Александер Виктория. Визит сэра Николаса

   — Не сомневаюсь. — Элизабет натянуто улыбнулась. — Это он научил вас съезжать по перилам?
   — Не говори глупостей, мама, — фыркнул Кристофер. — Этому невозможно научиться за один день. Дядя Джонатон уверяет, что это целое искусство, все равно что ездить верхом. Он учил нас этому прошлым летом, когда мы жили в доме у дедушки в деревне.
   Элизабет представила себе огромную лестницу в Эффингтон-Хаусе, и сердце у нее сжалось от запоздалого страха.
   — Мне следует подробнее поговорить об этом с братом.
   — Идемте, дети.
   Мисс Отис повела солдат королевы к двери, предупредительно открытой Эдвардсом.
   — Это будет долгий разговор, — продолжила Элизабет, многообещающе покачивая головой; потом она переключила внимание на Николаса. — Подумайте, Николас, что вы сделали с мисс Отис. Вы напугали просто замечательную гувернантку.
   — Чепуха.
   — Она была в ужасе. — Элизабет проигнорировала тот факт, что мисс Отис если и была вначале несколько выбита из колеи встречей с пиратами, то в ужас вовсе не пришла. — Она, чего доброго, подаст в отставку. Ее нанимали воспитывать детей, а вовсе не воевать с пиратами.
   — Порой это почти одно и то же, как мне кажется. Но вы несете чушь и сами знаете это. Мисс Отис радовалась всему происходящему, к тому же я ее не трогал и никто из моих людей не подходил к этой, скажем так, корпулентной барышне, весьма энергичной.
   — Прекрати! Прекрати немедленно! — в гневе переходя на ты, тем более что Эдвардса давно уже не было в помине, вскричала Элизабет, подавив желание топнуть ногой.
   — Что прекратить? — спросил Ник, глядя на нее глазами невинного младенца.
   — Разговаривать как пират.
   — Я и не разговариваю как пират. — Он направился в гостиную, не оставив Лиззи иного выбора, как последовать за ним. Ник сбросил с себя камзол и перекинул его через протянутую вперед руку мраморной нимфы. — Я разговариваю как король пиратов.
   — Надоедливый король пиратов, — огрызнулась Лиззи.
   — Но тем не менее король.
   Ник подошел к вездесущему графину, налил себе бренди в стаканчик и сделал глоток.
   — Мне нравятся твои дети.
   Это замечание застало врасплох воинственно настроенную Элизабет.
   — Ты как будто удивлен.
   — Я и удивлен. — Он усмехнулся. — О, я, разумеется, ожидал, что они хорошо воспитаны и ведут себя соответственно. Так оно и есть.
   — Благодарю, — произнесла она.
   — Но я и не подозревал, что они мне так понравятся. Что я буду радоваться их присутствию, их обществу. У меня практически нет опыта обращения с детьми.
   Рождество и дети — сочетание весьма действенное. Я почти с той же радостью ожидаю этого дня, как и они. И знаешь, Адам был совершенно прав.
   — В чем?
   — Мы великолепно провели время.
   — Ясно. — Элизабет невольно улыбнулась. — Как хорошо, что ты был так добр к ним. За исключением моего брата, который в этом смысле представляет собой уникальное явление, немногие мужчины имеют подобные наклонности.
   — Я не принадлежу к числу большинства, — ответил Ник почти с гордостью и пожал плечами. — Я знаю, что сейчас немодно уделять большое внимание детям, а тем более принимать участие в их играх, но мой отец часто играл со мной в разные игры, когда я был маленьким. Я не строю иллюзий на его счет, он совершил много ошибок. Но, быть может, потому, что он был человеком непрактичным и, по правде сказать, оставался как бы вечным ребенком, отец обращался со мной, как с существом, равным ему, причем важным и дорогим для него. Мы с ним много времени проводили вместе, и я всегда об этом вспоминаю с благодарностью.
   — Я понимаю, — мягко произнесла Элизабет. Даже десять лет назад Николас не делился с ней вещами столь личными. — И я должна поблагодарить вас за то, что вы подарили моим мальчикам день, который они не скоро забудут.
   — Они мальчики хорошие и очень умные. — Он покрутил бренди в стаканчике и пристально поглядел на Элизабет. — Они могли быть моими детьми.
   У Элизабет замерло сердце, а в голове завертелась целая дюжина возможных ответов. О выборе, им сделанном, о дороге, им выбранной, и о жизни, от которой он отказался. Но она прогнала их от себя все и сказала очень сдержанно:
   — Да, но они не твои.
   — Они станут моими, если ты выйдешь за меня замуж. Мне ужасно нравится мысль вступить в брак и обрести сразу двух сыновей. И еще скажу, что я предпочел бы большую семью. Еще один сын или даже два и несколько дочерей. Всего шесть или восемь человек детей.
   — Ты сумасшедший.
   — Сколько детей у нашей королевы?
   — Восемь, но я не королева…
   — Ты ею станешь, если выйдешь замуж за короля пиратов.
   — Король пиратов может уплыть в океан по воле волн до того, как произведет на свет потомство. Поскольку я ценю твое внимание к моим мальчикам…
   — Я полагаю, для твоей семьи важно, чтобы для нее был приемлем человек, который войдет в ее состав. А для твоих сыновей особенно важно, чтобы они полюбили человека, имеющего намерение стать их отчимом.
   Элизабет никак не откликнулась на эти его слова.
   — Я пришла к тебе сегодня не только затем, чтобы узнать, где мои дети и чем они занимаются. — Она скрестила руки на груди. — Ты приостановил платежи по счетам почти всех торговцев, с которыми я связана. Не хочешь ли ты дать мне объяснения по этому поводу?
   — Не особенно. Однако в порядке любезности, заметь это, я скажу, что счел своим долгом уберечь тебя от себя самой.
   — Ты имеешь в виду мое легкомыслие?
   Не совсем. И ты и я в равной мере понимаем, что беспорядочные траты, произведенные тобой в последние дни, имеют целью доказать, будто ты не та женщина, на которой мне стоит жениться.
   —Десять лет назад ты назвал меня легкомысленной.
   — Мы как будто уже установили, что десять лет назад я вел себя как полный идиот.
   — Век бы тебя слушать. — Элизабет весело улыбнулась. — Но давай вернемся к моим счетам. Я хотела бы, чтобы все встало на свои места.
   Он покачал головой:
   — Думаю, нет.
   — Приостановить чьи-либо счета накануне Рождества значит поступить так, как поступил бы Скрудж.
   — Наверное.
   — У тебя с ним много общего.
   — Только то, что мы оба трезвые дельцы. — Он снова покрутил бренди в стаканчике. — И обоих преследуют призраки давнего Рождества.
   Это замечание Элизабет пропустила мимо ушей. Она ни в коем случае не позволит ему увести себя в сторону от обсуждаемой темы и не позволит себе проявить раздражение или гнев.
   — Рождество уже совсем близко, мне предстоит сделать много неизбежных трат.
   — Ты должна была подумать об этом.
   — Я слишком легкомысленна, чтобы думать о таких вещах. — Небрежной походкой она подошла к Николасу, взяла у него из пальцев стаканчик, пригубила бренди и посмотрела Николасу в глаза. — Тем не менее мои обязательства остаются в силе.
   Еле заметная улыбка скользнула по его губам.
   — Вот как?
   — У женщин нашей семьи существует традиция устраивать званый чай в один из дней перед Рождеством.
   Завтра хозяйкой этого приема буду я. Приедет моя мать, герцогиня, явится сестра, все тетки и несколько кузин. Всего я ожидаю тридцать дам.
   — Весьма приятное собрание.
   — Как и всегда. Однако моя повариха, которая вполне управляется с приготовлением еды для нашей семьи… — Элизабет вдруг замолчала и посмотрела на Николаса. — Тебе понравились пирожки?
   — Они были превкусные.
   — А фруктовые пирожные?
   — Тоже хороши.
   — Тянучки?
   — Ничего себе.
   Элизабет удивленно подняла брови.
   — Дело в том, что я люблю печеные лакомства гораздо больше, чем сладости. — В глазах у него заплясали смешинки. — Всегда предпочитал пирожные тянучкам.
   — Как и мы все, — сказала она. — Но я отвлеклась. В общем, кухарка не может справиться со всем, что нужно для большого приема. И я решила, как это сделала тетя Ребекка в прошлом году, а тетя Джослин — в позапрошлом и моя сестра — в позапозапрошлом, заказать все деликатесы к завтрашнему чаю у «Фортнума и Мейсона». К сожалению, это один из многих моих счетов, по которым ты приостановил платежи.
   — Придется довольствоваться тем, что есть.
   — Придется. — Она со вздохом допила бренди и сунула стаканчик Николасу в руку. — Придется, но смею сказать, что это будет не прием, а позорище.
   — Надо было обдумать все заранее. Что ты делаешь?
   — Право, и сама не знаю. — Она легонько провела пальцами по краю расстегнутого воротника его пиратской рубашки. — Быть может, флиртую?
   — Это уже не просто флирт, — заметил Николас.
   — Вероятно, нет.
   Она погладила обнаженный участок его груди. Николас со свистом втянул в себя воздух.
   — Это я не намеренно, — бормотала Элизабет, наслаждаясь теплом его тела. — Я ужасно зла на тебя, пойми.
   — Я так и думал, что ты разозлишься. Теперь она гладила его шею.
   — Пожалуйста, пойми, что моя матушка-герцогиня отнюдь не порадуется тому, что семейная традиция будет нарушена. Она так дорожит этими ежегодными встречами со своими сестрами и другими родственницами и, конечно, не одобрит твое поведение. Я уверена, что это не будет способствовать ее доброму к тебе отношению.
   Николас отшвырнул пустой стаканчик и обхватил Элизабет обеими руками.
   — А я со своей стороны уверен, что твой отец… — Он наклонился и уткнулся носом в шею Элизабет. — …герцог, также как твой брат… — Он поцеловал особо чувствительное местечко за ушком. — …маркиз, одобрительно отнесутся к тому, что я не позволил тебе сорить деньгами.
   Элизабет потянулась к нему и коснулась губами его губ.
   — Кажется, мы в тупике.
   — Вот именно.
   — Я соскучилась по тебе, Николас, — прошептала она и куснула его нижнюю губу.
   — Я тоже соскучился по тебе, — сказал он, крепче прижимая ее к себе.
   Я хочу пересмотреть одно из моих условий. — Она поцеловала его долгим и нежным поцелуем. — Тебе не надо исчезать из моей жизни после Рождества.
   — Какое великодушие с твоей стороны!
   — Правда?
   — Но я и не собираюсь исчезать из твоей жизни, потому что намерен стать твоим мужем.
   Элизабет собрала всю свою волю и со стоном высвободилась из объятий Николаса.
   — Ну почему ты так настаиваешь на этом?
   — А почему ты даже не хочешь обдумать это?
   — Потому что я предпочитаю…
   — Да, да, ты дорожишь своей независимостью, возможностью самой устраивать свою жизнь, принимать решения и так далее и тому подобное. Все это я уже слышал, и хотя ты можешь думать иначе, я одобряю твои постулаты. Но я смею надеяться, что брак, именно наш с тобой брак, не потребует, чтобы ты меняла свой характер. Ведь я предлагаю, чтобы наш брак был своего рода партнерством, вспомни-ка! Я не собираюсь запирать тебя в башне и употреблять только для собственного удовольствия, хотя последнее было бы весьма забавно.
   — Для одного из нас.
   — Почему ты отказываешься понять? Твоя независимая натура, твоя уверенность в себе, твой интеллект — качества, которые я считаю неотразимыми. И не имею желания их подавлять.
   — А зачем изменять соглашение, которое мы можем соблюдать сколько нам обоим будет угодно? Зачем портить его браком?
   — А я хочу испортить его браком. Элизабет в изумлении часто-часто заморгала.
   — Я вовсе не это имел в виду, и ты поняла меня. Я до сих пор никогда не предавался долгим размышлениям о браке, а теперь хочу его и всего, что брак сопровождает. Семья, дети и так далее. И я хочу этого именно с тобой и только с тобой. Хочу, чтобы ты была моей женой, моей возлюбленной и, помоги нам Господь, моим партнером. Теперь и тогда, когда мы состаримся и будем ковылять, поддерживая друг друга.
   Элизабет молча смотрела на него, пока он говорил. Так легко было дать согласие на брак и на все, чего он хотел. Сейчас она верила, что жизнь и будущее с Николасом будут совершенными, никак не иначе. Но у нее уже был совершенный брак, и он оказался иллюзией.
   Элизабет высвободилась из его объятий и отошла в сторону.
   — Некоторые вещи утратили свое значение, Николас.
   — А некоторые нет! — Он приблизился к ней. — Черт побери, Элизабет, я был глупцом десять лет назад, но неужели я должен расплачиваться за это всю оставшуюся жизнь?
   — Что ты хочешь этим сказать?
   — Не знаю! Я вообще не знаю, на каком свете нахожусь, когда ты рядом. Многие женщины были бы рады возможности выйти за меня замуж. Я богат, возведен в рыцарское достоинство и унаследую в будущем высокий титул. — Он развел руки в стороны широким беспомощным жестом. — Во имя всего святого, что ты во мне нашла плохого?
   — Ничего. — Элизабет пожала плечами, и в голове у нее молнией промелькнула мысль, что в костюме пирата он особенно неотразим.
   — Ну так обсудим же все разумно.
   — Разве такое возможно? Это ведь не деловое предложение, речь идет о браке, здесь не избежать эмоций.
   — И тем не менее вполне возможен разумный разговор на тему о браке.
   — Все «за» и «против», не так ли?
   — Именно так. — Заложив руки за спину, Николас прошелся весьма сложным маршрутом по заставленной вещами комнате. — Ты сказала, что не веришь мне и не веришь в сам институт брака. Я вполне могу принять первое утверждение. — Он остановился и с любопытством посмотрел на Элизабет. — Может, я уже вернул твое доверие?
   —Нет.
   Она произнесла это слово, понимая, что говорит неправду. Как можно не доверять человеку, готовому нарядиться пиратом, чтобы порадовать детей, и привязать подушку к нижнему столбику лестницы, чтобы эти дети не ушиблись, съезжая по перилам?
   — Допустим, у тебя есть на это основания. Ну а почему ты не веришь в институт брака?
   Элизабет задумалась. Разве она может сказать Николасу или вообще кому-то о несовершенстве своего брака? О том, что не сумела сделать Чарлза счастливым? Что между ними не было великой страсти, как называет это ее брат? Что ее муж, вероятно, нашел это в отношениях с другой женщиной?
   И она ответила просто:
   — У Чарлза была любовница.
   На лице Николаса отразилось удивление.
   — Мне трудно этому поверить.
   — Как и мне. Мне такое и в голову не приходило.
   — Но ты уверена?
   — Безусловно.
   — Ты сказала Чарлзу о твоих подозрениях?
   Это не были подозрения, Николас. — Элизабет тяжело вздохнула. — Чарлз был сентиментален и хранил письма этой женщины. Глупо с его стороны, но я иногда думаю: уж не хотел ли он, чтобы я их нашла?
   — И ты нашла?
   — За несколько дней до его смерти.
   — Что же сказал Чарлз?
   — Ничего. Я не решалась… из трусости, как мне думается. Подобное открытие возбуждает множество эмоций и обостряет отношения, а я была в ярости.
   — Вполне понятно.
   — Его предательство причиняло мне невероятную боль, сопровождаемую чувством вины.
   — Вины?
   — Не его вины. Моей.
   — Чепуха, — возразил он уверенно. — Тебе не в чем винить себя. Ты ничего плохого не сделала.
   — Не уверена. Видишь ли, я никогда не задумывалась о благополучии нашей совместной жизни. Мне казалось, что все у нас в порядке. Но, как выяснилось, насчет Чарлза я в этом отношении заблуждалась. Читая письма его любовницы, я поняла, что между ними было то, чего не было между мною и Чарлзом. Джонатон называет это великой страстью.
   — Ты знаешь, кто она?
   — Она подписывала письма ласкательным прозвищем. Я не имею представления, кто она. Наверное, это всего лишь болезненное любопытство, но мне хочется узнать ее имя. Разумеется, теперь это уже не имеет значения, но я все думаю, что узнай я ее имя, я бы поставила точку на последней странице последней главы в книге о нашем с Чарлзом браке. Смешная мысль, я понимаю, но эта женщина занимала в жизни Чарлза значительное место.
   Удивительно, как легко ей говорить с Николасом об этом. Так же легко, как когда-то говорила с ним о чем угодно. Она вздохнула и произнесла:
   — Письма приходили, судя по датам, четыре года.
   — Четыре года? — переспросил Николас, словно ушам своим не верил. — Но ведь это…
   — Больше половины времени моей жизни в браке. И это, может быть, тяжелее всего.
   — Но ты как будто спокойно относишься к этой истории.
   — Прошло уже три года с тех пор, как я о ней узнала. Время смягчило удар, и теперь я думаю об измене Чарлза тем спокойнее, что, быть может, чувство моего мужа к неизвестной мне женщине и было той великой страстью, которой не могла дать ему я. Скорее я оставалась его дорогим другом, чем самой большой любовью в жизни. Жаль, что оба мы не сознавали, что той нетребовательной и уютной любви, какую мы питали друг к другу с детства, нам будет недостаточно.
   — Вам обоим?
   — Вероятно.
   — Но ведь еще не поздно. Время для большой, для великой, как ты говоришь, любви не упущено.
   Сердце у Элизабет гулко забилось.
   — Для большого безумия.
   — Скажи лучше, самого прекрасного из безумий. — Он подошел к ней. — Я был бы верен тебе, Элизабет.
   — Правда?
   — По крайней мере в этом ты можешь мне поверить. На самом деле я был верен тебе. Всегда.
   — Что? Оставь, Николас, и не думай, что я поверю, будто за десять лет ты не был связан ни с одной женщиной.
   — Но не сердцем. Душой и сердцем я был верен тебе. Ни одну женщину я не любил так, как люблю тебя.
   — Ты меня любишь?
   — Я всегда любил тебя.
   — А ты уверен, что не путаешь любовь с влечением? С желанием заполучить новый корабль или фруктовое пирожное?
   — Ну уж нет, — обиделся Николас. — Я люблю тебя, любил и уверен, что никогда не переставал тебя любить. Теперь все по-другому, и мы стали другими, но любовь остается любовью.
   Она придвинулась к нему ближе и заглянула в темные глаза.
   — А что было бы, если бы тогда, десять лет назад, я осталась бы с тобой?
   — Не знаю.
   — А теперь?
   — Все.
   Элизабет покачала головой:
   — Я стала слишком независимой и привыкла строить жизнь на собственных условиях. Ты слишком упрям и привык идти своим путем. Мы сведем друг друга сума.
   — Это будет грандиознейшее помешательство в мире!
   — Открой мои счета, и я подумаю о замужестве.
   — Не думаю, чтобы это было бы особенно разумно.
   — Тогда нам больше не о чем говорить сегодня. — Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его. — Немножко жаль, я так соскучилась по тебе. — Он потянулся к ней, но Элизабет вывернулась. — Но все-таки, хоть я и выслушала всю твою декларацию о любви, меня волнует вопрос о доверии. Могу ли я полностью доверять тебе?
   — Совершенно.
   — Моя мать и остальные члены семьи будут у меня завтра в половине пятого. — Она сделала несколько шагов к двери. — Поскольку ты отказываешься открыть мои счета, ответственность за то, что мои родственники увидят перед собой на столе, я возлагаю на тебя и верю, что ты меня не разочаруешь.
   Слово «верю» она произнесла с особым ударением.
   — Как? — только и сумел выговорить пораженный Николас.
   — Считай это испытанием. Доверия и верности. — Она игриво приподняла плечико. — Возможно, также и испытанием любви.
   — А если я его пройду успешно?
   — Дорогой король пиратов, суть дела не в том, какой приз вы получите в случае успеха, а в том, что вы потеряете в случае провала.
   — О провале не может быть и речи.
   — Ваша уверенность в себе впечатляет.
   — Так и должно быть.
   Самодовольная и хитрая улыбка расплылась по его физиономии, и выглядел он сейчас как самый настоящий пират. Возмутительный и совершенно неотразимый король пиратов.

Глава 15

   — По правде говоря, я просто извелась, — отпив глоток чая, произнесла Элизабет самым беззаботным тоном, как будто говорила о чем-то совершенно незначительном.
   — Я бы удивилась, если бы это было не так, — ответила Жюль.
   Сестры стояли рядышком, наблюдая за леди, собравшимися в гостиной; все они к этому времени разместились в креслах либо беседовали, стоя группками по нескольку человек. Разговоры были очень оживленными и время от времени прерывались взрывами веселого смеха либо возгласами недоверия и удивления, как обычно и происходит, если встречаются дамы, давно не видевшие друг друга. Они обмениваются последними новостями или, что еще важнее, узнают последние сплетни о событиях в семье, а также за ее пределами. Разумеется, приехали все: мать и ее сестры, Эмма, Джослин и Ребекка, сестра отца тетя Джиллиан, парочка двоюродных бабушек и немалое число двоюродных и троюродных сестер Лиззи и Жюль. Короче, собралась весьма внушительная группа женской половины семейства Эффингтон.
   И хотя ни одна из присутствующих леди даже бровью не повела, глядя на простые блюда с разложенными на них фруктовыми пирожными и сахарными бисквитами, которые кухарка с лихорадочной поспешностью готовила, пока Элизабет выясняла вопрос о снятии запрета со своих счетов, и ни одна гостья не высказала вслух удивления по поводу малого количества поданного на стол, хозяйке дома было ясно, что негромкий обмен мнениями насчет ее способностей устраивать приемы состоялся.
   Чай в этом году по меньшей мере не слишком удался.
   — Ты в самом деле думаешь, что он придет тебе на помощь? Выручит из беды? — спросила Жюль. — Сейчас уже больше пяти.
   — Да, — не промедлив ни секунды, ответила Элизабет и пояснила: — Я назвала это своего рода испытанием. Или, если хочешь, вызовом. А Николас из тех мужчин, которые принимают вызов, а не уклоняются от него.
   «И он говорит, что любит меня. И любил всегда».
   — Тем не менее он мужчина, как все, и может считать, что чай для дам — не столь значительное событие, чтобы он тратил на это время.
   — Он хочет понравиться семье. А в этой комнате собралась та ее половина, угодить которой не просто.
   — Насколько я могу припомнить, семье он понравился с того самого дня, как впервые поселился в доме лорда Торнкрофта. Большинству из нас, во всяком случае, а что касается меня, то я переменила свое мнение.
   — Говори потише, Жюль. Я бы предпочла не делать подробности моей жизни ведущей темой сегодняшних разговоров всех этих женщин.
   — Ты запоздала со своим предупреждением, — ядовито отвечала Жюль, но голос тем не менее понизила. — Каждая женщина здесь гадает, с какой стати ты сочла возможным предложить в качестве угощения только пирожные и бисквиты, и большинство из них строит на этот счет разные предположения. Кое-кто задается вопросом насчет твоего финансового положения, но мама и тетки подозревают, что за всем этим кроется нечто куда более интересное, чем денежные дела.
   — Ты так думаешь?
   Элизабет посмотрела на мать. Та ответила приветливой улыбкой, но взгляд герцогини был испытующим, словно она пыталась найти ответ на занимающую ее загадку. Матушка всегда любила загадки.
   Жюль проследила за взглядом сестры.
   — Смею заметить, — заговорила она, — что маменька вряд ли одобрила бы то, что ты разделила ложе с Коллингсуортом, хотя, зная о ее особом отношении к действительности и пристрастии к романтическим сказкам, я думаю, она не была бы сильно разгневана.
   — Благодарю, я предпочла бы не выяснять это.
   — Ладно, мамино любопытство и даже ее мнение бледнеют по сравнению с вопросом, что ты сама предполагаешь делать с сэром Николасом. Ты же не можешь вечно играть с ним в эту игру. — Жюль сделала многозначительную паузу. — Или можешь?
   — Разумеется, нет. Да и не хочу.
   После вчерашней встречи с Николасом у Элизабет было лишь одно желание, но думала она о многом и больше всего ее занимало, почему она простила Чарлза, узнав о его измене, а Николасу вот уже десять лет не может простить куда меньший грех.
   Пора, пожалуй, разобраться в этом.
   — Если бы ты меня спросила, — услышала она голос Жюль и даже вздрогнула от неожиданности, так как, погрузившись в непрошеные размышления, забыла, что та стоит с ней рядом. — Так вот, если бы ты спросила, я бы тебе сказала, что ты будешь худшей из дур, если не ухватишься за него прямо сейчас и не потащишь к алтарю.
   — Я не хочу выходить замуж, — не раздумывая выпалила Лиззи.
   — Речь не о замужестве. Это дело второстепенное. Ты по-прежнему хочешь его?
   Элизабет отпила еще глоток из чашки.
   — Сейчас это для меня вопрос решенный.
   — На всю оставшуюся жизнь?
   Элизабет задумалась, держа чашку с чаем возле губ. Может ли она прожить без Николаса всю оставшуюся жизнь? И не провела ли она без него уже слишком много времени?
   — Да, — сказала она.
   Жюль ответила ей торжествующей улыбкой и проговорила наставительно:
   — В наши дни и в твоем возрасте это и означает замужество. Десять лет назад ты вышла замуж не за того человека, которому принадлежало твое сердце. Подозревал ли об этом Чарлз?
   — Более чем уверена, что нет. — В голосе Лиззи прозвучало возмущение. — Я сама не подозревала.
   — Ты сделала все от тебя зависящее, чтобы стать ему хорошей женой?
   — Безусловно. Я была хорошей женой.
   — С моей точки зрения, ты была Чарлзу гораздо лучшей женой, чем он тебе мужем. И вот тебе совет: оставь прошлое прошлому. И лучший способ сделать это — хватать Николаса прямо сейчас и тащить к алтарю.
   Элизабет с минуту молча смотрела на сестру, потом расхохоталась:
   — Что ж, это может быть прекрасным решением.
   — Прекрасным решением чего? — прозвучал совсем близко голос герцогини-матери.
   Элизабет спохватилась: они с сестрой увлеклись разговором и даже не заметили, как мать подошла к ним.
   — Ничего особенного, мама, — сказала Жюль. — Просто Лиззи заказала к чаю угощение и в немалом количестве, но все это почему-то до сих пор не доставили от «Фортнума и Мейсона».