Когда Джейн подходила к двери телепорт-лифта, ей навстречу попалась молодая девушка, которая приветливо с ней поздоровалась, хотя она никогда не видела её раньше и не была с ней знакома. Девушка же, наоборот, похоже, знала о ней достаточно много, раз предложила Джейн, прежде, чем проводить её к Эду Бартону, сначала пройтись по базе. На её вопрос, не сочтет ли Эд такую прогулку оскорблением для себя, девушка, которую звали Джулия, рассмеявшись, сказала:
   – Джейн, мы так долго искали вас, что полчаса уже совершенно ничего не решают.
   Удивившись такому ответу, Джейн, все-таки, вежливо отказалась и девушка, нисколько не огорчившись этому, не только помогла ей разобраться с кодами в кабине телепорт-лифта, но и проводила её к беседке, в которой сидел с бокалом в руках Эд Бартон, одетый в кремовую тенниску и легкие брюки бежевого цвета. При виде Джейн и Джулии, он так резко вскочил из пластикового кресла, что залил коньяком свои брюки. Сердито посмотрев на Джулию, он изобразил на своем лице кривоватую улыбку, и проворчал недовольным тоном:
   – Джулия, по-моему, ты сейчас должна находиться совершенно в другом месте?
   Одарив Эдварда Бартона томным взглядом своих огромных серых глаз, Джулия с вызовом ответила ему:
   – Не волнуйся Эд, как раз сейчас у меня время отдыха, я заглянула на базу только на несколько минут, чтобы повидать Лилею. Все в порядке, я уже возвращаюсь обратно.
   Девушка, с неожиданной для Джейн нежностью, вдруг обняла её и, поцеловав в щеку, попрощалась:
   – До свидания, Джейн. Мы скоро увидимся с тобой.
   Эд при этом, смутился едва ли не больше, чем сама Джейн и облегченно вздохнул, когда девушка удалилась. Приблизившись к Джейн Коллинз, он, все еще натянуто улыбаясь, поинтересовался:
   – Вы хорошо отдохнули, Джейн? У вас хватит сил на долгую беседу?
   Джейн смущенно ответила ему:
   – Да, Эд, я прекрасно выспалась, но, кажется, заставила себя ждать. О чем же вы хотите мне рассказать?
   Эдвард Бартон тотчас засуетился, не зная куда усадить Джейн. Для долгого и откровенного разговора это место, похоже казалось ему совсем неподходящим. Оглядевшись вокруг, он сказал ей:
   – Джейн, для меня будет гораздо удобнее, если мы спустимся в мой кабинет. Вы не будете против?
   Джейн показалось весьма разумным, если Эдвард Бартон будет находиться в более привычной обстановке. Исходя из своего опыта журналиста, она знала, что люди становятся куда более откровенными, когда находятся в своем кабинете и сидят в любимом кресле, нежели на открытом пространстве или в непривычной обстановке. Когда человек чувствует себя хозяином, он склонен говорить спокойно и обстоятельно.
   До кабинета они добрались в три минуты и на протяжении этого времени Эд сказал ей не более десятка слов, да, и те были произнесены только в порядке вежливости, проявляемой джентльменом по отношению к своей спутнице. Кабинет Эда Бартона, по сравнению с теми, в которых ей уже доводилось бывать, оказался весьма небольшого размера, довольно уютным, хотя и показался Джейн несколько странным, так как в нем вместо письменного стола, перед удобным креслом был расположен большой, сложный пульт, а противоположная стена представляла из себя огромный аквариум с фрагментом настоящего кораллового рифа внутри. Эд усадил её не напротив своего кресла, а рядом с пультом, слева от себя.
   Пока он превращал часть пульта в стол и выставлял на него, доставая откуда-то из недр две чашки с горячим кофе и вазочки с печеньем, Джейн установила между ним и собой диктофон и, достав из сумочки очки-фотоаппарат, сделала несколько снимков. Эд при этом вел себя так, словно он не замечал этих приготовлений. Пододвинув ей чашечку кофе, он погасил в кабинете верхний свет, оставив гореть только один единственный светильник, который освещал ровным, приятным светом их самих и импровизированный столик. Вслед за этим Эд нажал несколько клавиш и аквариум превратился в телевизионный экран, на котором появилось изображение какой-то, медленно вращающейся вокруг своей оси, галактики.
