Страница:
Джоанна еще раз поклялась, что у нее нет никаких неприятностей и беспокоиться не о чем, но она была огорчена, что мать так из-за этого переживает. Несмотря на то что Джоанна была единственным ребенком, Элизабет Кросс никогда не кудахтала над ней и не опекала. Это было на нее совсем не похоже.
— Я тоже не понимаю, что это значит, мамочка. Но в наших снах всегда есть какой-то смысл. Ты рассказывала его папе?
— Я уже три раза будила его своими криками. Но он тоже не может сказать, что все это значит.
Они обе помолчали. Джоанна чувствовала, что матери стало легче просто от того, что она услышала ее голос.
— Знаешь, мамочка, — сказала она шутливо, чтобы разрядить обстановку. — Наверное, ты хочешь от меня что-то утаить, чтобы я не расстраивалась. Ты что, покрасилась в зеленый цвет или постриглась наголо?
Немного успокоившись, мать засмеялась:
— Я уж думала, думала, да так ничего и не придумала. С чего это я вдруг не впущу в дом собственную дочь? Что ты могла натворить такого? Может быть, это я чувствую, будто ты от меня что-то скрываешь — ну, и не хочу, чтобы ты мне зубы заговаривала?
— Ничего я не натворила. И я не заговариваю тебе зубы.
— Ты, часом, не пишешь что-нибудь вроде той последней статьи?
Матери Джоанны почему-то очень не нравилось, что ее дочь писала про Храм Новой Звезды. Она до последнего момента не знала, что Джоанна была там одна и под чужим именем, а когда узнала, пришла в ужас. «Это злые и очень опасные люди, — говорила она. — Я просто поражена, что в журнале тебя туда отпустили. Можешь назвать меня суеверной, но я считаю, что тебе в такие дела лучше не лезть».
— Я работаю над статьей о психологе из Манхэттенского университета, — сказала Джоанна. Ей было неловко, что она не говорит всей правды, но она чувствовала, что так будет лучше.
Они еще немного поговорили; за это время Джоанна выбралась из постели и прошла на кухню сварить себе кофе. Постепенно Элизабет совсем успокоилась и перешла на свой обычный иронический тон.
— Есть какие-то сдвиги в твоей личной жизни? — спросила она. — Не хочу соваться не в свое дело, но...
— Мамочка, ну кто тебя когда упрекал, что ты суешься не в свое дело!
— Но уж коли мы затронули эту тему...
Джоанна засмеялась. Ну вот, мать, наконец-то, снова стала самой собой, и разговор перешел в привычное русло.
— Уж коли мы затронули эту тему мамочка, все, что я могу сказать, — это что-то среднее между «нет» и «я не уверена». Я буду держать тебя в курсе.
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
— Я тоже не понимаю, что это значит, мамочка. Но в наших снах всегда есть какой-то смысл. Ты рассказывала его папе?
— Я уже три раза будила его своими криками. Но он тоже не может сказать, что все это значит.
Они обе помолчали. Джоанна чувствовала, что матери стало легче просто от того, что она услышала ее голос.
— Знаешь, мамочка, — сказала она шутливо, чтобы разрядить обстановку. — Наверное, ты хочешь от меня что-то утаить, чтобы я не расстраивалась. Ты что, покрасилась в зеленый цвет или постриглась наголо?
Немного успокоившись, мать засмеялась:
— Я уж думала, думала, да так ничего и не придумала. С чего это я вдруг не впущу в дом собственную дочь? Что ты могла натворить такого? Может быть, это я чувствую, будто ты от меня что-то скрываешь — ну, и не хочу, чтобы ты мне зубы заговаривала?
— Ничего я не натворила. И я не заговариваю тебе зубы.
— Ты, часом, не пишешь что-нибудь вроде той последней статьи?
Матери Джоанны почему-то очень не нравилось, что ее дочь писала про Храм Новой Звезды. Она до последнего момента не знала, что Джоанна была там одна и под чужим именем, а когда узнала, пришла в ужас. «Это злые и очень опасные люди, — говорила она. — Я просто поражена, что в журнале тебя туда отпустили. Можешь назвать меня суеверной, но я считаю, что тебе в такие дела лучше не лезть».
— Я работаю над статьей о психологе из Манхэттенского университета, — сказала Джоанна. Ей было неловко, что она не говорит всей правды, но она чувствовала, что так будет лучше.
Они еще немного поговорили; за это время Джоанна выбралась из постели и прошла на кухню сварить себе кофе. Постепенно Элизабет совсем успокоилась и перешла на свой обычный иронический тон.
— Есть какие-то сдвиги в твоей личной жизни? — спросила она. — Не хочу соваться не в свое дело, но...
— Мамочка, ну кто тебя когда упрекал, что ты суешься не в свое дело!
— Но уж коли мы затронули эту тему...
Джоанна засмеялась. Ну вот, мать, наконец-то, снова стала самой собой, и разговор перешел в привычное русло.
— Уж коли мы затронули эту тему мамочка, все, что я могу сказать, — это что-то среднее между «нет» и «я не уверена». Я буду держать тебя в курсе.
Глава 8
Дважды в неделю Сэм собирал своих подчиненных, чтобы обсудить текущую работу и рассмотреть планы на будущее. Все не могли поместиться в его кабинете, поэтому собрание устраивали в приемной для посетителей. В то утро темой обсуждения был новый эксперимент, предложенный Сэмом. Джоанна, с общего согласия, записывала все на диктофон. Ее попросили не стесняться, если она захочет что-то спросить или если у нее появятся замечания.
— В сущности, мы воспроизведем спиритический сеанс викторианской эпохи, сказал Сэм. — С единственным отличием — тогда люди считали, что вызывают духов умерших, а мы с вами знаем, что это всего лишь проявление психокинеза. Влияние мысли на материю.
— Я только не понимаю, зачем для подтверждения этой теории нужно непременно вызывать привидение — кроме, разумеется, того соображения, что Джоанне необходимо дать материал для интересной статьи, что само по себе я только приветствую, — это сказала Таня Филипс, с которой Джоанна еще не успела познакомиться. У нее были короткие черные волосы, большой рот, агрессивно выдвинутая вперед челюсть, но глаза — незлые. — Во время индивидуальных тестов мы уже наблюдали психокинетические эффекты, которые вполне поддаются измерениям — зачем же придумывать новый эксперимент для целой группы?
