Страница:
Очнулся археолог в полной темноте. Лежал на каменном полу, спиной привалившись то ли к столбу, то ли к колонне; руки скованы в обхват столба. Старинные металлические наручники: такие есть у каждого стража. Не убежишь. Заметил вдали какой-то проблеск.
Кажется, слабенькая красноватая лампа почти ничего не освещала. Вся правая половина груди и рука нестерпимо болели.
«Сумасшедший, этот Крто сумасшедший…»
Платон попытался пошевелиться. Тут же острая боль вспыхнула в боку, и археолог невольно застонал. Губы запеклись и пересохли, пить хотелось невыносимо.
И вдруг он услышал шаги – нечеловеческое шлепанье: несомненно – прыжки. Прыжки эгейца по полу на хвосте – этот шлепающий звук ни с чем не спутаешь. На Эгеиде нет существ, которые ходят по земле, как люди. Здесь все либо плавают, либо ползают. Ползать сложнее, чем плавать. Прыгать – невероятно сложно. Особенно по ступенькам. Но эгейцы упрямо делают ступеньки в своих домах. Эгеец тяжело дышал при каждом прыжке.
Щелкнул замок, и наручники разомкнулись.
– Уходи… – узнал он голос Крто. – И оставь нас в покое. Джи-джиду ты не найдешь, только погубишь себя и нас. Уходи.
И тут же вновь послышалось шлепанье. На этот раз звук удалялся.
Платон встал на четвереньки, пытаясь сориентироваться в темноте. Красноватая лампа наверняка горела у выхода. Платон поднялся и двинулся на ее свет.
И вскоре очутился на воздухе. Легкий бриз дул с моря. Стояла непроглядная ночь.
«Кажется, у входа в дом Крто был бассейн, – вспомнил Платон. – Хорошо бы в него не свалиться».
И тут же свалился. Плеск был невыносимо громкий. Атлантида камнем пошел на дно. И лишь когда он коснулся мраморной облицовки дна, тело вновь стало повиноваться, и археолог медленно всплыл на поверхность. Никто не отреагировал на его падение. Его отпустили – пусть идет, куда хочет. Но вот проклятие – борта бассейна были довольно высоки, а лесенки – ни одной. Считать минуты при выходе из бассейна эгейцы почему-то не желали. И пандус тоже не построили. Платон мог дотянуться пальцами до края бассейна. Но при попытке подтянуться на руках, бок начинал разрываться от боли. Так можно потерять сознание и утонуть. Нет, похоже, без посторонней помощи ему не выбраться. Напрасно он двигался вдоль бортика – нигде никакой зацепки. Это похоже на ловушку… В одном месте бассейн оказался неглубоким, и археолог встал на дно. Вода была теплой. Придется ждать до утра. Пошел дождь. Сильный, потоком, крупные капли били по воде. Дождь был теплым, но Платон весь дрожал. Тело онемело. Его стало клонить в сон. Нет, спать нельзя, заснет – утонет. Он надеялся, что после дождя уровень воды в бассейне поднимется. Нет. Черт возьми, нет! Лишняя вода тут же уходила.
Дождь кончился. Ветер разогнал тучи. Сразу стало светло – две луны вынырнули из-за облаков. Одна маленькая, прямо над головой, серебряная. Вторая огромная, голубая, только-только выплыла из Океана.
«На островах Блаженства слабые приливы. Самые сильные – на Диких территориях», – вспомнил Платон строчку из сайта.
Послышались крики, бульканье и шлепанье тел. Эгейцы. Сразу пять или шесть. Судя по легким шлепкам – молодняк, подростки. Ползут к бассейну. Шлеп. И первый нырнул. Следом еще и еще. Они резвились в воде, кувыркались. Платон стоял в тени бортика, и они не видели его. Пока.
– Эй, ребята, помогите мне выбраться отсюда. Я уже достаточно накупался, – попросил Платон. Зубы его сами собой выдали длинную дробь.
Эгейцы замерли. Раздалось знакомое бульканье. Пять или шесть подростков окружили археолога. В свете лун их глаза отсвечивали серебром. Ребятня переговаривалась – на своем, эгейском. И вдруг один протянул щупальце, ухватил человека за руку и потащил за собой. Второй схватил за другую руку. Атлантида застонал. Его стон был похож на писк эгейца. Писк восторга. Именно так ребятишки его и поняли. Ударили хвостами и поплыли, поднимая пену, закладывая немыслимые виражи и издавая радостный писк. Платону казалось, что его бок сейчас разорвется от боли.
– Стойте! Не могу больше! Стойте! – Он задыхался, глотая соленую пену.
Но они не понимали его. Они не знали еще космолингва. Они продолжали пищать от восторга и волочить человека за собой. Археолог попытался вырваться. Куда там! Тогда он исхитрился и ухватил зубами одного из подростков за щупальце. Эгеец закричал – низкий рокочущий звук. Платон попытался издать аналогичный. Надо показать, что ему больно. Но подростки не поняли его вопля. Или поняли как-то не так. Миг – они выпрыгнули из бассейна и оставили человека одного.
– Стойте, сукины дети! Стойте! Помогите мне выбраться! – вопил им вслед Атлантида. Но они не пожелали возвращаться.
– Сюда! – кричал археолог. – Имма! Крто! Вытащите меня из этого чертового лягушатника.
Неужели не слышат? Не слышат, конечно. Ведь Платон уже не кричит – сипит от холода. Возможно, они думают, что это веселятся подростки, как всегда в поздний час.
И вдруг в глаза ему ударил свет. Атлантида зажмурился. А когда открыл глаза, увидел, что Вил Дерпфельд протягивает ему руку.
– Что ты здесь делаешь? – спросил коп.
– Пп-плаваю… – Платон выбил зубами длинную дробь. – Черт возьми… – Археолог ухватился за руку полицейского и, скрежеща зубами, выбрался из бассейна. Его трясло.
– Что с тобой? Такое впечатление, что тебя всего перекосило.
– По мне проехалась тележка-антиграв. Несчастный случай, можно сказать.
Он решил пока ничего не говорить про нападение Крто.
– По-моему, тебе здорово досталось, придется отвезти тебя на базу Брегена.
– Утром меня ждут в Столице.
– Успеешь. Сначала – объятия медицинского робота. И, прежде всего…
– Прежде всего – глоток текилы.
– Не прихватил.
– А зря.
ГЛАВА 8
Кажется, слабенькая красноватая лампа почти ничего не освещала. Вся правая половина груди и рука нестерпимо болели.
«Сумасшедший, этот Крто сумасшедший…»
Платон попытался пошевелиться. Тут же острая боль вспыхнула в боку, и археолог невольно застонал. Губы запеклись и пересохли, пить хотелось невыносимо.
И вдруг он услышал шаги – нечеловеческое шлепанье: несомненно – прыжки. Прыжки эгейца по полу на хвосте – этот шлепающий звук ни с чем не спутаешь. На Эгеиде нет существ, которые ходят по земле, как люди. Здесь все либо плавают, либо ползают. Ползать сложнее, чем плавать. Прыгать – невероятно сложно. Особенно по ступенькам. Но эгейцы упрямо делают ступеньки в своих домах. Эгеец тяжело дышал при каждом прыжке.
Щелкнул замок, и наручники разомкнулись.
– Уходи… – узнал он голос Крто. – И оставь нас в покое. Джи-джиду ты не найдешь, только погубишь себя и нас. Уходи.
И тут же вновь послышалось шлепанье. На этот раз звук удалялся.
Платон встал на четвереньки, пытаясь сориентироваться в темноте. Красноватая лампа наверняка горела у выхода. Платон поднялся и двинулся на ее свет.
И вскоре очутился на воздухе. Легкий бриз дул с моря. Стояла непроглядная ночь.
«Кажется, у входа в дом Крто был бассейн, – вспомнил Платон. – Хорошо бы в него не свалиться».
И тут же свалился. Плеск был невыносимо громкий. Атлантида камнем пошел на дно. И лишь когда он коснулся мраморной облицовки дна, тело вновь стало повиноваться, и археолог медленно всплыл на поверхность. Никто не отреагировал на его падение. Его отпустили – пусть идет, куда хочет. Но вот проклятие – борта бассейна были довольно высоки, а лесенки – ни одной. Считать минуты при выходе из бассейна эгейцы почему-то не желали. И пандус тоже не построили. Платон мог дотянуться пальцами до края бассейна. Но при попытке подтянуться на руках, бок начинал разрываться от боли. Так можно потерять сознание и утонуть. Нет, похоже, без посторонней помощи ему не выбраться. Напрасно он двигался вдоль бортика – нигде никакой зацепки. Это похоже на ловушку… В одном месте бассейн оказался неглубоким, и археолог встал на дно. Вода была теплой. Придется ждать до утра. Пошел дождь. Сильный, потоком, крупные капли били по воде. Дождь был теплым, но Платон весь дрожал. Тело онемело. Его стало клонить в сон. Нет, спать нельзя, заснет – утонет. Он надеялся, что после дождя уровень воды в бассейне поднимется. Нет. Черт возьми, нет! Лишняя вода тут же уходила.
Дождь кончился. Ветер разогнал тучи. Сразу стало светло – две луны вынырнули из-за облаков. Одна маленькая, прямо над головой, серебряная. Вторая огромная, голубая, только-только выплыла из Океана.
«На островах Блаженства слабые приливы. Самые сильные – на Диких территориях», – вспомнил Платон строчку из сайта.
Послышались крики, бульканье и шлепанье тел. Эгейцы. Сразу пять или шесть. Судя по легким шлепкам – молодняк, подростки. Ползут к бассейну. Шлеп. И первый нырнул. Следом еще и еще. Они резвились в воде, кувыркались. Платон стоял в тени бортика, и они не видели его. Пока.
– Эй, ребята, помогите мне выбраться отсюда. Я уже достаточно накупался, – попросил Платон. Зубы его сами собой выдали длинную дробь.
Эгейцы замерли. Раздалось знакомое бульканье. Пять или шесть подростков окружили археолога. В свете лун их глаза отсвечивали серебром. Ребятня переговаривалась – на своем, эгейском. И вдруг один протянул щупальце, ухватил человека за руку и потащил за собой. Второй схватил за другую руку. Атлантида застонал. Его стон был похож на писк эгейца. Писк восторга. Именно так ребятишки его и поняли. Ударили хвостами и поплыли, поднимая пену, закладывая немыслимые виражи и издавая радостный писк. Платону казалось, что его бок сейчас разорвется от боли.
– Стойте! Не могу больше! Стойте! – Он задыхался, глотая соленую пену.
Но они не понимали его. Они не знали еще космолингва. Они продолжали пищать от восторга и волочить человека за собой. Археолог попытался вырваться. Куда там! Тогда он исхитрился и ухватил зубами одного из подростков за щупальце. Эгеец закричал – низкий рокочущий звук. Платон попытался издать аналогичный. Надо показать, что ему больно. Но подростки не поняли его вопля. Или поняли как-то не так. Миг – они выпрыгнули из бассейна и оставили человека одного.
– Стойте, сукины дети! Стойте! Помогите мне выбраться! – вопил им вслед Атлантида. Но они не пожелали возвращаться.
– Сюда! – кричал археолог. – Имма! Крто! Вытащите меня из этого чертового лягушатника.
Неужели не слышат? Не слышат, конечно. Ведь Платон уже не кричит – сипит от холода. Возможно, они думают, что это веселятся подростки, как всегда в поздний час.
И вдруг в глаза ему ударил свет. Атлантида зажмурился. А когда открыл глаза, увидел, что Вил Дерпфельд протягивает ему руку.
– Что ты здесь делаешь? – спросил коп.
– Пп-плаваю… – Платон выбил зубами длинную дробь. – Черт возьми… – Археолог ухватился за руку полицейского и, скрежеща зубами, выбрался из бассейна. Его трясло.
– Что с тобой? Такое впечатление, что тебя всего перекосило.
– По мне проехалась тележка-антиграв. Несчастный случай, можно сказать.
Он решил пока ничего не говорить про нападение Крто.
– По-моему, тебе здорово досталось, придется отвезти тебя на базу Брегена.
– Утром меня ждут в Столице.
– Успеешь. Сначала – объятия медицинского робота. И, прежде всего…
– Прежде всего – глоток текилы.
– Не прихватил.
– А зря.
ГЛАВА 8
СТОЛИЦА
Документ 8.
Островитянин 7 – центру. (Совершенно секретно)
Веду наблюдение за архонтом. Его поведение подозрительно. Объект также сосредоточил свое внимание на архонте. Причастность эгейцев не исключена. Поиск, который ведут гости, слишком сумбурен. Вряд ли их действия увенчаются успехом. Объект и гости направляются в Столицу. Наблюдение в Столице будет затруднено. В Столице располагаю лишь одним временным агентом.
Столица Эгеиды поражала своей эклектичностью. Все, что может, и что не может – тоже, – было заимствовано. Безуспешная попытка сплавить осколки в единое целое привела к невообразимой мешанине. Что было подлинно эгейское, так это страсть к бассейнам, огромным, многометровым, украшенным мрамором и мозаикой. Вода в них морская, непременно с какими-нибудь добавками – какие кому по вкусу. Особенно роскошными были императорские водоемы. Их непременно демонстрировали вновь прибывшим, сюда привел профессора Рассольникова смотритель Столичного музея – пожилой эгеец с подвижным очень милым человеческим личиком. Причем личико это гримасничало при каждой фразе, пытаясь изобразить то любезную улыбку, то умиленность и восторг. Атлантида не мог избавиться от мысли, что лицо эгейца странно знакомое. Будто он видел смотрителя раньше, и не раз.
– Никогда не думал, что маски так подвижны, – заметил Платон, то ли льстя, то ли насмешничая.
– Маски? – переспросил смотритель и обиженно поджал губы. – Оскорбительно говорить: «маски»! Это не маска, уважаемый профессор Рассольников! Маски лишь у безродных стражей да у выскочек-торговцев. А у знатных и высокородных обитателей Столицы настоящие лица. У нас самый лучший центр биокоррекции, где можно надлежащим образом изменить свою внешность. Мое лицо настоящее, как и все лица аристократов. И как лицо нашего Императора, отца Эгеиды. За образцы взяты самые красивые людские лица.
Ну конечно же! У смотрителя лицо интернет-знаменитости. Джекс Майклтон. Лет семь назад он был чрезвычайно популярен, но теперь уже начал забываться. Платон ожидал чего-то подобного. Разве может маска бледнеть? Или улыбаться, или…
– А руки?
Смотритель смутился.
– Замена рук куда сложнее. Хотя многомудрым обитателям Столицы необходимы человеческие пальцы, а не щупальца морской твари. Но не у каждого руки. Если мое положение достаточно прочное, великолепные руки окажутся позволительны. Чудные руки у нашего Императора, отца Эгеиды. – Голос смотрителя сделался слащавым, а на физиономии возникло умильное выражение. – Вы приглашены на сегодняшний прием?
– Приглашен.
– Какой вы счастливец. Несколько дней на Эгеиде, а уже удостоены…
– И что же, жители Столицы никогда не выходят в Океан?
– Уважаемый профессор, здесь не в чести подобные вопросы. У вас, обитателя другого мира, нет понимания нашего.
– Повсюду раковины, – подсказал Платон с усмешкой. – На дне и на суше.
Смотритель сморщился, будто проглотил что-то кислое.
– Океан для стада. У рожденных на островах Блаженства жизнь без Океана. Пышная жизнь, какую может дать только суша. Изысканцы тоже приверженцы суши, но их суша подвижна, и потому – не подлинна.
– Хочу поговорить о том рельефе, что я послал вам. Ведь он отнюдь не старинный. Это – подделка.
– Нет, нет, он подлинный! – У эгейца побелел нос. Стал прозрачным, как кусок льда. Неужели так страшно признать подделку подделкой? – Это очень старинный рельеф, новое подтверждение теории Слокса о том, что древние эгейцы вели непрерывные войны.
– Не стоит создавать теории, опираясь на фальшивки.
– А вот там, справа, замечательный образец космомодерна! – завопил смотритель, тыча «рукой» в ближайшее здание.
– Сама плита древняя, но я без труда установил, что предыдущий рельеф был уничтожен с ее поверхности и совсем недавно нанесен новый. Зачем?
Смотритель глубоко вздохнул:
– Вы не в восторге от эгейского направления космомодерна?
– Мне не нравятся фальшивки.
– Злой вы человек, профессор. Ваши слова, чтобы унизить нашу древнюю культуру.
– На древних рельефах нет воинов. Там нет крови, там…
Смотритель пришел в ярость. Буквально запрыгал в своем кресле.
– Нет у вас права судить нас! Находка в два-три камушка, прогулка по островку – и уже теория! Обычная людская самонадеянность. Эгеида – сложнее! Эгеида – древнее! Эгеида…
– А чего боятся эгейцы на суше? – спросил профессор. – Здесь есть свои черви, которых выпускают в нужный момент?
Смотритель открыл рот, ничего не сказал и вновь закрыл. Потом выпрыгнул из кресла и плюхнулся в бассейн. Он плавал прямо в перчатках, прижав руки к бокам. Когда вылез, был вновь спокоен и любезен. О рельефах они больше не говорили.
Прием начался. Эгейцы покачивалась в воздухе в креслах-антигравах вокруг огромного бассейна с синей водой. Вода светилась. Люди, приглашенные на прием, передвигались на своих двоих. Платон поразился, как много на планете людей. Немало было и тритонов. Но они старались не лезть в первые ряды, держались небольшими группками по пять-шесть особей. Некоторые плавали по воздуху на креслах-антигравах. И лишь перепончатые ладони да ноги, снабженные ластами, их выдавали.
Среди гуляющих археолог узнал Брегена. В этот раз Ганс Бреген надел смокинг. Глава филиала попытался пройти мимо с таким видом, будто и не заметил Платона. Профессор Рассольников в последний момент шагнул навстречу и загородил узкий мосток, перекинутый через бассейн.
– А, и вы тут! – воскликнул Бреген с наигранной радостью. – Ну, отыскали что-нибудь интересное?
– Пока нет. – Платон сделал вид, что рассматривает бассейн. Сколько в нем глубины? Двадцать метров? Тридцать? На дне светились искусственные гроты. Свет позволял рассмотреть стайки красных и желтых рыбок, что резвились среди кружевных искусственных губок.
– Будьте осторожны с Императором. – Бреген ухватил профессора за локоть и заговорил торопливым шепотом. – И особенно – со Слоксом. Надеюсь, он не знает о ваших дальних путешествиях…
Зачем он это сказал? Ведь здесь наверняка все прослушивается и…
Рядом возник смотритель музеев.
– Скорее, профессор, ради агатодемона! У Императора желание вас видеть! Какое счастье! – смотритель заверещал от восторга.
И он потащил Платона сквозь толпу к сидящему на роскошном, сделанном в виде трона с балдахином кресле-антиграве, Императору. Как удобно! Император всюду и всегда на троне. Никто не посмеет усомниться в его власти! Лицо у правителя Эгеиды было массивное, с тяжелой челюстью, и вислым длинным носом. Черные густые волосы волной спускались на плечи. Абсолютно человеческое лицо. Не маска. Видимо, эта внешность соответствовала канонам красоты эгейцев. Руки императора, непропорционально длинные и мощные, поглаживали золоченые подлокотники кресла.
– Приветствую тебя, единственный повелитель мира, отрок Океана живого, дашь ты мне век добрый и созерцание красоты твоей непрестанно! – свое высокопарное обращение к Императору смотритель произнес на космолингве.
Кстати, почти все вокруг говорили на космолингве, а не на эгейском. Император тоже. Лишь несколько тритонов болтали на своем языке.
Император кивнул, давая понять, что позволяет созерцать свою красоту.
– Профессор космической археологии Платон Рассольников прибыл к нам по поручению МГАО, – еще ниже склонившись, сообщил смотритель.
– Какой мужественный вид у нашего гостя, – заметил Император. Голос у него был тонкий, писклявый. Тоже канон? Император повернулся к сидящему в массивном кресле с золочеными ручками эгейцу. – А он умен, этот человек с внешностью атлета?
Платон узнал в советнике Императора веселиста Слокса. Гот вел себя так, будто никогда до этой минуты с профессором не встречался и там, на берегу, не пытался его арестовать.
– Достаточно умен для человека.
– У меня такое же впечатление, – задумчиво проговорил Император. – И он великий воин?
– О да! – неожиданно вперед выдвинулся какой-то военный – военных можно отличить в любом народе сразу. И археолог узнал в этом эполетоносце Мгмо. – Самый Великий воин, которого видела Эгеида. И его IQ огромен, как Океан.
– Больше, чем у тебя, Мгмо? – спросил Император насмешливо. Он подражал интонациям и мимике людей, однако не слишком искусно.
– О да! Я – лишь ничтожная волна. Он – Океан.
– Этот человек – объект для подражания, – сказал Император, в упор разглядывая Платона.
– Несомненно, – поддакнул Мгмо. – У меня уже есть разработка новой программы под названием: Рассольников – универсальный солдат.
– Может, назначим нашего друга на твое место? – Император сам первый рассмеялся своей шутке. В человеческом смехе слышалось эгейское бульканье.
Придворные стали вторить владыке наперебой. Обилие звуков, похожих на позывы рвоты. Платон хотел улыбнуться, но губы скривила брезгливая гримаса. Ему показалось, что его сейчас вырвет.
Мгмо вдруг вывалился из кресла и упал к ногам Императора. Но владыка Эгеиды даже не повернул головы. Только императорское кресло поднялось немного выше.
– Мгмо, я тобой не доволен, – капризно заявил Император. – Ты обещал мне военно-морской парад, а его нет…
– Парад – слишком сложно… – простонал Мгмо. – Слишком трудно…
– Для тебя все слишком сложно и слишком трудно. – Император делал руками какие-то сложные пассы. Одна рука совершала вращательные движения, другая проводила в воздухе плавные волны. – Чем вы заняты на нашей планете, профессор?
– Пытаюсь восстановить прошлое вашей цивилизации.
– Вам удалось обнаружить что-нибудь интересное? – Руки Императора неожиданно замерли.
– Пока ничего. К сожалению.
– Жаль… Как жаль… Как жаль… – Пальцы стали исполнять какой-то суетливый беспорядочный танец. – Как жаль… – И тут археолог понял, что пальцы Императора выписывают в воздухе восьмерки. Или значки бесконечности.
– Жаль…
Мгмо, видя, что Император упорно не желает обращать на него внимания, встал на хвост, постоял, покачиваясь, подобострастно заглядывая в очи повелителя, но опять не удостоенный внимания, запрыгнул назад в кресло и постарался затеряться за спинами придворных.
Вскоре он уже хохотал и веселился вместе с другими.
В небо роем ринулись разноцветные воздушные шарики – перламутровые, серебристые, голубые, похожие на пузырьки воздуха в темной воде. Эгейцы визжали от восторга, глядя им вслед.
– У людей ложный IQ, – сказал веселист Слокс, глядя на археолога своими сумасшедшими зелеными глазами в упор. – Всем людям без исключения вживляют в головы микрочипы. Так что люди – это киборги, их мозг полуэлектронный-полуорганический. Природно эгейцы гораздо умнее людей.
– Откуда эта замшелая информация, – засмеялся профессор Рассольников. – С тех пор как люди научились задействовать резервные отделы мозга, электронные добавки нам ни к чему. Слишком много отрицательных побочных эффектов. Хотя многие применяют для быстроты прямое подключение компьютера к мозгу или к исполнительным модулям. Но это лишь совершенствование систем связи, а не самого мыслительного процесса.
– Так вы признаете, что пользовались вживленными чипами? Да? Да? – взгляд Слокса продолжал сверлить лоб археолога.
– Мой далекий предок, возможно, был каннибалом. Это не значит, что я питаюсь человеческим мясом.
– Ваш IQ обман, дешевая пропаганда, чтобы подчинить себе уникальные планеты вроде нашей. С истинно человеческой надменностью вы не обращаете внимания на другие цивилизации.
– Не обижайте нашего гостя! – засмеялся Император. – Всем известно, что твой IQ, Слокс, очень высок. Кстати, смотритель, вы показали нашему гостю рельефы и картины, повествующие о военных подвигах Эгейского народа?
У смотрителя вновь побелел нос – будто бедняга мгновенно его отморозил.
– Голограммы наших рельефов были отправлены профессору незамедлительно. К тому же профессор Рассольников сам нашел один рельеф. – Теперь нос у смотрителя начал дергаться.
Археолог прекрасно понимал, что рискует. Но удержаться не смог. Желание поглядеть, как будет вести себя Слокс, оказалось сильнее.
– Рельеф оказался подделкой, – сказал он небрежно. – Причем – самой примитивной.
Лицо Слокса исказилось, верхняя губа по-звериному вздернулась, обнажая крупные зубы. Такой оскал Платон уже видел однажды – когда Крто налетел на него и едва не убил. Ярость, подлинная ярость.
Профессор ожидал, что Слокс начнет возражать. Но веселист не издал ни звука.
– Не волнуйтесь! В наших музеях рельефы подлинные! – весело воскликнул Император.
Атлантида не стал возражать: быть дерзким сверх меры не входило в его планы.
Вновь рядом очутился Бреген.
– Вам предложили место адмирала вместо Мгмо? – спросил глава филиала.
– Не-ет!
– А я, признаться, ожидал… Мгмо нынче не в милости.
– Я заметил. Из-за чего он погорел?
– Из-за сущей ерунды: обещал добиться разрешения установить защитные системы невидимости на военно-морские корабли, но ему отказали. Эгеида – нейтральная планета, подобные штучки не для нее. А они жаждут… Ох, как жа-аждут… – в голосе Брегена прорвались восторженные интонации. – Вы обратили внимание: они все здесь разгуливают с бластерами. Но почти у всех батареи давным-давно сами разрядились. Бойтесь лишь веселистов, оружие остальных – игрушки.
– Подождите… – Платон нахмурился: мусор Брегеновской болтовни едва не похоронил внезапную догадку. – Я считал, что все современные военные корабли имеют систему невидимости.
– Эгейские – нет. Не удостоены.
«Что же тогда валяется на дне возле острова Дальнего»? – очень хотелось спросить Атлантиде, но он вовремя удержался.
Утро в Столице ни с чем не сравнимо. Ибо это утро в Столице. Здесь все значимо, и каждый – значителен. Каждое здание, каждый бассейн, каждое кресло под каждой толстой задницей (у эгейцев не бывает худых задниц, разве что у тех, что при смерти). Здесь нет архитектурного стиля – есть демонстрация силы и возможностей. Одна галактическая архитектурная мода соперничает с другой. Платон без интереса оглядывал здания. Любитель древности здесь ничего не почерпнет – ибо все новодел. Одни фундаменты старинные. Но они скрыты слоями покрытий, напылений, транспортных конструкций…
А вот арками акведуков полюбоваться стоило. Эгейцы подавали воду не по подземным коммуникациям, а по открытым желобам. Двух– и трехъярусные акведуки возвышались красноватыми или зелеными аркадами над эклектичными бочкообразными зданиями. Акведуки были визитной карточкой Эгеиды, и Столица пыталась выдать их за нечто главное, хотя главным на планете был Океан, от которого Столица отгородилась, который заменила бассейнами с подсвеченными гротами и стайками безобидных рыбок.
Профессор остановился перед скульптурой в центре площади. Бронзовая обтекаемая фигура – несомненно, современный эгеец, лежала на спине. А в спину были воткнуты три пики, их острия высовывались из живота. Бронзовая струя крови вытекала из широко открытого рта эгейца. Над бронзовой статуей в капсуле-антиграве парил сотканный из серебряной проволоки огромный сверкающий восьмилистник. Возле статуи в кресле парила эгейка в маске, похожей на Мону Лизу, указывала на текущую изо рта убитого бронзовую кровь и что-то лопотала. Вокруг нее в креслицах по двое, снабженных мини-экранчиками учебных компов, парили маленькие эгейцы. Все детки носили кукольные розовые маски, но многие их сняли и корчили друг другу гримасы. Школьники-эгейцы обходились. без перчаток: в этом возрасте их будущие щупальца похожи на очень длинные пальцы, а плечи и предплечья еще не потонули в складках жира. Для защиты от палящих лучей светила детки напудрились – кто розовым, кто белым порошком, и теперь вокруг ребятни образовались розовые и белые облачка. Атлантида включил транслейтор.
– Это искусственная смерть, акт сильнейшего физического и эмоционального воздействия… – щебетала эгейская Мона Лиза. – Искусственная смерть используется в некоторых случаях для коррекции внешних условий…
Профессор Рассольников спешно выключил транслейтор и почти бегом пересек площадь. Но ошибся, и свернул не на ту улицу. Во всяком случае, в нужном месте музея не обнаружил. Остановился у дешевого ресторанчика, в витрине сидел тритон и манил гостя пальцем. Меж пальцев всеми цветами радуги переливались раскрашенные перепонки. У ног тритона стояла корзина, и в ней – клубок черных живых морских червей. Тритон хватал их по одному и бросал в пышущую паром пасть гриля. Миг – и зажаренный червь вываливался с другой стороны, уже готовый, весь обсыпанный коричневым морским перцем и солью. Наверное, тритон находил эту сцену аппетитной. Платон – нет.
И тут археолог увидел Крто. Эгеец человека не заметил. Он летел по своим делам на кресле. Весь какой-то зажатый, стянутый невидимой сетью, подавленный великолепием и наглой роскошью Столицы. При этом он даже не поднимал глаз, будто боялся встретиться взглядом со счастливыми соостровниками Императора. Типичный провинциал.
Атлантида, почти не скрываясь, последовал за ним. Видимо, Крто не опасался слежки, потому как ни разу не оглянулся. Он влетел в двери массивного пятиэтажного здания. Справа от дверей сверкала огромная бронзовая пластина. Сверху шла надпись на эгейском. Внизу – на космолингве.
«Институт биокоррекции» – гласила бронзовая вывеска.
И тут до Платона дошло! Бледность Иммы и сведенные в гневе брови Крто. Ну, как он раньше не догадался! Эти эгейцы носят не маски, а сращенные с телом личины. Они могу бледнеть, могут улыбаться или хмурить брови. Эти два провинциала решили сравняться в исполнении своих прихотей со столичными богачами. Вот почему Крто так нагло стяжает, вот почему держит единственную женщину. Все средства поглощает биокоррекция. А когда он сравняется со столичными по всем параметрам, то покинет Северный архипелаг и переберется сюда, быстренько освоится, стряхнет с себя тягостную сеть смущения и превратится в наглого столичного чиновника. Все задатки у Крто для этого есть.
Атлантида нырнул в двери вслед за архонтом. В просторном, совершенно пустом холле плавала в серебряном кресле очаровательная человекоподобная девица. Упругие белые груди прикрывала ажурная перламутровая сетка. Лишь хвост, упакованный в серебристый чехол, выдавал местную уроженку. Русалка, да и только. Крто в холле уже не было.
– Приветствую тебя, отроковица Океана живого, дай только счастье созерцать красоту твою непрестанно, – обратился профессор к администраторше-русалке. – Мой друг только что вошел сюда. Мы договорились встретиться, но я опоздал. Еще вчера Император назвал меня образцом для подражания. Вы наверняка слышали в новостях. Так вот, мой друг решил взять меня за образец в смысле самом прямом…
– Как зовут вашего друга? – спросила русалка с личиком Мадонны – поверила. Упоминание Императора сделало свое дело.
– Крто.
– Он в семнадцатом боксе. Это на третьем этаже.
– Замечательно. Когда мы вернемся назад, вы не сможете нас отличить.
Русалочка хихикнула. Совершенно по-человечески. У Платона мурашки пробежали по спине.
Широченная лестница из черного и белого камня, с панно из ракушечника по стенам и с огромными стеклянными окнами, вела наверх. Марш был мелкий, немало минут придется сосчитать эгейцу во время подъема. Навстречу Платону с распростертыми объятиями вылетел пожилой эгеец.
– Как я рад! – верещал эгеец с лицом благообразного тибетского старца, простирая к гостю щупальца. – Великий воин оказал нам честь! Мы оценим оказанную милость, клянусь приливом. – Он впился щупальцами археологу в плечо. – Принц здесь… ему делают новое лицо. Он как узнал, что вы здесь, так немедленно приказал вести вас наверх. Счастливое желание принца… О, какая честь для вас, профессор! – взвизгнул от восторга эгеец. – Принц заказал себе ваше лицо!
Островитянин 7 – центру. (Совершенно секретно)
Веду наблюдение за архонтом. Его поведение подозрительно. Объект также сосредоточил свое внимание на архонте. Причастность эгейцев не исключена. Поиск, который ведут гости, слишком сумбурен. Вряд ли их действия увенчаются успехом. Объект и гости направляются в Столицу. Наблюдение в Столице будет затруднено. В Столице располагаю лишь одним временным агентом.
Столица Эгеиды поражала своей эклектичностью. Все, что может, и что не может – тоже, – было заимствовано. Безуспешная попытка сплавить осколки в единое целое привела к невообразимой мешанине. Что было подлинно эгейское, так это страсть к бассейнам, огромным, многометровым, украшенным мрамором и мозаикой. Вода в них морская, непременно с какими-нибудь добавками – какие кому по вкусу. Особенно роскошными были императорские водоемы. Их непременно демонстрировали вновь прибывшим, сюда привел профессора Рассольникова смотритель Столичного музея – пожилой эгеец с подвижным очень милым человеческим личиком. Причем личико это гримасничало при каждой фразе, пытаясь изобразить то любезную улыбку, то умиленность и восторг. Атлантида не мог избавиться от мысли, что лицо эгейца странно знакомое. Будто он видел смотрителя раньше, и не раз.
– Никогда не думал, что маски так подвижны, – заметил Платон, то ли льстя, то ли насмешничая.
– Маски? – переспросил смотритель и обиженно поджал губы. – Оскорбительно говорить: «маски»! Это не маска, уважаемый профессор Рассольников! Маски лишь у безродных стражей да у выскочек-торговцев. А у знатных и высокородных обитателей Столицы настоящие лица. У нас самый лучший центр биокоррекции, где можно надлежащим образом изменить свою внешность. Мое лицо настоящее, как и все лица аристократов. И как лицо нашего Императора, отца Эгеиды. За образцы взяты самые красивые людские лица.
Ну конечно же! У смотрителя лицо интернет-знаменитости. Джекс Майклтон. Лет семь назад он был чрезвычайно популярен, но теперь уже начал забываться. Платон ожидал чего-то подобного. Разве может маска бледнеть? Или улыбаться, или…
– А руки?
Смотритель смутился.
– Замена рук куда сложнее. Хотя многомудрым обитателям Столицы необходимы человеческие пальцы, а не щупальца морской твари. Но не у каждого руки. Если мое положение достаточно прочное, великолепные руки окажутся позволительны. Чудные руки у нашего Императора, отца Эгеиды. – Голос смотрителя сделался слащавым, а на физиономии возникло умильное выражение. – Вы приглашены на сегодняшний прием?
– Приглашен.
– Какой вы счастливец. Несколько дней на Эгеиде, а уже удостоены…
– И что же, жители Столицы никогда не выходят в Океан?
– Уважаемый профессор, здесь не в чести подобные вопросы. У вас, обитателя другого мира, нет понимания нашего.
– Повсюду раковины, – подсказал Платон с усмешкой. – На дне и на суше.
Смотритель сморщился, будто проглотил что-то кислое.
– Океан для стада. У рожденных на островах Блаженства жизнь без Океана. Пышная жизнь, какую может дать только суша. Изысканцы тоже приверженцы суши, но их суша подвижна, и потому – не подлинна.
– Хочу поговорить о том рельефе, что я послал вам. Ведь он отнюдь не старинный. Это – подделка.
– Нет, нет, он подлинный! – У эгейца побелел нос. Стал прозрачным, как кусок льда. Неужели так страшно признать подделку подделкой? – Это очень старинный рельеф, новое подтверждение теории Слокса о том, что древние эгейцы вели непрерывные войны.
– Не стоит создавать теории, опираясь на фальшивки.
– А вот там, справа, замечательный образец космомодерна! – завопил смотритель, тыча «рукой» в ближайшее здание.
– Сама плита древняя, но я без труда установил, что предыдущий рельеф был уничтожен с ее поверхности и совсем недавно нанесен новый. Зачем?
Смотритель глубоко вздохнул:
– Вы не в восторге от эгейского направления космомодерна?
– Мне не нравятся фальшивки.
– Злой вы человек, профессор. Ваши слова, чтобы унизить нашу древнюю культуру.
– На древних рельефах нет воинов. Там нет крови, там…
Смотритель пришел в ярость. Буквально запрыгал в своем кресле.
– Нет у вас права судить нас! Находка в два-три камушка, прогулка по островку – и уже теория! Обычная людская самонадеянность. Эгеида – сложнее! Эгеида – древнее! Эгеида…
– А чего боятся эгейцы на суше? – спросил профессор. – Здесь есть свои черви, которых выпускают в нужный момент?
Смотритель открыл рот, ничего не сказал и вновь закрыл. Потом выпрыгнул из кресла и плюхнулся в бассейн. Он плавал прямо в перчатках, прижав руки к бокам. Когда вылез, был вновь спокоен и любезен. О рельефах они больше не говорили.
Прием начался. Эгейцы покачивалась в воздухе в креслах-антигравах вокруг огромного бассейна с синей водой. Вода светилась. Люди, приглашенные на прием, передвигались на своих двоих. Платон поразился, как много на планете людей. Немало было и тритонов. Но они старались не лезть в первые ряды, держались небольшими группками по пять-шесть особей. Некоторые плавали по воздуху на креслах-антигравах. И лишь перепончатые ладони да ноги, снабженные ластами, их выдавали.
Среди гуляющих археолог узнал Брегена. В этот раз Ганс Бреген надел смокинг. Глава филиала попытался пройти мимо с таким видом, будто и не заметил Платона. Профессор Рассольников в последний момент шагнул навстречу и загородил узкий мосток, перекинутый через бассейн.
– А, и вы тут! – воскликнул Бреген с наигранной радостью. – Ну, отыскали что-нибудь интересное?
– Пока нет. – Платон сделал вид, что рассматривает бассейн. Сколько в нем глубины? Двадцать метров? Тридцать? На дне светились искусственные гроты. Свет позволял рассмотреть стайки красных и желтых рыбок, что резвились среди кружевных искусственных губок.
– Будьте осторожны с Императором. – Бреген ухватил профессора за локоть и заговорил торопливым шепотом. – И особенно – со Слоксом. Надеюсь, он не знает о ваших дальних путешествиях…
Зачем он это сказал? Ведь здесь наверняка все прослушивается и…
Рядом возник смотритель музеев.
– Скорее, профессор, ради агатодемона! У Императора желание вас видеть! Какое счастье! – смотритель заверещал от восторга.
И он потащил Платона сквозь толпу к сидящему на роскошном, сделанном в виде трона с балдахином кресле-антиграве, Императору. Как удобно! Император всюду и всегда на троне. Никто не посмеет усомниться в его власти! Лицо у правителя Эгеиды было массивное, с тяжелой челюстью, и вислым длинным носом. Черные густые волосы волной спускались на плечи. Абсолютно человеческое лицо. Не маска. Видимо, эта внешность соответствовала канонам красоты эгейцев. Руки императора, непропорционально длинные и мощные, поглаживали золоченые подлокотники кресла.
– Приветствую тебя, единственный повелитель мира, отрок Океана живого, дашь ты мне век добрый и созерцание красоты твоей непрестанно! – свое высокопарное обращение к Императору смотритель произнес на космолингве.
Кстати, почти все вокруг говорили на космолингве, а не на эгейском. Император тоже. Лишь несколько тритонов болтали на своем языке.
Император кивнул, давая понять, что позволяет созерцать свою красоту.
– Профессор космической археологии Платон Рассольников прибыл к нам по поручению МГАО, – еще ниже склонившись, сообщил смотритель.
– Какой мужественный вид у нашего гостя, – заметил Император. Голос у него был тонкий, писклявый. Тоже канон? Император повернулся к сидящему в массивном кресле с золочеными ручками эгейцу. – А он умен, этот человек с внешностью атлета?
Платон узнал в советнике Императора веселиста Слокса. Гот вел себя так, будто никогда до этой минуты с профессором не встречался и там, на берегу, не пытался его арестовать.
– Достаточно умен для человека.
– У меня такое же впечатление, – задумчиво проговорил Император. – И он великий воин?
– О да! – неожиданно вперед выдвинулся какой-то военный – военных можно отличить в любом народе сразу. И археолог узнал в этом эполетоносце Мгмо. – Самый Великий воин, которого видела Эгеида. И его IQ огромен, как Океан.
– Больше, чем у тебя, Мгмо? – спросил Император насмешливо. Он подражал интонациям и мимике людей, однако не слишком искусно.
– О да! Я – лишь ничтожная волна. Он – Океан.
– Этот человек – объект для подражания, – сказал Император, в упор разглядывая Платона.
– Несомненно, – поддакнул Мгмо. – У меня уже есть разработка новой программы под названием: Рассольников – универсальный солдат.
– Может, назначим нашего друга на твое место? – Император сам первый рассмеялся своей шутке. В человеческом смехе слышалось эгейское бульканье.
Придворные стали вторить владыке наперебой. Обилие звуков, похожих на позывы рвоты. Платон хотел улыбнуться, но губы скривила брезгливая гримаса. Ему показалось, что его сейчас вырвет.
Мгмо вдруг вывалился из кресла и упал к ногам Императора. Но владыка Эгеиды даже не повернул головы. Только императорское кресло поднялось немного выше.
– Мгмо, я тобой не доволен, – капризно заявил Император. – Ты обещал мне военно-морской парад, а его нет…
– Парад – слишком сложно… – простонал Мгмо. – Слишком трудно…
– Для тебя все слишком сложно и слишком трудно. – Император делал руками какие-то сложные пассы. Одна рука совершала вращательные движения, другая проводила в воздухе плавные волны. – Чем вы заняты на нашей планете, профессор?
– Пытаюсь восстановить прошлое вашей цивилизации.
– Вам удалось обнаружить что-нибудь интересное? – Руки Императора неожиданно замерли.
– Пока ничего. К сожалению.
– Жаль… Как жаль… Как жаль… – Пальцы стали исполнять какой-то суетливый беспорядочный танец. – Как жаль… – И тут археолог понял, что пальцы Императора выписывают в воздухе восьмерки. Или значки бесконечности.
– Жаль…
Мгмо, видя, что Император упорно не желает обращать на него внимания, встал на хвост, постоял, покачиваясь, подобострастно заглядывая в очи повелителя, но опять не удостоенный внимания, запрыгнул назад в кресло и постарался затеряться за спинами придворных.
Вскоре он уже хохотал и веселился вместе с другими.
В небо роем ринулись разноцветные воздушные шарики – перламутровые, серебристые, голубые, похожие на пузырьки воздуха в темной воде. Эгейцы визжали от восторга, глядя им вслед.
– У людей ложный IQ, – сказал веселист Слокс, глядя на археолога своими сумасшедшими зелеными глазами в упор. – Всем людям без исключения вживляют в головы микрочипы. Так что люди – это киборги, их мозг полуэлектронный-полуорганический. Природно эгейцы гораздо умнее людей.
– Откуда эта замшелая информация, – засмеялся профессор Рассольников. – С тех пор как люди научились задействовать резервные отделы мозга, электронные добавки нам ни к чему. Слишком много отрицательных побочных эффектов. Хотя многие применяют для быстроты прямое подключение компьютера к мозгу или к исполнительным модулям. Но это лишь совершенствование систем связи, а не самого мыслительного процесса.
– Так вы признаете, что пользовались вживленными чипами? Да? Да? – взгляд Слокса продолжал сверлить лоб археолога.
– Мой далекий предок, возможно, был каннибалом. Это не значит, что я питаюсь человеческим мясом.
– Ваш IQ обман, дешевая пропаганда, чтобы подчинить себе уникальные планеты вроде нашей. С истинно человеческой надменностью вы не обращаете внимания на другие цивилизации.
– Не обижайте нашего гостя! – засмеялся Император. – Всем известно, что твой IQ, Слокс, очень высок. Кстати, смотритель, вы показали нашему гостю рельефы и картины, повествующие о военных подвигах Эгейского народа?
У смотрителя вновь побелел нос – будто бедняга мгновенно его отморозил.
– Голограммы наших рельефов были отправлены профессору незамедлительно. К тому же профессор Рассольников сам нашел один рельеф. – Теперь нос у смотрителя начал дергаться.
Археолог прекрасно понимал, что рискует. Но удержаться не смог. Желание поглядеть, как будет вести себя Слокс, оказалось сильнее.
– Рельеф оказался подделкой, – сказал он небрежно. – Причем – самой примитивной.
Лицо Слокса исказилось, верхняя губа по-звериному вздернулась, обнажая крупные зубы. Такой оскал Платон уже видел однажды – когда Крто налетел на него и едва не убил. Ярость, подлинная ярость.
Профессор ожидал, что Слокс начнет возражать. Но веселист не издал ни звука.
– Не волнуйтесь! В наших музеях рельефы подлинные! – весело воскликнул Император.
Атлантида не стал возражать: быть дерзким сверх меры не входило в его планы.
Вновь рядом очутился Бреген.
– Вам предложили место адмирала вместо Мгмо? – спросил глава филиала.
– Не-ет!
– А я, признаться, ожидал… Мгмо нынче не в милости.
– Я заметил. Из-за чего он погорел?
– Из-за сущей ерунды: обещал добиться разрешения установить защитные системы невидимости на военно-морские корабли, но ему отказали. Эгеида – нейтральная планета, подобные штучки не для нее. А они жаждут… Ох, как жа-аждут… – в голосе Брегена прорвались восторженные интонации. – Вы обратили внимание: они все здесь разгуливают с бластерами. Но почти у всех батареи давным-давно сами разрядились. Бойтесь лишь веселистов, оружие остальных – игрушки.
– Подождите… – Платон нахмурился: мусор Брегеновской болтовни едва не похоронил внезапную догадку. – Я считал, что все современные военные корабли имеют систему невидимости.
– Эгейские – нет. Не удостоены.
«Что же тогда валяется на дне возле острова Дальнего»? – очень хотелось спросить Атлантиде, но он вовремя удержался.
Утро в Столице ни с чем не сравнимо. Ибо это утро в Столице. Здесь все значимо, и каждый – значителен. Каждое здание, каждый бассейн, каждое кресло под каждой толстой задницей (у эгейцев не бывает худых задниц, разве что у тех, что при смерти). Здесь нет архитектурного стиля – есть демонстрация силы и возможностей. Одна галактическая архитектурная мода соперничает с другой. Платон без интереса оглядывал здания. Любитель древности здесь ничего не почерпнет – ибо все новодел. Одни фундаменты старинные. Но они скрыты слоями покрытий, напылений, транспортных конструкций…
А вот арками акведуков полюбоваться стоило. Эгейцы подавали воду не по подземным коммуникациям, а по открытым желобам. Двух– и трехъярусные акведуки возвышались красноватыми или зелеными аркадами над эклектичными бочкообразными зданиями. Акведуки были визитной карточкой Эгеиды, и Столица пыталась выдать их за нечто главное, хотя главным на планете был Океан, от которого Столица отгородилась, который заменила бассейнами с подсвеченными гротами и стайками безобидных рыбок.
Профессор остановился перед скульптурой в центре площади. Бронзовая обтекаемая фигура – несомненно, современный эгеец, лежала на спине. А в спину были воткнуты три пики, их острия высовывались из живота. Бронзовая струя крови вытекала из широко открытого рта эгейца. Над бронзовой статуей в капсуле-антиграве парил сотканный из серебряной проволоки огромный сверкающий восьмилистник. Возле статуи в кресле парила эгейка в маске, похожей на Мону Лизу, указывала на текущую изо рта убитого бронзовую кровь и что-то лопотала. Вокруг нее в креслицах по двое, снабженных мини-экранчиками учебных компов, парили маленькие эгейцы. Все детки носили кукольные розовые маски, но многие их сняли и корчили друг другу гримасы. Школьники-эгейцы обходились. без перчаток: в этом возрасте их будущие щупальца похожи на очень длинные пальцы, а плечи и предплечья еще не потонули в складках жира. Для защиты от палящих лучей светила детки напудрились – кто розовым, кто белым порошком, и теперь вокруг ребятни образовались розовые и белые облачка. Атлантида включил транслейтор.
– Это искусственная смерть, акт сильнейшего физического и эмоционального воздействия… – щебетала эгейская Мона Лиза. – Искусственная смерть используется в некоторых случаях для коррекции внешних условий…
Профессор Рассольников спешно выключил транслейтор и почти бегом пересек площадь. Но ошибся, и свернул не на ту улицу. Во всяком случае, в нужном месте музея не обнаружил. Остановился у дешевого ресторанчика, в витрине сидел тритон и манил гостя пальцем. Меж пальцев всеми цветами радуги переливались раскрашенные перепонки. У ног тритона стояла корзина, и в ней – клубок черных живых морских червей. Тритон хватал их по одному и бросал в пышущую паром пасть гриля. Миг – и зажаренный червь вываливался с другой стороны, уже готовый, весь обсыпанный коричневым морским перцем и солью. Наверное, тритон находил эту сцену аппетитной. Платон – нет.
И тут археолог увидел Крто. Эгеец человека не заметил. Он летел по своим делам на кресле. Весь какой-то зажатый, стянутый невидимой сетью, подавленный великолепием и наглой роскошью Столицы. При этом он даже не поднимал глаз, будто боялся встретиться взглядом со счастливыми соостровниками Императора. Типичный провинциал.
Атлантида, почти не скрываясь, последовал за ним. Видимо, Крто не опасался слежки, потому как ни разу не оглянулся. Он влетел в двери массивного пятиэтажного здания. Справа от дверей сверкала огромная бронзовая пластина. Сверху шла надпись на эгейском. Внизу – на космолингве.
«Институт биокоррекции» – гласила бронзовая вывеска.
И тут до Платона дошло! Бледность Иммы и сведенные в гневе брови Крто. Ну, как он раньше не догадался! Эти эгейцы носят не маски, а сращенные с телом личины. Они могу бледнеть, могут улыбаться или хмурить брови. Эти два провинциала решили сравняться в исполнении своих прихотей со столичными богачами. Вот почему Крто так нагло стяжает, вот почему держит единственную женщину. Все средства поглощает биокоррекция. А когда он сравняется со столичными по всем параметрам, то покинет Северный архипелаг и переберется сюда, быстренько освоится, стряхнет с себя тягостную сеть смущения и превратится в наглого столичного чиновника. Все задатки у Крто для этого есть.
Атлантида нырнул в двери вслед за архонтом. В просторном, совершенно пустом холле плавала в серебряном кресле очаровательная человекоподобная девица. Упругие белые груди прикрывала ажурная перламутровая сетка. Лишь хвост, упакованный в серебристый чехол, выдавал местную уроженку. Русалка, да и только. Крто в холле уже не было.
– Приветствую тебя, отроковица Океана живого, дай только счастье созерцать красоту твою непрестанно, – обратился профессор к администраторше-русалке. – Мой друг только что вошел сюда. Мы договорились встретиться, но я опоздал. Еще вчера Император назвал меня образцом для подражания. Вы наверняка слышали в новостях. Так вот, мой друг решил взять меня за образец в смысле самом прямом…
– Как зовут вашего друга? – спросила русалка с личиком Мадонны – поверила. Упоминание Императора сделало свое дело.
– Крто.
– Он в семнадцатом боксе. Это на третьем этаже.
– Замечательно. Когда мы вернемся назад, вы не сможете нас отличить.
Русалочка хихикнула. Совершенно по-человечески. У Платона мурашки пробежали по спине.
Широченная лестница из черного и белого камня, с панно из ракушечника по стенам и с огромными стеклянными окнами, вела наверх. Марш был мелкий, немало минут придется сосчитать эгейцу во время подъема. Навстречу Платону с распростертыми объятиями вылетел пожилой эгеец.
– Как я рад! – верещал эгеец с лицом благообразного тибетского старца, простирая к гостю щупальца. – Великий воин оказал нам честь! Мы оценим оказанную милость, клянусь приливом. – Он впился щупальцами археологу в плечо. – Принц здесь… ему делают новое лицо. Он как узнал, что вы здесь, так немедленно приказал вести вас наверх. Счастливое желание принца… О, какая честь для вас, профессор! – взвизгнул от восторга эгеец. – Принц заказал себе ваше лицо!