Утрамбовав братву ударами приклада автомата по рукам, ногам и головам, я запер дверь на ключ, повесил его на крючок рядом с дверцей и снова отправился в шахту лифта, по которой верх и вниз ездили сразу три лифта, человек на пятнадцать каждый. Мне следовало торопиться, так как полковник, увидев на экране телевизора, что произошло на десятом этаже, бросил наверх большую часть своих бойцов. Некоторые из них поднимались на лифтах, а другие бежали по лестнице. Забравшись в шахту, я первым делом несколькими выстрелами перебил тросы лифтов и они застряли в шахте, пойманные страховочными устройствами.
   Добрых две дюжины бандитов оказались блокированными в лифтах. Шагнув вперед, я плавно полетел вниз, благо, что лифты застряли на разной высоте. Пролетая мимо первого для того, чтобы усилить у бандюков чувство дискомфорта, я прошил кабину автоматной очередью на уровне ног. Под громкие крики раненых, быстро перебравшись в соседнюю шахту, я спустился до второго лифта и пострелял еще и там. Свой полет я замедлил лишь у крыши третьего лифта, застрявшего в районе третьего этажа. Перебравшись в соседнюю шахту, я обстрелял и его, после чего взлетел на пятый этаж, удивляясь тому, что я всё еще могу левитировать.
   На пятом этаже, как только я пробрался в вентиляционную шахту, мне сразу же пришлось вступить с противником в короткий огневой контакт, еще раз доказав этим придуркам, что пуля, выпущенная через тонкую, гипсолитовую стену, может точно поразить цель. Подстрелив еще несколько человек, я бегом бросился к бухгалтерии, чтобы забрать паспорт Наташи и её сумочку. Между делом я телепортом разместил в нескольких кабинетах шестого этажа небольшие мины из пластита, чтобы позднее наделать побольше шума. На этом этаже находился валютный отдел и делал я это таким образом, чтобы создать видимость своего интереса к документам и валютным запасам компании Клима.
   Пока бандиты искали меня в комнатах и кабинетах бухгалтерии, где меня зафиксировала телекамер прежде, чем я ее вырубил, я снова был в шахте лифта и спуститься на второй этаж. К этому времени бандиты сообразили, что я могу прятаться там и потому, раздвинув двери, светили внутрь какими-то хилыми фонариками. Ну, я, вообще-то парень щедрый и потому добавил им света, забросив на крыши лифтов магниевые гранаты. Пальнув по ослепленным бандитам парочку раз для острастки, я беспрепятственно добрался до конечной цели своей прогулки под грохот пистолетных выстрелов, дикий вой и оглушающий мат тех бандюков, которые еще не выбрались из застрявших лифтов.
   Как только я подорвал свои мины, забегали уже не бандиты, сотрудники службы безопасности компании, которые дружно бросились на шестой. В данном случае они действовали по своему расписанию и, получив сигнал о взломе пяти сейфов, рванули наверх почти всей командой. На втором этаже я действовал практически бесшумно, поскольку хотел подобраться поближе к полковнику Рогозину, чтобы лично, из рук в руки, передать ему паспорт Наташи.
   Сделать это было совсем несложно, так как этаж был битком набит компьютерами и прочей электроникой, а потому был оснащен мощной системой принудительной очистки воздуха с большими вентиляционными коробами. Забравшись в вентиляционную камеру, где находились здоровенные кондиционеры, я залез в вентиляционный короб и тихонечко пробрался в ту комнату, где сидел, вглядываясь в экраны телевизоров и наблюдая за поисками таинственного злоумышленника, полковник Рогозин. Подорвав последней радиоуправляемой миной последний, пустой пассажирский лифт, я дождался, когда полковник отдаст приказ своим людям пойти проверить, что случилось на этот раз и быстро выбрался наружу.
   Мне пришлось подстрелить еще пару бандюков, находящихся в разных местах большой комнаты, которые не подняли своевременно лапы в гору, а затем сделать стремительный марш бросок по столам и крепко схватить полковника за глотку прежде, чем он, наконец, понял, что сопротивление бессмысленно. Разглядев меня, полковник Рогозин удивленно вытаращил глаза и задал мне совершенно идиотский вопрос:
   – Ты? Как ты здесь оказался? Ведь ты же должен быть сейчас внизу, в подвале.
   Неподалеку корчились от боли лежа на полу двое бандитов, – бригадиров, судя по дорогим шикарные костюмам и золотым, чуть ли не килограммовым цепям с гимнастами на крестах. Одному я прострелил бедро, а другому плечо, третий лорд бандитского сообщества, стоял с высоко поднятыми вверх руками. Тот, которого я ранил в бедро, видимо, чувствовал себя достаточно важной персоной в группировке Антипа, раз решил, что он имеет полное право делать в мой адрес резкие и достаточно ответственные заявления. Глядя на меня налитыми кровью глазами, он громко крикнул мне:
   – Ну, все падла, теперь тебе конец! Все равно никуда ты отсюда не выйдешь, пидор кучерявый. Ты в беде, сука, и тебя, и твоих шлюх завалят мои снайперы, а если ты и выберешься, козел, я тебя из под земли достану.
   Не вдаваясь в лишние пререкания с этим нервным и вздорным типом, я молча выстрелил в него дважды, одним выстрелом оторвав ему к чертям собачьим левое ухо, а вторым прострелив руку, которой он зажимал рану на ноге и чтобы побудить его к дальнейшему молчанию, предупредил на будущее:
   – Вякнешь еще раз, падаль вонючая, я заткну твою пасть, но уже навсегда… – Смилостивившись, я потрепал полковника по его бледной мордашке, не спеша слез с пульта управлениями телемониторами, стеной стоящими напротив, достал из шкафчика аптечку и сказал бандиту с поднятыми руками – Эй ты, клоун, а ну-ка быстро собери все пистолеты, ножи и перевяжи раненых. Свой пистолет, который у тебя спрятан за поясом сзади, тоже вынь, а потом сложи все стволы вон в ту коробку. Давай пошевеливайся и не вздумай со мной шутить, пристрелю как собаку.
   Этому типу вовсе не хотелось нарваться на пулю и потому он действительно быстро и точно выполнил мой приказ. Прежде, чем поговорить с полковником, я с пулеметной скоростью произвел у него на глазах еще три прицельных выстрела в стену, к которой, в соседней комнате, настороженно приник ухом какой-то тип с автоматом Калашникова в руках. Прострелив этому любопытному хлопцу предплечье левой руки, которую он использовал в качестве импровизированного фонендоскопа и оба бедра, я строгим голосом сказал полковнику Рогозину:
   – Дима, дорогой ты мой, ведь я уже предупреждал тебя, что продемонстрирую тебе свою решительность и силу, если ты не прекратишь свою самодеятельность. Тоже мне, стратег нашелся, асс хренов. Когда ты только поймешь, что мои требования нужно выполнять быстро и неукоснительно? Там, за стеной, стоял человек с автоматом, скорее всего один из твоих спецназовцев. Он пытался определить на слух, где я нахожусь перед тем, как начать стрельбу. Вот и дослушался. Теперь он надолго запомнит, что такое работа профессионала. Пусть все люди из охраны поднимутся на шестой этаж, поближе к сейфам с бабками, которые я подорвал и остаются там, а бандюки пусть заберутся еще выше и сидят там, пока мы с тобой спокойно не поговорим. Иначе я пристрелю сначала тебя, а потом передушу и их, как котят.
   Полковнику Рогозину, ничего не оставалось, как отдать такой приказ по радио и я уже хотел было продолжить наш разговор, как я, вдруг, понял, что с раненым за стеной творится что-то неладное. Пуля выпущенная мною из "Браунинга", которая по идее должна была прошить насквозь мягкие ткани его правой ноги в области бедра, наделала таких дел, что я пришел в ужас. Она разворотила ему ногу, словно пуля со смещенным центром тяжести. Парень, свалившись на пол, изо всех сил сжимал руками артерию и если бы я оставил его в таком положении, то он умер бы уже через полчаса или от потери крови или от болевого шока. Вынув из "Браунинга" обойму, которую я вставил в него всего несколько минут назад, я сразу же понял в чем было дело. Каждый третий патрон в ней был разрывным.
   Сняв с плеча автомат, я разрядил весь магазин в стену, очертив пулями овал рядом с раненым, после чего проломил в стене здоровенную дыру и быстро втащил его в зал наблюдения. Сбросив со стола на пол чертовски дорогущий компьютер, я положил этого бедолагу, лицо которого было искажено гримасой боли и ужаса, на стол. Первым делом я применил один трюк Патриарха, который хотя и выглядел, как колдовской, таковым на самом деле не являлся, а относился исключительно к области телепатии. Таким образом мне удалось быстро и надежно не только обездвижить своего пациента, но и унять его боль до полной нечувствительности, а заодно и остановить кровообращение в его разодранной в клочья ноге.
   Расцепив пальцы и убрав руки парня с раны, которые, как судорогой свело, я разрезал ножом штанину и обомлел. Разрывная пуля, пробив тонкую стенку, разворотила его ногу так, словно она была винтом от моторной лодки. Даже не прикасаясь к ране руками, а лишь водя ими над ней, я быстро соединил перерезанную осколком артерию и заставил осколки выйти наружу, после чего аккуратно сложил рассеченные мышцы на свои места. Затем, напрягая свое телекинетическое усилие так, что с меня градом хлынул пот, я заставил ткани ноги срастись воедино. Пусть и не до полного заживления, но все-таки достаточно прочно. Времени ведь у меня для качественного лечения было слишком мало. После этого, поскольку я уже все равно вошел в лекарский раж, я обработал и другие раны этого хлопца.
   Забрав аптечку у того бандюка, который не стал вставать мне поперек дороги, я обработал ногу своего пациента перекисью водорода. На его бедре, после моей операции осталось только несколько багровых швов, шириной не более трех миллиметров и рана выглядела так, словно после операции прошло недели четыре, не меньше. Облив рану зеленкой и смазав рубцы коллодием, я перестал воздействовать на нервную систему своего пациента и он тотчас пришел в себя. На вид этому парню было лет тридцать и он совершенно не был похож ни на бандита, ни на отъявленного головореза. Он смотрел на меня удивленным взглядом и не мог никак поверить в то, что с ним сейчас произошло. Мне же было совсем не до его нравственных и прочих переживаний.
   Повернувшись к полковнику, который сделался за эти четверть часа белее мела и смотрел на меня с таким ужасом, словно перед ним был какой-то черт из преисподней, я молча подошел к его столу. Скосив взгляд на экраны системы наблюдения, я сразу же убедился в том, что на нашем этаже никого не осталось. Запустив руку во внутренний карман куртки, я достал из него и положил перед полковником Рогозиным паспорт Наташи Колосковой, строго потребовав от этого оборотня:
   – Полковник, эта девушка должна сегодня же улететь во Францию. Позаботьтесь заодно, чтобы у неё был приличный багаж, я лично проверю все вплоть до наличия в чемоданах трусиков и колготок. Ей и так досталось от негодяев, подобных вам. От того, как быстро вы выполните все мои требования, в конечном итоге зависит не только жизнь Антипа, но и ваша собственная. Советую вам не тянуть время понапрасну. Здание компании должны покинуть все посторонние люди, кроме работников её службы безопасности. Снайперов с крыш тоже уберите и не вздумайте переместить их в квартиры, я все равно это обнаружу. Как только все снайперы уйдут, а я об этом узнаю немедленно, то все мои пленники, кроме Антипа, будут немедленно отпущены. Кроме того, вам самому не выгодно присутствие здесь этих бандитов, ваш патрон можете запросто попасть под огонь их снайперов. Вдруг, среди компаньонов Антипа найдется такой человек, который хочет попрощаться с ним навсегда. Более удобного случая ему уже точно будет не найти. Кстати, полковник, вы уже определили, кто отвезет девушку в аэропорт?
   Похоже, что полковник Рогозин, наконец, почувствовал, что все гораздо серьезнее, чем он себе это представлял и, немного подумав, ответил мне:
   – Вас устроит если девушку проводит в аэропорт Клим и лично доставит её в Париж? Соответствующая охрана будет мною ей обеспечена, если вы, конечно, разрешите мне оставить своих людей, я и сам не доверяю всем тем кретинам, которых Антип набрал неизвестно на какой помойке. – Еще немного помолчав, он добавил очень расстроенным, чуть ли не плачущим голосом – Мне, честно говоря, самому очень не нравится вся эта история. Поверьте, мне не было известно, что Шарфуди знает эту девушку и что он вздумал надругаться над ней.
   – Ну, конечно, если бы вы это знали, то ни за что не допустили бы этого. – С издевкой сказал я – Вы бы поступили, как истинный рыцарь и непременно спасли бедную девочку от этого негодяя. Хватит трепаться попусту, полковник, вы такая же гнусная сволочь, как и этот дикарь, спустившийся с гор. Все вы тут банда негодяев.
   Полковник Рогозин искусно изобразил на своем лице смущение и, с напускной горечью, сказал мне:
   – Почему вы не верите мне, господин Бартон? Если бы мы могли познакомиться поближе, то вы бы поняли, что мы занимаемся легальным бизнесом и среди наших людей почти нет тех, у кого есть криминальное прошлое. Эти подонки, с которыми вам пришлось столкнуться, лишь жалкие прихлебатели, которых нам приходится кормить. Уже то хорошо, что они довольствуются этим и не грабят прохожих на улицах. Похоже, господин Бартон, вы обладаете просто невероятной подготовкой и совершенно фантастическими способностями, такие люди нам очень нужны. Мы умеем быть щедрыми, господин Бартон. Поймите, все, что случилось сегодня, это какая-то дикая фантасмагория. Конечно, вы можете быть недовольны моими действиями, но поймите, ведь я прежде всего должен заботиться о безопасности президента нашей компании, я просто не мог поступить иначе. Теперь я вижу, что вы хотите только одного, поскорее покинуть это здание, ну, а то, что вы всерьез обеспокоены судьбой этой девочки, говорит только о вашей исключительной порядочности и высоких моральных качествах. Надеюсь, когда все уляжется, мы сможем еще раз встретиться с вами в спокойной обстановке и поговорить. Признаться, вы поразили меня вашим умением обнаружить врага, даже за стеной и способностью к врачеванию. Вы феноменальный человек, Эдвард, было бы просто замечательно, если бы вы стали работать на благо родины…
   Такие разглагольствования полковника Рогозина, не вызвали у меня совершенно никакого энтузиазма. Усмехнувшись я ответил ему с иронией в голосе:
   – О, да, я несомненно порядочный и благородный человек, раз без малейшего колебания изувечил Шарфуди Беноева за то, что он сволочь и мерзавец, да, к тому же только ради того, чтобы настроить вас, полковник, на серьезный лад, подстрелил почти шесть десятков ваших людей, разрядив в них почти все боеприпасы, которые взял с собой поднимаясь наверх. Разумеется, я соглашусь с вами и тогда, когда вы станете объяснять мне, что я был вынужден так поступить. Полковник, мой отец уже оказал однажды услугу этой стране и даже потерял здоровье, работая инструктором в РУБОПе. Этого вполне достаточно, тем более что знания, полученные рубоповцами от моего отца, не всегда шли на пользу этой стране. В России полностью одержал победу криминальный мир и всяческое сотрудничество с любыми правительственными органами или компаниями, подобными вашей, преступно и достойно осуждения. Вас всех надо стрелять, как бешенных собак, или вешать на телеграфных столбах, полковник. Так что остановимся на следующем: мы выходим отсюда, Наташа вылетает в Париж, где её встретят друзья Ольги Браво, я созваниваюсь с ней и если все будет в полном порядке, то отпускаю и вас, и вашего Антипа, чтобы потом никогда больше не встречаться, а теперь, полковник, я спущусь вниз и подожду, когда вы все для этого подготовите и упаси вас Бог, сделать что-нибудь не так. На самом деле я гораздо опаснее, чем кажусь вам на первый взгляд, я кровожадный зверь, машина в облике человека, настроенная на безжалостное убийство и терминатор по сравнению со мной, щенок и жалкий сопляк. К тому же, я отлично подготовленная и мощная машина. Если у вас еще остались связи в ГРУ, то позвоните туда и спросите кого-нибудь, подтверждают ли они тот факт, что Сэмюэль Бартон и его двенадцатилетний сын Эдвард, в июне восемьдесят третьего вывели из Макумбы восемь агентов КГБ, работающих под крышей советского посольства и при этом безжалостно уничтожили за пять дней боев шестьсот двадцать семь макумбийских повстанцев. Полковник, с тех пор я повзрослел, набрался опыта, потерял всяческие тормоза и если мне приходится убивать, то делаю это самым быстрым, простым и надежным способом.
   Оставив своего собеседника сидеть с открытым ртом, я вышел из комнаты и направился к грузовому лифту, на котором и спустился в подвал без каких либо помех. Парень, которого я вылечил, уже не лежал, а сидел на столе, вытянув изувеченную и спасенную мной ногу и спустив ту, которая была поздоровее. Пристально глядя мне в глаза, он протянул мне руку и негромким голосом сказал:
   – Слышь, браток, спасибо, что спас мне жизнь. Извини, что все так вышло, я думал, что ты какой-то отморозок, которого наняли, чтобы завалить Антипа.
   Пожав его крепкую руку, я ответил:
   – Ничего, пустяки. Будет тебе урок на будущее, чтобы знал, когда в атаку нужно идти, а когда в окопе отсиживаться. А на счет твоей ноги я тебе вот что скажу, ты уж не нагружай её без надобности и вообще, лучше полежи дня три дома, да, смотри не сунься сдуру к коновалам. Так, как я её тебе прооперировал, даже в госпитале Бурденко не смогут сделать. Ладно, друган, бывай. – Вынув из кобуры "Кольт", из которого мне так еще и не довелось сделать ни одного выстрела, я передернул затвор и вложил пистолет в руки этого парня, после чего положил рядом с ним четыре обоймы и пошел к выходу.
   Нет, Джейн, это не было глупой и никому не нужной бравадой, просто мне нужно было доказать полковнику Рогозину, что он конченый мудак. Парень, имени которого я тогда не узнал, взял пистолет из моих рук, чуть заметно кивнул мне головой и поднял его вертикально вверх, прижав боек к своим губам. Взгляд его сделался напряженным, а глаза аж заледенели. С этой минуты мне было ясно, что выстрела в спину я могу уже не опасаться. Так оно и случилось. Как только я повернулся спиной к бандитам, один из раненых бригадиров шевельнулся и привстал было в кресле, но, увидев взгляд бывшего спецназовца и то, как он слегка подался вперед, сел обратно.
   До тех пор, пока я не вошел в грузовой лифт и не спустился на нем в кафетерий, этот парень сидел на столе и практически держал под прицелом полковника Рогозина и трех бандитов. Полковник отнесся к этому с пониманием и ему, похоже, было действительно наплевать на бандитов. Он спокойно отдавал какие-то распоряжение по рации своим бойцам, работникам службы безопасности и всем прочим господам. В ответ на какой-то вопрос, он кивнул головой своему подчиненному и тот, встав со стола и прихватив с собой обоймы с патронами, прихрамывая пошел в комнату отдыха, где, прежде всего, переоделся, а уж потом прилег на кушетку. У меня отлегло от сердца, похоже, что этому парню ничто не грозило.
 
    Галактика "Млечный Путь", планета Земля, государство Российская Федерация, город Москва, головной офис компании "Интерросстрейд", стоящий неподалеку от Киевского вокзала.
 

Галактические координаты:

 
В описываемое время
 

еще не были установлены.

 
Поясное планетарное время:
 

19 апреля 2009 года, 19 часов 30 минут

 
Продолжение рассказа Эдварда Бартона.
 
   Когда я вернулся в кафетерий, было половина восьмого вечера и с этого времени полковник Рогозин стал точно выполнять все мои указания. Рассказывая Ольге о своем путешествии, я наблюдал за его действиями на экране компьютера, беззастенчиво переключая телекамеры и нагло направляя их на те объекты, которые меня интересовали. Снайперы, явно, набранные из числа братвы, спустились вниз и уехали первыми, видимо, не совсем понимая, что же здесь произошло.
   Прочие бандиты, также стали быстро покидать здание и уезжать на своих джипах. Выражение лиц у них при этом было такое, словно они только что выбрались из ада. За ранеными были присланы десятка два машин скорой помощи, а за Шарфуди и вовсе приехало человек тридцать чеченцев, которые, переговорив с братвой, убегающей прочь, даже не стали настаивать на том, чтобы самим покарать меня за раны, которые получил их соплеменник. Видимо, тейп Шарфуди Беноева не относился к числу влиятельных и не имел на Москве особых привилегий.
   Выполняя свое обещание, данное полковнику, я отпустил пленных, разрешив им подняться на грузовом лифте, предварительно дав Огурцу поговорить со своим дядей. Разговор был короткий и свелся он собственно к тому, что Антип влепил своему племяннику с полдюжины увесистых оплеух, приказал ему ехать на дачу в Матвеевское и пообещал как следует набить ему морду, когда вернется домой. Еще он велел охранникам Огурца не спускать с него глаз.
   Тем самым Антип попытался повысить свой имидж как в моих глазах, так и в глазах девушек, которые бросали на него недружелюбные взгляды. Похоже, что ему не очень то хотелось сидеть в темной кладовке. Видя то, как суетится его начальник безопасности и как он заискивающе смотрит мне в глаза, я разрешил ему остаться в кафе и даже попросил Ольгу накрыть нам столик и подать то, что не было завалено в баррикаде. Ужин, состоящий в основном из дорогих консервов, черной и красной икры под пиво, был вполне съедобным и обильным.
   Через некоторое время по сотовому телефону Антипа мне позвонил полковник Рогозин и подобострастным голосом сказал, что все готово, деньги, билет на самолет и багаж для Наташи, а также бронированный джип "Хаммер" для нас. Самолет на Париж вылетал из Шереметьева в час тридцать ночи и нам можно было не торопиться.
   Ольга уже успела связаться с Францией не только посредством электронной почты, но и по телефону. В три минуты она решила дальнейшую судьбу Наташи. Попутно выяснилось, что отец Ольги является депутатом французского парламента и он пообещал не только принять девочку,как родную дочь, но даже удочерить её, если та этого пожелает. При этом он сказал, что как только она ступит ногой на борт французского авиалайнера, ей будет обеспечена самая надежная охрана.
   По моему требованию на грузовом лифте был спущен вниз багаж Наташи и кейс с деньгами. Не приближаясь к лифту я проверил посылку на предмет сюрпризов и, убедившись, что все в порядке, забрал из кабины два здоровенных кожаных баула и кейс. Пока девушка растерянно перебирала вещи, купленные для неё в дорогом бутике, я просмотрел содержимое кейса. Полковник Рогозин решил больше не злить меня и потому Клим оформил два миллиона долларов, затребованные мною для Наташи, как компенсацию, выплаченную девушке за причиненный материальный и моральный ущерб, так что она могла вполне спокойно и главное совершенно легально пользоваться этими деньгами.
   Дождавшись одиннадцати часов ночи, я отправил Наташу в грузовом лифте наверх, чтобы она, в сопровождении десятка телохранителей, выехала в аэропорт. Клим добровольно вызвался быть заложником, но, похоже, он куда больше хотел увидеть Ольгу, нежели обеспечить безопасность своей бывшей сотрудницы и я не стал этому препятствовать.
   Для того, чтобы убедить меня в том, что с девушкой будет все в порядке, полковник Рогозин обеспечил нам постоянную радиосвязь, но я и без этого знал, что все будет в порядке, так как тот парень, которому я, в общем-то, спас жизнь, не смотря на то, что нога его еще не зажила, как следует, сел вместе с Наташей в шикарный лимузин, длиной с автобус и тот в сопровождении пяти черных, бронированных "Мерседесов" повез её в аэропорт. У девушки был с собой сотовый телефон Огурца и я немедленно сообщил ей, что она может полностью доверять человеку рядом с собой.
   Наступила пора и нам выбираться из этого подвала. Мне все-таки не очень верилось, что полковник Рогозин захочет так просто отпустить меня и потому я решил выйти совсем не тем путем, который он мог просчитать. В одном месте, на кухне, в стене первоначально хотели сделать дверь, но потом, видимо, передумали и заложили проем кирпичом. Там я и разместил заряд пластита, прилепив его двумя полосками. Второй заряд, я телепортом разместил на закрытой двери бойлерной, а третий должен был снести металлическую дверь, ведущую на ту сторону двора, где за оградой виднелись старые склады и железнодорожная станция за ними. Там я и велел полковнику поставить джип и находиться в нем с включенным двигателем и распахнутыми настежь дверцами, чтобы он мог, по моему первому же приказу, объехать здание и подать машину к тому месту, которое я ему укажу ему в самый последний момент.
   Напоследок я подготовил полковнику Рогозину еще один, весьма неожиданный сюрприз, который был выражен в том, что я, помимо всего прочего, намеревался подорвать еще и подстанцию, находящуюся неподалеку и распределительный щит внутри здания компании. Это должно было обеспечить мне относительную темноту в районе, а взрыв парочки дымовых шашек, которые я реквизировал покидая полковника Рогозина, должен был обезопасить меня и Ольгу от выстрелов снайперов с их приборами ночного видения.
   Когда все было готово я вернулся в зал кафе и увидел там просто исключительную по своей умилительности, картину. Клим стоял перед Ольгой на коленях и, утирая слезы и сопли, лившиеся в четыре ручья, умолял её не покидать его. Ольга сидела на стуле с "Береттой" в руках и молча курила, пуская дым кольцами. Обойдя Клима я подошел к Ольге и поправив локон на голове, ласково спросил её: