– Как это – в багажнике?! Ты что, его с собой носишь? – удивлённо вскинул брови Анатолий.
– Нет, разумеется. Просто собираясь к тебе, я подумал, что хранить его в домашнем тайнике опасно, хотя и сейф там сверхнадёжный. Его ядерным взрывом не возьмёшь. Ну, а вдруг нагрянут из прокуратуры или хуже того…
Туров вновь почувствовал, как страх снова предательски накатил на него.
– Ты прав, старик, вышибить из тебя код сейфа им что два пальца обсосать. Даже бить не станут. Впрыснут укольчик, и готово… – Анатолий красноречиво ткнул себя пальцем в шею.
– Теперь понимаешь, почему я и захватил его с собой, – нервно подёргивая бородку, признался старый приятель. – Помнится, у тебя тут был хитрый погребок?
– Молодец, что помнишь. Там сейчас я храню коллекционные вина. Но мысль твою понял. Неужели ты мне так доверяешь, Лёха? – ухмыльнувшись, спросил Надеждин.
– А разве до сих пор ты этого не понимал?!
– Неси скорее свой архив. Схороним его, как положено, и примемся за уху. Только запомни, что я прежде скажу: друзей забывать не след! Как говорится, не сотвори себе кумира, особенно из собственной персоны!
Туров понял, куда полетел камень, но ничего не сказал в своё оправдание. Да и аргументов в запасе не было. Он сбегал к машине и принёс несгораемый дюралевый чемоданчик.
Убаюканный воспоминаниями о дружеской встрече на Истре, Алексей неожиданно заснул прямо в кресле. В последнее время такое случалось довольно часто, так как с определённого времени он терпеть не мог спать в своей гламурной спальне. Странная фобия: всякий раз укладываясь в постель, ему казалось, что он ложится в собственный гроб и утром уже не проснётся. Ну и фиг с ним. Значит, раз и навсегда будет покончено с этой сраной жизнью.
Но всякий раз поутру он с ужасом спрашивал себя: а вдруг эта жизнь и на том свете продолжится, как успокоительно налево и направо обещают слуги Господни? Если уж он такой всесильный, ответил бы хоть раз на этот вопрос.
Нормандия. Коричневое мыло
– Нет, разумеется. Просто собираясь к тебе, я подумал, что хранить его в домашнем тайнике опасно, хотя и сейф там сверхнадёжный. Его ядерным взрывом не возьмёшь. Ну, а вдруг нагрянут из прокуратуры или хуже того…
Туров вновь почувствовал, как страх снова предательски накатил на него.
– Ты прав, старик, вышибить из тебя код сейфа им что два пальца обсосать. Даже бить не станут. Впрыснут укольчик, и готово… – Анатолий красноречиво ткнул себя пальцем в шею.
– Теперь понимаешь, почему я и захватил его с собой, – нервно подёргивая бородку, признался старый приятель. – Помнится, у тебя тут был хитрый погребок?
– Молодец, что помнишь. Там сейчас я храню коллекционные вина. Но мысль твою понял. Неужели ты мне так доверяешь, Лёха? – ухмыльнувшись, спросил Надеждин.
– А разве до сих пор ты этого не понимал?!
– Неси скорее свой архив. Схороним его, как положено, и примемся за уху. Только запомни, что я прежде скажу: друзей забывать не след! Как говорится, не сотвори себе кумира, особенно из собственной персоны!
Туров понял, куда полетел камень, но ничего не сказал в своё оправдание. Да и аргументов в запасе не было. Он сбегал к машине и принёс несгораемый дюралевый чемоданчик.
Убаюканный воспоминаниями о дружеской встрече на Истре, Алексей неожиданно заснул прямо в кресле. В последнее время такое случалось довольно часто, так как с определённого времени он терпеть не мог спать в своей гламурной спальне. Странная фобия: всякий раз укладываясь в постель, ему казалось, что он ложится в собственный гроб и утром уже не проснётся. Ну и фиг с ним. Значит, раз и навсегда будет покончено с этой сраной жизнью.
Но всякий раз поутру он с ужасом спрашивал себя: а вдруг эта жизнь и на том свете продолжится, как успокоительно налево и направо обещают слуги Господни? Если уж он такой всесильный, ответил бы хоть раз на этот вопрос.
Нормандия. Коричневое мыло
На душе Александра Духона было отвратительно. Щемящая тоска одолевала его с раннего утра. Не радовала на удивление сухая и тёплая погода и синее небо над головой. Вот уж точно: ничего – так ничего!
Причин для хандры было немало, но главная из них конечно же перманентное ничегонеделание, которым он старательно истязал себя год от года, выдавая его за полноценный отдых. Отчасти он был прав, так как охотно занимался физическим трудом, ухаживал за лесом вокруг шато, стриг газоны, на тракторе таскал брёвна, предназначенные к распилу. Нехитрый физический труд помогал сбрасывать излишний вес, нагружать мышцы, словом, держать форму.
Свое гадкое дело в перемене настроения сделала, как ни странно, короткая информация, проскочившая на телеканале RTVi, что какой-то русский учёный готовится судиться в Европейском суде по правам человека за потерю своих денег во время дефолта 1998 года. Строка новостей, бегущих на экране, сообщала, что иск этого русского в адрес одного из банков, поданный несколько лет назад, принят к рассмотрению.
Настроение испортилось; хотел он того или нет, память, не спрашивая на то разрешения, незамедлительно вернула его в прошлое. «Тоже мне, нашёл время ворошить былое, – неприязненно подумал Александр о неизвестном ему правдоискателе. – Если дело действительно дойдёт до суда, то оно тряхнёт многих».
У Духона тоже были свои счёты с постановщиками дефолта, с которыми одно время тоже хотелось разобраться. Ещё бы, дефолт почти полностью разрушил дело его жизни – молодой и перспективный банк, а вместе с этим восстановил против него клиентов, потерявших свои сбережения. От такого удара трудно оправиться.
Словно это было вчера, Александр ощутил собственное тогдашнее бессилие и, несмотря на жару, поёжился от появившегося озноба. В какой-то момент ему немедля захотелось вскочить в машину и помчаться в Страсбург, который находился не меньше чем в пятистах километрах от шато. Если информация RTVi свежа, то вполне возможно, этот борец за правду ещё там. Если бы удалось его отыскать…
Духон уже представлял, как тряхнет этого мужика за плечи. Опомнись, дурила! Против кого ты прёшь?! Ведь перед тобой не картонные декорации, а… громада! Понимаешь, дурень, громада! Ты потратишь нервы, деньги, силы и, увы, ничего не добьёшься. Тебе это надо? Наверняка у этого его соотечественника есть свои советчики. Кто знает, может, этот иск запущен, как долгоиграющая пластинка. А за ним просматривается политика.
Александр не успел сосредоточиться, как на поясе, где он носил мобильный телефон, зазвучала лезгинка. Надо же, лёгок на помине. Такой звонок установил ему сам Лев Багрянский, чтобы его звонки тот не путал с другими.
– Привет, Саша, как дела? – услышал он знакомый голос друга.
– Привет, привет, борзописец! На ловца и зверь бежит. Представляешь, я ведь только что собирался звонить тебе. Что у вас в столице творится? – с места в карьер спросил Духон.
– Саша, ты о чём? Ничего не творится. Лучше скажи, когда приезжаешь. Мне срочно нужно посоветоваться с тобой.
– Посоветоваться, значит… Вспомнил, что есть с кем посоветоваться, – съязвил Александр.
– Саша, я серьёзно… – явно обиженным тоном ответил Лев. – Если ты не приедешь завтра-послезавтра, мне придётся советоваться с тобой по телефону, что крайне нежелательно. Понял?
– Понять-то я понял. Это срочно?
– Не очень.
– Тогда слушай сначала меня. Ты случайно не читал в газетах про некий иск какого-то нашего учёного в Страсбургский суд по правам человека? Он якобы в дефолт потерял деньги и теперь хочет их отсудить.
– Вспомнил, тоже мне… Ничего подобного я не слышал. Впрочем, ты же знаешь, я и газет давно не читаю.
– Не скажи. Видимо, мужик все эти годы толкался по нашим инстанциям и явно получил фигу. Теперь решил обивать пороги европейских инстанций. Как-то глупо все это. Ты, Лёвушка, постарайся узнать про эту историю, а заодно, в каком банке этот правдоискатель держал деньги. Может, просто помочь ему из кармана. И поставить точку, чем позориться на всю Европу.
– Разузнать можно. А вот поставить точку – это не ко мне, сам понимаешь.
– Тогда буду ждать. Всё-таки любопытно.
«Кому любопытно, а кому горько», – подумал Багрянский, имея в виду явно сумасшедшего учёного, который решил достучаться до Евросуда.
…Вызвав управляющего шато с армянским именем Арсен – долговязого худого украинца, Духон дал ему ряд распоряжений по хозяйству и как-то неопределённо уведомил, что может уехать на некоторое время. Так что джип должен быть готов в любое время дня и ночи.
От нечего делать Александр вновь включил телевизор. Как раз в прямом эфире транслировали пленарное заседание Европарламента. С трибуны выступал министр иностранных дел России Листов, чья речь сводилась к одному – он пытался убедить присутствующих, что власти никоим образом не ополчились на частный бизнес. Дело ЮКОСа в этом смысле стоит особняком, и, основываясь на нём, делать далеко идущие выводы Западу не пристало. И уж тем более в нём нет никакой политической подоплёки. По реакции зала Александр понимал, что депутаты не очень-то верят словам российского чиновника. Всё происходящее невольно наводило на невесёлые размышления, в которых присутствовала нескрываемая обида. Когда случился дефолт, никто из Европарламента не защищал ни банкиров, якобы виноватых перед своими клиентами, ни самих клиентов, хотя случай, как говорится, был более показателен, чем с ЮКОСом, – вина государства в дефолте и во всем, что вслед за ним произошло, была более чем очевидна. Неужели ничего не изменилось за прошедшие десять лет? Похоже, действительно в подлунном мире всё оставляет свой нестираемый след и ничего не забывается.
Спустя час на скорости сто шестьдесят километров джип нёс его в сторону Страсбурга. Мысли вновь и вновь уносили его в прошлое.
…Было около пяти утра, когда глава и владелец одного из крупнейших частных банков России Александр Духон вошёл в здание головного офиса. Дремлющие охранники не успели даже протереть заспанные глаза, как он быстрым шагом прошёл к персональному лифту, который доставил его в кабинет на шестом этаже.
Духон только что вернулся из Белого дома, где проходило очередное, уже двенадцатое за последний месяц «авральное» совещание. На сей раз оно побило все рекорды – почти восемь часов выяснения отношений, консультаций, запоздалых советов.
– Содом и Гоморра, а не совещание у премьера, – вслух произнёс Александр, вспоминая только что закончившееся мероприятие. – Все разом в панике захотели найти выход. А может, сделали вид, что пытаются? Они что, на улицах не бывают?
Он вдруг сообразил, что говорит сам с собой, и устыдился. Совсем, что ли, крыша поехала? Впрочем, у кого она ещё не поехала?!
В городе царило странное настроение – ощущение конца света, смешанное с откровенной русской бесшабашностью, граничащей с отчаянием. Александра дико поразила реклама во вчерашней газете, как будто в стране ничего не происходило. Знаменитый дизайнер одежды Эрменджильдо Зеньа информировал москвичей, что открывает модный салон. По соседству как ни в чём не бывало помещали свою рекламу «Гуччи», «Де Бирс», «Луи Виттон». Но и в этих магазинах вряд ли расцвела бы сейчас торговля.
О девальвации рубля и надвигающемся дефолте ещё только поговаривали вполголоса, а на улицах, особенно по вечерам, было пусто и тихо, как будто взорвалась нейтронная бомба. От этих мыслей уныние с новой силой охватило Александра. Что ещё их ждёт впереди? Дефолт бережно сохраняет всю атрибутику процветания, но не щадит ни людей, ни их деньги. Город, казалось, лишился смысла жизни и находился в свободном падении. Духон вспомнил, как пару дней назад невольно стал свидетелем разговора домработницы с водителем. Та на всякий случай купила несколько коробок шампуня «Л’Ореаль». Неужели и вправду всё возвратится на круги своя? В дома вернётся коричневое мыло – яркий символ советских времен – один кусок на семью из четырех человек. На рынках и в магазинах вновь станут исчезать соль, сахар, мука и спички, а безумное стремление купить хоть что-нибудь охватит людей на долгие времена?..
Причин для хандры было немало, но главная из них конечно же перманентное ничегонеделание, которым он старательно истязал себя год от года, выдавая его за полноценный отдых. Отчасти он был прав, так как охотно занимался физическим трудом, ухаживал за лесом вокруг шато, стриг газоны, на тракторе таскал брёвна, предназначенные к распилу. Нехитрый физический труд помогал сбрасывать излишний вес, нагружать мышцы, словом, держать форму.
Свое гадкое дело в перемене настроения сделала, как ни странно, короткая информация, проскочившая на телеканале RTVi, что какой-то русский учёный готовится судиться в Европейском суде по правам человека за потерю своих денег во время дефолта 1998 года. Строка новостей, бегущих на экране, сообщала, что иск этого русского в адрес одного из банков, поданный несколько лет назад, принят к рассмотрению.
Настроение испортилось; хотел он того или нет, память, не спрашивая на то разрешения, незамедлительно вернула его в прошлое. «Тоже мне, нашёл время ворошить былое, – неприязненно подумал Александр о неизвестном ему правдоискателе. – Если дело действительно дойдёт до суда, то оно тряхнёт многих».
У Духона тоже были свои счёты с постановщиками дефолта, с которыми одно время тоже хотелось разобраться. Ещё бы, дефолт почти полностью разрушил дело его жизни – молодой и перспективный банк, а вместе с этим восстановил против него клиентов, потерявших свои сбережения. От такого удара трудно оправиться.
Словно это было вчера, Александр ощутил собственное тогдашнее бессилие и, несмотря на жару, поёжился от появившегося озноба. В какой-то момент ему немедля захотелось вскочить в машину и помчаться в Страсбург, который находился не меньше чем в пятистах километрах от шато. Если информация RTVi свежа, то вполне возможно, этот борец за правду ещё там. Если бы удалось его отыскать…
Духон уже представлял, как тряхнет этого мужика за плечи. Опомнись, дурила! Против кого ты прёшь?! Ведь перед тобой не картонные декорации, а… громада! Понимаешь, дурень, громада! Ты потратишь нервы, деньги, силы и, увы, ничего не добьёшься. Тебе это надо? Наверняка у этого его соотечественника есть свои советчики. Кто знает, может, этот иск запущен, как долгоиграющая пластинка. А за ним просматривается политика.
Александр не успел сосредоточиться, как на поясе, где он носил мобильный телефон, зазвучала лезгинка. Надо же, лёгок на помине. Такой звонок установил ему сам Лев Багрянский, чтобы его звонки тот не путал с другими.
– Привет, Саша, как дела? – услышал он знакомый голос друга.
– Привет, привет, борзописец! На ловца и зверь бежит. Представляешь, я ведь только что собирался звонить тебе. Что у вас в столице творится? – с места в карьер спросил Духон.
– Саша, ты о чём? Ничего не творится. Лучше скажи, когда приезжаешь. Мне срочно нужно посоветоваться с тобой.
– Посоветоваться, значит… Вспомнил, что есть с кем посоветоваться, – съязвил Александр.
– Саша, я серьёзно… – явно обиженным тоном ответил Лев. – Если ты не приедешь завтра-послезавтра, мне придётся советоваться с тобой по телефону, что крайне нежелательно. Понял?
– Понять-то я понял. Это срочно?
– Не очень.
– Тогда слушай сначала меня. Ты случайно не читал в газетах про некий иск какого-то нашего учёного в Страсбургский суд по правам человека? Он якобы в дефолт потерял деньги и теперь хочет их отсудить.
– Вспомнил, тоже мне… Ничего подобного я не слышал. Впрочем, ты же знаешь, я и газет давно не читаю.
– Не скажи. Видимо, мужик все эти годы толкался по нашим инстанциям и явно получил фигу. Теперь решил обивать пороги европейских инстанций. Как-то глупо все это. Ты, Лёвушка, постарайся узнать про эту историю, а заодно, в каком банке этот правдоискатель держал деньги. Может, просто помочь ему из кармана. И поставить точку, чем позориться на всю Европу.
– Разузнать можно. А вот поставить точку – это не ко мне, сам понимаешь.
– Тогда буду ждать. Всё-таки любопытно.
«Кому любопытно, а кому горько», – подумал Багрянский, имея в виду явно сумасшедшего учёного, который решил достучаться до Евросуда.
…Вызвав управляющего шато с армянским именем Арсен – долговязого худого украинца, Духон дал ему ряд распоряжений по хозяйству и как-то неопределённо уведомил, что может уехать на некоторое время. Так что джип должен быть готов в любое время дня и ночи.
От нечего делать Александр вновь включил телевизор. Как раз в прямом эфире транслировали пленарное заседание Европарламента. С трибуны выступал министр иностранных дел России Листов, чья речь сводилась к одному – он пытался убедить присутствующих, что власти никоим образом не ополчились на частный бизнес. Дело ЮКОСа в этом смысле стоит особняком, и, основываясь на нём, делать далеко идущие выводы Западу не пристало. И уж тем более в нём нет никакой политической подоплёки. По реакции зала Александр понимал, что депутаты не очень-то верят словам российского чиновника. Всё происходящее невольно наводило на невесёлые размышления, в которых присутствовала нескрываемая обида. Когда случился дефолт, никто из Европарламента не защищал ни банкиров, якобы виноватых перед своими клиентами, ни самих клиентов, хотя случай, как говорится, был более показателен, чем с ЮКОСом, – вина государства в дефолте и во всем, что вслед за ним произошло, была более чем очевидна. Неужели ничего не изменилось за прошедшие десять лет? Похоже, действительно в подлунном мире всё оставляет свой нестираемый след и ничего не забывается.
Спустя час на скорости сто шестьдесят километров джип нёс его в сторону Страсбурга. Мысли вновь и вновь уносили его в прошлое.
…Было около пяти утра, когда глава и владелец одного из крупнейших частных банков России Александр Духон вошёл в здание головного офиса. Дремлющие охранники не успели даже протереть заспанные глаза, как он быстрым шагом прошёл к персональному лифту, который доставил его в кабинет на шестом этаже.
Духон только что вернулся из Белого дома, где проходило очередное, уже двенадцатое за последний месяц «авральное» совещание. На сей раз оно побило все рекорды – почти восемь часов выяснения отношений, консультаций, запоздалых советов.
– Содом и Гоморра, а не совещание у премьера, – вслух произнёс Александр, вспоминая только что закончившееся мероприятие. – Все разом в панике захотели найти выход. А может, сделали вид, что пытаются? Они что, на улицах не бывают?
Он вдруг сообразил, что говорит сам с собой, и устыдился. Совсем, что ли, крыша поехала? Впрочем, у кого она ещё не поехала?!
В городе царило странное настроение – ощущение конца света, смешанное с откровенной русской бесшабашностью, граничащей с отчаянием. Александра дико поразила реклама во вчерашней газете, как будто в стране ничего не происходило. Знаменитый дизайнер одежды Эрменджильдо Зеньа информировал москвичей, что открывает модный салон. По соседству как ни в чём не бывало помещали свою рекламу «Гуччи», «Де Бирс», «Луи Виттон». Но и в этих магазинах вряд ли расцвела бы сейчас торговля.
О девальвации рубля и надвигающемся дефолте ещё только поговаривали вполголоса, а на улицах, особенно по вечерам, было пусто и тихо, как будто взорвалась нейтронная бомба. От этих мыслей уныние с новой силой охватило Александра. Что ещё их ждёт впереди? Дефолт бережно сохраняет всю атрибутику процветания, но не щадит ни людей, ни их деньги. Город, казалось, лишился смысла жизни и находился в свободном падении. Духон вспомнил, как пару дней назад невольно стал свидетелем разговора домработницы с водителем. Та на всякий случай купила несколько коробок шампуня «Л’Ореаль». Неужели и вправду всё возвратится на круги своя? В дома вернётся коричневое мыло – яркий символ советских времен – один кусок на семью из четырех человек. На рынках и в магазинах вновь станут исчезать соль, сахар, мука и спички, а безумное стремление купить хоть что-нибудь охватит людей на долгие времена?..
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента