Страница:
Сэм дважды окликнул Джоанну, прежде чем она вышла из оцепенения:
— Джоанна? Джоанна, что с тобой? Кто эти люди?
— Мюррей и Элли Рэй, — ровным безжизненным голосом отозвалась она.
— Мюррей и Элли? Парочка из Храма Новой Звезды?
Джоанна молча кивнула.
— Но ты же говорила, что он умер?
— Да.
Сэм помолчал, соображая.
— Ну, конечно, она тебе наврала.
Джоанна покачала головой.
— Я проверяла. Я попросила знакомого позвонить в больницу, — она поглядела Сэму в глаза. — Мюррей умер.
Они смотрели друг на друга, не зная, что сказать.
— Тогда это не он, — неожиданно произнес Сэм. — До них было... сколько? Двадцать ярдов? Тридцать? И скорее всего старуха тоже была вовсе не Элли. На таком расстоянии невозможно узнать. Ты увидела двух человек, похожих на Рэев, и вообразила, что это они.
— Да, ты прав, — все таким же бесцветным голосом сказала она, но перестала судорожно стискивать локоть Сэма. — Должно быть, я обозналась. Просто это так странно...
Сэм обнял Джоанну за плечи и как можно быстрее повел прочь от того места, где стоял автомобиль. Джоанна то и дело оборачивалась, словно в воздухе каким-то непостижимым образом еще парил призрак увиденного.
— Сто тридцать девять... Вот он.
Они остановились перед большим особняком, похожим на все остальные дома вдоль этой улицы — только окна у него были закрыты ставнями и стены давно облупились. Дом выглядел так, словно в нем уже много лет никто не живет.
— Не может быть, что это здесь, — сказала Джоанна.
— Должно быть здесь. Ты уверена, что не перепутала улицу?
— Уверена.
— Ну, если здесь кто-то живет, он, должно быть, держит это в секрете.
Под стеной дома раздался грохот. Из кучи мусора выскочили две кошки. Подвальное окно было забрано толстой решеткой и изнутри заколочено.
— Говорю тебе, — тупо повторила Джоанна, — он только что въехал. Когда мы встретились в субботу, он покупал шторы.
Сэм оглядел обшарпанные стены и немытые двери.
— Пройдет еще немало времени, прежде чем кому-то понадобится покупать шторы для этого дома.
Глава 41
Глава 42
Глава 43
— Джоанна? Джоанна, что с тобой? Кто эти люди?
— Мюррей и Элли Рэй, — ровным безжизненным голосом отозвалась она.
— Мюррей и Элли? Парочка из Храма Новой Звезды?
Джоанна молча кивнула.
— Но ты же говорила, что он умер?
— Да.
Сэм помолчал, соображая.
— Ну, конечно, она тебе наврала.
Джоанна покачала головой.
— Я проверяла. Я попросила знакомого позвонить в больницу, — она поглядела Сэму в глаза. — Мюррей умер.
Они смотрели друг на друга, не зная, что сказать.
— Тогда это не он, — неожиданно произнес Сэм. — До них было... сколько? Двадцать ярдов? Тридцать? И скорее всего старуха тоже была вовсе не Элли. На таком расстоянии невозможно узнать. Ты увидела двух человек, похожих на Рэев, и вообразила, что это они.
— Да, ты прав, — все таким же бесцветным голосом сказала она, но перестала судорожно стискивать локоть Сэма. — Должно быть, я обозналась. Просто это так странно...
Сэм обнял Джоанну за плечи и как можно быстрее повел прочь от того места, где стоял автомобиль. Джоанна то и дело оборачивалась, словно в воздухе каким-то непостижимым образом еще парил призрак увиденного.
— Сто тридцать девять... Вот он.
Они остановились перед большим особняком, похожим на все остальные дома вдоль этой улицы — только окна у него были закрыты ставнями и стены давно облупились. Дом выглядел так, словно в нем уже много лет никто не живет.
— Не может быть, что это здесь, — сказала Джоанна.
— Должно быть здесь. Ты уверена, что не перепутала улицу?
— Уверена.
— Ну, если здесь кто-то живет, он, должно быть, держит это в секрете.
Под стеной дома раздался грохот. Из кучи мусора выскочили две кошки. Подвальное окно было забрано толстой решеткой и изнутри заколочено.
— Говорю тебе, — тупо повторила Джоанна, — он только что въехал. Когда мы встретились в субботу, он покупал шторы.
Сэм оглядел обшарпанные стены и немытые двери.
— Пройдет еще немало времени, прежде чем кому-то понадобится покупать шторы для этого дома.
Глава 41
— Много на это уйдет времени? — спросил Роджер.
В таком подавленном настроении Джоанна еще никогда его не видела.
— Думаю, не больше часа, — сказал Уорд.
Они все, за исключением Пита, который опаздывал, собрались в комнате Адама. Роджер сидел на диване, вытянув руки вдоль спинки. История о могиле Адама оставила его равнодушным, так же как и рассказ о заброшенном доме. Казалось, он заранее смирился со всеми нелепостями их нынешнего положения.
— Значит, теперь мы попытаемся изгнать духа, — он громко чихнул, достал носовой платок в зеленый горошек и шумно высморкался. Трудно было судить, признак ли это неодобрения или у него просто начинается простуда.
— Помните, что вы сказали Дрю, когда речь зашла об экзорцизме? — спросила Джоанна. — Вы говорили о комплиментарности, о том, что одно и то же явление можно определить двумя разными понятиями.
— Да, это я помню, — тихо сказал Роджер, запихивая платок в нагрудный карман своего любимого твидового пиджака. — Я прекрасно помню, хотя теперь думаю, что ограничивать себя только двумя понятиями — в данной ситуации излишняя скромность с нашей стороны.
Сэм посмотрел на часы:
— Пора бы Питу прийти. Он клялся, что успеет вовремя.
Он подошел к видеокамерам и принялся проверять, все ли подключено. Между прочим, подумала Джоанна, аппаратуру оплачивает журнал.
— Кстати, — сказал Сэм. — Я предлагаю заснять эту процедуру, поскольку это законная часть эксперимента. Уорд со мной согласен. Надеюсь, остальные тоже не станут возражать.
Роджер равнодушно махнул рукой. Джоанна сказала, что станет. Она смотрела на Сэма, и ей казалось, что в его движениях сквозит сосредоточенность человека, который сгибается под тяжестью обстоятельств, но все же упорно сопротивляется им. В порыве нежности ей вдруг захотелось обнять его и сказать, что она верит в него и любит его. Но ничего этого она не сделала. Сейчас не время.
Сэм снова взглянул на часы:
— Почти двадцать минут седьмого. Где, черт возьми, Пит.
Зазвонил телефон, напугав стоявшую рядом Джоанну. Это был старомодный настенный аппарат, который висел здесь всегда, но Джоанна ни разу не видела, чтобы им кто-то пользовался. Она машинально сняла трубку и так же машинально протянула ее Сэму, чтобы он, как хозяин, ответил звонившему. Но Сэм не двигался, и тогда она сказала:
— Алло? — линия работала плохо, в трубке шипело, и она не могла ничего разобрать. Извините, — сказала Джоанна, — вас не слышно. Перезвоните, пожалуйста.
Шипение немного утихло. Ей показалось, что она слышит голос Пита, но понять, что он говорит, все равно не удавалось.
— Пит? Это ты? Откуда ты звонишь? — Джоанна увидела, что все смотрят на нее, и жестом показала, что по-прежнему ничего не слышит. — Что? — сказала она в трубку. — Повтори еще раз.
Пит заговорил медленно, тщательно произнося каждое слово, но Джоанна все равно его не понимала.
— Моя что? — переспросила она. — Моя... Там... Пан... Извини, Пит, я просто не могу...
Неожиданно рядом с ней оказался Сэм и взял у нее трубку. В другой руке он держал маленький диктофон, похожий на тот, который Джоанна брала с собой на интервью.
— Пит, это Сэм. Говори. Просто говори, что ты хочешь сказать.
Он включил запись и поднес диктофон к динамику трубки. Остальные как зачарованные смотрели на него, понимая, что происходит нечто весьма странное, и терялись в догадках. Даже Джоанна, которая стояла совсем рядом, слышала только невнятное бормотание сквозь треск помех.
Сэм не убирал диктофона, пока голос не умолк.
— Пит, — позвал он. — Пит, ты еще там?
Он подождал еще немного, потом, выключил диктофон и повесил трубку.
— Что он сказал? — спросил Роджер. — Где он?
Сэм включил перемотку. Было слышно, как проносятся искаженные слова. Потом он нажал «воспроизведение» и прибавил громкость.
Голос почти терялся за жужжанием и треском помех, но это, несомненно, был голос Пита — или очень на него похожий. И слова были слышны ясно, хоть и звучали полной бессмыслицей.
Майа... Тан... Ки... Нох... Майа... Таи... Ки... Нох... Майа... Тан...
Джоанна увидела, как побледнело и вытянулось лицо Уорда Райли. Казалось, он начинает что-то понимать. Не то чтобы это была уверенность, — скорее, страшное подозрение. Он сунул руку в карман и с явным волнением достал конверт, который показывал Джоанне и Сэму за обедом.
Пока тонкий голос Пита на кассете продолжал нараспев произносить все те же странные звуки, Райли надорвал конверт и вынул оттуда листок бумаги.
Он несколько раз пробежал глазами строчки и начал крениться набок. Джоанна испугалась, что он потеряет сознание, но Уорд совладал с собой и, скомкав листок, уронил его на пол.
Ни слова не говоря, он направился к лестнице как человек, которому только что вынесли смертный приговор.
— Уорд?.. — Райли не обратил на оклик Сэма никакого внимания. — Уорд, что с вами?
На этот раз Райли остановился и обернулся. Он слегка вскинул руки и безвольно уронил их вдоль тела. Это был жест отчаяния.
— Не имеет смысла, — сказал он. — Все кончено. Простите.
Он снова повернулся и побрел вверх по лестнице. Никто его больше не окликнул и не попытался остановить. Была в его фигуре какая-то обреченность.
Сэм подобрал смятый листок. Роджер подошел к нему и заглянул через плечо.
— Что там написано? — спросила Джоанна.
Сэм скрипучим голосом, лишенным выражения, прочел по бумажке слова. В них не было смысла, и Джоанна даже не знала, как они пишутся. Все, что можно было сказать, это те же самые слова, которые произнес по телефону Пит.
— Даже Уорд не знал, что написано в этой бумаге, — пролепетала Джоанна. — Откуда же Пит узнал?
В ответ Сэм снял с телефона трубку и протянул ей.
— Слушай.
Джоанна озадаченно поднесла трубку к уху. Гудка не было. Линия молчала.
— Насколько мне известно, этот телефон отключили еще два года назад, — сказал Сэм. — Он тут висит потому... Ну, просто потому, что никто не потрудился его снять.
Потребовалось одно мгновение, чтобы страшная догадка, уже посетившая Сэма, пришла в голову Джоанне и Роджеру.
— Пит мертв.
Следующие несколько минут слились для Джоанны в одно пятно. То ли она услышала наверху голос Пэгги, то ли увидела синий отсвет патрульной мигалки на стенах подвала, то ли просто догадалась, интуитивно, но безошибочно, что произошло, — она не знала, в какой последовательности происходили события.
Сэм первым взлетел вверх по лестнице. Следом за ним поднялись Джоанна с Роджером. Теперь им были слышны голоса полицейских раций, доносящиеся со стоянки перед окном. В голубом свете мигалки лица всех, кто был в комнате, казались болезненными и изможденными. Пэгги в ужасе закрыла лицо руками; в этом жесте было что-то ненатуральное, словно это был кадр из немого фильма. Рядом с ней стояли пораженные известием Таня Филипс и Брэд Баклхерст.
Сэм разговаривал с двумя мужчинами в форме нью-йоркской полиции. Один из них был в фуражке, другой — без. Джоанна сама не могла понять, почему ей запомнилась такая несущественная деталь, — скорее всего ее сознание таким образом пыталось отстраниться от того, что ровным официальным тоном говорил коп.
— Тело было обнаружено в пять часов десять минут в районе Пик Стрит, недалеко от Черри. При нем было университетское удостоверение, поэтому мы приехали сюда. Деньги или кредитные карточки, если таковые у погибшего были, исчезли. То же самое можно сказать про часы и ювелирные украшения. На теле множественные ножевые ранения, но чтобы назвать точную причину смерти, придется подождать отчета коронера. А пока мне придется попросить вас поехать со мной в морг для официального опознания.
В таком подавленном настроении Джоанна еще никогда его не видела.
— Думаю, не больше часа, — сказал Уорд.
Они все, за исключением Пита, который опаздывал, собрались в комнате Адама. Роджер сидел на диване, вытянув руки вдоль спинки. История о могиле Адама оставила его равнодушным, так же как и рассказ о заброшенном доме. Казалось, он заранее смирился со всеми нелепостями их нынешнего положения.
— Значит, теперь мы попытаемся изгнать духа, — он громко чихнул, достал носовой платок в зеленый горошек и шумно высморкался. Трудно было судить, признак ли это неодобрения или у него просто начинается простуда.
— Помните, что вы сказали Дрю, когда речь зашла об экзорцизме? — спросила Джоанна. — Вы говорили о комплиментарности, о том, что одно и то же явление можно определить двумя разными понятиями.
— Да, это я помню, — тихо сказал Роджер, запихивая платок в нагрудный карман своего любимого твидового пиджака. — Я прекрасно помню, хотя теперь думаю, что ограничивать себя только двумя понятиями — в данной ситуации излишняя скромность с нашей стороны.
Сэм посмотрел на часы:
— Пора бы Питу прийти. Он клялся, что успеет вовремя.
Он подошел к видеокамерам и принялся проверять, все ли подключено. Между прочим, подумала Джоанна, аппаратуру оплачивает журнал.
— Кстати, — сказал Сэм. — Я предлагаю заснять эту процедуру, поскольку это законная часть эксперимента. Уорд со мной согласен. Надеюсь, остальные тоже не станут возражать.
Роджер равнодушно махнул рукой. Джоанна сказала, что станет. Она смотрела на Сэма, и ей казалось, что в его движениях сквозит сосредоточенность человека, который сгибается под тяжестью обстоятельств, но все же упорно сопротивляется им. В порыве нежности ей вдруг захотелось обнять его и сказать, что она верит в него и любит его. Но ничего этого она не сделала. Сейчас не время.
Сэм снова взглянул на часы:
— Почти двадцать минут седьмого. Где, черт возьми, Пит.
Зазвонил телефон, напугав стоявшую рядом Джоанну. Это был старомодный настенный аппарат, который висел здесь всегда, но Джоанна ни разу не видела, чтобы им кто-то пользовался. Она машинально сняла трубку и так же машинально протянула ее Сэму, чтобы он, как хозяин, ответил звонившему. Но Сэм не двигался, и тогда она сказала:
— Алло? — линия работала плохо, в трубке шипело, и она не могла ничего разобрать. Извините, — сказала Джоанна, — вас не слышно. Перезвоните, пожалуйста.
Шипение немного утихло. Ей показалось, что она слышит голос Пита, но понять, что он говорит, все равно не удавалось.
— Пит? Это ты? Откуда ты звонишь? — Джоанна увидела, что все смотрят на нее, и жестом показала, что по-прежнему ничего не слышит. — Что? — сказала она в трубку. — Повтори еще раз.
Пит заговорил медленно, тщательно произнося каждое слово, но Джоанна все равно его не понимала.
— Моя что? — переспросила она. — Моя... Там... Пан... Извини, Пит, я просто не могу...
Неожиданно рядом с ней оказался Сэм и взял у нее трубку. В другой руке он держал маленький диктофон, похожий на тот, который Джоанна брала с собой на интервью.
— Пит, это Сэм. Говори. Просто говори, что ты хочешь сказать.
Он включил запись и поднес диктофон к динамику трубки. Остальные как зачарованные смотрели на него, понимая, что происходит нечто весьма странное, и терялись в догадках. Даже Джоанна, которая стояла совсем рядом, слышала только невнятное бормотание сквозь треск помех.
Сэм не убирал диктофона, пока голос не умолк.
— Пит, — позвал он. — Пит, ты еще там?
Он подождал еще немного, потом, выключил диктофон и повесил трубку.
— Что он сказал? — спросил Роджер. — Где он?
Сэм включил перемотку. Было слышно, как проносятся искаженные слова. Потом он нажал «воспроизведение» и прибавил громкость.
Голос почти терялся за жужжанием и треском помех, но это, несомненно, был голос Пита — или очень на него похожий. И слова были слышны ясно, хоть и звучали полной бессмыслицей.
Майа... Тан... Ки... Нох... Майа... Таи... Ки... Нох... Майа... Тан...
Джоанна увидела, как побледнело и вытянулось лицо Уорда Райли. Казалось, он начинает что-то понимать. Не то чтобы это была уверенность, — скорее, страшное подозрение. Он сунул руку в карман и с явным волнением достал конверт, который показывал Джоанне и Сэму за обедом.
Пока тонкий голос Пита на кассете продолжал нараспев произносить все те же странные звуки, Райли надорвал конверт и вынул оттуда листок бумаги.
Он несколько раз пробежал глазами строчки и начал крениться набок. Джоанна испугалась, что он потеряет сознание, но Уорд совладал с собой и, скомкав листок, уронил его на пол.
Ни слова не говоря, он направился к лестнице как человек, которому только что вынесли смертный приговор.
— Уорд?.. — Райли не обратил на оклик Сэма никакого внимания. — Уорд, что с вами?
На этот раз Райли остановился и обернулся. Он слегка вскинул руки и безвольно уронил их вдоль тела. Это был жест отчаяния.
— Не имеет смысла, — сказал он. — Все кончено. Простите.
Он снова повернулся и побрел вверх по лестнице. Никто его больше не окликнул и не попытался остановить. Была в его фигуре какая-то обреченность.
Сэм подобрал смятый листок. Роджер подошел к нему и заглянул через плечо.
— Что там написано? — спросила Джоанна.
Сэм скрипучим голосом, лишенным выражения, прочел по бумажке слова. В них не было смысла, и Джоанна даже не знала, как они пишутся. Все, что можно было сказать, это те же самые слова, которые произнес по телефону Пит.
— Даже Уорд не знал, что написано в этой бумаге, — пролепетала Джоанна. — Откуда же Пит узнал?
В ответ Сэм снял с телефона трубку и протянул ей.
— Слушай.
Джоанна озадаченно поднесла трубку к уху. Гудка не было. Линия молчала.
— Насколько мне известно, этот телефон отключили еще два года назад, — сказал Сэм. — Он тут висит потому... Ну, просто потому, что никто не потрудился его снять.
Потребовалось одно мгновение, чтобы страшная догадка, уже посетившая Сэма, пришла в голову Джоанне и Роджеру.
— Пит мертв.
Следующие несколько минут слились для Джоанны в одно пятно. То ли она услышала наверху голос Пэгги, то ли увидела синий отсвет патрульной мигалки на стенах подвала, то ли просто догадалась, интуитивно, но безошибочно, что произошло, — она не знала, в какой последовательности происходили события.
Сэм первым взлетел вверх по лестнице. Следом за ним поднялись Джоанна с Роджером. Теперь им были слышны голоса полицейских раций, доносящиеся со стоянки перед окном. В голубом свете мигалки лица всех, кто был в комнате, казались болезненными и изможденными. Пэгги в ужасе закрыла лицо руками; в этом жесте было что-то ненатуральное, словно это был кадр из немого фильма. Рядом с ней стояли пораженные известием Таня Филипс и Брэд Баклхерст.
Сэм разговаривал с двумя мужчинами в форме нью-йоркской полиции. Один из них был в фуражке, другой — без. Джоанна сама не могла понять, почему ей запомнилась такая несущественная деталь, — скорее всего ее сознание таким образом пыталось отстраниться от того, что ровным официальным тоном говорил коп.
— Тело было обнаружено в пять часов десять минут в районе Пик Стрит, недалеко от Черри. При нем было университетское удостоверение, поэтому мы приехали сюда. Деньги или кредитные карточки, если таковые у погибшего были, исчезли. То же самое можно сказать про часы и ювелирные украшения. На теле множественные ножевые ранения, но чтобы назвать точную причину смерти, придется подождать отчета коронера. А пока мне придется попросить вас поехать со мной в морг для официального опознания.
Глава 42
Джоанна пошла с Роджером в бар, где они уже пару раз бывали раньше. Сэм сказал, что приедет к ней сразу после опознания, — через час, может быть, через два. Роджер предложил Джоанне проводить ее и подождать с ней, но она сказала, что сейчас ей необходимо побыть среди людей, окунуться в нормальную жизнь. И выпить.
Все столики были заняты, поэтому они с Роджером присели на табуреты у стойки.
— Странно, — сказала Джоанна. — Я даже заплакать не могу. И это не шок, хуже — я просто приняла это как должное.
Роджер сделал большой глоток шотландского виски с водой.
— Мне очень нравился Пит, — голос его дрожал, и он закашлялся, чтобы это скрыть. — Славный мальчик. Умный. Настойчивый.
Какое-то время они молчали. Потом Джоанна сказала:
— Что же нам теперь делать? — Роджер не отвечал, и она стала размышлять вслух: — Может быть, если мы просто разойдемся, бросим попытки его уничтожить, забудем о нем...
Роджер издал короткий сардонический смешок:
— Забыть про Адама — все равно, что в течение пяти минут старательно не думать о носорогах.
Вновь наступило молчание — островок затишья посреди шумной вечерней жизни вокруг.
— Итак, — сказала наконец Джоанна, — нам остается просто сидеть и ждать, кто будет следующим? Это все, что мы можем сделать?
Роджер осушил бокал и подозвал бармена.
— Я лично собираюсь еще выпить. А вы? — Джоанна покачала головой. — Вся беда в том, — сказал он, добавляя льда в стакан, — что мы захотели доказательств.
Джоанна повернулась к нему.
— Доказательств? — повторила она, ожидая, что он пояснит свою мысль.
— Мы придумали человека, которого никогда не существовало. Тут нет ничего нового — писатели, художники, дети делают это каждый день. Но они не притворяются, что это больше, чем просто выдумки. Мы же сделали именно это. Мы искали настойчиво подтверждений тому, что наш Адам Виатт реален. Мы заставили его говорить с нами, доказывать, что он существует на самом деле.
— Так в этом же, — сказала Джоанна, — весь смысл эксперимента!
Роджер сделал еще один большой глоток и продолжал, тихо покачивая стаканом в такт своим словам:
— Каждый ученый, который не зря ест свой хлеб, знает, что, если хорошенько поискать, можно найти подтверждения чему угодно. К примеру, мы не можем положа руку на сердце сказать, что наблюдаем субатомные структуры в ускорителе элементарных частиц, а не создаем их сами в момент наблюдения. Мы начинаем с утверждения, что частицы с определенными свойствами могут — мы даже говорим «должны» — существовать. Потом, поскольку мы не можем увидеть эти частицы, мы ищем их следы в специальных камерах. И рано или поздно находим. Так следы на снегу, которые, по мнению людей, верящих в йети, оставлены йети, подтверждают, что йети существуют, — он опять сделал глоток из стакана и посмотрел на Джоанну. — Мы обожаем делать вид, будто наблюдение подтверждает теорию. На самом деле, это не так. Не совсем так. Эйнштейн говорил, что теория определяет, что мы увидим. Так что же мы, ученые, делаем? Раскалываем ли камень и находим внутри некую окаменелость истины, или же сами высекаем ее, как скульпторы? Извлекаем ли на свет то, что всегда было в этом камне или то, что порождено нашим воображением? — Роджер запрокинул голову и залпом допил виски; потом задумчиво посмотрел на пустой стакан. — И опять же — какая разница? — он перехватил выжидающий взгляд бармена и обратился к Джоанне: — Ну как, вы дозрели?
— Нет, спасибо, — она подождала, пока бармен нальет ему двойную порцию и сказала: — Объясните мне одну вещь, Роджер... Я по-прежнему не понимаю, почему вы согласились в этом участвовать и разрешили ссылаться на вас?
Роджер с глубокомысленным видом отхлебнул из стакана.
— За этот век с учеными произошло немало всего интересного. Мы начинали как поборники разума и логики, верили, что, если будем достаточно усердно работать, достаточно внимательно наблюдать и измерять, природа, в конце концов, уступит и откроет нам свои самые сокровенные тайны. И они тоже будут разумными и логичными. Они будут исполнены значения, потому что вселенная, по нашему убеждению, построена на принципах здравого смысла. Все, что противоречило этой теории, отметалось как обыкновенное суеверие. Вот тут-то и начинаются сложности. Чем больше мы узнаем о природе посредством осмысления и логических рассуждений, тем больше у нас появляется причин отказаться от идеи, что в природе вообще заложен какой-то смысл.
Джоанна заметила, что он поглядывает на нее с опаской, думая, что она снова разъярится, как в тот вечер после смерти Барри и Дрю.
— Идея о том, что можно докопаться до истины и узнать, почему жизнь такова, какова она есть, — продолжал Роджер, — противоречит всем накопленным наукой свидетельствам. Это не значит, что мы неспособны увидеть то, что есть. Мы можем наблюдать и измерять с невероятной точностью, достаточной, чтобы вычислить расстояние от Нью-Йорка до Лос-Анджелеса с погрешностью не большей чем толщина человеческого волоса. Этот пример любил приводить Дик Фейнман. Еще он любил повторять, что природа абсурдна. Хотя мы можем предсказать ее поведение с достаточной точностью, чтобы это использовать, мы не имеем ни малейшего представления о том, почему она себя так ведет. Это бессмысленно. Мы знаем, что если сделать так, то будет эдак. Но утверждение, что этому есть логическое объяснение — самое большое суеверие на свете. Фактически, это просто детская потребность в том, чтобы мир был надежен.
Джоанна на секунду задумалась, потом сказала:
— Видимо, поэтому Сэм и говорит, что суеверны все.
Роджер хмуро улыбнулся:
— Он прав. Когда мы складываем пальцы крестиком или стучим по дереву, мы попадаем туда, где все происходит так, как полагается, где есть порядок и правила, по которым можно играть, — то же самое ученые думали о мире, пока не пригляделись к нему повнимательнее.
Фуллертон снова влил в себя большую порцию виски. Джоанна заметила, что он уже почти прикончил третий стакан. Мысль у него по-прежнему работала ясно, но язык уже начинал заплетаться.
— Так кто же такие ученые? — спросил он с некоторым пафосом. — Землемеры? Ревизоры? Оценщики? Измерять и заносить в протокол — это мы здорово умеем, ну а дальше что? — Роджер допил остатки и несколько сильнее, чем надо стукнул стаканом о стойку. — Наверное потому, — сказал он, уставившись на Джоанну, — я и пошел на это. Хотел узнать, не предложит ли Сэм что-нибудь новенькое. Ну, и еще потому, что у тебя обалденные ноги. — Он одарил ее пьяной улыбкой. Настроение его улучшилось. — А теперь, может, ты все-таки выпьешь? — он оглянулся в поисках бармена.
— Мне пора. И вот что, Роджер, — не хочу притворяться вашей матушкой, но, по-моему, вам уже хватит.
— Тут, боюсь, я вынужден с тобой не согласиться... Бармен!..
— Ладно, раз вы решили надраться, я остаюсь.
— Если это шантаж, то ты победила. Оставайся, сколько твоей душе угодно.
Появился улыбающийся бармен.
— Еще одну большую порцию виски с водой, — сказал Роджер и вопросительно посмотрел на Джоанну: — А тебе?
— Нет, спасибо. Мне — ничего, — она глянула на часы. — О Господи, мне действительно пора бежать! Слушайте, Роджер, давайте я хотя бы вызову вам от журнала машину. Она отвезет вас в Принстон.
— Как скажешь, моя дорогая. И не беспокойся — ты ни капли не похожа на мою матушку.
Джоанна достала телефон и позвонила в транспортную контору, где у журнала был постоянный счет. Если Тэйлору взбредет в голову требовать отчета о расходах, за эту чертову машину она заплатит сама.
— Машина будет ждать вас снаружи через двадцать минут, — сказала она Роджеру и соскользнула с табурета. — Теперь меня не волнует, до какой степени вы налижетесь. По крайней мере я буду спокойна, что вы попадете домой. Хорошо?
— Хорошо, дорогуша, — Роджер поцеловал ее в щечку.
— Берегите себя, Роджер. Увидимся.
— Договорились.
В дверях Джоанна остановилась и обернулась. Роджер смотрел ей вслед и жизнерадостно махал стаканом. Она послала ему воздушный поцелуй и вышла на улицу.
Все столики были заняты, поэтому они с Роджером присели на табуреты у стойки.
— Странно, — сказала Джоанна. — Я даже заплакать не могу. И это не шок, хуже — я просто приняла это как должное.
Роджер сделал большой глоток шотландского виски с водой.
— Мне очень нравился Пит, — голос его дрожал, и он закашлялся, чтобы это скрыть. — Славный мальчик. Умный. Настойчивый.
Какое-то время они молчали. Потом Джоанна сказала:
— Что же нам теперь делать? — Роджер не отвечал, и она стала размышлять вслух: — Может быть, если мы просто разойдемся, бросим попытки его уничтожить, забудем о нем...
Роджер издал короткий сардонический смешок:
— Забыть про Адама — все равно, что в течение пяти минут старательно не думать о носорогах.
Вновь наступило молчание — островок затишья посреди шумной вечерней жизни вокруг.
— Итак, — сказала наконец Джоанна, — нам остается просто сидеть и ждать, кто будет следующим? Это все, что мы можем сделать?
Роджер осушил бокал и подозвал бармена.
— Я лично собираюсь еще выпить. А вы? — Джоанна покачала головой. — Вся беда в том, — сказал он, добавляя льда в стакан, — что мы захотели доказательств.
Джоанна повернулась к нему.
— Доказательств? — повторила она, ожидая, что он пояснит свою мысль.
— Мы придумали человека, которого никогда не существовало. Тут нет ничего нового — писатели, художники, дети делают это каждый день. Но они не притворяются, что это больше, чем просто выдумки. Мы же сделали именно это. Мы искали настойчиво подтверждений тому, что наш Адам Виатт реален. Мы заставили его говорить с нами, доказывать, что он существует на самом деле.
— Так в этом же, — сказала Джоанна, — весь смысл эксперимента!
Роджер сделал еще один большой глоток и продолжал, тихо покачивая стаканом в такт своим словам:
— Каждый ученый, который не зря ест свой хлеб, знает, что, если хорошенько поискать, можно найти подтверждения чему угодно. К примеру, мы не можем положа руку на сердце сказать, что наблюдаем субатомные структуры в ускорителе элементарных частиц, а не создаем их сами в момент наблюдения. Мы начинаем с утверждения, что частицы с определенными свойствами могут — мы даже говорим «должны» — существовать. Потом, поскольку мы не можем увидеть эти частицы, мы ищем их следы в специальных камерах. И рано или поздно находим. Так следы на снегу, которые, по мнению людей, верящих в йети, оставлены йети, подтверждают, что йети существуют, — он опять сделал глоток из стакана и посмотрел на Джоанну. — Мы обожаем делать вид, будто наблюдение подтверждает теорию. На самом деле, это не так. Не совсем так. Эйнштейн говорил, что теория определяет, что мы увидим. Так что же мы, ученые, делаем? Раскалываем ли камень и находим внутри некую окаменелость истины, или же сами высекаем ее, как скульпторы? Извлекаем ли на свет то, что всегда было в этом камне или то, что порождено нашим воображением? — Роджер запрокинул голову и залпом допил виски; потом задумчиво посмотрел на пустой стакан. — И опять же — какая разница? — он перехватил выжидающий взгляд бармена и обратился к Джоанне: — Ну как, вы дозрели?
— Нет, спасибо, — она подождала, пока бармен нальет ему двойную порцию и сказала: — Объясните мне одну вещь, Роджер... Я по-прежнему не понимаю, почему вы согласились в этом участвовать и разрешили ссылаться на вас?
Роджер с глубокомысленным видом отхлебнул из стакана.
— За этот век с учеными произошло немало всего интересного. Мы начинали как поборники разума и логики, верили, что, если будем достаточно усердно работать, достаточно внимательно наблюдать и измерять, природа, в конце концов, уступит и откроет нам свои самые сокровенные тайны. И они тоже будут разумными и логичными. Они будут исполнены значения, потому что вселенная, по нашему убеждению, построена на принципах здравого смысла. Все, что противоречило этой теории, отметалось как обыкновенное суеверие. Вот тут-то и начинаются сложности. Чем больше мы узнаем о природе посредством осмысления и логических рассуждений, тем больше у нас появляется причин отказаться от идеи, что в природе вообще заложен какой-то смысл.
Джоанна заметила, что он поглядывает на нее с опаской, думая, что она снова разъярится, как в тот вечер после смерти Барри и Дрю.
— Идея о том, что можно докопаться до истины и узнать, почему жизнь такова, какова она есть, — продолжал Роджер, — противоречит всем накопленным наукой свидетельствам. Это не значит, что мы неспособны увидеть то, что есть. Мы можем наблюдать и измерять с невероятной точностью, достаточной, чтобы вычислить расстояние от Нью-Йорка до Лос-Анджелеса с погрешностью не большей чем толщина человеческого волоса. Этот пример любил приводить Дик Фейнман. Еще он любил повторять, что природа абсурдна. Хотя мы можем предсказать ее поведение с достаточной точностью, чтобы это использовать, мы не имеем ни малейшего представления о том, почему она себя так ведет. Это бессмысленно. Мы знаем, что если сделать так, то будет эдак. Но утверждение, что этому есть логическое объяснение — самое большое суеверие на свете. Фактически, это просто детская потребность в том, чтобы мир был надежен.
Джоанна на секунду задумалась, потом сказала:
— Видимо, поэтому Сэм и говорит, что суеверны все.
Роджер хмуро улыбнулся:
— Он прав. Когда мы складываем пальцы крестиком или стучим по дереву, мы попадаем туда, где все происходит так, как полагается, где есть порядок и правила, по которым можно играть, — то же самое ученые думали о мире, пока не пригляделись к нему повнимательнее.
Фуллертон снова влил в себя большую порцию виски. Джоанна заметила, что он уже почти прикончил третий стакан. Мысль у него по-прежнему работала ясно, но язык уже начинал заплетаться.
— Так кто же такие ученые? — спросил он с некоторым пафосом. — Землемеры? Ревизоры? Оценщики? Измерять и заносить в протокол — это мы здорово умеем, ну а дальше что? — Роджер допил остатки и несколько сильнее, чем надо стукнул стаканом о стойку. — Наверное потому, — сказал он, уставившись на Джоанну, — я и пошел на это. Хотел узнать, не предложит ли Сэм что-нибудь новенькое. Ну, и еще потому, что у тебя обалденные ноги. — Он одарил ее пьяной улыбкой. Настроение его улучшилось. — А теперь, может, ты все-таки выпьешь? — он оглянулся в поисках бармена.
— Мне пора. И вот что, Роджер, — не хочу притворяться вашей матушкой, но, по-моему, вам уже хватит.
— Тут, боюсь, я вынужден с тобой не согласиться... Бармен!..
— Ладно, раз вы решили надраться, я остаюсь.
— Если это шантаж, то ты победила. Оставайся, сколько твоей душе угодно.
Появился улыбающийся бармен.
— Еще одну большую порцию виски с водой, — сказал Роджер и вопросительно посмотрел на Джоанну: — А тебе?
— Нет, спасибо. Мне — ничего, — она глянула на часы. — О Господи, мне действительно пора бежать! Слушайте, Роджер, давайте я хотя бы вызову вам от журнала машину. Она отвезет вас в Принстон.
— Как скажешь, моя дорогая. И не беспокойся — ты ни капли не похожа на мою матушку.
Джоанна достала телефон и позвонила в транспортную контору, где у журнала был постоянный счет. Если Тэйлору взбредет в голову требовать отчета о расходах, за эту чертову машину она заплатит сама.
— Машина будет ждать вас снаружи через двадцать минут, — сказала она Роджеру и соскользнула с табурета. — Теперь меня не волнует, до какой степени вы налижетесь. По крайней мере я буду спокойна, что вы попадете домой. Хорошо?
— Хорошо, дорогуша, — Роджер поцеловал ее в щечку.
— Берегите себя, Роджер. Увидимся.
— Договорились.
В дверях Джоанна остановилась и обернулась. Роджер смотрел ей вслед и жизнерадостно махал стаканом. Она послала ему воздушный поцелуй и вышла на улицу.
Глава 43
Через пятнадцать минут Джоанна уже расплачивалась с таксистом возле своего дома на Бикман Плэйс. Она заметила, что консьержа на месте нет, видимо, его вызвал кто-нибудь из жильцов. Джоанна набрала код, вошла в вестибюль и поднялась на лифте к себе. Войдя в квартиру, она опустила жалюзи и только после этого зажгла свет. Раньше она за собой такого не замечала. От кого ты прячешься? — спросила она себя.
Джоанна подумала о Роджере и успокоила себя надеждой, что он уже допил виски и едет в машине домой. Надо было чем-то занять себя до прихода Сэма, но разговаривать по телефону ей не хотелось, а сосредоточиться, чтобы почитать, послушать музыку или посмотреть телевизор, она не могла. Прогулка, вероятно, успокоила бы ее, но Джоанна боялась выходить на улицу. Дома, в знакомой обстановке, она чувствовала себя немножко увереннее. Она заварила себе чаю и улеглась на диван с утренним выпуском «Нью-Йорк Таймc». Но строчки прыгали у нее перед глазами, и она с трудом могла уловить смысл того, что читает.
Зазвонил домофон. Джоанна вскочила и с громадным облегчением схватила трубку, ожидая услышать голос Сэма.
— Джоанна, я внизу. Консьержа нет. Ты можешь меня впустить?
Это был не Сэм. Это был Ральф Казабон.
— Джоанна? Ты где? Алло?
Она застыла на месте, не в силах произнести ни звука.
— Джоанна, это я, Ральф.
Она хотела повесить трубку, но промахнулась по рычагу, и та закачалась на проводе, стукаясь о стену. Джоанна слышала доносящийся из нее голос — он звучал отдаленно, совсем как до этого голос Пита. Она опасливо протянула руку, словно боялась удара током и наконец положила трубку на место.
Домофон зазвонил снова. Джоанна, попятилась, не спуская с него глаз. Она изо всех сил старалась побороть панический ужас. В голове ее проносились дикие мысли, но самой дикой была мысль о том, что бояться нечего, что внизу стоит человек, который просто хочет с ней встретиться, а она — глупая истеричка.
И все же, она познакомилась с ним всего два дня назад. В Нью-Йорке никто не заявляется к малознакомому человеку, рассчитывая, что его так запросто впустят в дом. Но может быть, у него есть какая-то важная причина? Она ведь даже не спросила. Что такого уж страшного в человеке, который звонит ей по домофону, в человеке, с которым она знакома и который учтив, мил и, несомненно, нормален во всех смыслах этого слова? Не сошла ли она с ума? Неужели в следующий раз она испугается собственной тени?
И все же никакими силами нельзя было заставить ее снять трубку и поговорить с ним. Джоанна ходила вокруг домофона, словно вокруг привязанной, но очень свирепой собаки. Звон становился все нестерпимее. Джоанна подбежала к двери и проверила замки. Она была в безопасности, но в ловушке. Что же делать? Может, позвонить вниз и узнать, не вернулся ли консьерж? Или вызвать полицию? Но что ей сказать? Что придумать — ведь у нее нет пока разумного повода просить помощи у полиции?
Позвонить Сэму? Да, позвонить Сэму. Это будет правильнее всего. Сэм поймет, почему она перепугалась. Джоанна начала набирать номер его мобильного телефона; может быть, он уже едет к ней и с минуты на минуту появится? Нужно предупредить его о возможной опасности.
Домофон умолк. В наступившей тишине Джоанна слышала только стук своего сердца. Она вдруг осознала, что не может вспомнить последние цифры номера Сэма, и дала отбой.
Она стояла, вслушиваясь в тишину. Неужели ушел? Он знает, что в квартире кто-то есть, потому что трубку сняли, — но она же ничего не говорила. Трубку мог взять друг, сослуживец, уборщица, в конце концов.
Джоанна осторожно подошла к окну, отодвинула занавеску и выглянула наружу. На улице никого не было. Правда, двери она не видела и, значит, он мог все еще стоять у подъезда — но попытки попасть внутрь он явно оставил.
Или же консьерж вернулся и открыл ему. Но без предварительного звонка его бы не впустили. Это правило было крупными буквами написано в вестибюле: «Все посетители должны предварительно звонить».
— Джоанна?
Она с тревожным возгласом обернулась: голос раздался прямо у нее за спиной. Его голос. В этой комнате, рядом с ней.
Сначала она никого не увидела и уже подумала, что ей померещилось, но тут в прихожей шевельнулась какая-то тень, и в открытую дверь гостиной вошел Ральф Казабон.
— Джоанна, ты не могла бы мне объяснить, в чем дело?
Лицо у него было озабоченное, и в голосе звучало беспокойство. Он был одет более официально, чем в выходные, но в остальном выглядел точно так же. Однако изменились его манеры. В них сквозила фамильярность и даже интимность, которой между ними не было и быть не могло.
— Как вы сюда попали? — задыхаясь, проговорила она.
Он еще больше нахмурился и сделал шаг в ее сторону.
— Джоанна, что происходит?
Она попятилась и задела бедром угол стола. От удара со стола упала лампа и разбилась.
— Не приближайтесь!
Она завела руки за спину то ли для того, чтобы нашарить на столе какое-нибудь оружие защиты, то ли для того, чтобы случайно не разбить что-нибудь еще.
— Прекрати, пожалуйста! — он явно рассердился и попытался схватить Джоанну за плечи, чтобы вытрясти из нее эту дурь.
Она увернулась и принялась быстро шарить по столу. Где-то там лежал нож для разрезания бумаги с длинным и острым стальным лезвием. Наконец она нащупала его среди разбросанных книг и листов бумаги; рукоятка из слоновой кости послушно легла в ее ладонь. Джоанна выставила нож перед собой.
Теперь Ральф встревожился не на шутку и руки держал на весу.
— Хорошо, хорошо... Я не двигаюсь, успокойся... Только скажи мне, в чем дело и позволь тебе помочь... Прошу тебя, Джоанна...
Она прерывисто дышала, и каждый вдох был похож на всхлип. Усилием воли Джоанна взяла себя в руки. Держа нож наготове, она боком, как краб, двинулась к прихожей, ни на секунду не спуская глаз с Казабона.
Он поворачивался за ней, вытянув руки перед собой, — скорее в знак покорности, нежели для того, чтобы защититься или даже напасть, если ее внимание ослабнет.
Но оно не ослабло. Джоанна свободной рукой провела по лицу и оказалось, что она вся в испарине. Она заморгала и широко раскрыла глаза, чтобы согнать застилающую их пелену. Когда до выхода ей оставалось всего несколько шагов, Ральф двинулся за ней, но она угрожающе подняла нож.
— Я вас предупредила — не приближайтесь ко мне!
Чтобы открыть замки, ей пришлось переложить нож в другую руку. Сначала верхний замок, потом нижний. Они были закрыты изнутри, как она их оставила, когда вошла в квартиру.
Джоанна на секунду опустила взгляд, чтобы найти дверную ручку, и краем глаза уловила движение.
— Не смейте!
Он замер.
— Джоанна, прошу тебя... Это же безумие! Что случилось? Ты заболела? Как ты могла подумать, что я причиню тебе вред?
Она нашарила ручку двери и нажала.
— Как вы сюда вошли?
— Как всегда. Да что с тобой?
Джоанна не стала отвечать и спорить, а просто шагнула за порог. Захлопнув дверь, она бросилась к лифту и стала жать кнопку вызова, но тут увидела, что лифт занят, — горит стрелка «вверх». Слышен был шум приближающейся кабины. Лифт остановился, и двери открылись.
Не задумываясь о том, как будет выглядеть в глазах посторонних, Джоанна с ножом в руке смотрела на дверь своей квартиры. Из лифта кто-то вышел, и не успела она оглянуться, как услышала:
Джоанна подумала о Роджере и успокоила себя надеждой, что он уже допил виски и едет в машине домой. Надо было чем-то занять себя до прихода Сэма, но разговаривать по телефону ей не хотелось, а сосредоточиться, чтобы почитать, послушать музыку или посмотреть телевизор, она не могла. Прогулка, вероятно, успокоила бы ее, но Джоанна боялась выходить на улицу. Дома, в знакомой обстановке, она чувствовала себя немножко увереннее. Она заварила себе чаю и улеглась на диван с утренним выпуском «Нью-Йорк Таймc». Но строчки прыгали у нее перед глазами, и она с трудом могла уловить смысл того, что читает.
Зазвонил домофон. Джоанна вскочила и с громадным облегчением схватила трубку, ожидая услышать голос Сэма.
— Джоанна, я внизу. Консьержа нет. Ты можешь меня впустить?
Это был не Сэм. Это был Ральф Казабон.
— Джоанна? Ты где? Алло?
Она застыла на месте, не в силах произнести ни звука.
— Джоанна, это я, Ральф.
Она хотела повесить трубку, но промахнулась по рычагу, и та закачалась на проводе, стукаясь о стену. Джоанна слышала доносящийся из нее голос — он звучал отдаленно, совсем как до этого голос Пита. Она опасливо протянула руку, словно боялась удара током и наконец положила трубку на место.
Домофон зазвонил снова. Джоанна, попятилась, не спуская с него глаз. Она изо всех сил старалась побороть панический ужас. В голове ее проносились дикие мысли, но самой дикой была мысль о том, что бояться нечего, что внизу стоит человек, который просто хочет с ней встретиться, а она — глупая истеричка.
И все же, она познакомилась с ним всего два дня назад. В Нью-Йорке никто не заявляется к малознакомому человеку, рассчитывая, что его так запросто впустят в дом. Но может быть, у него есть какая-то важная причина? Она ведь даже не спросила. Что такого уж страшного в человеке, который звонит ей по домофону, в человеке, с которым она знакома и который учтив, мил и, несомненно, нормален во всех смыслах этого слова? Не сошла ли она с ума? Неужели в следующий раз она испугается собственной тени?
И все же никакими силами нельзя было заставить ее снять трубку и поговорить с ним. Джоанна ходила вокруг домофона, словно вокруг привязанной, но очень свирепой собаки. Звон становился все нестерпимее. Джоанна подбежала к двери и проверила замки. Она была в безопасности, но в ловушке. Что же делать? Может, позвонить вниз и узнать, не вернулся ли консьерж? Или вызвать полицию? Но что ей сказать? Что придумать — ведь у нее нет пока разумного повода просить помощи у полиции?
Позвонить Сэму? Да, позвонить Сэму. Это будет правильнее всего. Сэм поймет, почему она перепугалась. Джоанна начала набирать номер его мобильного телефона; может быть, он уже едет к ней и с минуты на минуту появится? Нужно предупредить его о возможной опасности.
Домофон умолк. В наступившей тишине Джоанна слышала только стук своего сердца. Она вдруг осознала, что не может вспомнить последние цифры номера Сэма, и дала отбой.
Она стояла, вслушиваясь в тишину. Неужели ушел? Он знает, что в квартире кто-то есть, потому что трубку сняли, — но она же ничего не говорила. Трубку мог взять друг, сослуживец, уборщица, в конце концов.
Джоанна осторожно подошла к окну, отодвинула занавеску и выглянула наружу. На улице никого не было. Правда, двери она не видела и, значит, он мог все еще стоять у подъезда — но попытки попасть внутрь он явно оставил.
Или же консьерж вернулся и открыл ему. Но без предварительного звонка его бы не впустили. Это правило было крупными буквами написано в вестибюле: «Все посетители должны предварительно звонить».
— Джоанна?
Она с тревожным возгласом обернулась: голос раздался прямо у нее за спиной. Его голос. В этой комнате, рядом с ней.
Сначала она никого не увидела и уже подумала, что ей померещилось, но тут в прихожей шевельнулась какая-то тень, и в открытую дверь гостиной вошел Ральф Казабон.
— Джоанна, ты не могла бы мне объяснить, в чем дело?
Лицо у него было озабоченное, и в голосе звучало беспокойство. Он был одет более официально, чем в выходные, но в остальном выглядел точно так же. Однако изменились его манеры. В них сквозила фамильярность и даже интимность, которой между ними не было и быть не могло.
— Как вы сюда попали? — задыхаясь, проговорила она.
Он еще больше нахмурился и сделал шаг в ее сторону.
— Джоанна, что происходит?
Она попятилась и задела бедром угол стола. От удара со стола упала лампа и разбилась.
— Не приближайтесь!
Она завела руки за спину то ли для того, чтобы нашарить на столе какое-нибудь оружие защиты, то ли для того, чтобы случайно не разбить что-нибудь еще.
— Прекрати, пожалуйста! — он явно рассердился и попытался схватить Джоанну за плечи, чтобы вытрясти из нее эту дурь.
Она увернулась и принялась быстро шарить по столу. Где-то там лежал нож для разрезания бумаги с длинным и острым стальным лезвием. Наконец она нащупала его среди разбросанных книг и листов бумаги; рукоятка из слоновой кости послушно легла в ее ладонь. Джоанна выставила нож перед собой.
Теперь Ральф встревожился не на шутку и руки держал на весу.
— Хорошо, хорошо... Я не двигаюсь, успокойся... Только скажи мне, в чем дело и позволь тебе помочь... Прошу тебя, Джоанна...
Она прерывисто дышала, и каждый вдох был похож на всхлип. Усилием воли Джоанна взяла себя в руки. Держа нож наготове, она боком, как краб, двинулась к прихожей, ни на секунду не спуская глаз с Казабона.
Он поворачивался за ней, вытянув руки перед собой, — скорее в знак покорности, нежели для того, чтобы защититься или даже напасть, если ее внимание ослабнет.
Но оно не ослабло. Джоанна свободной рукой провела по лицу и оказалось, что она вся в испарине. Она заморгала и широко раскрыла глаза, чтобы согнать застилающую их пелену. Когда до выхода ей оставалось всего несколько шагов, Ральф двинулся за ней, но она угрожающе подняла нож.
— Я вас предупредила — не приближайтесь ко мне!
Чтобы открыть замки, ей пришлось переложить нож в другую руку. Сначала верхний замок, потом нижний. Они были закрыты изнутри, как она их оставила, когда вошла в квартиру.
Джоанна на секунду опустила взгляд, чтобы найти дверную ручку, и краем глаза уловила движение.
— Не смейте!
Он замер.
— Джоанна, прошу тебя... Это же безумие! Что случилось? Ты заболела? Как ты могла подумать, что я причиню тебе вред?
Она нашарила ручку двери и нажала.
— Как вы сюда вошли?
— Как всегда. Да что с тобой?
Джоанна не стала отвечать и спорить, а просто шагнула за порог. Захлопнув дверь, она бросилась к лифту и стала жать кнопку вызова, но тут увидела, что лифт занят, — горит стрелка «вверх». Слышен был шум приближающейся кабины. Лифт остановился, и двери открылись.
Не задумываясь о том, как будет выглядеть в глазах посторонних, Джоанна с ножом в руке смотрела на дверь своей квартиры. Из лифта кто-то вышел, и не успела она оглянуться, как услышала: