Алексей Пехов. Ветер и искры (сборник)

   На самом деле я до сего дня об этом не задумывался, но сообразил, куда она гнет, очень быстро.
   – О! – выдал я свою «коронную фразу». – Их так назвали, потому что они управляли Лепестками.
   – Умница. – Она чмокнула меня в щеку. – Ты совершенно прав.
   – Постой, постой! А Огоньки тогда что делают?..
   – А ты как думаешь? – вопросом на вопрос ответила она.
   – Не знаю, – честно признался я. – Всегда считал, что они слабее Ходящих. Что-то вроде учениц и учеников.
   – Совсем нет. Понимаешь… – Она задумалась, затем улыбнулась, поймала мой удивленный взгляд и поспешно пояснила: – Прости. Просто… странно объяснять тебе прописные истины.
   – Прописные? – возмутился я. – Выйди на улицу и спроси у сотни прохожих, в чем отличие одних магов от других и почему их так назвали, и посмотрим, что тебе скажут.
   – Ты прав. Конечно, прав, – кивнула она. – Никто не задумывается, почему их так зовут. Это складывалось веками, стало привычным. А то, что Ходящие главнее и входят в Совет, сразу же ставит Огоньков на ступеньку ниже. По силе конечно же.
   – А это не так? – Странно было узнавать что-то новое о том, что казалось тебе известным с самого детства.
   – Помнишь, я рассказывала тебе о Целителях? Про то, что, в отличие от выходцев из Радужной долины, у них другой Дар. Так и у Ходящих с Огоньками есть… некоторые отличия. Первые умеют путешествовать с помощью Лепестков Пути, могут заставить их повиноваться себе, могут столь ярко представить нужное место, что оно станет почти реальным. К тому же они более искусны в плетении магии. Именно искусны, а не сильны. Это как вязание. Если у них получаются сложные узоры, то Огоньки способны создавать не столь серьезные заклинания, пускай и мощные. Но зато Огоньки обладают другой возможностью – они могут делиться своей «искрой». Теплом. Передавать часть силы Ходящим, на время увеличивая их Дар. Это очень важно, особенно в бою.
   – Как запасной колчан со стрелами? – хмыкнул я.
   – Вот-вот. Если мы возьмем двух Ходящих одинаковой силы, которые вдруг ни с того ни с сего решат сражаться друг с другом, победит та, рядом с которой будет более сильный Огонек. Или несколько Огоньков. Они на порядок ее усилят.
   – Кажется, понял, – задумчиво сказал я. Смешно! Прожил целую жизнь, а тут такое откровение! – А Огоньки могут быть сильнее Ходящих?
   – По силе – да. Но не по умениям. К тому же все Ходящие – обязательно женщины (Огоньки могут быть мужчинами). Исключая Целителей. Мужчины с этим Даром могут приказывать Лепесткам. Скульптор был Ходящим.
   – Это я уже понял, но остальным мужикам не даются разговоры с камнями?
   – Видимо, нет. – Лаэн весело улыбнулась. – Но не думаю, что Чуму, Лихорадку и Чахотку это очень сильно расстраивало. Особенно после того, как Сорита усыпила Лепестки.
   Я помнил, что трое из восьми Проклятых – мужчины. И двое до сих пор живы. Но мне не давал покоя один вопрос.
   – А как же теперь, когда Лепестки перестали работать, определяют, кто Ходящая, а кто Огонек?
   – Не знаю. – Она пожала плечами. – Ни разу не видела. Но могу предположить, что для этого всего лишь надо проверить, сколь сложные заклинания может плести претендент и умеет ли он отдавать частичку «искры» другому носителю Дара. Меня вот интересует, почему Лепестки оказались в столь странном месте? Согласись, неожиданная находка. Думаю, кроме создателя, никто о них не знал. У Скульптора была причина спрятать один из Лепестков в этом месте? Но почему?
   – Боюсь, теперь мы никогда не узнаем правды. Пойдем отсюда. Спать осталось несколько наров. Сегодня будет тяжелый день.
   Она неохотно кивнула и уже стала подниматься по лестнице, но тут я увидел кое-что любопытное на одной из стен.
   – Лаэн, здесь опять этот рисунок!
   Мы подошли.
   – Арка – знак Скульптора. Выходит, мы нашли не все, что он здесь спрятал. Замок точно такой же, как у входа на крыше храма.
   – Не возьмешься?
   – Нет, – решительно ответила она. – Иначе мы останемся здесь надолго. Пока я не настолько сильна, чтобы разбрасываться «искрой». В следующий раз.
   – Мы обязательно сюда вернемся.
   – Обещаешь?
   – Обещаю.
   Улыбка у нее была усталой.
   – Свет, – тихо прошептала мое солнце, когда мы расположились на походных одеялах, и висящие на стенах шары погрузили помещение в темноту.
   Га-нор проснулся от того, что скрипнула дверь. Он вскинулся, схватил лежащий рядом с подушкой кинжал.
   – Спокойно, приятель. Это всего лишь я, – поспешно сказал Лук и на всякий случай развел руки, показывая, что он безоружен. Мало ли что померещится сыну Ирбиса со сна?
   – Вижу, что ты, – проворчал следопыт и, убрав оружие, рухнул обратно. – Не стой на пороге, проходи. И запри за собой дверь. Где тебя носит половину ночи?
   – Ба! Что я слышу! Неужели ты обо мне беспокоился?
   Га-нор пронзил товарища злым взглядом, но тот этого не заметил.
   – Почему Уг послал мне такое наказание? – неожиданно простонал северянин. – За какие грехи?
   – Ты о чем? – Севший на соседнюю кровать Лук даже сапог перестал с ноги стаскивать.
   – О тебе. Свалился на мою голову, теперь нянчись с тобой.
   – Извини! – обиженно заявил солдат. – Я нянчиться тебя не просил. Это твое желание. Прошел бы мимо, я бы и слова не сказал.
   – Это сейчас ты хорохоришься, а тогда едва от покойников отбивался. Не помоги я тебе, был бы среди них.
   – Ничего подобного. Я и сам мог с ними справиться.
   – Клянусь Угом! – Га-нор от возмущения даже сел. – Ты самая неблагодарная свинья на свете, Лук! Мало того, что я спас твою шкуру и мы вместе протопали через половину юга, так ты еще в Альсгару меня привел. Чего я здесь забыл?! Война идет на востоке и севере, а я прохлаждаюсь и вот уже неделю без толку обиваю пороги Башни.
   – Знаешь, отчего ты такой злой? – Лук рухнул на кровать, и та протяжно скрипнула под его весом. – Потому что привык у себя на севере по лесам да снежным тундрам разгуливать и город тебя пугает.
   – Умник. Что бы я без тебя делал… – вздохнул Га-нор.
   – Вполне возможно, что твоей рыжей башкой набаторцы уже давно бы играли в мяч. Слышал же, что происходит, лопни твоя жаба! Перешейки Лины взяты. Гаш-шаку в осаде, Окни взят и предан огню и мечу. Не пройдет и двух недель, как бои начнутся у Лестницы Висельника. С нее открывается прямая дорожка в центр Империи и к столице. Не подумай, что я трус, но уж лучше здесь, чем в том пекле, да еще и по соседству с некромантами.
   – Я никогда не считал тебя трусом, – сказал следопыт и тут же добавил ложку дегтя. – Только дураком, а это разные вещи. Я воин. Мое дело воевать, а не шастать на поклон к Ходящим, ожидая, когда глупые перепелки соизволят нас выслушать. Сколько мы будем просить этой… твоей… аудиенции?! Неужели не понимаешь, что никто нас и видеть не хочет?!
   – Если тебе так не терпится сражаться, то помяни мое слово, скоро война до нас докатится. Тогда и будешь махать мечом, пока не лопнешь, приятель.
   «Или пока тебя не зарубит более ловкий, чем ты, набаторец», – закончил про себя Лук.
   – Давай поступим так, – сказал Га-нор, глядя в потолок. – Если через пять дней все будет на том же месте, что и последнюю неделю, и нам каждый раз будут указывать на дверь – я ухожу.
   – Куда, позволь спросить?
   – Туда, где воюют наши. А если не получится, то – домой. Я клялся клану, пусть теперь старейшины решают, как мне служить.
   – Не говори ерунды, рыжий. Твой север слишком далеко отсюда, а у Лестницы Висельника – набаторцы. Не прорвешься.
   – Есть еще море.
   – Думаю, там положение не лучше. Клык Грома на западном перевале от Лоска вполне могли обложить. В центральную Империю ведут две хорошие дороги, и обе они могут быть перекрыты. Ты никуда не денешься с юга. Во всяком случае, сейчас.
   – Я попытаюсь, парень. Ведь знаешь, что у меня может получиться.
   – Может, – неохотно согласился Лук. – Дети Ирбиса народ упорный. Поступай как знаешь. Но я сделаю то, зачем сюда пришел. Я должен рассказать Ходящим о Кори.
   – Думаешь, они еще не узнали?
   – Какая мне разница? Я должен.
   – Клянусь Угом! Ты настоящий солдат, – с издевкой произнес Га-нор. – Тупой и упрямый.
   – Уж это точно. – Лука нисколько не злило, когда северянин начинал его донимать, хотя он и сам не знал почему. – Ладно, я спать хочу.
   – Ты так и не сказал, где гулял.
   – В кости играл, – неохотно ответил солдат.
   – Конечно же на те деньги, что нам оставила Лаэн?
   – Да.
   – А жить мы на что будем, когда ты все спустишь?
   – Я выиграл, лопни твоя жаба!
   – Неужели? – Га-нор удивился. – Не верю. Ты обычно проигрываешь.
   – Не всегда.
   – Небось мухлевал.
   – Немного, – не стал отрицать Лук.
   – Завтра отдашь все деньги мне.
   – Почему?! – Солдат подскочил как ошпаренный.
   – Потому что ты в любой момент можешь сесть играть с тем, кто жульничает лучше тебя. А я не хочу остаться в Альсгаре с пустым карманом, – непреклонно заявил северянин. – К тому же ты до сих пор не отдал мне долг.
   Упоминание о долге заставило Лука промолчать. Он обиженно сопел, возился на кровати, потом устроился и затих. Га-нор мысленно поблагодарил Уга за то, что говорливый товарищ наконец-то заснул. Северянин полежал еще какое-то время, думая о том, что с утра надо отправиться в Высокий город пораньше, и если секретарь в Башне вновь начнет водить их за нос, взять его за горло и сжимать руки до тех пор, пока Лука не допустят к кому-нибудь из Совета.
   Впрочем, тишина длилась недолго.
   – Га-нор, ты спишь?
   – Пы-та-юсь, – процедил северянин, не открывая глаз. Мысленно он посылал на голову Лука все проклятия и ледяной топор Уга в придачу.
   – Я о Лаэн подумал. Жалею, что мы ее отпустили. Как она теперь тут одна?
   – Думаю, что прекрасно. Гораздо лучше, чем мы. Спи.
   – Интересно, встретилась она с Нэссом? Вообще, смогли ли они тогда вырваться из Плеши? Мы ведь о них ничего не знаем. Ни о Нэссе, ни о Гисе, ни о Шене. Как думаешь, им повезло так же, как и нам?
   – Я ничего не думаю, Лук. Я хочу спать. Что до них – на все воля Уга. Хороших воинов он обычно бережет.
   – Можешь смеяться, но я успел привыкнуть к их компании. Думаю, вместе нам было бы проще.
   – Не было бы никаких «вместе», – резко оборвал рассуждения приятеля Га-нор. – Вряд ли убийцы стали бы с нами долго возиться. Как я понял, у них в городе свои дела. А у тебя – свои.
   – Ты кого убийцами-то назвал? – оторопело спросил Лук.
   – Нэсса и Лаэн.
   – С чего бы?
   – Они гийяны.
   – Кто?!
   – Мастера. Убивают за деньги.
   – Я знаю, кто такие гийяны. Просто мне показалось, что ты так назвал…
   – Наших общих знакомых, – перебил его сын Ирбиса.
   Повисло недолгое молчание. Лук переваривал новости.
   – Ты уверен?
   – Да.
   – Но…
   – Клянусь Угом, я сказал правду. Теперь мы можем спать?
   – Да. Слушай. А Шен, он тоже?
   – Не знаю.
   Спустя минку Га-нор уже спал, а Лук глядел в потолок, все еще не веря словам товарища.

Глава 18

   Тиа вышла к Орсе, когда стемнело. Она остановилась в роще прибрежных ив, не дойдя до воды нескольких ярдов, и, не спуская глаз с противоположного берега, села. Могучая река не спеша текла к морю и горела отраженными в воде ночными огнями Альсгары. Сейчас южная столица больше всего напоминала столицу Сдиса-Сахаль-Нефул, когда к нему приближаешься после заката со стороны Великой пустыни.
   Тиф смотрела глазами Порка и не могла поверить в увиденное, хотя и предполагала нечто подобное. В последний раз она лицезрела эти стены и башни пятьсот лет назад, в тот день, когда часть Совета взбунтовалась и решила уничтожить остальных. Двадцать из них выступили против Матери и ее сторонников, и лишь восьми, тем, которых много позже назвали Проклятыми, удалось ночью покинуть город, спасаясь после неудачного мятежа. Да, они уничтожили многих, включая саму Мать, но растратили слишком много сил, чтобы сражаться с теми, кто пришел на помощь Сорите из Радужной долины.
   Порк скрипнул зубами и сжал кулаки, «вспоминая» вместе с хозяйкой то время. С тех пор никто из Шести так и не видел великий город. Разразившаяся Война Некромантов в течение пятнадцати лет опустошала Империю, а потом пришлось уйти за Самшитовые горы и Набатор. В Сдис. И еще дальше – в Великую пустыню.
   И вот теперь, после стольких лет, она оказалась на берегу реки и вновь смотрела на город, в котором когда-то прожила часть своей прошлой жизни. Альсгара была той же и… совсем другой. Чужой. Да, даже с этого берега можно рассмотреть стены, башни и шпили Высокого города. Они остались прежними, как и стены Скульптора, и храмы Мелота, но появилось и много нового. Город поднялся. Он растянулся вдоль берега, оброс другими стенами, взвалил на себя новые кварталы, постройки, дома, жителей и стал гораздо непригляднее, опаснее, страшнее. Тиф ощущала, что это огромное существо дышит, испражняется, кипит тысячами душ и живет магией Ходящих. Будь Ретар жив, он бы сказал иначе. Но его давно уже нет, хотя она прекрасно помнит его лицо и его улыбку. Она любила его больше жизни, она пошла за ним в Бездну и осталась одна.
   В ней всколыхнулась застарелая ненависть к сидящим в Башне тупицам, и Порк, испуганно вздрогнув, заскулил. Тиф подавила его волю. Тут же вновь подумала о Ходящих и хмуро посмотрела на город. Она была уверена, что лучник, который столь неудачно для нее сбежал, за возвышающимися на той стороне реки стенами. И, скорее всего, девка с «искрой» и мальчишка Целитель вместе с ним. А значит, следует попасть в Альсгару.
   Но это не так просто. Тиа была уверена, что ворота находятся под присмотром Башни и через них не пройти. Ходящие могут почувствовать ее Дар, пускай «искра» в теле Порка едва тлеет и чаще всего пробуждается вместе с собранной в Плеши силой, да еще и в мертвой оболочке. Некоторым опытным ведьмам хватит и маленького намека на «искорку». И тогда…
   Тиф знала, что не сможет справиться со всеми Ходящими и Огоньками Альсгары, когда те слетятся на нее, как осы на патоку. А они слетятся, стоит лишь «задеть» ворота. Значит, сейчас есть только один путь – по воде. Вряд ли вход в Гавань охраняют столь же тщательно, как и стены. Возможностей проникнуть незамеченной чуть больше. Но даже если это удастся, все равно придется быть настороже и не попадаться на глаза носителям Дара. А также Алым. Если с первыми Проклятая еще могла худо-бедно бороться, то против заклинателей совершенно бессильна. Любой носящий алую мантию свяжет ее по рукам и ногам щелчком пальцев. Это уже случилось в той туманной деревушке, и, если говорить честно, она до сих пор была поражена, насколько легко старик справился с ней.
   Тиа в тот момент слишком обезумела от того, что поймала лучника, убившего ее тело, и потому увидела витой, покрытый рубинами жезл слишком поздно. Проклятой показалось, будто ее хорошенько приложили по голове чем-то тяжелым. В глазах потемнело, и очнулась она только спустя сутки, когда дурак слишком далеко забрел в поля. Тиф настолько разозлилась, что выместила свое зло на Порке.
   Пришлось пешком плестись обратно, в пустую деревню, и там узнать, что лошади пропали. Наверное, лучник и заклинатель взяли их себе. Находясь в самом дурном настроении, понимая, что с каждой минкой она теряет возможность нагнать людей, Проклятая пошла по следу и в следующей же деревне украла коня.
   Внезапно позвоночник Порка пронзило неприятное жжение, и Тиа сморщилась, как от зубной боли.
   Призыв!
   Побери ее, Бездна, призыв! Кто-то из Шести хочет связаться с нею. Жжение усилилось, перекинулось со спины на плечи, затем на шею, начало подбираться к затылку.
   Тиф, конечно, знала, кто этот «кто-то».
   Рован.
   Только его призыв жжет, словно яд красного скорпиона или сильный ожог. Трижды проклятье! Что потребовалось этому могильному червяку?! Они не часто разговаривали и старались быть друг от друга как можно дальше. Чахотка – опасный противник. Особенно сейчас, когда Проклятая лишилась большей части своих возможностей. Рован с радостью воспользуется случаем, чтобы уничтожить ее.
   Жжение усилилось.
   Рован не собирался сдаваться. Он требовал разговора, и с каждой уной сопротивляться ему было все сложнее. Раньше Тиф могла просто отмахнуться от его назойливости, разорвав плетение, но не теперь. Силы на это не хватало, а проклятый могильный червяк не унимался. Теперь жжение перешло в боль. Рован то усиливал, то внезапно ослаблял натиск, и в тот момент, когда тело расслаблялось, происходил очередной болезненный «укол». Так «дергает» края плохо заживающей раны. Только в десять, в сто раз больнее. Из глаз Порка катились слезы, и Тиа в какой-то момент поняла, что эта жалкая оболочка просто не выдержит такого издевательства.
   Она заставила дурачка встать и на дрожащих ногах поспешила к реке. Упав на колени у самой воды, огляделась. Никого. Что есть сил ударила кулаком по водной глади. Взметнувшиеся в воздух брызги повисли в воздухе, замерцали серебром в неровном свете половинки луны, затем слились друг с другом, и перед Проклятой появилось широкое плоское зеркало. Оно было полупрозрачным, но, повинуясь приказу, засияло тусклым светом, и Тиф увидела своего собеседника.
   Рован полулежал на мягких атласных подушках, в беспорядке разбросанных по дорогому сдисскому ковру. Рядом валялись начищенная до блеска кираса и меч с дорогой рукоятью, чуть дальше – заваленный бумагами стол. Горело достаточно свечей, чтобы Тиф могла разглядеть: один из Шести находится в шатре.
   Рован Ней – Владыка Смерча, Сын Вечера, Топор Запада – по прозвищу Чахотка, казался старше Тиа на пять лет. У него было породистое, немного бледное лицо, большие карие глаза, надменные тонкие губы и идеально прямой нос. Очень светлые волосы и брови, аккуратно подстриженные борода и усы. Пушистые длинные ресницы, которым позавидовала бы любая женщина, и ослепительная улыбка. Выше среднего роста, достаточно широкоплечий и мускулистый, чтобы казаться внушительным. Узкие изящные ладони, длинные пальцы, редко встречающиеся у хороших воинов. А между тем в мастерстве обращения с оружием Рован мог заткнуть за пояс любого из смертных. Раньше с ним мог поспорить только Ретар.
