Страница:
Для достижения приемлемого уровня социальной стабильности необходимо преодоление наиболее сильных угроз в социальной сфере: низкий уровень жизни значительной части населения, массовая безработица, отрицательный уровень естественного прироста населения страны. Таким образом, центральной на текущем этапе становится проблема предупреждения социальной напряженности в обществе и обеспечения баланса социальных и экономических интересов различных групп населения. Традиционно такой благотворной силой в российской культуре было образование как одна из ведущих общественных ценностей, связывающая воедино разные исторические эпохи и идеологические концепции. Так, например, «не марксизм и не этос революционного подполья, а идущая из дореволюционного времени «интеллигентская» традиция дала образованному человеку советской эпохи базовые культурные образцы, образ жизни»[65] и т. д., обеспечив культурную преемственность и благоприятные условия для последующей интеграции России в информационную цивилизацию, цивилизацию знаний.
Только на основе решения вышеперечисленных проблем возможно достичь стабильности социального пространства, сохранять и накапливать потенциал для дальнейшего прогресса. В связи с этим приобретает стратегическую важность значимая для поддержания стабильности социально-психологическая проблема согласованности и предсказуемости человеческого поведения. В реальном взаимодействии факторы диспозиционных и ситуационных влияний не существуют изолированно, а находятся во взаимной связи и переплетении, для поддержания ситуации стабильности необходима прежде всего согласованность действий всех социальных субъектов[66].
В 2009–2010 годах авторами было проведено исследование представлений жителей России, Италии и Китая о социальной стабильности. Респондентам, уравновешенным по возрасту и полу, из России (г. Москва (74 человека), г. Красноярск (50 человек), г. Екатеринбург (125 человек), а также из Италии (108 человек) и Китая (г. Далянь – 43 человека, г. Пекин – 21 человек) было предложено ответить на вопрос: «Что значит для Вас социальная стабильность?»[67] (респонденты не стали обращать внимание на открытый вопрос, а определяли свои предпочтения, исходя из первых 9 пунктов).
Ответы респондентов из г. Москвы (январь – февраль 2010 г.) показали, что для них наиболее важным обстоятельством социальной стабильности является экономическая устойчивость, а также отсутствие актов терроризма и вандализма. Достаточно высокую значимость имеют оптимизм в общественном настроении и устойчивость семейных традиций (несмотря на большое количество разводов и неполных семей, москвичи среднего возраста проявляют субъективно высокую оценку семейных традиций). Наименьшую значимость имеет преемственность культуры, что естественно для общества, в котором за последние сто лет несколько раз производились радикальные ломки культурных ценностей и традиций с обязательной дискредитацией предыдущего этапа (см. рис. 1).
Рисунок 1
Несомненный интерес представляет ранговая структура предпочтений в зависимости от возраста респондентов (см. табл. 1).
Таблица 1
Ранговая структура предпочтений в зависимости от возраста респондентов (г. Москва, 74 респондента)
Значимость факторов социальной стабильности в Екатеринбурге (опрос проведен в ноябре – декабре 2009 г.) дает несколько иную картину, в частности наиболее существенным для респондентов представляется, во-первых, отсутствие актов терроризма и вандализма, во-вторых, уважение государственных институтов к личности (см. рис. 2). Только третью позицию занимает значимость экономической устойчивости. Думается, определяющую роль сыграла история Урала как промышленного «опорного края державы», обусловившая формирование самоуважения и независимости личности, а также крайнюю неприязнь к терроризму и вандализму как к асоциальной деятельности.
Возрастная дифференциация факторных предпочтений респондентов из г. Екатеринбурга отражена в табл. 2.
Таблица 2
Ранговая структура предпочтений в зависимости от возраста респондентов (г. Екатеринбург, 125 респондентов)
Позиции красноярских респондентов (ноябрь 2009 г.) не очень существенно отличаются от их екатеринбургских коллег, но приоритетные позиции для обеспечения социальной стабильности, с их точки зрения, имеют уважение государственных институтов к личности (рис. 3), что неудивительно, если вспомнить, что покорителями Сибири в последние два века были сильные, не всегда конформистски ориентированные, но самостоятельные и деятельные люди, чей труд заслуживал общественного признания и уважения государственных институтов.
Рисунок 2
Рисунок 3
Проведенные в январе 2010 года опросы среди итальянских респондентов (108 человек, текст анкеты см. в Приложении 1), уравновешенных по возрасту и полу, показали, что оценки респондентов из Италии (провинция Падова) демонстрируют связь ценности экономической устойчивости, жизнелюбия и оптимизма итальянцев, негативное отношение к угрозам терроризма, но весьма высокий уровень уважения к устойчивости семейных традиций (рис. 4). Судя по данным опроса, итальянская семья остается одним из оплотов социальной стабильности. Обращает на себя внимание удовлетворенность респондентов нынешним состоянием итальянского общества и его институтов и нежелание придавать большое значение перспективам его динамического развития.
Рисунок 4
У респондентов из Китая (г. Далянь – 43 опрошенных в ноябре 2009 г., г. Пекин – 21 человек – в феврале 2010 г.), как и у жителей российского города Красноярска, самым важным фактором выступает отсутствие актов терроризма и вандализма. На последнем месте (с большим отрывом) – экологическая безопасность (см. рис. 5), что можно объяснить высокими темпами экономического развития Китая, но недостаточным вниманием к экологической культуре в ходе этого стремительного роста.
Распределение рангов значений факторов социальной стабильности в представлении китайских респондентов отражено в табл. 5.
Рисунок 5
Таблица 5
Ранговая структура предпочтений (г. Далянь – 43 респондента, г. Пекин – 21 респондент)
Не ставя задачу специального исследования причин проявления таких предпочтений в том или ином государстве, приведем общую сравнительную картину соотношения значимых факторов социальной стабильности (в % к общему числу от суммы баллов) (см. рис. 6).
Рисунок 6
Обеспечение стабильности в социальном пространстве, которое наполнено смыслами и предпочтениями акторов социального действия, опирается на ряд выработанных в науке и апробированных на практике методов, которые учитывают фактор ситуационности: социальное маневрирование, политическое маневрирование, политическое манипулирование, интеграция контрэлиты. Так, социальное маневрирование направлено на то, чтобы ослабить коллизию между меняющимися закономерностями функционирования системы и интересами ущемляемой переменами части общества.
Политическое маневрирование как метод обеспечения стабильности социального пространства включает широкий спектр мероприятий, призванных обеспечить преобразование разнообразных интересов (в том числе противоречащих потребностям модифицирующейся системы) в политические ориентации, фактически способствующие стабилизации системы. Серьезную значимость имеют и психологические методы предотвращения и разрешения индивидуальных и межгрупповых кризисных ситуаций, разрешение конфликтов и т. д.
Гибкое и эффективное применение описанных выше методов предотвращает угрозу обращения к силовым вариантам (утверждению авторитарных форм власти, установлению военной диктатуры, развязыванию гражданской войны и т. д.), которые могут повлечь за собой распад или ослабление системы. Поэтому в поле зрения современных ученых находятся проблемы оптимального перехода от одного состояния общества к другому, поиск условий институционализации конфликтов, укрепления общественных структур и стабилизации социального пространства.
Стабильность социального пространства предполагает высокий уровень надежности его существования, готовность воспринимать различные внутренние и внешние воздействия, сохраняя при этом равновесие и способность к последующим изменениям. Как бы то ни было, в последние десятилетия одной из главных черт стабильности социального пространства является социальное положение человека. Таким образом, в центре вопроса о координатах стабильности всегда стоит человек – субъект стабильности социального пространства. От того, как люди относятся к социальной действительности, как представляют себе стоящие перед ними и обществом задачи, какими способностями и возможностями обладают, во многом зависит состояние общества и государства. В связи с этим поддержание стабильности социального пространства определяется характером взаимодействия всех субъектов стабильности, обусловленным в значительной мере особенностями исторического сознания, носителями которого они являются.
1.2. Социальная стабильность и историческое сознание
Только на основе решения вышеперечисленных проблем возможно достичь стабильности социального пространства, сохранять и накапливать потенциал для дальнейшего прогресса. В связи с этим приобретает стратегическую важность значимая для поддержания стабильности социально-психологическая проблема согласованности и предсказуемости человеческого поведения. В реальном взаимодействии факторы диспозиционных и ситуационных влияний не существуют изолированно, а находятся во взаимной связи и переплетении, для поддержания ситуации стабильности необходима прежде всего согласованность действий всех социальных субъектов[66].
В 2009–2010 годах авторами было проведено исследование представлений жителей России, Италии и Китая о социальной стабильности. Респондентам, уравновешенным по возрасту и полу, из России (г. Москва (74 человека), г. Красноярск (50 человек), г. Екатеринбург (125 человек), а также из Италии (108 человек) и Китая (г. Далянь – 43 человека, г. Пекин – 21 человек) было предложено ответить на вопрос: «Что значит для Вас социальная стабильность?»[67] (респонденты не стали обращать внимание на открытый вопрос, а определяли свои предпочтения, исходя из первых 9 пунктов).
Ответы респондентов из г. Москвы (январь – февраль 2010 г.) показали, что для них наиболее важным обстоятельством социальной стабильности является экономическая устойчивость, а также отсутствие актов терроризма и вандализма. Достаточно высокую значимость имеют оптимизм в общественном настроении и устойчивость семейных традиций (несмотря на большое количество разводов и неполных семей, москвичи среднего возраста проявляют субъективно высокую оценку семейных традиций). Наименьшую значимость имеет преемственность культуры, что естественно для общества, в котором за последние сто лет несколько раз производились радикальные ломки культурных ценностей и традиций с обязательной дискредитацией предыдущего этапа (см. рис. 1).
Рисунок 1
Несомненный интерес представляет ранговая структура предпочтений в зависимости от возраста респондентов (см. табл. 1).
Таблица 1
Ранговая структура предпочтений в зависимости от возраста респондентов (г. Москва, 74 респондента)
Значимость факторов социальной стабильности в Екатеринбурге (опрос проведен в ноябре – декабре 2009 г.) дает несколько иную картину, в частности наиболее существенным для респондентов представляется, во-первых, отсутствие актов терроризма и вандализма, во-вторых, уважение государственных институтов к личности (см. рис. 2). Только третью позицию занимает значимость экономической устойчивости. Думается, определяющую роль сыграла история Урала как промышленного «опорного края державы», обусловившая формирование самоуважения и независимости личности, а также крайнюю неприязнь к терроризму и вандализму как к асоциальной деятельности.
Возрастная дифференциация факторных предпочтений респондентов из г. Екатеринбурга отражена в табл. 2.
Таблица 2
Ранговая структура предпочтений в зависимости от возраста респондентов (г. Екатеринбург, 125 респондентов)
Позиции красноярских респондентов (ноябрь 2009 г.) не очень существенно отличаются от их екатеринбургских коллег, но приоритетные позиции для обеспечения социальной стабильности, с их точки зрения, имеют уважение государственных институтов к личности (рис. 3), что неудивительно, если вспомнить, что покорителями Сибири в последние два века были сильные, не всегда конформистски ориентированные, но самостоятельные и деятельные люди, чей труд заслуживал общественного признания и уважения государственных институтов.
Рисунок 2
Рисунок 3
Проведенные в январе 2010 года опросы среди итальянских респондентов (108 человек, текст анкеты см. в Приложении 1), уравновешенных по возрасту и полу, показали, что оценки респондентов из Италии (провинция Падова) демонстрируют связь ценности экономической устойчивости, жизнелюбия и оптимизма итальянцев, негативное отношение к угрозам терроризма, но весьма высокий уровень уважения к устойчивости семейных традиций (рис. 4). Судя по данным опроса, итальянская семья остается одним из оплотов социальной стабильности. Обращает на себя внимание удовлетворенность респондентов нынешним состоянием итальянского общества и его институтов и нежелание придавать большое значение перспективам его динамического развития.
Рисунок 4
У респондентов из Китая (г. Далянь – 43 опрошенных в ноябре 2009 г., г. Пекин – 21 человек – в феврале 2010 г.), как и у жителей российского города Красноярска, самым важным фактором выступает отсутствие актов терроризма и вандализма. На последнем месте (с большим отрывом) – экологическая безопасность (см. рис. 5), что можно объяснить высокими темпами экономического развития Китая, но недостаточным вниманием к экологической культуре в ходе этого стремительного роста.
Распределение рангов значений факторов социальной стабильности в представлении китайских респондентов отражено в табл. 5.
Рисунок 5
Таблица 5
Ранговая структура предпочтений (г. Далянь – 43 респондента, г. Пекин – 21 респондент)
Не ставя задачу специального исследования причин проявления таких предпочтений в том или ином государстве, приведем общую сравнительную картину соотношения значимых факторов социальной стабильности (в % к общему числу от суммы баллов) (см. рис. 6).
Рисунок 6
Обеспечение стабильности в социальном пространстве, которое наполнено смыслами и предпочтениями акторов социального действия, опирается на ряд выработанных в науке и апробированных на практике методов, которые учитывают фактор ситуационности: социальное маневрирование, политическое маневрирование, политическое манипулирование, интеграция контрэлиты. Так, социальное маневрирование направлено на то, чтобы ослабить коллизию между меняющимися закономерностями функционирования системы и интересами ущемляемой переменами части общества.
Политическое маневрирование как метод обеспечения стабильности социального пространства включает широкий спектр мероприятий, призванных обеспечить преобразование разнообразных интересов (в том числе противоречащих потребностям модифицирующейся системы) в политические ориентации, фактически способствующие стабилизации системы. Серьезную значимость имеют и психологические методы предотвращения и разрешения индивидуальных и межгрупповых кризисных ситуаций, разрешение конфликтов и т. д.
Гибкое и эффективное применение описанных выше методов предотвращает угрозу обращения к силовым вариантам (утверждению авторитарных форм власти, установлению военной диктатуры, развязыванию гражданской войны и т. д.), которые могут повлечь за собой распад или ослабление системы. Поэтому в поле зрения современных ученых находятся проблемы оптимального перехода от одного состояния общества к другому, поиск условий институционализации конфликтов, укрепления общественных структур и стабилизации социального пространства.
Стабильность социального пространства предполагает высокий уровень надежности его существования, готовность воспринимать различные внутренние и внешние воздействия, сохраняя при этом равновесие и способность к последующим изменениям. Как бы то ни было, в последние десятилетия одной из главных черт стабильности социального пространства является социальное положение человека. Таким образом, в центре вопроса о координатах стабильности всегда стоит человек – субъект стабильности социального пространства. От того, как люди относятся к социальной действительности, как представляют себе стоящие перед ними и обществом задачи, какими способностями и возможностями обладают, во многом зависит состояние общества и государства. В связи с этим поддержание стабильности социального пространства определяется характером взаимодействия всех субъектов стабильности, обусловленным в значительной мере особенностями исторического сознания, носителями которого они являются.
1.2. Социальная стабильность и историческое сознание
Проблема социальной стабильности является одной из актуальных и базовых, интерес к которой появляется уже в эпоху Античности, когда встает вопрос о необходимости создания и сохранения стабильности в обществе и государстве. В работах античных мыслителей можно обнаружить постановку проблемы социальной стабильности и нестабильности, истоки которой коренились в осмыслениях социального и политического устройства античного общества. Уже Аристотель, рассматривая истоки социальной нестабильности, указывает на первопричины внутренних междоусобиц, порождающих государственные перевороты. Таких первопричин, по мнению античного философа, три. Во-первых, это настроение людей, поднимающих мятеж; во-вторых, причиной является цель, ради которой происходят различные восстания и распри; в-третьих, причиной выступает недовольство, с которого, собственно, начинаются политические смуты и междоусобные распри.
Что касается настроения людей, то одни, начиная распри, согласно Аристотелю, стремятся к равноправию, поскольку считают, что обделены правами, и хотят быть равны с теми, кто их имеет в изобилии; другие, напротив, стремятся к неравенству и превосходству, а в распри вступают, когда, по их убеждению, будучи неравны с остальными, не пользуются явными преимуществами, но имеют равное с ними или даже меньше. Указанные притязания, отмечает Аристотель, бывают в одних случаях справедливыми, в других – несправедливыми; ведь распри начинают и те, кто пользуется меньшими правами, для того чтобы уравняться с остальными, и те, кто пользуется равными правами с остальными, с тем чтобы добиться больших прав. То, из-за чего происходят распри, – прибыль и почести и то, что им противоположно. Причиной распрей, подрывающих основы стабильности, бывают также наглость, страх, превосходство, презрение, чрезмерное возвышение, с другой стороны – происки, пренебрежительное отношение, несходство характеров и т. д., поскольку главной причиной возмущений бывает «отсутствие равенства»[68].
Среди актуальных факторов, влияющих на формирование и поддержание социальной стабильности, выступает историческое сознание, которое является важным структурным элементом социальной системы. От состояния исторического сознания, уровня его устойчивости и воздействия на общественное сознание зависит степень социальной стабильности, способность общества к выживанию в критических обстоятельствах и ситуациях. В общем смысле историческое сознание понимается как совокупность взглядов, идей, представлений, чувств, настроений, отражающих восприятие прошлого и его оценку, присущая и характерная как для общества в целом, для различных социальных групп, так и для отдельных людей.
Выступая частью общественного сознания, включающего в себя политическое, правовое, художественное, нравственное, религиозное, философское сознание, историческое сознание обычно рассматривается как совокупность представлений, присущих обществу в целом и его социальным группам в отдельности о своем прошлом и прошлом всего человечества. «Историческое сознание, – отмечает один из первых исследователей этого явления М. А. Барг, – это такая форма общественного сознания, в которой совмещены все три модуса исторического времени – прошлое, настоящее и будущее»[69], поскольку «настоящее не может быть до конца познано без обращения к прошлому. Однако в равной мере его нельзя постичь и без обращения к будущему, то есть без знания элементов будущего в настоящем»[70].
На основе определения места исторического сознания в системе общественного сознания как одной из его форм исследователи пришли к выводу, что «каждая национальная и социальная общность обладает определенным кругом исторических представлений, включающим в себя в первую очередь представления о своем происхождении, важнейших событиях и деятелях собственного прошлого, о соотношении их с историей других общностей и всего человеческого общества»[71]. Но историческое сознание, по мнению исследователей, не ограничивается представлениями о прошлом, оно предполагает связь между прошлым, настоящим и будущим, поскольку подразумевает осмысление народом своего положения во времени, осознание связи настоящего с прошлым и будущим, осознание обществом, классом, социальной группой своей исторической идентичности, своего положения во времени, связи своего настоящего с прошлым и будущим[72].
Тем самым, рассматривая и оценивая прошлое через призму настоящего, а настоящее как результат предыдущего развития, историческое сознание воспринимает будущее как проекцию реальных, совершенно конкретных процессов и тенденций, действующих в современности, на перспективной ступени развития общества. Прошлое и будущее не существуют сами по себе как полностью автономные пространства; они слиты в едином потоке времени, стянуты берегами истории, будучи объединены одним субъектом исторического действия – человеком[73].
При этом важнейшим показателем социальной стабильности является устойчивость исторического сознания. Одним из критериев устойчивости исторического сознания выступает национальное самосознание, являющееся социально-конструкционной основой, на которой зиждется общественное сознание, структурным элементом социальной стабильности. В истории есть немало примеров того, что именно национальное самосознание русского народа, а также глубокая вера позволили ему выстоять в жестоких исторических событиях, одним из которых было татаро-монгольское нашествие, на борьбу с которым объединился весь русский народ, ранее раздираемый междоусобицами. Не случайно еще Аристотель отмечал, что «разноплеменность населения, пока она не сгладится, служит источником неурядиц»[74]. Но татаро-монгольское нашествие стало тем историческим событием, которое изменило русское самосознание. На Куликово поле вышли рязанцы, москвичи, владимирцы, псковитяне, а с Куликова поля все они вернулись русскими. В последний период монгольского владычества Орда ощущала постепенное превращение совокупного потенциала русских земель в равновеликую ей силу. В итоге дух и воля проявили себя в таком отпоре Мамаеву нашествию, который впервые можно охарактеризовать как общенациональный[75]. Тем самым внешняя опасность в виде продолжительного владычества монголо-татар способствовала развитию и созреванию народности, национального самосознания, консолидации русского народа, вышедшего на борьбу с врагом.
Одним из оснований устойчивости исторического сознания выступает ментальность, которая складывается исторически как одна из адаптивных форм социального поведения и функционирует автоматически, без ведома их носителей: это не столько оформленные, высказанные мысли, сколько общие места, в той или иной мере расхожее культурное наследие, картины мира, запечатлевшиеся в коллективном бессознательном[76]. Как правило, черты, характеризующие ментальность той или иной культуры, в отличие от идеологических, социально-политических, религиозно-конфессиональных и иных факторов, характеризуют большой стабильностью и не изменяются в течение длительного времени, обусловливая самобытность той или иной культуры. Причем национальные культурные различия связаны и с различием ментальности, что влияет на историческое сознание, обусловливающее представления о социальной стабильности. Например, западная цивилизация во многом ориентирована на индивидуализм, что заложено в ее истории: греческая философия в разных аспектах и смыслах подчеркивала ценность индивидуального. В период Реформации был сделан упор на личную связь с Богом, восточная цивилизация видела стабильность в гармонии и поведении в рамках связей с родственниками[77]. В России одним из важнейших ценностных ориентиров выступало православие, которое стало мощным фактором формирования ментальности и консолидации русского народа.
Тем самым еще одним важным компонентом процесса развития исторического сознания выступает вера, которая является духовным стержнем, обеспечивающим непрерывность сохранения исторической преемственности и непрерывности сохранения исторических и культурных основ, поскольку любая культура изначально базируется на религиозном и философском фундаменте. Отсутствие же веры и нравственного целеполагания в жизни, которое рождается из веры, уважения к достижению прошлого, исчезновение нравственного императива ведет к деградации культуры[78].
Кроме этого, стабильное развитие социума исторически связано с нормами, которые возникают уже на самых ранних этапах истории человечества. Нормы унифицируют поведение людей, обеспечивают единообразие и согласованность их коллективных действий, выступают нравственным императивом и элементом социальной стабильности. Известно, что существует два класса социальных норм, управляющих человеческим поведением, в основе которых – индивидуальные или коллективные представления. Коллективные представления пралогичны в том смысле, что дают толкования, только внешне похожие на классификации и выводы, а на самом деле их суть – закон сопричастия (партиципации, мистического единения сородичей)[79]. Нормы являются регулятивным инструментом, способствующим стабильному функционированию социальной системы, поскольку следование нормам обеспечивает социальный порядок. Нормы выступают одними из ключевых универсалий, без которых не существует ни одного общества. Социальную стабильность обеспечивают социальные нормы, которые являются одной из форм существования социальной системы, одним из механизмов ее упорядочивания, по указанию Ю. Хабермаса, «…для того, чтобы конструировать социальный мир, а также оценить те или иные действия с точки зрения соблюдения или нарушения норм, получивших общественное признание. Для того, кто принадлежит к социальному миру, последний составляется в точности из тех норм, которые определяют, какие интеракции в том или ином случае входят в совокупность оправданных межличностных отношений; все акторы, для которых имеет силу такой набор норм, которые принадлежат одному и тому же социальному миру»[80]. Для поддержания социальной стабильности тем самым важна выработка способов поведения, которые принимались бы членами данной социальной структуры, система матриц, единства действий и отношений. Для сохранения социальной стабильности нормы должны быть общезначимы, эталонны, императивны. Вследствие утраты этих признаков, нормативной «недостаточности» или, наоборот, «избыточности» возникает риск напряженных и кризисных явлений в обществе – роста преступности, падения нравственности, дезорганизации социальных отношений.
Потеря данных оснований ведет к деформации, структурному разрушению социальной системы, так же как и разорванное состояние исторического сознания, которое вызывает коренные изменения в общественном и индивидуальном сознании, в мировоззрении людей, усугубляет раскол общества, ведет к потере исторической памяти, своего прошлого, потере духовных ориентиров. Такая разорванность, нарушение преемственности, причинно-следственных связей ведет к деформации общеисторических представлений, существенно превышающей допустимый, или обычный, для всякого массового исторического сознания уровень подобной деформации. Разрушение исторической памяти, изъятие какой-то части прошлого, провозглашение его как несуществующего или объявленного ошибкой, заблуждением, стремление переписать историческое прошлое ведут к фрагментаризации исторического сознания, размыванию культурно-цивилизационной матрицы, самоидентификации наций, исторической идентичности[81], подрыву социальной стабильности.
Изменчивость социального и исторического сознания характеризует его динамический характер. Такая смена характерна для переходных исторических периодов, которые характеризуются особым мифологизмом и идеологизацией, инверсией ценностей, преобладанием психологических моментов над теоретическими моментами. Причины развития и трансформации исторического сознания трактуются К. Мангеймом в соответствии с моделью взаимодействия рациональной структуры (общества, упорядоченного мировоззрения) и иррациональной среды, содержащей условие определения мышления бытием[82]. Одним из таких периодов выступает конец XIX – начало XX века, характеризующиеся обострением и углублением социальных антагонизмов капиталистического общества. Это привело к тому, что элементы достоверного социального знания, содержащегося в буржуазной идеологии, сменились апологетикой буржуазных отношений, продуманным искажением реальных социальных фактов, созданием социальных мифов, которые оправдывали фактическое неравенство людей в капиталистическом обществе.
Идеология как часть исторического сознания выступает одним из инструментов регулирования массового сознания. Идеология может носить классовый характер, а может осмысливаться как социальная мифология.
Классовый характер идеологии подчеркивал К. Маркс. С его точки зрения, идеология выражала специфические интересы определенного класса, выдававшиеся за интересы всего общества. Так, с перерастанием капитализма в монополистическую стадию буржуазное государство все больше присваивало себе идеологические функции. Оно стало целенаправленно руководить процессом производства и распространения идей, откровенно манипулируя сознанием масс, навязывая им свои интересы, идеи и ценности. Для Маркса идеология и есть историческое сознание, но сознание ложное: она рассматривает причину и сущность исторического движения в развитии сознания и идей[83]. С позиции данного подхода идеология представляет собой некую систему представлений правящей элиты, которая соответствует ожиданиям широких слоев общества в прошлом, поэтому задача сохранения власти трактуется как требование консервирования ценностных норм, легитимизирующих властные полномочия элиты, внедрение этих ценностей в общественное сознание.
Что касается настроения людей, то одни, начиная распри, согласно Аристотелю, стремятся к равноправию, поскольку считают, что обделены правами, и хотят быть равны с теми, кто их имеет в изобилии; другие, напротив, стремятся к неравенству и превосходству, а в распри вступают, когда, по их убеждению, будучи неравны с остальными, не пользуются явными преимуществами, но имеют равное с ними или даже меньше. Указанные притязания, отмечает Аристотель, бывают в одних случаях справедливыми, в других – несправедливыми; ведь распри начинают и те, кто пользуется меньшими правами, для того чтобы уравняться с остальными, и те, кто пользуется равными правами с остальными, с тем чтобы добиться больших прав. То, из-за чего происходят распри, – прибыль и почести и то, что им противоположно. Причиной распрей, подрывающих основы стабильности, бывают также наглость, страх, превосходство, презрение, чрезмерное возвышение, с другой стороны – происки, пренебрежительное отношение, несходство характеров и т. д., поскольку главной причиной возмущений бывает «отсутствие равенства»[68].
Среди актуальных факторов, влияющих на формирование и поддержание социальной стабильности, выступает историческое сознание, которое является важным структурным элементом социальной системы. От состояния исторического сознания, уровня его устойчивости и воздействия на общественное сознание зависит степень социальной стабильности, способность общества к выживанию в критических обстоятельствах и ситуациях. В общем смысле историческое сознание понимается как совокупность взглядов, идей, представлений, чувств, настроений, отражающих восприятие прошлого и его оценку, присущая и характерная как для общества в целом, для различных социальных групп, так и для отдельных людей.
Выступая частью общественного сознания, включающего в себя политическое, правовое, художественное, нравственное, религиозное, философское сознание, историческое сознание обычно рассматривается как совокупность представлений, присущих обществу в целом и его социальным группам в отдельности о своем прошлом и прошлом всего человечества. «Историческое сознание, – отмечает один из первых исследователей этого явления М. А. Барг, – это такая форма общественного сознания, в которой совмещены все три модуса исторического времени – прошлое, настоящее и будущее»[69], поскольку «настоящее не может быть до конца познано без обращения к прошлому. Однако в равной мере его нельзя постичь и без обращения к будущему, то есть без знания элементов будущего в настоящем»[70].
На основе определения места исторического сознания в системе общественного сознания как одной из его форм исследователи пришли к выводу, что «каждая национальная и социальная общность обладает определенным кругом исторических представлений, включающим в себя в первую очередь представления о своем происхождении, важнейших событиях и деятелях собственного прошлого, о соотношении их с историей других общностей и всего человеческого общества»[71]. Но историческое сознание, по мнению исследователей, не ограничивается представлениями о прошлом, оно предполагает связь между прошлым, настоящим и будущим, поскольку подразумевает осмысление народом своего положения во времени, осознание связи настоящего с прошлым и будущим, осознание обществом, классом, социальной группой своей исторической идентичности, своего положения во времени, связи своего настоящего с прошлым и будущим[72].
Тем самым, рассматривая и оценивая прошлое через призму настоящего, а настоящее как результат предыдущего развития, историческое сознание воспринимает будущее как проекцию реальных, совершенно конкретных процессов и тенденций, действующих в современности, на перспективной ступени развития общества. Прошлое и будущее не существуют сами по себе как полностью автономные пространства; они слиты в едином потоке времени, стянуты берегами истории, будучи объединены одним субъектом исторического действия – человеком[73].
При этом важнейшим показателем социальной стабильности является устойчивость исторического сознания. Одним из критериев устойчивости исторического сознания выступает национальное самосознание, являющееся социально-конструкционной основой, на которой зиждется общественное сознание, структурным элементом социальной стабильности. В истории есть немало примеров того, что именно национальное самосознание русского народа, а также глубокая вера позволили ему выстоять в жестоких исторических событиях, одним из которых было татаро-монгольское нашествие, на борьбу с которым объединился весь русский народ, ранее раздираемый междоусобицами. Не случайно еще Аристотель отмечал, что «разноплеменность населения, пока она не сгладится, служит источником неурядиц»[74]. Но татаро-монгольское нашествие стало тем историческим событием, которое изменило русское самосознание. На Куликово поле вышли рязанцы, москвичи, владимирцы, псковитяне, а с Куликова поля все они вернулись русскими. В последний период монгольского владычества Орда ощущала постепенное превращение совокупного потенциала русских земель в равновеликую ей силу. В итоге дух и воля проявили себя в таком отпоре Мамаеву нашествию, который впервые можно охарактеризовать как общенациональный[75]. Тем самым внешняя опасность в виде продолжительного владычества монголо-татар способствовала развитию и созреванию народности, национального самосознания, консолидации русского народа, вышедшего на борьбу с врагом.
Одним из оснований устойчивости исторического сознания выступает ментальность, которая складывается исторически как одна из адаптивных форм социального поведения и функционирует автоматически, без ведома их носителей: это не столько оформленные, высказанные мысли, сколько общие места, в той или иной мере расхожее культурное наследие, картины мира, запечатлевшиеся в коллективном бессознательном[76]. Как правило, черты, характеризующие ментальность той или иной культуры, в отличие от идеологических, социально-политических, религиозно-конфессиональных и иных факторов, характеризуют большой стабильностью и не изменяются в течение длительного времени, обусловливая самобытность той или иной культуры. Причем национальные культурные различия связаны и с различием ментальности, что влияет на историческое сознание, обусловливающее представления о социальной стабильности. Например, западная цивилизация во многом ориентирована на индивидуализм, что заложено в ее истории: греческая философия в разных аспектах и смыслах подчеркивала ценность индивидуального. В период Реформации был сделан упор на личную связь с Богом, восточная цивилизация видела стабильность в гармонии и поведении в рамках связей с родственниками[77]. В России одним из важнейших ценностных ориентиров выступало православие, которое стало мощным фактором формирования ментальности и консолидации русского народа.
Тем самым еще одним важным компонентом процесса развития исторического сознания выступает вера, которая является духовным стержнем, обеспечивающим непрерывность сохранения исторической преемственности и непрерывности сохранения исторических и культурных основ, поскольку любая культура изначально базируется на религиозном и философском фундаменте. Отсутствие же веры и нравственного целеполагания в жизни, которое рождается из веры, уважения к достижению прошлого, исчезновение нравственного императива ведет к деградации культуры[78].
Кроме этого, стабильное развитие социума исторически связано с нормами, которые возникают уже на самых ранних этапах истории человечества. Нормы унифицируют поведение людей, обеспечивают единообразие и согласованность их коллективных действий, выступают нравственным императивом и элементом социальной стабильности. Известно, что существует два класса социальных норм, управляющих человеческим поведением, в основе которых – индивидуальные или коллективные представления. Коллективные представления пралогичны в том смысле, что дают толкования, только внешне похожие на классификации и выводы, а на самом деле их суть – закон сопричастия (партиципации, мистического единения сородичей)[79]. Нормы являются регулятивным инструментом, способствующим стабильному функционированию социальной системы, поскольку следование нормам обеспечивает социальный порядок. Нормы выступают одними из ключевых универсалий, без которых не существует ни одного общества. Социальную стабильность обеспечивают социальные нормы, которые являются одной из форм существования социальной системы, одним из механизмов ее упорядочивания, по указанию Ю. Хабермаса, «…для того, чтобы конструировать социальный мир, а также оценить те или иные действия с точки зрения соблюдения или нарушения норм, получивших общественное признание. Для того, кто принадлежит к социальному миру, последний составляется в точности из тех норм, которые определяют, какие интеракции в том или ином случае входят в совокупность оправданных межличностных отношений; все акторы, для которых имеет силу такой набор норм, которые принадлежат одному и тому же социальному миру»[80]. Для поддержания социальной стабильности тем самым важна выработка способов поведения, которые принимались бы членами данной социальной структуры, система матриц, единства действий и отношений. Для сохранения социальной стабильности нормы должны быть общезначимы, эталонны, императивны. Вследствие утраты этих признаков, нормативной «недостаточности» или, наоборот, «избыточности» возникает риск напряженных и кризисных явлений в обществе – роста преступности, падения нравственности, дезорганизации социальных отношений.
Потеря данных оснований ведет к деформации, структурному разрушению социальной системы, так же как и разорванное состояние исторического сознания, которое вызывает коренные изменения в общественном и индивидуальном сознании, в мировоззрении людей, усугубляет раскол общества, ведет к потере исторической памяти, своего прошлого, потере духовных ориентиров. Такая разорванность, нарушение преемственности, причинно-следственных связей ведет к деформации общеисторических представлений, существенно превышающей допустимый, или обычный, для всякого массового исторического сознания уровень подобной деформации. Разрушение исторической памяти, изъятие какой-то части прошлого, провозглашение его как несуществующего или объявленного ошибкой, заблуждением, стремление переписать историческое прошлое ведут к фрагментаризации исторического сознания, размыванию культурно-цивилизационной матрицы, самоидентификации наций, исторической идентичности[81], подрыву социальной стабильности.
Изменчивость социального и исторического сознания характеризует его динамический характер. Такая смена характерна для переходных исторических периодов, которые характеризуются особым мифологизмом и идеологизацией, инверсией ценностей, преобладанием психологических моментов над теоретическими моментами. Причины развития и трансформации исторического сознания трактуются К. Мангеймом в соответствии с моделью взаимодействия рациональной структуры (общества, упорядоченного мировоззрения) и иррациональной среды, содержащей условие определения мышления бытием[82]. Одним из таких периодов выступает конец XIX – начало XX века, характеризующиеся обострением и углублением социальных антагонизмов капиталистического общества. Это привело к тому, что элементы достоверного социального знания, содержащегося в буржуазной идеологии, сменились апологетикой буржуазных отношений, продуманным искажением реальных социальных фактов, созданием социальных мифов, которые оправдывали фактическое неравенство людей в капиталистическом обществе.
Идеология как часть исторического сознания выступает одним из инструментов регулирования массового сознания. Идеология может носить классовый характер, а может осмысливаться как социальная мифология.
Классовый характер идеологии подчеркивал К. Маркс. С его точки зрения, идеология выражала специфические интересы определенного класса, выдававшиеся за интересы всего общества. Так, с перерастанием капитализма в монополистическую стадию буржуазное государство все больше присваивало себе идеологические функции. Оно стало целенаправленно руководить процессом производства и распространения идей, откровенно манипулируя сознанием масс, навязывая им свои интересы, идеи и ценности. Для Маркса идеология и есть историческое сознание, но сознание ложное: она рассматривает причину и сущность исторического движения в развитии сознания и идей[83]. С позиции данного подхода идеология представляет собой некую систему представлений правящей элиты, которая соответствует ожиданиям широких слоев общества в прошлом, поэтому задача сохранения власти трактуется как требование консервирования ценностных норм, легитимизирующих властные полномочия элиты, внедрение этих ценностей в общественное сознание.