– А ты кого-нибудь знал из членов экипажа? – поинтересовался профессор у своего напарника.
   Дерпфельд тоже не аристократ, а в летную школу прошел. Настырный.
   – Знал одного. Артур Эрп – мы вместе летали на военных кораблях класса «Сирена». Но мне не посчастливилось. Потерпел аварию в туманности Бутылочной Тыквы. При этом угробил корабль. И едва не погубил спасательный шлюп. Одним словом – Тухлое Яйцо.
   – Что? – не понял Платон.
   – Туманность Бутылочной Тыквы называют еще Тухлым Яйцом, неужели не знаешь? Ты – интеллектуал.
   – Теперь и я это знаю.
   – Ага, уязвил. Думал, я не смогу?
   – Кстати, Император подарил мне набор раковин точно такой же, как и Корману. Хочешь взглянуть?
   «Как-то уж слишком стал я обидчив, точно баба», – подумал Платон.
   – Что там смотреть?
   – Ну, не знаю… неужели не интересно?
   Платон выложил перед сержантом все раковины. Завидуй! Видно же, что подобные знаки внимания тебе досаждают.
   – Такая же коллекция, как у Кормана. Почти. Потому что моя – на одну раковину больше.
   Сервисный браслет Дерпфельда рассерженно пискнул.
   – Что это значит? – изумился коп.
   Провел рукой с браслетом над разложенными на столе императорскими «сокровищами». Прибор отчаяннее запищал над третьей слева – рогатой красавицей с палевым зевом. Сержант схватил ее и выбежал в соседнюю комнатушку блока. Послышался грохот, какая-то возня, треск разбиваемой раковины. Дерпфельд вернулся, держа в руках почерневшие дымящиеся осколки.
   – Через пять часов от нас бы ничего не осталось. Вообще ничего. Разве что несколько молекул.
   – Раковина заминирована? Черт! Это что ж получается… Кто-то решил нас ликвидировать!
   – Какой ты догадливый! – Дерпфельд скорчил саркастическую гримасу. – Раковины тебе вручили в Столице. Значит, планировали убрать еще до твоего разговора с Иммой. Когда ты получил этот ценный дар?
   – Перед самым отъездом.
   – Выходит, после «болезни» принца.
   – Но с ним же все в порядке. Ну, немного поджарился, как и я… Знаешь, мне кажется, меня спас Крто. Больше некому. Сначала сломал ребра, потом вытащил из печи… Наверняка, ему хорошо заплатили.
   – Тогда надо его предупредить.
   – Хорошо, займись Крто.
   – А ты что намерен делать?
   – Загляну к возвращенцам. Эти ребята меня интересуют все больше и больше. Есть одна теорийка, которую хочется проверить.
   – Возьми с собой запасной бластер и будь осторожен. Каждые пятнадцать минут связывайся со мной. Может быть, попросить Брегена нас прикрыть?
   – Не нужно. Связь на островах паршивая. Веселисты в Столице уверены, что устранили меня. Рискнем, Вил. Цена корабля класса «Вечный бой» куда больше десяти миллиардов.
   – Мы едим то, что на суше. Птиц. Яйца из гнезд. Еще ягоды. Из рыб только тех, что ползают по деревьям. Морские сердечки, когда они уже на берегу. Но в море – ни единым щупальцем. Это наш завет. Суша наша, она – спасение, возрождение и твердь! – Неприличное слово глава возвращенцев произносил с придыханием. Для него суша-твердь была свята.
   Он состарился, и состарился давно. Но облик его остался обычным обликом эгейца – суша-твердь не возвратила ему внешности протоэгейцев и способности передвигаться на ногах. Лишь жесткие волосы стали расти на голове и загривке. Как впрочем, и у большинства возвращенцев. Нежная незащищенная кожа потрескалась от ярких лучей. Лежа на пляже, кое-кто из сектантов посыпал себя песком, уберегаясь так от ожогов, но наиболее ярые адепты идеи Возвращения не желали давать себе поблажек. Их лица, спины и ленты щупальцев превратились в сплошные язвы. Их постоянно мучили ожоги и трясла лихорадка. Больные и обессиленные, исхудавшие, они глотали таблетки само-само, чтобы заглушить боль и взбодриться. На людей возвращенцы смотрели с брезгливым безразличием. Если обычные эгейцы одновременно и недолюбливали людскую расу, и лебезили перед господами Галактики, то эти не обращали на двуногих внимания. Они сами были когда-то двуногими. Их сросшийся хвост – это нижние конечности, которыми так удобно ступать по тверди. Одно это – уже причина, чтобы встать на одну ступень с хомо сапиенс.
   Платон оглядывался, пытаясь определить, кто из членов секты может ответить на его вопрос. Хотя, что тут размышлять: уж если к кому и обращаться, то сразу к главному. И профессор направился к старому оратору. Тот выслушал человека со снисходительной доброжелательностью .
   – Мое имя Нако-май-кр-мо, – заявил главный возвращенец. – Это старое эгейское имя, без всяких сокращений вроде т-мо, к-мо. Потому что главное – суть. А не маска. Имя – суть. А внешность – маска… У Императора маска. Маска биокорректоров. Это предательство. Но мое имя – суть. Имя – это превращение в подлинного эгейца, прежнего эгейца… Уродство нынешних эгейцев, уродство планеты – в масках…
   Платон хотел заметить, что сейчас планета выглядит не так уж и плохо, если не считать уродливых следов фирмы Брегена, но благоразумно промолчал, предвидя реакцию возвращенца.
   – На правильном пути мы, а не вы. Галактика наша, а не ваша, – продолжал Нако-май-кр-мо. Из его язвы на голове сочился гной нежно-зеленого оттенка.
   – Чтобы быть главными, надо уметь воевать и побеждать, – Платон бросил, как приманку, заранее заготовленную фразу. – Насколько я знаю, эгейцы не воюют. И не воевали.
   – И вы туда же! – возмутился возвращенец. – При чем здесь это? Бред! Бред! Умопомешательство Слокса на теории Сергея Переслегина о войне и разуме. Странная теория…
   – Не знаком…
   – Вы же человек! – возмутился возвращенец и стер струйку гноя, как струйку пота. – Он не знаком! Эта тория о том, что война неотъемлемое свойство разумных существ. Что разум и война – две вещи вполне совместные. Разума нет без войны[5].
   – Возможно, вы преувеличиваете…
   – Нет! – опять перебил Нако-май-кр-мо. – Невозможно! А вот у Слокса обратный вывод. Для поднятия разумности эгейцам нужна война. Наш IQ в среднем ниже, чем у людей.
   – Многие считают этот показатель необъективным, – дипломатично заметил профессор Рассольников.
   – Не в том дело! – отмахнулся возвращенец. – У Слокса культ войны. Война – это путь сплочения стада, утверждение альфа-самцов. Лишь для воинов возможно возрождение. Вот откуда эти мерзкие рельефы и статуи! В Столице на улицах скульптуры эгейцев с металлическими мечами, торчащими из тел.
   – Не видел. Видел убитого из бронзы…
   – Они там! – бесцеремонно перебил его Нако-май-кр-мо.
   – Но, может быть, эгейцы когда-то воевали…
   – Чушь! Драка только за самок в период гона. И все. Это мечта Слокса – убийство и смерть. Мерзкий рельеф на площади острова Вдохновения – его затея. Пусть полежит теперь на дне, разбитый на куски.
   – Значит, я нашел новодел, созданный по приказу Слокса? – Профессор Рассольников изобразил разочарование вполне убедительно: можно было подумать, что он только сейчас узнал, что плита поддельная.
   Нако-май-кр-мо самодовольно заурчал, как сытый кот.
   – Удивление? Разочарование? Не у вас первого. Корман – тоже. И опять же по поводу этого дурацкого рельефа.
   – И вы сказали Корману то же, что и мне?