   Сейчас Чахотка был одет в распахнутую на широкой груди шелковую рубаху черного цвета и точно такие же свободные штаны. Никаких украшений, никакого оружия, никакой обуви. В его ногах примостилась невысокая и еще совсем молоденькая женщина из народа йе-арре. Ее можно было бы назвать красивой, даже если учитывать бритую голову, но одно из белоснежных крыльев было сломано и, судя по всему, – недавно. Летунья не сводила обожающих глаз со своего повелителя. В отличие от Проклятого, у нее на поясе висел небольшой нож, но она не собиралась им воспользоваться. Обычное явление. Рован наслаждался чужой болью. Возводил ее в разряд преклонения, удовольствия и ежедневной необходимости. Любил мучить, ощущая страх жертв. Любил слушать, как его молят о пощаде, захлебываются слезами, ползают в ногах. Но больше всего Чахотка любил подчинять. Превращать боль в слепую любовь, обожание, рабство. Он магией и болью ломал чужую волю и перековывал ее на свой лад. Превращать гордецов в льстецов и ничтожеств, врагов – в слуг и мертвецов. О! Никто на свете, как Рован, не умел окружать себя мертвыми телами и испытывать от этого настоящее наслаждение!
   – Ты не спешила отвечать, – сказал он вместо приветствия. – Не слишком вежливо по отношению к друзьям. Не находишь?
   – Как вижу, ты не удивлен, увидев меня в таком виде. – Она проигнорировала вопрос и заставила Порка растянуть губы в улыбке.
   – Представь себе. – Рован едва шевельнул пальцем, а йе-арре уже протягивала ему кубок с вином. Вышколенная девочка. – Хотя позволь сказать тебе – раньше ты выглядела значительно лучше.
   На это Тиф могла лишь мило улыбнуться. Или хотя бы попытаться. Сейчас она была занята куда более важным делом – лихорадочно соображала, почему могильный червяк столь спокоен, насмешлив и даже бровью не дернул, увидев вместо привычного лица Тиа, тупую рожу деревенского пастуха. Ответ мог быть только один – Рован знал о том, кого увидит, еще до вызова.
   Проклятая Тальки!
   – Чего тебе надо? – хмуро спросила она.
   – Что за тон? Не рада меня видеть?
   – Хватит! – вспылила она. – Говори, что нужно, или убирайся!
   – Я смотрю, в нашем мире кое-что не меняется. Ты все так же невежлива, Тиф. Даже в этом теле. А я всего лишь хотел сообщить, что скоро прибуду.
   – Куда, если не секрет?
   – В Альсгару. Спешу, что есть сил.
   – Насколько я помню, ты увяз на востоке.
   – У тебя устаревшие сведения. Мне и Лею удалось преодолеть Перешейки Лины. Он отправился к Окни, затем встретится с Аленари и пойдет к Лестнице, а я с частью армии собираюсь взломать сладкий орешек.
   Рован ослепительно улыбнулся и провел рукой по щеке йе-арре. Та затрепетала от восторга.
   – Я не узнаю тебя, Сын Вечера. Ты никогда не был столь неоправданно легкомыслен. Орешек сладок, но тверд. Или ты считаешь, что восхищенные твоей красотой, стены упадут, а ворота распахнутся? Тебя будет встречать армия имперцев. К тому же носителей Дара здесь нисколько не меньше, чем в столице.
   – Мои полки опрокинут армию в море. – Рован беспечно пожал плечами. – Не смотри на меня так, Скачущая на урагане. Я знаю, что они хорошие воины, но бои не пошли им на пользу. И их гораздо меньше. Разведчики-сдисцы отлично поработали. Скоро я сокрушу Воронье Гнездо, и откроется прямая дорога на Альсгару. Как тебе моя подружка? – неожиданно спросил он.
   – Ты же предпочитаешь мальчиков.
   – Клевета. – Его глаза смеялись. – Во всяком случае, не чаще, чем женщин. Так как?
   – Мила, – сухо ответила она. – Ты хорошо ее воспитал.
   – Воспитание – это то, чего тебе никогда недоставало. Она пойдет на все, чтобы доставить мне удовольствие. Хочешь, она умрет?
   – Мне все равно.
   – Да, пожалуй, ты права. Я еще не наигрался. Желаю, чтобы ты порезала себе лицо, – резко бросил он рабе.
   Та с готовностью обнажила нож и, не колеблясь ни уны, провела им от виска, к углу глаза, затем через щеку, задев губу, к подбородку. Потекла кровь. Много крови. Йе-арре, не замечая ее и не чувствуя боли, улыбалась. Она была счастлива, что угодила господину.
   Тот не обратил на крылатую ровным счетом никакого внимания. Все это время он пристально наблюдал за Тиа. Та оправдала его надежды, и Порк скорчил презрительную физиономию:
   – Я всегда удивлялась, как у такого мерзкого могильного червяка, как ты, был такой замечательный брат, – с горечью произнесла она.
   Красивые черты Рована мгновенно исказились, в карих глазах полыхнуло бешенство:
   – Ты! Мразь! Не смей трогать моего брата! – взревел он, вскочив на ноги, и схватился за меч. – Ретар был лучшим, и он умер из-за тебя! Тупой! Недалекой! Смазливой! Девки!
   Его бледное лицо покраснело, и он выместил ярость на йе-арре. Голова несчастной закатилась под стол, тело рухнуло на пол, забило крыльями, заливая кровью атласные подушки и дорогой ковер. Рован стоял над ней, тяжело дыша, и пытался справиться с собой. Это ему удалось. Он провел рукой по лицу, швырнул окровавленный меч в самый дальний угол и ногой отпихнул от себя мертвую. Сел и сказал, цедя слова:
   – Вернемся к нашему разговору.
   – Ты больной извращенец, Рован, – покачала головой Тиа. – Но мне жаль, что твоя игрушка испортилась.
   Он через силу улыбнулся:
   – Пустяк. Добуду себе еще одну.
   – Можно подумать, что йе-арре у тебя целый полк. – Она намеренно уводила разговор в сторону.
   – Ну… до какого-то времени это было именно так.
   – Как это понимать?
   – Летающие перешли на нашу сторону. Их старейшины продали свой народ с потрохами.
   – Это новость.
   – Да. Они оказали нам небольшую помощь на Перешейках, когда ударили имперцам в спину. Но несколько дней назад случилась маленькая неприятность – птички крепко повздорили с шей-за’нами. У них свои игры. Сжегшие просили крови. Я посчитал, что шей-за’ны важнее пернатых. Так что сейчас численность йе-арре несколько… скажем так, подсократилась. Но я что-нибудь себе найду.
   Тиф скрипнула зубами. Какой же идиот! Он дуреет от запаха крови и мертвечины! Как Лей мог доверить ему руководство целой армией? Нельзя было стравливать два некогда единых народа и лишать себя новых союзников! Теперь следующие, помня о том, какая участь постигла йе-арре, десять раз подумают, прежде чем перейти на сторону повелителей.
   – Я хочу, чтобы ты помогла мне с Альсгарой, – внезапно изрек Рован.
   – Мне показалось, или ты действительно это сказал? – Тиф не знала, что и думать.
   – Не заставляй меня просить дважды. – Светлые брови сошлись.
   «Это было бы неплохо», – про себя подумала Тиа, но лишь сказала:
   – Чего ты хочешь?
   – Чтобы ты пробралась в Альсгару до того, как до них долетит слушок, что я иду в гости. Откроешь мне ворота.
   – Одни упавшие ворота ничего не дадут. Стен в городе много.
   – Я что-нибудь придумаю. Просто сделай.
   – Чего ты хочешь? – повторила Проклятая.
   Он какое-то время сверлил ее взглядом, затем сказал:
   – Книга.
   – Не поняла. – Слышать такое от Рована было в новинку.
   – Не корчи из себя дуру. Мне нужно то же, что и Тальки, иначе Проказа не послала бы тебя сюда, да еще в таком виде. Мне нужна книга. Кни-га. Ты усвоила, или мне следует повторить еще раз? Книга! Я хочу знать, где она лежит, до того момента, как начну штурмовать город. Будет очень обидно, если мы по незнанию спалим библиотеку. Ты согласна?