– Мое лицо? Что вы имеете в виду? – Профессор остановился и сделал шаг назад.
   – О, вы не так поняли! – эгеец засмеялся на человеческих манер, но все равно слышались булькающие и харкающие звуки. – Мы снимем с вас голограмму, и лицо принца будет точной вашей копией. Этот вопрос как раз проходил обсуждение, когда вы появились.
   Вообще говоря, все звезды Интернета, все Мисс Галактики и Мисс Очарования и мистеры Мужества планет проходят сканирование. Сотни людей хотят взять их внешность за образец. И за это, кстати, очень хорошо платят. Но Платон никогда не представлял себя в такой роли… Хотя… Вдруг таким образом можно заработать десять миллиардов?
   Вокруг профессора Рассольникова уже вились пять или шесть эгейцев и несколько тритонов. От цепких щупальцев и тритоньих пальцев некуда было деваться.
   – Честно говоря, я не собирался… – не слишком настойчиво пытался протестовать Платон. Но его окружили и повлекли наверх.
   – Послушайте…
   – Принцу нельзя отказывать. – Профессора ввели в просторный зал. На летучем кресле под летучим балдахином восседал принц. Он был без маски, без перчаток, его лицо, осыпанное белой пудрой, казалось рыхлым и каким-то сырым.
   – Какая радость, отрок единственного повелителя мира! – воскликнул биокорректор. – Мы можем немедленно приступить к созданию вашего совершенного облика.
   «Вот уж никогда не думал, что мой облик совершенен!» – усмехнулся про себя профессор Рассольников.
   – Приблизься ко мне, Великий воин! – приказал принц.
   Пришлось подойти. Происходящее все больше и больше забавляло Атлантиду.
   – Взгляните, какой чудный тонкий нос, какой волевой подбородок, – верещал от восторга биокорректор, – а какой лоб! Сразу виден интеллект. О, принц! Мы будем созерцать вашу красоту…
   – Мне бы хотелось… – Атлантида попытался вырваться из кольца тритонов и эгейцев, но не преуспел.
   – Вас отблагодарят, – сказал принц. – И притом щедро. Миллион кредитов вас устроит?
   – Я бы предпочел миллиард.
   Да, занятно… А почему бы, собственно и нет… В некотором роде он станет принцем… то есть его лицо… И к тому же миллион… Что-то его смущало, но что – он не мог понять. Отвлекала суета, запахи косметики и каких-то медицинских препаратов.
   – Разденьте его, – приказал биокорректор.
   – Честно говоря, у меня были совсем другие планы на сегодняшний день, – заметил профессор Рассольников.
   Вмиг несколько тритоньих рук и десятки эгейских щупальцев сорвали с него шляпу, пиджак и рубашку, отобрали тросточку и даже сервисный браслет. Правда, на брюки и ботинки никто не покусился: эгейцы меняли облик лишь верхней половины тела.
   – Мне не нравится его шея. Она слишком тонкая… И плечи – слишком острые, – капризно повизгивал принц.
   – Мы введем для вас нужные коррективы!
   – Послушайте… – вяло запротестовал Платон. Собственные плечи и шея ему всегда нравились.
   – Не бойтесь, дружочек, ничего страшного, – бормотал творец новой принцевой личности, – мы лишь снимем с вас голограмму. А потом принц вручит вам орден и миллион кредитов.
   – А из чего изготовлен орден?
   – Из алмазов. Для людей все ордена изготовляют из алмазов.
   Две девушки-тритонихи подхватили профессора под руки и повели в бокс, усадили в кресло, защелкнули на запястьях наручники.
   – Прошу вас, не двигайтесь, а то испортите изображение.
   И выскользнули. Заурчали приборы, вспыхнул сканирующий луч и, нащупав попавшуюся в сети муху, принялся ткать вокруг нее сверкающую паутину. Раз – и золотая черточка разрезала пространство… два – ее пересекла наискось другая. Точка пересечения вспыхнула, и Платону показалось, что в этот миг иголка вонзилась в висок. Неприятное ощущение. Как долго будет продолжаться процедура? Может, попроситься в туалет и сбежать потихоньку… трезвая мысль… Еще укол… Хм… Что он знает о сканировании? Операция безболезненная и совершенно безопасная, если… Новый укол… И… Платон осознал это, но не ужаснулся – в момент укола сознание выключалось… И остался только золотой свет. И больше ничего…
   Вдруг он увидел Крто. Эгеец сидел на кресле напротив. Полностью раздетый. И вместо хвоста у него были ноги… Хотя прежде, когда эгеец плавал в бассейне, он рассекал воду мощным хвостом. Да, да, археолог готов был поклясться, что тогда он видел самый настоящий хвост с раздвоенным плавником на конце. Хвост, на котором эгеец неуклюже прыгал по полу. Черт возьми! Парень решил переплюнуть самого Императора и внешне полностью превратиться в человека. Но такие операции законом Лиги Миров запрещены. Одна раса внешне не должна полностью имитировать другую – гласит закон Лиги Миров. Закон, который постоянно нарушают. Тысячи, миллионы подпольных операций превращают гуманоидов в людей – пусть хотя бы внешне. Слишком многие хотят быть людьми, раз люди правят этим миром. Теперь Крто можно принять за человека. Формы, правда, далеки от совершенства – плечи покатые, хотя и широкие, а бедра тяжеловаты. Да и ноги, выкроенные из хвоста, вышли не слишком длинные. Но от человека не отличишь. Разве что генетический код… Но ведь у человека при знакомстве не спрашивают электронную карту с генетическим кодом. Эгеец был под действием анестезии. Глаза закрыты, и сам абсолютно неподвижен. Все тело укрыто каким-то составом, похожим на пышную серую полупрозрачную вату. Пахло водорослями, дымом и еще чем-то… Так сильно, что першило в горле.
   Новый укол и вспышка золотого света, теперь куда дольше, чем прежде. Когда Платон пришел в себя, Крто тоже очнулся и смотрел на профессора в упор. Смотрел и… В глазах архонта, еще затуманенных действием обезболивающего, мелькнула такая ненависть…
   Вновь вспышка золотого света…
   Наверное, профессор был довольно долго без сознания. Когда слепящий свет погас, Крто уже не было. Кресло напротив пустовало. Удрал! Да что ж это такое! Платон попытался вырваться – куда там! Еще укол и еще… Вспышки света и провалы в небытие следовали все чаще. Что они со мной делают? Что это? Ему казалось, что кокон золотой паутины оплетает его все плотнее, и уже не вырваться… Замелькали полосы света и тьмы, кресло куда-то неспешно катилось по наклонной плоскости.
   И вдруг все кончилось. Свет погас. Археолог был в абсолютной темноте. Он умер? Атлантида вновь дернулся и не мог сдвинуться с места. Ну да, он умер, и смертельная неподвижность сковала его члены. И вдруг что-то кольнуло в плечо, он ощутил боль, услышал рядом чье-то дыхание, увидел мутный свет и…
   И очутился в коридоре, как был – наполовину раздетый, только в руках – любимая тросточка. Перед ним какая-то дверь. Дверь прозрачная, за ней мелькают огни. Вдруг она открылась, и Платон автоматически шагнул вперед. Очутился в маленькой каморке, рядом Крто. На эгейце была какая-то коротенькая рубашонка из серой грубой ткани. Все свои вещи он погрузил на кресло-антиграв и держал его в руках, как ребенка. Крто смотрел на археолога уже без ненависти. Скорее – с любопытством.
   – Вы что, убежали со сканирования, – шепнул архонт.
   – Они… внешность… принц… – бормотал Атлантида, с трудом разлепляя губы: рот склеила белая пленка, а язык заплетался, как у пьяного.
   Крто оглянулся.
   – Как вам это удалось? А, впрочем, неважно… Бегите! Пропуск при вас?
   Платон сунул руку в карман брюк. Пропуск был на месте. Хотел сказать «да», но губы онемели. Вместо ответа он махнул в воздухе пропуском.
   – Отлично. Значит, можешь выбраться.
   Тут только археолог догадался, что находится не в комнатушке, а в кабине антигравитационного лифта, и лифт этот медленно куда-то едет. Вроде бы не вниз, а по наклонной плоскости. Но куда?..
   – Ты меня вытащил? – спросил профессор у Крто, хотя даже помутненному мозгу такое предположение казалось нелепым.
   В ответ Крто провел в воздухе энергичную горизонтальную черту.
   – Кто тогда?
   – Только возвращенцы могут…
   Платон тяжело вздохнул и прикрыл глаза. Что-то голова совершенно не варит… Да что это с ним! Что вообще произошло? С него хотели снять облик… кожу… личность… бред… ему обещали миллион и орден. А Крто испортил все дело. Или не Крто, а кто-то другой… Но надо бежать… немедленно…
   – Куда я должен бежать? – спросил он шепотом, хватая эгейца за плечо. Он вдруг ощутил симпатию к архонту, будто тот был его самым лучшим другом.
   – Подальше отсюда. – Крто явно нервничал. – Сколько времени вы были на сканировании? Минут пятнадцать? Двадцать? Что-нибудь помните?
   – Только то, что явился сюда узнать, кто убил Кормана. – Платон явно преувеличивал свою беспамятность.
   Крто молчал секунду, другую…
   – Я убил Кормана, – сказал неожиданно.
   – Почему? Друг, почему? Корман – он скотина, конечно. Но он – талант… У него был дар, интуиция… Из-за Иммы, да? – наклонившись к самому уху эгейца, доверительно шепнул Платон. – Что он сделал?
   Крто молчал – лишь воздух тяжело вырывался через его сконструированный биокорректорами нос.
   – Знаю, из-за нее. И еще знаю… Только тсс… Корман что-то нашел. Десять миллиардов, понимаешь?
   – Он не нашел… Он засыпал мне глаза песком. – Не сразу археолог сообразил, что эгеец говорит о песке в переносном смысле слова.
   – Не хочешь говорить? А зря… Сейчас время для откровений. У меня тут дыра… – Платон ткнул себя пальцем в лоб. Архонт молчал, лишь постоянно облизывал губы. – Есть, чем заткнуть… Нет? Зря… Я как будто сошел с ума. И мне весело… Что это? Какая-нибудь местная наркота?
   – Он швырнул мне песок в глаза… – прохрипел Крто.
   Двери лифта открылись. Перед ними была улица. Напротив – знакомая тритонья закусочная.
   Крто прыгнул вперед. Забыл, что у него теперь ноги – думал, что по-прежнему хвост. Потом опомнился. Сделал шаг. Приставил вторую ногу. Опять прыгнул – как это делают эгейцы на суше, лишенные своих кресел. Потерял равновесие и упал. Потом уселся в кресло и, ничего не сказав на прощанье, улетел. Платон стоял посреди улицы голый по пояс, лишенный рубашки, шляпы, сервисного браслета, всего… В карманах брюк только пропуск и… Археолог вытащил несколько пластиковых жетонов. Ага! Все-таки ты везунчик, профессор Рассольников, и пусть кто-нибудь с этим поспорит. Он спешно направился в ближайший магазинчик, купил рубашку, бутылку текилы, лимон и пакетик соли.
   И тут почувствовал, что кожу противно жжет, и жжение все возрастает. Причем огнем горела та половина тела, что была обнажена во время сеанса сканирования. Платон глянул на руки. Они все были в мелних красных точках, будто в укусах. О, черт! Как бы он выглядел, если бы сканирование дошло до конца? Глоток текилы прочистил замутненные мозги и немного утишил жжение. Что делать? Бежать? Но куда? От кого?
   Платон взял раковину с пивом из водорослей и сел за столик. Первое кафе, в котором нашлись стулья – специально для людей.
   – Хорошее кафе, – сказал сидящий напротив пожилой эгеец. – Хожу сюда уже двадцать лет.
   – А я только что приехал… Эта скульптура давно здесь стоит?
   Эгеец глянул в окно и нахмурился.
   – Нет… Лет десять… ну да, ее поставили как раз в тот год, когда переименовали кафе. Прихожу и вместо вывески «Елена Прекрасная» сверкает надпись «Примавера». Мне, конечно, все равно… но как-то привык…
   – Десять лет назад кафе переименовали? – профессор насторожился.
   – Именно.
   – Почему?
   – Откуда мне знать? Был еще салон красоты с таким же названием. И его название тоже заменили на какое-то другое…
   – Одновременно с кафе?
   – Кажется…
   Эгеец махнул рукой в черной перчатке и уплыл на своем стареньком, но вполне работоспособном кресле.
   Десять лет назад все названия «Елена Прекрасная» убрали с Эгеиды. Потом, вернувшись с этой планеты, Корман выкинул статью, где упоминалась Елена Прекрасная… Но женился на женщине, которую звали Елена… Прислал посылку с куском гроба… Думай, Платон, если ты не разгадаешь эту загадку, то ты идиот!
   – Какая радость! Я с утра в поисках вашей милости… – смотритель музеев даже запыхался. Будто не летал на своем кресле, а бегал по кругу минут десять.
   И вот неожиданно нашел – в этом маленьком кафе на площади. Из окна была видна бронзовая статуя проткнутого пиками эгейца.
***
   – По поручению Императора.
   – Что хочет от меня Император? – Платон едва не спросил, не хочет ли Император сделаться ликом похожим на профессора Рассольникова, но передумал – вдруг расхотелось шутить.
   – Единственный повелитель мира, отрок Океана живого, Император дарует вам век добрый и коллекцию раковин на память.
   Смотритель разложил перед археологом на столе набор раковин. Точь-в-точь такой, какой был у Кормана. Красивая эффектная дешевка.
   – Император и Корману подарил такие раковины? – профессор почему-то не желал об Императоре говорить в почтительном тоне.
   – Откуда у вас такое знание? – изумился смотритель.
   – Видел у Кормана в кабинете.
   Смотритель улыбнулся.
   – Я передавал Корману лично дар повелителя мира, отрока Океана живого.
   – За что?
   – Как самому человечному человеку.
   – Странная формулировка. Кстати, а в Столице есть возвращенцы?
   Смотритель пискнул.
   – Нет разговора об этих выродках. Возвращенцы разбивают, рельефы и скульптуры или похищают шедевры и топят их в Океане.
   – Почему?
   – Они против искусства. Да и вообще – против новой цивилизации. Они за сушу. Только сушу! Безумцы… Надо их давным-давно уничтожить… Всех!
   – Мечтают вернуться на твердь?
   – Тсс! – прошипел смотритель и испуганно оглянулся. – Твердь – неприличное слово. Только возвращенцы его произносят. И еще – изысканцы. Мы говорим: суша… Не хотите на прощание посидеть в джакузи? Тепленькая водичка и все вокруг кипит…
   – М-м-м… прелесть. – Смотритель прикрыл глаза от восторга. – У каждого жителя Столицы джакузи.
   – Я предпочитаю Океан.
   При слове «Океан» смотритель смутился и как-то съежился, хотя не так сильно, как при слове «твердь».
   – Ну, зачем же Океан! Океан – это стихия. Нечто монументальное. Почти Космос. Для частной жизни лучше бассейн с теплой или холодной водой – как кому по нраву. Ни волнения, ни шторма, ни течений.
   – А вы когда-нибудь купались в Океане?
   – Не-ет… – У смотрителя задергался нос – созданное биокоррекцией человеческое лицо сохранило мимику эгейца.
   – Послушайте, уважаемый, не скажете ли мне, что означает восьмилистник на этих ваших рельефах? Я встречал этот знак много раз. И там, на площади, над памятником…
   – Это символ… – Смотритель нахмурился. – Символ жизненной силы… Священный для Эгеиды.
   – То есть над убитым парит знак жизни?
   – Нет… – нос смотрителя побелел и задергался. – То есть да… силы… знак силы… но другой. – Эгеец издал знакомый писклявый звук. – Отказ от старого смысла и обретение нового.
   – Какой же новый смысл, можно узнать?
   – Вместо священности жизни теперь священность смерти.
   Вдруг воздух взорвался. Пронзительный визг несся со всех сторон. Платон невольно заткнул уши. Но помогло мало. Визг все нарастал и злобной пилой резал его мозг на куски. Смотритель подпрыгнул в своем кресле.
   – Вам надо немедленно покинуть Столицу… – пролепетал он. – На Эгеиде несчастье…
   – Торнадо?
   – Нет, у принца тяжкая болезнь. Какое горе! Мы лишены счастья созерцать его удивительную красоту…
   Атлантида вздрогнул. Он был уверен, что внезапное заболевание принца как-то связано с бегством археолога, но пока не мог понять – как. Профессор Рассольников подозревал, что просто так его из Столицы не выпустят. Но что делать? Обратиться в посольство Лиги Миров, благо пропуск при нем. Или… Половину вида из панорамного окна занимала голограмма «Гибрида».
   Платон взял пакет с морскими раковинами, и выскочил из кафе, даже не попрощавшись со смотрителем. Бегом он кинулся через площадь к огромному зданию филиала. Пока эгейцы визжат, изображая отчаяние, чтобы угодить своему Императору, у археолога есть несколько минуток. Невольно профессор бросил взгляд на скульптуру в центре площади. На бронзовой струе крови, льющейся изо рта бронзовой жертвы, сидел малютка-эгеец.
   Священность смерти… Рельефы… отгадка… рядом…
   Археолог нырнул в стеклянные двери. Два здоровяка-охранника тут же загородили вход, сомкнув свои квадратные плечи в единую стену-монолит. Наверняка – клоны – рост их совпадал до миллиметра, черты лица казались слепком с одного оригинала.
   – Мне нужно видеть господина Брегена немедленно! – заявил профессор Рассольников.
   – У вас назначена встреча?
   – Нет, но…
   – Сожалеем.
   Ах, они сожалеют. Кто спорит, растрепанный тип с пятнистым лицом, в одной рубашке и с каким-то мешком в руке – личность, наверняка, не слишком уважаемая. Но Платон прекрасно понимал, что сейчас только Бреген может ему помочь покинуть Столицу. А эти двое… Атлантида повернулся к выходу и… Полный оборот, хлесткий удар тросточкой – идеальная горизонтальная черта. И как раз по глазам! Причем обоим клонам – разом. Я тоже умею говорить «нет», господа! Платон кинулся вверх по лестнице через две ступеньки. Не минуты – секунды, доли секунд отсчитывали ступени сейчас. Взвыла сирена, но на ее визг в первый момент никто не обратил внимания. Все решили: воет в память о тяжко заболевшем принце.
   До кабинета прорываться не пришлось. С Брегеном Рассольников столкнулся на лестнице. Глава филиала вновь облачился в халат цвета морской волны и в домашние тапочки. Два охранника выступили вперед, Бреген их отстранил.
   – Как я рад вас видеть, профессор… – фальшивая улыбка, фальшивый тон, но какое это имеет значение?
   – Послушайте, мне надо покинуть Столицу. И немедленно…
   Бреген взял археолога за локоть.
   – Этот переполох связан с вами?
   – Может быть… Честно говоря, я толком не знаю, что произошло.
   Платон в нескольких словах рассказал о своем приключении, опустив лишь связанные с архонтом подробности.
   – Это сканирование, разве оно опасно? Тысячи людей его делают и…
   – Про сканирование ничего не знаю, – оборвал его Бреген. – Берт, – обратился он к охраннику, – быстро найди какую-нибудь приличную одежду для нашего друга да еще маску – из тех, что носят эгейцы. Он летит вместе с нами. И никому ни слова. Если кто-то привяжется – действуй.
   Несколько минут Платон был идиотом. Неприятно, но факт… Великий воин, потом идиот. Как он позволил этим хвостатым так себя околпачить? И к тому же приступы непонятной сентиментальности. Откуда они? Похоже на вспышки внешней, театральной эмоциональности, тогда как внутренне Атлантида оставался спокоен. Платон себя не узнавал. Он покидал Столицу с тяжелым чувством. Еще несколько дней пребывания на этой планете и он будет готов… На что? Теперь он был уверен, что существует какая-то тайна, связывающая скалу на острове Дальнем, находку на дне и поддельные рельефы. Все стянуто в узел, как пучок таинственных восьмерок. Но развязывать его опасно. Кто стоит за всем происходящим? Слокс? Да, Слокса стоит избегать: достаточно заглянуть в его сумасшедшие зеленые глаза, чтобы пропали любые вопросы. Лучше все это прекратить… Да, десять миллиардов соблазнительны. Но новой жизни даже за десять миллиардов не купишь. Кормана, к примеру, миллиарды не спасли…
   – А на вашем глайдере нет случайно системы невидимости? – поинтересовался профессор, когда машина Брегена взмыла над столицей. – Я, признаться, чувствовал бы себя…
   – Мы – люди гражданские. А гражданским Лига Миров никогда не оказывает таких милостей.
   – Вы бы могли попросить…
   – Мне это ни к чему. Здесь меня никто не тронет.
   Наверное, профессор задремал во время полета и очнулся, когда из кабины глайдера был уже виден остров Сомнения.
   – Что вы теперь намерены делать? – как бы между прочим спросил Бреген.
   – Покинуть планету.
   – Нет, ваше бегство вызовет подозрения. Ведите раскопки, как ни в чем не бывало. Я постараюсь обеспечить охрану. Если почувствую опасность – немедленно вас предупрежу. И потом, по последним сообщениям, принцу стало гораздо лучше.
   Вести раскопки? Или вести допросы? Судя по всему, допросы куда перспективнее. Архонт и его единственная женщины что-то знают… Но как заставить Крто говорить? Его или Имму? Может, сержант что-то придумает? Допросы – по его части.
***
   Да, допросы были по части Дерпфельда. Едва они встретились, как полицейский приступил к этой малоприятной процедуре.
   – Как прошел визит в Столицу? – Голос Дерпфельда звучал наигранно равнодушно. Значит – оскорблен до глубины души.
   Для человека подобного склада пренебрежение власть имущих – смертельная обида. Позвали профессора Рассольникова, а про напарника даже не вспомнили. Милость любого императора – это императорская милость. Обидно.
   – Нормальный визит в ненормальный город. А ты чем был занят? Развлекался с эгейками?
   – Мне достаточно интернет-секса. Так что случилось? Я уже слышал, что…
   – Программа была насыщенной, – перебил его Атлантида. – Меня чуть не прикончили… – Про встречу с принцем рассказывать было неприятно – уж больно глупо вел себя профессор Рассольников. – Ты мне скажи, неужели сканирование внешности так опасно?
   – У меня был один случай на практике, – задумчиво произнес сержант. – Как раз в салоне красоты на Рае. Одна дама, член клуба, зазвала на Рай девчонку из начинающих интернет-див. Тайком устроила непосредственное сканирование. Контур замкнули во время процедуры, и образец буквально поджарился в сканирующем коконе. Думаю, что твой неведомый спаситель, когда разомкнул контур сканирования, слегка поджарил принца.
   – Это было сделано намеренно?
   – Может быть, и нет… Считай, это несчастный случай. В конечном счете, ты не виноват. Непосредственное сканирование запрещено уже много лет, но поскольку в таком режиме образ сканируется идеально, подобные «жаркие контакты» случаются.
   – Может, нам лучше убраться с планеты? И чем скорее, тем лучше. Хотя Бреген и советует остаться.
   – Мы ищем убийцу Кормана. Или ты забыл? А твои подвиги на поприще косметологии к делу отношения не имеют.
   – Но принц…
   – Нам нужен убийца Кормана.
   – Как раз убийцу я и нашел. Это Крто. Он сам признался.
   Дерпфельд с сомнением покачал головой.
   – Этот тип соврал. Не мог он прикончить Кормана. Просто потому, что архонт ни разу не покидал планету. Он – управляющий Северным архипелагом, и практически все время торчит здесь. Раз или два в год отправляется в Столицу на очередной сеанс биокоррекции или на выволочку к начальству.
   – Но он мог кому-то отдать приказ, – предположил Атлантида.
   – Кому?
   – Мориву… Стато… – Платон хотел назвать Имму, но передумал.
   – Кто их выпустит? Дальше Северного архипелага им путь закрыт, если не хотят угодить на шельф к стаду. Пропусков у них нет. Путешествие по Галактике – несбыточная мечта. Даже по Интернету они не могут полазать. Если уж искать убийц – то среди жителей Столицы – эти счастливчики частенько посещают иные миры.
   – Архонт мог кого-то нанять. Я имею в виду – неэгейца, – не сдавался профессор Рассольников. Ему почему-то хотелось обвинить Крто. Но пока не получалось.
   – Мог. Но кого? У меня нет ни единой зацепки. А его странное признание после сеанса биокоррекции и наркоза ничего не стоит.
   – Однако он напал на меня. Он будто сошел с ума, когда увидел, что я беседую с Иммой. Уверен, что он знает достаточно много. Надо проследить за ним…
   – Кто будет следить?
   – Ты. Надеюсь, у тебя есть опыт в таких делах.
   Дерпфельд хотел что-то возразить, но передумал. И вообще, что за наглость?! Расследованием руководит Дерпфельд, а Платон дает ему указания. Пусть лучше займется поиском информации.
***
   Странно, что сайт в Интернете об Эгейском море столь мал и беден. Несколько ничего не значащих заявлений, которые походили на рекламные проспекты дутых фирм, что всеми силами пытаются скрыть свою бедность. Вывод напрашивался как бы сам собою. Планета бедна. И к тому же тяжело больна. Но в чем ее бедность и в чем причины болезни – определить с наскока нельзя. Сайт посещали редко. Мир Эгеиды был людям чужд, и люди не слишком рвались в него проникнуть. Сами же эгейцы инопланетных гостей не любили и успешно держали оборону. Если бы людская раса захотела эту оборону сокрушить, то смогла бы – –ей все по плечу! – особенно когда речь идет о ломке и драке. Но люди обходили Эгеиду. Люди и эгейцы жили друг против друга, но друг друга не замечали. Как сосед соседа в окне домус-блока. Сосед неприятен. Вот веская причина не здороваться при встрече и не заходить в гости. Но планета… планета с таким прекрасным морем. Почему люди не попытались ее отнять? Законы и принципы оставим в стороне, то есть на обочине – там, где им положено быть, когда речь идет о добыче. Добыча – вот высшая цель. Или планету уже отняли? И пока идет медленное переваривание в желудке концерна, не стоит кричать об этом слишком громко. Во время обеда издавать громкие звуки неприлично. Надо расслабиться и получать удовольствие. Вот Император со Столицей расслабляются. И стражи расслабляются. Хотя кое-кто не выдерживает и начинает визжать от боли. Платон вспомнил Имму… И тут же тряхнул головой, одновременно прогоняя неприятное воспоминание и возвращаясь к нерешенным вопросам.