Страница:
– Что ты хочешь, малыш? – спросил врач, узнав юного слугу Валентины.
– Объяснений! – быстро ответил Зизи. – И удовлетворительных к тому же! – Заявление выглядело настолько неожиданным, что Морис Юбер был ошеломлен.
– О чем это ты говоришь? – спросил он.
Но Зизи был рассержен. Резким взмахом руки он прервал Мориса Юбера.
– О! Все в порядке! – произнес он. – Господин доктор, не надо стращать меня! Мы живем в республике, прежде всего! Затем, я совсем не боюсь! И наконец, вы влюблены, и только поэтому я вам прощаю многое…
От крайнего изумления Морис Юбер перешел к абсолютному непониманию…
– Я влюблен?.. – повторял он. – Мы живем в республике?.. Однако, ты сошел с ума, мой мальчик?
– Возможно! – ответил Зизи. – Но я не люблю, когда мне об этом говорят. Кроме того, если я сумасшедший, то вы мерзавец! Вот!..
На этот раз Морис Юбер подскочил к груму и основательно его встряхнул:
– Ну, чертенок, – пробормотал он, – что это тебя разбирает?
– Ничего! – сказал Зизи. – Не надо так расстраиваться: у меня приступ откровенности.
И выскользнув из рук доктора, Зизи объявил, бросаясь за кресло:
– Прекрасно! Вы мерзавец! Разве это хорошо, оплачивать Гаду, чтобы я ей раскрывал все фокусы! Это не поступки влюбленного, так действуют шпики! И потом – Гаду, вот гадость-то! Еще немного, пять минут первого вместо без четверти двенадцать дня, и я был бы схвачен за участие в краже другой барышни! Господин доктор, это была ваша ошибка! Вот и все!..
Если бы земля обрушилась под его ногами и пламя вулкана заволокло его мирный рабочий кабинет, и тогда доктор Юбер не был бы более удивлен…
– Гаду? – повторял он. – Кто это такая? А кто такая другая барышня? Почему ты был бы схвачен в пять минут первого вместо без четверти двенадцать…
– Хватит говорить! – возразил Зизи. – Сядем, принц, вот и все дела. Святая истина, я скажу вам все, что знаю, но надо, чтобы вы дали мне честное слово, что будете откровенно отвечать. Ну как, идет?
Вульгарная речь грума, хорошо вышколенного на службе у Валентины, который, казалось, внезапно стал хулиганом, поведение Зизи, его непонятные заявления, все это подтверждало Морису Юберу, что, очевидно, произошло что-то странное, какое-то новое событие. И, следовательно, надо иметь терпение и не выставлять своего собеседника сразу же за дверь. Тогда он спокойно уселся и сказал:
– Говори! Рассказывай все, что ты хочешь! До настоящего момента я ничего не понял из того, что ты говорил. Постарайся выражаться яснее! Ну, начинай! Я тебя слушаю!
И Морис Юбер стал слушать странную обвинительную речь, которую Зизи с дьявольским апломбом произносил против него!
Грум пустился в объяснения. Оказывается, он сам был уверен в том, что Гаду нанял молодой доктор, чтобы шпионить за Валентиной де Леско. Он не скрывал того, что передавал Гаду некоторые сведения. Он также ничего не утаил о своей двусмысленной роли, которую играл, разумеется совсем невольно, при похищении барышни из «Деревянных коней».
Наконец он сказал, став снова вежливым:
– Видите ли, господин Юбер, мне хотелось бы верить, что это не ваша ошибка, но все-таки вы были неправы, поручив Гаду следить за баронессой Валентиной де Леско. Такие вещи не делаются!.. Вы ей слишком много говорите… Она знает все, что происходит в особняке на улице Спонтини… Ведь это вы ее информируете…
При этих словах Морис Юбер наконец взорвался.
– Но, черт подери, – закричал он, – я никогда не делал ничего подобного! Я не знаю никакой Гаду! Я абсолютно не в курсе темных делишек этой женщины! Я совершенно не участвую в том, что происходит…
Теперь Зизи уже ничего не понимал!
Если Гаду не была на жалованьи Юбера, кто же ее нанял? И если доктор ее не знал, кто же ей рассказывал о семье де Леско?
– Господин Юбер, – произнес Зизи, немного подумав, – то, что вы сказали, может быть, и правда, а, может, и нет! Я ничего об этом не знаю! Но правда то, что Гаду замышляет нехорошее дело против моей бывшей хозяйки! Поэтому, если вы действительно неравнодушны к мадам Валентине, то постараетесь вывести все это на чистую воду… Хотите видеть Гаду?
Морис Юбер не колебался…
Впрочем, молодой врач уже размышлял о странных заявлениях Зизи, и чем более он об этом думал, тем более поведение грума казалось ему странным, даже подозрительным.
«Действительно, надо, чтобы я пролил на это свет! – подумал Морис Юбер. – Все заставляет предположить, что на самом деле замышляется какая-то таинственная махинация против Валентины… Впрочем, кто эта другая молодая женщина?»
Морис Юбер ответил Зизи:
– Да! Я хочу видеть Гаду! Ты меня отведешь к ней… и постарайся не сворачивать с дороги…
Морис Юбер поднялся. Он зашел в свою комнату, чтобы одеться, сунул в карман револьвер, затем вернулся к Зизи, который начал раздумывать, чем окончатся все эти приключения…
– Куда мы пойдем, чтобы встретить эту женщину? – спросил Морис Юбер.
– На ратодром… Я вас поведу…
Зизи действительно отвел Юбера на ратодром, где он обычно встречал Гаду. Однако на этот раз Гаду там не было, что изумило Зизи и лишь немного удивило Мориса Юбера, который в глубине души полагал, что грум насмехается над ним, а возможно, ищет случая, чтобы втянуть его в западню…
– Итак, – спрашивал ежеминутно доктор, – где же эта таинственная старушка?
– Пока ее здесь нет! – отвечал Зизи. – Подождем…
Но когда Морис Юбер в двадцатый раз задал груму этот вопрос, он увидел, что того уже не было рядом с ним!
Воспользовавшись давкой среди завсегдатаев ратодрома, Зизи исчез…
Зизи прекрасно отдавал себе отчет в том, что доктор Юбер относился к нему с подозрением. Он полагал, что отсутствие Гаду произведет самое неблагоприятное впечатление на Юбера, и без колебаний Зизи предусмотрительно решил отступить!
– Короче говоря, – сказал себе грум, – я стащил кошелек Валентины… значит, не следует слишком привлекать внимания к себе! Отомстить за себя – хорошо, но дать сцапать себя – просто глупо!..
– Не хотите ли стакан молока, мадам Валентина?
– Спасибо, Тереза, не хотелось бы вас беспокоить…
– О! Никакого беспокойства, мадам Валентина!.. Как раз только что подоили Чернушку, если это вам доставит удовольствие…
– Конечно! Я не говорю нет.
– Тогда я вам сейчас подниму полный кувшин.
Элегантная Валентина де Леско уже четыре дня находилась на земле Нормандии в десяти километрах от Гавра, в местности, называемой Гран-Терре. Она удобно устроилась в небольшом домике, стоящем на дороге, соединяющей Гавр и Фекамп, который служит почтовой станцией для смены лошадей и одновременно харчевней для многочисленных извозчиков.
Как Валентина оказалась там?
Доктор Морис Юбер, напуганный нервозностью молодой женщины, событиями, которые множились вокруг нее в Париже, твердо настаивал перед бароном де Леско, чтобы Валентина немного отдохнула. Однако молодой человек не хотел, чтобы ее отдых носил искусственный характер, как это бывает на модных пляжах, на ведущих курортах или в комфортабельных отелях.
– Нужен лишь, – заявил Морис Юбер, – настоящий отдых, полный покой, который можно получить только в деревне, куда даже газеты на пару дней запаздывают, где нет парижан, где нет городов!
Как раз оказалось, что барон де Леско был знаком с Луи Дюкло из Гран-Терре, хозяином трактира, немного егерем, немного фермером, добрым малым, бывшим кучером барона, который охотно приютит его жену, примет ее на полный пансион.
Действительно, Валентина нашла в Гран-Терре, в простом, но чистом доме Луи Дюкло самый сердечный прием, самый лучший уход.
Тереза, молодая жена Луи Дюкло, кокетливая нормандка, у которой глаза загорались всякий раз, когда надо было налить бокалы сидра проезжающим морякам, по-настоящему расположилась к Валентине. За ней ухаживали не просто как за приезжей, которая платит хорошие деньги за пользование скромной комнатой; ее лелеяли, ее великодушно окружали многочисленными знаками внимания и делали все это так просто, спокойно, что чувствовалось – для семейства Дюкло естественно быть добрыми, сердечными, стараться доставить удовольствие.
Впрочем, пребывание в Нормандии приносило Валентине огромную пользу. Молодая женщина теперь хорошо выглядела, крепко спала, ела с аппетитом. Она больше не думала о необычных случаях вмешательства «Жапа», она забыла о краже кулона и о тревожных обстоятельствах, сопровождавших кражу, она, к счастью, забыла и о таинственных черных цветах, которые неоднократно получала и которые ее глубоко волновали.
В этот вечер Валентина, рано пообедав, поднялась в свою комнату, устроилась в большом кресле около открытого окна и мечтала, глядя, как наступающая ночь окутывала тишиной заснувшую деревню, поля, уходящие в бесконечность, дорогу, которая терялась вдалеке.
Но вот стали слышны тяжелые шаги Терезы по деревянной лестнице.
Нормандка поднялась, осторожно держа большую фаянсовую кружку, в которой пенилось парное молоко.
– Держите, мадам Валентина, – сказала она, – пейте, набирайтесь сил, в Париже вы не часто сможете найти такое!
И Валентина искренне подтвердила, что, действительно, молоко, которое ей приносили здесь, имело совсем другой вкус по сравнению с тем, что она получала в Париже, даже обращаясь на самые известные фермы, к самым прославленным поставщикам.
– Пейте, – повторяла Тереза, – пейте на здоровье!
Валентина вернула пустую кружку, она слегка усмехнулась.
– Если вы продолжите, Тереза, – пошутила молодая женщина, – ухаживать за мной подобным образом, вы заставите меня располнеть, и моя портниха и белошвейка будут упрекать меня!..
Но нормандка пожала плечами.
– Ну и ладно! Тем хуже для них! – ответила она с беспечностью. – Видите ли, мадам Валентина, если в Париже для того, чтобы выглядеть красивой, надо быть больной, я предпочитаю оставаться в моей деревне!..
Действительно, бросалось в глаза пикантное различие между изысканной и нежной красотой Валентины и здоровой свежестью деревенской девушки.
Возможно, Тереза была права, и ее красота казалась предпочтительнее, чем красота этой светской дамы из Парижа? Однако было достаточно поздно, чтобы начинать дискуссию по эстетике! Валентина перестала смеяться и заявила:
– Хорошо, будет видно, Тереза, возможно, я действительно приму решение пополнеть! В любом случае, ваше молоко бесподобно! Спасибо! Теперь я пойду в постель и просплю до завтрашнего утра…
– Вы прекрасно сделаете, мадам Валентина. Только подождите, я скажу Луи, чтобы он закрыл ставни. Тогда дневной свет вас не обеспокоит…
Тереза спустилась на первый этаж, позвала мужа.
– Луи! Эй! Луи! Поднимись закрыть окна у нашей парижанки!
– Ладно! Ладно!
Луи Дюкло, который курил трубку, сидя на стуле на краю дороги, поспешил покинуть свой пост. Он прислонил лестницу к фасаду дома, залез и закрыл ставни в комнате Валентины.
– Спите спокойно, мадам, и позвольте пожелать спокойной ночи!
– Спасибо, вы также спите спокойно…
С этого момента в домике на Гран-Терре все утихло. Валентина начала медленно раздеваться, улыбаясь и забавляясь отсутствием комфорта в своей сельской жизни.
Но, тем не менее, в этот момент ей было совершенно все равно, что она лишена роскоши, которую в Париже, однако, считала обязательной. Зачем ей нужна была мебель из белого дерева, если на большом матрасе, обитом натуральной шерстью, под мягкой периной, на грубых простынях, приятно благоухающих лавандой, ей спалось так, как никогда ранее в ее комнате, стены которой обиты шелком?
Она уже представляла пробуждение на следующее утро, когда, открыв деревянные ставни и зная, что соседей нет, она пойдет в ночной рубашке, чтобы насытиться по горло – как говорила Тереза – необъятностью полей, равнин, холмов…
Дом в Гран-Терре, где отдыхала Валентина, был построен по образцу почти всех нормандских ферм. Строения обносились невысокой глинобитной стеной в рост человека, которую окружали тополя. Перед дверью дома имелась большая травянистая лужайка, засаженная корявыми яблонями, и лишь со стороны фасада находилась высокая ограда, которая была обращена на дорогу в Гавр.
Вокруг простирались необозримые поля, и ветер с моря, находившегося в пяти-шести километрах, постоянно освежал атмосферу сильными порывами соленого ветра, оставляющего на губах острый привкус соли и морских водорослей.
Валентина лежала в своей большой, очень удобной постели, пружины которой немного поскрипывали. Она закрыла глаза и ожидала погружения в сон. Было около десяти часов с половиной, то есть для обитателей Гран-Терре очень поздно, так как Луи Дюкло, его жена и слуги, работник с фермы и девушка, обслуживающие хлев, обычно ложились спать в половине девятого, сразу после ужина, и в наступившей ночи не было слышно никакого шума.
Вдруг, в то время как задремавшая Валентина понемногу погружалась в сон, начала лаять одна из собак фермы.
Животное лаяло своеобразно. Вначале оно издавало глухое рычание, а затем отчаянно визжало.
Послышался голос Луи Дюкло:
– А ну-ка замолчи, Пато!
Но собака залаяла еще сильнее.
– Вот я тебе покажу, только поднимусь!..
Напрасный труд! Лай усилился.
Был ли это просто лай? Внезапно проснувшаяся Валентина вздрогнула.
– Боже мой! – прошептала молодая женщина. – Можно сказать, что животное воет к смерти!
Пато, так звали собаку, выла по-настоящему. Ее заперли, как обычно, в нижнем зале дома, там, где Тереза подавала сидр клиентам, которых случай приводил в ее заведение, и это помещение располагалось как раз под комнатой Валентины. Молодая женщина слышала, что собака оглушительно шумела, бегала, прыгала на дверь, казалось, пришла в неистовую ярость.
Слышала ли она кого-нибудь? Чуяла что-то? Валентина уселась на постели.
В этот момент голос Луи Дюкло прозвучал более громко:
– Замолчи, Пато! Замолчи! Что случилось с этим животным сегодня?
Однако страху нельзя приказать!
С безумной силой сверхъестественный ужас охватил Валентину, хотя кроме лая собаки его ничто не могло вызвать. В одну секунду она представила самые страшные катастрофы. Воры, которые стараются проникнуть в Гран-Терре, убийство, которое совершается по другую сторону от тополей, кто-то, умирающий во дворе фермы…
– Дюкло! Луи! Луи! – позвала Валентина сдавленным голосом.
– Эй! – раздался голос Терезы. – Я тебе ясно сказала: ты разбудил нашу парижанку.
Но Дюкло уже соскочил с постели, вышел из своей комнаты и подошел к двери Валентины.
– Спите, мадам! – крикнул он. – Ведь эта пустолайка Пато вас разбудила? Наверное, собака услышала проезжающую повозку. Подождите! Сейчас я ее накажу…
Услышав голос Дюкло, здорового парня, Валентина успокоилась.
– Извините меня! – ответила она. – Я по-глупому пуглива, вот и все!
Впрочем, собака смолкла. Услышав, что поднялся ее хозяин, животное поняло, что ему угрожает трепка.
Луи Дюкло позвал собаку:
– Сюда! Пато! Где ты, проклятая собака?
И затем в тот же момент вновь раздался злобный лай, новый приступ ярости у собаки, которая должна была радостно встречать своего хозяина, но вместо этого продолжала кидаться на дверь!
Тогда страх снова овладел Валентиной. Молодая женщина поднялась. Она накинула пеньюар, а затем, приоткрыв дверь, крикнула:
– Что там происходит, Луи?
В коридоре Валентина заметила также Терезу, вышедшую из комнаты, которая казалась, как и Валентина, достаточно взволнованной.
– Луи! Луи! – позвала нормандка. – Посмотри, что случилось с Пато?
Луи наконец ответил, но голос его был странным, немного дрожал!
– Честное слово! Я не знаю, что с ним! Совершенно не знаю! Он мечется, как одержимый!..
Обе женщины услышали, как Дюкло поднял железные засовы, закрывающие дверь в нижний зал.
– Уверен, – закричал нормандец, – происходит что-то необычное!..
При этих словах Тереза перекрестилась.
– Пресвятая дева! – выговорила она. – Защити нас!
Затем она бросилась по лестнице.
– Будь осторожнее, муженек, ночью опасно! Это могут быть бродяги…
Тереза, как все крестьяне в округе Гавра, жила в постоянном страхе перед бродягами. Наверное, она бы затруднилась объяснить, кто такой бродяга, так она называла всех неизвестных, которые не были ни моряками, ни землепашцами, но в любом случае, она твердо полагала, что бродяги были убийцами, ворами, бандитами!
Разумеется, в окрестностях Гавра, как во всех предместьях больших портовых городов, всегда были люди, шатающиеся по дорогам неизвестно с какими целями и способные на все, что, в общем, оправдывало представления Терезы.
– Поостерегись, муженек! – повторяла крестьянка. – Ты взял ружье?
– Не беспокойся, – отвечал Луи Дюкло.
Валентина бросилась по лестнице вслед за Терезой.
Обе женщины подошли в тот самый момент, когда Луи Дюкло открывал дверь, выходившую во двор фермы. Пато глухо рычал позади хозяина, казалось, готовый к прыжку.
– Посторонитесь, – приказал Луи Дюкло, жестом руки отодвигая обеих женщин в сторону, – уверен, здесь что-то есть!
В пристройке уже проснулись девушки и парни, работающие на ферме. Через окно Тереза увидела, что у них загорелся свет.
– Это, наверное, Матюрэн, даю слово, что он пьян! – заворчала она.
Но Тереза не закончила…
Как только дверь приоткрылась, Пато, толкая своего хозяина, заливаясь бешеным лаем, бросился вперед…
Ночь была темная, глухая, непроницаемая, но ясно слышались шаги во дворе фермы…
– Кто-то есть! – проворчал Луи Дюкло.
Он был храбрецом и с ружьем в руке сделал несколько шагов вперед…
– Кто там? – спросил он.
Никто ему не ответил. Однако Пато лаял все сильнее и сильнее. Было слышно, как он прыгал, рычал, казалось даже, что он боролся с врагом…
– Кто там? – повторил Луи Дюкло. – Стойте! Черт возьми! У меня ружье!..
Но ответа не было.
Только более явственным стал шум борьбы, которую вела собака. Луи Дюкло отступил на шаг.
– Зажги свечку, Тереза!
В то время как Валентина дрожала от волнения, крестьянка превозмогла свой страх и побежала за фонарем из конюшни и зажгла его.
– Держи, Луи, но берегись! Я уверена, что это бродяга!..
– Хорошо! – ответил Луи Дюкло. – Оставайтесь там! Пойду посмотрю!
Держа фонарь в одной руке, а ружье в другой, Луи Дюкло сделал несколько шагов. Внезапно он испустил крик, подняв фонарь на высоту руки…
– Что такое! Кто вы, черт побери, что вы хотите?..
В свете фонаря Валентина и Тереза на мгновение смогли увидеть того, к кому обращался Луи Дюкло.
Посреди двора фермы стояла лошадь с всадником, странно неподвижным, производящим необычное впечатление, вырисовываясь, как привидение…
Лошадь поднималась на дыбы, резко брыкалась, защищаясь от Пато, который хотел вцепиться ей в морду. Человек, сидящий на лошади, казалось, даже не управлял ею!
– Кто вы? – повторил снова Луи Дюкло.
Позади него Тереза кричала:
– Остерегайся, муженек! Берегись! Уверена, что это нечистая сила!
– Вернитесь, Луи! Вернитесь! – умоляла Валентина.
Но Луи Дюкло, наоборот, продвигался вперед…
Вероятно, укушенная собакой, лошадь странного всадника обратилась в галоп. Теперь она направлялась к водоему типа небольшой лужи, где обычно поили скот.
Луи Дюкло устремился туда же.
– Остановитесь! – орал фермер. – Остановитесь, или я буду стрелять!
В этот момент, чувствуя близость лужи, лошадь круто развернулась и бросилась на фермера.
– Господи! – завопила Тереза, сильно обеспокоенная. – Он погибнет!
Однако Луи Дюкло отскочил в сторону. Обе женщины увидели, как он вскинул ружье, раздался выстрел… а вслед за ним крик изумления.
Что же произошло на самом деле?
В тот момент, когда Луи Дюкло выстрелил, целясь в лошадь, необычайный свет залил двор фермы. В одно мгновение стало так же светло, как в разгар дня.
И то, что увидели Тереза, Валентина, Луи Дюкло и, наконец, прибежавшие слуги с фермы, было настолько странным, ужасным, что и те и другие подумали, что они сошли с ума от ужаса!
Белая лошадь, возможно, раненная дробью из ружья Луи Дюкло, сделала фантастический прыжок…
Всадник, сидевший верхом, внезапно запылал!
Он пылал, как факел!
Он горел по-настоящему, как будто был облит нефтью, бензином!
– На помощь! – вопила Валентина.
– Спасите! – кричала Тереза.
Луи Дюкло не говорил ни слова.
Фермер смотрел на все происходящее глазами, вылезающими из орбит…
Однако, возможно ли это, чтобы человек мог гореть таким образом?
– Уходите! Возвращайтесь домой! – закричал энергичный фермер, бросаясь к Терезе и Валентине, которых он втолкнул в дом и закрыл за ними дверь. – Возвращайтесь и вы тоже, парни, приказываю!..
Действительно, во дворе фермы только что появились трое слуг из конюшни. Это были все грубые простые парни, нормандские крестьяне, тяжелодумы, но совершенно лишенные чувства страха…
– Черт возьми, – закричал первый, – нам надо схватить это животное!
Теперь во дворе было слышно только собаку. Она не лаяла, она только рычала.
– Ищи, Пато! Ищи!
Собака, очевидно, взяла след и бросилась в темноту.
– Сюда, парни!
А что всадник, исчез?
Действительно ли он горел?
Что стало с белой лошадью?
Луи Дюкло во главе своих работников обыскал двор фермы и вдруг около яблони нашел лошадь, очень спокойную и умиротворенную, которая тихо паслась!
Луи Дюкло привык обращаться с лошадьми и не стал колебаться.
Он схватил лошадь за ухо, зажал его в кулаке и держал, пока не подоспели работники.
– Внимание! – вмешался Матурэн, который подошел последним. – Вот лошадь, но где человек? Человек, который горел, где он?
Они все посмотрели друг на друга испуганными глазами. Они говорили глупости серьезнейшим образом; они спрашивали друг друга, где мог быть человек, который горел.
Депеша была немногословна, она содержала следующее:
«Срочно приезжайте, Жап здесь! Мне страшно! Валентина».
Итак, как только он спрыгнул с повозки и бросился во двор фермы, Валентина подбежала к нему.
– Как дела? – крикнул Морис Юбер.
– Спасибо, что приехали! – ответила молодая баронесса, пожимая руки доктора с силой, возросшей от волнения. – Спасибо! Я не посмела обратиться ни к кому, кроме вас… И мне нужен был только ваш приезд.
– Что произошло? Боже мой!
Морис Юбер не отпускал рук Валентины. Он пристально смотрел на молодую женщину и боялся прочесть в ее глазах усталость, раздражение, волнение.
– Что произошло? – повторял Морис Юбер. – Почему отправлена эта депеша? Что здесь случилось?..
Потребовалось не менее двадцати минут беседы, прерываемой восклицаниями, замечаниями, репликами, чтобы Морис Юбер услышал о необычном представлении, в результате которого накануне вечером ферма превратилась в театр.
Валентина подробно рассказала о фантастических событиях, которые здесь развернулись. Она сообщила о появлении белой лошади, о необычном силуэте таинственного всадника, о том, как человек исчез, и было невозможно его найти, как всю ночь Луи Дюкло и его работники напрасно прочесывали местность, но не нашли даже его следов.
– Однако, – повторяла молодая женщина голосом, дрожащим от ужаса, – однако человек, настоящий человек, не может так сгореть? Ведь это невозможно, не так ли?
В то время, когда Валентина говорила, когда она уточняла ужасные детали, дрожа при воспоминании о трагической ночи, Юбер мало-помалу становился более сдержанным, вновь приобретал присутствие духа.
– Полноте! – сказал он внезапно. – Внимательно выслушайте меня, Валентина, и ответьте мне с полной искренностью. А что стало с лошадью, с белой лошадью, которую поймал фермер?
– Она сдохла…
Морис Юбер вздрогнул.
– Сдохла, – повторил он, – когда?
– Сегодня утром.
– Отчего сдохла?
– Ветеринар не знает!
Теперь Валентина говорила тихим голосом, казалось, с трудом.
– Представьте, – добавила она, – что бедное животное получило ужасные ожоги. Впрочем, вы можете сейчас увидеть его труп на конюшне… Эти ожоги убедительно доказывают, что всадник действительно был охвачен огнем, что он сгорел. И однако…
Морис Юбер пожал плечами. Валентина продолжала:
– К тому же животное было странным. В ту ночь, когда лошадь отвели на конюшню, она оставалась очень спокойной… Она не сделала ничего необычного… Но сегодня утром, когда Луи Дюкло хотел отвести ее за узду в жандармерию, она, как только оказалась снаружи, принялась брыкаться, вставать на дыбы… кончилось тем, что она вырвалась… Бедное животное! Можно предположить, что она ослепла… Ускакав галопом, она так сильно налетела на дерево, что упала навзничь… К ней было невозможно подойти, так она билась… и так ржала, как будто ее подвергали мучительнейшей из пыток… а потом вдруг сразу подохла!
– Объяснений! – быстро ответил Зизи. – И удовлетворительных к тому же! – Заявление выглядело настолько неожиданным, что Морис Юбер был ошеломлен.
– О чем это ты говоришь? – спросил он.
Но Зизи был рассержен. Резким взмахом руки он прервал Мориса Юбера.
– О! Все в порядке! – произнес он. – Господин доктор, не надо стращать меня! Мы живем в республике, прежде всего! Затем, я совсем не боюсь! И наконец, вы влюблены, и только поэтому я вам прощаю многое…
От крайнего изумления Морис Юбер перешел к абсолютному непониманию…
– Я влюблен?.. – повторял он. – Мы живем в республике?.. Однако, ты сошел с ума, мой мальчик?
– Возможно! – ответил Зизи. – Но я не люблю, когда мне об этом говорят. Кроме того, если я сумасшедший, то вы мерзавец! Вот!..
На этот раз Морис Юбер подскочил к груму и основательно его встряхнул:
– Ну, чертенок, – пробормотал он, – что это тебя разбирает?
– Ничего! – сказал Зизи. – Не надо так расстраиваться: у меня приступ откровенности.
И выскользнув из рук доктора, Зизи объявил, бросаясь за кресло:
– Прекрасно! Вы мерзавец! Разве это хорошо, оплачивать Гаду, чтобы я ей раскрывал все фокусы! Это не поступки влюбленного, так действуют шпики! И потом – Гаду, вот гадость-то! Еще немного, пять минут первого вместо без четверти двенадцать дня, и я был бы схвачен за участие в краже другой барышни! Господин доктор, это была ваша ошибка! Вот и все!..
Если бы земля обрушилась под его ногами и пламя вулкана заволокло его мирный рабочий кабинет, и тогда доктор Юбер не был бы более удивлен…
– Гаду? – повторял он. – Кто это такая? А кто такая другая барышня? Почему ты был бы схвачен в пять минут первого вместо без четверти двенадцать…
– Хватит говорить! – возразил Зизи. – Сядем, принц, вот и все дела. Святая истина, я скажу вам все, что знаю, но надо, чтобы вы дали мне честное слово, что будете откровенно отвечать. Ну как, идет?
Вульгарная речь грума, хорошо вышколенного на службе у Валентины, который, казалось, внезапно стал хулиганом, поведение Зизи, его непонятные заявления, все это подтверждало Морису Юберу, что, очевидно, произошло что-то странное, какое-то новое событие. И, следовательно, надо иметь терпение и не выставлять своего собеседника сразу же за дверь. Тогда он спокойно уселся и сказал:
– Говори! Рассказывай все, что ты хочешь! До настоящего момента я ничего не понял из того, что ты говорил. Постарайся выражаться яснее! Ну, начинай! Я тебя слушаю!
И Морис Юбер стал слушать странную обвинительную речь, которую Зизи с дьявольским апломбом произносил против него!
Грум пустился в объяснения. Оказывается, он сам был уверен в том, что Гаду нанял молодой доктор, чтобы шпионить за Валентиной де Леско. Он не скрывал того, что передавал Гаду некоторые сведения. Он также ничего не утаил о своей двусмысленной роли, которую играл, разумеется совсем невольно, при похищении барышни из «Деревянных коней».
Наконец он сказал, став снова вежливым:
– Видите ли, господин Юбер, мне хотелось бы верить, что это не ваша ошибка, но все-таки вы были неправы, поручив Гаду следить за баронессой Валентиной де Леско. Такие вещи не делаются!.. Вы ей слишком много говорите… Она знает все, что происходит в особняке на улице Спонтини… Ведь это вы ее информируете…
При этих словах Морис Юбер наконец взорвался.
– Но, черт подери, – закричал он, – я никогда не делал ничего подобного! Я не знаю никакой Гаду! Я абсолютно не в курсе темных делишек этой женщины! Я совершенно не участвую в том, что происходит…
Теперь Зизи уже ничего не понимал!
Если Гаду не была на жалованьи Юбера, кто же ее нанял? И если доктор ее не знал, кто же ей рассказывал о семье де Леско?
– Господин Юбер, – произнес Зизи, немного подумав, – то, что вы сказали, может быть, и правда, а, может, и нет! Я ничего об этом не знаю! Но правда то, что Гаду замышляет нехорошее дело против моей бывшей хозяйки! Поэтому, если вы действительно неравнодушны к мадам Валентине, то постараетесь вывести все это на чистую воду… Хотите видеть Гаду?
Морис Юбер не колебался…
Впрочем, молодой врач уже размышлял о странных заявлениях Зизи, и чем более он об этом думал, тем более поведение грума казалось ему странным, даже подозрительным.
«Действительно, надо, чтобы я пролил на это свет! – подумал Морис Юбер. – Все заставляет предположить, что на самом деле замышляется какая-то таинственная махинация против Валентины… Впрочем, кто эта другая молодая женщина?»
Морис Юбер ответил Зизи:
– Да! Я хочу видеть Гаду! Ты меня отведешь к ней… и постарайся не сворачивать с дороги…
Морис Юбер поднялся. Он зашел в свою комнату, чтобы одеться, сунул в карман револьвер, затем вернулся к Зизи, который начал раздумывать, чем окончатся все эти приключения…
– Куда мы пойдем, чтобы встретить эту женщину? – спросил Морис Юбер.
– На ратодром… Я вас поведу…
Зизи действительно отвел Юбера на ратодром, где он обычно встречал Гаду. Однако на этот раз Гаду там не было, что изумило Зизи и лишь немного удивило Мориса Юбера, который в глубине души полагал, что грум насмехается над ним, а возможно, ищет случая, чтобы втянуть его в западню…
– Итак, – спрашивал ежеминутно доктор, – где же эта таинственная старушка?
– Пока ее здесь нет! – отвечал Зизи. – Подождем…
Но когда Морис Юбер в двадцатый раз задал груму этот вопрос, он увидел, что того уже не было рядом с ним!
Воспользовавшись давкой среди завсегдатаев ратодрома, Зизи исчез…
Зизи прекрасно отдавал себе отчет в том, что доктор Юбер относился к нему с подозрением. Он полагал, что отсутствие Гаду произведет самое неблагоприятное впечатление на Юбера, и без колебаний Зизи предусмотрительно решил отступить!
– Короче говоря, – сказал себе грум, – я стащил кошелек Валентины… значит, не следует слишком привлекать внимания к себе! Отомстить за себя – хорошо, но дать сцапать себя – просто глупо!..
– Не хотите ли стакан молока, мадам Валентина?
– Спасибо, Тереза, не хотелось бы вас беспокоить…
– О! Никакого беспокойства, мадам Валентина!.. Как раз только что подоили Чернушку, если это вам доставит удовольствие…
– Конечно! Я не говорю нет.
– Тогда я вам сейчас подниму полный кувшин.
Элегантная Валентина де Леско уже четыре дня находилась на земле Нормандии в десяти километрах от Гавра, в местности, называемой Гран-Терре. Она удобно устроилась в небольшом домике, стоящем на дороге, соединяющей Гавр и Фекамп, который служит почтовой станцией для смены лошадей и одновременно харчевней для многочисленных извозчиков.
Как Валентина оказалась там?
Доктор Морис Юбер, напуганный нервозностью молодой женщины, событиями, которые множились вокруг нее в Париже, твердо настаивал перед бароном де Леско, чтобы Валентина немного отдохнула. Однако молодой человек не хотел, чтобы ее отдых носил искусственный характер, как это бывает на модных пляжах, на ведущих курортах или в комфортабельных отелях.
– Нужен лишь, – заявил Морис Юбер, – настоящий отдых, полный покой, который можно получить только в деревне, куда даже газеты на пару дней запаздывают, где нет парижан, где нет городов!
Как раз оказалось, что барон де Леско был знаком с Луи Дюкло из Гран-Терре, хозяином трактира, немного егерем, немного фермером, добрым малым, бывшим кучером барона, который охотно приютит его жену, примет ее на полный пансион.
Действительно, Валентина нашла в Гран-Терре, в простом, но чистом доме Луи Дюкло самый сердечный прием, самый лучший уход.
Тереза, молодая жена Луи Дюкло, кокетливая нормандка, у которой глаза загорались всякий раз, когда надо было налить бокалы сидра проезжающим морякам, по-настоящему расположилась к Валентине. За ней ухаживали не просто как за приезжей, которая платит хорошие деньги за пользование скромной комнатой; ее лелеяли, ее великодушно окружали многочисленными знаками внимания и делали все это так просто, спокойно, что чувствовалось – для семейства Дюкло естественно быть добрыми, сердечными, стараться доставить удовольствие.
Впрочем, пребывание в Нормандии приносило Валентине огромную пользу. Молодая женщина теперь хорошо выглядела, крепко спала, ела с аппетитом. Она больше не думала о необычных случаях вмешательства «Жапа», она забыла о краже кулона и о тревожных обстоятельствах, сопровождавших кражу, она, к счастью, забыла и о таинственных черных цветах, которые неоднократно получала и которые ее глубоко волновали.
В этот вечер Валентина, рано пообедав, поднялась в свою комнату, устроилась в большом кресле около открытого окна и мечтала, глядя, как наступающая ночь окутывала тишиной заснувшую деревню, поля, уходящие в бесконечность, дорогу, которая терялась вдалеке.
Но вот стали слышны тяжелые шаги Терезы по деревянной лестнице.
Нормандка поднялась, осторожно держа большую фаянсовую кружку, в которой пенилось парное молоко.
– Держите, мадам Валентина, – сказала она, – пейте, набирайтесь сил, в Париже вы не часто сможете найти такое!
И Валентина искренне подтвердила, что, действительно, молоко, которое ей приносили здесь, имело совсем другой вкус по сравнению с тем, что она получала в Париже, даже обращаясь на самые известные фермы, к самым прославленным поставщикам.
– Пейте, – повторяла Тереза, – пейте на здоровье!
Валентина вернула пустую кружку, она слегка усмехнулась.
– Если вы продолжите, Тереза, – пошутила молодая женщина, – ухаживать за мной подобным образом, вы заставите меня располнеть, и моя портниха и белошвейка будут упрекать меня!..
Но нормандка пожала плечами.
– Ну и ладно! Тем хуже для них! – ответила она с беспечностью. – Видите ли, мадам Валентина, если в Париже для того, чтобы выглядеть красивой, надо быть больной, я предпочитаю оставаться в моей деревне!..
Действительно, бросалось в глаза пикантное различие между изысканной и нежной красотой Валентины и здоровой свежестью деревенской девушки.
Возможно, Тереза была права, и ее красота казалась предпочтительнее, чем красота этой светской дамы из Парижа? Однако было достаточно поздно, чтобы начинать дискуссию по эстетике! Валентина перестала смеяться и заявила:
– Хорошо, будет видно, Тереза, возможно, я действительно приму решение пополнеть! В любом случае, ваше молоко бесподобно! Спасибо! Теперь я пойду в постель и просплю до завтрашнего утра…
– Вы прекрасно сделаете, мадам Валентина. Только подождите, я скажу Луи, чтобы он закрыл ставни. Тогда дневной свет вас не обеспокоит…
Тереза спустилась на первый этаж, позвала мужа.
– Луи! Эй! Луи! Поднимись закрыть окна у нашей парижанки!
– Ладно! Ладно!
Луи Дюкло, который курил трубку, сидя на стуле на краю дороги, поспешил покинуть свой пост. Он прислонил лестницу к фасаду дома, залез и закрыл ставни в комнате Валентины.
– Спите спокойно, мадам, и позвольте пожелать спокойной ночи!
– Спасибо, вы также спите спокойно…
С этого момента в домике на Гран-Терре все утихло. Валентина начала медленно раздеваться, улыбаясь и забавляясь отсутствием комфорта в своей сельской жизни.
Но, тем не менее, в этот момент ей было совершенно все равно, что она лишена роскоши, которую в Париже, однако, считала обязательной. Зачем ей нужна была мебель из белого дерева, если на большом матрасе, обитом натуральной шерстью, под мягкой периной, на грубых простынях, приятно благоухающих лавандой, ей спалось так, как никогда ранее в ее комнате, стены которой обиты шелком?
Она уже представляла пробуждение на следующее утро, когда, открыв деревянные ставни и зная, что соседей нет, она пойдет в ночной рубашке, чтобы насытиться по горло – как говорила Тереза – необъятностью полей, равнин, холмов…
Дом в Гран-Терре, где отдыхала Валентина, был построен по образцу почти всех нормандских ферм. Строения обносились невысокой глинобитной стеной в рост человека, которую окружали тополя. Перед дверью дома имелась большая травянистая лужайка, засаженная корявыми яблонями, и лишь со стороны фасада находилась высокая ограда, которая была обращена на дорогу в Гавр.
Вокруг простирались необозримые поля, и ветер с моря, находившегося в пяти-шести километрах, постоянно освежал атмосферу сильными порывами соленого ветра, оставляющего на губах острый привкус соли и морских водорослей.
Валентина лежала в своей большой, очень удобной постели, пружины которой немного поскрипывали. Она закрыла глаза и ожидала погружения в сон. Было около десяти часов с половиной, то есть для обитателей Гран-Терре очень поздно, так как Луи Дюкло, его жена и слуги, работник с фермы и девушка, обслуживающие хлев, обычно ложились спать в половине девятого, сразу после ужина, и в наступившей ночи не было слышно никакого шума.
Вдруг, в то время как задремавшая Валентина понемногу погружалась в сон, начала лаять одна из собак фермы.
Животное лаяло своеобразно. Вначале оно издавало глухое рычание, а затем отчаянно визжало.
Послышался голос Луи Дюкло:
– А ну-ка замолчи, Пато!
Но собака залаяла еще сильнее.
– Вот я тебе покажу, только поднимусь!..
Напрасный труд! Лай усилился.
Был ли это просто лай? Внезапно проснувшаяся Валентина вздрогнула.
– Боже мой! – прошептала молодая женщина. – Можно сказать, что животное воет к смерти!
Пато, так звали собаку, выла по-настоящему. Ее заперли, как обычно, в нижнем зале дома, там, где Тереза подавала сидр клиентам, которых случай приводил в ее заведение, и это помещение располагалось как раз под комнатой Валентины. Молодая женщина слышала, что собака оглушительно шумела, бегала, прыгала на дверь, казалось, пришла в неистовую ярость.
Слышала ли она кого-нибудь? Чуяла что-то? Валентина уселась на постели.
В этот момент голос Луи Дюкло прозвучал более громко:
– Замолчи, Пато! Замолчи! Что случилось с этим животным сегодня?
Однако страху нельзя приказать!
С безумной силой сверхъестественный ужас охватил Валентину, хотя кроме лая собаки его ничто не могло вызвать. В одну секунду она представила самые страшные катастрофы. Воры, которые стараются проникнуть в Гран-Терре, убийство, которое совершается по другую сторону от тополей, кто-то, умирающий во дворе фермы…
– Дюкло! Луи! Луи! – позвала Валентина сдавленным голосом.
– Эй! – раздался голос Терезы. – Я тебе ясно сказала: ты разбудил нашу парижанку.
Но Дюкло уже соскочил с постели, вышел из своей комнаты и подошел к двери Валентины.
– Спите, мадам! – крикнул он. – Ведь эта пустолайка Пато вас разбудила? Наверное, собака услышала проезжающую повозку. Подождите! Сейчас я ее накажу…
Услышав голос Дюкло, здорового парня, Валентина успокоилась.
– Извините меня! – ответила она. – Я по-глупому пуглива, вот и все!
Впрочем, собака смолкла. Услышав, что поднялся ее хозяин, животное поняло, что ему угрожает трепка.
Луи Дюкло позвал собаку:
– Сюда! Пато! Где ты, проклятая собака?
И затем в тот же момент вновь раздался злобный лай, новый приступ ярости у собаки, которая должна была радостно встречать своего хозяина, но вместо этого продолжала кидаться на дверь!
Тогда страх снова овладел Валентиной. Молодая женщина поднялась. Она накинула пеньюар, а затем, приоткрыв дверь, крикнула:
– Что там происходит, Луи?
В коридоре Валентина заметила также Терезу, вышедшую из комнаты, которая казалась, как и Валентина, достаточно взволнованной.
– Луи! Луи! – позвала нормандка. – Посмотри, что случилось с Пато?
Луи наконец ответил, но голос его был странным, немного дрожал!
– Честное слово! Я не знаю, что с ним! Совершенно не знаю! Он мечется, как одержимый!..
Обе женщины услышали, как Дюкло поднял железные засовы, закрывающие дверь в нижний зал.
– Уверен, – закричал нормандец, – происходит что-то необычное!..
При этих словах Тереза перекрестилась.
– Пресвятая дева! – выговорила она. – Защити нас!
Затем она бросилась по лестнице.
– Будь осторожнее, муженек, ночью опасно! Это могут быть бродяги…
Тереза, как все крестьяне в округе Гавра, жила в постоянном страхе перед бродягами. Наверное, она бы затруднилась объяснить, кто такой бродяга, так она называла всех неизвестных, которые не были ни моряками, ни землепашцами, но в любом случае, она твердо полагала, что бродяги были убийцами, ворами, бандитами!
Разумеется, в окрестностях Гавра, как во всех предместьях больших портовых городов, всегда были люди, шатающиеся по дорогам неизвестно с какими целями и способные на все, что, в общем, оправдывало представления Терезы.
– Поостерегись, муженек! – повторяла крестьянка. – Ты взял ружье?
– Не беспокойся, – отвечал Луи Дюкло.
Валентина бросилась по лестнице вслед за Терезой.
Обе женщины подошли в тот самый момент, когда Луи Дюкло открывал дверь, выходившую во двор фермы. Пато глухо рычал позади хозяина, казалось, готовый к прыжку.
– Посторонитесь, – приказал Луи Дюкло, жестом руки отодвигая обеих женщин в сторону, – уверен, здесь что-то есть!
В пристройке уже проснулись девушки и парни, работающие на ферме. Через окно Тереза увидела, что у них загорелся свет.
– Это, наверное, Матюрэн, даю слово, что он пьян! – заворчала она.
Но Тереза не закончила…
Как только дверь приоткрылась, Пато, толкая своего хозяина, заливаясь бешеным лаем, бросился вперед…
Ночь была темная, глухая, непроницаемая, но ясно слышались шаги во дворе фермы…
– Кто-то есть! – проворчал Луи Дюкло.
Он был храбрецом и с ружьем в руке сделал несколько шагов вперед…
– Кто там? – спросил он.
Никто ему не ответил. Однако Пато лаял все сильнее и сильнее. Было слышно, как он прыгал, рычал, казалось даже, что он боролся с врагом…
– Кто там? – повторил Луи Дюкло. – Стойте! Черт возьми! У меня ружье!..
Но ответа не было.
Только более явственным стал шум борьбы, которую вела собака. Луи Дюкло отступил на шаг.
– Зажги свечку, Тереза!
В то время как Валентина дрожала от волнения, крестьянка превозмогла свой страх и побежала за фонарем из конюшни и зажгла его.
– Держи, Луи, но берегись! Я уверена, что это бродяга!..
– Хорошо! – ответил Луи Дюкло. – Оставайтесь там! Пойду посмотрю!
Держа фонарь в одной руке, а ружье в другой, Луи Дюкло сделал несколько шагов. Внезапно он испустил крик, подняв фонарь на высоту руки…
– Что такое! Кто вы, черт побери, что вы хотите?..
В свете фонаря Валентина и Тереза на мгновение смогли увидеть того, к кому обращался Луи Дюкло.
Посреди двора фермы стояла лошадь с всадником, странно неподвижным, производящим необычное впечатление, вырисовываясь, как привидение…
Лошадь поднималась на дыбы, резко брыкалась, защищаясь от Пато, который хотел вцепиться ей в морду. Человек, сидящий на лошади, казалось, даже не управлял ею!
– Кто вы? – повторил снова Луи Дюкло.
Позади него Тереза кричала:
– Остерегайся, муженек! Берегись! Уверена, что это нечистая сила!
– Вернитесь, Луи! Вернитесь! – умоляла Валентина.
Но Луи Дюкло, наоборот, продвигался вперед…
Вероятно, укушенная собакой, лошадь странного всадника обратилась в галоп. Теперь она направлялась к водоему типа небольшой лужи, где обычно поили скот.
Луи Дюкло устремился туда же.
– Остановитесь! – орал фермер. – Остановитесь, или я буду стрелять!
В этот момент, чувствуя близость лужи, лошадь круто развернулась и бросилась на фермера.
– Господи! – завопила Тереза, сильно обеспокоенная. – Он погибнет!
Однако Луи Дюкло отскочил в сторону. Обе женщины увидели, как он вскинул ружье, раздался выстрел… а вслед за ним крик изумления.
Что же произошло на самом деле?
В тот момент, когда Луи Дюкло выстрелил, целясь в лошадь, необычайный свет залил двор фермы. В одно мгновение стало так же светло, как в разгар дня.
И то, что увидели Тереза, Валентина, Луи Дюкло и, наконец, прибежавшие слуги с фермы, было настолько странным, ужасным, что и те и другие подумали, что они сошли с ума от ужаса!
Белая лошадь, возможно, раненная дробью из ружья Луи Дюкло, сделала фантастический прыжок…
Всадник, сидевший верхом, внезапно запылал!
Он пылал, как факел!
Он горел по-настоящему, как будто был облит нефтью, бензином!
– На помощь! – вопила Валентина.
– Спасите! – кричала Тереза.
Луи Дюкло не говорил ни слова.
Фермер смотрел на все происходящее глазами, вылезающими из орбит…
Однако, возможно ли это, чтобы человек мог гореть таким образом?
– Уходите! Возвращайтесь домой! – закричал энергичный фермер, бросаясь к Терезе и Валентине, которых он втолкнул в дом и закрыл за ними дверь. – Возвращайтесь и вы тоже, парни, приказываю!..
Действительно, во дворе фермы только что появились трое слуг из конюшни. Это были все грубые простые парни, нормандские крестьяне, тяжелодумы, но совершенно лишенные чувства страха…
– Черт возьми, – закричал первый, – нам надо схватить это животное!
Теперь во дворе было слышно только собаку. Она не лаяла, она только рычала.
– Ищи, Пато! Ищи!
Собака, очевидно, взяла след и бросилась в темноту.
– Сюда, парни!
А что всадник, исчез?
Действительно ли он горел?
Что стало с белой лошадью?
Луи Дюкло во главе своих работников обыскал двор фермы и вдруг около яблони нашел лошадь, очень спокойную и умиротворенную, которая тихо паслась!
Луи Дюкло привык обращаться с лошадьми и не стал колебаться.
Он схватил лошадь за ухо, зажал его в кулаке и держал, пока не подоспели работники.
– Внимание! – вмешался Матурэн, который подошел последним. – Вот лошадь, но где человек? Человек, который горел, где он?
Они все посмотрели друг на друга испуганными глазами. Они говорили глупости серьезнейшим образом; они спрашивали друг друга, где мог быть человек, который горел.
* * *
Морис Юбер, запыхавшийся, дрожащий, в крайнем волнении спрыгнул на следующий вечер в восемь часов перед дверью дома Луи Дюкло. Молодой доктор еще держал в руке полученную в то же утро депешу от Валентины, которую он прочел двадцать раз и ничего не понял, что привело его в полную растерянность.Депеша была немногословна, она содержала следующее:
«Срочно приезжайте, Жап здесь! Мне страшно! Валентина».
Итак, как только он спрыгнул с повозки и бросился во двор фермы, Валентина подбежала к нему.
– Как дела? – крикнул Морис Юбер.
– Спасибо, что приехали! – ответила молодая баронесса, пожимая руки доктора с силой, возросшей от волнения. – Спасибо! Я не посмела обратиться ни к кому, кроме вас… И мне нужен был только ваш приезд.
– Что произошло? Боже мой!
Морис Юбер не отпускал рук Валентины. Он пристально смотрел на молодую женщину и боялся прочесть в ее глазах усталость, раздражение, волнение.
– Что произошло? – повторял Морис Юбер. – Почему отправлена эта депеша? Что здесь случилось?..
Потребовалось не менее двадцати минут беседы, прерываемой восклицаниями, замечаниями, репликами, чтобы Морис Юбер услышал о необычном представлении, в результате которого накануне вечером ферма превратилась в театр.
Валентина подробно рассказала о фантастических событиях, которые здесь развернулись. Она сообщила о появлении белой лошади, о необычном силуэте таинственного всадника, о том, как человек исчез, и было невозможно его найти, как всю ночь Луи Дюкло и его работники напрасно прочесывали местность, но не нашли даже его следов.
– Однако, – повторяла молодая женщина голосом, дрожащим от ужаса, – однако человек, настоящий человек, не может так сгореть? Ведь это невозможно, не так ли?
В то время, когда Валентина говорила, когда она уточняла ужасные детали, дрожа при воспоминании о трагической ночи, Юбер мало-помалу становился более сдержанным, вновь приобретал присутствие духа.
– Полноте! – сказал он внезапно. – Внимательно выслушайте меня, Валентина, и ответьте мне с полной искренностью. А что стало с лошадью, с белой лошадью, которую поймал фермер?
– Она сдохла…
Морис Юбер вздрогнул.
– Сдохла, – повторил он, – когда?
– Сегодня утром.
– Отчего сдохла?
– Ветеринар не знает!
Теперь Валентина говорила тихим голосом, казалось, с трудом.
– Представьте, – добавила она, – что бедное животное получило ужасные ожоги. Впрочем, вы можете сейчас увидеть его труп на конюшне… Эти ожоги убедительно доказывают, что всадник действительно был охвачен огнем, что он сгорел. И однако…
Морис Юбер пожал плечами. Валентина продолжала:
– К тому же животное было странным. В ту ночь, когда лошадь отвели на конюшню, она оставалась очень спокойной… Она не сделала ничего необычного… Но сегодня утром, когда Луи Дюкло хотел отвести ее за узду в жандармерию, она, как только оказалась снаружи, принялась брыкаться, вставать на дыбы… кончилось тем, что она вырвалась… Бедное животное! Можно предположить, что она ослепла… Ускакав галопом, она так сильно налетела на дерево, что упала навзничь… К ней было невозможно подойти, так она билась… и так ржала, как будто ее подвергали мучительнейшей из пыток… а потом вдруг сразу подохла!