку за город, на станцию Сходня. Что было в этом пакете, Перепелкин не знал и, подчиняясь необъяснимому страху, узнать даже не пытался. В такие минуты он мечтал только об одном: скорее избавиться от этого проклятого пакета. Неожиданно его кто-то окликнул. Перепелкин оглянулся и узнал паренька, с которым вместе работал в буфете на киностудии.
   — Легок на помине! — весело сказал тот и, указав на пакет, с любопытством спросил: — Куда это ты такой здоровый волочишь?
   — А! — махнул рукой Перепелкин. — Вещи в химчистку. А почему я легок на помине?
   — Как раз сегодня про тебя спрашивали.
   — Кто же это такое спрашивал? — насторожился Перепелкин; в последнее время он опасался вызывать излишний интерес к своей особе.
   — Да из треста. Счет ты какой-то неверно составил. Веселый такой парень попался. Ну, я его, конечным делом, угостил. Часа полтора сидел.
   — Что ж он обо мне спрашивал?
   — А я, думаешь, помню? Он и обо мне и о бабушке моей спрашивал. Сам на флоте раньше служил. Интересно тоже рассказывал.
   — Трепешься со всяким, — недовольно проворчал Перепелкин, заметно, однако, успокаиваясь.
   Откуда ему было знать, что человек, интересовавшийся им в тот день, был Саша Лобанов, хитрейший из сотрудников Коршунова. Между тем накануне Саша побывал в Госстрахе и там тоже имел самый непринужденный разговор с бывшими сослуживцами Перепелкина. А до этого все тот же неутомимый Лобанов ездил на ипподром, затем в клуб, где одно время работал Перепелкин. В это же время Виктор Воронцов встретился с директором того самого дома отдыха, где одно время организовывал Перепелкин культурный досуг отдыхающих, после чего Воронцов задушевно беседовал со старым татарином-дворником, недремлющему оку которого был поручен дом, где жил Перепелкин. И уж, конечно, Перепелкину и в голову не могло прийти, что в тот вечер, когда он сидел с компанией в ресторане, за соседним столиком находился самый внимательный его слушатель — все тот же Саша Лобанов. Именно он в самый критический момент оказал трогательную помощь одному из упившихся приятелей Перепелкина и, нежно обняв его за плечи, через весь город довел в ту ночь до дома. О чем по пути был разговор, осталось тайной даже для одного из собеседников, ибо, проснувшись на следующее утро, он уже ничего не помнил.
   Короче говоря, МУР со свойственной ему основательностью готовился к встрече с шкодливым и расторопным «ловцом пиастров».
   И вот наконец эта встреча состоялась.
   Ровно к указанному в повестке часу Перепелкин с подчеркнутой, почти, так сказать, военной, пунктуальностью явился в кабинет Коршунова. Был он в самом приподнятом и жизнерадостном настроении. Худое, все как-то вытянутое вперед лицо его с большими прозрачными, словно у рыбы, глазами выглядело самоуверенно, тонкие, длинные губы еще больше растянулись в улыбке, в уголке рта небрежно торчала недокуренная сигарета.
   В кабинете находились Гаранин и Коршунов, Костя сидел за столом и проглядывал бумаги, Сергей же примостился в стороне, на подоконнике.
   — Ну вот и явился страж порядка, — добродушно произнес Костя при виде Перепелкина.
   — Так точно. По вашему приказанию, как говорится, вошел в кадр, товарищи начальники, — бойко ответил тот. — Готов оказать любую помощь.
   — Ишь ты! — усмехнулся Костя. — Вполне подходящее начало для разговора. Ну, а как служба идет?
   — Нормально. У меня, знаете, дело поставлено. Муха не пролетит.
   — Знаю. Наслышан. Так сказать, артист своего дела.
   — Именно. Всегда важно найти свое призвание, амплуа, иными словами.
   — Ну, вы его, кажется, довольно долго искали.
   — Это в каком смысле? — удивился Перепелкин; последняя фраза Гаранина ему не понравилась.
   — А вот в каком, — вмешался в разговор Сергей.
   Он подошел к Перепелкину и, загибая пальцы, перечислил все места его прежней работы.
   — Метались в поисках амплуа, так, что ли? — иронически спросил он под конец.
   — Ну, знаете!.. — раздраженно ответил Перепелкин. — Рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше.
   — Допустим, — тем же напористым тоном продолжал Сергей. — Тогда еще один вопрос. Уходя с каждого места, вы заявляли, что вас не устраивает заработная плата, а не сама работа. Но на меховой фабрике заработная плата оказалась самой низкой, и вас это не остановило. Не скажете ли, почему?
   — Я вам уже сказал: мне эта работа нравится. Вот и все.
   — Несмотря на низкую заработную плату?
   — Да, несмотря. Но, товарищ начальник, — Перепелкин демонстративно повернулся к Гаранину, — я полагаю, меня вызвали не для того, чтобы говорить о моем призвании и моих взглядах на жизнь. Я полагаю, — самодовольно повторил он, — что на данный момент есть дело поважнее. И здесь, между прочим, я вам могу очень и очень пригодиться именно в своем теперешнем амплуа.
   — Конечно, — кивнул головой Костя. — Вот поэтому мы и стараемся до конца выяснить ваше амплуа.
   — Но оно же ясно, как апельсин!
   — Не совсем, — снова вмешался в разговор Сергей. — Раньше вы кутили главным образом за счет приятелей, а с недавнего времени стали угощать их сами. При меньшей-то заработной плате! Как это объяснить? Может быть, по совместительству работаете еще где-нибудь, в другом амплуа?
   Перепелкин почти с ненавистью посмотрел на Сергея и гордо ответил:
   — Мои личные дела никого не касаются, тем более милиции.
   — Имейте в виду, Перепелкин, — с ударением произнес Сергей, — лишние деньги в конечном счете всегда имеют отношение именно к общественным делам, хотя и тратятся лично вами. Всегда.
   Внезапно Перепелкину стало страшно. Такого разговора он не ожидал. Откуда эти люди так подробно знают его жизнь? И что они еще знают, куда клонят? Особенно этот, черноволосый. Пристал, как клещ.
   Поэтому Перепелкин несказанно обрадовался, когда Гаранин сказал:
   — Ладно. Поговорим пока о другом. О ваших служебных успехах, что ли.
   — Пожалуйста, — оживился Перепелкин. — К вашим услугам.
   — Нас интересует история с Климашиным, — все тем же невозмутимым, почти добродушным тоном продолжал Костя. — Расскажите, как вы его задержали тогда со шкуркой, вас кто-нибудь предупредил, что он ее вынесет?
   — Что вы! — через силу улыбнулся Перепелкин. — В данном случае сработала только моя интуиция, ну, и опыт, конечно.
   — С некоторым опозданием, однако? — насмешливо осведомился Сергей.
   Легкий озноб прошел по спине Перепелкина. Боясь встретиться взглядом с Сергеем, он, не поворачивая головы, внезапно охрипшим голосом ответил:
   — Я не понимаю вашего намека.
   — Ну как же! — усмехнулся Сергей. — Вы почему-то задержали Климашина только у самой трамвайной остановки. А потом, не составив даже акта, доставили его прямо к товарищу Свекловишникову. Вы что, имели такое указание от начальника охраны?
   — Нет, не имел…
   — Может быть, от самого Свекловишникова?
   Перепелкин метнул затравленный взгляд на Сергея и нервно закусил губу.
   — Н-не помню…
   — Значит, действовали по собственной инициативе, так, что ли?
   — Пожалуй, что так.
   — А когда вы потом задержали со шкуркой Голубкову, вы тоже проявили эту самую инициативу? — спросил Костя.
   — Чего вы от меня хотите?! — неожиданно взорвался Перепелкин. — Я отказываюсь отвечать!
   — Мы хотим от вас правды, — холодно ответил Сергей. — Только вас это, кажется, не очень устраивает.
   — Но лучше ничего не говорить, чем врать, — миролюбивым тоном добавил Костя. — Так, как вы врали, например, вчера в ресторане, описывая дело Климашина. И это, говорят, не первый случай.
   Перепелкин ошалело посмотрел на Гаранина.
   — Откуда вы знаете?
   — Мы многое знаем о вас, Перепелкин, — сурово ответил Костя. — И скажу прямо: ваша жизнь оставляет неважное впечатление.
   — Поганая жизнь, — презрительно заметил Сергей.
   — Вот именно. И учтите, Перепелкин. С этого дня такая жизнь для вас кончена. И кончена погоня за «пиастрами», как вы выражаетесь. Мы не спустим с вас теперь глаз и не позволим так жить. Ясно?
   Перепелкин низко опустил голову и молчал. На глазах у него навернулись слезы, губы нервно подергивались.
   — Вас затянули в очень опасную историю, Перепелкин, — продолжал Костя.
   — Он меня обманул! — всхлипнул Перепелкин. — Подло обманул!
   — Но деньги вы все-таки брали?
   — А я не знал, за что. Я расписывался в ведомости.
   — Бросьте валять дурака! — сердито сказал Сергей. — Если хотите еще спасти свою шкуру и выпутаться из этой истории, то рассказывайте правду.
   — Ну, чего, чего вам рассказывать? — Перепелкин поднял на Сергея залитое слезами лицо.
   От самоуверенности его не осталось и следа, вид у Перепелкина был до того жалкий и омерзительный, что Сергей с трудом подавил в себе желание сказать все, что он сейчас о нем думает. «И такого подлеца тоже надо вытягивать!» — с досадой подумал он.
   — Сделаем так, — строго сказал Гаранин. — Вот вам чистая бумага, садитесь за этот стол и пишите, пишите все, как было. Мы потом проверим каждое ваше слово. Веры вам пока нет, учтите.
   — Хорошо, хорошо! — лихорадочно заторопился Перепелкин, вскакивая со стула. — Я все напишу…
   Перепелкин писал долго, царапая бумагу, разбрызгивая чернила, поминутно всхлипывая и с шумом втягивая ртом катящиеся по щекам слезы.
   Наконец он кончил писать и вдруг, отшвырнув ручку, уронил голову на стол и громко, навзрыд заплакал.
   Час спустя взволнованный Сергей вошел в кабинет Ярцева.
   — Геннадий, важные новости!
   — Ну, наконец-то! Долго же вы его потрошили!
   Ярцев выглядел, как всегда, аккуратным, чуть щеголеватым, на модном черном костюме ни пылинки, белоснежная сорочка отглажена до глянца и, как сразу отметил Сергей, опять новый галстук. Но вид у Геннадия был озабоченный и хмурый.
   — Пора наконец кончать это дело, — сердито добавил он. — Мне сейчас опять из райкома звонили. А вся остановка сейчас за тобой.
   — Знаю. — Сергей торопливо раскрыл папку с делом. — Вот показания Перепелкина. Оказывается, по поручению Свекловишникова — понимаешь, твоего Свекловишникова! — он передавал пакеты со шкурками знаешь кому? Моему Доброхотову! Вот он сообщает его приметы.
   — Да-а… — протянул Геннадий и машинально поправил галстук. — Черт побери! Кажется, все начинает становиться на свои места. Теперь ясен второй канал сбыта — целые шкурки идут к Доброхотову. Но одних показаний Перепелкина мало, — деловито добавил он. — Мне надо найти у Доброхотова шкурки с клеймом фабрики.
   — Найдем, будь спокоен. И не позднее, как в субботу.
   — В субботу? Но ведь вы берете Доброхотова прямо на платформе!
   — Это мы так решили в понедельник, а сегодня вторник, — хитро улыбнулся Сергей.
   — Ну и что с того?
   — А то, что сегодня Перепелкин сообщил нам адрес Доброхотова на Сходне, и мы теперь будем иметь честь принять его приглашение, — с шутливым поклоном сказал Сергей. — Постараюсь убедить в этом свое начальство.
   — Но только… — Геннадий покачал головой. — Опасная штука!
   — Ничего не поделаешь. Зато наша клиентура не пишет жалоб.
   — А кто писал анонимное письмо? Странно, очень странно. Ваш Силантьев прав: почему второй удар пришелся именно по тебе?
   — Вот уж чего пока не знаю, того не знаю, — развел руками Сергей. — Но у меня имеется для тебя еще одно сообщение.
   Геннадий засмеялся.
   — Из тебя сегодня новости сыплются, как из рога изобилия. За все дни. Ну, так что?
   — А вот что. Есть, понимаешь, такой человек, некий Масленкин. Засекли мы его два раза в «Сибири». Первый раз с твоим Плышевским, второй — с моим Доброхотовым. Чувствуешь, чем пахнет?
   — Кто такой? — быстро спросил Геннадий.
   — Это мы установили. Железнодорожник. Проводник вагона. Обслуживает поезда на линии Москва — Берлин.
   — Ого! Интересно!
   — Вот именно. Все, понимаешь, руки до него не доходили. Но теперь, когда я его с Доброхотовым увидел…
   — Конечно, о себе только думаешь, — сердито перебил его Геннадий. — Интересно, однако, — задумчиво повторил он, — какие дела у Плышевского с этим типом или с Берлином. И обрати внимание, это — еще одно звено, которое соединяет твое дело с моим.
   — Точно, — улыбнулся Сергей и, взяв со стола Геннадия ручку, размашисто написал на своей папке: «Дело „Черная моль“ (по меховой фабрике). Ведется совместно со 2-м отделом УБХСС».
   — И вот главный вывод, — удовлетворенно заключил он и, присев на край стола, добавил: — А теперь так. До субботы у нас три дня. За это время нам надо разобраться с этим Масленкиным. Согласен?
   — Согласен. В субботу приступаем к реализации дела. Ты — на Сходне, мы — в Москве. Одним ударом.

ГЛАВА 12.
В ГНЕЗДЕ «ЧЕРНОЙ МОЛИ»

   Возвратившись к себе, Сергей немедленно позвонил в линейный отдел милиции Белорусского вокзала и попросил к телефону капитана Скворцова.
   — Привет, Василий Иванович. Коршунов из МУРа беспокоит, — весело сказал он. — Как жизнь молодая?
   — Помаленьку. А ты чего это нас вспомнил? Я же знаю, так просто не позвонишь.
   — Точно, — улыбнулся Сергей. — Вот какое дело. В прошлую пятницу возвратился наш состав из Берлина. Так?
   — Ну, так.
   — В составе поездной бригады есть там один проводник, некий Масленкин Григорий Фомич. У вас на него никаких материалов нет?
   — Сейчас проверю. Так, вроде, не помню.
   Сергей только успел одной рукой достать сигарету и закурить, как в трубке снова раздался голос Скворцова:
   — Ничего нет. А в чем дело?
   — Дело, Василий Иванович, большое. Попрошу я тебя вот о чем. Аккуратно так узнай, не было ли у этой бригады происшествий каких в пути и кто напарник у этого Масленкина по вагону. Ладно?
   — Ладно. Тебе когда это все надо?
   — Да так через час-два.
   — Что-о? Не могу же я все дела бросить!
   — Вася, друг, выручай! Сейчас каждая минуту дорога, — взмолился Сергей. — Век не забуду.
   — Ну вот, так и знал, — проворчал Скворцов. — Если уж кто из МУРа звонит, так человеческого разговора не будет. Обязательно пожар какой-нибудь!
   Однако ровно через час все нужные сведения лежали на столе у Коршунова.
   Наскоро перекусив в буфете, Сергей отправился по полученному адресу к Анатолию Жукову, молодому жизнерадостному парню, который работал проводником в том же вагоне, что и Масленкин.
   Разговор у них состоялся в маленькой комнате Анатолия, все стены которой были увешаны географическими картами, плакатом ко Дню железнодорожника и бесчисленными фотографиями. Над столиком красовались две Почетные грамоты. Оказалось, что Жуков увлекается географией и сбором почтовых марок.
   Анатолий встретил Коршунова настороженно, но, узнав, что он интересуется лишь подробностями того, как отстал у них в Минске один из туристов, отправлявшихся в Польшу, успокоился. А когда Сергей проявил интерес к его коллекции марок и с большой похвалой отозвался о наиболее редких экземплярах, Жуков окончательно проникся симпатией к своему новому знакомому.
   Совсем незаметно разговор перешел на его напарника по вагону, о котором Жуков отозвался неодобрительно.
   — Любит на чужом горбу в рай ехать, — заметил он. — Я, понимаете, целый день шурую пылесосом по всем купе, а Гришка щеточкой своей помахает раз-другой — и будь здоров.
   — Технику, значит, не признает? — улыбнулся Сергей.
   — Не. Носится со своей щеткой, как с писаной торбой. Он ее даже домой уносит, как из рейса вернемся. Прижимистый мужик! Среди зимы снега не выпросишь. Ну и спекулирует, кажись.
   — Чем же? — поинтересовался Сергей, отметив про себя странную привязанность Масленкина к собственной щетке.
   — Да безделушек кое-каких накупит в Берлине и везет. Сувениры вроде. У него даже поставщик завелся из Западного Берлина. Гансом зовут. Как в Берлин прибудем, так и он тут как тут. Все шушукаются. Я однажды этого Ганса попросил марок мне достать, — охотно рассказывал Жуков. — Смеется, говорит: «Мелочью не занимаюсь».
   Сергей насторожился. «Выходит, сувениры-то — одна маскировка, что ли?» — подумал он и равнодушно заметил:
   — Ну, может, он для себя эти сувениры покупает?
   — Не, он деньги любит, а не сувениры, — покачал головой Жуков. — И в карты по-крупному играет. Вчера, как с собрания шли, он мне часики дамские показал. Заграничные. Сами махонькие и в золотой браслет вделаны. Никогда таких не видел. Тоже в карты, говорит, выиграл. Спросил, не найдется ли у меня покупателя. Ну, я его послал с этими часами куда подальше.
   «Вот оно что, часики, — снова подумал Сергей. — Странно, что он их Плышевскому не предложил. Или, может, это остаток, — его вдруг обожгла догадка. — Остаток… Но откуда у Масленкина валюта? Ведь в Западном Берлине золотые часики с неба не падают».
   Между тем разговор снова перескочил на случай с отставшим туристом, потом Жуков опять вспомнил о марках, и Сергею пришлось мобилизовать все свои познания в этой области, оставшиеся еще со школьных лет, когда он не на шутку увлекался филателией.
   Убедившись, что разговор о Масленкине не вызвал никаких подозрений, Сергей вскоре дружески распрощался с Жуковым.
   В тот же вечер Саша Лобанов побывал в доме, где жил Масленкин. Разговор с работниками домоуправления о недоразумениях с пропиской, работе красного уголка и поведения подростков Саша умело и незаметно перевел на поведение некоторых взрослых жильцов. Вот тут-то, между прочим, и выяснилось, что жилец из четырнадцатой квартиры Масленкин продал недавно одной женщине в доме золотые швейцарские часики, причем сказал, что привез их из Берлина для сестры, но той, мол, они не понравились.
   — Врет, конечно, — заключила свой рассказ пожилая бухгалтерша. — Спекулянт несчастный!
   На следующий день сведения о Масленкине пополнились новыми данными. Облик этого человечка прояснился для Сергея окончательно: контрабандист и спекулянт. А раз так, то должны быть и каналы, по которым он получает валюту для покупки вещей в Берлине и осуществляет сбыт их в Москве. Связи Масленкина частично были установлены: Плышевский и Доброхотов. Последний мог, конечно, сбывать привозимые Масленкиным вещи, например дамские часики, но вот мог ли Плышевский снабжать его валютой, — это Сергею было неясно. Поэтому со всем собранным материалом он отправился к Ярцеву.
   — А я только что собрался тебе звонить, — обрадовался Геннадий.
   — Что, есть какие-нибудь сведения?
   — Еще какие! — Геннадий гордо похлопал рукой по папке с бумагами. — Я начал с простого вопроса: зачем Плышевскому нужен этот самый Масленкин, как он его может использовать? Еще один канал сбыта шкурок? Нет, это отпадает. Доброхотов — по-видимому, оптовый покупатель. И такой осторожный человек, как Плышевский, ни в коем случае не будет подвергать себя лишнему риску. Значит, дело не в шкурках. В чем же? — Геннадий аккуратно закурил сигарету и поправил галстук. — Дело скорей всего в том, что Масленкин бывает в Берлине. Здесь пахнет валютными спекуляциями и контрабандой.
   — Ты начал с того, к чему я пришел, — заметил Сергей.
   — Ничего нет удивительного. Наша клиентура сплошь и рядом бывает замешана в таких делах. Теперь встал новый вопрос: занимается ли Плышевский скупкой валюты?
   — Вот, вот! — Сергей оживился. — За этим я к тебе и пришел.
   Геннадий усмехнулся и осторожно стряхнул пепел.
   — Пустым не уйдешь. Слушай.
   Чтобы ответить на этот новый вопрос, Ярцеву пришлось заняться биографией Плышевского. По справке из архива, Плышевский привлекался по трем процессам. Все три дела «подняли» и выудили оттуда сведения о Плышевском. Оказалось, что в своих ранних анкетах он упоминал о брате, живущем в Лондоне и работающем в одной из меховых компаний. Причем Плышевский подчеркивал, что старший брат попал за границу еще до революции и в переписке он с ним не состоит. По указанию Басова Ярцев запросил соответствующий отдел Министерства внешней торговли. Оттуда сообщили, что русский эмигрант Юрий Плышевский является совладельцем крупной меховой фирмы, которая после войны регулярно участвует в пушных аукционах в Ленинграде. Причем в первый раз на аукцион приехал сам Плышевский, а в дальнейшем фирма присылала своего представителя, некоего мистера Вурдсона, сопровождавшего своего патрона в первой поездке. Ну, а дальше уже не составляло труда проверить по записям в ленинградских гостиницах, кто останавливался у них в дни пушных аукционов. Плышевский-младший появлялся в Ленинграде каждый год.