— Затем, что никакая медитация и концентрация не даст таких результатов, как объединенная направленная мысль нескольких людей, которым легко друг с другом, и которые относятся к этой задаче как к забавной салонной игре. Воображаемое привидение, теоретически, должно сфокусировать на себе силу «пси», которой мы, предположительно, обладаем, но не умеем сознательно управлять.
— Но почему это должно быть привидение именно вымышленного человека, а не дух, допустим, Юлия Цезаря или Наполеона? — вопрос задал Брайан Мид, инженер лаборатории.
— Возможно, нам удастся вызвать что-то и назвать это Цезарем или Наполеоном, — ответил Сэм, — но тогда мы обнаружим, что его познания в области истории Римской Империи или Франции прошлого века не превосходят наших.
— Сэм прав. Для чистоты эксперимента лучше вызывать дух несуществующего человека, — сказал Джефф Доррел, физик-теоретик. — Я как раз недавно прочел о таком же опыте, который проводился в Торонто лет двадцать назад. И тоже считаю, что настало время его повторить.
— Те ребята создали призрак человека по имени Филипп, — с возрастающим воодушевлением подхватил Сэм, — который якобы жил во времена Войны за независимость и покончил с собой из-за несчастной любви. Он, правда, не материализовался, но во время столоверчения общался со своими создателями. Все это сопровождалось и другими явлениями, которые были записаны на пленку.
Пэгги О'Донован слушала этот спор, покачиваясь в невероятно древнем кресле-качалке.
— Хорошо, позвольте мне сказать одну вещь, — произнесла она. — Я полагаю, каждый из нас читал книгу «Магия и тайны Тибета» Александры Дэвид-Нил?
Все, кроме Джоанны, которая никогда даже не слышала о такой книге, дружно кивнули.
— Кажется, я знаю, что ты хотела сказать, — проговорил Сэм. — Но продолжай, расскажи для Джоанны.
Миндалевидные глаза Пэгги обратились к Джоанне. Глубокие и неподвижные, они, казалось, обладали прямо-таки гипнотическими свойствами.
— Александра Дэвид-Нил была француженкой. Она путешествовала по Тибету в конце прошлого и начале нашего века. Она описывала, как ей рассказывали о святых людях, которые могли создавать эти самые тулпы — овеществлять мысль.
Джоанна взглянула на Сэма и вспомнила, как он спрашивал, не знает ли она этого слова.
— В конце концов после долгих тренировок, — продолжала Пэгги, — она сумела создать свою тулпу — монаха, который поселился у нее в доме. Когда она куда-нибудь отправлялась, он следовал за ней. Его видели другие люди и считали живым человеком. В первое время он был дружелюбен и кроток, но потом Александра почувствовала в нем перемены. Он становился все более неприятным, словно несущим зло. И вот, сначала успешно проведя материализацию, она решила произвести обратный процесс. Иначе от него нельзя было избавиться. На это дело у нее ушло целых шестнадцать месяцев.
Джефф скептически отнесся к этой истории.
— Мне в этой книге больше нравится, когда оживает шляпа, — сказал он и поглядел на Джоанну. — Дело было так: у одного путешественника ветром унесло шляпу. Унесло далеко, и она упала в какой-то глуши. Ее нашли местные жители, но трогать побоялись. Они никогда не видели шляпы и решили, что это какой-то зверь. После того как они несколько дней покружили вокруг нее, боясь подойти ближе, их страхи материализовались, и шляпа начала жить своей жизнью. — Он хихикнул. — Не знаю, как другим, а мне всегда казалось, что в книге мисс Дэвид-Нил больше литературы, чем фактов.
— Дело в том, — подвел итог Сэм, — что у нее нигде не сказано, исчез ли в итоге монах — как не сказано и о том, что в его присутствии происходили какие-нибудь несчастья. Просто, когда он был рядом, она чувствовала себя неуютно. Что же касается Торонтских ребят, их «Филипп» испарился бесследно, как только одному из членов группы наскучила эта игра.
— Кстати, сколько человек будет в нашей группе? И кто будет в нее входить? — спросил высокий блондин — Брэд Баклхерст, тоже физик, с которым, как и с Таней Филипс, Джоанна познакомилась лишь этим утром.
Сэм сказал, что оптимальное количество участников — шесть-восемь человек. Поскольку важную роль в успехе эксперимента играет спонтанность, лучше было бы набрать новых добровольных помощников. Разумеется, Джоанна и он, Сэм, тоже примут участие. Кроме того, в группу не должны входить люди, одаренные экстрасенсорными способностями: ведь цель эксперимента — продемонстрировать силу мозга обычного человека, а не какого-то особенного.
Пэгги вызвалась составить список возможных кандидатур — заглянуть в рекламные проспекты, поискать в Интернете. Из постоянных сотрудников Сэма один Пит попросил, чтобы его включили в число участников, и Сэм согласился. У всех остальных, хотя им и хотелось принять участие в эксперименте, было слишком много своей работы, чтобы тратить по несколько часов в неделю на новый проект.
После собрания Джоанна собиралась в редакцию. Пройти десяток кварталов по холодку в ясный день было даже приятно. Оказалось, что Сэму с ней по дороге — он должен был встретиться с представителем университета, занимающимся распределением фондов, чтобы попытаться выбить у него несколько дополнительных тысяч долларов в год. Эта борьба за фонды велась непрерывно, поскольку исследователи паранормальных явлений не пользовались такой поддержкой, как, например, ученые, ищущие лекарство от рака — или даже изобретатели усовершенствованных мышеловок.
Некоторое время они шли молча, Сэм только поглядывал на Джоанну; потом он наконец не выдержал и спросил, что ее беспокоит.
— Я просто задумалась над словами Пэгги, — сказала Джоанна.
— Над чем именно?
— Вы уверены, что это не опасно?
— Вы имеете в виду эксперимент? Что в нем может быть опасного?
— Не знаю. Вдруг начнется что-то, чего мы не сможем остановить.
— Мы только что подверглись большей опасности, когда переходили дорогу, и даже не заметили этого.
— Так значит, определенный риск все-таки есть?
— Не думаю. Но если хотите, вы можете не принимать участия в опыте, а просто наблюдать со стороны.
— Нет, — поспешно сказала Джоанна. — Я не хочу только смотреть.
Еще полквартала они опять прошли молча.
— Кстати, — сказал Сэм, когда они остановились у светофора. — Я давно хотел спросить — эта история с Мюрреем и его женой по-прежнему вас тревожит?
Джоанна удивилась, что он вспомнил имя Мюррея. С того дня, когда они говорили об этом, минула не одна неделя. Она догадалась, что Сэм увидел связь между тем неприятным случаем и ее нынешними сомнениями, вызванными замечанием Пэгги.
Джоанна ответила честно.
— Сколько я об этом ни думаю, всегда говорю себе, что не я виновата в его смерти. Я это знаю. Но вы угадали, мне все еще немного не по себе.
— И наверное, вы думаете о «проклятии», которое на вас наложила старуха?
Джоанна поймала себя на том, что не знает, перед кем ей труднее в этом признаться: перед ними или перед самой собой.
— Иногда, — сказала она, помолчав, и добавила уже более жизнерадостно: — Обычно я говорю себе, что если бы было проклятие, оно бы уже подействовало, а я ничего такого не чувствую.
Сэм рассмеялся:
— Ну, тогда я за вас спокоен.
Поток пассажиров с автобуса вдруг вклинился между ними, и, чтобы удержать Джоанну, Сэм подался вперед и поймал ее за руку.
Совершенно неожиданно для себя Джоанна почувствовала, что ей нравится его прикосновение.
— В сущности, мы воспроизведем спиритический сеанс викторианской эпохи, сказал Сэм. — С единственным отличием — тогда люди считали, что вызывают духов умерших, а мы с вами знаем, что это всего лишь проявление психокинеза. Влияние мысли на материю.
— Я только не понимаю, зачем для подтверждения этой теории нужно непременно вызывать привидение — кроме, разумеется, того соображения, что Джоанне необходимо дать материал для интересной статьи, что само по себе я только приветствую, — это сказала Таня Филипс, с которой Джоанна еще не успела познакомиться. У нее были короткие черные волосы, большой рот, агрессивно выдвинутая вперед челюсть, но глаза — незлые. — Во время индивидуальных тестов мы уже наблюдали психокинетические эффекты, которые вполне поддаются измерениям — зачем же придумывать новый эксперимент для целой группы?
— Затем, что никакая медитация и концентрация не даст таких результатов, как объединенная направленная мысль нескольких людей, которым легко друг с другом, и которые относятся к этой задаче как к забавной салонной игре. Воображаемое привидение, теоретически, должно сфокусировать на себе силу «пси», которой мы, предположительно, обладаем, но не умеем сознательно управлять.
— Но почему это должно быть привидение именно вымышленного человека, а не дух, допустим, Юлия Цезаря или Наполеона? — вопрос задал Брайан Мид, инженер лаборатории.
— Возможно, нам удастся вызвать что-то и назвать это Цезарем или Наполеоном, — ответил Сэм, — но тогда мы обнаружим, что его познания в области истории Римской Империи или Франции прошлого века не превосходят наших.
— Сэм прав. Для чистоты эксперимента лучше вызывать дух несуществующего человека, — сказал Джефф Доррел, физик-теоретик. — Я как раз недавно прочел о таком же опыте, который проводился в Торонто лет двадцать назад. И тоже считаю, что настало время его повторить.
— Те ребята создали призрак человека по имени Филипп, — с возрастающим воодушевлением подхватил Сэм, — который якобы жил во времена Войны за независимость и покончил с собой из-за несчастной любви. Он, правда, не материализовался, но во время столоверчения общался со своими создателями. Все это сопровождалось и другими явлениями, которые были записаны на пленку.
Пэгги О'Донован слушала этот спор, покачиваясь в невероятно древнем кресле-качалке.
— Хорошо, позвольте мне сказать одну вещь, — произнесла она. — Я полагаю, каждый из нас читал книгу «Магия и тайны Тибета» Александры Дэвид-Нил?
Все, кроме Джоанны, которая никогда даже не слышала о такой книге, дружно кивнули.
— Кажется, я знаю, что ты хотела сказать, — проговорил Сэм. — Но продолжай, расскажи для Джоанны.
Миндалевидные глаза Пэгги обратились к Джоанне. Глубокие и неподвижные, они, казалось, обладали прямо-таки гипнотическими свойствами.
— Александра Дэвид-Нил была француженкой. Она путешествовала по Тибету в конце прошлого и начале нашего века. Она описывала, как ей рассказывали о святых людях, которые могли создавать эти самые тулпы — овеществлять мысль.
Джоанна взглянула на Сэма и вспомнила, как он спрашивал, не знает ли она этого слова.
— В конце концов после долгих тренировок, — продолжала Пэгги, — она сумела создать свою тулпу — монаха, который поселился у нее в доме. Когда она куда-нибудь отправлялась, он следовал за ней. Его видели другие люди и считали живым человеком. В первое время он был дружелюбен и кроток, но потом Александра почувствовала в нем перемены. Он становился все более неприятным, словно несущим зло. И вот, сначала успешно проведя материализацию, она решила произвести обратный процесс. Иначе от него нельзя было избавиться. На это дело у нее ушло целых шестнадцать месяцев.
Джефф скептически отнесся к этой истории.
— Мне в этой книге больше нравится, когда оживает шляпа, — сказал он и поглядел на Джоанну. — Дело было так: у одного путешественника ветром унесло шляпу. Унесло далеко, и она упала в какой-то глуши. Ее нашли местные жители, но трогать побоялись. Они никогда не видели шляпы и решили, что это какой-то зверь. После того как они несколько дней покружили вокруг нее, боясь подойти ближе, их страхи материализовались, и шляпа начала жить своей жизнью. — Он хихикнул. — Не знаю, как другим, а мне всегда казалось, что в книге мисс Дэвид-Нил больше литературы, чем фактов.
— Дело в том, — подвел итог Сэм, — что у нее нигде не сказано, исчез ли в итоге монах — как не сказано и о том, что в его присутствии происходили какие-нибудь несчастья. Просто, когда он был рядом, она чувствовала себя неуютно. Что же касается Торонтских ребят, их «Филипп» испарился бесследно, как только одному из членов группы наскучила эта игра.
— Кстати, сколько человек будет в нашей группе? И кто будет в нее входить? — спросил высокий блондин — Брэд Баклхерст, тоже физик, с которым, как и с Таней Филипс, Джоанна познакомилась лишь этим утром.
Сэм сказал, что оптимальное количество участников — шесть-восемь человек. Поскольку важную роль в успехе эксперимента играет спонтанность, лучше было бы набрать новых добровольных помощников. Разумеется, Джоанна и он, Сэм, тоже примут участие. Кроме того, в группу не должны входить люди, одаренные экстрасенсорными способностями: ведь цель эксперимента — продемонстрировать силу мозга обычного человека, а не какого-то особенного.
Пэгги вызвалась составить список возможных кандидатур — заглянуть в рекламные проспекты, поискать в Интернете. Из постоянных сотрудников Сэма один Пит попросил, чтобы его включили в число участников, и Сэм согласился. У всех остальных, хотя им и хотелось принять участие в эксперименте, было слишком много своей работы, чтобы тратить по несколько часов в неделю на новый проект.
После собрания Джоанна собиралась в редакцию. Пройти десяток кварталов по холодку в ясный день было даже приятно. Оказалось, что Сэму с ней по дороге — он должен был встретиться с представителем университета, занимающимся распределением фондов, чтобы попытаться выбить у него несколько дополнительных тысяч долларов в год. Эта борьба за фонды велась непрерывно, поскольку исследователи паранормальных явлений не пользовались такой поддержкой, как, например, ученые, ищущие лекарство от рака — или даже изобретатели усовершенствованных мышеловок.
Некоторое время они шли молча, Сэм только поглядывал на Джоанну; потом он наконец не выдержал и спросил, что ее беспокоит.
— Я просто задумалась над словами Пэгги, — сказала Джоанна.
— Над чем именно?
— Вы уверены, что это не опасно?
— Вы имеете в виду эксперимент? Что в нем может быть опасного?
— Не знаю. Вдруг начнется что-то, чего мы не сможем остановить.
— Мы только что подверглись большей опасности, когда переходили дорогу, и даже не заметили этого.
— Так значит, определенный риск все-таки есть?
— Не думаю. Но если хотите, вы можете не принимать участия в опыте, а просто наблюдать со стороны.
— Нет, — поспешно сказала Джоанна. — Я не хочу только смотреть.
Еще полквартала они опять прошли молча.
— Кстати, — сказал Сэм, когда они остановились у светофора. — Я давно хотел спросить — эта история с Мюрреем и его женой по-прежнему вас тревожит?
Джоанна удивилась, что он вспомнил имя Мюррея. С того дня, когда они говорили об этом, минула не одна неделя. Она догадалась, что Сэм увидел связь между тем неприятным случаем и ее нынешними сомнениями, вызванными замечанием Пэгги.
Джоанна ответила честно.
— Сколько я об этом ни думаю, всегда говорю себе, что не я виновата в его смерти. Я это знаю. Но вы угадали, мне все еще немного не по себе.
— И наверное, вы думаете о «проклятии», которое на вас наложила старуха?
Джоанна поймала себя на том, что не знает, перед кем ей труднее в этом признаться: перед ними или перед самой собой.
— Иногда, — сказала она, помолчав, и добавила уже более жизнерадостно: — Обычно я говорю себе, что если бы было проклятие, оно бы уже подействовало, а я ничего такого не чувствую.
Сэм рассмеялся:
— Ну, тогда я за вас спокоен.
Поток пассажиров с автобуса вдруг вклинился между ними, и, чтобы удержать Джоанну, Сэм подался вперед и поймал ее за руку.
Совершенно неожиданно для себя Джоанна почувствовала, что ей нравится его прикосновение.
Глава 9
В конце концов Джоанна решила, что профессиональный долг требует сделать с Сэмом подробное интервью. В такой формулировке не было изъянов, и Джоанна осталась собой довольна.
Сэм согласился сразу и, к ее немалому удивлению, предложил встретиться у него дома, чтобы им никто не мешал. Например, на этой неделе, сказал он. Попьем чаю. Идет, ответила Джоанна, внезапно поняв, что нельзя интересно написать о человеке, если ты не видел, как он живет. А фотографа, если понадобится, можно будет прислать потом.
В четверг, в условленные четыре часа, она вышла из такси возле его дома. Сэм жил в древнем с виду здании на Риверсайд Драйв. Квартира его располагалась на пятом этаже, и из окна открывался изумительный вид на реку. В остальном же она была обшарпанная и неудобная, зато, что самое главное, с твердой арендной платой. Он сказал, что квартира перешла к нему от школьного друга. По обстановке комнат было видно, что они давно уже служат людям науки. Почти вся мебель и основная часть книг, которыми были уставлены все полки на стенах, принадлежали предыдущим съемщикам, которые никак не могли выбрать время забрать их. Но это роли не играло. Все вещи продолжали исправно служить Сэму, и он ничего не выбрасывал, пока что-нибудь окончательно не разваливалось.
Выпив по чашечке «Эрл Грей» с экзотическими пирожными из бельгийской кондитерской, которую Сэм обещал потом показать Джоанне, они перешли к интервью. Диктофон Джоанны на столе тихо мотал пленку, и несколько раз за время беседы она вставляла чистую кассету. Джоанна узнала, что отец Сэма — врач, и у него практика на полуострове Кейп-Код. Он уже пять лет обещает жене уйти на покой, но сам и не думает предпринимать никаких шагов в этом направлении. У Сэма, похоже, было счастливое детство — он плавал на лодке, катался на лошадях и лазил по деревьям в свое удовольствие вместе со старшими братьями, один из которых теперь профессор истории в Гарварде, а другой — кардиохирург в Чикаго. Что касается Сэма, то он, как выяснилось, имел степень магистра физики и доктора психологии.
— Ничего себе, семейка у вас, — сказала Джоанна. — Даже завидно.
— Это все отец. Он никогда не заставлял нас чем-то заняться, а старался заинтересовать. Если у нас возникали какие-то вопросы, у него или находилась нужная книга в библиотеке, или он приносил ее на следующий день и оставлял на видном месте. У него настоящий талант развивать детский ум.
— А ваша мать?
— Она у меня деятельная натура — рисует, играет на гобое в местном оркестре и еще пишет романы.
— Может быть, я что-то читала?
— Вряд ли. У нее вышел только один, да и то лет двадцать назад, но она не унывает. Еще и путешествует — в прошлом году ездила в Китай.
— Вас послушать, они просто страшные люди, — улыбнулась Джоанна.
Сэм рассмеялся:
— Обыкновенная среднестатистическая американская семья.
— В таком случае, у меня — необыкновенная.
Родителей Джоанны никак нельзя было назвать людьми неинтересными, но в сравнении с родными Сэма они показались бы простоватыми. Отец ее был сначала военным летчиком, потом работал пилотом на гражданских линиях, пока не стал главой авиакомпании. Мама же всегда была просто мамой: не домохозяйкой, приклеенной к кухонному столу, но и не богемной путешественницей, сочиняющей романы. И Джоанна, которая росла в семье, где книгам много внимания никогда не уделялось, привыкла черпать пищу для размышлений из телевизора. Но она упорно трудилась и поступила в Веллсли, учиться на журналиста. Приятнее всего в ее работе было то, что она постоянно приобретала новые впечатления, не только не тратя на это средств, но еще и получая за это деньги.
— Да, кстати, — наконец решилась спросить Джоанна, надеясь, что ее вопрос прозвучит небрежно. — Вы когда-нибудь были женаты?
— Нет, — просто сказал Сэм, словно этого было достаточно.
— А позвольте спросить, в чем, по-вашему, причина того, что вы до сих пор холостяк? — Джоанна улыбнулась, словно хотела ободрить застенчивого человека, который не любит говорить о себе.
Он пожал плечами:
— Наверное, это судьба.
— Но для вас это хорошо или плохо?
— Да как вам сказать... Даже не знаю. Пару раз я был близок к тому, чтобы жениться, но не сложилось. — Он снова пожал плечами. — В нашей семье мужчины всегда поздно вступали в брак.
Джоанна решила больше не касаться этой темы. В конце концов для статьи это было не так уж важно.
— Тогда расскажите мне, — попросила она, поудобнее устроившись в глубоком кожаном кресле, — как вы начали заниматься тем, над чем сейчас работаете?
— Даже не знаю, что и сказать. Это произошло само собой, постепенно, шаг за шагом.
— Но шаги были весьма любопытными. Вы начинали с физики, потом стали психологом, а затем — парапсихологом. Наверное, что-то вас к этому подтолкнуло?
Сэм покачал головой, словно искал ответ и извинялся, что не может его найти.
— Просто я всегда занимался тем, что мне было интереснее всего. И вот куда, в конечном итоге, меня это и привело.
— Но вы мне как-то говорили, что лично никогда не сталкивались с паранормальными явлениями, не видели призраков, не предсказывали будущее. Значит, вами движет исключительно любопытство?
И вновь Сэм помедлил с ответом.
— Кажется, однажды, много лет назад, произошла одна вещь, которая, видимо, как-то связана с этим. — Лицо его стало отрешенным, словно он сосредоточился на чем-то далеком. — Я помню только, что шел по дороге. Был чудесный денек, начало июня. Я был один, и вдруг меня поразила одна мысль. Как будто вспышка в мозгу. Наверное, я даже не сбился с шага. Если бы меня в ту минуту кто-нибудь видел, он бы не заметил никаких перемен. Но мне показалось, что произошло нечто из ряда вон выходящее. — Он помолчал, потом снова заговорил, и опять замолчал, покусывая губы, словно мучительно пытался подобрать верные слова: — Этим из ряда вон выходящим событием был просто сам факт моего существования — я жив, я мыслю, и это мои ноги ступают по тропе. Я как бы оказался одновременно внутри и снаружи собственного тела. И при этом — чего раньше я никогда не осознавал — я был еще частью окружающего меня пейзажа — пейзажа, который странным образом стал для меня новым и незнакомым, хотя вокруг совершенно ничего не изменилось. Это ощущение было жутким и захватывающим одновременно. Длилось оно не больше пары минут, но пока они шли, время ничего не значило для меня. И можно сказать, что с тех пор оно вообще мало что для меня значит, — он взглянул на нее с виноватой улыбкой, будто надеялся, что она удовлетворится этим ответом, ибо больше сказать ему нечего. — Обыкновенное, простое чувство единства со вселенной. Странно лишь, что мы находим его странным, в то время как у народов, которые мы привыкли обзывать примитивными, оно присутствует всегда.
На секунду задумавшись, Джоанна спросила:
— Когда же это с вами произошло?
— Ну, много лет назад.
— Сколько?
— Так сразу и не сосчитаешь.
— А сколько вам тогда было лет?
— Семь.
Сэм согласился сразу и, к ее немалому удивлению, предложил встретиться у него дома, чтобы им никто не мешал. Например, на этой неделе, сказал он. Попьем чаю. Идет, ответила Джоанна, внезапно поняв, что нельзя интересно написать о человеке, если ты не видел, как он живет. А фотографа, если понадобится, можно будет прислать потом.
В четверг, в условленные четыре часа, она вышла из такси возле его дома. Сэм жил в древнем с виду здании на Риверсайд Драйв. Квартира его располагалась на пятом этаже, и из окна открывался изумительный вид на реку. В остальном же она была обшарпанная и неудобная, зато, что самое главное, с твердой арендной платой. Он сказал, что квартира перешла к нему от школьного друга. По обстановке комнат было видно, что они давно уже служат людям науки. Почти вся мебель и основная часть книг, которыми были уставлены все полки на стенах, принадлежали предыдущим съемщикам, которые никак не могли выбрать время забрать их. Но это роли не играло. Все вещи продолжали исправно служить Сэму, и он ничего не выбрасывал, пока что-нибудь окончательно не разваливалось.
Выпив по чашечке «Эрл Грей» с экзотическими пирожными из бельгийской кондитерской, которую Сэм обещал потом показать Джоанне, они перешли к интервью. Диктофон Джоанны на столе тихо мотал пленку, и несколько раз за время беседы она вставляла чистую кассету. Джоанна узнала, что отец Сэма — врач, и у него практика на полуострове Кейп-Код. Он уже пять лет обещает жене уйти на покой, но сам и не думает предпринимать никаких шагов в этом направлении. У Сэма, похоже, было счастливое детство — он плавал на лодке, катался на лошадях и лазил по деревьям в свое удовольствие вместе со старшими братьями, один из которых теперь профессор истории в Гарварде, а другой — кардиохирург в Чикаго. Что касается Сэма, то он, как выяснилось, имел степень магистра физики и доктора психологии.
— Ничего себе, семейка у вас, — сказала Джоанна. — Даже завидно.
— Это все отец. Он никогда не заставлял нас чем-то заняться, а старался заинтересовать. Если у нас возникали какие-то вопросы, у него или находилась нужная книга в библиотеке, или он приносил ее на следующий день и оставлял на видном месте. У него настоящий талант развивать детский ум.
— А ваша мать?
— Она у меня деятельная натура — рисует, играет на гобое в местном оркестре и еще пишет романы.
— Может быть, я что-то читала?
— Вряд ли. У нее вышел только один, да и то лет двадцать назад, но она не унывает. Еще и путешествует — в прошлом году ездила в Китай.
— Вас послушать, они просто страшные люди, — улыбнулась Джоанна.
Сэм рассмеялся:
— Обыкновенная среднестатистическая американская семья.
— В таком случае, у меня — необыкновенная.
Родителей Джоанны никак нельзя было назвать людьми неинтересными, но в сравнении с родными Сэма они показались бы простоватыми. Отец ее был сначала военным летчиком, потом работал пилотом на гражданских линиях, пока не стал главой авиакомпании. Мама же всегда была просто мамой: не домохозяйкой, приклеенной к кухонному столу, но и не богемной путешественницей, сочиняющей романы. И Джоанна, которая росла в семье, где книгам много внимания никогда не уделялось, привыкла черпать пищу для размышлений из телевизора. Но она упорно трудилась и поступила в Веллсли, учиться на журналиста. Приятнее всего в ее работе было то, что она постоянно приобретала новые впечатления, не только не тратя на это средств, но еще и получая за это деньги.
— Да, кстати, — наконец решилась спросить Джоанна, надеясь, что ее вопрос прозвучит небрежно. — Вы когда-нибудь были женаты?
— Нет, — просто сказал Сэм, словно этого было достаточно.
— А позвольте спросить, в чем, по-вашему, причина того, что вы до сих пор холостяк? — Джоанна улыбнулась, словно хотела ободрить застенчивого человека, который не любит говорить о себе.
Он пожал плечами:
— Наверное, это судьба.
— Но для вас это хорошо или плохо?
— Да как вам сказать... Даже не знаю. Пару раз я был близок к тому, чтобы жениться, но не сложилось. — Он снова пожал плечами. — В нашей семье мужчины всегда поздно вступали в брак.
Джоанна решила больше не касаться этой темы. В конце концов для статьи это было не так уж важно.
— Тогда расскажите мне, — попросила она, поудобнее устроившись в глубоком кожаном кресле, — как вы начали заниматься тем, над чем сейчас работаете?
— Даже не знаю, что и сказать. Это произошло само собой, постепенно, шаг за шагом.
— Но шаги были весьма любопытными. Вы начинали с физики, потом стали психологом, а затем — парапсихологом. Наверное, что-то вас к этому подтолкнуло?
Сэм покачал головой, словно искал ответ и извинялся, что не может его найти.
— Просто я всегда занимался тем, что мне было интереснее всего. И вот куда, в конечном итоге, меня это и привело.
— Но вы мне как-то говорили, что лично никогда не сталкивались с паранормальными явлениями, не видели призраков, не предсказывали будущее. Значит, вами движет исключительно любопытство?
И вновь Сэм помедлил с ответом.
— Кажется, однажды, много лет назад, произошла одна вещь, которая, видимо, как-то связана с этим. — Лицо его стало отрешенным, словно он сосредоточился на чем-то далеком. — Я помню только, что шел по дороге. Был чудесный денек, начало июня. Я был один, и вдруг меня поразила одна мысль. Как будто вспышка в мозгу. Наверное, я даже не сбился с шага. Если бы меня в ту минуту кто-нибудь видел, он бы не заметил никаких перемен. Но мне показалось, что произошло нечто из ряда вон выходящее. — Он помолчал, потом снова заговорил, и опять замолчал, покусывая губы, словно мучительно пытался подобрать верные слова: — Этим из ряда вон выходящим событием был просто сам факт моего существования — я жив, я мыслю, и это мои ноги ступают по тропе. Я как бы оказался одновременно внутри и снаружи собственного тела. И при этом — чего раньше я никогда не осознавал — я был еще частью окружающего меня пейзажа — пейзажа, который странным образом стал для меня новым и незнакомым, хотя вокруг совершенно ничего не изменилось. Это ощущение было жутким и захватывающим одновременно. Длилось оно не больше пары минут, но пока они шли, время ничего не значило для меня. И можно сказать, что с тех пор оно вообще мало что для меня значит, — он взглянул на нее с виноватой улыбкой, будто надеялся, что она удовлетворится этим ответом, ибо больше сказать ему нечего. — Обыкновенное, простое чувство единства со вселенной. Странно лишь, что мы находим его странным, в то время как у народов, которые мы привыкли обзывать примитивными, оно присутствует всегда.
На секунду задумавшись, Джоанна спросила:
— Когда же это с вами произошло?
— Ну, много лет назад.
— Сколько?
— Так сразу и не сосчитаешь.
— А сколько вам тогда было лет?
— Семь.
Глава 10
Пока они беседовали, начало смеркаться. Сэм предложил гостье бокал сухого вина и достал из холодильника бутылку. Это было замечательное белое вино, и когда Джоанна его похвалила, Сэм сказал, что оно называется «кодру», делают его на севере долины Роны во Франции, а эту бутылку ему подарил друг, который занимается поставкой вин в рестораны по всему восточному побережью.
— Да, кстати, — добавил он, бросив взгляд на часы. — Надо было мне вас раньше спросить, но если вы сегодня свободны, позвольте мне угостить вас ужином.
— Очень любезно с вашей стороны, — сказала Джоанна, махнув рукой на правило, которое всегда внушала ей мать: женщина не должна быть свободна раньше, чем через три дня, а перед первым свиданием — через пять. — Буду очень рада.
Тут Сэм снова ее удивил.
— Мне приятель прислал из Калифорнии по электронной почте новый рецепт. Если вы согласны побыть подопытным кроликом, я бы хотел его опробовать.
— Заманчиво, — растерянно проговорила Джоанна. Сэм снова наполнил ее бокал, и у нее мелькнуло подозрение, что это его обычный приемчик прелюдии к соблазнению. Но тут же она отмела эту мысль: слишком уж сложно. Просто Сэм не в состоянии, как она, позволить себе роскошь ужинать в ресторанах.
— Вам помочь?
— Нет — разве что я окончательно запутаюсь. Но, надеюсь, этого не случится. Берите лучше бокал и проходите на кухню.
Кухня смахивала на пещеру, хотя ею явно пользовались регулярно. Она была увешана связками ароматных трав и пряностей, а также сковородками и кастрюлями. Все ножи были острыми, словно бритва, и с удобными деревянными рукоятками. Сэм включил в большой комнате музыку, и два динамика заполнили квартиру звуками концерта Паулинга. Пока Сэм готовил филе трески с соевым соусом, конопляным маслом, имбирем и кориандром, они болтали о том о сем. Рыба, которую Сэм подал с рисом басмати и второй бутылкой кодру, оказалась великолепной.
Они ужинали при свечах, усевшись за одним концом длинного дубового стола в гостиной, сплошь уставленной книжными полками. На десерт Сэм припас свежее манго с лимонным шербетом. Он предложил сварить кофе, но Джоанна отказалась. Тогда он обошел стол, чтобы подлить ей еще вина, и поцеловал ее долгим и нежным поцелуем.
— Ну хорошо, — сказала она час спустя, когда они лежали в постели, отдыхая от ласк. — Не для интервью, а просто так — скажи, как же все-таки вышло, что ты до сих пор холост?
— Эй, но я ведь не настолько стар, — мягко возразил Сэм.
— Я этого не сказала. Но, по-моему, женщины тебе нравятся, а если ты до сих пор не женат, это значит, что у тебя их была чертова уйма.
— Может, ты из тех женщин, которые считают мужчину неполноценным, если он до тридцати не успел жениться?
— Я вообще не из «тех женщин, которые то-то и то-то».
— Да что ты говоришь? — он погладил ее по спине и снова нежно притянул к себе.
Позже они сидели по-турецки на подоконнике в гостиной и ели фруктовый йогурт с воздушной кукурузой, запивая все это шампанским.
— Вот и доказательство! — победоносно воскликнула Джоанна, когда Сэм извлек бутылку из холодильника.
Он удивился:
— Доказательство чего?
— Ты все спланировал заранее, вплоть до шампанского, чтобы отметить это событие.
— Оно осталось с какого-то праздника, — прижав руку к сердцу, начал оправдываться Сэм. — Я и забыл о нем.
— А ты правда сам готовишь? Или научился делать только одно блюдо, чтобы производить впечатление на девушек?
— Приходи завтра в гости, и узнаешь.
Она наклонилась к нему и поцеловала.
— А что, я могу.
Они еще немного поговорили о себе, о своем прошлом — а потом снова вернулись к предстоящему эксперименту и принялись обсуждать предполагаемый состав группы. Вдруг Сэм замолчал на полуслове и задумчиво посмотрел в окно на черные воды Гудзона. Джоанна уже начала привыкать к тому, что он иногда погружается в себя, и мысли его витают где-то в другом месте. Эта его особенность вызывала симпатию, поскольку сам он не отдавал себе в этом отчета, и в такие минуты казался беззащитным и одиноким.
— Знаешь, о чем я думаю, — сказал он после продолжительного молчания. — Если бы мне удалось зазвать к нам Роджера Фуллертона, это была бы не просто удача, а настоящая сенсация.
— Кто это — Роджер Фуллертон?
— Мой старый профессор физики из Принстона. Он действительно очень знаменит и дважды выдвигался на Нобелевскую премию, хотя и не стал пока лауреатом. Если он будет в нашей группе, это привлечет к эксперименту внимание даже тех, кто вообще не видит смысла в исследовании паранормальных явлений, считая их чем-то средним между массовой истерией и шарлатанством.
— А он согласится?
— Даже не знаю, — Сэм негромко засмеялся и наконец снова повернулся к Джоанне. — Он-то как раз всегда и считал такие явления чем-то средним между массовой истерией и шарлатанством.
— Ты говорил, что для успеха необходимо, чтобы все участники эксперимента относились к нему непредвзято. А теперь предлагаешь позвать скептика.
— Скептицизм — это вещь двойственная. Истинный скептик обязан быть объективным. Роджер работал с Эйнштейном и Нильсом Бором. Он один из последних представителей того поколения ученых, которые первыми обнаружили, что реальность исчезает, как только к ней приблизишься, чтобы рассмотреть получше. По логике вещей, для таких как он телепатия и психокинез должны казаться естественными, как воздух.
— Тогда почему он в них не верит?
Сэм пожал плечами и вылил ей в бокал остатки шампанского.
— Спросишь его сама. Ты в субботу свободна?
— Вроде бы да.
— Приезжай в Принстон. Я думаю, Роджер тебе понравится. А уж в том, что ты ему понравишься, я не сомневаюсь.
— Да, кстати, — добавил он, бросив взгляд на часы. — Надо было мне вас раньше спросить, но если вы сегодня свободны, позвольте мне угостить вас ужином.
— Очень любезно с вашей стороны, — сказала Джоанна, махнув рукой на правило, которое всегда внушала ей мать: женщина не должна быть свободна раньше, чем через три дня, а перед первым свиданием — через пять. — Буду очень рада.
Тут Сэм снова ее удивил.
— Мне приятель прислал из Калифорнии по электронной почте новый рецепт. Если вы согласны побыть подопытным кроликом, я бы хотел его опробовать.
— Заманчиво, — растерянно проговорила Джоанна. Сэм снова наполнил ее бокал, и у нее мелькнуло подозрение, что это его обычный приемчик прелюдии к соблазнению. Но тут же она отмела эту мысль: слишком уж сложно. Просто Сэм не в состоянии, как она, позволить себе роскошь ужинать в ресторанах.
— Вам помочь?
— Нет — разве что я окончательно запутаюсь. Но, надеюсь, этого не случится. Берите лучше бокал и проходите на кухню.
Кухня смахивала на пещеру, хотя ею явно пользовались регулярно. Она была увешана связками ароматных трав и пряностей, а также сковородками и кастрюлями. Все ножи были острыми, словно бритва, и с удобными деревянными рукоятками. Сэм включил в большой комнате музыку, и два динамика заполнили квартиру звуками концерта Паулинга. Пока Сэм готовил филе трески с соевым соусом, конопляным маслом, имбирем и кориандром, они болтали о том о сем. Рыба, которую Сэм подал с рисом басмати и второй бутылкой кодру, оказалась великолепной.
Они ужинали при свечах, усевшись за одним концом длинного дубового стола в гостиной, сплошь уставленной книжными полками. На десерт Сэм припас свежее манго с лимонным шербетом. Он предложил сварить кофе, но Джоанна отказалась. Тогда он обошел стол, чтобы подлить ей еще вина, и поцеловал ее долгим и нежным поцелуем.
— Ну хорошо, — сказала она час спустя, когда они лежали в постели, отдыхая от ласк. — Не для интервью, а просто так — скажи, как же все-таки вышло, что ты до сих пор холост?
— Эй, но я ведь не настолько стар, — мягко возразил Сэм.
— Я этого не сказала. Но, по-моему, женщины тебе нравятся, а если ты до сих пор не женат, это значит, что у тебя их была чертова уйма.
— Может, ты из тех женщин, которые считают мужчину неполноценным, если он до тридцати не успел жениться?
— Я вообще не из «тех женщин, которые то-то и то-то».
— Да что ты говоришь? — он погладил ее по спине и снова нежно притянул к себе.
Позже они сидели по-турецки на подоконнике в гостиной и ели фруктовый йогурт с воздушной кукурузой, запивая все это шампанским.
— Вот и доказательство! — победоносно воскликнула Джоанна, когда Сэм извлек бутылку из холодильника.
Он удивился:
— Доказательство чего?
— Ты все спланировал заранее, вплоть до шампанского, чтобы отметить это событие.
— Оно осталось с какого-то праздника, — прижав руку к сердцу, начал оправдываться Сэм. — Я и забыл о нем.
— А ты правда сам готовишь? Или научился делать только одно блюдо, чтобы производить впечатление на девушек?
— Приходи завтра в гости, и узнаешь.
Она наклонилась к нему и поцеловала.
— А что, я могу.
Они еще немного поговорили о себе, о своем прошлом — а потом снова вернулись к предстоящему эксперименту и принялись обсуждать предполагаемый состав группы. Вдруг Сэм замолчал на полуслове и задумчиво посмотрел в окно на черные воды Гудзона. Джоанна уже начала привыкать к тому, что он иногда погружается в себя, и мысли его витают где-то в другом месте. Эта его особенность вызывала симпатию, поскольку сам он не отдавал себе в этом отчета, и в такие минуты казался беззащитным и одиноким.
— Знаешь, о чем я думаю, — сказал он после продолжительного молчания. — Если бы мне удалось зазвать к нам Роджера Фуллертона, это была бы не просто удача, а настоящая сенсация.
— Кто это — Роджер Фуллертон?
— Мой старый профессор физики из Принстона. Он действительно очень знаменит и дважды выдвигался на Нобелевскую премию, хотя и не стал пока лауреатом. Если он будет в нашей группе, это привлечет к эксперименту внимание даже тех, кто вообще не видит смысла в исследовании паранормальных явлений, считая их чем-то средним между массовой истерией и шарлатанством.
— А он согласится?
— Даже не знаю, — Сэм негромко засмеялся и наконец снова повернулся к Джоанне. — Он-то как раз всегда и считал такие явления чем-то средним между массовой истерией и шарлатанством.
— Ты говорил, что для успеха необходимо, чтобы все участники эксперимента относились к нему непредвзято. А теперь предлагаешь позвать скептика.
— Скептицизм — это вещь двойственная. Истинный скептик обязан быть объективным. Роджер работал с Эйнштейном и Нильсом Бором. Он один из последних представителей того поколения ученых, которые первыми обнаружили, что реальность исчезает, как только к ней приблизишься, чтобы рассмотреть получше. По логике вещей, для таких как он телепатия и психокинез должны казаться естественными, как воздух.
— Тогда почему он в них не верит?
Сэм пожал плечами и вылил ей в бокал остатки шампанского.
— Спросишь его сама. Ты в субботу свободна?
— Вроде бы да.
— Приезжай в Принстон. Я думаю, Роджер тебе понравится. А уж в том, что ты ему понравишься, я не сомневаюсь.
Глава 11
Едва Сэм поставил машину на стоянку, начался дождь. Съежившись под старым зонтом, который Джоанна нашла на заднем сиденье, они прошли по аллее, разделяющей два университетских корпуса. Поднявшись на второй этаж одного из этих зданий Сэм постучал в дверь, и скрипучий голос ответил:
— Войдите.
«Пижон» — первое, что подумала Джоанна, увидев Роджера Фуллертона. Он был одет в безукоризненный костюм-тройку из великолепного твида, а его седые усы были тщательно расчесаны и кончики завиты. Когда Сэм представлял Джоанну, в глазах Фуллертона вспыхнули искорки, и Джоанна поняла, почему Сэм утверждал, что ее присутствие может повлиять на его решение.
Они уселись в кожаные кресла, и им принесли чай. В этой комнате Фуллертон уже больше сорока лет проводил семинары со своими студентами, и она несла на себе отпечаток долгой насыщенной жизни. На стенах под причудливыми углами были развешаны фотографии людей, лица которых показались Джоанне знакомыми, и самого Фуллертона в молодости. Повсюду были живописно разбросаны книги и листы бумаги; на столе у окна стоял компьютер.
— Войдите.
«Пижон» — первое, что подумала Джоанна, увидев Роджера Фуллертона. Он был одет в безукоризненный костюм-тройку из великолепного твида, а его седые усы были тщательно расчесаны и кончики завиты. Когда Сэм представлял Джоанну, в глазах Фуллертона вспыхнули искорки, и Джоанна поняла, почему Сэм утверждал, что ее присутствие может повлиять на его решение.
Они уселись в кожаные кресла, и им принесли чай. В этой комнате Фуллертон уже больше сорока лет проводил семинары со своими студентами, и она несла на себе отпечаток долгой насыщенной жизни. На стенах под причудливыми углами были развешаны фотографии людей, лица которых показались Джоанне знакомыми, и самого Фуллертона в молодости. Повсюду были живописно разбросаны книги и листы бумаги; на столе у окна стоял компьютер.