— Ну уж! Она тебя любит, Брент-сан.
   Брент поперхнулся и чуть не выронил стакан.
   — Она ненавидит меня. Обозвала сукиным сыном.
   Мацухара покачал головой.
   — Э-э, меня не проведешь. Она специально настроила против себя адмирала — знает, что он не выносит баб, а ей только того и надо. Очень даже умно сыграла на его предрассудках. И насчет того, что ей не известен принцип «на войне как на войне», тоже игра. В конце концов, она служит не где-нибудь, а в ЦРУ. — Он помолчал, задумчиво глядя на Брента. — Нет, здесь другое. Она так на тебя смотрит, что о ненависти не может быть и речи. Просто эта женщина сама с собой не в ладах.
   Йоси подтвердил подозрения Брента, хотя по вине Дэйл он, кажется, потерял способность рассуждать здраво. Разумеется, война и все связанное с ней известны Дэйл гораздо лучше, чем она хочет показать. А насчет того, что она его любит, Йоси вряд ли прав. За что же отбрила?.. Стараясь скрыть смущение, Брент одним махом хватил полстакана. Душу опалило огнем, а утешение так и не приходит.
   — Но тогда почему, почему?!
   Японец улыбнулся и подмигнул.
   — Эх, дружище, легче промерить Марианский желоб, чем женскую душу. Может, дело в возрасте. У женщин годы текут быстрей, чем у нас.
   — Да брось ты! — тряхнул головой Брент. — Во всяком случае, в Нью-Йорке нам ее возраст не мешал.
   — А что же в таком случае? Ревновать она тебя не может — ведь ты был в море… Нет, помяни мое слово, все-таки возраст. Когда женщина ревнует, она злится на тебя, а тут словно бы на себя.
   Брент усмехнулся. Наконец-то он начинает оттаивать, все-таки спиртное сделало свое дело.
   — Боюсь, Йоси-сан, мне скоро не только твое слово, а и вообще нечего будет поминать.
   — А я говорю, она тебя любит, — упорствовал Мацухара.
   Брент уставился в стакан. Наверное, с минуту в каюте слышался только ровный гул вспомогательных моторов: Встретившись наконец с глазами летчика, он увидел в них озабоченность. Надо ведь, за него переживает!
   — Знаешь, Йоси-сан, такого друга, как ты, у меня в жизни не было. Вот я увидел твой «Зеро» над подлодкой и сразу понял: теперь, что бы ни случилось, мы прорвемся. Брент умолк, осененный новой мыслью. — Слушай, твои англичане отличные ребята.
   — Ну так! Побольше бы нам отличных ребят. — Он поболтал в стакане золотистую жидкость. — Кого-то ведь надо сажать в пустые кабины.
   — В Японии добровольцев хоть отбавляй.
   — И не только в Японии. Теперь к нам рвутся пилоты из Франции, Америки, Германии… даже из Греции и Турции.
   — Так ведь это же хорошо. Вот их и посадишь.
   — Да, конечно. Но смешанная эскадрилья… не знаю даже. Гусь свинье не товарищ. Правда, на «Сифайры» грех жаловаться — хорошая машина. А теперь у нас есть еще «Грумманы».
   — «Хеллкэт F6F»? И сколько? Один? Два?
   — Эскадрилья. Двенадцать машин. А в них лучшие морские летчики США. Все добровольцы. Их уже зачислили в штат Департамента мемориалов.
   — Когда они будут здесь?
   — Через месяц, думаю. Они заканчивают обучение в Пенсаколе. — Йоси негромко хмыкнул. — Что-то вроде АДО наоборот.
   — «Американский добровольческий отряд»? «Летучие тигры» из Китая?
   — Угу. Я сам с ними дрался в сороковом и в сорок первом. Ирония судьбы!
   Брент знал еще из первоначального опроса на борту «Йонаги», что Йоси Мацухара воевал в Китае и сбил три китайских самолета. Но с тех пор он ни разу не упоминал об этом в разговорах. Тема деликатная, он чувствовал, что летчик ее избегает. За мыслями о друге собственные беды показались уже не столь тяжкими.
   — Да, действительно… — Он решил отвлечь Мацухару. — Скажи, Йоси-сан, а у тебя есть женщина?
   Японец покачал головой и сделал большущий глоток из стакана.
   — Не можешь забыть Кимио?
   Йоси стиснул зубы.
   — Я виноват в ее смерти.
   — Что за бред?
   Карие глаза грозно сверкнули.
   — Не смей так со мной говорить!
   — А ты болтай больше. Я тоже, между прочим, там был. Это я привел вас в засаду. Увязался за шлюхой, вместо того чтобы…
   — Нет! Я должен был ее защитить, а не смог! Вместо меня ей всадили шесть пуль в грудь! — Он залпом осушил стакан.
   — Тебя не переубедишь.
   — Нет, Брент-сан, не переубедишь.
   — До сих пор ищешь смерти?
   — Адмирал Фудзита отказал мне в моей просьбе.
   — И мне отказал.
   — Ты-то тут при чем? Вот это действительно бред — американец делает себе харакири!
   — Я думал, ты меня считаешь самураем.
   — Считаю.
   — Тогда это не бред.
   Глаза Йоси потеплели.
   — Может, и не бред, Брент-сан.
   — Ты хочешь умереть там? — Брент потыкал пальцем в потолок.
   — Разве есть лучшее место?
   — Розенкранц и Ватц будут рады тебе услужить.
   — Еще чего! Я первый их убью и только потом отправлюсь к предкам.
   — Я бы тоже хотел удостоиться такой чести. — Бренту вдруг вспомнились слова Дэйл. — Мы живем в безумном мире, Йоси-сан.
   — А мы и есть безумцы.
   — Почему? Из-за того, что самураи?
   — Не только. Просто наш образ жизни несовместим с «тачками», магнитофонами, кино… Адмирал даже телевизоры запретил.
   — И это, по-твоему, безумие?
   — Конечно. Мы не станем нормальными, пока не будем давиться за машинами, тостерами, видео, пока не задурим себе мозги наркотиками.
   — Философия Камю.
   — И Кафки.
   Брент увидел, как загорелись его глаза. Вот и Фудзита после выхода из ледового плена набросился на книги и очень любит делиться с Брентом мыслями о прочитанном.
   — Они знали, что пишут, — продолжал Мацухара. — Оба восставали против абсурдного существования, социальной несправедливости, невозможности самореализации. В особенности Кафка смотрел на мир как на враждебное, неуправляемое чудовище. — Он взял со стола маленький томик и любовно погладил его. В каюте Мацухары тоже все полки ломятся от книг.
   — Кафка прежде всего бунтовал против тирана отца. Но в целом ты прав. Он чувствовал, что простой человек беспомощен перед властью имущих, которые взирают на всех свысока, словно с далекой галактики, и никогда не задумываются о судьбе других людей. Но это опять-таки было связано с отцом.
   — В той или иной степени все мы бунтуем против отцов. И все-таки мне ясно одно: отец там или не отец, но Кафка открыл универсальную истину. Есть люди, от которых зависит вся наша жизнь. Миллионы лет они использовали нас, причисляя к самой древней профессии. Кафка очень точно описал наш мир, особенно в «Процессе», где он приходит к выводу, что самоубийство — единственно угодный Богу способ окончить жизнь.
   — Еврейский самурай! — ухмыльнулся Брент.
   — А что ты думаешь? Он вправду похож на нас.
   — Значит, мы и есть нормальные люди.
   — Стало быть, так, Брент-сан.
   — Джозеф Хеллер поспорил бы с тобой.
   — Автор «Поправки-22»?
   — Да. По его мнению, вояки самый безумный народ.
   — Но мы-то с тобой знаем, что он не прав.
   — Еще бы! Ведь он не был знаком с Кафкой.
   — Или с Каддафи, — добавил летчик.
   Оба рассмеялись, чокнулись и выпили.
   Йоси начал стучать ногтем по своему пустому стакану; тот зазвенел, как колокол.
   — Слушай, Брент-сан, твой командир, Реджинальд Уильямс… между вами вроде кошка пробежала. Ты его недолюбливаешь?
   И вновь Брента поразила его проницательность. Ведь в присутствии Мацухары они с Уильямсом едва словом перебросились. Брент почесал в затылке и сказал:
   — Я его уважаю.
   — Ты не ответил. Это не из-за цвета кожи?
   — Ну что ты, Йоси-сан! Ты слишком хорошо меня знаешь, чтоб высказывать подобные предположения.
   Брент поведал ему о своих отношениях с Уильямсом, о стычках из-за футбола, потом заговорил о застарелых комплексах негра, о юности, проведенной в Лос-Анджелесе, о смерти одного брата и тюремном заключении другого из-за наркотиков, о том, как Реджинальд потерял мать — единственного родного человека, — как учился в Университете Южной Калифорнии и стал полузащитником национальной сборной.
   Йоси слушал и кивал.
   — Помнишь, я ведь тоже из Лос-Анджелеса, только из западной части, где все расы перемешались. Я не чувствовал ненависти ни от черных, ни от белых, хотя мой отец и был дохо, японским иммигрантом, а дети дохо подвергались дискриминации. Он испытал на своей шкуре закон о запрещении въезда двадцать четвертого года, когда остальная его семья не смогла эмигрировать в Штаты. Оттого и отправил меня назад в Японию… Так вот, об Уильямсе… Мне кажется, он доволен своим старшим помощником, а еще больше — командиром ударной группы. И все же что-то в его глазах…
   — Неуловимое, да?
   — Когда я кружил над вами, он хотел меня подбить.
   — Откуда ты знаешь?
   — Каждый летчик знает, что нельзя кружить над боевым судном. — Он еще подлил в стаканы. — Но с другой стороны, как-то странно, чтобы на тебя направляли зенитки, когда видят твои опознавательные знаки. Ты из-за этого с ним повздорил?
   — Чуть не убил!
   Йоси засмеялся, поняв, что друг говорит правду.
   — То-то был бы подвиг. Ведь он такой здоровый.
   — Видимость была хорошая, я сразу тебя узнал. А он уперся рогом: огонь да огонь!
   — И все же между вами нет настоящей вражды. Есть барьер, но и только.
   Брент рассказал Йоси, в какой ужас пришел Уильямс, когда увидел, как они с Файтом расстреливают в воде уцелевших арабов.
   — Но в Токийском заливе он совершил поворот на сто восемьдесят градусов, — добавил он.
   — Когда застрелил того террориста?
   — В тот момент он понял, что ничем не лучше нас, что способен на такую же «дикость», в которой обвинял меня и Файта.
   — Такая «дикость» заложена в душе каждого мужчины. Урокам войны нет счета, что волоскам на ноге трехгодовалого теленка.
   — «Хага-куре»! — догадался Брент.
   — Так точно, мой юный друг. И в той же главе нас учат: «Самурай, забывающий про свой меч, да будет покинут богами и Буддой».
   — Ну вот, теперь лейтенант Реджинальд Уильямс обнажил свой меч и уже не будет покинут ни богами, ни Буддой, ни террористами.
   Йоси поднял стакан.
   — Давай выпьем за странного человека, который, сам того не ведая, стал самураем. Уильямс умен и много знает.
   Брент кивком подтвердил.
   — Однако «человек, обладающий знаниями, но не достигший истинной мудрости, подобен слепцу с фонарем в руках».
   Афоризм опять показался Бренту знакомым; он порылся в памяти и припомнил, откуда он.
   — Почитываешь Бодхидхарму?
   — Неужто и ты знаком с отцом дзэн?
   — Я служу на «Йонаге» почти шесть лет. Достаточно, чтоб изучить доктрины синтоизма, буддизма, даже ислама. — Он отхлебнул из стакана и заговорил тоном университетского профессора: — Бодхидхарма был индийским проповедником, который принес дзэн в Китай в шестом веке. Дзэн означает «самопогружение». А созерцание вкупе с интуицией ведут к озарению.
   — Молодец, Брент-сан. Ты времени даром не терял.
   Брента удивило то, что у друга вновь проснулся интерес к религии. После гибели Кимио Мацухара забросил все догматы веры, заявив: «Там, в парке, боги покинули нас. Остались только демоны». И вдруг это внезапное увлечение дзэн. Хотя Брент считал буддизм атеистическим мировоззрением.
   — Я рад, Йоси-сан, что ты вернулся к буддизму.
   — Он мне подходит своей строгостью. Бодхидхарма был пурист, отвергал всяческие церемонии, письмена и прочие ловушки других сект. Так что я теперь поклоняюсь Бодхидхарме. Как адмирал Фудзита.
   — Про Фудзиту я знаю, — улыбнулся Брент. — Он часами читал мне лекции. Говорил, что дзэн вполне вписывается в кодекс бусидо.
   — Верно, Брент-сан. И не отнимает много времени.
   Настала очередь Брента провозгласить тост:
   — За Бодхидхарму!
   Друзья опять чокнулись и выпили.


8


   На утренний сбор штаба Фудзита приказал доставить двоих пленных, захваченных командой подводной лодки. Кроме японцев, на допросе присутствовали Брент Росс и полковник Бернштейн. С некоторым запозданием прибыли также Реджинальд Уильямс и Тяжеловес Файт. Они чуть не подрались с главным корабельным санитаром Эйити Хорикоси, и тот выпустил их из лазарета под страшную клятву вернуться сразу же после совещания. Оба очень обрадовались, узнав, что их суда уже в сухом доке, а команды в «зоне отдыха» — большом, напоминающем отель здании внутри докового ограждения, где развлечений хоть отбавляй: бассейн, бейсбольное поле, кегельбан, теннисный корт, бары и женщины.
   Желающих увольняли в город, но только под охраной, группами по четыре человека. Появляться в районе Гинзы, где в прошлом году в «доме свиданий» убили двоих из команды «Йонаги», было строжайше запрещено. Впрочем, гостиничный комплекс в Йокосуке, судя по всему, стал хорошим заменителем. Брент слышал, как один старшина втолковывал рядовым: «Кому оно надо шкурой рисковать, когда тут есть все, что душе угодно: и карты, и сакэ, и бабы!»
   Фудзита закрывал глаза на присутствие «легкомысленных женщин» (он настаивал на употреблении устаревшего термина), равно как и на телевизор, загадочным образом появившийся в маленьком карточном салоне, рядом с офицерской кают-компанией. Адмирал не раз говорил Бренту, что не учитывать «низменные запросы» людей, значит, оказывать пагубное воздействие на их боевой дух. Этот урок его заставили извлечь массовые самоубийства в бухте Сано.
   Брент удивился, застав в командном пункте и командиров летных эскадрилий. Оказалось, Фудзита распорядился, чтобы Йоси Мацухара, Такуя Ивата и Йодзи Каи отложили отъезд в Токийский аэропорт до конца совещания. Туда были посланы заместители, но трое летчиков выказывали явное нетерпение. Однако Фудзита, от чьих глаз ничто не могло укрыться, не торопился открыть заседание. Он долго шептался о чем-то со своим секретарем Хакусеки Кацубе и старшим помощником Митаке Араи и в конце концов постучал пальцами по столу. Ропот сразу оборвался.
   — Несколько деловых вопросов, прежде чем приступим к допросу пленных. — Адмирал нацепил очки, став похожим на филина, уткнулся в лежащую перед ним бумагу, затем перевел взгляд на Уильямса. — Лейтенант, начальник дока уведомляет меня о том, что «Блэкфин» будет готов к выходу в море меньше чем через три недели.
   — Меньше чем через три недели? — повторил Уильямс, не веря своим ушам. — Да не может быть!
   Старик усмехнулся.
   — Японцы привыкли к неожиданностям и, если надо, творят чудеса.
   Негромкие смешки. Старые японцы переглядывались и одобрительно кивали в ответ на остроумие командира.
   — А команда, сэр? — спросил Уильямс.
   — Мы пополнили список вашего личного состава квалифицированными кадрами.
   Негр покосился на сидящего рядом Брента.
   — А мой старпом… мистер Росс?.. Я бы хотел, чтоб он остался со мной.
   Ответ последовал незамедлительно:
   — Мне очень жаль, лейтенант. Он получит новый приказ.
   — Я не подпишу. Такой приказ должен пройти через мои руки. Чьей властью…
   — Моей властью, мистер Уильямс. Я лично отдаю ему приказы.
   Уильямс привстал со стула, прежде чем Брент, протянув руку, успел его остановить.
   — Я протестую, сэр! Лейтенант Росс мне нужен. Он мой старпом и командир боевой группы. Ваш приказ — это произвол и…
   — Все приказы — произвол, лейтенант, — снова перебил Фудзита. — Пора бы вам это усвоить.
   — Вы… Сэр, вы снижаете боеспособность моей подводной лодки.
   Фудзита вдруг сменил тон на примирительный:
   — Я вас вполне понимаю. «Блэкфин» отлично себя зарекомендовал. Однако мне приходится думать о боеспособности всего оперативного соединения или, как говорят у вас в Америке, «линейных сил». Официально лейтенант Брент Росс откомандирован на «Йонагу» в качестве связного ВМР, и он вернется к выполнению своих обязанностей. Мы лишились адмирала Аллена и коммандера Каррино. А у вас хороший подбор младших офицеров. Вы обязаны найти лейтенанту Россу замену среди своих людей. За время похода все они стали опытными подводниками, иначе вы были бы уже в лоне предков. А с обязанностями командира группы, думаю, все равно лучше вас никто не справится.
   — Это верно, адмирал, — подтвердил Брент.
   Уильямс рухнул на стул и стал теребить повязку на голове. Потом посмотрел на Брента, и лейтенант впервые увидел в его глазах не просто уважение, а дружескую теплоту.
   — Извините, — пробормотал он. — Я все понимаю, адмирал. Конечно, мы справимся.
   — Вот речь настоящего самурая.
   Старый секретарь Кацубе, видимо, принял слова как руководство к действию и заголосил «банзай», разбрызгивая потоки слюны.
   Фудзита потряс рукой прямо у него перед носом. В этот момент дверь отворилась, и младший лейтенант Асайти Кубо робко переступил порог.
   — Господин адмирал! Прибыл контр-адмирал Уайтхед.
   — Хорошо. Пригласите его.
   Все поднялись, включая адмирала Фудзиту. Кацубе, вставая, зашатался и не упал только благодаря поддержке старшего помощника Араи.
   Неся под мышкой небольшой чемоданчик, контр-адмирал Байрон Уайтхед по прозвищу «Забортник» вступил в командный пункт. Бренту он показался ниже ростом, толще и гораздо старше, чем он его запомнил. Много морщин, старческая походка, хотя Брент знал, что ему нет еще семидесяти. И все-таки впечатление он производил внушительное. Большой нос, выступающие скулы, тяжелая нижняя челюсть, выпуклый скульптурный лоб и шапка серебряных, зачесанных назад волос. Но вся его аккуратность и подтянутость кончалась прической; форма сидела мешковато на грузном теле; галстук сбился набок.
   Судя по всем повадкам, в молодости это был человек атлетического сложения, но с годами обрюзг от неподвижного образа жизни и, видимо, от переедания. Под мундиром явственно обозначилось брюшко. Серые глаза глядят строго и чуть настороженно; взгляд полностью сконцентрирован на Фудзите. Брента он то ли не заметил, то ли не узнал.
   Адмиралы обменялись приветствиями, потом Фудзита представил свой штаб; каждый японец почтительно кланялся. Когда очередь дошла до Брента, Уайтхед расплылся в улыбке и протянул молодому лейтенанту руку.
   — Брент! Какая встреча! — У него был характерный акцент выходца со Среднего Запада. — Жаль Марка Аллена. Таких людей мало на свете.
   — Думаю, больше нет, — сказал Брент.
   — Да уж!..
   Контр-адмирал поздравил Уильямса с успешным завершением похода и, по знаку Фудзиты, подошел к стулу рядом с ним. Но не сел.
   — У меня донесение, сэр.
   — Слушаю вас.
   Уайтхед вытащил из чемоданчика бумаги, вывалил их на стол. Нацепил на нос старомодные очки в роговой оправе.
   — Эту щекотливую информацию мы не решились передавать по радио. К тому же «Синий Альфа» запеленговали арабские основные стойки, и он будет заменен «Зеленым Гамма» только в двадцать четыре ноль-ноль по Гринвичу. — Уайтхед выдержал небольшую паузу… — Сегодня на заводе отравляющих газов в Рабте вспыхнул пожар.
   Послышался взволнованно-счастливый ропот.
   — Предприятие разрушено почти полностью. Каддафи считает, что это диверсия Запада.
   — Откуда у вас такие сведения? — спросил Фудзита. — У вас же нет шпионских спутников и АВАКСов над Северной Африкой.
   Уайтхед загадочно улыбнулся.
   — Из французских источников. От агентов в Чаде.
   — Они надежны?
   Контр-адмирал кивнул.
   — В большинстве своем.
   — В большинстве своем! — недовольно проворчал Фудзита. — Мы не будем полагаться на агентов, которые в меньшинстве своем могут оказаться ненадежными. Каддафи способен подпустить фальшивку в качестве прикрытия. Мы вырвем этот сорняк с корнем!
   — То есть?
   — Я объясню позднее, адмирал Уайтхед. Продолжайте, прошу вас.
   Контр-адмирал вздохнул, и все приготовились услышать плохие новости.
   — Сегодня в пять часов тридцать минут авианосец класса «Эссекс» был замечен нашей атомной подводной лодкой «Лос-Анджелес» у западного входа в Малаккский пролив. Его сопровождают три «Джиринга». Идут на тридцати узлах. Через несколько дней достигнут атолла Томонуто.
   — Таким образом, на атолле будет два авианосца, два крейсера и шесть эсминцев, — заключил Фудзита.
   — Да, адмирал. Именно так предполагает ВМР. — Уайтхед поправил очки. — Но это еще не все… У арабов, как выяснилось, имеются значительные запасы новой взрывчатки. Называется «семтекс» — без цвета и запаха. Производят ее в Чехословакии на химическом комбинате в Восточной Богемии. Семи унций, или двухсот граммов, оказалось достаточно для того, чтобы взорвать в прошлом году над Англией DC—6 компании «Панамерикэн». Восемьдесят два человека на борту погибли. Операцию провел Абу Нидал с его Фатахским революционным советом. Ему, видите ли, не понравилось, что Англия готовит пилотов к отправке на «Йонагу» и в отместку он уничтожил невинных граждан — в том числе женщин и детей. Надо иметь в виду, что несмотря на открытую войну, которую арабы ведут против нас, активно действуют и террористические группы. Абу Нидал среди них самая крупная величина.
   Бернштейн снова подтвердил блестящую осведомленность израильского разведывательного аппарата, сидящего на бюджете, которого ЦРУ не хватило бы даже на скрепки.
   — Абу Нидал — это подпольная кличка. Настоящее его имя Сабри Халиль эль-Банна. Родился в Яффе, возраст пятьдесят два года. Своему ремеслу обучался вместе с Ясиром Арафатом в ООП, но порвал с ним из-за того, что Арафат, по его мнению, «чересчур либеральничает с евреями». — Бернштейн дождался, когда утихнут смешки. — Это настоящий шакал, убивает без разбору и пытается привлечь к своим преступным вылазкам внимание мировой общественности. Чем шире огласка — тем больше почет. Сейчас проживает в Триполи и является вторым после Кеннета Розенкранца фаворитом Каддафи.
   Брент увидел, как вмиг окаменела лицо Мацухары.
   — Опять этот Розенкранц ! — прошептал Йоси, выплюнув имя как самое что ни на есть непристойное ругательство.
   — Мы прижмем его, Йоси-сан, — тихо пообещал Брент, но пилот лишь уперся невидящим взглядом в переборку.
   — И сколько у Каддафи этого семтекса? — поинтересовался Фудзита.
   Бернштейн заглянул в записи.
   — По нашим оценкам, не менее тысячи тонн.
   Фудзита поднял обе руки, чтобы умерить поднявшийся шум.
   — Его можно заложить в бомбы и торпеды?
   — Да, сэр. Они как раз работают над этим.
   — А-а, только в проекте. Иными словами, взрывчатка еще не прошла испытания.
   Уайтхед кивнул, снял очки и устало потер переносицу.
   — Далее… у меня есть донесения от наших агентов из Кувейта и Бахрейна о том, что танкер «Нафуза» водоизмещением в сто тысяч тонн производит погрузку высокооктанового топлива в иранском порту Бушир. Его отправка на Томонуто и, возможно, на Марианские острова ожидается через неделю.
   Фудзита встал, повернулся было к карте, но передумал.
   — Зачем отправлять авиационный бензин из Персидского залива, когда его можно доставить из Баликпапана в этой… как ее… Индонезии. Оттуда намного ближе.
   — Дело в том, что арабы поставили на все свои истребители и на некоторые бомбардировщики новый двигатель «Валькирия» производства «Даймлера-Бенца». А он требует специального горючего высокого качества, недостижимого на нефтеочистительных предприятиях Баликпапана. Вспомните, два года назад арабские крейсеры обстреляли их по выходе в море Сулавеси.
   — А мы потопили их крейсеры в Южно-Китайском море, — добавил Фудзита.
   — Банзай! — грянул дружный хор.
   Фудзита все-таки подошел к карте и заговорил с Уайтхедом не отрывая от нее глаз:
   — Какова скорость хода «Нафузы»?
   — От двенадцати до тринадцати узлов, сэр. В порту ее охраняют два «Джиринга». Видимо, они же будут ее сопровождать.
   Фудзита ткнул указкой в точку на Персидском заливе и, бормоча себе под нос, провел оттуда линию на юг и восток; остальные внимательно следили за указкой, которая остановилась у атолла Томонуто.
   — Если они пойдут кратчайшим путем на двенадцати-тринадцати узлах, то это двенадцать тысяч километров, или семь с половиной тысяч миль. Около тридцати дней пути. — Он обернулся, на лице его застыло подобие улыбки. — Это хорошо, господа! Боги благоволят к нам. Агент ЦРУ Дэйл Макинтайр сказала, что три их «Джиринга» находятся в доках Сурабая.
   — Дэйл Макинтайр? — Глаза Уайтхеда сузились.
   Брент невольно подался вперед. Уайтхед знает Дэйл? И почему он так переменился в лице при упоминании о ней?
   — Она что, была на борту «Йонаги»? — расспрашивал контр-адмирал.
   Фудзита махнул рукой, словно отгоняя муху.
   — Да. Была. Но больше не будет. Вернемся к эсминцам в Сурабае. Этот вопрос имеет для «Йонаги» решающее значение.
   Уайтхед опять порылся в бумагах и достал соответствующую.
   — Они должны быть готовы к выходу в море через пять недель.
   Фудзита сжал губы.
   — Следовательно, все оперативное соединение выйдет в море через шесть недель. А что у арабов с материально-техническим обеспечением?
   — По вчерашним данным, нефтеналивное судно и три самоходные баржи стали на якорь у Томонуто.
   — Вместе с авианосцем «Рамли эль-Кабир», двумя крейсерами и тремя «Джирингами». Мисс… э-э… ЦРУ нам доложило.
   — Для массированной атаки у них достаточно дизельного топлива, — сообщил Уайтхед. — Однако запасы бензина уже на исходе, поэтому способность арабов наносить концентрированные удары с воздуха под вопросом. Им совершенно необходимо, чтобы танкер «Нафуза» прибыл на Томонуто через шесть недель.
   Фудзита постучал по столу указкой.
   — Все сходится. Надо потопить танкер. — Он нацелил указку на Уильямса. — Это задача для подводной лодки.
   Реджинальд выпрямился, лицо его просветлело. Он встал, указал пальцем на карту.