Александер Виктория. Визит сэра Николаса

   — Мы оба были совсем юными, но я любил тебя настолько, что смог отказаться от тебя.
   — А я была такой же глупой, как ты, и позволила тебе это сделать! Ты это хотел услышать?
   — Не знаю, — устало произнес он.
   — Чего ты хочешь от меня, Николас? Чтобы я закрыла эту главу? Мне следует пойти на кладбище и завопить над могилой во всю силу своих легких? Попросить какого-нибудь медиума вызвать дух Чарлза? Если я его простила, то лишь потому, что у меня не было выбора. — Она повернулась и принялась ходить по комнате. — До самой смерти Чарлза, вернее, до последних дней его жизни, я считала, что наша совместная жизнь более чем благополучна. Я была удовлетворена. Думала, что и он тоже. Не понимала, что, по сути, вышла замуж за человека, который был для меня не более чем близким другом, и позволила другу, который, видимо, и был моей великой любовью, уйти от меня.
   — Я бы тебя не предал, — сказал Ник.
   — Я знаю, и все же я… Она надолго замолчала.
   Николас пожалел, что дал волю своему языку. Главное — это ее согласие выйти за него замуж, и не надо больше ни о чем думать. Но если он был готов весь остаток дней своих исправлять собственные ошибки, расплачиваться за Чарлза не собирался. Он хотел Элизабет больше жизни, но не такой ценой.
   — Я боюсь. — Элизабет посмотрела ему в глаза. — Боюсь признать, что любила тебя всегда. Боюсь признать таким образом, что вся моя жизнь оказалась… — У нее вдруг вырвался странный короткий смешок. — …грандиозной ошибкой.
   У Николаса захватило дух. Какой же он идиот! Она хочет выйти за него замуж. И любит его. Все остальное — вздор и чепуха.
   — Элизабет.
   Она не обратила на него внимания.
   — Я думаю теперь, что пережила неверность Чарлза и даже его смерть без неутолимых страданий потому, что хоть и любила его, но он не стал половинкой моей души. — Она прерывисто вздохнула. — А ты стал.
   — Элизабет. — Он потянулся к ней.
   — Пожалуйста, не надо. — Она выставила вперед вытянутую руку. — Когда я ворвалась сюда сегодня, у меня и в мыслях не было того, о чем мы спорили. Но ты прав. Я верила Чарлзу безоговорочно, а он обманул мое доверие. Но даже в те немногие дни, когда я еще до его смерти знала о любовнице, я не испытывала ревности.
   — В данном случае она была бы понятна.
   — Тем не менее я не ревновала. А когда я вижу тебя с другой женщиной, мне сразу приходит в голову самое худшее, хотя ты ни разу не давал мне повода для этого. Но в одном ты, бесспорно, прав. Я возлагаю на тебя ответственность за несостоятельность Чарлза. — Она пошла было к двери, но вдруг резким движением повернулась к Николасу. — В сущности, я должна бы винить во всем только тебя.
   —Что?
   Зеленые глаза Элизабет засверкали.
   — Если бы не твоя проклятая жертвенность! Если бы ты прислушался к своему сердцу, а не к тому, что говорят другие…
   — Включая и тебя, — не преминул вставить он.
   — Можешь мне поверить, я включаю себя в их число, — огрызнулась она. — И я так же глупа, как ты. Но если бы ты не счел возможным принимать решение единолично…
   Я поступил благородно! И если бы ты не заставила всех поверить, что ты всего лишь хорошенькая пустышка, легкомысленная барышня без царя в голове, Чарлз, возможно, и не счел бы тебя наиболее подходящей супругой для себя. Если бы ты имела смелость вести себя в соответствии с твоей истинной натурой, имела смелость признаться в своем чувстве, я тогда не ушел бы из твоей жизни.
   — Ты не ушел. Ты убежал!
   — В иные минуты бегство представляется весьма привлекательным выходом из создавшегося положения.
   — В этом, сэр Николас, наши мнения полностью сходятся! — Она повернулась на каблуках и зашагала к двери, однако снова повернулась к нему. — Послезавтра канун Рождества и бал у Эффингтонов, но не хлопочите о том, чтобы сопровождать меня. Я весь день проведу вместе с детьми в Эффингтон-Хаусе.
   — Как угодно.
   — Я ожидаю, что ваше решение по поводу распоряжения моими средствами к тому времени будет принято.
   — Несомненно.
   Она бросила взгляд на китайский кувшинчик.
   — Как отрадно было бы разбить это сейчас.
   — Если вы спрашиваете моего разрешения, то я его не даю.
   — А я и не нуждаюсь в нем. — Она схватила кувшинчик и взвесила его в руке, а засим обратила к Николасу вызывающий взгляд. — Он в самом деле очень дорогой?
   — Бесценный.
   — Хорошо.
   Она кивнула и с размаху швырнула кувшинчик. Где-то в сохранившей логику и не замутненной гневом части своего сознания Николас отметил, что бросок был точным и умелым — явно сказывалась долговременная практика, — а направлен ему в голову. Не раздумывая, Ник подставил руку и поймал кувшин. Звук удара эхом разнесся по комнате. Ник ощутил острую боль, но кувшин даже не треснул. Мастерство древних китайских гончаров поистине достойно высочайшей оценки.
   — Вы его поймали, — возмущенно произнесла Лиззи. — Вы поймали мою вазу.
   — Я поймал принадлежащий лично мне фарфоровый кувшин с голубой росписью, изготовленный в пятнадцатом веке во время правления династии Мин. — Николас осторожно поставил кувшин на ближайший столик. — С вашей стороны это детская выходка.
   — И без сомнения, легкомысленная.
   Он молча пожал плечами в знак согласия. С минуту Лиззи смотрела на него изучающим взглядом.
   — Я не думала, что сегодня вечером… Впрочем, это уже не имеет значения.
   Она кивнула на прощание, гордой поступью вышла из комнаты и со стуком захлопнула за собой дверь.
   Ник стоял и смотрел на дверь, не видя ее. Он медленно разжал кулаки. Странно, он даже не заметил, когда сжал их.
   Этот многообещающий вечер обернулся катастрофой. Николас не имел представления, как и чем поправить дело и возможно ли это вообще. Быть может, им обоим следовало бы не спешить с решением о браке, подождать какое-то время, но, с другой стороны, десять лет ожидания — срок вполне достаточный.
   Существует, пожалуй, только один путь к решению проблемы: закрыть дверь за ее жизнью с Чарлзом раз и навсегда. Поставить точку в конце главы. Дать Элизабет мир и покой, она этого заслуживает.
   Он взъерошил пятерней волосы на голове. Он не мог прожить оставшуюся часть жизни без нее. Вопроса нет.
   Вопрос заключается в другом: сможет ли он прожить остаток жизни с ней?

Глава 17

   — Выглядишь ты ужасно, — сообщила Жюль, глядя на сестру поверх чайной чашки.
   Элизабет прошлась по комнате:
   — Я и чувствую себя ужасно.
   — Даже не помню, чтобы видела тебя такой.
   — А я не помню, чтобы чувствовала себя так плохо. — Элизабет остановилась. — Ну и насколько скверный у меня вид?
   — Такой, будто тебя волочили за каретой по улицам Лондона. — Жюль придирчиво оглядела сестру. — По самым жутким улицам.
   — Хуже некуда, — пробормотала Лиззи, оглядывая свое платье, и поморщилась.
   Она чувствовала себя не в своей тарелке. Вид у нее, конечно, оставлял желать лучшего, что и говорить. Утром она не стала дожидаться горничной и оделась сама, как пришлось. И вообще слово «утром» было не совсем уместно, ибо Лиззи не спала всю ночь, и тьма как-то незаметно перешла в рассвет. Она не ложилась в постель, бродила по дому или глядела из окон на дом Николаса. Заметила, что свет в библиотеке горел еще долго после того, как начало светать. Гадала, расстроен ли он в той же степени, как и она. Несколько раз подходила к двери, готовая отправиться к Николасу и попытаться уладить размолвку между ними. Ее останавливало лишь то, что она не могла придумать, как лучше это сделать.
   — Я такая дура. — Лиззи обхватила себя руками за плечи и возобновила свое хождение. — Он совершенно прав. Во всем.
   — Ничего подобного. Элизабет повернулась к сестре:
   — Ты не считаешь, что он прав? Насчет Чарлза и меня и вообще всего.
   — О нет, я определенно считаю, что он прав. С точки зрения фактической его оценка просто блеск. Хотела бы я все это услышать собственными ушами и увидеть собственными глазами. Просто я думаю, что он такой же большой дурак, как ты.
   — Что ты говоришь?
   — Ладно. — Жюль усмехнулась. — Может, и не такой большой.
   — Спасибо. Приятно знать, что мне обеспечена неизменная сестринская преданность.
   — Преданность тут ни при чем. Тебе в данном случае обеспечена искренность твоей сестры. Я считаю вас обоих дураками. Полными и законченными идиотами. — Жюль решительным жестом поставила чашку на стол. — Он должен был хватать тебя и тащить к алтарю в ту же минуту, как ты согласилась выйти за него замуж.
   — Это твое универсальное решение?
   Конечно, и притом оно очень толковое. Мы уже сейчас могли бы поздравлять твоего нареченного и планировать свадьбу на Рождество. Я не знаю, какова теперь эта процедура, но папа, или лорд Торнкрофт, или даже сам Николас могли бы потолковать с нужным чиновником, даже подкупить кого-то, если понадобится. Уверена, что можно устроить так, чтобы свадьба состоялась в самый день Рождества.
   — Знаешь, Жюль, я даже не подозревала, насколько ты романтична. В известной степени ты даже какой-то, я бы сказала, адский романтик, но романтик несомненный. К тому же ты чрезмерно оптимистична.
   — Все мы, романтики, оптимистичны, — с пафосом проговорила Жюль. — Тем более что наступает время надежд и доброго расположения. Когда мы были еще совсем девочками, я говорила, что на Рождество во можно все. Я и сейчас в это верю.
   — Рождество неотвратимо. Оно наступит через два дня независимо от того, что происходит в мире. — Элизабет уныло покачала головой. — Боюсь, что будущее в Николасом для меня невозможно.
   — Да перестань ты, Лиззи. С меня хватит. — Жюль положила руки на стол, наклонилась и сказала наставительно: — Прекрати жалеть себя.
   — Я и не жалею.
   Жюль выразительно подняла брови.
   — Ну хорошо. — Элизабет со вздохом опустилась Р кресло. — Да, мне немного жаль себя. Я никогда не чувствовала себя такой беспомощной. После смерти Чарлза я привыкла сама решать все возникающие затруднения. Ничто не ставило меня в тупик. Кроме того, что происходит теперь. Я просто не знаю, что мне делать.
   — А что тебе хотелось бы сделать?
   — Мне хотелось бы вдребезги расколотить весь этот его китайский фарфор. — В голосе Лиззи прозвучала смешливая нотка. — Предпочтительно о его голову.
   — Это уже какой-то план действий.
   — Может, и план, только совершенно бессмысленный и бесполезный. — Лиззи погрузилась в размышления, рассеянно проводя указательным пальцем по краю чашки. — Просто не понимаю, как это можно желать человека до потери сознания и одновременно жаждать его задушить.
   Жюль расхохоталась.
   — Я думаю, это называется любовью, — заметила она, отсмеявшись.
   — Ничего себе любовь, — сердито возразила Лиззи. — К Чарлзу я ничего подобного не чувствовала.
   — То была ненастоящая любовь.
   — Что приводит нас все к той же отправной точке. — Элизабет сделала театральную паузу. — Я дура.
   — Мы уже установили это. Пора решать, что с этим делать.
   — Хороший вопрос. — Готовясь к ответу, Лиззи с необъяснимой дотошностью изучала цветочный узор на своей чашке. — Я решила пойти к нему, извиниться…
   — О, я бы на твоем месте не извинялась.
   — Почему?
   — Ты была не права?
   — Нет, но я вела себя не слишком вежливо.
   — И он тоже, судя по тому, что ты мне рассказала. К тому же ему пора привыкнуть к твоей манере поведения. Ты вела себя не слишком приветливо, когда он вернулся в Лондон.
   — Господи, да я просто мегера! — Элизабет закрыла лицо ладонями. — Как он может хотеть меня после всего этого?
   Можно было бы усомниться в здравости его рассудка. Но он, видимо, любит тебя, несмотря на, так сказать, шероховатости в твоем характере. И я считаю, что это прекрасно с его стороны. — Жюль немного подумала. — Ты, мне помнится, говорила, что возложила на него вину за происшедшее в прошлом между вами.
   — Да, да, так и было. — Элизабет подняла голову. — И с этим ничего не поделаешь.
   — С этим и вправду ничего не поделаешь, — согласилась Жюль. — Но с Николасом можно кое-что поделать. — Жюль снова задумалась на минуту-другую. — На твоем месте я подождала бы до рождественского бала. Это дало бы тебе время на размышление. Кроме того, ваши отношения оборвались в свое время на рождественском балу, и было бы знаменательно, чтобы они на таком же балу и возобновились.
   — Знаменательно? — Элизабет недовольно выпятила нижнюю губу. — Не знаю, насколько знаменательным это можно считать, но круг завершится, сомнений нет.
   — Поговори с ним на балу.
   — Я не хочу унижаться.
   — Думаю, на известное унижение придется пойти вам обоим. Что ж, подожди, пока он пойдет на это первым.
   — Николас не кажется мне человеком, который пойдет хотя бы на малое уничижение перед кем бы то ни было.
   — Во имя любви приходится иногда приносить и такие жертвы.
   Деликатный стук в дверь прервал их разговор, и, получив разрешение, в комнату для завтраков вошел дворецкий Элизабет.
   — Прошу прощения, миледи, но к вам пришли с визитом.
   Сэр Николас? — Элизабет подобрала упавшие ей на лицо пряди волос и в полной панике обратилась к сестре: — Я, кажется, не смогу принять его сегодня. О чем он только думает?
   — Он думает, что ты провела столь же беспокойную ночь, как и он, — сказала на это Жюль. — И скорее всего ему покажется, что ты выглядишь очаровательно.
   — Ноя, право… Хэммонд откашлялся.
   — Простите мое вмешательство, миледи, но это не сэр Николас. Это женщина.
   — Женщина? — Элизабет вздохнула. — Я никого не хотела бы сегодня принимать. Скажите ей, пожалуйста, что мне нездоровится.
   — Она уверяет, что ей необходимо поговорить с вами о чем-то весьма деликатном и важном.
   — Хэммонд, да скажите же, кто она такая? — нетерпеливо спросила Жюль.
   — Мисс Годвин, — ответил Хэммонд с малым, но все же заметным оттенком неодобрения.
   Лиззи и Жюль обменялись взглядами.
   — Это становится интересным, — бросила Жюль с нескрываемым любопытством.
   — Проводите ее в гостиную, Хэммонд. Мы присоединимся к ней буквально через несколько минут, — распорядилась Лиззи. — И велите кухарке приготовить поднос. Чай и пирожные, я полагаю, — показала она на тарелку с пирожными на чайном столе.
   — Слушаю, миледи. Хэммонд исчез в мгновение ока.
   — Любопытно, чего она хочет? — задала Лиззи риторический вопрос.
   — Существует только один способ это узнать, — сказала на это Жюль.
   Теодора Годвин стояла у окна и рассеянно смотрела на улицу. Высокая, стройная, одетая по последней моде, она выглядела великолепно. Не важно, что она всего лишь актриса. С ее внешностью она вызвала бы ревность у любой женщины.
   — Мисс Годвин?
   Элизабет вошла в гостиную. Жюль следовала за ней по пятам.
   Актриса повернулась к хозяйке дома с немного нервной улыбкой.
   — Позвольте вам напомнить — Тедди, — сказала она.
   — Да, разумеется, Тедди. — Лиззи улыбнулась в ответ. — Вы, кажется, знакомы с моей сестрой?
   — Мы познакомились в доме у лорда Торнкрофта. — Тедди кивнула Жюль: — Приятно видеть вас снова. — Она перевела взгляд на Элизабет: — Я рассчитывала поговорить с вами наедине.
   — О, вы можете не обращать на меня ни малейшего внимания, — заявила Жюль, но Элизабет, бросив на сестру угрожающий взгляд, сказала:
   — Сестра как раз собирается уезжать. У нее множество дел в связи с подготовкой к празднику.
   — Я определенно могла бы остаться.
   — Нет, нет, мы не должны тебя задерживать. Лиззи взяла сестрицу под локоток и уверенно повела к двери. Жюль шепнула сестре в самое ухо:
   — Ты непременно расскажешь мне все в подробностях.
   — Возможно.
   Жюль обиженно нахмурилась, но тем не менее повернулась к Тедди со словами:
   — У меня и правда куча дел. Всего доброго, мисс Годвин.
   — Всего доброго, — весело ответила та.
   Жюль обратила к сестре последний, полный надежды взгляд, разочарованно вздохнула и выплыла из гостиной. Лиззи плотно прикрыла за ней дверь.
   — Она никогда не простит вам этого. Ваша сестра очень любопытна, — с улыбкой заметила Тедди.
   — Она всегда была такой. — Элизабет подошла к дивану, села и жестом предложила сесть своей неожиданной гостье. — Но я вынуждена признаться, что в данную минуту разделяю ее любопытство.
   Тедди присела на кончик ближайшего стула:
   — Так вы удивлены тем, что я здесь?
   — До крайности.
   — По правде говоря, я и не думала заходить к вам, но вчера я забыла у Ники свой зонтик. Я только что побывала у него в доме.
   — Вот как? — бросила Лиззи, изо всех сил стараясь напустить на себя самый равнодушный вид. — Ну и как он себя сегодня чувствует?
   Тедди поглядела на нее очень внимательно:
   — Это у вас плохо получается, вы не находите?
   — Что у меня не получается?
   — Играть несвойственную вам роль.
   — Я не… — Элизабет запнулась, потом продолжила: — Некогда я хорошо владела этим искусством, стараясь быть такой, какой не была на самом деле.
   — Это искусство вы утратили. Элизабет невольно рассмеялась.
   — Оно стало мне ненужным. — Она наклонилась к Тедди. — Ну и как же сэр Николас?
   — Ужасно. Просто беда. — Актриса покачала головой. — Я видела некоторое количество мужчин в тяжелом состоянии, но не в таком, как у него сейчас, о нет, далеко не в таком…
   — Правда?
   Элизабет просветлела лицом.
   — Правда. Он всю ночь терзался своими переживаниями и сегодня пребывает в отвратительнейшем настроении, что сказалось на его внешности. Он выглядит так… — Она секунду подумала. — …будто его проволокли по мостовой следом за лошадью.
   — Вы хотели сказать «за каретой»?
   — Вот именно. — Тедди сдвинула брови. — Но я должна сказать, что вы тоже выглядите… как бы сказать… утомленной.
   — Вы слишком любезны. — Элизабет поморщилась. — Я выгляжу, мне кажется, примерно так же, как Николас, то есть очень скверно, и чувствую себя соответственно.
   — Он несчастен.
   — Рада слышать. Мне крайне неприятно было бы сознавать, что несчастна только я.
   — Он рассказал мне о вас обоих. Наверное, он не сделал бы этого, будь он в другом настроении, но сегодня утром он…
   — Возмущен?
   — О нет, как я уже вам сказала, он несчастен, настолько глубоко несчастен, что я сочла нужным прийти сюда и поговорить с вами сама.
   В этом нет нужды. Я понимаю, что вела себя глупо, но что поделаешь, помочь я себе не могу. — Лиззи посмотрела актрисе прямо в глаза. — Видите ли, я его люблю.
   — Так и должно быть. Я сама полюбила бы его, если бы он не был мне как брат. Иногда я жалела об этом. По-моему, Ники очень хороший человек.
   Элизабет подумалось, что ее ревность не столь уж необоснованна.
   — Вы только не волнуйтесь. — Тедди говорила и держалась с очевидной искренностью. — Он любит вас. Он любил вас с тех пор, как помнит себя. И смею сказать, всегда будет любить.
   — Любил? — мягко переспросила Элизабет.
   То, что Николас сказал о любви к ней другому человеку, имело для Элизабет огромное значение; на сердце у нее стало тепло.
   — Любил, это правда.
   Лиззи незаметно для Тедди всмотрелась в лицо актрисы. Что-то ее смущало в выражении этого лица — то ли неуверенность в чем-то, то ли сомнение…
   — Заранее извините меня за излишнюю, быть может, прямоту, но вы ни о чем не должны рассказать мне? Насчет… Николаса?
   — Нет, о нет, не в этом дело. Лиззи вздохнула с облегчением.
   Тедди явно колебалась, не зная, по-видимому, говорить или нет. Потом она слегка кивнула, скорее себе, чем собеседнице.
   — Впрочем, у меня есть кое-что на душе, не имеющее отношения к теме нашего разговора. Мне просто нужен совет.
   — Рада буду помочь, — доверительно произнесла Лиззи. — Я всегда любила давать советы.
   — Замечательно. — Тедди собралась с духом и заговорила: — Мой друг пишет новую пьесу, в которой есть роль, предназначенная им для меня. — Она посмотрела Элизабет в глаза. — Я вчера рассказала Ники эту историю.
   — Пьеса? — Элизабет поморщилась. — Тедди, милая, я ничего не знаю о театре и вряд ли смогу…
   — Вы сможете, сможете. Мне очень нужно мнение другой женщины.
   — Голова у меня сегодня не слишком хорошо соображает, вы сами понимаете. — Впрочем, подумала Лиззи, эта пьеса хотя бы отвлечет от собственных забот. Уж выслушать-то человека она сумеет, тем более что Тедди была к ней так добра, от души желала помочь им с Николасом разобраться, найти решение. — Ну хорошо, начинайте.
   — Мне придется играть роль глуповатой женщины, которая влюбляется в неподходящего человека. В женатого мужчину.
   — Тема не оригинальная, — заметила Лиззи. — Смею сказать, что наслышана о подобных сюжетах.
   — Наверное, — улыбнулась Тедди. — Особа, которую я должна изображать, считает себя порядочной женщиной и до этого случая никогда не вступала в связь с женатым мужчиной. Но при первой же встрече между ними, как говорится, проскочила искра. Они чувствуют, что как бы предназначены друг для друга.
   — Великая страсть?
   — Как вы сказали? Великая страсть? Мне нравится. Видимо, так оно и было. Он для нее и в самом деле великая страсть, великая любовь всей ее жизни. Но они не свободны и не могут жить вместе.
   — Потому что он женат? — спросила Элизабет, чувствуя, что пьеса начинает ее интересовать вопреки желанию.
   — Точно. И вот моя предполагаемая героиня решает выбросить этого человека из головы и с этой целью уезжает в Америку, кажется, так. Там, вдали от родины, она встречает человека, которого знала раньше и с которым они теперь становятся близкими друзьями. Они много времени проводят вместе. Оба далеко от родного дома, и мужчина уехал в чужую страну, чтобы забыть о женщине, которую любил, но не мог сделать своей. Ни тот, ни другая не открывают имени тех, кого любили. Моя героиня возвращается на родину с намерением не встречаться с любимым человеком.
   — Но встречается, — сказала Лиззи, и это прозвучало скорее как утверждение, а не вопрос.
   — Да, встречается. Она не хотела, но это было неизбежно. Таков сюжет, вы понимаете.
   — Чему быть, того не миновать, — пробормотала Лиззи, начиная понимать, что к чему.
   — Их связь продолжается несколько лет. Тайные отношения, которые она скрывает даже от самых близких друзей.
   — Это, должно быть, очень трудно.
   — Все во имя любви. — Тедди пожала плечами. — Совсем не та жизнь, которой она хотела. Он не собирается оставлять жену, а она об этом не просит. Моя героиня считает, что джентльмен любит свою законную жену, но другой любовью.
   Сердце у Лиззи заколотилось гулко и часто.
   — Это чувство нельзя назвать великой страстью?
   — Нельзя. — Тедди помотала головой из стороны в сторону. — Однако оно важно и необходимо для него.
   Свою жену и ее семью он знал всю жизнь. Во всяком случае, джентльмен умирает, и моя героиня остается в одиночестве, у нее есть только воспоминания о большой любви, о которых она никому не может поведать.
   — Это очень печальная пьеса. — Элизабет встала, чувствуя, что ее охватывает непонятный страх. — Не знаю, хочется ли мне услышать остальное, и не уверена, что мне это нравится.
   — Это и в самом деле еще не конец. — Тедди тоже встала. — Моя героиня случайно встречается со своим другом — с кем познакомилась в Америке. И здесь сюжет пьесы делает резкий поворот. Выясняется, что женщина, которую он любит, но с которой не мог быть вместе, была замужем за тем джентльменом, которого любит моя героиня.
   — В самом деле резкий поворот, — сказала Лиззи. — И что далее?
   — Кажется, жена узнала о другой женщине, но незадолго до смерти мужа, слишком поздно, чтобы выяснять с ним отношения по этому поводу. А друг понимает это дело так, что если муж нашел любовь всей своей жизни, то и она вправе обрести свою истинную любовь. Обрести душевный мир.
   Элизабет с трудом проглотила комок в горле.
   — И она его обрела?
   — Не знаю. Пьеса еще не дописана.
   Глаза двух женщин встретились, обе, казалось, бесконечно долго стояли и смотрели одна на другую, хотя прошла всего какая-нибудь минута. Первой очнулась Тедди:
   — Мне пора. Я и так уже опоздала на примерку костюма.
   — Вы будете играть в пьесе?
   — Пока не знаю, Вы же сами сказали, что она очень печальна.
   — Да, мне очень жаль. И вашу героиню, и мужа.
   — Не стоит так уж огорчаться, ведь это всего лишь пьеса. — Тедди снова пристально посмотрела на Лиззи. — Если вы позволите дать вам совет, Элизабет, то я скажу, что Ники очень хороший человек. Не теряйте его снова.
   — Я и не намерена. — Элизабет заставила себя улыбнуться. — Благодарю вас.
   — Я желаю вам обоим всего наилучшего, — сказала Тедди, направляясь к двери, задержалась возле нее и добавила: — Она не винила мужа, поймите, и жену тоже, я говорю, само собой, о своей героине. Она была просто благодарна за то счастье, которое делила с любимым человеком.
   У Элизабет от волнения так пересохло во рту, что она с трудом выговорила:
   — А что с ней будет дальше?
   — Она пойдет своим путем. Одна.
   — Смею предположить, что в зрительном зале у всех глаза будут на мокром месте. — Элизабет с трудом справлялась со своими собственными эмоциями. — Я плохо знаю театр, но мне кажется, зрители предпочитают, чтобы в конце пьесы героиня нашла свое счастье. Со мной, во всяком случае, бывало именно так.
   — О, дорогая моя Элизабет, мне следовало упомянуть об этом раньше. Моя роль — вовсе не роль главной героини. Это роль второго плана, а главные персонажи — друг и жена.