   – Ну, разумеется! – Возвращенец обиделся – неужели кто-то усомнился в его честности?
   – И Корман поверил?
   – Нет. По словам Кормана: мы – самая мерзкая, самая кровожадная раса в мире. Ответом ему – мой смех в лицо. Ему и веселистам, и их дешевым картинкам. Нелепо: их подделки с изображением войн – доказательство великого прошлого! Поддельному прошлому место на дне. Сильные эмоции – наша пагуба.
   – Как это? Венерические заболевания?
   – Нет. Гордость морем, любовь к нему, ни дня без моря. Купание, все лакомства – исключительно из морепродуктов. Безумие, страсть, почти религия. Постоянные купания… – в голосе Нако-май-кр-мо слышалась странная экзальтация. – Но в морепродуктах в те годы слишком много мутагенных веществ. Понимание пришло слишком поздно. Мутации. Изменения. Взрыв ярости и гнева. Все корабли на дне! Мы приняли решение – не надо больше кораблей.
   Эгеец весь дрожал, как будто заново переживал с Эгеидой ее катастрофу.
   – Если у меня возникнут какие-то вопросы, я еще к вам загляну…
   – Это вряд ли! – фыркнул возвращенец, и комок гноя сорвался с его растрескавшихся губ. – Мечта Крто – наше удаление с архипелага. Давние слухи, что наше место отныне на Дальнем, но пока мы еще здесь. Но угроза высылки – тенью над нами. Места на тверди нет для нас. Старая баржа и дно Океана – для нас. Такова мечта Столицы. Таково исполнение Крто.
   – Но вы же умеете плавать!
   – Многие демонстративно разучились.
   Атлантида посмотрел на лежащих на земле возвращенцев. Один вроде как через силу жевал какого-то червяка.
   «Чем они питаются? Неужели только рыбами, ползающими по деревьям?» –подивился Платон.
   Когда профессор Рассольников вернулся после своего не слишком успешного визита к возвращенцам, он обнаружил в домус-блоке гостя.
   В кресле, положив ногу на ногу – совсем по-человечески – сидел Крто. Вместо хвостового чехла эгеец надел брюки из черной кожи. Чехол, однако, был при нем и висел сейчас на спинке кресла-антиграва. Для людей архонт хотел быть человеком, для эгейцев – своим в человечьей маске.
   – Я пришел к вам с предложением, – заявил Крто. Надменности в нем заметно поубавилось. Зато лицо его еще меньше стало походить на маску. Если так дело пойдет, то вскоре мало кто догадается о биокоррекции. – Надеюсь, у вас хорошая защита, и нас не подслушивают? – Архонт сделал значительную паузу.
   Он был бледен – особенно нос. Значит, трусил, и изрядно.
   – Нас не подслушивают, – заверил его сержант Дерпфельд.
   – Жизнью рискую не только я. Но и Имма. И вы тоже. – Тон Крто показался слишком уж патетическим. Или он так старательно пытался подражать людям даже в интонациях?
   – Гарантирую, вас никто не услышит, – повторил Дерпфельд.
   Платона их торг рассмешил. После покушения уже не имело значения – подслушают их или нет. Ясно, что кому-то они наступили на хвост. Интересно, насколько чувствителен хвост у эгейцев?
   – Ваш браслет… – Крто протянул профессору его сервисный браслет. – Вы его забыли… случайно. В клинике.
   – Кстати, что с принцем? Не просветите ли нас? Бреген сообщил, что он взял себе внешность тритона.
   – Взял первого, кто попался под руку, – пояснил Крто и, видя, что собеседники его не поняли, пояснил: – Разрыв контура во время сканирования вызвал сильные ожоги верхней части тела, принц впал в кому. Для нейтрализации последствий аварии взяли первый попавшийся объект и провели повторное сканирование.
   – И этот… как вы его назвали… «объект»… погиб?
   – Может быть. Но не обязательно.
   – И… об этом что, все знают…
   – Не отвлекай нашего гостя, – одернул его сержант. – Итак? – сурово нахмурил брови Дерпфельд.
   – Корабль «Елена Прекрасная» потерпел десять лет назад аварию и упал в Океан, – сообщил Крто.
   – Об этом можно прочесть в Галактическом Интернете, – заметил Вил Дерпфельд. – Если вы, конечно, пользуетесь Интернетом.
   – Послушайте, я знаю, что вы относитесь ко мне с неприязнью. Но ваше появление здесь нарушило мои планы. И мы волей или неволей должны стать союзниками. – Архонт не скрывал раздражения, но старался говорить спокойно. Уверенный тон маскировал волнение.
   – Изумительная логика! – воскликнул Платон. Ему хотелось дать Крто по зубам – только за его потрясающую наглость.
   – Ваши планы? И каковы они? – сержант явно к чему-то вел разговор, но профессор пока не понимал – к какой цели.
   – Обещайте, что спасете Имму. И все… И все… – Крто издал тонкий, совершенно невозможный писклявый звук. Предел эмоций. Археологу стало не по себе.
   – Успокойтесь, – попросил Дерпфельд.
   Крто что-то сунул в рот. Как показалось Платону – таблетку. Коричневую. И еще ему показалось, что он уловил едкий запах морских водорослей. Само-само?
   – Я кое-что знаю о вас, и знаю, что вы не способны на подлость, профессор, – заявил Крто, обращаясь именно к археологу. – Говорю о подлости в том смысле, в каком ее понимают люди.
   – У эгейцев иные понятия о подлости? – Атлантида не скрывал сарказма. Но поймет ли сарказм эгеец?
   – Разумеется. – Крто то ли не понял, то ли сделал вид, что не понимает.
   Более он ничего не успел сказать. Дверь испарилась, и в комнату ворвались стражи.
   Однако и Крто был стражем прежде чем стать архонтом. Даже откорректированное тело не утратило своих реакций. Пусть у нападавших функциональные перчатки намертво сращены с оружием – Крто почувствовал опасность за миг до того, как дрогнула дверь. И потому, едва эгейцы возникли на пороге, Крто уже целился в первого, что рвался вперед. Разряд бластера пришелся в шею – как раз между маской и воротом бронежилета. А говорят, эгейцы не могут убивать! Платону некогда было хвататься за кобуру. Зато тросточка оказалась в руках. И он подцепил тросточкой ближайший стульчак и ловко вывернул стража на пол.
   – Твердь! – выругался страж. И тут же получил каблуком в нос – а нос у эгейцев необыкновенно чувствителен.
   Третьего расстрелял из бластера Дерпфельд.
   – Нас подслушивали… – завопил Крто. И собрался выскочить в коридор. Но Дерпфельд отстранил его и нырнул наружу сам – как в воду. Послышался тонкий визг, затем хрип и тяжкий шлепок – явно падение грузного тела.
   Крто вылетел на своем кресле и помчался по коридору домуса. Крак! – он вырвался наружу и полетел над морем, явно преследуя кого-то в воде, справедливо рассудив, что модернизированное его тело вряд ли может соревноваться в скорости с коренным эгейцем. Зато кресло летело быстрее. Крто снизился к самой воде и… нырнул.
   Что происходило там, в глубине, угадать было трудно. Однако вспышки разрядов говорили, что погоня Крто была не напрасна. Платон ждал, но эгеец не возвращался.
   – Он погиб или попросту смылся? – спросил Дерпфельд.
   – Скорее сообщи Брегену о покушении. В конце концов, именно Бреген обеспечивает нам безопасность на Эгеиде, – предложил археолог. – Надо заметить, плохо обеспечивает.
   – Это несложно. А потом?
   – А потом мы берем глайдер и летим на Дальний.
   – Зачем?
   – Я уверен, что стена что-то скрывает. И я хочу знать – что. К тому же корабль где-то там, на старом шельфе. Так сказала Имма. Без корабля я с планеты не уйду. Рискнем. – Он был как в лихорадке. Он чуял – цель близка. Теперь его никто не мог остановить.
   – Крто запретил появляться на Дальнем, – напомнил сержант. – Под водой еще можно рискнуть. Но на суше…
   – Ты уверен, что мнение Крто сейчас кем-то принимается во внимание?
   – Ладно, пусть архонт со своими эгейцами разбирается сам. Осматриваем твою стену, потом ищем корабль и связываемся со Службой Безопасности. Но учти, надо действовать быстро. Мертвецами нас уже не считают…
   – Предупредим Брегена, пусть нас прикроет. Сутки у нас будут. А за сутки можно многое успеть.

ГЛАВА 10
ПАДЕНИЕ СТЕНЫ

   Документ 10.
   Островитянин 7 – центру. (Совершенно секретно)
   Линию поведения относительно архонта надо немедленно изменить. Цель – остров Дальний. Гости на правильном пути. Окончательное местоположение Джи-джиду выяснится в ближайшее время. Объект в курсе событий. Обеспечиваю дозированную информацию. Один из камней мной определен. Прикрытия нет. Риск ликвидации очень высок.
   Прошу до прибытия основной группы прислать трех агентов для прикрытия.
   Архонту не доверяю. Он столько лет дурил нам мозги.
   Платон стоял перед стеной на острове Дальний. И в руках его был мощнейший резак, чудо современной техники. Резак мог проделать отверстие в несколько миллиметров и за час снести всю макушку горы. Чудная вещь! Умница Дерпфельд прихватил его на всякий случай. Однако Платону пришлось уламывать сержанта целых пятнадцать минут, прежде чем тот разрешил приметить резак здесь, на скале.
   Итак, сейчас археолог разрушит стену и найдет свой пергамский алтарь. Свою гигантомахию. То, что сержант носит фамилию Дерпфельд – а Дерпфельд был когда-то знаменитым археологом, – было всего лишь совпадением. Но совпадением высшего порядка, заранее утверждавшим близость истины.
   Атлантида включил резак на малую мощность. Луч вошел в стену, как в масло. Через минуту плита с грохотом рухнула внутрь. Поднялась туча пыли. А в лицо Платону пахнуло смрадом. Археолог запоздало натянул на лицо респиратор. Огляделся. Жаль, что плита упала именно так. Теперь не определишь, был ли внутри какой-то рельеф. Платон шагнул в открывшийся зев пещеры и внимательно оглядел остатки стены. Две другие плиты опирались на грубо обтесанную поверхность скалы. Однако ширина выступавшей части была вполне достаточной, чтобы разглядеть внутреннюю поверхность камня. Плиты изнутри оказались совершенно ровными. Не было здесь никакого алтаря, никакой гигантомахии. Все вздор. Очередная мистификация Кормана.
   Но, может быть, сама пещера скрывает нечто важное?
   Профессор Рассольников включил мощный фонарь. В глубь пещеры вела лестница из высеченных в камне ступеней. Атлантида стал спускаться. Очень медленно. Детектор на сервисном браслете показывал, что количество примесей в воздухе возрастает. Луч фонаря прыгал по стенам. И наконец уперся… Платон сначала не понял, что перед ним… какая-то серая масса с белыми вкраплениями. Наконец сообразил, что белое – это кости. Медленно спустился он еще на несколько ступеней. Прямо у его ног лежал череп. Археолог поднял. Череп был, несомненно, человеческий. В белой лобной кости зияла дыра. Платон осторожно положил череп на прежнее место. Взял другой. Бедный Йорик… то есть человечек… У этого была срезана вся макушка… Атлантида огляделся. Берцовые кости… острые ребра… позвонки… все было свалено в кучу. Когда-то тела лежали друг на друге. Тела людей – не эгейцев. Или… эгейцев? Когда-то жители Эгеиды были похожи на людей. Но уж больно хорошо сохранились с тех пор. Герметично закрытое помещение? Даже частицы плоти – вон там присохло немного кожи, а там… Атлантида поднял еще один череп. И под ним полуистлевший кусочек искусственной кожи. Видимо, остаток ремня… Стер какую-то липкую на ощупь, жирную грязь… Сверкнула голограмма. Планета, кольцо, четыре звезды. Космофлот Лиги. Платон попятился. Споткнулся и едва не упал.
   Как говорил Нако-май-кр-мо? Начнешь воевать, и IQ возрастет… Чистый подвиг уничтожения. Так вот, куда ведет цепочка фальшивых рельефов.
   «Ничего себе, повоевали», – пробормотал профессор Рассольников.
   – Ты подписал нам смертный приговор, – услышал он за собой голос и обернулся.
   В кресле-антиграве сидела Имма. В полумраке пещеры – свет падал через пробитую дверь – лицо ее казалось призрачным и светилось. Да, именно светилось – эгейские красотки используют светящуюся пудру из раковин глубоководных моллюсков.
   – Что это значит? Откуда здесь эти скелеты? Это экипаж корабля? Экипаж «Елены Прекрасной»?
   – Объяснять некогда. Надо бежать.
   – Подожди… Я не могу так уйти…
   – Выгляни наружу и сам все увидишь.
   Археолог помчался назад к выходу. Выскочил на Площадку. Внизу волновалась зелень острова. И по ней то там, то здесь бежали дорожки мелкой ряби.
   – Это стражи спешат к нам, – пояснила Имма, подлетая на своем антиграве. – У тебя есть кресло?
   – Есть… – механически отвечал Платон.
   – Седлай его, и летим. И да поможет нам прилив!
   Атлантида вскочил в кресло. В последнюю секунду догадался прихватить резак. Когда они поднялись в воздух, вслед им ударили с разных мест лазерные лучи. Однако стражи оказались плохими стрелками. Ни один выстрел не задел ни Имму, ни Платона. О том, чтобы преследовать беглецов, стражи не могли и думать: их кресла с трудом отрывались от поверхности, в то время как кресла Иммы и Атлантиды летели птицами.
   Тем временем Имма, не обращая внимания на пальбу, нажала кнопку сервисного браслета:
   – Крто! – выкрикнула она. – Беги!
   И тут же отключила связь.
   Они стали снижаться. Зарядов кресла надолго не хватит. Но далеко лететь и не было нужды: на маленьком островке Платона ждал глайдер. Почему-то археолог надеялся, что стражи не догадаются сюда заглянуть. Им повезло: глайдер был на месте. И Дерпфельд по-прежнему его охранял.
   Все трое заскочили в машину, и глайдер взмыл в небо.
   – Вы можете укрыться на базе Брегена, – предложила Имма. – А я должна найти Крто. – Она замолчала и посмотрела на археолога. – Но я сомневаюсь, что вас пропустят на базу. Слокс понимает, чем рискует. Да, уже поздно… – Имма вздохнула и указала на пять или шесть синих глайдеров, летящих встречным курсом. – Нас не пропустят…
   – Что произошло! Черт возьми! – Закричал Дерпфельд. – Кто-нибудь может мне объяснить.
   – Нам нужно убежище, – бормотала Имма. – А я должна найти Крто. Да, решено… Я укрою вас на черной скале… Но сначала вы должны оторваться от погони. И выжать из этой посудины максимум…
   – Посудина? – обиделся Дерпфельд. – Это новейшая модель. А ваши толстопузые красавцы устарели в прошлом тысячелетии.
   Вышло, однако, что годились – на свою службу безопасности Император не скупился. Глайдеры преследовали беглецов, и если отставали, то очень медленно.
   – Он черпают энергию из Океана, – сказала Имма. – Это наши специальные модернизаторы… Я слышала… – добавила она.
   Дерпфельд стиснул зубы и скомандовал управляющему компу:
   – Подъем…
   Океан сразу исчез. Осталось только небо. Перегрузок не чувствовалось – работали компенсаторы, зато возникло легкое головокружение, пьяное ощущение нереальности и желание отстегнуть ремни и шагнуть…
   Потом все вернулось – тяжесть и Океан внизу – разом.
   Только глайдеры исчезли.
   – Они запеленгуют нас, – предрек Атлантида.
   – Нет… там, где я вас спрячу, – никогда. Имма рассмеялась совершенно по-человечески.
   Глайдер подлетал к черной скале, торчащей из Океана острым зубом. Волны обтекали утес, будто был он нереальностью, призраком: нигде ни намека на белую кипень прибоя. Глайдер стал спускаться. В черной скале вдруг возник черный проем. У вырубленного в камне входа сидели четыре неподвижных изваяния, по два с каждой стороны. И над входом распростерла крылья огромная птица, чем-то похожая на орла. Когда-то позолота украшала ее крылья. Теперь от золота осталось несколько крупиц. Люди спрыгнули на узкую площадку перед храмом, Имма вылетела в своем кресле, а глайдер помчался дальше на автопилоте. Через сотню километров он, взорвавшись, рухнет в воду над самой глубокой океанской впадиной. Имма надеялась, что их преследователи поверят в гибель беглецов. Хотя бы в первый момент.
   Жаль машину. О потере придется еще составлять отчет для полиции Райского уголка и долго обосновывать, почему машиной надо было пожертвовать. Если, конечно, сержант Дерпфельд останется в живых.
   – Разве они не могли проследить за нашей высадкой? – недоверчиво спросил Платон.
   – Черная скала – обиталище древних божеств, – заявила Имма. – Поэтому я и просила подвести глайдер как можно ближе. Поверхность скалы и зона в радиусе сотни метров не сканируется. А теперь идемте. Два дня нам придется пересидеть здесь.
   Они вошли в галерею. Сразу стало темно. Свет из двери за их спиной не попадал внутрь – его как будто отсекало невидимое зеркало. Лучи фонарика выхватывали стоящих вдоль стен каменных гигантов. Они упирались головами в потолок. Круглые головы, широкие плечи, узкие бедра. Бесстрастные лица, похожие одновременно на человеческие и на эгейские, огромные выпуклые глаза. В лучах фонарика полированный черный камень блестел, и, казалось, глаза каменных стражей смотрят на непрошеных гостей вопросительно и строго.
   Беглецы прошли несколько шагов и уперлись в ровную стену. Дальше пути не было.
   – Это и есть твое убежище? – насмешливо спросил профессор Рассольников. – Не очень-то просторное.
   Имма не ответила. Она пошарила рукой по стене. И что-то сделала – то ли нажала невидимую пластину, то ли что-то повернула. Что именно – Платон не понял. Но медленно поехала вверх массивная плита, и за нею открылась узкая галерея. Луч фонарика, метнувшись, потерялся в ее глубине.
   – Идем! – кратко воскликнула Имма и первой влетела на своем кресле в галерею.
   – Это ловушка! – сказал Дерпфельд. – Девица нас заманивает.
   – Спроси, что он видел! – Имма вернулась и толкнула археолога в бок. – Ну, там, на скале, на острове… что ты видел…
   – Скелеты… скелеты людей… Целое кладбище… И у первого черепа, который я осмелился взять в руки, была здоровенная дыра во лбу.
   – Откуда там люди?.. Это… – Дерпфельд не договорил.
   – Экипаж, – сказала Имма и медленно полетела по галерее.
   Платон шагнул вслед за ней. Дерпфельд, поколебавшись, тоже. Дверь за их спиной закрылась. Они двинулись за Иммой. В свете фонариков сверкал отполированный черный камень с красными и зелеными прожилками. Стены были идеально ровными, а свод образовывал волну: то поднимался, то опускался, выписывая в местах встречи со стеной идеальные полукружья.
   – Мы попались в ловушку, как крысы… – прошептал сержант.
   «О да…» – мысленно поддакнул Платон. Что заставило археолога поверить Имме? Что? Ее льстивые слова, будто бы он, Платон, хороший парень, в отличие от Кормана? Или смесь отчаяния и ненависти в ее глазах там, в таверне?