   Для того, чтобы взглянуть на экран, Джейн было достаточно, лишь чуть-чуть повернуть голову налево. Астрономия никогда не была для нее тем коньком, на котором она могла бы выехать, но и того что она увидела на экране, ей сразу же хватило для того, чтобы понять очевидный факт, это была чужая галактика. Прежде всего потому, что это гигантское скопление звезд имело форму косматого шара, сложенного из миллиардов золотых искорок, разделенного черными полосами с неровными краями и какими-то завихрениями на четыре слоя, разной толщины. При этом центральный слой звезд в этом шаре, еще и имел округлое утолщение в середине, а верхний, самый тонкий, был, словно бы сдвинут набекрень. Еще раз посмотрев на изображение чужой галактики, она вновь, уже удивленно, взглянула на Эда Бартона, который слегка покачивался в кресле и потирал пальцами лоб. Демонстративно включив свой диктофон, Джейн сказала:
   – Сегодня четырнадцатое июля две тысячи двадцать пятого года. Начало интервью Эдварда Бартона. Запись производится в его личном кабинете на секретной антарктической базе Института Человека.
   Убрав руку ото лба, Эдвард Бартон улыбнулся, как-то робко и неуверенно, а затем принялся негромко рассказывать:
 

Рассказ Эдварда Бартона.

 
   – Джейн, я не стану спрашивать вас, что вы думаете обо мне и моих друзьях. Поскольку вы видели в моем поместье достаточное количество высокопоставленных людей, а затем некоторых из них вы видели в несколько иной обстановке, то вы не сможете высказать достаточно верное суждение, а стало быть ваш ответ будет неточным. Хотя вас должно быть уже удивило некоторое технологическое несоответствие. С одной стороны вы видели некоторые технические новинки, которые в скором времени выйдут на рынок, а с другой стороны преодолевали огромные расстояния с помощью нуль-транса, да, и наши боевые скафандры хоть чего-то, да стоят. Уже одного единственного взгляда на них должно хватить, чтобы понять это несоответствие. Джейн, боюсь, что ответ на этот вопрос, поставит вас в тупик и приведет в полное замешательство, но поверьте, в этом нет никакой мистификации. Перед вами сидит обыкновенный человек Эдвард Бартон. Если меня просветить насквозь рентгеном и разрезать на кусочки, то любое светило современной медицины в пять минут докажет вам, что я ни чем не отличаюсь от остальных девяти с половиной миллиардов людей и, тем не менее, я не человек, Джейн, или не совсем человек. Я житель планеты Интайр и таких как я, сейчас на этой базе находится еще человек семьдесят. Я интар, Джейн, а моя супруга, Ольга Браво и та девушка, Джулия, интары. Мы прилетели в ваш мир более восьмидесяти двух тысяч лет назад на космическом корабле "Уригленна". Вот этот корабль, Джейн…
   Эд нажал кнопку на пульте и на экране появилось изображение уплощенной, сильно вытянутой призмы, сужающейся с одной стороны и имеющей в плане форму усеченного, сильно вытянутого треугольника. На корпусе корабля было расположено множество надстроек, несколько больших башен и каких-то маленьких башенок, некоторые из которых медленно, а другие очень быстро, вращались вокруг своей оси. Весь корабль сиял огоньками, словно рождественская елка, да он, собственно, и был отчасти похож на елку с обрезанной верхушкой, только не круглую, а сильно сплющенную с боков. Ближе к широкой корме корабля, на массивных пилонах были попарно расположены какие-то штуковины, о которых Джейн почему-то сразу подумала, что это его двигатели.
   Изображение космического корабля стало медленно расти, как будто камера делала наезд. Теперь Джейн видела, что вокруг "Уригленны" летают другие, более маленькие корабли и лишь тогда, когда камера полетела над космическим кораблем и она увидела, как космический корабль, размером раз в пять больше, чем тот космобот, на котором она недавно летала, заходит на посадку, девушка поняла как необозримо огромен этот космический корабль. Эд немедленно подтвердил это.
   – Да, "Уригленна" была гордостью Интайра. Это был самый большой космический корабль, который был когда-либо построен Интайром, самый большой и самый быстроходный. Его длина составляет более двадцати семи километров, Джейн, и он может летать со скоростью в двадцать пять тысяч раз большей, чем скорость света. "Уригленна" это огромный космический остров, который строили более сорока лет. На этом корабле восемьдесят две с лишним тысячи лет назад, чуть менее пятидесяти тысяч интари вылетели с планеты Интайр на планету Фроймил, чтобы основать там новую колонию, но вместо этого мы оказались на этой планете, Джейн, которая называется теперь по-русски Земля или на латыни Терра. Более восьмидесяти тысяч лет "Уригленна" находилась в стасис-поле, опущенная на дно океана спутника Юпитера, называемого Европа, а интари все это время находились на Земле и жили среди людей, чтобы спустя тысячи лет однажды вновь вспомнить свою сущность и вернуться на Интайр. Чуть более шестнадцати лет назад без малого пятьдесят тысяч человек со всех концов планеты вновь стали интари, но покинуть Землю так и не смогли и моя задача заключается в том, чтобы рассказать вам, Джейн, почему так произошло, а стало быть я начну свой рассказ с того первого дня, после которого моя жизнь резко изменилась и вскоре для меня, жителя Москвы, Эдварда Бартона, наступил День Откровения. Слушайте меня внимательно, Джейн и постарайтесь понять, что заставило меня создать и Институт Человека, и Антикриминальный Трибунал. В своем рассказе я перенесусь сначала к событиям, которые происходили на планете Земля чуть более шестнадцати лет назад. Возможно вам покажется это странным, но мне хочется очень многое вам рассказать. Вы согласны на то, чтобы выслушать мою исповедь, Джейн?
   Эд Бартон посмотрел на девушку пристально и без малейшей тени улыбки на лице. За девять лет работы в различных газетах, Джейн не раз приходилось брать интервью у множества людей, многие из которых занимали высокие посты в правительстве и армии, но впервые человек такого ранга предлагал ей выслушать его исповедь. Застенчиво улыбнувшись, она ответила Эдварду:
   – Но я же не священник, господин Бартон, да, и вы вовсе не похожи на человека, который срочно нуждается в исповеднике. К тому же я всего лишь журналистка, которая пишет статьи в отдел криминальной хроники, так может быть вы просто дадите мне интервью?
   Широко улыбнувшись, Эд Бартон сказал ей:
   – И все-таки, Джейн, я хочу вам рассказать как все это было, а вы уж сами решайте, что это было, исповедь или интервью. Еще я хотел бы предупредить вас о следующем, Джейн, чтобы вам было легче составить мнение о нас, интари, нашей судьбе и наших устремлениях, а так же о том, как мы воплощаем в жизнь свои планы, некоторые из моих друзей, которые так же согласились рассказать вам о себе, поделятся с вами своими воспоминаниями. Вы должны знать все о нас и нашей работе.
   Джейн посмотрела на Эдварда Бартона удивленно и недоумевающе, она никак не ожидала, что её попытка взять интервью у этого широко известного и вместе с тем столь недоступного человека, заведет её так далеко. Сначала ей было предложено посмотреть на работу Антикриминального Трибунала и даже стать при этом главным контролером экзекуции, а теперь ей было предложено узнать еще и что-то глубоко личное, возможно, интимное. Она никак не могла понять, почему это Эдвард Бартон, вдруг, решил посвятить её в тайны Интайра, почему, не смотря на то, что она всегда так резко выступала против этих людей, Эдвард Бартон решил посвятить её в тайну его существования и деятельности. Сам же, Эд Бартон, словно прочитав её мысли сказал Джейн Коллинз твердым голосом:
   – Джейн, поверьте, вы действительно вправе знать все о нас, чтобы самостоятельно сделать выбор. Право же, для меня это очень важно.
    Галактика "Млечный Путь", планета Земля, государство Российская Федерация, деревня Курсановка, расположенная в 43 километрах от города Москва.
 

Галактические координаты:

 
В описываемое время
 

еще не были установлены.

 
Поясное планетарное время:
 

19 апреля 2009 года, 07 часов 15 минут

 
Продолжение рассказа Эдварда Бартона.
 
   Джейн, тот день, с которого моя жизнь изменилась самым радикальным образом, начиная с самого утра запомнился мне с точностью до каждого слова, до каждой, самой мельчайшей, детали. События того дня врезались в мою память очень отчетливо и тому есть объяснение, ведь я в тот день вел себя, как дикий зверь, как настоящий убийца. Мне неприятно вспоминать об этом, но не потому, что я вновь боюсь превратиться в хищного зверя, в безжалостную машину умеющую только одно – убивать. В тот день я был именно таким, жестоким, безжалостным убийцей и именно это спасло жизнь не только мне самому, но еще Ольге и нескольким другим людям. Сейчас я стал гораздо опытнее, сильнее и опаснее для врага, но сейчас вокруг меня друзья и мы обладаем таким оборудованием, которое на несколько порядков превышает все технические достижения жителей Земли.
   Теперь, во время наших операций, я действую без малейшей злобы и раздражения. Как главный экзекутор Трибунала, я просто выполняю свою работу. Поверьте мне, Джейн, я люблю даже этих людей, хотя они может быть и не стоят того, а тогда, шестнадцать лет назад, был просто кровожадным зверем и нисколько этого не стесняюсь, ведь только зверь, хитрый, опасный и безжалостный, зверь защищающий своих самок мог выбраться из той передряги. Поэтому, когда я вспоминаю тот день, у меня не возникает чувства стыда и сожаления за то, что натворил, а натворил я, признаюсь честно, немало. Это была славная битва и мне противостоял по настоящему опасный противник, сильный, опытный, отлично вооруженный и подготовленный. Кроме того силы были просто чудовищно неравными. Мне противостояло сто восемьдесят семь отлично подготовленных и хорошо вооруженных противников, а меня по рукам и ногам вязали две женщины и одна из них была почти ребенком, да, к тому же она была насмерть перепугана.
   Тот день начался, как и любой другой из сотен прожитых мною дней и единственное, чем он отличался от всех других, так это тем, что стоя у зеркала с бритвой в руках, я, вдруг, отключился на несколько мгновений и, словно бы провалился в небытие. На меня, вдруг, глянуло из зеркала, лицо какого-то совершенно неизвестного мне существа с темной кожей, волнистыми, черными волосами и странными, маленькими глазами. Нижняя часть лица этого существа, была наполовину покрыта какой-то белой субстанцией, а в руках оно держало непонятный мне предмет. Существо показалось мне не то чтобы омерзительным, но пугающим своим непривычным видом. После этого я снова отключился еще на какое-то время, а затем, очнувшись, продолжил бриться.
   После минутного размышления я понял, что несколько мгновений назад просто не узнал в зеркале свою собственную физиономию. Это ощущение неузнанности осталось столь же резким и отчетливым и после того, как я вышел из ванной комнаты. Старик уже приготовил завтрак и, сидя в своей инвалидной коляске, делал утреннюю зарядку, выжимая тяжеленные гантели. Увидев, что я вышел из ванной, он бросил гантели на пол и быстро покатил на кухню. За завтраком мы почти не разговаривали и лишь под конец, наливая мне еще одну чашку кофе, Старик сказал мне:
   – Мальчик, тебе нужно как можно скорее покинуть эту страну. Здесь стало слишком опасно жить, а тебе еще нужно найти себе женщину, чтобы она родила тебе сына.
   Довод Старика относительно того, что жить в России стало слишком опасно, я вполне разделял. Мне и самому было видно, что с каждым днем положение в стране становится все хуже и хуже. Коррупция достигла невероятных размеров, а народ в стране был полностью закабален. С одной стороны над ним измывались коррумпированными чиновниками, а с другой ему приходилось быть быдлом для всех воротил криминального мира от мала до велика. При этом между бандитскими вожаками еще и шла постоянная борьба, в ходе которой очень часто гибли совершенно посторонние люди.
   Не успевали отстрелять одних криминальных сеньоров, как им на смену приходили другие, молодые, еще более алчные и кровожадные. Те, кто был призван бороться с преступным миром, милиция и прочие спецслужбы, сами стали хищниками и старались урвать в этой вакханалии беспредела кусок пожирнее. Уже не была расслоения на бедных и богатых, как в эпоху хищнического капитализма, речь вполне можно было вести о феодальной дикости, когда охамевшие вконец наркобароны, нефтяные короли, принцы воровского мира и прочая сволочь, безнаказанно истязала безоружных и безропотных горожан и жителей села. Впрочем, в некоторых случаях дело обстояло и того хуже, некоторые новоявленные кавказские князьки вели себя и вовсе, как рабовладельцы времен Древнего Рима.
   После выборов две тысячи четвертого года страна снова, как и во времена "железного занавеса" оказалась в полной изоляции. Западный мир рассматривал Россию уже не только как сырьевой придаток, но и как свалку отходов своей жизнедеятельности. Россия рассматривалась Европой, как неисчерпаемый колодец дешевой рабочей силы и рынок сбыта залежалых товаров. Никто уже не вел разговоров о вхождении России в европейское сообщество и запад, охотно открывая двери российским нуворишам с их миллиардными состояниями, крепко-накрепко закрыл их перед простыми гражданами, если это конечно не были безропотные слуги и чернорабочие, готовые работать за жалкие гроши и не показываться на люди. Даже Белоруссия и та ограничила въезд к себе российских граждан, не говоря уже о том, что попасть в страны Балтийского Союза или в Польшу, стало для жителей этой страны почти невозможным, а скоро, после очередных президентских выборов, могло стать и еще хуже. Допивая кофе, я спросил его:
   – Старик, как ты планируешь сделать это? Ты ведь знаешь, что меня лишили английского гражданства, а получить загранпаспорт я не смогу.
   – Выедешь по моему паспорту, Мальчик. – Строгим голосом сказал он и добавил – Думаю, я смогу сделать для тебя несколько десятков шагов в аэропорту, а загримировать тебя будет совсем не сложно. Вряд ли эти бандиты смогут распознать подмену. Мой паспорт еще действителен для выезда из этой страны.
   О таком варианте бегства из России, я никогда даже и не думал и потому спросил Старика:
   – Мне будет трудно без тебя, Старик. Как по твоему я смогу найти себе женщину?
   На этот вопрос у него тоже был готов ответ:
   – Не волнуйся, женщину я тебе уже нашел, она будет хорошей матерью твоему сыну, а после того как он родится, ты прекрасно сможешь обходиться без меня. К тому же эта женщина англичанка и ей даже не понадобится паспорт и виза.
   Старик сказал это с такой спокойной уверенностью, что я успокоился, но все же спросил его:
   – Ты уже говорил с ней, Старик?
   – Нет, но я знаю номер её телефона и даже знаю где она сейчас живет. – Ответил он – В пятницу я ездил в Шереметьево и почти сразу нашел то, что тебе нужно, Мальчик. Она пробудет в Москве девять дней и нам нужно успеть все сделать до следующего понедельника, а поэтому ты должен закончить за сегодня и завтра все свои дела, чтобы быть полностью свободным. Скажешь на работе, что твоему отцу стало хуже и тебе нужно побыть с ним пару месяцев. На всякий случай я уже все приготовил на запасной площадке. Паспорт, немного наличных денег, кредитные карточки и все необходимое для твоего перевоплощения. Жаль только, что ты не можешь взять с собой оружие, но я думаю, что в Англии оно тебе на первых порах не понадобится.
   Похоже, что Старик действительно все предусмотрел и мне только и оставалось, что пойти по намеченному им пути, хотя от этой мысли мне становилось немного жутковато. До этого дня мы не расставались с ним больше чем на два-три дня, но даже в эти дни всегда он находился неподалеку и я чувствовал его присутствие. Все-таки когда нас было трое, мне жилось гораздо спокойнее, но нашего Патриарха с нами не было уже более двадцати пяти лет и я почти забыл, как это бывает, когда нас было трое, – дед, сын и внук. Ради того, чтобы мы со Стариком смогли покинуть Макумбу, Патриарх отдал свою жизнь, но мы все-таки смогли уйти.
   Джейн налила себе еще виски и спросила Эда Бартона:
   – Эд, почему вы называете своего отца Стариком, деда Патриархом и совершенно не говорите о своей матери?
   Эд Бартон виновато улыбнулся и ответил ей:
   – Джейн, вы самый лучший специалист по задаванию трудных вопросов. Чтобы ответить на ваш вопрос подробно, мне пришлось бы рассказывать свою историю добрых пять суток или даже недель, но я постараюсь сократить её до нескольких фраз. Я родился в семьдесят первом в Африке, мой отец в тридцать восьмом и тоже в Африке, а вот дед в девятьсот пятом в Англии. Угадайте, в каком году родился мой прадед и попробуйте угадать в какой стране?
   Джейн усмехнулась и быстро спросила:
   – Неужто он родился в одна тысяча восемьсот семьдесят втором году, Эд?
   – Да. – Подтвердил Эд и спросил – Ну, а в какой стране, Джейн?
   Девушка широко улыбнулась и сказала:
   – Даже не хочу гадать, Эд.
   – В России, Джейн. – Коротко подытожил Эд и продолжил свой рассказ – Это ведь тоже было нетрудно вычислить. Мои предки были родом из России и прожили там десятки тысяч лет на довольно небольшом пространстве и лишь в тысяча девятьсот третьем году купец первой гильдии Николай Бартеньев выехал со своим дедом и взрослым сыном в Англию. Тот Старик умудрился предугадать надвигающийся на Россию катаклизм за два года. В Англии он довольно быстро освоился и к тому моменту, когда сам стал Патриархом, уже имел хороший бизнес. Матерью моего деда была какая-то портовая шлюха, которая сбежала от моего прадеда, как только её сыну исполнился год. Иначе, как дьявольским отродьем она своего сына и не называла. Прихватив столовое серебро, восемь тысяч фунтов и полдюжины кружевных скатертей, она подалась, кажется в Америку. Из Англии мои предки дернули в Макумбу в тридцать пятом, задолго до Второй мировой войны. Тогда это была английская колония и самое спокойное местечко во всей Африке. Матерью моего отца была тоже портовая шлюха, отцом которой был африканец, а от матери ей досталась гремучая смесь крови невесть скольких рас и народов. Ей было уже сорок два года и она даже не думала о том, что сможет родить ребенка, но, благодаря лечению Патриарха, она стала матерью моего отца и она была нежной и любящей матерью, но, к сожалению, умерла от укуса болотной гадюки, когда ей было пятьдесят четыре года. Мою мать Патриарх купил за две коровы и шесть коз, да, и то, только потому, что она была прижита от белого и в семье от нее просто мечтали избавиться. Восемь лет она жила с тремя мужчинами и не знала мужской ласки прежде, чем моему отцу не настало время обзавестись потомством. Бедняжке видимо было трудно понять, почему мой отец ждал, когда ей исполнится двадцать лет, но поверьте, Джейн, её очень любили и берегли в нашей семье, дали неплохое начальное образование, а после моего рождения отправили учиться в университет, в Америку. Моя мать жива и сейчас, она живет в Соединенных Штатах и у меня есть трое сестричек. В Макумбе мой Старик дал маху, он проморгал начало гражданской войны и нам пришлось удирать оттуда в пожарном порядке и это стоило жизни нашему Патриарху. Бежать нам удалось только благодаря тому, что повстанцы захватили в плен восемь советских дипломатов, которые, на самом деле, были просто шпионами и в какой-то мере именно благодаря их подрывной деятельности и была развязана эта дурацкая и кровопролитная война. Сначала Патриарх изловчился подставить этих дипломатов и их взяли в плен повстанцы, которых они же сами и вооружали. Патриарх же их и вызволил из плена, предварительно выторговав для Старика и для меня проездной билет в Советский Союз. Мне было в то время всего двенадцать лет, но я уже умел метко стрелять из винтовки. Втроем мы штурмом взяли лагерь повстанцев и отбили у них пленных советских дипломатов, а затем удирали по джунглям от целого отряда повстанцев, численностью до двух батальонов. Правда, через восемь дней от этого отряда осталось не более полувзвода, а Патриарх был убит, прикрывая наш отход огнем из пулемета и таким вот образом мы со Стариком в одна тысяча девятьсот восемьдесят третьем году вновь вернулись на свою историческую родину. И вот, спустя почти двадцать шесть лет, в две тысячи девятом году, все повернулось так, что мне нужно было вновь бежать куда глаза глядят, чтобы найти спокойное место, где я мог бы без лишней головной боли растить своего сына и учить его уму разуму, а потом присматривать за внуком, как это происходило в нашем роду из поколения в поколение. Но вернемся к тому памятному мне дню, семнадцатого апреля две тысячи девятого года, когда мы сидели с моим Стариком на кухне нашего загородного дома в подмосковной деревеньке Курсановке и обсуждали, как мне будет сподручнее дернуть из России, которая к тому времени уже совсем дошла до ручки. Помнится, Старик посмотрел тогда на часы и недовольный тем, что я опоздал на электричку сказал мне строгим и требовательным голосом: