Хотя доверительный интервал здесь колеблется (r2 = 0,7934 по уравнению Фурье, r2 = 0,7930 по уравнению Чебышева, r2 = 1 по алгоритму Роберта Ренке), мы приводим эту картину. Поверхность Чебышева более наглядна в фиксации узконаправленных полярных потоков возрастания и падения активности и детализирует «восьмерку» на рис. 2.6 и 2.8. Там у нас была показана общая модель движения в полях тяготения предметно-институциональных форм социума, с одной стороны, и модель потока ценностных представлений, которые были выражены в кластерах, построенных на основании нескольких вопросов в лонгитюдном исследовании. Здесь картина более подробна, хотя в ней узнаются те же полученные ранее фигуры.
Этот график несколько компенсирует огрубление с помощью метрики среднеквадратического отклонения, применявшейся при построении предыдущих поверхностей. Здесь поверхность имеет флуктуационный, фрактальный характер в своих элементарных самотождественных друг другу по форме проявлениях. Два «шлейфа» по диагоналям основания куба – это те потоки из правых нижних ячеек 1980 г. в левые верхние ячейки 1985 г. (из 70-х номеров ячеек в 1-е) и, наоборот, из верхних левых ячеек 1980 г. в нижние правые ячейки 1985 г. (из 1-х номеров ячеек в 70-е). Между этими полюсами лежат взлеты и падения интенсивностей активности в выделенной предметной среде. В физике данной картине соответствовала бы более всего поверхность «импульсов», т. е. масс, перемноженных на скорость. Если обратиться к корреляционной матрице табл. 2.16, где коэффициенты Пирсона составляют +1,000, станет ясно, что все пики потока детности и все пики скоростей роста объема ценностей в этой картине совпадают, а всем низинам этого потока соответствуют нижние точки скорости снижения объема ценностей. С другой стороны, все пики скоростей роста благосостояния совпадают со всеми пиками роста объема жизненных планов, а все нижние точки волн скоростей этого роста совпадают с нижними точками волны жизненных планов. Это неплохо, однако не стоит пока делать выводы о каузальных цепях, о том, что вторично, а что первично в развертке этих процессов. Детерминанты могут лежать совершенно в иной понятийной плоскости относительно тех предметностей, связь которых тут зафиксирована. Сетка поверхности выглядит так (рис. 2.15):
Рис. 2.14. Графическая фигура траекторий потоков изменения активности в формах общественной жизни у 768 человек за 5 лет по таблице 2.17 (протокол № 1f)
Рис. 2.15. Графическая фигура траекторий потоков изменения активности в формах общественной жизни у 768 человек за 5 лет по таблице 2.17 в виде сетки Для надежности приведем эти же данные обработанные с помощью алгоритма Renka 1, дающего приближение r2 = 1. Принципиально поверхности не изменяются, но нам и не нужна сейчас точная картина-истина в последней инстанции. Мы рассматриваем модель в разных проекциях, обнаруживая детали и сходства.
Рис. 2.16. Интерполяция к однородной сетке Renka-1 nX = 66, nY = 65. XY-пункты (точки): 4290. Активные пункты (точки): 4290
Мы видим принципиально сходную с построенной при помощи уравнений Чебышева и Фурье картину волнообразного процесса постоянных флуктуаций, которые при выравнивании поверхностей и изменения метрик масштаба рассмотрения в целом приобретают вид изогнутого листа, летящего в физическом пространстве материального мира. В одном ряду случаев при экспериментировании с построениями поверхностей на различных параметрах суммарных актов обмена и потоков изменений в том или ином пространстве мы получали довольно экзотические фигуры, которые не имели предпосылок для интерпретации с точки зрения социальной материи. Однако в другом ряду случаев фигуры имели содержательное значение именно с точки зрения социологического рассмотрения всего континуума обмена в кристаллической решетке форм социальной жизни. Одной из таких поверхностей явилось рассмотрение потоков изменения ценностей и жизненных представлений (рис. 2.8) в рамках непараметрической статистики все с тем же применяемым для корректности сравнений алгоритмом Роберта Ренке, но несколько в ином ракурсе трехмерного пространства.
Рис. 2.17. Интерполяция к однородной сетке Renka-1 nX = 16, nY = 16. XY-пункты (точки): 256. Активные пункты (точки): 256
Можно с достаточной долей вероятности утверждать, что здесь, как это видно и на предыдущей поверхности, проявляется самотождественная фракталь, мультиплицирующаяся с момента зарождения относительно исходной начальной точки движения во вновь возникающих формах материального потока при порождении новых типов взаимодействия. Исходя из предыдущего анализа, становятся очевидными ее исходные пункты возникновения, которые могут быть доказаны с точки зрения как материалистической, так и экзистенциальной философии, но наиболее привлекательно, по крайней мере на мой взгляд, вытекают из фигур конкретных актов деятельности людей, полученных социологией.
Общая модель пространственно-временной конфигурации
Глава 3
Общая картина разрушений социальной структуры в 90-е гг.
Линейная картина изменений на возрастной шкале
Этот график несколько компенсирует огрубление с помощью метрики среднеквадратического отклонения, применявшейся при построении предыдущих поверхностей. Здесь поверхность имеет флуктуационный, фрактальный характер в своих элементарных самотождественных друг другу по форме проявлениях. Два «шлейфа» по диагоналям основания куба – это те потоки из правых нижних ячеек 1980 г. в левые верхние ячейки 1985 г. (из 70-х номеров ячеек в 1-е) и, наоборот, из верхних левых ячеек 1980 г. в нижние правые ячейки 1985 г. (из 1-х номеров ячеек в 70-е). Между этими полюсами лежат взлеты и падения интенсивностей активности в выделенной предметной среде. В физике данной картине соответствовала бы более всего поверхность «импульсов», т. е. масс, перемноженных на скорость. Если обратиться к корреляционной матрице табл. 2.16, где коэффициенты Пирсона составляют +1,000, станет ясно, что все пики потока детности и все пики скоростей роста объема ценностей в этой картине совпадают, а всем низинам этого потока соответствуют нижние точки скорости снижения объема ценностей. С другой стороны, все пики скоростей роста благосостояния совпадают со всеми пиками роста объема жизненных планов, а все нижние точки волн скоростей этого роста совпадают с нижними точками волны жизненных планов. Это неплохо, однако не стоит пока делать выводы о каузальных цепях, о том, что вторично, а что первично в развертке этих процессов. Детерминанты могут лежать совершенно в иной понятийной плоскости относительно тех предметностей, связь которых тут зафиксирована. Сетка поверхности выглядит так (рис. 2.15):
Мы видим принципиально сходную с построенной при помощи уравнений Чебышева и Фурье картину волнообразного процесса постоянных флуктуаций, которые при выравнивании поверхностей и изменения метрик масштаба рассмотрения в целом приобретают вид изогнутого листа, летящего в физическом пространстве материального мира. В одном ряду случаев при экспериментировании с построениями поверхностей на различных параметрах суммарных актов обмена и потоков изменений в том или ином пространстве мы получали довольно экзотические фигуры, которые не имели предпосылок для интерпретации с точки зрения социальной материи. Однако в другом ряду случаев фигуры имели содержательное значение именно с точки зрения социологического рассмотрения всего континуума обмена в кристаллической решетке форм социальной жизни. Одной из таких поверхностей явилось рассмотрение потоков изменения ценностей и жизненных представлений (рис. 2.8) в рамках непараметрической статистики все с тем же применяемым для корректности сравнений алгоритмом Роберта Ренке, но несколько в ином ракурсе трехмерного пространства.
Можно с достаточной долей вероятности утверждать, что здесь, как это видно и на предыдущей поверхности, проявляется самотождественная фракталь, мультиплицирующаяся с момента зарождения относительно исходной начальной точки движения во вновь возникающих формах материального потока при порождении новых типов взаимодействия. Исходя из предыдущего анализа, становятся очевидными ее исходные пункты возникновения, которые могут быть доказаны с точки зрения как материалистической, так и экзистенциальной философии, но наиболее привлекательно, по крайней мере на мой взгляд, вытекают из фигур конкретных актов деятельности людей, полученных социологией.
Общая модель пространственно-временной конфигурации
Поток человеческой активности постоянно висит, возрождается и умирает в полях тяготения структуры, имеющей вид кристаллической решетки, многоспирального вихреобразного водоворота из нескольких переплетенных лент Мебиуса, представленных подвижными социальными формами фундаментальных подсистем. Это похоже на песочные часы, вращающиеся в доступной для деятельности и переработки нише материальной среды. Их внутренняя энергия задается асинхронностью движения «внутренних лент-спиралей» обмена свойствами субъектов жизни, которые рождаются и умирают в каждой точке этой поверхности. Эта структура задает конфигурацию массы актов обмена свойствами и способностями индивидуумов в пространственно-временном континууме. Ясно, что последний реализуется не в евклидовом пространстве, к тому же, возможно, имеющем разные метрики и кривизну поверхности отдельных подсистем, однако трехмерная графика дает некоторое зрительное представление о фрагментах этой системы. Ясно, что посылка константности относительной величины системного времени имеет под собой реальную почву. Именно в этом случае ноосфера может рассматриваться как открытая система по отношению к внешней природной среде, но закрытая по отношению к самой себе в целом в качестве общечеловеческой общности хотя бы с момента возникновения мирового рынка. Развитие и смена форм жизни в ней может происходить лишь как редукция и свертывание ареала одних форм за счет развертки других. В разных подсистемах эти формы жизни разнятся скоростью перехода или резонанса в рудиментарные либо тотальные аппликации. При этом исторически отработанные идеологемы в обществе с несбалансированным обменом результатами труда и низкой информированностью населения о происходящих процессах имеют свойство резонировать в процесс принятия неадекватных решений с возрастающим размахом. Именно в этом случае антиинтеллектуальное управление деградирует из-за нарастания в системе энтропии. Если при этом еще и предметно-институциональные структуры регуляции обмена результатами труда вынимаются из социальной кристаллической решетки, то «термоядерный реактор» баланса социума идет вразнос. «Магнитные поля» общества перестают держать в равновесии поток человеческой активности.
Возможно, масштабы социального пространства выступают как фрактальная размерность полей исторически возникавших общностей (семьи, трудовой общности, территориальной производственной агломерации, нации, государства, этно-социальных структур, человеческого сообщества в целом), в ареале которых, ограниченном горизонтом их функций, происходит реализация активности и жизненного цикла индивидуума. При этих посылках обмен в социальной системе не может быть сбалансирован и закреплен принципом статус-кво относительно каких-либо «священных» институтов, выступающих исторически ограниченным регулятором эффективности действия механизмов обмена, или во имя «вечных» форм идеологем, обслуживающих частные или корпоративные интересы.
Есть в этой модели, однако, один пункт, имеющий основополагающий системный характер. «Онтологически» время, общественно необходимое для коллективного воспроизводства жизни при «мирном сосуществовании» трехпоколенной структуры, синтезируется в показателе того количества детей на одну семейную пару, которое необходимо для процесса нормального замещения поколений. В духовной сфере ему соответствует понятие ценности жизни. Это объективная категория социального существования, которая не может быть сведена ни к какой из идеологических (религиозных, философских и т. д., и т. п.) аппликаций.
В политической экономии общественно необходимое время полагалось в качестве времени воспроизводства рабочей силы для функционирования подсистемы материального производства с регулятором механизмов обмена активностью в виде института частной собственности. Полтора века назад не предполагали, что производительные силы разовьются до такой степени, что институт регуляции приведет на стадии индустриального и постиндустриального общества, во-первых, к деградации природной среды-ниши ноосферы, поставив под угрозу само существование последней, и во-вторых, к тому, что процесс человеческого воспроизводства людей будет разрушен корпоративными фетишами системы. Производственные и репродуктивные функции семьи оказались разорванными и впоследствии разрушенными на постфеодальной стадии развития. И этот процесс «демографического перехода», сопровождающийся дозоологической индивидуализацией мировоззрения личности, фактически приводит в современную эпоху к уничтожению полей активности и смысла первой и, возможно, последней человеческой исторической общности – семьи[66].
Внимание к процессу воспроизводства населения обусловлено не только тем, что за ним стоит категория «жизнь». Аналогичные поверхности были рассмотрены в целом и в разных подсистемах: от процесса замещения поколений, изменения уровня достатка, форм проведения свободного времени и межличностной коммуникации до информационной и общественно-политической деятельности и тех или иных областей обыденного сознания. Поверхности имели принципиально один класс параметров при различном наполнении их конкретными предметными формами. Описание этих результатов не в общем и целом, а в деталях, требует отдельной большой работы, фундированной в области параметрической и непараметрической статистики и фрактального анализа. Дело в том, что при оценке динамики процесса детности на когорте женщин, достигших возраста 23 – 36 лет к финишному замеру, фигуры аналогичных поверхностей получались уже на группе в 118 человек с приближением «r2» = 1. Именно это заставило предположить фрактальный характер расширения форм взаимодействия в процессе обмена свойствами и способностями в социальной системе, их мультиплицированность и формальную тождественность относительно элементарной (генетической, биологической, физической, социальной) формы обмена или разделения труда, заданной в воспроизводстве жизни объективно и природно. Эта фракталь попадает в те условия, которые заданы уровнем цивилизации и определяются историческими формами производства (орудиями труда etc.), т. е. в условия взаимодействия ноосферы с природной нишей. Последние суть формы отношений взаимодействия с внешней косной или биологической, активной материальной природной нишей общества. Они и фиксируются как отношения в квазипредметных образованиях, которые не могут быть объектами вещного обладания, но могут быть присвоены индивидуумом как аттрактанты взаимодействия. Процесс переноса в социальной системе движущих сил активности на косвенные предметные формы, при их циклическом антагонизме движущим, может в конечном итоге послужить, что мы и наблюдаем в настоящее время, к возведению противоречия между ноосферой и природной нишей, в которой она существует, на неразрешимый уровень, который приведет к взрывной реакции природной среды на ноосферу. Критерием достижения предельных форм этого антагонизма может служить во внутренней структуре человеческого общества сокращение полей процесса замещения поколений, а во внешней – увеличение частоты техногенных катастроф, ухудшение среды обитания до возникновения вирусных эпидемий в результате узкоцелевого вторжения в генетические составляющие живой природы. Можно предполагать, что в случае применения клонирования человека, мы получим генетические эпидемии во все возрастающих масштабах применения природой защитных механизмов баланса против враждебных ей вторжений того, что назвалось сферой разума. Нельзя сказать, что эта проблема не осознается, однако ни встреча по этому поводу глав государств в Рио-де-Жанейро в 1992 г., ни последовавшая за ней через десять лет встреча в Йоханнесбурге не дали никаких практических сдвигов в ее управленческих и мировоззренческих основаниях. Идея в очередной раз оказывается «посрамлена интересом». И отнюдь не общественным. Чисто информационных аспектов этих проблем мы коснемся в последующих главах, а по вышеизложенному надо добавить следующее.
Представленные результаты могут быть подтверждены на нескольких направлениях.
1. Исследования иных формаций. Это общецивилизационный подход. Для окончательного подтверждения общих контуров параметров социальной системы как массы актов взаимодействия, надо было бы получить замеры на тех типах обществ, которые имеются в настоящее время, но находятся в условиях иного предметного («орудийно-цивилизационного») взаимодействия с окружающей материальной средой, вырабатывающего иные формы внутренних и внешних отношений социума. Соединение этнографического и социологического исследований наиболее продуктивно, но оно требует затрат. Кроме того, здесь возникает еще одна большая проблема адекватности инструментов замера и снятия частот событий и фактов в эксперименте. Даже если проводились тождественные исследования, возникает проблема сопоставления данных, выровненных по инструменту, на разных исторических отрезках развития у обществ с разными предметными параметрами обмена.
2. Проверка на ином историческом материале из другого общества и на динамических рядах у одних и тех же людей с различными интервалами. Эта задача относится к очень продуктивному направлению исторической социологии. Трудности здесь в фрагментарности информации, хранящейся в архивах. Часто они непреодолимы и заставляют отказаться от задуманного, часто упираются в несводимость к единому методическому инструменту анализа когда-то снятых из реальности фактов. Но иногда здесь выпадают удачи, позволяющие воссоздать «лонгитюд» за длительный период у одних и тех же людей. Эта работа нами проводится в настоящее время на массиве более 2000 человек, составлявших ядро социальной группы, вершившей судьбами нескольких европейских стран.
3. Прямое лонгитюдное сопоставление распределений на количественных рядах форм деятельности, сопровождающихся анализом распределений на бюджетах физического времени, позволило бы реально прикинуть, каковы конфигурация и метрики «социального времени» у человека, собирающего хворост-мусор в королевском парке на растопку своей печи, и человека, присваивающего себе за ту же единицу измерения физической длительности времени результаты 10 000 человекодней труда. Конечно, этот вопрос выясняется и с помощью анализа сферы товарно-денежного обращения, но там, во-первых, фигуру не построишь, во-вторых, лонгитюда не проведешь, в-третьих, время на розыск объективной статистики зря потратишь. Кроме того, статистка без лонгитюдного исследования, которое, как мы видели, радикально меняет картины, не даст понимания социального времени как цикла нахождения социальной системы в самотождественной форме. Работа по сопоставительному анализу полученных фигур и бюджетов времени также проводится (об общем ее результате я упомяну ниже).
К сказанному надо добавить, что описанные результаты получены не только за счет анализа прямых данных эксперимента: суммарного числа форм за 5 лет у человека, разницы между числом этих же форм, но и с помощью метода попадания в ячейки кластеров. Конечно, кластерный анализ несколько снижает «шум» событий из-за природной избыточности обмена в социальной системе, но он не панацея. И тем более заслуживает внимания совпадение результатов количественного анализа на базе ячеек-кластеров и ячеек-полей, полученных за счет метрики стандартного отклонения от средней.
Есть еще один нюанс. Несмотря на явно волновой характер перехода людей с одного уровня активности на другой независимо от подсистем форм жизни и на симметричный характер изменений в ряде случаев, пока рано говорить о математическом структурировании характеристик процесса. Дело в том, что аналогичные понятия длины волны, периода, частоты и скорости волны, которые применяются в физике, здесь неприменимы. Во-первых, мы не знаем метрик кривизны социального пространства, во-вторых, величины его размерности, а отсюда мы не можем вывести категорию расстояния в качестве точной величины измерения скорости и амплитуды колебаний. Нам нужно построить социологическими методами физическую картину состояния социума как массы актов обмена, реализующегося одновременно в вещном и квазипредметном пространстве. Последнее и есть пространство социума – пространство смыслов, ведущее в пространство обмена активностью.
Независимо от этих оговорок мы можем твердо констатировать, что проведенный анализ не даст нам совершить ошибок при интерпретации данных, собранных для анализа динамики социальных изменений в нашем обществе. Мы теперь, как никогда до этого, знаем относительность статистических картин, получаемых в том или ином случае. Теперь за любой картиной для нас зримо стоит факт того, что мы видим лишь подвижный участок социального поля обмена, наблюдаемый в определенных срезах и мгновениях через систему того категориального аппарата, которым мы пользуемся.
Основными стимулами развертки и движения импульсов человеческой активности в этой волне выступает, как мы увидели, продолжение рода и уровень материального благосостояния. Баланс или дисбаланс обмена между этими двумя подсистемами может служить мерилом социальной зрелости общества и его системы самоуправления с точки зрения развитости институтов прямой и обратной связи в балансировке обмена деятельностями. Посмотрим теперь с этих точек зрения на наше общество в его конкретных ипостасях за сорок последних лет.
Возможно, масштабы социального пространства выступают как фрактальная размерность полей исторически возникавших общностей (семьи, трудовой общности, территориальной производственной агломерации, нации, государства, этно-социальных структур, человеческого сообщества в целом), в ареале которых, ограниченном горизонтом их функций, происходит реализация активности и жизненного цикла индивидуума. При этих посылках обмен в социальной системе не может быть сбалансирован и закреплен принципом статус-кво относительно каких-либо «священных» институтов, выступающих исторически ограниченным регулятором эффективности действия механизмов обмена, или во имя «вечных» форм идеологем, обслуживающих частные или корпоративные интересы.
Есть в этой модели, однако, один пункт, имеющий основополагающий системный характер. «Онтологически» время, общественно необходимое для коллективного воспроизводства жизни при «мирном сосуществовании» трехпоколенной структуры, синтезируется в показателе того количества детей на одну семейную пару, которое необходимо для процесса нормального замещения поколений. В духовной сфере ему соответствует понятие ценности жизни. Это объективная категория социального существования, которая не может быть сведена ни к какой из идеологических (религиозных, философских и т. д., и т. п.) аппликаций.
В политической экономии общественно необходимое время полагалось в качестве времени воспроизводства рабочей силы для функционирования подсистемы материального производства с регулятором механизмов обмена активностью в виде института частной собственности. Полтора века назад не предполагали, что производительные силы разовьются до такой степени, что институт регуляции приведет на стадии индустриального и постиндустриального общества, во-первых, к деградации природной среды-ниши ноосферы, поставив под угрозу само существование последней, и во-вторых, к тому, что процесс человеческого воспроизводства людей будет разрушен корпоративными фетишами системы. Производственные и репродуктивные функции семьи оказались разорванными и впоследствии разрушенными на постфеодальной стадии развития. И этот процесс «демографического перехода», сопровождающийся дозоологической индивидуализацией мировоззрения личности, фактически приводит в современную эпоху к уничтожению полей активности и смысла первой и, возможно, последней человеческой исторической общности – семьи[66].
Внимание к процессу воспроизводства населения обусловлено не только тем, что за ним стоит категория «жизнь». Аналогичные поверхности были рассмотрены в целом и в разных подсистемах: от процесса замещения поколений, изменения уровня достатка, форм проведения свободного времени и межличностной коммуникации до информационной и общественно-политической деятельности и тех или иных областей обыденного сознания. Поверхности имели принципиально один класс параметров при различном наполнении их конкретными предметными формами. Описание этих результатов не в общем и целом, а в деталях, требует отдельной большой работы, фундированной в области параметрической и непараметрической статистики и фрактального анализа. Дело в том, что при оценке динамики процесса детности на когорте женщин, достигших возраста 23 – 36 лет к финишному замеру, фигуры аналогичных поверхностей получались уже на группе в 118 человек с приближением «r2» = 1. Именно это заставило предположить фрактальный характер расширения форм взаимодействия в процессе обмена свойствами и способностями в социальной системе, их мультиплицированность и формальную тождественность относительно элементарной (генетической, биологической, физической, социальной) формы обмена или разделения труда, заданной в воспроизводстве жизни объективно и природно. Эта фракталь попадает в те условия, которые заданы уровнем цивилизации и определяются историческими формами производства (орудиями труда etc.), т. е. в условия взаимодействия ноосферы с природной нишей. Последние суть формы отношений взаимодействия с внешней косной или биологической, активной материальной природной нишей общества. Они и фиксируются как отношения в квазипредметных образованиях, которые не могут быть объектами вещного обладания, но могут быть присвоены индивидуумом как аттрактанты взаимодействия. Процесс переноса в социальной системе движущих сил активности на косвенные предметные формы, при их циклическом антагонизме движущим, может в конечном итоге послужить, что мы и наблюдаем в настоящее время, к возведению противоречия между ноосферой и природной нишей, в которой она существует, на неразрешимый уровень, который приведет к взрывной реакции природной среды на ноосферу. Критерием достижения предельных форм этого антагонизма может служить во внутренней структуре человеческого общества сокращение полей процесса замещения поколений, а во внешней – увеличение частоты техногенных катастроф, ухудшение среды обитания до возникновения вирусных эпидемий в результате узкоцелевого вторжения в генетические составляющие живой природы. Можно предполагать, что в случае применения клонирования человека, мы получим генетические эпидемии во все возрастающих масштабах применения природой защитных механизмов баланса против враждебных ей вторжений того, что назвалось сферой разума. Нельзя сказать, что эта проблема не осознается, однако ни встреча по этому поводу глав государств в Рио-де-Жанейро в 1992 г., ни последовавшая за ней через десять лет встреча в Йоханнесбурге не дали никаких практических сдвигов в ее управленческих и мировоззренческих основаниях. Идея в очередной раз оказывается «посрамлена интересом». И отнюдь не общественным. Чисто информационных аспектов этих проблем мы коснемся в последующих главах, а по вышеизложенному надо добавить следующее.
Представленные результаты могут быть подтверждены на нескольких направлениях.
1. Исследования иных формаций. Это общецивилизационный подход. Для окончательного подтверждения общих контуров параметров социальной системы как массы актов взаимодействия, надо было бы получить замеры на тех типах обществ, которые имеются в настоящее время, но находятся в условиях иного предметного («орудийно-цивилизационного») взаимодействия с окружающей материальной средой, вырабатывающего иные формы внутренних и внешних отношений социума. Соединение этнографического и социологического исследований наиболее продуктивно, но оно требует затрат. Кроме того, здесь возникает еще одна большая проблема адекватности инструментов замера и снятия частот событий и фактов в эксперименте. Даже если проводились тождественные исследования, возникает проблема сопоставления данных, выровненных по инструменту, на разных исторических отрезках развития у обществ с разными предметными параметрами обмена.
2. Проверка на ином историческом материале из другого общества и на динамических рядах у одних и тех же людей с различными интервалами. Эта задача относится к очень продуктивному направлению исторической социологии. Трудности здесь в фрагментарности информации, хранящейся в архивах. Часто они непреодолимы и заставляют отказаться от задуманного, часто упираются в несводимость к единому методическому инструменту анализа когда-то снятых из реальности фактов. Но иногда здесь выпадают удачи, позволяющие воссоздать «лонгитюд» за длительный период у одних и тех же людей. Эта работа нами проводится в настоящее время на массиве более 2000 человек, составлявших ядро социальной группы, вершившей судьбами нескольких европейских стран.
3. Прямое лонгитюдное сопоставление распределений на количественных рядах форм деятельности, сопровождающихся анализом распределений на бюджетах физического времени, позволило бы реально прикинуть, каковы конфигурация и метрики «социального времени» у человека, собирающего хворост-мусор в королевском парке на растопку своей печи, и человека, присваивающего себе за ту же единицу измерения физической длительности времени результаты 10 000 человекодней труда. Конечно, этот вопрос выясняется и с помощью анализа сферы товарно-денежного обращения, но там, во-первых, фигуру не построишь, во-вторых, лонгитюда не проведешь, в-третьих, время на розыск объективной статистики зря потратишь. Кроме того, статистка без лонгитюдного исследования, которое, как мы видели, радикально меняет картины, не даст понимания социального времени как цикла нахождения социальной системы в самотождественной форме. Работа по сопоставительному анализу полученных фигур и бюджетов времени также проводится (об общем ее результате я упомяну ниже).
К сказанному надо добавить, что описанные результаты получены не только за счет анализа прямых данных эксперимента: суммарного числа форм за 5 лет у человека, разницы между числом этих же форм, но и с помощью метода попадания в ячейки кластеров. Конечно, кластерный анализ несколько снижает «шум» событий из-за природной избыточности обмена в социальной системе, но он не панацея. И тем более заслуживает внимания совпадение результатов количественного анализа на базе ячеек-кластеров и ячеек-полей, полученных за счет метрики стандартного отклонения от средней.
Есть еще один нюанс. Несмотря на явно волновой характер перехода людей с одного уровня активности на другой независимо от подсистем форм жизни и на симметричный характер изменений в ряде случаев, пока рано говорить о математическом структурировании характеристик процесса. Дело в том, что аналогичные понятия длины волны, периода, частоты и скорости волны, которые применяются в физике, здесь неприменимы. Во-первых, мы не знаем метрик кривизны социального пространства, во-вторых, величины его размерности, а отсюда мы не можем вывести категорию расстояния в качестве точной величины измерения скорости и амплитуды колебаний. Нам нужно построить социологическими методами физическую картину состояния социума как массы актов обмена, реализующегося одновременно в вещном и квазипредметном пространстве. Последнее и есть пространство социума – пространство смыслов, ведущее в пространство обмена активностью.
Независимо от этих оговорок мы можем твердо констатировать, что проведенный анализ не даст нам совершить ошибок при интерпретации данных, собранных для анализа динамики социальных изменений в нашем обществе. Мы теперь, как никогда до этого, знаем относительность статистических картин, получаемых в том или ином случае. Теперь за любой картиной для нас зримо стоит факт того, что мы видим лишь подвижный участок социального поля обмена, наблюдаемый в определенных срезах и мгновениях через систему того категориального аппарата, которым мы пользуемся.
Основными стимулами развертки и движения импульсов человеческой активности в этой волне выступает, как мы увидели, продолжение рода и уровень материального благосостояния. Баланс или дисбаланс обмена между этими двумя подсистемами может служить мерилом социальной зрелости общества и его системы самоуправления с точки зрения развитости институтов прямой и обратной связи в балансировке обмена деятельностями. Посмотрим теперь с этих точек зрения на наше общество в его конкретных ипостасях за сорок последних лет.
Глава 3
Динамика социальных изменений
Общая картина разрушений социальной структуры в 90-е гг.
Линейная картина изменений на возрастной шкале
Представляя информационную базу решения задачи динамики социальных изменений, мы привели кумуляты активности в лонгитюдном исследовании 1980 – 1985 гг. и во Всесоюзных исследованиях 1981 и 1991 гг. относительно максимума эмпирически зафиксированных форм активности (рис. 2 – 1). Кривые принципиально тождественны. На рис. 2 – 10 зафиксировано также принципиальное сходство полигонов активности за 1980 – 1985 гг. по Москве и 1981 г. по СССР уже на возрастной шкале. Предметная форма, в которую отливается общественная активность в процессе обмена, если эта форма фиксируется одномоментно, отличается подобием в разных замерах. Темпы насыщения предметной структуры активностью субъекта обмена в этой структуре относительно некоторых пределов также принципиально одинаковы и описываются одними уравнениями. Однако в дальнейшем мы увидели, что уже за 5 лет практически все субъекты социальной активности меняют свое местоположение в пространственно-временной фигуре социума, измеренной количественными параметрами. Это происходит в обществе со стабильной институциональной структурой, плавно меняющем формы в процессе самовоспроизводства и находящемся в стационарно-динамическом равновесии. Рассмотреть подвижность структур масс деятельности здесь можно только на логнитюдном или панельном исследовании. Но в момент социальной катастрофы при замере в точке бифуркации можно увидеть «размеры» поля взрыва институциональной структуры и на независимых репрезентативных исследованиях, проведенных тождественным инструментарием. На рис. 3.1 как раз и представлен график среднего количества форм социальной деятельности из выбранных 97 форм на погодовой шкале возраста в 58 лет: от 18 до 75 лет в1981и1991гг.
Среди общих главных выводов укажем следующие. За 10 лет резко изменяется поколенческая активность (использование существующих форм общественной жизни уменьшается у молодежи и растет у старшего поколения). Включенность в социальную структуру выравнивается, теряет дифференциацию по возрасту за счет ухода из нее широких слоев. Убирая запятую в колонке «средняя» мы получаем общую массу форм общественной жизни в расчете на каждые 100 человек в каждом массиве и замере. При общем ничтожно малом уменьшении массы социально данных форм обмена на 3,5 % (в возрасте от 18 до 75 лет на 5,2 %), а также среднего числа форм социальной жизни, падают стандартное отклонение и вариация признака «активность» и энтропия (в распределении людей как по числу форм жизни, так и по возрастным группам, причем по последним в значительно меньшей степени). В большей степени падают значения медианы и моды[67], а также энтропии в распределении общей массы форм активности по числу форм жизни и в меньшей степени по распределению этих же форм по возрастным группам. Система стягивается в более остроконечный конус, одновременно распыляясь по периферии. Кроме того, энтропия распределения активности по возрастным группам говорит о более ровной заполняемости возрастных ячеек общества по сравнению с ячейками институциональной активности по числу форм жизни. Возрастная пирамида тут превращается из «елочки» в «столб»[68].
Значение энтропии заполняемости возрастных ячеек формами активности при резкой дифференциации возрастных групп по среднему числу освоенных форм социальной жизни (кривые графика), более плотное распределение по количеству форм активности (последняя колонка таблицы) говорит скорее всего о нахождении всей массы поведения в стационарном равновесии процесса обмена свойствами, который носит стохастической характер.
Рассмотрим теперь полученный график, нормализовав каждую из кривых по линии равновесия, которая для каждой кривой различна. Для лучшего понимания того, что произошло в 1991 г., и более реалистичной оценки картин точки разлома, в котором сразу социально «погибают» три поколения (младшее, отвергающее институциональную структуру, старшее, уходящее физически и уносящее эту структуру на себе, и среднее, которому предстоит уход из дестабилизированной структуры), рассмотрим два графика детально.
Теперь каждая из линий рис. 3.1 представлена не только отдельной и аппроксимированной программой TableCurve2D (полином Чебышева с приближением r21981 = 0,9899, а r21991 = 0,9461), но и нормализованной относительно отклонения средней активности у каждой возрастной группы (58 групп от 18 до 75 лет) от точки равновесия, выраженной средней в каждом из массивов 1981 и 91 гг. в целом. Из картины следует:
Среди общих главных выводов укажем следующие. За 10 лет резко изменяется поколенческая активность (использование существующих форм общественной жизни уменьшается у молодежи и растет у старшего поколения). Включенность в социальную структуру выравнивается, теряет дифференциацию по возрасту за счет ухода из нее широких слоев. Убирая запятую в колонке «средняя» мы получаем общую массу форм общественной жизни в расчете на каждые 100 человек в каждом массиве и замере. При общем ничтожно малом уменьшении массы социально данных форм обмена на 3,5 % (в возрасте от 18 до 75 лет на 5,2 %), а также среднего числа форм социальной жизни, падают стандартное отклонение и вариация признака «активность» и энтропия (в распределении людей как по числу форм жизни, так и по возрастным группам, причем по последним в значительно меньшей степени). В большей степени падают значения медианы и моды[67], а также энтропии в распределении общей массы форм активности по числу форм жизни и в меньшей степени по распределению этих же форм по возрастным группам. Система стягивается в более остроконечный конус, одновременно распыляясь по периферии. Кроме того, энтропия распределения активности по возрастным группам говорит о более ровной заполняемости возрастных ячеек общества по сравнению с ячейками институциональной активности по числу форм жизни. Возрастная пирамида тут превращается из «елочки» в «столб»[68].
Значение энтропии заполняемости возрастных ячеек формами активности при резкой дифференциации возрастных групп по среднему числу освоенных форм социальной жизни (кривые графика), более плотное распределение по количеству форм активности (последняя колонка таблицы) говорит скорее всего о нахождении всей массы поведения в стационарном равновесии процесса обмена свойствами, который носит стохастической характер.
Рассмотрим теперь полученный график, нормализовав каждую из кривых по линии равновесия, которая для каждой кривой различна. Для лучшего понимания того, что произошло в 1991 г., и более реалистичной оценки картин точки разлома, в котором сразу социально «погибают» три поколения (младшее, отвергающее институциональную структуру, старшее, уходящее физически и уносящее эту структуру на себе, и среднее, которому предстоит уход из дестабилизированной структуры), рассмотрим два графика детально.
Теперь каждая из линий рис. 3.1 представлена не только отдельной и аппроксимированной программой TableCurve2D (полином Чебышева с приближением r21981 = 0,9899, а r21991 = 0,9461), но и нормализованной относительно отклонения средней активности у каждой возрастной группы (58 групп от 18 до 75 лет) от точки равновесия, выраженной средней в каждом из массивов 1981 и 91 гг. в целом. Из картины следует: