Страница:
В качестве специфической социальной группы многие российские этнологи и психологи рассматривают этнос, определяя его как устойчивую в своем существовании группу людей, осознающих себя ее членами на основе любых признаков, воспринимаемых как этнодифференцирующие. Этническая идентичность как осознание человеком своей принадлежности к определенной этнической общности оказывает серьезное влияние на межгрупповые отношения. В ее структуре обычно выделяют два основных компонента – когнитивный и аффективный, хотя некоторые авторы выделяют и поведенческий компонент идентичности, понимая его как реальный механизм не только осознания, но и проявления себя членом определенной группы, «построения системы отношений и действий в различных этноконтактных ситуациях»[125]. Единый процесс дифференциации/идентификации приводит к формированию этнической идентичности, которая в самом общем смысле есть результат процесса сравнения «своей» группы с другими социальными объектами. Именно в поисках позитивной социальной идентичности индивид или группа стремится самоопределиться, обособиться от других, утвердить свою автономность. Этническая идентичность как механизм, определяющий основы межгруппового взаимодействия в системе социальной стабильности, основывается на процессах категоризации (на «мы» и «они»). А. Тэшфел и Дж. Тернер выдвинули общий психологический принцип, согласно которому оценочное сравнение категоризуемых групп неразрывно связано с другим когнитивным процессом – групповой идентификацией. Или, по выражению русского ученого Б. Ф. Поршнева, «всякое противопоставление объединяет, всякое объединение противопоставляет, мера противопоставления есть мера объединения»[126].
Широкое развитие общества потребления дает новое направление мучительного поиска современным человеком оснований собственной идентичности, независимо от этнодифференцирующих признаков. Эти процессы находят свое выражение в стремлении к покупкам, которые становятся борьбой против неопределенности и чувства отсутствия безопасности и стабильности. При этом идентичность проявляет себя как текучее и неустойчивое образование. «…Именно способность делать покупки в супермаркете идентичностей, степень истинной или предполагаемой потребительской свободы выбирать свою идентичность и удерживать ее сколь угодно долго становится самым легким путем к исполнению фантазий об идентичности»[127]. При этом вещи становятся символическими обозначениями идентичности и средствами идентификации.
Товарное производство заменяет «мир прочных объектов» «одноразовыми товарами, разработанными для «немедленного устаревания». Исходя из этого можно заключить, что намеренно «нестабильные предметы являются материалом для изменения идентичности людей, которая по определению нестабильна»[128]. В результате задача самоидентификации «становится средоточием конфликтов… и стимулирует конкуренцию, что ведет не к сотрудничеству, а к дестабилизации человеческих ситуаций»[129]. В поисках опоры и устойчивости вспомним о других форматах взаимодействия с аут-группами. В этом плане перспективным направлением исследования механизмов межгруппового взаимодействия является теория референтных групп, согласно которой люди различным образом ориентируются на группы, которые являются внешними по отношению к их собственной. Типы референтных групп с позиций характерных для них функций, определяющих содержание межгруппового взаимодействия в системе социальной стабильности, двояки: 1) «нормативный тип», который устанавливает и сохраняет эталонные стандарты для индивидов, – это источник ценностей, ассимилируемых теми, кому они предназначены (и кто может быть, но может и не быть членом группы); мы наблюдаем его, например, когда в армию приходит новое пополнение, усваивающее ценности ветеранов; 2) «сравнительный тип», который оценивает себя и других. Этот тип меняет собой контекст для оценки относительного положения (и своего собственного, и положения других людей)[130].
Межгрупповое взаимодействие специфического типа, сохраняющее стабильное структурное подтверждение на протяжении ряда столетий, целесообразно рассмотреть на примере каст в Индии. Основой таких социальных групп является общественное разделение труда «сообразно потребностям и природным задаткам», на которое указывал еще Платон[131]. В этом ракурсе касты трактуются как «замкнутые, эндогамные группы людей, связанных единством наследственной профессии»[132]. Такие социальные группы характерны для древних и средневековых государств, причем принадлежность к ним определяется также во многом и религиозно-этическими факторами, поскольку зависит от греховности в прошлых социальных взаимодействиях групп[133]. Например, индусы верят в перевоплощение и считают, что тот, кто соблюдает правила своей касты, в будущей жизни поднимется по рождению в более высокую касту, тот же, кто нарушает эти правила, потеряет социальный статус.
Обратим внимание на социально-профессиональный характер кастовой структуры. Например, представители одной из четырех основных каст Индии – касты брахманов – на протяжении веков строго придерживались занятий и профессий, которые предусматривались их кастой. Из их среды на протяжении многих столетий выходили писцы, писари, священнослужители, ученые, учителя и чиновники. Еще в первой половине XX века в некоторых районах брахманы занимали до 75 % всех более или менее важных государственных должностей[134]. Хотя в современной Индии ситуация меняется и устраняется жесткая взаимосвязь некогда существовавших социальных групп и их профессиональной принадлежности.
Во времена возвышения индуизма, последовавшего за упадком буддизма, из простой, незамысловатой системы четырех варн выросла сложнейшая многослойная система, выстроившая строгий порядок чередования и соотношения разных социальных групп. Каждая варна обозначила в ходе этого процесса рамки для множества самостоятельных эндогамных каст (джати), которые с ростом капиталистических отношений стали утрачивать свое значение как формы организации ремесла. Кроме того, согласно Конституции Индии (1950) было признано равноправие каст, однако фактически система кастовых различий сохранилась, на протяжении всей индийской истории демонстрируя удивительную стабильность перед изменениями. Причем на фоне развития демократии в Индии эта архаическая форма социальной организации обрела новый смысл: всеобщее избирательное право и потребность политических деятелей в поддержке электората вновь придали значимость корпоративному духу и внутренней сплоченности каст. Вследствие этого кастовые интересы стали важным фактором во время избирательных кампаний, что говорит о стабильности иерархии социальных групп, а также о стабильности норм и правил межгруппового взаимодействия.
Межгрупповое взаимодействие в системе социальной стабильности может осуществляться как в рамках одной культуры, так и между различными культурами, в частности между культурами коллективистскими или индивидуалистическими, представители которых оказывают друг на друга взаимное влияние. В процессе межгруппового взаимодействия с представителями американской культуры представители китайской коллективистской культуры усваивают «западное стремление к индивидуальному успеху». В наши дни особые успехи в деле приспособления к ценностям западной культуры делают именно китайцы[135], демонстрирующие растущее стремление к личному успеху, не свойственное традиционной коллективистской культуре Китая.
Однако некоторые тенденции в структуре межгруппового воздействия могут существенно поколебать основы социальной стабильности. Так, если цивилизация прекращает свое демографическое воспроизводство, ее постепенно поглощают иммигранты, индифферентные существующей культуре. В связи с этим ряд современных специалистов, в частности американский политик и публицист Патрик Бьюкенен, полагают, что существующий характер межгруппового взаимодействия в системе западной культуры несет угрозу стабильности западной цивилизации. Угроза социальной стабильности со стороны демографических проблем связана с ростом числа пожилых людей и притоком рабочих рук из-за рубежа. Тем самым происходит неизбежное усиление возрастной напряженности, «а с увеличением численности арабов и африканцев нарастает социальная напряженность»[136]. В связи с этим отмечается важность мер по ассимиляции иммигрантов и регулированию их численности для укрепления социальной стабильности, для иллюстрации которых приведем без комментариев выдержку из материалов П. Бьюкенена, а именно предложения кандидата в Президенты США на выборах в 1992 и 1996 годах губернатора Морриса. Он считал необходимым предпринимать следующие шаги:
Легальную иммиграцию следует ограничить цифрой в 250 000 человек ежегодно. Социальное обеспечение должно распространяться только на граждан США. Иммиграционное законодательство следует изменить так, чтобы воспрепятствовать «цепной иммиграции», когда новые иммигранты привозят с собой все свое многочисленное семейство. Короче говоря, законы об иммиграции должны защищать Америку, а не подрывать ее устои.
– Программа Н-IВ, принятая радениями Силиконовой долины, программа, по которой в стране ежегодно оседают 200 000 профессиональных работников, должна быть остановлена. В 2000 и 2001 годах американцы, занятые в высокотехнологичном секторе, лишились десятков тысяч рабочих мест. Выпускники университетов не могут найти работу, на которую они вправе рассчитывать. Привозить иностранных работников, отнимая рабочие места у своих граждан, – политика безнравственная и чреватая социальной напряженностью. Мы должны обеспечить трудовой приоритет американцев.
– Амнистия нелегальным иммигрантам, предложенная президентом Мексики Фоксом, будет способствовать тому, что очередные десятки миллионов чужаков ринутся в Америку в предвкушении новой амнистии. Открывать границы в таких условиях – сущее безумие. Мы должны не допустить объявления амнистии.
– США должны набраться политического мужества и депортировать нелегальных иммигрантов. Если не существует никакого наказания за незаконное проникновение на территорию США, зачем вообще нужно иммиграционное законодательство? Если мы и впредь будем закрывать глаза и делать вид, что на наших границах все спокойно, к нам в конце концов переберется половина жителей стран третьего мира. Ведь там давно известно, что кондитерская открыта, а полицейский перестал делать обход.
– Нападения на Всемирный торговый центр и на Пентагон, равно как и другие террористические акты, должны послужить предостережением для нынешнего поколения, продолжающего рассуждать о «свободе передвижения». Мир отнюдь не таков, каким мы хотели бы его видеть, в нем достаточно людей и правящих режимов, которые ненавидят Америку и жаждут ее уничтожить. А благодаря нашей иммиграционной политике враги уже успели проникнуть на нашу территорию. Чтобы обеспечить безопасность и свободу американских граждан, мы должны выдворить из страны нелегальных иммигрантов и защищать наши границы гораздо надежнее, чем в последние десятилетия. От этого зависит, выживет ли свободное общество.
– Дети иммигрантов с первого своего появления в американской школе должны изучать английский язык. Этого желает большинство родителей-иммигрантов, этого, что намного важнее, требуют национальные интересы США. И данный метод действует. Как пишет газета «Нью-Йорк таймс», «…через два года после того, как калифорнийцы проголосовали за отмену двуязычного образования и заставили миллион испаноязычных студентов погрузиться в английскую среду, будто в холодную воду, эти студенты демонстрируют замечательные успехи в чтении, письме и устной речи, что подтверждается результатами тестов».
Кен Нунан, основатель Калифорнийской ассоциации двуязычного образования, был, разумеется, среди наиболее яростных противников поправки 227, которая предлагала покончить с двуязычным образованием. А через два года после своего поражения Нунан уже пел дифирамбы этой поправке: «Я думал, дети почувствуют себя униженными. Оказалось, что все наоборот! Я этого не ожидал, честное слово. Дети начали учить – не подхватывать на улице, а именно учить – английский язык, устный и письменный, гораздо быстрее, чем можно было предположить».
Сам калифорниец мексиканского происхождения, чья мать не знала по-английски ни слова, Нунан заключает: «В методических работах утверждается, что обучение чужому языку занимает семь лет. А у нас дети за девять месяцев научились читать на чужом языке!»
Если мы хотим остаться единой нацией, отмена двуязычия в школах – необходимое условие, поскольку наличие двух языков означает наличие двух культур и даже двух стран в одних границах. Американцам это известно. Английский язык должен стать единственным государственным языком Соединенных Штатов.
– Стремление республиканцев превратить Пуэрто-Рико в штат США не имеет отношения к реальности. Пуэрто-Рико, подобно Кубе или Коста-Рике, – отдельная страна со своей культурой, своим языком и своими традициями. Нельзя отбирать у ее народа право на независимость.
– Следует провести дополнительный набор в Пограничную службу США, а граждане США должны решить, следует ли расширять нашу многонациональную семью. Если президент Фокс жаждет открытых границ, пускай он открывает их в своей стране – например, с Гватемалой.
– Работодателей, нанимающих нелегальных иммигрантов в целях экономии расходов на зарплату и предоставления работникам всех преимуществ американской системы социального обеспечения, нужно преследовать в судебном порядке.
– Необходимо противодействовать расширению НАФТА. Как Европейское экономическое сообщество (ЕЭС) возникло из таможенного союза и превратилось в союз политический, так и экономическое партнерство США и Мексики есть роковой шаг к политическому союзу этих государств, т. е. к потере национальной независимости. Мистер Буш, возможно, не понимает этого, зато президент Фокс понимает прекрасно. История и культура Мексики неотделимы от истории и культуры нашего Юго-Запада, но мы остаемся соседями, а не братьями. И, как писал самый американский из американских поэтов, Роберт Фрост, «хороший сосед живет за надежным забором». Так что разумнее всего «воздвигнуть снова между нами стену»[137].
Характерно, что президент Джордж Буш услышал предостережения ученых, и в целях предотвращения роста нелегальной иммиграции на границе США и Мексики в 2007 году стала возводиться восьмиметровая разделительная стена.
Главным призраком надвигающегося кризиса западного мира Патрик Бьюкенен считает нарастающую депопуляцию населения (снижение уровня рождаемости) и компенсирующую ее иммиграцию из стран второго и третьего мира. Вместе с этим системе социальной стабильности угрожает Четвертая мировая война, в которую может быть вовлечен исламский мир, объединяющий более 40 стран с населением в 700–800 млн человек, а с другой – многие индустриально развитые страны мира, по крайней мере, 10–15 стран с населением в 650–700 млн человек[138]. В культуре Запада в зависимости от целого ряда религиозно-этических, социально-исторических и географических предпосылок традиционно высока ценность человеческой жизни, что делает Запад беззащитным перед стратегиями террора, выработанными странами Юга и Востока, где жизнь человека имеет иное ценностное измерение.
Нарождающаяся конфронтация, несущая в себе угрозу социальной стабильности, во многом связана с особенностями формирования убеждений о причинах поведения окружающих. Сила убеждений в межгрупповом взаимодействии заключается в их эмоционально-оценочной составляющей. Нельзя не учитывать и зависимость интерпретации поведения от типа культуры: индивидуалистической или коллективистской. Так, индивидуалистические культуры (например, США) в межгрупповом взаимодействии чаще всего используют диспозиционные характеристики (связанные с внутренними факторами), а представители коллективистских культур – контекстуальные, выражающие зависимость от внешних факторов[139]. Текущая ситуация столкновения цивилизационных особенностей мировых сверхкультур во многом вызвана тем, что картину современного мира они видят по-разному. Если с точки зрения европейца или американца западная культура способствует развитию свободы и экономического благополучия, то для жителей Центральной Африки она олицетворяет неравенство. В мусульманском мире, где цивилизация возникла на 700 лет позже христианской, – сейчас примерно XV–XVII века. Это период пассионарности, стремления к завоеванию мира и установлению новых законов, несущих справедливость[140].
Оценка существующих угроз и перспектив спасения социальной стабильности дает основания для патриархального предложения решения проблем через возрождение традиционных религиозных и морально-этических ценностей общества. Однако ряд авторов формулируют более жесткие угрозы стабильности, предупреждая, что в ходе Четвертой мировой войны решающим фактором станут «людены» и «именно им будет принадлежать власть в новом мире»[141]. Их возможное появление связывают с тем, что расшифровка генома, ведущаяся в последние годы, биопластические операции и методы генной инженерии уже в ближайшее время позволят создать такой тип людей, которые будут обладать сверхчеловеческими характеристиками, которые будут не экстремальным выражением их скрытых способностей, как у нынешних элитных частей, а естественным превосходством совершенно иного способа биологического существования, а их появление приведет к появлению новой социальной группы. Мировая война как результат нарушения социальной стабильности в процессе межгруппового взаимодействия сыграет роль мощного катализатора изменений и появления новой расы как результата «насильственного вмешательства цивилизационной войны в ход истории»[142].
Прогнозирование такого направления социального развития еще раз обращает внимание на то, что в целом одну из основных угроз стабильности составляют социальные конфликты между ценностями справедливости, истины, разума и практическими идеалами управления, развития и распределения общественных благ.
Помимо культурных и социально-политических параметров, влияющих на межгрупповое взаимодействие, значимая роль в системе стабильности принадлежит соотношению светского и мирского компонентов социума. Общество разделено на мирскую и духовную части, отсюда – на социальные группы клириков, отстаивающих в первую очередь ценности справедливости, разума, истины и мирян, ценности которых связаны со стремлением к собственной эгоистической выгоде. Мирским ценностям и следует светская власть, действуя по принципу: «У того, кто правит, нет выбора, ему приходится, как говорил Гете, предпочитать несправедливость беспорядку. Таков главный завет политика»[143]. Таким образом, в системе межгруппового взаимодействия существуют две противоположные позиции, которые можно условно обозначить как апологетов порядка (мирян) и апологетов справедливости (клириков). В связи с этим французский антрополог и социолог Роже Кайуа писал об относительности справедливости, вызванной ее двойственной природой: справедливость как порядок и справедливость как абстрактная справедливость. Амбивалентность справедливости вызывает отличия нравственных оценок при столкновении общественного и личного интереса: «… «клирик» … в действительности … игрушка тех самых воздействий, над которыми он притязает бесконечно возвышаться и охотно указывает на их низменность по сравнению с высшими ценностями. Вместо того чтобы говорить лишь с точки зрения вечности, он выражает свое личное мнение, и порой в высшей степени зависимое от самых недостойных мотивов…»[144]. При этом некоторые приверженцы мирских ценностей и социального порядка учитывают высшие интересы справедливости, другие же могут исповедовать культ разума и уважения к рациональности.
В условиях наличия двух противоположных трактовок справедливости основой социальной стабильности является достижение равновесия между этими безусловно необходимыми основаниями, которое бы обеспечило единство социальной структуры и достижение социального согласия. Недостаточное осознание единства основ социального бытия различными социальными субъектами является одной из главных причин кризиса, наблюдаемого в современном обществе. В то же время принцип внутреннего единства как одна из базовых основ стабильности был сформулирован уже давно. Эту идею озвучил А. Линкольн в своей речи против рабства 16 июля 1858 года: «Дом, в себе разделенный, не устоит».
Теоретическое осмысление проблем межгруппового взаимодействия в системе социальной стабильности тесно связано с необходимостью выработки теории социального согласия, которое выступает результатом и фактором человеческого единства и целостности. Российские исследования показывают, что согласие в обществе предстает в двух основных типологических формах. Ценностное согласие непосредственно базируется на моральных и правовых ценностях. Фундаментом функционально-целевого согласия выступает единство целей, обеспечивающих достижение социального порядка, который способствует оптимальному, устойчивому, стабильному развитию общества при любых экономических, политических и социальных изменениях[145].
Одним из основных социальных институтов установления и поддержания согласия, гармонизации двух указанных типов согласия выступает государство, которое А. Тойнби называл панацеей от болезней «смутного времени». Государство как форма межгруппового взаимодействия позволяет преодолеть препятствующий социальной стабильности горизонтальный раскол между борющимися классами общества и вертикальный раскол между воюющими государствами.
Значимая роль государства в системе социальной стабильности подтверждается результатами проведенного нами контент-анализа текстов российской прессы, затрагивающих вопросы социальной стабильности. Выборка текстов содержала материалы центральной и региональной российской прессы за 12 месяцев, с января по декабрь 2009 года. В исследовании использовались материалы случайным образом отобранных изданий Удмуртской Республики, Красноярского края, Омской области, Архангельской области, Пермской области, Ярославской области (по четыре издания от каждой из шести указанных административных единиц)[146], а также «Российской газеты», деловой газеты «Ведомости» и изданий издательского дома «Коммерсантъ» (всего 29 изданий). Из каждого номера каждого издания отбиралось не более одной публикации, содержащей индикаторы категории «социальная стабильность». В качестве таковой бралась первая по месту размещения в номере публикация, обладающая этим признаком. Затем из отобранных таким образом 3375 публикаций была взята каждая десятая публикация каждого издания в хронологическом порядке. Таким образом, в выборку вошло 337 публикаций, содержащих лексико-семантические индикаторы категории «социальная стабильность».
Широкое развитие общества потребления дает новое направление мучительного поиска современным человеком оснований собственной идентичности, независимо от этнодифференцирующих признаков. Эти процессы находят свое выражение в стремлении к покупкам, которые становятся борьбой против неопределенности и чувства отсутствия безопасности и стабильности. При этом идентичность проявляет себя как текучее и неустойчивое образование. «…Именно способность делать покупки в супермаркете идентичностей, степень истинной или предполагаемой потребительской свободы выбирать свою идентичность и удерживать ее сколь угодно долго становится самым легким путем к исполнению фантазий об идентичности»[127]. При этом вещи становятся символическими обозначениями идентичности и средствами идентификации.
Товарное производство заменяет «мир прочных объектов» «одноразовыми товарами, разработанными для «немедленного устаревания». Исходя из этого можно заключить, что намеренно «нестабильные предметы являются материалом для изменения идентичности людей, которая по определению нестабильна»[128]. В результате задача самоидентификации «становится средоточием конфликтов… и стимулирует конкуренцию, что ведет не к сотрудничеству, а к дестабилизации человеческих ситуаций»[129]. В поисках опоры и устойчивости вспомним о других форматах взаимодействия с аут-группами. В этом плане перспективным направлением исследования механизмов межгруппового взаимодействия является теория референтных групп, согласно которой люди различным образом ориентируются на группы, которые являются внешними по отношению к их собственной. Типы референтных групп с позиций характерных для них функций, определяющих содержание межгруппового взаимодействия в системе социальной стабильности, двояки: 1) «нормативный тип», который устанавливает и сохраняет эталонные стандарты для индивидов, – это источник ценностей, ассимилируемых теми, кому они предназначены (и кто может быть, но может и не быть членом группы); мы наблюдаем его, например, когда в армию приходит новое пополнение, усваивающее ценности ветеранов; 2) «сравнительный тип», который оценивает себя и других. Этот тип меняет собой контекст для оценки относительного положения (и своего собственного, и положения других людей)[130].
Межгрупповое взаимодействие специфического типа, сохраняющее стабильное структурное подтверждение на протяжении ряда столетий, целесообразно рассмотреть на примере каст в Индии. Основой таких социальных групп является общественное разделение труда «сообразно потребностям и природным задаткам», на которое указывал еще Платон[131]. В этом ракурсе касты трактуются как «замкнутые, эндогамные группы людей, связанных единством наследственной профессии»[132]. Такие социальные группы характерны для древних и средневековых государств, причем принадлежность к ним определяется также во многом и религиозно-этическими факторами, поскольку зависит от греховности в прошлых социальных взаимодействиях групп[133]. Например, индусы верят в перевоплощение и считают, что тот, кто соблюдает правила своей касты, в будущей жизни поднимется по рождению в более высокую касту, тот же, кто нарушает эти правила, потеряет социальный статус.
Обратим внимание на социально-профессиональный характер кастовой структуры. Например, представители одной из четырех основных каст Индии – касты брахманов – на протяжении веков строго придерживались занятий и профессий, которые предусматривались их кастой. Из их среды на протяжении многих столетий выходили писцы, писари, священнослужители, ученые, учителя и чиновники. Еще в первой половине XX века в некоторых районах брахманы занимали до 75 % всех более или менее важных государственных должностей[134]. Хотя в современной Индии ситуация меняется и устраняется жесткая взаимосвязь некогда существовавших социальных групп и их профессиональной принадлежности.
Во времена возвышения индуизма, последовавшего за упадком буддизма, из простой, незамысловатой системы четырех варн выросла сложнейшая многослойная система, выстроившая строгий порядок чередования и соотношения разных социальных групп. Каждая варна обозначила в ходе этого процесса рамки для множества самостоятельных эндогамных каст (джати), которые с ростом капиталистических отношений стали утрачивать свое значение как формы организации ремесла. Кроме того, согласно Конституции Индии (1950) было признано равноправие каст, однако фактически система кастовых различий сохранилась, на протяжении всей индийской истории демонстрируя удивительную стабильность перед изменениями. Причем на фоне развития демократии в Индии эта архаическая форма социальной организации обрела новый смысл: всеобщее избирательное право и потребность политических деятелей в поддержке электората вновь придали значимость корпоративному духу и внутренней сплоченности каст. Вследствие этого кастовые интересы стали важным фактором во время избирательных кампаний, что говорит о стабильности иерархии социальных групп, а также о стабильности норм и правил межгруппового взаимодействия.
Межгрупповое взаимодействие в системе социальной стабильности может осуществляться как в рамках одной культуры, так и между различными культурами, в частности между культурами коллективистскими или индивидуалистическими, представители которых оказывают друг на друга взаимное влияние. В процессе межгруппового взаимодействия с представителями американской культуры представители китайской коллективистской культуры усваивают «западное стремление к индивидуальному успеху». В наши дни особые успехи в деле приспособления к ценностям западной культуры делают именно китайцы[135], демонстрирующие растущее стремление к личному успеху, не свойственное традиционной коллективистской культуре Китая.
Однако некоторые тенденции в структуре межгруппового воздействия могут существенно поколебать основы социальной стабильности. Так, если цивилизация прекращает свое демографическое воспроизводство, ее постепенно поглощают иммигранты, индифферентные существующей культуре. В связи с этим ряд современных специалистов, в частности американский политик и публицист Патрик Бьюкенен, полагают, что существующий характер межгруппового взаимодействия в системе западной культуры несет угрозу стабильности западной цивилизации. Угроза социальной стабильности со стороны демографических проблем связана с ростом числа пожилых людей и притоком рабочих рук из-за рубежа. Тем самым происходит неизбежное усиление возрастной напряженности, «а с увеличением численности арабов и африканцев нарастает социальная напряженность»[136]. В связи с этим отмечается важность мер по ассимиляции иммигрантов и регулированию их численности для укрепления социальной стабильности, для иллюстрации которых приведем без комментариев выдержку из материалов П. Бьюкенена, а именно предложения кандидата в Президенты США на выборах в 1992 и 1996 годах губернатора Морриса. Он считал необходимым предпринимать следующие шаги:
Легальную иммиграцию следует ограничить цифрой в 250 000 человек ежегодно. Социальное обеспечение должно распространяться только на граждан США. Иммиграционное законодательство следует изменить так, чтобы воспрепятствовать «цепной иммиграции», когда новые иммигранты привозят с собой все свое многочисленное семейство. Короче говоря, законы об иммиграции должны защищать Америку, а не подрывать ее устои.
– Программа Н-IВ, принятая радениями Силиконовой долины, программа, по которой в стране ежегодно оседают 200 000 профессиональных работников, должна быть остановлена. В 2000 и 2001 годах американцы, занятые в высокотехнологичном секторе, лишились десятков тысяч рабочих мест. Выпускники университетов не могут найти работу, на которую они вправе рассчитывать. Привозить иностранных работников, отнимая рабочие места у своих граждан, – политика безнравственная и чреватая социальной напряженностью. Мы должны обеспечить трудовой приоритет американцев.
– Амнистия нелегальным иммигрантам, предложенная президентом Мексики Фоксом, будет способствовать тому, что очередные десятки миллионов чужаков ринутся в Америку в предвкушении новой амнистии. Открывать границы в таких условиях – сущее безумие. Мы должны не допустить объявления амнистии.
– США должны набраться политического мужества и депортировать нелегальных иммигрантов. Если не существует никакого наказания за незаконное проникновение на территорию США, зачем вообще нужно иммиграционное законодательство? Если мы и впредь будем закрывать глаза и делать вид, что на наших границах все спокойно, к нам в конце концов переберется половина жителей стран третьего мира. Ведь там давно известно, что кондитерская открыта, а полицейский перестал делать обход.
– Нападения на Всемирный торговый центр и на Пентагон, равно как и другие террористические акты, должны послужить предостережением для нынешнего поколения, продолжающего рассуждать о «свободе передвижения». Мир отнюдь не таков, каким мы хотели бы его видеть, в нем достаточно людей и правящих режимов, которые ненавидят Америку и жаждут ее уничтожить. А благодаря нашей иммиграционной политике враги уже успели проникнуть на нашу территорию. Чтобы обеспечить безопасность и свободу американских граждан, мы должны выдворить из страны нелегальных иммигрантов и защищать наши границы гораздо надежнее, чем в последние десятилетия. От этого зависит, выживет ли свободное общество.
– Дети иммигрантов с первого своего появления в американской школе должны изучать английский язык. Этого желает большинство родителей-иммигрантов, этого, что намного важнее, требуют национальные интересы США. И данный метод действует. Как пишет газета «Нью-Йорк таймс», «…через два года после того, как калифорнийцы проголосовали за отмену двуязычного образования и заставили миллион испаноязычных студентов погрузиться в английскую среду, будто в холодную воду, эти студенты демонстрируют замечательные успехи в чтении, письме и устной речи, что подтверждается результатами тестов».
Кен Нунан, основатель Калифорнийской ассоциации двуязычного образования, был, разумеется, среди наиболее яростных противников поправки 227, которая предлагала покончить с двуязычным образованием. А через два года после своего поражения Нунан уже пел дифирамбы этой поправке: «Я думал, дети почувствуют себя униженными. Оказалось, что все наоборот! Я этого не ожидал, честное слово. Дети начали учить – не подхватывать на улице, а именно учить – английский язык, устный и письменный, гораздо быстрее, чем можно было предположить».
Сам калифорниец мексиканского происхождения, чья мать не знала по-английски ни слова, Нунан заключает: «В методических работах утверждается, что обучение чужому языку занимает семь лет. А у нас дети за девять месяцев научились читать на чужом языке!»
Если мы хотим остаться единой нацией, отмена двуязычия в школах – необходимое условие, поскольку наличие двух языков означает наличие двух культур и даже двух стран в одних границах. Американцам это известно. Английский язык должен стать единственным государственным языком Соединенных Штатов.
– Стремление республиканцев превратить Пуэрто-Рико в штат США не имеет отношения к реальности. Пуэрто-Рико, подобно Кубе или Коста-Рике, – отдельная страна со своей культурой, своим языком и своими традициями. Нельзя отбирать у ее народа право на независимость.
– Следует провести дополнительный набор в Пограничную службу США, а граждане США должны решить, следует ли расширять нашу многонациональную семью. Если президент Фокс жаждет открытых границ, пускай он открывает их в своей стране – например, с Гватемалой.
– Работодателей, нанимающих нелегальных иммигрантов в целях экономии расходов на зарплату и предоставления работникам всех преимуществ американской системы социального обеспечения, нужно преследовать в судебном порядке.
– Необходимо противодействовать расширению НАФТА. Как Европейское экономическое сообщество (ЕЭС) возникло из таможенного союза и превратилось в союз политический, так и экономическое партнерство США и Мексики есть роковой шаг к политическому союзу этих государств, т. е. к потере национальной независимости. Мистер Буш, возможно, не понимает этого, зато президент Фокс понимает прекрасно. История и культура Мексики неотделимы от истории и культуры нашего Юго-Запада, но мы остаемся соседями, а не братьями. И, как писал самый американский из американских поэтов, Роберт Фрост, «хороший сосед живет за надежным забором». Так что разумнее всего «воздвигнуть снова между нами стену»[137].
Характерно, что президент Джордж Буш услышал предостережения ученых, и в целях предотвращения роста нелегальной иммиграции на границе США и Мексики в 2007 году стала возводиться восьмиметровая разделительная стена.
Главным призраком надвигающегося кризиса западного мира Патрик Бьюкенен считает нарастающую депопуляцию населения (снижение уровня рождаемости) и компенсирующую ее иммиграцию из стран второго и третьего мира. Вместе с этим системе социальной стабильности угрожает Четвертая мировая война, в которую может быть вовлечен исламский мир, объединяющий более 40 стран с населением в 700–800 млн человек, а с другой – многие индустриально развитые страны мира, по крайней мере, 10–15 стран с населением в 650–700 млн человек[138]. В культуре Запада в зависимости от целого ряда религиозно-этических, социально-исторических и географических предпосылок традиционно высока ценность человеческой жизни, что делает Запад беззащитным перед стратегиями террора, выработанными странами Юга и Востока, где жизнь человека имеет иное ценностное измерение.
Нарождающаяся конфронтация, несущая в себе угрозу социальной стабильности, во многом связана с особенностями формирования убеждений о причинах поведения окружающих. Сила убеждений в межгрупповом взаимодействии заключается в их эмоционально-оценочной составляющей. Нельзя не учитывать и зависимость интерпретации поведения от типа культуры: индивидуалистической или коллективистской. Так, индивидуалистические культуры (например, США) в межгрупповом взаимодействии чаще всего используют диспозиционные характеристики (связанные с внутренними факторами), а представители коллективистских культур – контекстуальные, выражающие зависимость от внешних факторов[139]. Текущая ситуация столкновения цивилизационных особенностей мировых сверхкультур во многом вызвана тем, что картину современного мира они видят по-разному. Если с точки зрения европейца или американца западная культура способствует развитию свободы и экономического благополучия, то для жителей Центральной Африки она олицетворяет неравенство. В мусульманском мире, где цивилизация возникла на 700 лет позже христианской, – сейчас примерно XV–XVII века. Это период пассионарности, стремления к завоеванию мира и установлению новых законов, несущих справедливость[140].
Оценка существующих угроз и перспектив спасения социальной стабильности дает основания для патриархального предложения решения проблем через возрождение традиционных религиозных и морально-этических ценностей общества. Однако ряд авторов формулируют более жесткие угрозы стабильности, предупреждая, что в ходе Четвертой мировой войны решающим фактором станут «людены» и «именно им будет принадлежать власть в новом мире»[141]. Их возможное появление связывают с тем, что расшифровка генома, ведущаяся в последние годы, биопластические операции и методы генной инженерии уже в ближайшее время позволят создать такой тип людей, которые будут обладать сверхчеловеческими характеристиками, которые будут не экстремальным выражением их скрытых способностей, как у нынешних элитных частей, а естественным превосходством совершенно иного способа биологического существования, а их появление приведет к появлению новой социальной группы. Мировая война как результат нарушения социальной стабильности в процессе межгруппового взаимодействия сыграет роль мощного катализатора изменений и появления новой расы как результата «насильственного вмешательства цивилизационной войны в ход истории»[142].
Прогнозирование такого направления социального развития еще раз обращает внимание на то, что в целом одну из основных угроз стабильности составляют социальные конфликты между ценностями справедливости, истины, разума и практическими идеалами управления, развития и распределения общественных благ.
Помимо культурных и социально-политических параметров, влияющих на межгрупповое взаимодействие, значимая роль в системе стабильности принадлежит соотношению светского и мирского компонентов социума. Общество разделено на мирскую и духовную части, отсюда – на социальные группы клириков, отстаивающих в первую очередь ценности справедливости, разума, истины и мирян, ценности которых связаны со стремлением к собственной эгоистической выгоде. Мирским ценностям и следует светская власть, действуя по принципу: «У того, кто правит, нет выбора, ему приходится, как говорил Гете, предпочитать несправедливость беспорядку. Таков главный завет политика»[143]. Таким образом, в системе межгруппового взаимодействия существуют две противоположные позиции, которые можно условно обозначить как апологетов порядка (мирян) и апологетов справедливости (клириков). В связи с этим французский антрополог и социолог Роже Кайуа писал об относительности справедливости, вызванной ее двойственной природой: справедливость как порядок и справедливость как абстрактная справедливость. Амбивалентность справедливости вызывает отличия нравственных оценок при столкновении общественного и личного интереса: «… «клирик» … в действительности … игрушка тех самых воздействий, над которыми он притязает бесконечно возвышаться и охотно указывает на их низменность по сравнению с высшими ценностями. Вместо того чтобы говорить лишь с точки зрения вечности, он выражает свое личное мнение, и порой в высшей степени зависимое от самых недостойных мотивов…»[144]. При этом некоторые приверженцы мирских ценностей и социального порядка учитывают высшие интересы справедливости, другие же могут исповедовать культ разума и уважения к рациональности.
В условиях наличия двух противоположных трактовок справедливости основой социальной стабильности является достижение равновесия между этими безусловно необходимыми основаниями, которое бы обеспечило единство социальной структуры и достижение социального согласия. Недостаточное осознание единства основ социального бытия различными социальными субъектами является одной из главных причин кризиса, наблюдаемого в современном обществе. В то же время принцип внутреннего единства как одна из базовых основ стабильности был сформулирован уже давно. Эту идею озвучил А. Линкольн в своей речи против рабства 16 июля 1858 года: «Дом, в себе разделенный, не устоит».
Теоретическое осмысление проблем межгруппового взаимодействия в системе социальной стабильности тесно связано с необходимостью выработки теории социального согласия, которое выступает результатом и фактором человеческого единства и целостности. Российские исследования показывают, что согласие в обществе предстает в двух основных типологических формах. Ценностное согласие непосредственно базируется на моральных и правовых ценностях. Фундаментом функционально-целевого согласия выступает единство целей, обеспечивающих достижение социального порядка, который способствует оптимальному, устойчивому, стабильному развитию общества при любых экономических, политических и социальных изменениях[145].
Одним из основных социальных институтов установления и поддержания согласия, гармонизации двух указанных типов согласия выступает государство, которое А. Тойнби называл панацеей от болезней «смутного времени». Государство как форма межгруппового взаимодействия позволяет преодолеть препятствующий социальной стабильности горизонтальный раскол между борющимися классами общества и вертикальный раскол между воюющими государствами.
Значимая роль государства в системе социальной стабильности подтверждается результатами проведенного нами контент-анализа текстов российской прессы, затрагивающих вопросы социальной стабильности. Выборка текстов содержала материалы центральной и региональной российской прессы за 12 месяцев, с января по декабрь 2009 года. В исследовании использовались материалы случайным образом отобранных изданий Удмуртской Республики, Красноярского края, Омской области, Архангельской области, Пермской области, Ярославской области (по четыре издания от каждой из шести указанных административных единиц)[146], а также «Российской газеты», деловой газеты «Ведомости» и изданий издательского дома «Коммерсантъ» (всего 29 изданий). Из каждого номера каждого издания отбиралось не более одной публикации, содержащей индикаторы категории «социальная стабильность». В качестве таковой бралась первая по месту размещения в номере публикация, обладающая этим признаком. Затем из отобранных таким образом 3375 публикаций была взята каждая десятая публикация каждого издания в хронологическом порядке. Таким образом, в выборку вошло 337 публикаций, содержащих лексико-семантические индикаторы категории «социальная стабильность».