Огурец издал слабый стон и открыл глаза. Скотч, плотно заклеивший его рот, мешал ему говорить и он только гневно мычал, сверкая глазами. На меня его мычание не произвело никакого впечатления, но вот мне как раз и следовало произвести неизгладимое впечатление на самого Огурца. Сделать это я решил довольно простым образом, жестоко избив кого-либо из быков Антипа на его глазах, а потому, для начала, я достал его из кучи бандитов, усадил в удобное полукресло и примотал к спинке капроновым шнуром, чтобы он не смылся из зала и досмотрел мое представление до самого конца.
   Свой выбор я остановил на том самом ублюдке, которому досталось от меня по башке банкой пива и ребром ладони по шее. Он уже полностью пришел в себя и, как только я стал вытаскивать его на середину, попытался ударить меня связанными ногами в живот. Увернувшись, я поднял здоровенную тушу бандита, одетого в шикарный двубортный костюм с пола. Также усадив этого типа в мягкое полукресло напротив Огурца, но уже не привязывая, я принялся раскладывать на соседний столик свои трофеи, состоящие из одиннадцати пистолетов самых разных марок, пистолета-пулемета "Узи" моей будущей жертвы, да еще нескольких ножей. Чтобы этот урод не смог дотянуться до этих цацек, я отставил его подальше.
   На глазах у Огурца, я потрепал отобранного бандита по его, перекошенной от злости, морде, освободил ему руки и приказал снять с себя пиджак и бронежилет, но категорически запретил прикасаться руками к скотчу. Бандюк послушался и, поначалу, разминая руки сидел смирно, пока я разрезал капроновый шнур, которым были крепко стянуты его ноги, видимо, прикидываясь валенком. Провести ему меня не удалось и потому, как только он снова попытался ударить меня ногой, я своим блоком маленько повредил ему голеностоп, после чего принялся избивать его с максимальной жестокостью, которую только смог возбудить в себе. Ну, да, это было совсем не трудно. Я без того к этому времени совсем озверел.
   При этом я не давал ему сорвать со рта скотч, чтобы он не начал криками призывать братву себе на помощь. Не смотря на то, что этот парень был на полголовы выше меня ростом и тяжелее килограмм на тридцать, да к тому же, явно, был опытным кик-боксером, ему так и не помогли навыки, полученные им на ринге и в уличных драках. Отделал я его, как Бог черепаху и уже через пять минут он рухнул к моим ногам, корчась от боли и заливая пол кровавыми соплями. Нанеся ногой, еще несколько жестоких и сильных, ломающих кости, ударов по извивающемуся телу, я снова крепко связал его, затолкал пинками под столик и, аккуратно вешая на спинку стула трофейный бронежилет, сказав ему напоследок спокойным и равнодушным голосом:
   – А теперь лежи тихо сволочь и ничем не напоминай мне о себе, может быть тогда я забуду про тебя и ты останешься в живых.
   На меня с ужасом смотрели четыре пары глаз. Бандиты с плохо скрытой тревогой ожидали, что я предприму дальше. А дальше я собирался провести уже не столько акцию устрашения, для Огурца вполне хватило бы и моего первого демарша, сколько примерно наказать безжалостного негодяя. Вот поэтому-то следующим я поднял с пола насильника Шарфуди, прислонил его к колоне и сказал ровным и спокойным голосом без малейшего признака гнева:
   – Ну, что же джигит, вот теперь ты покажешь всем, мне, моей девушке, своим корешам и, главное, Наташе, какой ты у нас сильный и храбрый воин. С беззащитным ребенком ты справился, ишак облезлый, посмотрим теперь, как ты справишься со мной. Но учти, попытаешься закричать, позвать кого-нибудь на помощь, моя девушка тут же пристрелит тебя, как бешенную собаку! Поэтому сражайся молча, недоносок.
   Шарфуди оказался парнем с крепкими нервами и потому спокойно протянул мне связанные руки. Увидев столь явный вызов, я демонстративно снял с себя куртку и вежливо поклонился ему, прижимая руку к сердцу, показывая тем самым уважение к своему врагу. На самом деле я просто ожидал, что драка с этим двухметровым бугаем может оказаться делом весьма непростым и хлопотным, а потому и решил схватиться с ним налегке. Оставшись обнаженным по пояс, чтобы показать этому бугаю свою мускулатуру, я перерезал шнур, стягивающий руки бандита, небрежно бросил ему под ноги нож типа Рэмбо и молча отступил на несколько метров.
   Наташа испуганно всхлипнула, но Ольга вложила в её руки "Кольт" сорок пятого калибра без патронов и молча погладила девушку по спине. Сама она твердо держала в руке "Беретту" с навинченным на ствол глушителем. Мой соперник нагнулся за ножом, перерезал свои путы на ногах и выпрямившись сорвал скотч с лица. Сверля меня ненавидящим взглядом, он прохрипел глухим, дрожащим от гнева голосом:
   – Я вирежу твой сердце, черный свинья! – И добавил еще несколько слов по-чеченски, смысла которых я не понял.
   Этот чеченец хотя и был здоровенным парнем огромной силы, оказался совсем никудышным бойцом. Похоже, что он брал у кого-то уроки карате, но учение, явно, не пошло ему впрок. Двигался он тяжело и неповоротливо, размахивая ножом направо и налево, словно мухобойкой. Поймав его руку с ножом в захват, я с хрустом сломал ему не только кисть, но и лучевую кость и моментально нанес кулаком сокрушительный, ломающий хрящи, удар в гортань, а затем оглушил ударом ладоней по ушам и, крепко обхватив ладонями его голову, заставил его рожу встретиться со своим коленом раза три или четыре, из-за чего она мигом сделалась плоской, как у калмыка. Свалив его серией коротких, но мощных ударов в корпус на пол, напоследок я нанес ему убийственный удар сапогом по гениталиям, зло приговаривая:
   – Ты дерьмо, а не джигит и не достоин быть мужчиной. Да, и красавицей ты тоже никогда уже не будешь, ишак чеченский.
   Вцепившись левой рукой в волосы горячего горца, я резко подняв голову Шарфуди, чтобы показать его разбитую в кровь морду племяннику Антипа. Фейс чеченцу я отрихтовал крепко, да, и вообще избил до полусмерти. Кричать он уже не мог, а только слабо хрипел, дрожал всем телом и мелко сучил ногами по полу. Глядя прямо в глаза Огурцу, я медленно нанес его кунаку зазубренной стороной ножа несколько кривых, глубоких порезов, не столько опасных для жизни, сколько уродующих его гнусную физиономию садиста и насильника. Пожалуй, я все-таки несколько перестарался с этим Шарфуди, хотя мне все равно нужно было на ком-то показать Огурцу, что его ждет в случае неповиновения и отказа от сотрудничества.
   В те минуты, Джейн, я действовал исходя из обстоятельств и даже не подумал, что своими действиями я превратил этого обычного бандита, насильника и убийцу, в опасного и кровожадного террориста, получившего из-за меня кличку Сиплый Евнух, на совести которого, в настоящий момент, числятся десятки кровавых террористических актов. В какой-то мере именно я своей жестокостью сделал из него свирепого и безжалостного хищника, на которого потом охотился долгие годы, пока Трибунал не изловил его в горах Пакистана.
   Связав Шарфуди по рукам и ногам, я обмотал его физиономию скотчем, чтобы он не истек кровью, и присоединил его к избитому до этого бандиту. После этого я, с окровавленным ножом в руках, приблизился к Огурцу, который весь побелел от ужаса. Присев за столик, я демонстративно медленно провел кончиком языка по лезвию ножа слизывая кровь и изобразил на своей физиономии самую зверскую и кровожадную ухмылку. Огурца заколотило так, словно ему в задницу вставили отбойный молоток. Ольга, чтобы не травмировать Наташу моей кровожадностью, заблаговременно увела девушку в подсобное помещение. Она подошла к нашему столику и, медленно поаплодировав мне, села рядом со мной. Запустив свои длинные пальцы в мои кучерявые волосы и с вожделением глядя на молодого человека, она сказала довольно будничным тоном:
   – Эд, я хочу съесть его печень. Вырвать руками и съесть прямо у него на глазах его окровавленную, дымящуюся печень.
   Огурец был близок к тому, чтобы откинуть копыта задолго до того, как его тела коснется острая сталь. Грубо сдернув с лица гадливого бандитеныша клейкую ленту и подняв его подбородок острием ножа, я сказал ему грустным голосом:
   – Да, не повезло тебе парень. Ты оказался сегодня не в том месте и совсем не в то время. Лучше бы ты сегодня заболел гриппом и вообще не выходил из дому, Огурец. Подвел тебя Шарфуди. Ох, как он тебя подвел. Зря он сразу же не упал на колени перед той девушкой и не стал молить её о пощаде. Зря! Напрасно он затеял это. Но самое страшное это то, что вы все жутко достали меня своей простотой и теперь, когда я так сильно разозлился, от меня можно будет отмазаться только десятью миллионами долларов. У тебя есть такие деньги, сопляк?
   – Н-нет… – Заикаясь ответил Огурец. Из его глаз брызнули слезы и он стал торопливо, сбивчиво уговаривать меня – Антип заплатит тебе сколько нужно, он богатый, ты только не убивай меня! Я не виноват, это все Шарфуди!
   – Заткнись, падаль! Дай мне подумать. – Резким окриком прекратил я его словоизлияния, внутренне радуясь тому, что клиент созрел так быстро. После некоторой паузы я кивнул головой и сказал ему – Хорошо, что ты вспомнил про Антипа. Сейчас ты возьмешь свой телефон, позвонишь Антипу и позовешь его сюда. Скажешь ему, что ты случайно замочил Ольгу и теперь не знаешь, что делать. Только постарайся быть очень убедительным и пусть Антип спустится сюда один, без Клима. Отсутствие телохранителей не требуется, их я вырублю в три секунды, да, и пара лишних стволов мне тоже не помешает.
   Один из связанных бандитов принялся извиваться и угрожающе мычать в своем углу, видимо, предупреждая Огурца о последствиях его решения. Выбрав из кучи пистолетов "Браунинг" с лазерным прицелом, я навинтил на ствол глушитель и, тщательно прицелившись, дважды прострелил ему плечо, но целясь так, чтобы обе пули не задели ни кости, ни какой-нибудь артерии. Разрезав шнур на посиневших руках Огурца, я защелкнул на его запястьях наручники и достал из его внутреннего кармана сотовый телефон, который, к счастью, совсем не пострадал в потасовке. Положив телефон на столик перед несчастным Огурцом, я сказал ему ласково:
   – Витенька, если ты ляпнешь что-нибудь не так, я лишусь своих денег, а ты печени, яиц и всех своих корешей. Разумеется, я отсюда все равно выберусь и вытащу этих девчонок, правда мне придется перестрелять для этого всех, кто находится в этом здании. Но ты уж лучше поверь моему слову, сделать это будет совсем не трудно. Мочить таких козлов как ты, Антип и вся ваша кодла, это, после игры в пинг-понг, для меня самое приятное занятие. Давай, дружок, звони своему дядюшке и пусть он приходит поскорее, время пошло.
   Огурец оказался довольно сообразительным малым и в нескольких словах описал Антипу ситуацию. Тот пообещал ему немедленно прийти в кафе, чтобы разобраться во всем на месте. Быстро надев на себя свой бронежилет, а на Ольгу бронежилет того бандита, которого отметелил первым, я напрягся и сообщил Старику новость:
    – Старик, я вызвал к себе одного важного типа, возьму его в заложники и постараюсь принудить к сотрудничеству. Будь наготове, как только стемнеет, я за тобой приеду, похоже, мне не светит улететь в Англию так, как ты планировал.
    – Хорошо, мой Мальчик. До сих пор ты действовал правильно, постарайся и дальше ничего не испортить, а я попробую тебе чем-либо помочь. –Прозвучали в моей голове слова Старика.
   Вместе с этим я вновь почувствовал прилив энергии и обрел способность видеть то, что происходило в холле. Похоже Антип и в самом деле решил спуститься в кафе, так как его бойцы зашевелились и отошли к окнам, чтобы взять под наблюдение окрестности. Нападения из подвала никто из них не ожидал, а я уже предпринял меры, чтобы наблюдатели из службы безопасности не смогли заглянуть в кафе. Теперь мне оставалось позаботиться лишь о том, чтобы запороть финал этого спектакля.
 

Г Л А В А Ч Е Т В Е Р Т А Я

 
    Каким был преступный мир на древней Терре? Хороший вопрос, но он требует очень обстоятельного ответа, а трепать языком несколько часов подряд мне не хочется. Наверное мне будет правильнее сказать пару слов не о том, каким было оно, все это преступное отребье, а о том, почему оно было неистребимо. Отвечая на этот вопрос, мне будет гораздо уместнее рассказать об обстановке, сложившейся в России конца двадцатого, начала двадцать первого века.
    Самым главным злом я всегда считал, считаю и буду считать впредь отношение людей культуры и искусства к блатному миру, а оно было более, чем снисходительным. В конце восьмидесятых годов двадцатого века в России началась перестройка, а вместе с ней пришли свобода слова и гласность. В течение долгого времени культура и искусство находились под прессом партийной, коммунистической цензуры. Преступный же мир издревле имел не только свои собственные, четко структурированные институты, но и свой слой культуры, который был выражен как в балладно-песенном творчестве, так и в материальном виде. Ну, мне, видимо нет смысла говорить о том, что преступный мир потребляет свои собственные продукты искусства, начиная от татуировок и заканчивая их фирменными ножами.
    И вот, как только цензура отошла в прошлое, свобода слова в первую очередь привела к тому, что на эстраду, в литературу, в кинематограф мутным потоком хлынула вся эта лагерная, блатная тематика. Господи, как же мне было противно в те годы включать телевизор или радио и покупать газеты, как тошнило меня от всех этих разухабистых песенок и анекдотов, которые неслись из каждого коммерческого ларька. Но все это было лишь полбеды, куда страшнее было то, что, частенько, матерые деятели культуры и искусства, обращаясь к своей аудитории, не только пересыпали свою речь словечками взятыми из арго, но и яро отстаивали блатное творчество, называя его мощным и уникальным пластом российской культуры. Тьфу, мерзость! И сейчас, почти через миллион лет, мне плеваться хочется, вспоминая этот маразм.
    Нет, ребята, я отнюдь не ангел, и моя собственная речь, порой, содержит изрядное количество ненормативной лексики, но я никогда и ни при каких обстоятельствах не стану называть пиджак лепехой, а солнце балдохой. Более того, как только я слышу какую-нибудь блатную балладу о юном уголовнике, мечтающем о свободе, мне так и хочется запустить в голову такого барда пустой бутылкой, так как нет ничего страшнее и опаснее, чем героизация блатного мира, создание мифов и легенд о тех, кто живет по блатным понятиям, а не по общечеловеческим законам бытия. Право же, я вовсе не ханжа и с огромным удовольствием слушаю все ёрнические песенки Нейза, да, и юмор Рашеда я тоже воспринимаю вполне адекватно. Признаться, я и сам знаю их очень много.
    Из жизни общества, из его культуры и искусства, очень трудно искоренить блатную тематику, но, в принципе, это можно сделать. Ведь для этого всего-то и нужно сделать, что убедить писателей и поэтов, сценаристов и режиссеров, артистов, наконец, перестать героизировать жизнь всех тех типов, которые так и норовят присвоить себе то, что им не принадлежит, украсть, ограбить, обмишурить путем самого изощренного мошенничества, а так же не изображать их отважными и благородными героями, ведь вы ребята, прекрасно знаете истинную цену всей этой криминальной публики.
    Мне до сих пор очень нравится высказывание одного моего друга, матерого и дотошного опера Васяни, Сыскаря с большой буквы: – "Ты можешь сидеть с этим человеком за одним столом в самом шикарном ресторане, он будет одет в костюм от какого-нибудь Версаччи или Кардена и полит самым дорогим одеколоном, а на столе будут стоять омары, всякие там трюфели и наливать он тебе будет французское шампанское, но все равно от этого гада будет нести тюремной парашей, если он не решил навсегда завязать с блатным миром!"
 
    (Мнение, высказанное Эдвардом Бартоном в его дружеской беседе с хантерами из конторы Зака Лугарша)
 
    Галактика "Млечный Путь", планета Земля, государство Российская Федерация, город Москва, головной офис компании "Интерросстрейд", стоящий неподалеку от Киевского вокзала.
 

Галактические координаты:

 
В описываемое время
 

еще не были установлены.

 
Поясное планетарное время:
 

19 апреля 2009 года, 16 часов 55 минут

 
Продолжение рассказа Эдварда Бартона.
 
   Ольга, изображая неловкую позу убитого человека, лежала с дамским "Вальтером" в руках на полу возле лужи кетчупа, неподалеку от столика, за которым я усадил племянника Антипа. Из живого и вполне здорового Огурца, пребывавшего в полном отрубе, мною был изготовлен безмолвный манекен, который сидел за столом спиной к входу, поставив локти на стол и бессильно положив голову на ладони. Справа от него лежал пистолет с полностью расстрелянной обоймой и отодвинутой назад ствольной коробкой. Неподалеку от Огурца, с другой стороны столика, лежал на полу, якобы, окровавленный труп невезучего кик-боксера.
   Все это должно было изображать трагическую картину случайной перестрелки, в которой Огурцу была отведена почетная роль ганфайтера из вестерна. Глядя на эту картину было очень легко сделать вывод, что сначала Ольга, любовница Викула, застрелила одного из бандитов, после чего Огурец, в гневе, нашпиговал ее свинцом из своего никелированного "Кольта" с перламутровой рукояткой. Будь я на месте Антипа, я точно поверил бы во все с первого взгляда и не стал особенно задаваться вопросом, а куда это подевались все остальные бандюки вместе с чеченским овечьим князьком и той девушкой, которой они решили заняться на досуге. Раскладывать на полу еще три трупа бандитов я счел слишком рискованным, уж больно неказистый пистолетик был в руках у Ольги.
   Ну, а я взобрался под самый потолок прямо над входом и затаился там лицом вниз, словно человек-паук диной в один метр восемьдесят четыре сантиметра, имеющим, не смотря на свои тридцать восемь лет, отлично накачанные мускулы весом в девяносто пять килограмм, уцепившись за металлические штыри руками и упершись ногами в стену. В общем, паучком я был для главаря бандитов очень опасным, как из-за своего характера, так и по причине дикой злости, которая меня просто переполняла ещё по целому ряду причин.
   Старик послал мне очередную порцию своей энергии, на этот раз очень щедрую и я, напружинив все свои мускулы, видел очень далеко, чуть ли не до десятого этажа офиса и даже мог заглянуть в соседние дома. Антип, в сопровождении двух рослых телохранителей с военной выправкой, уже вышел из лифта. Он шагал быстрым, легким и пружинистым шагом и уже через минуту каблуки его башмаков застучали по гранитным ступеням лестницы. Телохранители, два крепких парня с короткой стрижкой, одетые в просторные штаны и куртки, не стесняющие движений, следовали за ним чуть позади. Перед дверью Антип остановился и пропустил вперед одного телохранителя, вооруженного короткоствольным калашом. Этот настороженный тип, войдя внутрь кафе, бросил быстрый взгляд на Ольгу, распростертую на полу, и, резко повернувшись назад, коротко сказал Антипу:
   – Шеф, Виктор действительно замочил эту суку.
   Антип коротко ругнулся и стремительным шагом вошел в кафе. Как я того и ожидал, второй телохранитель вошел вслед за ним. Один телохранитель встал метрах в трех позади своего босса, остановившегося перед несколькими пятнами крови на полу, а второй быстро закрыл двери и тотчас присоединился к нему. В этот момент я уже не цеплялся руками и ногами за потолок, а парил в воздухе на высоте чуть более четырех метров, держа в одной руке "Узи" с глушителем, поставленный на боевой взвод на тот случай если придется стрелять, а в другой руке большой, тяжелый "Браунинг" с лазерным прицелом и здоровенной, прочной рукоятью.
   Чуть наклонив свое тело вниз, я бесшумно скользнул по воздуху к стоящим передо мной телохранителям и, как только приблизился к ним, с размаху треснул сразу обоих по коротко стриженным затылкам своими железяками, слегка добавив еще кое-чем, присущим нашей родовой цепочке издревле. Врезал я им по голове так крепко, что даже выронил "Браунинг". Оба телохранителя, не издав ни единого звука, немедленно рухнули на пол как подкошенные. Антип, услышав непонятный шум за своей спиной, грубо рявкнул:
   – Тише вы, там, идиоты. Виктор, а ты чего здесь расселся, как на именинах?
   Ольга, услышав шум падающих тел, резко вскинулась от пола и нацелила на Антипа "Беретту" с навернутым на ствол глушителем. Увидев такие метаморфозы, Антип, уверенный в том, что его поддержат телохранители, угрожающе зарычал и двинулся на женщину, злобно рыча:
   – Ах ты паскуда!
   Но был остановлен тем, что я, без малейшей деликатности крепко ухватил его за шиворот, и основательно встряхнув, сказал ему шипящим от злости голосом:
   – Полегче, болван, а не то я тебе все зубы вышибу!
   Антип резко вывернул шею, но, увидев у себя перед носом вместо верных телохранителей ствол "Узи" с черной дубиной глушителя, только озадаченно клацнул зубами. Поскольку у этого типа было очень хорошее зрение, он сразу же сообразил, что прежде, чем кто-нибудь придет к нему на помощь, я успею нашпиговать его свинцом по самое некуда. Поэтому он сразу сменил тон и, судорожно сглотнув слюну, суетливо поинтересовался у меня:
   – Что вам нужно? Деньги? Свободный выезд за границу?
   Грубо толкнув этого типа к столику, я резко сказал ему:
   – И то и другое, Антип, но об этом мы еще успеем поговорить, а сейчас сядь за стол, шакал и заткнись.
   Евгений Сергеевич Антипов, пятидесяти трех лет от роду, хотя и был коронован, как вор в законе, никогда и близко не подходил к тюрьме, не смотря на то, что преступлений в своей жизни совершил превеликое множество. Это был вальяжный, холеный господин со спортивной осанкой и благообразной физиономией, никак не подходившей к высокому званию вора в законе. За свою, не такую уж и долгую, карьеру он успел, однако, сколотить капитал в три с половиной миллиарда долларов и, похоже, вовсе не хотел отходить в мир иной одним из самых богатых людей России, а потому охотно изъявил желание не только поделиться своими деньгами, но и помочь мне покинуть эту несчастную страну даже не дожидаясь от меня такого требования и не подумав возмущаться столь грубым отношением к своей важной персоне.
   Мне с трудом верилось в такой альтруизм, но, так как положение наше было в общем-то критическим, мне ничего не оставалось делать, как вступить с Антипом в переговоры, надеясь, что я смогу боле или менее спокойно дождаться глубокой ночи и, как минимум, убраться из Москвы подальше. В ночное время, когда улицы этого большого города были пустынны, по дорогам на бешенной скорости носились на иномарках всевозможные придурки, а милиция пьянствовала, занималась поборами и прочими преступлениями, уйти от погони не составляло особого труда. Тем более, что при царящей в городе неразберихе и постоянной вражде между преступными группировками преследовать кого-либо становилось проблемой для кого угодно.
   Разоружив телохранителей Антипа, я даже не стал их связывать. Вместо этого я сволок всех своих пленников, заскирдованных за портьерой, в большую кладовку на кухне, которая закрывалась обшитой нержавейкой дверью и запиралась на прочный замок. Там, предварительно развязав одного из бандитов, самого бодрого на вид, я их всех и запер, вместе с предателем Огурцом, оставив им пару пустых ведер, несколько больших бутылей воды, аптечку и с десяток чистых полотенец для перевязки. Теперь моя совесть перед всем человечеством и его понятиями о гуманизме была полностью чиста и я мог смело зверствовать дальше. Что-то мне в ту минуту говорило, что кровушки в этот вечер мне придется пролить вдоволь и единственное, о чем я мечтал, так это не пристрелить кого-нибудь, кто был совершенно не виновен.
   Вернувшись в зал, я подсел к столику, за которым, под прицелом, в напряжении сидел Антип и нервно облизывал губы. Наташа сидела неподалеку и также судорожно сжимала в руках пистолет без патронов. Видя, что ему с трудом верится в столь резкую перемену декораций, я попросил Ольгу принести из бара бутылку коньку получше и пару бокалов. Разлив коньяк по бокалам, я пододвинув один из них Антипу. Он жадно выглотал дорогой напиток и благодарно закивал головой. Сделав несколько небольших глотков, чтобы промочить свою пересохшую от напряжения глотку, я добродушно сказал ему:
   – Антип, позвони наверх своим быкам и скажи им, что ты попал под молотки, то бишь в заложники. Мои требования таковы, мы сидим здесь до двенадцати часов ночи, после чего поднимаемся наверх, садимся в заправленный под завязку джип с тонированными стеклами и уезжаем вместе с тобой, но сначала эту девочку твои люди отвозят в Шереметьево вручают ей кейс, в котором должно лежать два миллиона долларов и сажают её на самолет, летящий в Париж. Как только она доберется до места, я позвоню ей и если все будет в полном порядке, то отпущу тебя на все четыре стороны. Поскольку ты без охраны и часа не проживешь на улице, то я назначу место где и передам тебя твоим мордоворотам. Ты меня понял, Антип? Учти, я человек очень серьезный и никаких шуток в свой адрес не потерплю.
   Антип меня прекрасно понял и, позвонив по сотовому телефону своему начальнику охраны, хотя и несколько нервно, но достаточно толково объяснил ему ситуацию. Правда, при этом, видимо, надеясь на его профессионализм, он до неприличного затянул разговор, но я, до начала каких-либо событий, не стал предпринимать никаких решительных действий. В его объяснениях меня особенно умилило то, когда он, предупреждая своего начальника охраны, взволнованно сказал: