Страница:
Вплоть до той минуты, когда она обнаружила письма женщины, с которой состоял в любовной связи ее муж, у Элизабет не было и тени сомнения в том, что их с Чарлзом брак совершенно благополучен. Собственно говоря, во многих отношениях и она, и Чарлз вели каждый собственную жизнь. Он делил свое время между заботами о финансовых и прочих делах и теми занятиями, которые свойственны всем джентльменам его положения. Она вела дом, занималась детьми и благотворительностью, были у нее и светские обязанности. И если они с Чарлзом не всегда присутствовали вместе на каком-нибудь обеде, приеме и так далее, то ведь так бывает в любой семье. Это вовсе не значит, что они не были счастливы друг с другом. Элизабет ни секунды не думала, что ее постель — не единственная, которую он посещает. До последнего момента она считала, что и эта часть их совместной жизни вполне благополучна.
Быть может, тот удобный, теплый, приятный стиль чисто любовных отношений, который сложился у них, не вполне устраивал Чарлза. Быть может, он мечтал о большой страсти и нашел ее в отношениях с другой женщиной…
— Я считаю, что сейчас это не имеет значения. Я считаю, что Чарлз предал тебя при жизни и сделал это и после смерти, — твердо и убежденно произнесла Жюль. — На твоем месте я бы всерьез подумала о моем предложении.
— Как ни завлекательно это звучит, у меня в данный момент совсем другое на уме.
— Ах да! — Жюль язвительно усмехнулась. — Сэр Николас. Мистер Коллингсуорт. Ни-ко-лас. — Жюль села к столу и налила себе чаю. — Ты еще не все рассказала мне о вас обоих.
— Да почти нечего больше рассказывать. Элизабет тоже села и налила чаю себе.
— Он целовал тебя?
— Два раза. —Ну и?
— Ну и все. — Элизабет пожала плечами. — Больше ничего и не было.
— Ты врешь. Это написано на твоей физиономии. Я же вижу.
— Ничуть не бывало, — возразила Элизабет, храбро встретив пронизывающий взгляд сестры. — Как тебе известно, меня целовали и до того. — Она вздохнула и добавила, сдаваясь: — Но не так. Как никогда не было.
— Даже с Чарлзом?
— Даже с Чарлзом.
Жюль широко раскрыла глаза:
— Боже мой, вот это открытие! Просто пикантное. Я даже готова простить тебя за то, что ты молчала об этом целых десять лет.
— Благодарю за снисхождение.
— Не за что. — Жюль отпила из чашки и заговорила самым легкомысленным тоном: — И как тебе Николас по прошествии столь долгих лет? Все такой же мрачный и серьезный, каким я его помню?
— Ничуть. Он был бы весьма обаятелен, если бы не его чрезмерная самонадеянность и высокомерие. Впрочем, вел он себя вполне обходительно даже при том, что я была с ним не слишком любезна. — Помолчав, она продолжала: — Я не ожидала увидеть его вчера, да и вообще когда-либо. Его появление просто потрясло меня.
— Вполне понятно. — Жюль посмотрела на сестру с любопытством. — Скажи, Николас все также красив?
— Даже еще красивее. С годами он похорошел. Огонь в его глазах остался прежним, быть может, стал еще ярче. И вся его наружность сделалась более впечатляющей. Когда он вошел в библиотеку в ее доме, ей показалось, будто комната слишком мала для него. Отрешенное от мира сего существо, которое она помнила, исчезло, перед ней стоял человек, уверенный в себе, сильный и неотразимый. Человек, который радуется жизни. Человек, в обществе которого приятно находиться. Мужчина, от одного взгляда которого у нее ослабели колени, да, это было, хоть она и убеждала себя, что смогла скрыть это от него.
— Он по-прежнему наследник высокого титула и к тому же стал невероятно богат, не так ли?
Элизабет кивнула. Жюль сдвинула брови:
— Он женат?
— Насколько я знаю, нет.
— У него есть любовница?
— Он только-только приехал в Лондон. Смею утверждать, что у него еще не было возможности обзавестись любовницей.
Жюль пренебрежительно фыркнула. Неверность Чарлза подействовала на его свояченицу не менее сильно, чем на его жену. Жюль отныне была твердо уверена, что ни один мужчина, за исключением разве что ее собственного супруга, не заслуживает доверия.
— У него честные намерения?
— Не знаю.
— Это имеет значение?
— Конечно. Я… — Элизабет помолчала. — Этого я тоже не знаю.
— Оч-чень любопытно. Итак, посмотрим. Николас богат, красив, обаятелен и заинтересован в тебе с намерениями то ли честными, то ли иными, это нам неясно. — Жюль провела пальцем по краю своей чашки. — За исключением того неприятного обстоятельства, что он обязан управлять твоими делами, что, впрочем, может скоро закончиться, я, признаться, не понимаю, в чем твоя проблема.
—Жюль!
— Если только, разумеется, ты не скрываешь еще чего-то от меня.
— Ну, есть кое-что еще. — Элизабет встала и бесцельно прошлась по комнате. — Вечером накануне его отъезда…
— Во время рождественского бала десять лет назад? —Да.
— Бог мой, еще один неожиданный поворот!
— Я предложила ему поехать с ним, но… он отказал мне.
— Ясно.
— И ты не потрясена?
— Узнай я об этом тогда, наверное, была бы потрясена, а сейчас не особенно. Как ты сама сказала, с тех пор прошли годы, и ничего из этого не вышло. Никаких последствий. — Жюль немного подумала. — Значит, Николас отклонил твое предложение, а ты дала Чарлзу согласие выйти за него замуж.
— Я любила Чарлза, — просто произнесла Элизабет.
— Все любили Чарлза, — сухо заметила Жюль. — Полагаю, в этом и была его беда. А Николаса ты любила?
— Ничего подобного. Это просто абсурдная мысль, — быстро проговорила Элизабет. — Как же я могла выйти за Чарлза, если бы любила другого человека?
— Я вовсе не говорю, что ты не любила Чарлза. Ты любила его на свой лад большую часть твоей жизни, — сказала раздумчиво Жюль. — Но мне думается, ты не могла не любить Николаса, если предложила ему бежать с ним.
— Это не была любовь, — возразила Элизабет. — Не более чем, ну, я не знаю, сильное влечение. Жажда приключений и тому подобное. Примерно так я определила бы свое отношение к нему.
— Значит, он не разбил тебе сердце?
— Разумеется, нет. Он задел мою гордость, но сердце тут ни при чем.
— Ну, если ты его не любила…
— Не любила.
— И он не разбил твое сердце…
— Не разбил.
Тогда опять-таки скажу тебе, моя дорогая сестра, что я ничего не понимаю. — Жюль наклонилась вперед и посмотрела Элизабет в глаза. — Ты все еще испытываешь к нему какие-то чувства?
— Я его ненавижу. Жюль усмехнулась.
— Ну, может, я слишком сильно выразилась, но, во всяком случае, я ему не доверяю.
— Тогда не выходи за него замуж.
— Замуж? О замужестве вообще нет речи. Он не упоминал о браке, а я не собираюсь выходить за него замуж. Я всего лишь согласилась сопровождать его на обед к его дяде, и то лишь потому, что у меня нет иного выбора. Мне даже в голову не приходила мысль о браке с Николасом или с кем бы то ни было еще.
— А что приходило тебе в голову?
— Ничего существенного. — Элизабет слабо улыбнулась, отлично понимая, что лжет не только сестре, но и самой себе. В бесконечно долгие часы бессонной ночи она думала о том, что хочет гораздо большего, чем вернуть Николасу его поцелуй.
Жюль смотрела на нее изучающим взглядом и молчала.
Элизабет произнесла с покорным вздохом:
— Возможно, я тоже хочу его.
— Тогда я не вижу причины, почему бы тебе не отдаться ему.
Жюль сделала глоток чаю с милой улыбкой, как будто речь у них шла о предполагаемой поездке на Бондстрит с целью приобрести душистое мыло, а не о чем-то скандальном, неприличном и аморальном.
— Наверное, я не смогла бы, — ответила Элизабет, сама не веря тому, что произносят ее уста.
— Почему?
— Это было бы неправильно. У меня есть свои принципы, в конце концов. На повестке дня вопрос о собственности. Это подразумевает определенный стиль поведения.
— Мужчины постоянно вступают в любовные связи, — сообщила Жюль как нечто само собой разумеющееся.
— Я не мужчина.
— Но ведь ты сама настаиваешь на том, чтобы в деловых вопросах с тобой считались так же, как считаются с мужчинами. — Жюль снова глотнула чаю и посмотрела на сестру широко раскрытыми и такими невинными глазами, что Элизабет была поражена. — И ведь ты вдова, а не супруга. Ты радуешься свободе, которую предоставляет тебе твой статус. Почему бы не распространить эту свободу на собственную постель?
— Жюль! Как ты можешь говорить подобные вещи? Я даже не представляла, что ты так… так свободно мыслишь!
Жюль расхохоталась:
— Ничего подобного. Я просто счастлива своей жизнью и желаю тебе такого же счастья.
— Я была счастлива.
— Нет, моя дорогая заблуждающаяся сестра. Ты была довольна. — Жюль откинулась на спинку стула и продолжала: — Когда ты вышла за Чарлза, я думала, что твоя жизнь станет прекрасной. Потом я так и считала до тех пор, пока не встретила своего избранника и вышла за него замуж. С ним я поняла, что такое настоящее счастье. Мой муж — вторая половина моей души.
— Великая страсть, — пробормотала Элизабет.
— Совершенно верно. И я не думаю, что Чарлз стал твоей великой страстью.
— Ты полагаешь, что мое замужество было ошибкой?
— Я не уверена, что его можно так назвать. — Жюль помолчала, видимо, выбирая слова. — На самом деле, если бы перевести часы назад и вновь пережить ушедшее время, я снова посоветовала бы тебе выйти замуж за Чарлза. Только нынешняя оценка прошлого и приобретенный житейский опыт вынуждают меня думать иначе. — Она заговорила более оживленно. — У тебя впереди целая жизнь, и ты заслужила право жить так, как тебе нравится. И мне кажется, что есть, как говорится, в наличии то, что принесет тебе истинную радость. Особый рождественский подарок, если хочешь.
— Николас Коллингсуорт, — произнесла Элизабет, не поднимая глаз.
— Ты же сама сказала, что хочешь его.
— Необычайно трудно признаваться в таких вещах. Независимо от того, хотела ли она высказать это вслух или нет, Элизабет знала, что хочет Николаса сейчас с той же силой, как и десять лет назад. В глубине сознания желание это жило в ней все прошедшие годы — каждый день и час. Но от желания до любви расстояние немалое.
— Так возьми же его, — услышала она словно издалека голос Жюль.
— Я могла бы себе это позволить, не так ли?
— Думай о нем как о лакомстве, в котором ты отказывала себе долгое время.
— Десять лет, — еле слышно выговорила Элизабет. В самом деле, почему бы и нет? Возбуждение подняло Элизабет на ноги.
— Я сделаю это.
— Отлично! — Жюль широко улыбнулась и тоже встала. — Можешь рассчитывать на любую помощь с моей стороны.
— Благодарю за предложение, но сомневаюсь, что мне понадобится помощь. Я ни разу не соблазняла мужчину, но думаю, это не столь уж трудно. Не представляю, что в данном случае встречу какое-либо сопротивление. Понятно, что после смерти Чарлза у меня не было, так сказать, практики в этой особой области, но в памяти все свежо.
— Это как умение ездить верхом, — доверительно промолвила Жюль. — Если уж ты научился, то…
— Жюль, — со смехом перебила сестру Элизабет, — сказанного более чем достаточно, спасибо! — И добавила уже серьезно: — Но замуж за него я отнюдь не собираюсь.
— И не надо. Для этого ты слишком высоко ценишь свою независимость.
— Пусть он идет своим путем, а я — своим.
— Пусть так и будет.
— Значит, решено. Буду строить свои отношения с Николасом на основании только лишь чисто физического желания и необузданной страсти.
— Вот-вот, — отозвалась Жюль и подняла свою чашку, словно заздравный бокал. — За физическое желание и необузданную страсть!
— Я не собираюсь менять свое намерение, — сказала Элизабет и слегка поежилась, — но мне трудно поверить, что я затеваю такое.
— Мне тоже. — Жюль рассмеялась. — Но это будет исключительно веселое Рождество.
Глава 9
Быть может, тот удобный, теплый, приятный стиль чисто любовных отношений, который сложился у них, не вполне устраивал Чарлза. Быть может, он мечтал о большой страсти и нашел ее в отношениях с другой женщиной…
— Я считаю, что сейчас это не имеет значения. Я считаю, что Чарлз предал тебя при жизни и сделал это и после смерти, — твердо и убежденно произнесла Жюль. — На твоем месте я бы всерьез подумала о моем предложении.
— Как ни завлекательно это звучит, у меня в данный момент совсем другое на уме.
— Ах да! — Жюль язвительно усмехнулась. — Сэр Николас. Мистер Коллингсуорт. Ни-ко-лас. — Жюль села к столу и налила себе чаю. — Ты еще не все рассказала мне о вас обоих.
— Да почти нечего больше рассказывать. Элизабет тоже села и налила чаю себе.
— Он целовал тебя?
— Два раза. —Ну и?
— Ну и все. — Элизабет пожала плечами. — Больше ничего и не было.
— Ты врешь. Это написано на твоей физиономии. Я же вижу.
— Ничуть не бывало, — возразила Элизабет, храбро встретив пронизывающий взгляд сестры. — Как тебе известно, меня целовали и до того. — Она вздохнула и добавила, сдаваясь: — Но не так. Как никогда не было.
— Даже с Чарлзом?
— Даже с Чарлзом.
Жюль широко раскрыла глаза:
— Боже мой, вот это открытие! Просто пикантное. Я даже готова простить тебя за то, что ты молчала об этом целых десять лет.
— Благодарю за снисхождение.
— Не за что. — Жюль отпила из чашки и заговорила самым легкомысленным тоном: — И как тебе Николас по прошествии столь долгих лет? Все такой же мрачный и серьезный, каким я его помню?
— Ничуть. Он был бы весьма обаятелен, если бы не его чрезмерная самонадеянность и высокомерие. Впрочем, вел он себя вполне обходительно даже при том, что я была с ним не слишком любезна. — Помолчав, она продолжала: — Я не ожидала увидеть его вчера, да и вообще когда-либо. Его появление просто потрясло меня.
— Вполне понятно. — Жюль посмотрела на сестру с любопытством. — Скажи, Николас все также красив?
— Даже еще красивее. С годами он похорошел. Огонь в его глазах остался прежним, быть может, стал еще ярче. И вся его наружность сделалась более впечатляющей. Когда он вошел в библиотеку в ее доме, ей показалось, будто комната слишком мала для него. Отрешенное от мира сего существо, которое она помнила, исчезло, перед ней стоял человек, уверенный в себе, сильный и неотразимый. Человек, который радуется жизни. Человек, в обществе которого приятно находиться. Мужчина, от одного взгляда которого у нее ослабели колени, да, это было, хоть она и убеждала себя, что смогла скрыть это от него.
— Он по-прежнему наследник высокого титула и к тому же стал невероятно богат, не так ли?
Элизабет кивнула. Жюль сдвинула брови:
— Он женат?
— Насколько я знаю, нет.
— У него есть любовница?
— Он только-только приехал в Лондон. Смею утверждать, что у него еще не было возможности обзавестись любовницей.
Жюль пренебрежительно фыркнула. Неверность Чарлза подействовала на его свояченицу не менее сильно, чем на его жену. Жюль отныне была твердо уверена, что ни один мужчина, за исключением разве что ее собственного супруга, не заслуживает доверия.
— У него честные намерения?
— Не знаю.
— Это имеет значение?
— Конечно. Я… — Элизабет помолчала. — Этого я тоже не знаю.
— Оч-чень любопытно. Итак, посмотрим. Николас богат, красив, обаятелен и заинтересован в тебе с намерениями то ли честными, то ли иными, это нам неясно. — Жюль провела пальцем по краю своей чашки. — За исключением того неприятного обстоятельства, что он обязан управлять твоими делами, что, впрочем, может скоро закончиться, я, признаться, не понимаю, в чем твоя проблема.
—Жюль!
— Если только, разумеется, ты не скрываешь еще чего-то от меня.
— Ну, есть кое-что еще. — Элизабет встала и бесцельно прошлась по комнате. — Вечером накануне его отъезда…
— Во время рождественского бала десять лет назад? —Да.
— Бог мой, еще один неожиданный поворот!
— Я предложила ему поехать с ним, но… он отказал мне.
— Ясно.
— И ты не потрясена?
— Узнай я об этом тогда, наверное, была бы потрясена, а сейчас не особенно. Как ты сама сказала, с тех пор прошли годы, и ничего из этого не вышло. Никаких последствий. — Жюль немного подумала. — Значит, Николас отклонил твое предложение, а ты дала Чарлзу согласие выйти за него замуж.
— Я любила Чарлза, — просто произнесла Элизабет.
— Все любили Чарлза, — сухо заметила Жюль. — Полагаю, в этом и была его беда. А Николаса ты любила?
— Ничего подобного. Это просто абсурдная мысль, — быстро проговорила Элизабет. — Как же я могла выйти за Чарлза, если бы любила другого человека?
— Я вовсе не говорю, что ты не любила Чарлза. Ты любила его на свой лад большую часть твоей жизни, — сказала раздумчиво Жюль. — Но мне думается, ты не могла не любить Николаса, если предложила ему бежать с ним.
— Это не была любовь, — возразила Элизабет. — Не более чем, ну, я не знаю, сильное влечение. Жажда приключений и тому подобное. Примерно так я определила бы свое отношение к нему.
— Значит, он не разбил тебе сердце?
— Разумеется, нет. Он задел мою гордость, но сердце тут ни при чем.
— Ну, если ты его не любила…
— Не любила.
— И он не разбил твое сердце…
— Не разбил.
Тогда опять-таки скажу тебе, моя дорогая сестра, что я ничего не понимаю. — Жюль наклонилась вперед и посмотрела Элизабет в глаза. — Ты все еще испытываешь к нему какие-то чувства?
— Я его ненавижу. Жюль усмехнулась.
— Ну, может, я слишком сильно выразилась, но, во всяком случае, я ему не доверяю.
— Тогда не выходи за него замуж.
— Замуж? О замужестве вообще нет речи. Он не упоминал о браке, а я не собираюсь выходить за него замуж. Я всего лишь согласилась сопровождать его на обед к его дяде, и то лишь потому, что у меня нет иного выбора. Мне даже в голову не приходила мысль о браке с Николасом или с кем бы то ни было еще.
— А что приходило тебе в голову?
— Ничего существенного. — Элизабет слабо улыбнулась, отлично понимая, что лжет не только сестре, но и самой себе. В бесконечно долгие часы бессонной ночи она думала о том, что хочет гораздо большего, чем вернуть Николасу его поцелуй.
Жюль смотрела на нее изучающим взглядом и молчала.
Элизабет произнесла с покорным вздохом:
— Возможно, я тоже хочу его.
— Тогда я не вижу причины, почему бы тебе не отдаться ему.
Жюль сделала глоток чаю с милой улыбкой, как будто речь у них шла о предполагаемой поездке на Бондстрит с целью приобрести душистое мыло, а не о чем-то скандальном, неприличном и аморальном.
— Наверное, я не смогла бы, — ответила Элизабет, сама не веря тому, что произносят ее уста.
— Почему?
— Это было бы неправильно. У меня есть свои принципы, в конце концов. На повестке дня вопрос о собственности. Это подразумевает определенный стиль поведения.
— Мужчины постоянно вступают в любовные связи, — сообщила Жюль как нечто само собой разумеющееся.
— Я не мужчина.
— Но ведь ты сама настаиваешь на том, чтобы в деловых вопросах с тобой считались так же, как считаются с мужчинами. — Жюль снова глотнула чаю и посмотрела на сестру широко раскрытыми и такими невинными глазами, что Элизабет была поражена. — И ведь ты вдова, а не супруга. Ты радуешься свободе, которую предоставляет тебе твой статус. Почему бы не распространить эту свободу на собственную постель?
— Жюль! Как ты можешь говорить подобные вещи? Я даже не представляла, что ты так… так свободно мыслишь!
Жюль расхохоталась:
— Ничего подобного. Я просто счастлива своей жизнью и желаю тебе такого же счастья.
— Я была счастлива.
— Нет, моя дорогая заблуждающаяся сестра. Ты была довольна. — Жюль откинулась на спинку стула и продолжала: — Когда ты вышла за Чарлза, я думала, что твоя жизнь станет прекрасной. Потом я так и считала до тех пор, пока не встретила своего избранника и вышла за него замуж. С ним я поняла, что такое настоящее счастье. Мой муж — вторая половина моей души.
— Великая страсть, — пробормотала Элизабет.
— Совершенно верно. И я не думаю, что Чарлз стал твоей великой страстью.
— Ты полагаешь, что мое замужество было ошибкой?
— Я не уверена, что его можно так назвать. — Жюль помолчала, видимо, выбирая слова. — На самом деле, если бы перевести часы назад и вновь пережить ушедшее время, я снова посоветовала бы тебе выйти замуж за Чарлза. Только нынешняя оценка прошлого и приобретенный житейский опыт вынуждают меня думать иначе. — Она заговорила более оживленно. — У тебя впереди целая жизнь, и ты заслужила право жить так, как тебе нравится. И мне кажется, что есть, как говорится, в наличии то, что принесет тебе истинную радость. Особый рождественский подарок, если хочешь.
— Николас Коллингсуорт, — произнесла Элизабет, не поднимая глаз.
— Ты же сама сказала, что хочешь его.
— Необычайно трудно признаваться в таких вещах. Независимо от того, хотела ли она высказать это вслух или нет, Элизабет знала, что хочет Николаса сейчас с той же силой, как и десять лет назад. В глубине сознания желание это жило в ней все прошедшие годы — каждый день и час. Но от желания до любви расстояние немалое.
— Так возьми же его, — услышала она словно издалека голос Жюль.
— Я могла бы себе это позволить, не так ли?
— Думай о нем как о лакомстве, в котором ты отказывала себе долгое время.
— Десять лет, — еле слышно выговорила Элизабет. В самом деле, почему бы и нет? Возбуждение подняло Элизабет на ноги.
— Я сделаю это.
— Отлично! — Жюль широко улыбнулась и тоже встала. — Можешь рассчитывать на любую помощь с моей стороны.
— Благодарю за предложение, но сомневаюсь, что мне понадобится помощь. Я ни разу не соблазняла мужчину, но думаю, это не столь уж трудно. Не представляю, что в данном случае встречу какое-либо сопротивление. Понятно, что после смерти Чарлза у меня не было, так сказать, практики в этой особой области, но в памяти все свежо.
— Это как умение ездить верхом, — доверительно промолвила Жюль. — Если уж ты научился, то…
— Жюль, — со смехом перебила сестру Элизабет, — сказанного более чем достаточно, спасибо! — И добавила уже серьезно: — Но замуж за него я отнюдь не собираюсь.
— И не надо. Для этого ты слишком высоко ценишь свою независимость.
— Пусть он идет своим путем, а я — своим.
— Пусть так и будет.
— Значит, решено. Буду строить свои отношения с Николасом на основании только лишь чисто физического желания и необузданной страсти.
— Вот-вот, — отозвалась Жюль и подняла свою чашку, словно заздравный бокал. — За физическое желание и необузданную страсть!
— Я не собираюсь менять свое намерение, — сказала Элизабет и слегка поежилась, — но мне трудно поверить, что я затеваю такое.
— Мне тоже. — Жюль рассмеялась. — Но это будет исключительно веселое Рождество.
Глава 9
— Я считаю за честь знакомство с вами, милорд, — с изысканной любезностью произнес Ник и вежливо наклонил голову.
— Я также польщен, сэр Николас, — отвечал в столь же официальном тоне восьмилетний Кристофер, виконт Лэнгли, и по тому, как он выпрямился, вынужденно глядя на высокого мужчину снизу вверх, было ясно, что он чрезвычайно горд своим титулом.
— А я, сэр Николас? — вмешался в обмен приветствиями шестилетний Адам. — Вы считаете честью знакомство со мной?
— Безусловно, мистер Лэнгли. — Ник протянул мальчику руку. — Величайшей честью.
Адам с торжествующей улыбкой повернул голову к матери и сказал:
— Я так и думал.
В ответной улыбке Элизабет гордость за детей сочеталась с оттенком горечи за их раннее сиротство. Светловолосые и голубоглазые мальчики были очень похожи на мать, и Ник подумал, вырастут ли они такими же высокими, как их отец.
Они могли быть его детьми.
Он прогнал от себя эту внезапно возникшую мысль. Теперь не время для подобных сожалений.
— Как я понимаю, вы были другом нашего отца, — сказал Кристофер.
— Да, я был его другом. — Ник почтительно склонил голову. — Ваш отец и ваш дядя Джонатон были моими ближайшими друзьями с юных лет.
— И мамы тоже? — спросил Адам.
— И мамы тоже, — ответил Ник и улыбнулся Элизабет, которая ответила ему тем же.
— Мама нуждается в друзьях, — доверительно сообщил Адам.
— Довольно, Адам, — заметила Элизабет и строго поглядела на младшего сына.
— Но это правда, — возразил тот, широко раскрыв глаза. — Дядя Джонатон говорит, что друзей никогда не может быть слишком много.
— Ваш дядя рассуждает очень мудро, — ласково произнес Ник. — Я счастлив, что нахожусь в числе его друзей и, надеюсь, теперь и ваших тоже.
— Вы приехали в Лондон на время, сэр Николас? — полюбопытствовал Кристофер. — Я слышал, что вы живете в Америке.
— Я прожил там достаточно долго, но мой родной дом — в Англии, и я рад, что вернулся домой.
— И как раз к Рождеству. — Адам опасливо покосился на мать, придвинулся совсем близко к Николасу и продолжал, понизив голос почти до шепота: — На Рождество не бывает слишком много друзей, чем больше, тем лучше в это время года. Оно очень подходящее для того, чтобы получать подарки, и я ужасно рад новому другу, который понимает, что поезд — самый лучший подарок на Рождество.
— Адам! — В голосе Элизабет прозвучала явная угроза.
— И в другое время тоже, — успел добавить Адам до того, как очень крепко сжал губы, словно боялся, что названия других желанных рождественских подарков сами собой выскочат у него изо рта.
Я, разумеется, могу понять, что поезд — отличнейший подарок, — сказал Ник, кивнув при этом с самым серьезным видом, но с трудом удерживаясь от смеха. — И на Рождество и в любое время года.
— У вас в Америке было много приключений? — с загоревшимися глазами спросил Кристофер. — Вы видели индейцев?
— И пиратов? — подхватил Адам.
— Мне довелось увидеть парочку индейцев, — улыбнулся мальчикам Ник, — а возможно, встречал и пирата. Когда-нибудь я вам расскажу о своих приключениях.
— Когда-нибудь? — недоверчиво протянул Адам с огорченным видом.
— Когда-нибудь в ближайшее время. — Ник прижал руку к сердцу. — Даю слово.
— Тетя Жюль говорит, что вы сделали огромное состояние на пароходах и других интересных вещах. Она приезжала сегодня поговорить с мамой. Она уверяет, что вы неприлично богаты. — Кристофер смерил Николаса внимательным взглядом, как будто о неприличии его богатства можно было догадаться по его наружности. — Это верно?
Элизабет поморщилась. Если Нику не изменила память, он знает, что ее сестрица никогда его особо не жаловала. Бог весть чего еще она наболтала мальчикам.
Ник на минуту задумался, потом ответил:
— Да, это так.
Адам, сдвинув брови, обратился к матери:
— А мы тоже неприлично богаты, мама?
— Нет, милый, совсем нет, — твердо проговорила та.
— Значит, мы бедные? — явно встревожился Адам.
— Не болтай глупостей, — одернул Кристофер младшего брата. — Наш дедушка — герцог, а герцоги не бывают бедными.
— Это хорошо, — сказал Адам со вздохом облегчения. — Я не хочу быть бедным, жить в хужине и есть одну овсяную кашу.
— В хужине? — удивленно переспросил Ник. Стоявшая чуть поодаль гувернантка откашлялась и пояснила:
— Я думаю, сэр, что Адам имел в виду хижину.
— Да-да, благодарю вас, — сказал Ник.
— Нет, Адам, мы не бедны и не чрезмерно богаты. Кстати, состояние наших финансов не тема для беседы, и вообще в обычном разговоре не принято говорить о деньгах, это невежливо, — наставительно произнесла Элизабет.
— Но ты ведь говоришь, — нахмурился Кристофер. — И тетя Жюль, и бабушка, и почти все в нашей семье. У кого есть деньги, у кого их нет и так далее. Мне кажется, только и слышишь, что о тех, кто заработал кучу денег, о тех, кто проиграл свои деньги, потерял их из-за неудачных инвестиций либо промотал на женщин сомнительной репутации…
— Кристофер! — Элизабет сделала знак гувернантке. — Думаю, вам пора вернуться к вашим занятиям.
— Каждый раз, как только разговор становится интересным, нам приходится возвращаться к нашим занятиям, — негромко и доверительно — как мужчина мужчине — посетовал Кристофер Николасу.
— Вы считаете, что неприлично говорить о деньгах? — задал вопрос Адам, запрокинув голову и глядя Николасу в глаза.
Тщательно подбирая слова, Николас ответил:
— Думаю, что для таких разговоров есть свое время и место. — Заметив, что мальчики при этих его словах обменялись торжествующими улыбками, он добавил: — А еще я думаю, что юным джентльменам надлежит поступать так, как предлагает их мать.
Торжество на лицах мальчуганов мгновенно сменилось неудовольствием по адресу единственного кроме них мужчины в комнате; направляясь к двери, они даже обменялись негромкими, но явно критическими замечаниями. Следом за своими подопечными направилась к выходу из библиотеки гувернантка.
Кристофер остановился в дверях и обернулся.
— Я надеюсь услышать о ваших приключениях, сэр Николас.
— И скоро, — добавил Адам. — Вы обещали.
— Я никогда не нарушаю своих обещаний, — заверил обоих Николас. — Особенно тех, которые дал друзьям.
— Друзьям, которым нравятся парусные шлюпки почти так же, как поезда, — бросил через плечо Адам, прежде чем дверь за братьями захлопнулась.
Из холла тотчас донеслись радостные выкрики и смех ребят.
— Они развиты не по годам, не правда ли? — заметил Николас.
— Они напоминают мне Джонатона в этом возрасте, — с улыбкой произнесла Элизабет. — Я каждый день благодарю Бога за то, что у меня есть мисс Отис. Она выросла вместе с шестью братьями, и ее не удивишь самыми нелепыми мальчишескими выходками. Кстати, эти выходки, как правило, происходят после очередного визита моего брата.
— Вполне могу себе это представить, — рассмеялся Ник.
— Разумеется, можете, я в этом уверена.
— Получит ли Адам поезд в подарок на Рождество? Быть может, от святого Николая [6]?
— Посмотрим. Поезд всего лишь один из предметов в списках желаемых подарков, составленных мальчиками. Они, конечно, получат не все. Я не хочу их баловать, но, по правде говоря, мне нелегко отказывать им во многом.
— Но ведь это же как-никак Рождество. Ради такого праздника можно сделать исключение.
— Наверное, можно… Ну а теперь за дело.
Элизабет казалась очень оживленной, видимо, желая скрыть нервозность. Она подошла к столу, за которым они сидели накануне.
Она выглядела возбужденной и неспокойной с той самой минуты, как он приехал. Николас уловил несколько необычных, как бы изучающих взглядов, брошенных в его направлении. Возможно, Элизабет нервничает из-за того, как прошло его знакомство с ее сыновьями, но вряд ли — Ник в этом сомневался. Прекрасные мальчики, она явно на них не нарадуется, несмотря на показную строгость.
Нет, он готов заключить пари на крупную сумму, что ее поведение не имеет отношения к детям, а есть результат их вчерашней вечерней встречи. Что ж, отличное начало.
— Счетные книги здесь, — заговорила она, указывая на письменный стол, — но в них немного нового по сравнению со вчерашним днем. Несколько хозяйственных счетов, которые я уже оплатила. Смею сказать, что просмотреть их вы успеете за несколько минут.
— Сейчас посмотрим, — произнес Николас в самой деловой манере, стараясь не впадать в несколько напыщенный тон Элизабет, и подошел к столу.
— Да, посмотрим, — с придыханием произнесла она, крепко сцепив кисти рук.
Да что с этой женщиной происходит? С чего она так нервничает?
— Я очень много думала о нашем вчерашнем разговоре.
Ник подавил улыбку, остановился у стола спиной к нему и скрестил руки на груди.
— Вот как?
— Если быть честной, я подумала еще кое о чем и… — Она умолкла, видимо, чтобы придать себе смелости. — Я должна… покаяться.
— Жду ваших слов с величайшим нетерпением.
— Я хотела бы вернуть вам поцелуй, — проговорила она, глядя ему в глаза.
— Это вряд ли можно назвать покаянием, — возразил Николас с широкой улыбкой.
— Да, это так, однако вы, вероятно, более высоко оцените следующее: прошлым вечером я говорила неправду.
— Говорили неправду?
Черт возьми, это замечательно!
— Я помню все до мелочей из того, что произошло между нами десять лет назад.
— Помните? Это еще лучше!
— Да. Мало того, я считаю, что недостаточно всего лишь вернуть вам ваш поцелуй.
Я и не считал, что этого достаточно, — произнес он с натянутой улыбкой и только тут сообразил, насколько важны ее слова. Улыбка его увяла. — Вы так думаете?
— Да, так я думала вчера вечером и так думаю сегодня.
Николас смотрел на нее в полном недоумении, чувство удовлетворения, испытанное им несколько минут назад, сменилось растерянностью.
— Что оно значит, это ваше «сегодня»?
— Сегодняшний день, настоящая минута, теперь — назовите как вам угодно. — Она сделала шаг, приближаясь к нему. — Мне кажется, я выразилась достаточно ясно.
Николас, в свою очередь, отступил на шаг.
— Не для меня.
— Послушайте, Николас. — Элизабет назвала его по имени и произнесла это имя с ударением. Она снова подступила к нему ближе, а он снова отступил. На губах у Элизабет заиграла легкая улыбка. То была улыбка лукавой соблазнительницы. — Вы сказали, что хотели бы меня. Как пароход.
— Ничуть не бывало. — Николас подумал, что это становится смешным. — При чем тут пароход?
— Ну, скажем, предприятие. Или акции. Не имеет значения. — Голос у нее сделался низким и зовущим. — Точнее говоря, вы хотите меня. Я единственный предмет, который вам хотелось получить в числе прочих, но вы его не получили. После долгих раздумий я пришла к заключению, что вы можете меня получить. Или, возможно, я могу получить вас.
Она еще раз попробовала приблизиться к нему, но Николас быстрым шагом обошел стол, создав таким образом оборонительную преграду между ею и собой.
— Каковы в точности ваши намерения, леди Лэнгли?
— Мои намерения? — Она рассмеялась очаровательно беззаботным смехом, который при иных обстоятельствах был бы весьма заразительным. А сейчас у Ника спина похолодела от ее смеха. — Мой дорогой Николас, но ведь намерения мои ужасающе очевидны, хоть и не чересчур почтенны.
— Быть может, вы изложите их для меня в четко определенной форме? — медленно проговорил он.
— Помилуйте, Николас. — Теперь уже она скрестила руки на груди. — Можно подумать, будто вас никто никогда не соблазнял.
— Вы меня не пытались соблазнять ранее, в этом суть проблемы.
— Бог мой, выходит, я это делаю как-то не так?
— Да! Нет! — Он задыхался от ярости. — Я не знаю!
— Как это вы можете не знать? — Она несколько секунд смотрела на него с подчеркнутым любопытством. — Я уверена, что вас соблазняли.
— Как правило, в роли соблазнителя выступал я. — Николас прищурился. — Хотя… бывали случаи… какая-нибудь леди могла… черт побери, Элизабет, это в высшей степени неприлично и неприятно!
— Почему?
— Потому что вы — это вы!
— Так кто же из нас выражается неясно? Если я верно поняла вас, а не понять было трудно, именно этого вы хотите. В таком случае мне непонятна ваша нерешительность. Если только… да, об этом мне следовало подумать. — Она потерла лоб ладонью. — Вас, видимо, смущает моя неопытность в этом смысле.
Он смотрел на нее так, словно не мог поверить услышанному.
— Я была замужем семь лет, как вам известно, и мы ни в малой мере не соблюдали целибат.
Николас застонал:
— Элизабет, я не желаю слушать…
— Вы обнаружите, что я несколько восторженна, но я не обладаю в отношениях с противоположным полом тем разнообразием опыта, каким обладаете вы…
— Элизабет!
— Господи, Николас, с чего это вы так гневаетесь? Я просто хотела сказать, что Чарлз был единственным мужчиной, с которым я, как говорится, разделяла ложе любви, но вы-то, я не сомневаюсь, побывали в объятиях бесчисленного количества женщин.
— Я также польщен, сэр Николас, — отвечал в столь же официальном тоне восьмилетний Кристофер, виконт Лэнгли, и по тому, как он выпрямился, вынужденно глядя на высокого мужчину снизу вверх, было ясно, что он чрезвычайно горд своим титулом.
— А я, сэр Николас? — вмешался в обмен приветствиями шестилетний Адам. — Вы считаете честью знакомство со мной?
— Безусловно, мистер Лэнгли. — Ник протянул мальчику руку. — Величайшей честью.
Адам с торжествующей улыбкой повернул голову к матери и сказал:
— Я так и думал.
В ответной улыбке Элизабет гордость за детей сочеталась с оттенком горечи за их раннее сиротство. Светловолосые и голубоглазые мальчики были очень похожи на мать, и Ник подумал, вырастут ли они такими же высокими, как их отец.
Они могли быть его детьми.
Он прогнал от себя эту внезапно возникшую мысль. Теперь не время для подобных сожалений.
— Как я понимаю, вы были другом нашего отца, — сказал Кристофер.
— Да, я был его другом. — Ник почтительно склонил голову. — Ваш отец и ваш дядя Джонатон были моими ближайшими друзьями с юных лет.
— И мамы тоже? — спросил Адам.
— И мамы тоже, — ответил Ник и улыбнулся Элизабет, которая ответила ему тем же.
— Мама нуждается в друзьях, — доверительно сообщил Адам.
— Довольно, Адам, — заметила Элизабет и строго поглядела на младшего сына.
— Но это правда, — возразил тот, широко раскрыв глаза. — Дядя Джонатон говорит, что друзей никогда не может быть слишком много.
— Ваш дядя рассуждает очень мудро, — ласково произнес Ник. — Я счастлив, что нахожусь в числе его друзей и, надеюсь, теперь и ваших тоже.
— Вы приехали в Лондон на время, сэр Николас? — полюбопытствовал Кристофер. — Я слышал, что вы живете в Америке.
— Я прожил там достаточно долго, но мой родной дом — в Англии, и я рад, что вернулся домой.
— И как раз к Рождеству. — Адам опасливо покосился на мать, придвинулся совсем близко к Николасу и продолжал, понизив голос почти до шепота: — На Рождество не бывает слишком много друзей, чем больше, тем лучше в это время года. Оно очень подходящее для того, чтобы получать подарки, и я ужасно рад новому другу, который понимает, что поезд — самый лучший подарок на Рождество.
— Адам! — В голосе Элизабет прозвучала явная угроза.
— И в другое время тоже, — успел добавить Адам до того, как очень крепко сжал губы, словно боялся, что названия других желанных рождественских подарков сами собой выскочат у него изо рта.
Я, разумеется, могу понять, что поезд — отличнейший подарок, — сказал Ник, кивнув при этом с самым серьезным видом, но с трудом удерживаясь от смеха. — И на Рождество и в любое время года.
— У вас в Америке было много приключений? — с загоревшимися глазами спросил Кристофер. — Вы видели индейцев?
— И пиратов? — подхватил Адам.
— Мне довелось увидеть парочку индейцев, — улыбнулся мальчикам Ник, — а возможно, встречал и пирата. Когда-нибудь я вам расскажу о своих приключениях.
— Когда-нибудь? — недоверчиво протянул Адам с огорченным видом.
— Когда-нибудь в ближайшее время. — Ник прижал руку к сердцу. — Даю слово.
— Тетя Жюль говорит, что вы сделали огромное состояние на пароходах и других интересных вещах. Она приезжала сегодня поговорить с мамой. Она уверяет, что вы неприлично богаты. — Кристофер смерил Николаса внимательным взглядом, как будто о неприличии его богатства можно было догадаться по его наружности. — Это верно?
Элизабет поморщилась. Если Нику не изменила память, он знает, что ее сестрица никогда его особо не жаловала. Бог весть чего еще она наболтала мальчикам.
Ник на минуту задумался, потом ответил:
— Да, это так.
Адам, сдвинув брови, обратился к матери:
— А мы тоже неприлично богаты, мама?
— Нет, милый, совсем нет, — твердо проговорила та.
— Значит, мы бедные? — явно встревожился Адам.
— Не болтай глупостей, — одернул Кристофер младшего брата. — Наш дедушка — герцог, а герцоги не бывают бедными.
— Это хорошо, — сказал Адам со вздохом облегчения. — Я не хочу быть бедным, жить в хужине и есть одну овсяную кашу.
— В хужине? — удивленно переспросил Ник. Стоявшая чуть поодаль гувернантка откашлялась и пояснила:
— Я думаю, сэр, что Адам имел в виду хижину.
— Да-да, благодарю вас, — сказал Ник.
— Нет, Адам, мы не бедны и не чрезмерно богаты. Кстати, состояние наших финансов не тема для беседы, и вообще в обычном разговоре не принято говорить о деньгах, это невежливо, — наставительно произнесла Элизабет.
— Но ты ведь говоришь, — нахмурился Кристофер. — И тетя Жюль, и бабушка, и почти все в нашей семье. У кого есть деньги, у кого их нет и так далее. Мне кажется, только и слышишь, что о тех, кто заработал кучу денег, о тех, кто проиграл свои деньги, потерял их из-за неудачных инвестиций либо промотал на женщин сомнительной репутации…
— Кристофер! — Элизабет сделала знак гувернантке. — Думаю, вам пора вернуться к вашим занятиям.
— Каждый раз, как только разговор становится интересным, нам приходится возвращаться к нашим занятиям, — негромко и доверительно — как мужчина мужчине — посетовал Кристофер Николасу.
— Вы считаете, что неприлично говорить о деньгах? — задал вопрос Адам, запрокинув голову и глядя Николасу в глаза.
Тщательно подбирая слова, Николас ответил:
— Думаю, что для таких разговоров есть свое время и место. — Заметив, что мальчики при этих его словах обменялись торжествующими улыбками, он добавил: — А еще я думаю, что юным джентльменам надлежит поступать так, как предлагает их мать.
Торжество на лицах мальчуганов мгновенно сменилось неудовольствием по адресу единственного кроме них мужчины в комнате; направляясь к двери, они даже обменялись негромкими, но явно критическими замечаниями. Следом за своими подопечными направилась к выходу из библиотеки гувернантка.
Кристофер остановился в дверях и обернулся.
— Я надеюсь услышать о ваших приключениях, сэр Николас.
— И скоро, — добавил Адам. — Вы обещали.
— Я никогда не нарушаю своих обещаний, — заверил обоих Николас. — Особенно тех, которые дал друзьям.
— Друзьям, которым нравятся парусные шлюпки почти так же, как поезда, — бросил через плечо Адам, прежде чем дверь за братьями захлопнулась.
Из холла тотчас донеслись радостные выкрики и смех ребят.
— Они развиты не по годам, не правда ли? — заметил Николас.
— Они напоминают мне Джонатона в этом возрасте, — с улыбкой произнесла Элизабет. — Я каждый день благодарю Бога за то, что у меня есть мисс Отис. Она выросла вместе с шестью братьями, и ее не удивишь самыми нелепыми мальчишескими выходками. Кстати, эти выходки, как правило, происходят после очередного визита моего брата.
— Вполне могу себе это представить, — рассмеялся Ник.
— Разумеется, можете, я в этом уверена.
— Получит ли Адам поезд в подарок на Рождество? Быть может, от святого Николая [6]?
— Посмотрим. Поезд всего лишь один из предметов в списках желаемых подарков, составленных мальчиками. Они, конечно, получат не все. Я не хочу их баловать, но, по правде говоря, мне нелегко отказывать им во многом.
— Но ведь это же как-никак Рождество. Ради такого праздника можно сделать исключение.
— Наверное, можно… Ну а теперь за дело.
Элизабет казалась очень оживленной, видимо, желая скрыть нервозность. Она подошла к столу, за которым они сидели накануне.
Она выглядела возбужденной и неспокойной с той самой минуты, как он приехал. Николас уловил несколько необычных, как бы изучающих взглядов, брошенных в его направлении. Возможно, Элизабет нервничает из-за того, как прошло его знакомство с ее сыновьями, но вряд ли — Ник в этом сомневался. Прекрасные мальчики, она явно на них не нарадуется, несмотря на показную строгость.
Нет, он готов заключить пари на крупную сумму, что ее поведение не имеет отношения к детям, а есть результат их вчерашней вечерней встречи. Что ж, отличное начало.
— Счетные книги здесь, — заговорила она, указывая на письменный стол, — но в них немного нового по сравнению со вчерашним днем. Несколько хозяйственных счетов, которые я уже оплатила. Смею сказать, что просмотреть их вы успеете за несколько минут.
— Сейчас посмотрим, — произнес Николас в самой деловой манере, стараясь не впадать в несколько напыщенный тон Элизабет, и подошел к столу.
— Да, посмотрим, — с придыханием произнесла она, крепко сцепив кисти рук.
Да что с этой женщиной происходит? С чего она так нервничает?
— Я очень много думала о нашем вчерашнем разговоре.
Ник подавил улыбку, остановился у стола спиной к нему и скрестил руки на груди.
— Вот как?
— Если быть честной, я подумала еще кое о чем и… — Она умолкла, видимо, чтобы придать себе смелости. — Я должна… покаяться.
— Жду ваших слов с величайшим нетерпением.
— Я хотела бы вернуть вам поцелуй, — проговорила она, глядя ему в глаза.
— Это вряд ли можно назвать покаянием, — возразил Николас с широкой улыбкой.
— Да, это так, однако вы, вероятно, более высоко оцените следующее: прошлым вечером я говорила неправду.
— Говорили неправду?
Черт возьми, это замечательно!
— Я помню все до мелочей из того, что произошло между нами десять лет назад.
— Помните? Это еще лучше!
— Да. Мало того, я считаю, что недостаточно всего лишь вернуть вам ваш поцелуй.
Я и не считал, что этого достаточно, — произнес он с натянутой улыбкой и только тут сообразил, насколько важны ее слова. Улыбка его увяла. — Вы так думаете?
— Да, так я думала вчера вечером и так думаю сегодня.
Николас смотрел на нее в полном недоумении, чувство удовлетворения, испытанное им несколько минут назад, сменилось растерянностью.
— Что оно значит, это ваше «сегодня»?
— Сегодняшний день, настоящая минута, теперь — назовите как вам угодно. — Она сделала шаг, приближаясь к нему. — Мне кажется, я выразилась достаточно ясно.
Николас, в свою очередь, отступил на шаг.
— Не для меня.
— Послушайте, Николас. — Элизабет назвала его по имени и произнесла это имя с ударением. Она снова подступила к нему ближе, а он снова отступил. На губах у Элизабет заиграла легкая улыбка. То была улыбка лукавой соблазнительницы. — Вы сказали, что хотели бы меня. Как пароход.
— Ничуть не бывало. — Николас подумал, что это становится смешным. — При чем тут пароход?
— Ну, скажем, предприятие. Или акции. Не имеет значения. — Голос у нее сделался низким и зовущим. — Точнее говоря, вы хотите меня. Я единственный предмет, который вам хотелось получить в числе прочих, но вы его не получили. После долгих раздумий я пришла к заключению, что вы можете меня получить. Или, возможно, я могу получить вас.
Она еще раз попробовала приблизиться к нему, но Николас быстрым шагом обошел стол, создав таким образом оборонительную преграду между ею и собой.
— Каковы в точности ваши намерения, леди Лэнгли?
— Мои намерения? — Она рассмеялась очаровательно беззаботным смехом, который при иных обстоятельствах был бы весьма заразительным. А сейчас у Ника спина похолодела от ее смеха. — Мой дорогой Николас, но ведь намерения мои ужасающе очевидны, хоть и не чересчур почтенны.
— Быть может, вы изложите их для меня в четко определенной форме? — медленно проговорил он.
— Помилуйте, Николас. — Теперь уже она скрестила руки на груди. — Можно подумать, будто вас никто никогда не соблазнял.
— Вы меня не пытались соблазнять ранее, в этом суть проблемы.
— Бог мой, выходит, я это делаю как-то не так?
— Да! Нет! — Он задыхался от ярости. — Я не знаю!
— Как это вы можете не знать? — Она несколько секунд смотрела на него с подчеркнутым любопытством. — Я уверена, что вас соблазняли.
— Как правило, в роли соблазнителя выступал я. — Николас прищурился. — Хотя… бывали случаи… какая-нибудь леди могла… черт побери, Элизабет, это в высшей степени неприлично и неприятно!
— Почему?
— Потому что вы — это вы!
— Так кто же из нас выражается неясно? Если я верно поняла вас, а не понять было трудно, именно этого вы хотите. В таком случае мне непонятна ваша нерешительность. Если только… да, об этом мне следовало подумать. — Она потерла лоб ладонью. — Вас, видимо, смущает моя неопытность в этом смысле.
Он смотрел на нее так, словно не мог поверить услышанному.
— Я была замужем семь лет, как вам известно, и мы ни в малой мере не соблюдали целибат.
Николас застонал:
— Элизабет, я не желаю слушать…
— Вы обнаружите, что я несколько восторженна, но я не обладаю в отношениях с противоположным полом тем разнообразием опыта, каким обладаете вы…
— Элизабет!
— Господи, Николас, с чего это вы так гневаетесь? Я просто хотела сказать, что Чарлз был единственным мужчиной, с которым я, как говорится, разделяла ложе любви, но вы-то, я не сомневаюсь, побывали в объятиях бесчисленного количества женщин.