Страница:
– Ты готова, моя Вирати? Настало время уходить.
Ольга порывисто вскочила со стула, судорожным движением загасила сигарету и ответила мне со страстью в голосе:
– Да, Оорк! Да, любимый мой!
Клим взвыл во весь голос.
– Оленька, любимая, неужели ты уходишь к этому черномазому голодранцу? Но почему?
Антип, ехидно посмеиваясь, сидел у стены, неподалеку от столика с компьютером и смотрел на все происходящее с явной издевкой. Но и он вздрогнул, когда Ольга, несколькими выстрелами, выпущенными из "Беретты" с пулеметной скорострельностью, вдребезги разнесла спинку тяжелого, дубового стула, стоящего рядом с Климом. Отлетевшая щепка дротиком вонзилась её бывшему любовнику в щеку и он испуганно взвизгнул. Ольга грозно рыкнула на него:
– Заткнись, ничтожество! Я ухожу потому, что я нашла Оорка! Но даже если бы я не встретила его сегодня, то я все равно ушла бы от тебя после того, как ты поступил с Наташей и поэтому заткнись, если не хочешь, чтобы я тебя пристрелила, как бешенную собаку! Дерьмо.
По щеке Клима медленно потекла тоненькая струйка крови. Подойдя к нему я выдернул из его щеки щепку и, сжав ранку двумя пальцами, остановил кровотечение и заставил ткани сойтись. Достав из нагрудного кармана костюма горе-любовника платок, я вытер им кровь и снова засунул его в карман пиджака. Взяв Клима за шиворот, я резким движением поднял его на ноги, хотя он был повыше меня ростом и потяжелее. Постучав костяшками пальцев по его груди, я проверил есть ли на нем бронежилет и, убедившись что есть, отошел. Отобрав в куче бронежилетов, оставшихся от моих пленников, более или менее подходящие по размеру, я один бросил Антипу, а сразу два других одел на Ольгу. Клим растерянно пробормотал:
– А я думал, что Оорк это просто твои фантазии.
Мне некогда было разбираться в этом запутанном донельзя вопросе и потому я, бросив последний взгляд на экран компьютера, на котором была высвечена трехмерная компьютерная модель близлежащего района с картинкой диспозиции всех вооруженных и невооруженных людей, захлопнул крышку и положил его в кейс вместе с прочими вещами. Мы с Ольгой разобрали оружие, которое решили прихватить с собой, я сковал Антипа и Клима наручниками и, выйдя на середину зала, позвонил полковнику Рогозину:
– Дмитрий, погасите фары, откройте пошире левую заднюю дверцу и несколько раз погазуйте, через пятнадцать минут мы выйдем. Мне нужно, чтобы вы подъехали к тому месту которое я укажу, мгновенно.
Ольга стояла позади меня и крепко держала за руку Антипа. Клим понуро стоял последним в нашей цепочке. Кивнув Ольге головой, я нажал на кнопку дистанционного пульта управления радиовзрывателями. Глухо прогремел первый взрыв и вслед за ним послышался шум падающих кирпичей. Держа Ольгу за руку я потащил её на кухню, в дальнем конце которой, в клубах пыли, зиял черный проем. Когда мы подбегали к бойлерной я подорвал вторую мину, которая открыла нам выход в длинный коридор. Антип только чертыхался на бегу, удивляясь моей находчивости. Перед тем, как взорвать дверь, ведущую на улицу, я подорвал распределительный щит в офисе и питающий кабель подстанции, стоящей неподалеку, а также две дымовые шашки и уже после этого рванул самую последнюю преграду.
Выбегая в кромешной темноте из здания, я увидел, что полковник Рогозин сидит за рулем с выпученными глазами. Сунув ему под нос пистолет, я нацелил в голову Антипа, который был едва виден в клубах белого дыма, красный лазерный луч, который должен был служить путеводной нитью для Ольги, но она, к моему удивлению прекрасно обходилась и без моей подсказки. Забравшись первой в джип, она быстро закрыла дверцу со своей стороны. Когда Антип и Клим влезли в машину, я захлопнул за ними дверцу и решительно потеснил полковника с водительского места.
Все вокруг было тихо и спокойно, но я не очень-то доверялся этой тишине и потому рванул с места на полной скорости. Объехав офис, я направился к открытым воротам и вскоре мы уже вылетели на Кутузовский проспект. Погони за нами так и не было организовано, но это вовсе не означало, что я должен был успокоиться. Не включая фар, я продолжал гнать тяжелую, мощную машину на максимальной скорости, впрочем, что это была за скорость, ведь эту колымагу я только и смог разогнать до скорости в сто двадцать километров в час.
Толстое, пуленепробиваемое стекло двери с моей стороны было приоткрыто на ширину ладони и мне в лицо бил свежий ветер. Сворачивая с широкой улицы, я увидел, как из-за домов, мне наперерез, проламываясь через кусты, высаженные вдоль тротуара, устремился какой-то джип, кажется "гоблин", ну, так мы тогда называли джипы фирмы "Мерседес". Даже не пытаясь определить кто в нем сидит, я несколько раз выстрелил по колесам из "Узи" и успокоился лишь тогда, когда увидел, что джип, завиляв на параллельной дорожке, опрокинулся на бок и перевернулся на крышу. Не знаю, кто сидел в этом автомобиле, но вряд ли это были люди полковника Рогозина, слишком уж тупо была организована эта внезапная атака.
Больше никаких эксцессов в черте города не случилось и вскоре, пулей промчавшись мимо поста ГАИ, на котором стоял натовский бронетранспортер, мы выехали за пределы Москвы. К счастью ни менты, ни натовские вояки не решились нас останавливать и лишь на Минском шоссе нас попытались обстрелять из автомата. Выстрелы прогремели из окон стоящего на обочине светлого минивэна, в котором сидели какие-то ночные урки. Влепив в этих кретинов длинную очередь, я даже не стал останавливаться для того, чтобы посмотреть, кто это был. В зеркало заднего вида мне было хорошо видно, как минивэн сначала загорелся, а потом и вовсе взорвался. Судя по тому, что из горящей машины так никто и не выбрался, мой огонь был весьма эффективен.
Промчавшись по шоссе километров шестьдесят, я свернул на проселочную дорогу, которая петляла по лесу, а потом и вовсе поехал давно заброшенными и не паханными полями, благо проходимость "Хаммера" вполне позволяла это делать. Всю дорогу я ехал не включая фар, отчего полковник Рогозин сидел с окаменевшим от страха лицом и только нервно облизывал губы. Наконец, я добрался до нужного мне места и, остановив машину, сказал своим своему заложнику:
– Ну, все, господин Антипов, все ваши мытарства на сегодня полностью закончились. Тут мы и расстанемся, но только после того, как Наташа благополучно сядет на самолет и вылетит из этой, долбаной, благодаря тебе, страны.
Полковник изумленно спросил меня:
– А где мы? Как отсюда выбраться?
– Господи, и это говорит мне офицер ГРУ, командовавший отрядом специального назначения. – Невольно возмутился я в ответ на этот вопрос и сам спросил – Вам не стыдно? – Сменив гнев на милость, я спросил его – Надеюсь, у вас хотя бы есть с собой карта Подмосковья?
Полковник достал из бардачка карту. Не зажигая света я раскрыл её и, найдя нужный квадрат, обвел синим маркером на карте кружок и крестиком отметил наше местонахождение. Отдавая карту, я сказал полковнику Рогозину:
– Примерно через десять километров, будет хорошая асфальтированная дорога. Доберетесь до нее и поедете куда вам будет угодно. Чтобы наши дороги больше не пересекались, я устрою вам небольшую проблему, которую вы решите часа за два и тем самым я получу от вас фору. Не беспокойтесь, я просто заберу сотовый телефон и оставлю его на дороге, под знаком ограничения скорости. Да, кстати, полковник, радиомаяк, который вам установили на джипе, не работает, так что надейтесь теперь только на собственные силы.
Полковник Рогозин, принимая из моих рук карту, глянул на меня с изумлением и озадаченно поинтересовался у меня:
– Вы, что же, Эдвард, можете видеть в темноте?
– Как днем, полковник. – Ответил я насмешливо.
Вскоре Наташа доложила Ольге, что она уже прошла паспортный контроль и ожидает посадки в самолет. Телохранители принесли ей ужин из ресторана и не подпускают к ней никого ближе, чем на двадцать шагов. Похоже девушке понравилась такая предупредительность, поскольку её голосок звучал бодро и уверенно. Вскоре Наташа сообщила, что она поднялась на борт самолета и что её встретил там командир авиалайнера и еще один господин в штатском, который сказал ей, что имеет приказ от господина Фернана де-Вилье, обеспечить её безопасность в полете и по прибытии в Париж.
Этого молодого господина звали Пьер Кутасов и он неплохо говорил по-русски. Пока я объяснял этому парню, работавшему в посольстве Франции в Москве, что пришлось пережить Наташе за последние часы, и какой погром я учинил для того, чтобы она могла подняться на борт самолета, Ольга тотчас позвонила в Париж и получила от отца подтверждение, что Пьер Кутасов действительно является офицером Сюрте Женераль и что он теперь головой отвечает за безопасность Натали Колосковой. Все это меня вполне устраивало и теперь я мог окончательно попрощаться с Москвой.
Побеспокоив последний раз Антипа, Клима и полковника Рогозина тем, что им пришлось постоять полчаса на лесной опушке, прикованными наручниками к джипу, я пригнал из своего укрытия, расположенного неподалеку, наш старенький, но вполне надежный джип "Ниссан Патруль". Поставив машину подальше от глаз полковника Рогозина, я вернулся за Ольгой, которая сидела в джипе и слушала слезливые причитания Клима. Напоследок, я все-таки не удержался и влепил полковнику Рогозину крепкую пощечину, сказав ему:
– Это тебе за Старика, сволочь, хотя тебя, все-таки, следовало бы пристрелить. Запомни сам и внуши это своему боссу, разыскивать меня будет самой большой ошибкой в жизни, это все равно, что призывать свою смерть раньше времени. Не пытайся так же, чем-либо навредить тем людям, которые знали меня, за это я тоже убью. Телефон найдешь, как и договорились, под знаком, вот только я не знаю, куда я поеду, направо или налево.
Галактика "Млечный Путь", планета Земля, государство Российская Федерация, подземный бункер в лесу в Калужской области, в 180 километрах от Москвы.
Галактические координаты:
еще не были установлены.
20 апреля 2009, года 02 часа 10 минут
Расставшись со своими заложниками далеко заполночь на опушке леса, я, так и не включая фар, погнал свой джип, уже успевший побывать до этого в разных переделках, по узкой лесной дороге. Добравшись до асфальтированного районного шоссе, я проехал по нему километров двадцать и снова свернул на проселок. Последние две недели стояла сухая, теплая погода и потому ехать по сельским дорогом было легко. Не было ни грязи, ни непролазных луж, обычных в это время года. Выехав далеко за пределы Подмосковья, я вскоре добрался до нашего подземного убежища, укрытого в вековом, сосновом бору.
Не доезжая до нужного мне места семьдесят метров, я достал из бардачка небольшой пульт управлений и нажал кнопку. Большая куча полусгнившего хвороста, с шорохом и хрустом ломающихся веток стала подниматься вверх, открывая въезд в небольшой, пустой подземный гараж. Высадив Ольгу из машины, я развернулся и сдал в него задом. Выйдя из гаража, я попросил её подышать немного свежим воздухом, а сам с помощью граблей и метлы, тщательно уничтожил все следы автомобильных колес на протяжении нескольких сот метров.
В том же месте, где был расположен въезд в гараж, я действовал с особым тщанием и через полтора часа, там уже ничто не напоминало о том, что здесь что-то спрятано. К тому же, съезжая с узкой лесной дороги вглубь леса, я несколько раз петлял и возвращался назад, прежде чем подъехать к своему убежищу и нужно было обладать немалым опытом следопыта, что бы обнаружить путь к нему. Маскировка в таком деле очень важна и я делал все на совесть.
В этом убежище я не был уже года три. Не смотря на это, судя по тому, что все наши маячки были целы и невредимы, его до сих пор так никто не обнаружил. Да, и кого могла заинтересовать покосившаяся, сгнившая от времени избушка без дверей, с провалившейся крышей и грудой кирпичей, оставшейся на месте развалившейся печи. В качестве жилья эта избушка, расположенная в глухой чащобе, не представляла никакого интереса и потому никто не нашел единственный входа и не разорил нашего подземного бункера-убежища.
Осторожно войдя в избушку, я не спеша отбросил саперной лопаткой в сторону позеленевшие кирпичи и весь скопившийся мусор. Под гнилыми на вид и трухлявыми остатками пола скрывался большой, овальный металлический люк, закрывающий вход в бункер. Открыв замок и подняв створку люка, я просунул внутрь руку и включил в колодце, ведущем в подземный бункер, свет. Теперь я мог пригласить Ольгу, спокойно ожидавшую меня в том месте, где я её оставил, войти в наше временное убежище и протянув ей руку, сказал:
– Входи, моя дорогая Вирати, здесь, да, еще со мной, ты будешь в полной безопасности.
Ольга восторженно откликнулась на мое приглашение, громко и радостно сказав мне:
– Да, Оорк! Да, мой любимый, рядом с тобой я везде чувствую себя в полной безопасности.
Это были первые слова, которыми мы обменялись с Ольгой за последние несколько часов. До этого мы всю дорогу ехали молча. Пропустив Ольгу вперед, я помог ей спуститься в колодец, а потом снова занялся маскировкой. В первую очередь я раскрыл и установил под крышей избушки зонтик антенны космической связи, а потом разместил на деревьях, как вокруг избушки, так и на удалении от нее, два с лишним десятка крохотных, автономных телекамер, которые имелись в моем дипломате, и уж затем принялся сооружать на дубовом, дощатом щите из кирпичей, хвороста и прочего мусора хилое сооружение, которое должно было обвалиться после того, как за мной закроется герметический стальной люк бункера, и вернуть интерьер избушки в её прежний, нежилой и давно заброшенный вид.
В этом бункере я собирался провести месяца полтора прежде, чем перевезти Ольгу в более комфортабельное и безопасное убежище, хотя при необходимости мы могли просидеть в нем, не выходя на поверхность, хоть десять лет. Несколько почти точно таких же убежищ остались в далекой, жаркой Макумбе. Одним из них мы даже воспользовались перед тем, как покинуть эту страну вместе со спасенными нами советскими лже-дипломатами.
Спустившись по металлическим прутьям-ступеням, крепко приваренным к стенкам круглого колодца, собранного из стальных колец полутораметрового диаметра, на пятнадцатиметровую глубину, мы вошли в небольшой тамбур с еще более мощной блиндированной дверью. За ней находился длинный коридор трехметровой ширины с пятью большими, стальными люками, вмурованными в бетонную стену убежища, которые вели в жилые и хозяйственные помещения. Наш бункер был сделан на славу и мы в нем могли переждать даже налет бомбардировщиков, если они, конечно, не начнут сбрасывать, с отменной точностью, тяжелые, фугасные авиабомбы.
Этот бункер мы строили со Стариком добрых четыре года и выбросили вручную без малого две тысячи семьсот кубометров грунта, а потом построили под землей железобетонное сооружение площадью в двести десять квадратных метров, довольно уютное и благоустроенное, с отличной вентиляцией, ватерклозетом и ванной комнатой. В бункере было два дизель генератора с запасом солярки на три-четыре года непрерывной работы, склад с продуктами, артезианский колодец с прекрасной водой и канализация с внушительным коллектором.
Когда-то избушка наверху была нашим охотничьим домиком, но после того, как строительство бункера было закончено, мы сами привели её в нежилой вид. Места эти хотя и находились всего в ста восьмидесяти километрах от Москвы, были глухие и безлюдные, что нас со Стариком вполне устраивало. Единственное, что представлялось мне неловким, так это то, что мы со Стариком не предусмотрели, что однажды в это подземное убежище может войти женщина, к тому же такая красавица как Ольга. Подумай мы об этом, то хотя бы повесили в ванной комнате большое зеркало, а не крохотное зеркальце, пригодное только для бритья двум неприхотливым мужикам.
Ольга, спустившись вниз на полчаса раньше меня, уже освоилась на новом месте и готовила на кухне завтрак, воспользовавшись частично теми продуктами, которые я прихватил на нашей запасной площадке, где был спрятан резервный джип, которая представляла из себя просто подземный гараж, замаскированный в лесу. Старик, не смотря на парализованные ноги, регулярно, раз в неделю навещал это место и, оставив машину километрах в десяти, ковылял по лесной дороге на костылях с тяжелым рюкзаком за плечами к этому гаражу, чтобы заменить запас продуктов и проверить сохранность автомобиля.
Изредка это место посещал и я, но уже для того, чтобы проверить исправность автомобиля. За Старика я никогда особенно не волновался, в отличие от меня, при необходимости он мог левитировать по пять минут кряду, но предпочитал этого не делать, чтобы не вызывать подозрений. Инвалидность служила Старику самым хорошим прикрытием, его даже менты не трогали, хотя он и на костылях мог спокойно вступить в схватку с двумя-тремя мастерами восточных единоборств и отметелить их так, что им весь остаток жизни пришлось бы провести на больничной койке.
То, что Старик предпочел уйти из жизни, он сам объяснил тем, что нам противостоял чрезвычайно опасный противник, а пара из молодого мужчины и девушки, в компании с человеком, передвигающимся на инвалидной коляске, была слишком приметной. Расставание же со мной он никак не мог перенести и потому решил выбрать смерть. Если бы все сложилось иначе и я не ввязался в эту историю, то Старик, после моего отлета в Лондон, выбрал бы какую-нибудь бандитскую группировку, штурмом взял её штаб-квартиру и принялся бы безжалостно истреблять всех бандюков, которые только встретились бы ему на пути до тех пор, пока его не сразила бы насмерть чья-то пуля.
А возможно это были бы менты, на которых у Старика тоже был здоровенный зуб. В любом случае, кому-то точно не поздоровилось бы, так как Старик люто ненавидел всех этих мерзавцев, которые жили рэкетом, грабежами, поборами, мошенничеством или пользовались своей властью и при этом чувствовали себя королями, восседавшими на вершине мира и наслаждались роскошью, в то время как большинство людей в стране были поставлены на грань выживания.
В Курсановке Старика любили и побаивались. Любили за то, что в любое время суток он был готов открыть дверь нашего дома, чтобы помочь людям. Старик неохотно занимался врачеванием и принимал пациентов только в исключительных случаях, но зато брался за самые тяжелые болячки и не брал за это никакой платы. Куда охотнее он помогал односельчанам в решении их житейских проблем. К нему обращались тогда, когда соседке нужно было урезонить мужа алкоголика и иногда только угрозы жены, высказанной в адрес мужа, что та пойдет к дядьке Семену, хватало, чтобы мужик перестал пить.
Больше всего Старика любили женщины, ведь не одной жительнице Курсановке он излечил женские болезни, а также сумел вылечить некоторых из них от бесплодия, но они же и побаивались его, считая колдуном и были совершенно правы. Сэм действительно был колдуном и к тому же чертовски опытным и могущественным. Правда, колдовство его зиждилось не на человеческих суевериях, а на той силе, которую ему давали сенсетивные способности. Ведь в отличие от меня он всегда был отличным телепатом и был способен читать мысли людей так же легко, как раскрытую книгу. Впрочем, закрытые книги он тоже умел читать.
Все окрестные бандиты боялись его просто панически, так как знали, что он может в две минуты напустить на любого из них порчу. Завидев его еще издали, сидящего за рулем нашего старенького "Тараса", они сразу снимали блок посты на дороге. Иначе, как черным колдуном, они его не звали. Но больше всего Старика ненавидели разные маги, колдуны и ведьмы, которых он презирал и всячески третировал. Иногда он звонил по телефону из рекламы, которая попадалась ему на глаза в какой-нибудь газете и властным голосом приказывал колдуну или колдунье вернуть пациентам все деньги. На следующий день он посылал по факсу выбранному им аферисту черную метку и его практика на этом тут же заканчивалась.
Правда, некоторые колдуны и ведьмы прежде, чем начать принимать пациентов, приезжали к Старику и предъявляли ему нечто вроде бизнес-плана, из которого следовало, что они обязуются заниматься благотворительностью. К таким типам Старик относился хотя и без какого-то особого уважения, но вполне снисходительно и даже доброжелательно. Тогда в рекламе появлялась приписка – "С дозволения великого мага и колдуна Черного Сэма".
Если колдун или ведьма действительно знали старинные заговоры и секреты траволечения, а также прочие методы нетрадиционной медицины, Старик мог расщедриться, изготовить своими руками парочку амулетов и вручить их своим подопечным. Заодно он погружал их в транс и с помощью телепатии вкладывал в их голову такие знания колдовства и магии, которые они не могли почерпнуть больше ни из каких других источников. Насколько я знаю, и по сей день некоторые колдуны и ведьмы как в России, так и в Макумбе, почитают своим духовным отцом кто Черного Сэма, а кто Белого Бена. Мне же такой славы не было дано вкусить, хотя я как раз и есть и Черный Сэм, и Белый Бен в одном лице, но об этом, Джейн, я вам расскажу немного позднее. Пока что слушайте, что с нами происходило дальше.
Вымывшись под горячим душем, я переоделся в домашнее, а свою одежонку, всю перепачканную солидолом и чужой кровью, затолкал в стиральную машину. Прежде, чем прийти к Ольге на кухню, я постелил в кубрике постель и проверил, как обстоят дела на поверхности, после чего включил и настроил компьютер на автоматическое слежение за обстановкой. Ольга уже приготовила обильный завтрак и теперь поджидала меня сидя за столом. Достав из холодильника бутылку шампанского, я подсел к столику. Пока я возился с пробкой Ольга, загадочно улыбаясь мне, достала с полки две больших чайных фарфоровых чашки, фужеров в бункере тоже не было. Разлив вино по чашкам, я поднял свою и предложил тост:
– За нашу победу.
– О, нет, Оорк, за нашу с тобой любовь и за нашу встречу, любимый. – Со счастливой улыбкой предложила Ольга.
Меня снова охватило смутное беспокойство. Что-то внутри, предупреждало меня об опасности. Тряхнув головой, я нарочито весело и беспечно, сказал, поднимая чашку:
– Тогда за нашу встречу и за любовь, которая привела нас к победе, моя Вирати!
Поддерживая тост, предложенный Ольгой, мне, почему-то было очень приятно называть этим именем. В нем была какая-то странная, музыкальная поэтичность, отзывавшаяся в моей душе радостью и счастьем. После завтрака, во время которого мы обменялись всего лишь несколькими, ничего не значащими фразами, я остался мыть посуду, а Ольга пошла в душ. Когда я вошел в кубрик, она уже лежала обнаженной, раскинув руки, на широкой софе, покрытой белоснежной простыней. Её длинные, каштановые волосы были распущены и разметались по подушке, а глаза плотно зажмурены. Тело Ольги было напряжено, похоже, что и она тоже ощущала тревогу и страх перед тем, что сейчас должно было произойти. Сбросив с ног комнатные тапочки и стянув с тела свитер, я лег рядом, положив голову на её руку.
До этого дня мои отношения с женщинами строились весьма сложным образом, точнее они строились моим Стариком так, чтобы у меня вообще не было никаких отношений с женщинами. Весь мой опыт общения с женщинами относился к промежутку между шестнадцатью и семнадцатью годами, да, и то все мои встречи всегда проходили под полным контролем Старика. В какой-то мере это выглядит чудовищно, но так оно и было. В отличие от других юношей, пребывающих в этом возрасте, Старик быстро разрушил все мои иллюзии по части любви, брака, семьи и всех прочих общечеловеческих ценностей. Джейн, возможно вы не поверите, но у меня не было ни первого свидания под луной, ни восторженных глаз, ни юношеского томления в предвкушении очередной встречи с предметом своего обожания, все было куда проще.
Как только я из мальчика превратился в юношу, мой Старик привез из Москвы двух довольно симпатичных проституток и велел им в течении недели посвятить меня во все тайны секса. Через две недели все повторилось, но проституток уже было пятеро и так длилось целый год, после чего Старик сказал мне, что теперь я должен забыть о женщинах до тех пор, пока для меня не настанет день стать отцом, то есть до тридцати трех лет. При этом совершенно неважно, кто будет матерью моего сына, главное чтобы мальчик, мой первенец был всегда с нами. Ему мы должны были передать весь свой жизненный опыт, вырастить и воспитать его сильным, ловким, бесстрашным и находчивым, способным позаботиться о том, что бы линия первенцев в нашем роду никогда не прерывалась.
Все дети, родившиеся от меня потом, уже не имели особенного значения и будет лучше, если у меня вообще родится только один ребенок, но если какая-то женщина захочет иметь от меня ребенка, то это уже будет для меня дело пятое и совершенно незначительное. Старик сказал мне, что он сам найдет мать для моего будущего сына и что он сможет точно определить, годится ли эта женщина для рождения ребенка. На мой вопрос, что произойдет если я нарушу это правило, Старик сказал, что тогда мы все погибнем и прервется та линия, которая существует от самого начала времен уже тысячи лет. Поначалу мне было трудно смирить свою плоть, но со временем у меня установилось внутренне равновесие. Признаться, это было трудно, тем более, что я видел, как напропалую флиртует с женщинами мой Старик. Даже став калекой, он умудрялся затаскивать в постель молодых, очаровательных женщин и ни одна из них не уходила от него обиженной и если бы он захотел, то, наверняка, смог бы иметь целый гарем.
Ольга порывисто вскочила со стула, судорожным движением загасила сигарету и ответила мне со страстью в голосе:
– Да, Оорк! Да, любимый мой!
Клим взвыл во весь голос.
– Оленька, любимая, неужели ты уходишь к этому черномазому голодранцу? Но почему?
Антип, ехидно посмеиваясь, сидел у стены, неподалеку от столика с компьютером и смотрел на все происходящее с явной издевкой. Но и он вздрогнул, когда Ольга, несколькими выстрелами, выпущенными из "Беретты" с пулеметной скорострельностью, вдребезги разнесла спинку тяжелого, дубового стула, стоящего рядом с Климом. Отлетевшая щепка дротиком вонзилась её бывшему любовнику в щеку и он испуганно взвизгнул. Ольга грозно рыкнула на него:
– Заткнись, ничтожество! Я ухожу потому, что я нашла Оорка! Но даже если бы я не встретила его сегодня, то я все равно ушла бы от тебя после того, как ты поступил с Наташей и поэтому заткнись, если не хочешь, чтобы я тебя пристрелила, как бешенную собаку! Дерьмо.
По щеке Клима медленно потекла тоненькая струйка крови. Подойдя к нему я выдернул из его щеки щепку и, сжав ранку двумя пальцами, остановил кровотечение и заставил ткани сойтись. Достав из нагрудного кармана костюма горе-любовника платок, я вытер им кровь и снова засунул его в карман пиджака. Взяв Клима за шиворот, я резким движением поднял его на ноги, хотя он был повыше меня ростом и потяжелее. Постучав костяшками пальцев по его груди, я проверил есть ли на нем бронежилет и, убедившись что есть, отошел. Отобрав в куче бронежилетов, оставшихся от моих пленников, более или менее подходящие по размеру, я один бросил Антипу, а сразу два других одел на Ольгу. Клим растерянно пробормотал:
– А я думал, что Оорк это просто твои фантазии.
Мне некогда было разбираться в этом запутанном донельзя вопросе и потому я, бросив последний взгляд на экран компьютера, на котором была высвечена трехмерная компьютерная модель близлежащего района с картинкой диспозиции всех вооруженных и невооруженных людей, захлопнул крышку и положил его в кейс вместе с прочими вещами. Мы с Ольгой разобрали оружие, которое решили прихватить с собой, я сковал Антипа и Клима наручниками и, выйдя на середину зала, позвонил полковнику Рогозину:
– Дмитрий, погасите фары, откройте пошире левую заднюю дверцу и несколько раз погазуйте, через пятнадцать минут мы выйдем. Мне нужно, чтобы вы подъехали к тому месту которое я укажу, мгновенно.
Ольга стояла позади меня и крепко держала за руку Антипа. Клим понуро стоял последним в нашей цепочке. Кивнув Ольге головой, я нажал на кнопку дистанционного пульта управления радиовзрывателями. Глухо прогремел первый взрыв и вслед за ним послышался шум падающих кирпичей. Держа Ольгу за руку я потащил её на кухню, в дальнем конце которой, в клубах пыли, зиял черный проем. Когда мы подбегали к бойлерной я подорвал вторую мину, которая открыла нам выход в длинный коридор. Антип только чертыхался на бегу, удивляясь моей находчивости. Перед тем, как взорвать дверь, ведущую на улицу, я подорвал распределительный щит в офисе и питающий кабель подстанции, стоящей неподалеку, а также две дымовые шашки и уже после этого рванул самую последнюю преграду.
Выбегая в кромешной темноте из здания, я увидел, что полковник Рогозин сидит за рулем с выпученными глазами. Сунув ему под нос пистолет, я нацелил в голову Антипа, который был едва виден в клубах белого дыма, красный лазерный луч, который должен был служить путеводной нитью для Ольги, но она, к моему удивлению прекрасно обходилась и без моей подсказки. Забравшись первой в джип, она быстро закрыла дверцу со своей стороны. Когда Антип и Клим влезли в машину, я захлопнул за ними дверцу и решительно потеснил полковника с водительского места.
Все вокруг было тихо и спокойно, но я не очень-то доверялся этой тишине и потому рванул с места на полной скорости. Объехав офис, я направился к открытым воротам и вскоре мы уже вылетели на Кутузовский проспект. Погони за нами так и не было организовано, но это вовсе не означало, что я должен был успокоиться. Не включая фар, я продолжал гнать тяжелую, мощную машину на максимальной скорости, впрочем, что это была за скорость, ведь эту колымагу я только и смог разогнать до скорости в сто двадцать километров в час.
Толстое, пуленепробиваемое стекло двери с моей стороны было приоткрыто на ширину ладони и мне в лицо бил свежий ветер. Сворачивая с широкой улицы, я увидел, как из-за домов, мне наперерез, проламываясь через кусты, высаженные вдоль тротуара, устремился какой-то джип, кажется "гоблин", ну, так мы тогда называли джипы фирмы "Мерседес". Даже не пытаясь определить кто в нем сидит, я несколько раз выстрелил по колесам из "Узи" и успокоился лишь тогда, когда увидел, что джип, завиляв на параллельной дорожке, опрокинулся на бок и перевернулся на крышу. Не знаю, кто сидел в этом автомобиле, но вряд ли это были люди полковника Рогозина, слишком уж тупо была организована эта внезапная атака.
Больше никаких эксцессов в черте города не случилось и вскоре, пулей промчавшись мимо поста ГАИ, на котором стоял натовский бронетранспортер, мы выехали за пределы Москвы. К счастью ни менты, ни натовские вояки не решились нас останавливать и лишь на Минском шоссе нас попытались обстрелять из автомата. Выстрелы прогремели из окон стоящего на обочине светлого минивэна, в котором сидели какие-то ночные урки. Влепив в этих кретинов длинную очередь, я даже не стал останавливаться для того, чтобы посмотреть, кто это был. В зеркало заднего вида мне было хорошо видно, как минивэн сначала загорелся, а потом и вовсе взорвался. Судя по тому, что из горящей машины так никто и не выбрался, мой огонь был весьма эффективен.
Промчавшись по шоссе километров шестьдесят, я свернул на проселочную дорогу, которая петляла по лесу, а потом и вовсе поехал давно заброшенными и не паханными полями, благо проходимость "Хаммера" вполне позволяла это делать. Всю дорогу я ехал не включая фар, отчего полковник Рогозин сидел с окаменевшим от страха лицом и только нервно облизывал губы. Наконец, я добрался до нужного мне места и, остановив машину, сказал своим своему заложнику:
– Ну, все, господин Антипов, все ваши мытарства на сегодня полностью закончились. Тут мы и расстанемся, но только после того, как Наташа благополучно сядет на самолет и вылетит из этой, долбаной, благодаря тебе, страны.
Полковник изумленно спросил меня:
– А где мы? Как отсюда выбраться?
– Господи, и это говорит мне офицер ГРУ, командовавший отрядом специального назначения. – Невольно возмутился я в ответ на этот вопрос и сам спросил – Вам не стыдно? – Сменив гнев на милость, я спросил его – Надеюсь, у вас хотя бы есть с собой карта Подмосковья?
Полковник достал из бардачка карту. Не зажигая света я раскрыл её и, найдя нужный квадрат, обвел синим маркером на карте кружок и крестиком отметил наше местонахождение. Отдавая карту, я сказал полковнику Рогозину:
– Примерно через десять километров, будет хорошая асфальтированная дорога. Доберетесь до нее и поедете куда вам будет угодно. Чтобы наши дороги больше не пересекались, я устрою вам небольшую проблему, которую вы решите часа за два и тем самым я получу от вас фору. Не беспокойтесь, я просто заберу сотовый телефон и оставлю его на дороге, под знаком ограничения скорости. Да, кстати, полковник, радиомаяк, который вам установили на джипе, не работает, так что надейтесь теперь только на собственные силы.
Полковник Рогозин, принимая из моих рук карту, глянул на меня с изумлением и озадаченно поинтересовался у меня:
– Вы, что же, Эдвард, можете видеть в темноте?
– Как днем, полковник. – Ответил я насмешливо.
Вскоре Наташа доложила Ольге, что она уже прошла паспортный контроль и ожидает посадки в самолет. Телохранители принесли ей ужин из ресторана и не подпускают к ней никого ближе, чем на двадцать шагов. Похоже девушке понравилась такая предупредительность, поскольку её голосок звучал бодро и уверенно. Вскоре Наташа сообщила, что она поднялась на борт самолета и что её встретил там командир авиалайнера и еще один господин в штатском, который сказал ей, что имеет приказ от господина Фернана де-Вилье, обеспечить её безопасность в полете и по прибытии в Париж.
Этого молодого господина звали Пьер Кутасов и он неплохо говорил по-русски. Пока я объяснял этому парню, работавшему в посольстве Франции в Москве, что пришлось пережить Наташе за последние часы, и какой погром я учинил для того, чтобы она могла подняться на борт самолета, Ольга тотчас позвонила в Париж и получила от отца подтверждение, что Пьер Кутасов действительно является офицером Сюрте Женераль и что он теперь головой отвечает за безопасность Натали Колосковой. Все это меня вполне устраивало и теперь я мог окончательно попрощаться с Москвой.
Побеспокоив последний раз Антипа, Клима и полковника Рогозина тем, что им пришлось постоять полчаса на лесной опушке, прикованными наручниками к джипу, я пригнал из своего укрытия, расположенного неподалеку, наш старенький, но вполне надежный джип "Ниссан Патруль". Поставив машину подальше от глаз полковника Рогозина, я вернулся за Ольгой, которая сидела в джипе и слушала слезливые причитания Клима. Напоследок, я все-таки не удержался и влепил полковнику Рогозину крепкую пощечину, сказав ему:
– Это тебе за Старика, сволочь, хотя тебя, все-таки, следовало бы пристрелить. Запомни сам и внуши это своему боссу, разыскивать меня будет самой большой ошибкой в жизни, это все равно, что призывать свою смерть раньше времени. Не пытайся так же, чем-либо навредить тем людям, которые знали меня, за это я тоже убью. Телефон найдешь, как и договорились, под знаком, вот только я не знаю, куда я поеду, направо или налево.
Галактика "Млечный Путь", планета Земля, государство Российская Федерация, подземный бункер в лесу в Калужской области, в 180 километрах от Москвы.
Галактические координаты:
В описываемое время
еще не были установлены.
Поясное планетарное время:
20 апреля 2009, года 02 часа 10 минут
Продолжение рассказа Эдварда Бартона.
Расставшись со своими заложниками далеко заполночь на опушке леса, я, так и не включая фар, погнал свой джип, уже успевший побывать до этого в разных переделках, по узкой лесной дороге. Добравшись до асфальтированного районного шоссе, я проехал по нему километров двадцать и снова свернул на проселок. Последние две недели стояла сухая, теплая погода и потому ехать по сельским дорогом было легко. Не было ни грязи, ни непролазных луж, обычных в это время года. Выехав далеко за пределы Подмосковья, я вскоре добрался до нашего подземного убежища, укрытого в вековом, сосновом бору.
Не доезжая до нужного мне места семьдесят метров, я достал из бардачка небольшой пульт управлений и нажал кнопку. Большая куча полусгнившего хвороста, с шорохом и хрустом ломающихся веток стала подниматься вверх, открывая въезд в небольшой, пустой подземный гараж. Высадив Ольгу из машины, я развернулся и сдал в него задом. Выйдя из гаража, я попросил её подышать немного свежим воздухом, а сам с помощью граблей и метлы, тщательно уничтожил все следы автомобильных колес на протяжении нескольких сот метров.
В том же месте, где был расположен въезд в гараж, я действовал с особым тщанием и через полтора часа, там уже ничто не напоминало о том, что здесь что-то спрятано. К тому же, съезжая с узкой лесной дороги вглубь леса, я несколько раз петлял и возвращался назад, прежде чем подъехать к своему убежищу и нужно было обладать немалым опытом следопыта, что бы обнаружить путь к нему. Маскировка в таком деле очень важна и я делал все на совесть.
В этом убежище я не был уже года три. Не смотря на это, судя по тому, что все наши маячки были целы и невредимы, его до сих пор так никто не обнаружил. Да, и кого могла заинтересовать покосившаяся, сгнившая от времени избушка без дверей, с провалившейся крышей и грудой кирпичей, оставшейся на месте развалившейся печи. В качестве жилья эта избушка, расположенная в глухой чащобе, не представляла никакого интереса и потому никто не нашел единственный входа и не разорил нашего подземного бункера-убежища.
Осторожно войдя в избушку, я не спеша отбросил саперной лопаткой в сторону позеленевшие кирпичи и весь скопившийся мусор. Под гнилыми на вид и трухлявыми остатками пола скрывался большой, овальный металлический люк, закрывающий вход в бункер. Открыв замок и подняв створку люка, я просунул внутрь руку и включил в колодце, ведущем в подземный бункер, свет. Теперь я мог пригласить Ольгу, спокойно ожидавшую меня в том месте, где я её оставил, войти в наше временное убежище и протянув ей руку, сказал:
– Входи, моя дорогая Вирати, здесь, да, еще со мной, ты будешь в полной безопасности.
Ольга восторженно откликнулась на мое приглашение, громко и радостно сказав мне:
– Да, Оорк! Да, мой любимый, рядом с тобой я везде чувствую себя в полной безопасности.
Это были первые слова, которыми мы обменялись с Ольгой за последние несколько часов. До этого мы всю дорогу ехали молча. Пропустив Ольгу вперед, я помог ей спуститься в колодец, а потом снова занялся маскировкой. В первую очередь я раскрыл и установил под крышей избушки зонтик антенны космической связи, а потом разместил на деревьях, как вокруг избушки, так и на удалении от нее, два с лишним десятка крохотных, автономных телекамер, которые имелись в моем дипломате, и уж затем принялся сооружать на дубовом, дощатом щите из кирпичей, хвороста и прочего мусора хилое сооружение, которое должно было обвалиться после того, как за мной закроется герметический стальной люк бункера, и вернуть интерьер избушки в её прежний, нежилой и давно заброшенный вид.
В этом бункере я собирался провести месяца полтора прежде, чем перевезти Ольгу в более комфортабельное и безопасное убежище, хотя при необходимости мы могли просидеть в нем, не выходя на поверхность, хоть десять лет. Несколько почти точно таких же убежищ остались в далекой, жаркой Макумбе. Одним из них мы даже воспользовались перед тем, как покинуть эту страну вместе со спасенными нами советскими лже-дипломатами.
Спустившись по металлическим прутьям-ступеням, крепко приваренным к стенкам круглого колодца, собранного из стальных колец полутораметрового диаметра, на пятнадцатиметровую глубину, мы вошли в небольшой тамбур с еще более мощной блиндированной дверью. За ней находился длинный коридор трехметровой ширины с пятью большими, стальными люками, вмурованными в бетонную стену убежища, которые вели в жилые и хозяйственные помещения. Наш бункер был сделан на славу и мы в нем могли переждать даже налет бомбардировщиков, если они, конечно, не начнут сбрасывать, с отменной точностью, тяжелые, фугасные авиабомбы.
Этот бункер мы строили со Стариком добрых четыре года и выбросили вручную без малого две тысячи семьсот кубометров грунта, а потом построили под землей железобетонное сооружение площадью в двести десять квадратных метров, довольно уютное и благоустроенное, с отличной вентиляцией, ватерклозетом и ванной комнатой. В бункере было два дизель генератора с запасом солярки на три-четыре года непрерывной работы, склад с продуктами, артезианский колодец с прекрасной водой и канализация с внушительным коллектором.
Когда-то избушка наверху была нашим охотничьим домиком, но после того, как строительство бункера было закончено, мы сами привели её в нежилой вид. Места эти хотя и находились всего в ста восьмидесяти километрах от Москвы, были глухие и безлюдные, что нас со Стариком вполне устраивало. Единственное, что представлялось мне неловким, так это то, что мы со Стариком не предусмотрели, что однажды в это подземное убежище может войти женщина, к тому же такая красавица как Ольга. Подумай мы об этом, то хотя бы повесили в ванной комнате большое зеркало, а не крохотное зеркальце, пригодное только для бритья двум неприхотливым мужикам.
Ольга, спустившись вниз на полчаса раньше меня, уже освоилась на новом месте и готовила на кухне завтрак, воспользовавшись частично теми продуктами, которые я прихватил на нашей запасной площадке, где был спрятан резервный джип, которая представляла из себя просто подземный гараж, замаскированный в лесу. Старик, не смотря на парализованные ноги, регулярно, раз в неделю навещал это место и, оставив машину километрах в десяти, ковылял по лесной дороге на костылях с тяжелым рюкзаком за плечами к этому гаражу, чтобы заменить запас продуктов и проверить сохранность автомобиля.
Изредка это место посещал и я, но уже для того, чтобы проверить исправность автомобиля. За Старика я никогда особенно не волновался, в отличие от меня, при необходимости он мог левитировать по пять минут кряду, но предпочитал этого не делать, чтобы не вызывать подозрений. Инвалидность служила Старику самым хорошим прикрытием, его даже менты не трогали, хотя он и на костылях мог спокойно вступить в схватку с двумя-тремя мастерами восточных единоборств и отметелить их так, что им весь остаток жизни пришлось бы провести на больничной койке.
То, что Старик предпочел уйти из жизни, он сам объяснил тем, что нам противостоял чрезвычайно опасный противник, а пара из молодого мужчины и девушки, в компании с человеком, передвигающимся на инвалидной коляске, была слишком приметной. Расставание же со мной он никак не мог перенести и потому решил выбрать смерть. Если бы все сложилось иначе и я не ввязался в эту историю, то Старик, после моего отлета в Лондон, выбрал бы какую-нибудь бандитскую группировку, штурмом взял её штаб-квартиру и принялся бы безжалостно истреблять всех бандюков, которые только встретились бы ему на пути до тех пор, пока его не сразила бы насмерть чья-то пуля.
А возможно это были бы менты, на которых у Старика тоже был здоровенный зуб. В любом случае, кому-то точно не поздоровилось бы, так как Старик люто ненавидел всех этих мерзавцев, которые жили рэкетом, грабежами, поборами, мошенничеством или пользовались своей властью и при этом чувствовали себя королями, восседавшими на вершине мира и наслаждались роскошью, в то время как большинство людей в стране были поставлены на грань выживания.
В Курсановке Старика любили и побаивались. Любили за то, что в любое время суток он был готов открыть дверь нашего дома, чтобы помочь людям. Старик неохотно занимался врачеванием и принимал пациентов только в исключительных случаях, но зато брался за самые тяжелые болячки и не брал за это никакой платы. Куда охотнее он помогал односельчанам в решении их житейских проблем. К нему обращались тогда, когда соседке нужно было урезонить мужа алкоголика и иногда только угрозы жены, высказанной в адрес мужа, что та пойдет к дядьке Семену, хватало, чтобы мужик перестал пить.
Больше всего Старика любили женщины, ведь не одной жительнице Курсановке он излечил женские болезни, а также сумел вылечить некоторых из них от бесплодия, но они же и побаивались его, считая колдуном и были совершенно правы. Сэм действительно был колдуном и к тому же чертовски опытным и могущественным. Правда, колдовство его зиждилось не на человеческих суевериях, а на той силе, которую ему давали сенсетивные способности. Ведь в отличие от меня он всегда был отличным телепатом и был способен читать мысли людей так же легко, как раскрытую книгу. Впрочем, закрытые книги он тоже умел читать.
Все окрестные бандиты боялись его просто панически, так как знали, что он может в две минуты напустить на любого из них порчу. Завидев его еще издали, сидящего за рулем нашего старенького "Тараса", они сразу снимали блок посты на дороге. Иначе, как черным колдуном, они его не звали. Но больше всего Старика ненавидели разные маги, колдуны и ведьмы, которых он презирал и всячески третировал. Иногда он звонил по телефону из рекламы, которая попадалась ему на глаза в какой-нибудь газете и властным голосом приказывал колдуну или колдунье вернуть пациентам все деньги. На следующий день он посылал по факсу выбранному им аферисту черную метку и его практика на этом тут же заканчивалась.
Правда, некоторые колдуны и ведьмы прежде, чем начать принимать пациентов, приезжали к Старику и предъявляли ему нечто вроде бизнес-плана, из которого следовало, что они обязуются заниматься благотворительностью. К таким типам Старик относился хотя и без какого-то особого уважения, но вполне снисходительно и даже доброжелательно. Тогда в рекламе появлялась приписка – "С дозволения великого мага и колдуна Черного Сэма".
Если колдун или ведьма действительно знали старинные заговоры и секреты траволечения, а также прочие методы нетрадиционной медицины, Старик мог расщедриться, изготовить своими руками парочку амулетов и вручить их своим подопечным. Заодно он погружал их в транс и с помощью телепатии вкладывал в их голову такие знания колдовства и магии, которые они не могли почерпнуть больше ни из каких других источников. Насколько я знаю, и по сей день некоторые колдуны и ведьмы как в России, так и в Макумбе, почитают своим духовным отцом кто Черного Сэма, а кто Белого Бена. Мне же такой славы не было дано вкусить, хотя я как раз и есть и Черный Сэм, и Белый Бен в одном лице, но об этом, Джейн, я вам расскажу немного позднее. Пока что слушайте, что с нами происходило дальше.
Вымывшись под горячим душем, я переоделся в домашнее, а свою одежонку, всю перепачканную солидолом и чужой кровью, затолкал в стиральную машину. Прежде, чем прийти к Ольге на кухню, я постелил в кубрике постель и проверил, как обстоят дела на поверхности, после чего включил и настроил компьютер на автоматическое слежение за обстановкой. Ольга уже приготовила обильный завтрак и теперь поджидала меня сидя за столом. Достав из холодильника бутылку шампанского, я подсел к столику. Пока я возился с пробкой Ольга, загадочно улыбаясь мне, достала с полки две больших чайных фарфоровых чашки, фужеров в бункере тоже не было. Разлив вино по чашкам, я поднял свою и предложил тост:
– За нашу победу.
– О, нет, Оорк, за нашу с тобой любовь и за нашу встречу, любимый. – Со счастливой улыбкой предложила Ольга.
Меня снова охватило смутное беспокойство. Что-то внутри, предупреждало меня об опасности. Тряхнув головой, я нарочито весело и беспечно, сказал, поднимая чашку:
– Тогда за нашу встречу и за любовь, которая привела нас к победе, моя Вирати!
Поддерживая тост, предложенный Ольгой, мне, почему-то было очень приятно называть этим именем. В нем была какая-то странная, музыкальная поэтичность, отзывавшаяся в моей душе радостью и счастьем. После завтрака, во время которого мы обменялись всего лишь несколькими, ничего не значащими фразами, я остался мыть посуду, а Ольга пошла в душ. Когда я вошел в кубрик, она уже лежала обнаженной, раскинув руки, на широкой софе, покрытой белоснежной простыней. Её длинные, каштановые волосы были распущены и разметались по подушке, а глаза плотно зажмурены. Тело Ольги было напряжено, похоже, что и она тоже ощущала тревогу и страх перед тем, что сейчас должно было произойти. Сбросив с ног комнатные тапочки и стянув с тела свитер, я лег рядом, положив голову на её руку.
До этого дня мои отношения с женщинами строились весьма сложным образом, точнее они строились моим Стариком так, чтобы у меня вообще не было никаких отношений с женщинами. Весь мой опыт общения с женщинами относился к промежутку между шестнадцатью и семнадцатью годами, да, и то все мои встречи всегда проходили под полным контролем Старика. В какой-то мере это выглядит чудовищно, но так оно и было. В отличие от других юношей, пребывающих в этом возрасте, Старик быстро разрушил все мои иллюзии по части любви, брака, семьи и всех прочих общечеловеческих ценностей. Джейн, возможно вы не поверите, но у меня не было ни первого свидания под луной, ни восторженных глаз, ни юношеского томления в предвкушении очередной встречи с предметом своего обожания, все было куда проще.
Как только я из мальчика превратился в юношу, мой Старик привез из Москвы двух довольно симпатичных проституток и велел им в течении недели посвятить меня во все тайны секса. Через две недели все повторилось, но проституток уже было пятеро и так длилось целый год, после чего Старик сказал мне, что теперь я должен забыть о женщинах до тех пор, пока для меня не настанет день стать отцом, то есть до тридцати трех лет. При этом совершенно неважно, кто будет матерью моего сына, главное чтобы мальчик, мой первенец был всегда с нами. Ему мы должны были передать весь свой жизненный опыт, вырастить и воспитать его сильным, ловким, бесстрашным и находчивым, способным позаботиться о том, что бы линия первенцев в нашем роду никогда не прерывалась.
Все дети, родившиеся от меня потом, уже не имели особенного значения и будет лучше, если у меня вообще родится только один ребенок, но если какая-то женщина захочет иметь от меня ребенка, то это уже будет для меня дело пятое и совершенно незначительное. Старик сказал мне, что он сам найдет мать для моего будущего сына и что он сможет точно определить, годится ли эта женщина для рождения ребенка. На мой вопрос, что произойдет если я нарушу это правило, Старик сказал, что тогда мы все погибнем и прервется та линия, которая существует от самого начала времен уже тысячи лет. Поначалу мне было трудно смирить свою плоть, но со временем у меня установилось внутренне равновесие. Признаться, это было трудно, тем более, что я видел, как напропалую флиртует с женщинами мой Старик. Даже став калекой, он умудрялся затаскивать в постель молодых, очаровательных женщин и ни одна из них не уходила от него обиженной и если бы он захотел, то, наверняка, смог бы иметь целый гарем.