Амброуз Дэвид. Суеверие

   — Между прочим, я до сих пор не уверена, что мы правильно сделали, когда назвали его Виаттом. Каждый раз, когда мы о нем говорим, я вспоминаю Виатта Эрла, и мне трудно относиться к Адаму серьезно.
   — Если верить Сэму, слишком серьезно относиться к нему и не надо, — заметил Райли, откинувшись на спинку кресла. — Мы могли бы с тем же успехом отправить в Париж Микки Мауса.
   — Или без успеха, — добавил Фуллертон, и тут же почувствовал, что эти слова никому не пришлись по вкусу. — Да нет же, я понимаю... Требуется время. Так все же хотелось бы знать, что мы будем делать дальше?
   — Будем сидеть и говорить об Адаме, — сказал Сэм. — И обо всем на свете. Нам важно привыкнуть друг к другу. И тогда, возможно, Адам составит нам компанию.
   Джоанна договорилась с Тэйлором, что днем будет заниматься исключительно «историей Адама». Впрочем, она понимала, что великодушия главного редактора хватит от силы на три недели. Если к тому времени не появятся первые результаты, ей дадут другое задание, и придется как-то совмещать его с собраниями группы.
   Она отдала Тэйлору копию вымышленного жизнеописания Адама Виатта и сделала дайджест из своих записей, касающихся теории и методов исследований Сэма. Теперь, через две недели, они уже не казались сводками с фронта, а скорее тактическими планами на далекое будущее. Джоанна чувствовала, что энтузиазм Тэйлора постепенно сменяется скептицизмом.
   — Это займет столько времени, сколько будет необходимо. — Вот и все, что она могла ему сказать.
   — Я начинаю склоняться к мысли, что мы недостаточно детализировали биографию Адама, чтобы самим в него поверить, — сказал Сэм, открывая очередное собрание. — Пока мы не придумаем в подробностях его повседневную жизнь, он останется не более реальным, чем персонаж какой-нибудь книги.
   Барри на это возразил, что, по его мнению, они вполне подробно расписали его жизнь, и это была правда: они уже добавили массу деталей к первоначальной истории. Они установили, где именно Адам жил в Париже, описали его дом, придумали ему маленький шато и имение за городом. Они даже вспомнили, что непонятно почему в то время, когда никакой контрацепции, по сути, не существовало, у Адама с Анжеликой не было детей. Впрочем, в медицинские термины они не стали чересчур углубляться, согласившись на том, что якобы ни Анжелику ни Адама это обстоятельство особенно не беспокоило, а со временем она, возможно бы, забеременела. По общему мнению, это была красивая пара, и интимная жизнь у них была тоже счастливая.
   — Мы выяснили, что они ели, как развлекались, с кем встречались, — сказал Фуллертон. — Чего же еще? Внутренние монологи? Сны? Духовное, так сказать, развитие?
   — Я думаю, духовного развития тогда еще не изобрели, — с легкой улыбкой проговорил Райли. — Оно началось только тогда, когда психоанализ проник в Калифорнию.
   Джоанна с интересом отметила, что Райли меньше других проявлял нетерпение. С каждым разом его невозмутимость все больше бросалась в глаза. Возможно, это было связано с его увлечением восточной философией. Джоанна подумала, что надо будет спросить у него, не практикует ли он медитации, йогу или какой-нибудь еще вид психотренинга.
   — "По друзьям его узнаешь его".
   Все посмотрели на Пита, который это сказал.
   — Кажется, это цитата, только не помню, откуда.
   Джоанна сказала, что там вроде бы сказано «по делам», но источник она тоже не могла бы назвать. Впрочем, мысль Пита была ясна всем и так.
   — Вопрос в том, — заметила Дрю, — следует ли нам придумать Адаму друзей, или выбрать их из реальных людей? Но если придумывать других персонажей, мы рискуем отвлечься от основного героя.
   — Дрю права, — согласился Барри. — Я имею в виду, что мы можем забыть об Адаме. Надо подыскать ему приятелей среди реально существовавших людей, но не настолько ярких, чтобы они превратились в легенду.
   Сложность была в том, что все уже столько начитались о Французской революции и ее деятелях, что трудно было заставить себя отказаться от этих клише. Джоанна вспомнила, как один сценарист из Голливуда жаловался на «проклятие голливудских исторических фильмов». Например, в них герои во фраках и цилиндрах частенько приветствуют друг друга репликами типа: «Привет, Ибсен!», «Как жизнь, Григ?»
   — Однако в истории найдется парочка персонажей, которые не настолько хорошо известны, что превратились в клише, — Райли заложил ногу за ногу и слегка подался вперед. — С другой стороны, они достаточно колоритны, чтобы — как бы это сказать — немного приправить нашу сказку, подстегнуть воображение.
   Все посмотрели на него выжидающе.
   — Продолжайте, — сказал Сэм таким тоном, словно уже догадался, о чем пойдет речь.
   — Я имел в виду Калиостро и Сен-Жермена.
   Пит засмеялся:
   — Уже похоже на шабаш.
   — Что ж, вы не так уж далеки от истины, — ответил Райли. — В каком-то смысле их можно назвать колдунами. Они были авантюристами, шарлатанами, но, весьма вероятно, и гениями. Оба заявляли, что обладают оккультными знаниями и состоят в неких тайных обществах, которые существуют со времен появления человечества. Любопытно, что имеются свидетельства нескольких чудесных исцелений, не говоря уж о старых добрых классических чудесах вроде превращения свинца в золото.
   — Алхимики! — фыркнул Роджер.
   — Да, алхимики. Но это все-таки посложнее, чем предсказывать судьбу и одурачивать легковерных.
   — Они верили в астрологию.
   — И в нумерологию. Как, кстати, и Юнг, который говорил, что десять лет, посвященные им изучению астрологии, были важнейшим этапом в его жизни.
   — Все психологи чокнутые. Я бы им и собаку лечить не позволил.
   — А я согласен с Уордом, — сказал Барри. — Нельзя просто так сбрасывать со счетов эти вещи. Извини, Роджер, я знаю, что ты умный парень и все такое, но твои слова говорят лишь о твоей ограниченности и предубежденности. Слишком много накопилось свидетельств, подтверждающих существование сверхъестественного. Может, тебе это и не нравится, но от этого никуда не денешься.
   — Извините, вы правы, — дружелюбно сказал Фуллертон, подняв руки, словно сдавался в плен. — Конечно, если вам хочется, давайте включим их в наш сценарий.
   — Беда только в том, — сказал Барри, обращаясь к Уорду, — что я читал, будто Калиостро покинул Париж перед самой революцией, а Сен-Жермен тогда уже умер.
   — Когда Адам приехал во Францию, Калиостро был в зените своей славы, — возразил Райли. — Они запросто могли встречаться в салонах. В 1785 году граф оказался замешан в каком-то финансовом скандале, связанным с подругой Марии Антуанетты и пройдохой-кардиналом. Он попал в Бастилию — кстати, в одно время с маркизом де Садом — а потом отправился в изгнание. Умер он в Италии в 1795 году.
   При упоминании о де Саде Мэгги слегка передернулась:
   — Мне кажется, нам не стоит влезать в эти дела.
   — Я и не предлагаю в этом копаться, — сказал Уорд. — Но факт, что они могли быть знакомы. Как бы вы к ним ни относились, и де Сад, и Калиостро — люди незаурядные. В том обществе, в котором Адам вращался, он вполне мог их встретить. Сен-Жермен действительно умер в 1786 году, но легенда гласит, что он прожил множество жизней до этого и не раз рождался на свет после. Очевидцы уверяли, что видели его в Париже в 1789 году, когда он пытался предупредить короля о революции. Потом, говорят, он был замечен в Гималаях, где был монахом, и даже в Чикаго в 1930 году.
   При последних словах поднялся легкий шум.
   — Ха, давайте пригласим этого засранца на ужин, — воскликнул Пит. — Простите, Мэгги.
   — Да ничего, — Мэгги покачала головой. — Просто мне не очень нравятся эти разговоры. Наш Адам был милым, чистым мальчиком, а теперь мы его сводим с какими-то темными людьми. Не знаю почему, но мне это не по душе.
   — Не будем ни с кем его сводить, если вам не хочется, — сказал Сэм.
   — Боюсь, уже поздно, — проговорила Дрю в странной задумчивости. — Мы о них говорили, они уже в наших мыслях, так же как и Адам, — тон ее свидетельствовал о том, что она разделяет опасения Мэгги.
   — Меня это не смущает, — сказал Сэм. — У нас в голове каких только типов нет, и пока что от этого не было нам вреда...
   — Я не о нас думаю, — перебила его Дрю. — Я беспокоюсь за Адама.
   В комнате стало тихо. Потом Дрю произнесла вслух то, о чем подумали все: — Вы слышали? Я заговорила о нем так, будто он существует на самом деле.

Глава 17

   Тэйлор Фристоун надменно фыркнул, как подобало, по его мнению, представителю правящей элиты восточного побережья, к каковой он себя причислял. Последний отчет Джоанны не произвел на него впечатления. Группа до сих пор не добилась никаких успехов, а три недели уже истекли. Он напомнил, что у нее есть парочка тем, над которыми она должна подумать. Первая — частная жизнь делегатов в ООН от Нью-Йорка, а вторая — новый виток бесконечного скандала вокруг семейства Кеннеди. Разумеется, если привидение оживится, сказал он без всякой иронии, Джоанне будет позволено вновь заниматься только этой статьей. Тэйлор понимал, что если цель исследований будет достигнута, Джоанна принесет ему материал, который украсит обложку.
   Скука была основной сложностью, с которой пришлось столкнуться членам группы. Особенно это было невыносимо для Роджера, который просто не привык скучать. Сэм признался Джоанне, что, если в ближайшее время чего-нибудь не произойдет, Фуллертон может уйти.
   — Надо попробовать что-нибудь новенькое, — сказал он ей ночью у нее дома.
   — По-моему, мы только что пробовали.
   Он засмеялся и, перекатившись на кровати, сжал ее в нежном, но страстном объятии. Джоанна почувствовала, что он уже готов снова войти в нее, и сладко застонала.
   — Что ты еще придумал? — прошептала она.
   — Потом скажу, — пробормотал он, покусывая ее за ухо. Дыхание Джоанны участилось, и его возбуждение возросло.
   — Блюдечко вертеть? — для Барри такое предложение было едва ли не оскорбительным. — Боже мой, я думал, у нас научный эксперимент, а не игра!
   — Подобные инструменты использовали в Китае и Греции начиная по крайней мере с шестого века до нашей эры, — урезонил его Сэм. — В третьем веке от Рождества Христова доску с буквами и указателем применяли римляне, а в тринадцатом веке — монголы. Европа полюбила этот метод в пятидесятых годах прошлого века. У индейцев было нечто подобное: с помощью такой штуки они искали пропавшие предметы или людей, а также общались с умершими. Это не было «игрой», пока какой-то сообразительный американец около ста лет назад не запатентовал доску с алфавитом и не стал делать на этом деньги.
   — Ладно, ладно. Но мне все равно кажется, что это бредовая затея.
   — А что скажут остальные? — Сэм обвел взглядом присутствующих. — Помните, мы ничего не будем делать без общего согласия.
   Райли заметил, что доска с буквами часто использовалась на спиритических сеансах времен королевы Виктории. Она, несомненно, помогала объединить сознание всех участников.
   — Думаю, стоит попробовать.
   Мэгги сказала, что гонять блюдечко по доске с буквами всегда считалось «опасной игрой», но однажды в детстве она пробовала это делать, и ничего страшного не произошло, хотя и положительного результата не дало.
   Дрю не возражала. Пит выразил надежду, что это поможет преодолеть те препятствия, которые им мешают сейчас.
   Роджер Фуллертон заявил, что у него нет своего мнения на этот счет и он с радостью подчинится решению большинства.
   Джоанна, как и Мэгги, в школе пробовала вызывать духов с помощью блюдечка и доски с буквами и, хотя у нее ничего не вышло, не возражала повторить попытку. Барри сказал — ну и черт с ним, давайте.
   Сэм принес приспособление, которое не использовал со времени своих первых экспериментов. Большая доска, раскрашенная вручную, со всеми буквами алфавита, цифрами от нуля до девяти и словами «да» и «нет». Блюдечко с сердцевидной стрелкой стояло на трех маленьких ножках. Оно было достаточно большое, чтобы все могли положить на него кончики пальцев. Сэм предупредил, что они должны едва касаться поверхности и ни в коем случае не давить.
   Хотя не было никаких церемоний и фанфар, в воздухе явно запахло драмой. Все подались вперед под одним и тем же углом, отставили локти и приложили к блюдечку пальцы, словно подвели к батарейке контакта. Все были напряжены и сосредоточенно ждали, что произойдет.
   — Здесь есть кто-нибудь? — будничным тоном спросил Сэм.
   Тишина. Все ждали. Ничего не случилось. Сэм снова задал вопрос:
   — Здесь есть кто-нибудь, готовый с нами говорить?
   И вновь ничего. Джоанна поймала себя на том, что непроизвольно задержала дыхание. Быстро взглянув на остальных, она заметила, что в этом не одинока. Внезапно она почувствовала какой-то зуд в пальцах и даже хотела почесать их, но не могла — она должна была вместе с остальными держать пальцы на блюдце и ждать.
   Потом это случилось. Джоанна чуть слышно охнула. Со вздохами удивления и любопытства участники эксперимента смотрели, как блюдечко сдвинулось примерно на дюйм.
   — Здесь кто-нибудь есть? — ровным голосом спросил Сэм. — Пожалуйста, покажите «да» или «нет».
   Короткая пауза. Потом одним скользящим движением блюдечко подъехало к слову «да».
   — Кто-то толкает, — проворчал Барри.
   — Никто не толкает, — сказал Сэм. — Не убирайте пальцы. Может быть, тот, кто говорит с нами, скажет, как его зовут?
   Медленно, словно с большой неохотой, блюдечко отползло обратно на середину и указало на букву "А". Чуть задержалось на ней, и двинулось дальше. "Д"... Снова "А"... "М". Потом блюдечко снова остановилось в центре.
   — Он не собирается называть фамилию, — услышала Джоанна собственный голос, и словно в ответ на это блюдечко сдвинулось с места и поочередно указало на буквы "В", "И", "А", "Т". Чуть качнулось и снова остановилось на "Т".
   — Я точно говорю, кто-то подталкивает! — высоким от возмущения голосом выкрикнул Барри.
   — Если вы так считаете, давайте проверим, — покладисто сказал Сэм. — Задайте ему вопрос, ответ на который знаете только вы, и попытайтесь толкнуть, чтобы его написать. — Мэгги сняла палец, но Сэм быстро сказал: — Нет, Мэгги. Все держат пальцы на блюдце. Просто не сопротивляйтесь Барри, когда он захочет его подтолкнуть. Так, задавайте вопрос.
   Барри на секунду нахмурился и спросил:
   — Как второе имя моего кузена Мэттью?
   Блюдечко не доехало даже до первой буквы. Было ясно видно, что Барри толкает его, но, хотя никто ему не оказывает сопротивления, не может сдвинуть блюдечко ни на дюйм. Наконец он пробурчал недовольно:
   — Ладно, я ошибался.
   — Тогда продолжим, — сказал Сэм. — Кто-нибудь хочет задать Адаму вопрос?
   Роджер вызвался первым.
   — Я хотел бы спросить, считает ли себя Адам настоящим человеком или знает, что он просто проекция наших мыслей?
   Блюдечко не шелохнулось.
   — Так что же, Адам, — сказал Сэм, — ты настоящий или нет?
   Блюдечко закружилось. «Я-А-Д-А-М-В-И-А-Т-Т».
   — Я Адам Виатт, — повторил Роджер. — Ну, это слишком уклончиво.
   — Если мы его не толкаем, зачем нам вообще прикасаться к блюдцу? — спросила Джоанна.
   — Телекинез? Давайте попробуем, — откликнулся Сэм. Все убрали пальцы, и он спросил: — Ну, хорошо, Адам. Ты можешь двигать блюдечко, когда мы его не касаемся?
   Казалось, прошла целая вечность, хотя на самом деле не более чем полминуты, и Сэм наконец сказал:
   — Наверное, еще рано. Давайте опять старым способом.
   Все вновь положили пальцы на блюдце.
   — Кто еще хочет задать вопрос? — спросил Сэм.
   — Почему бы не спросить у него, что ему мешает самому двигать блюдце?
   С поразительной живостью блюдце закружилось по доске, отвечая: «Я НЕ МОГУ».
   — Почему не можешь? — спросил Барри.
   На сей раз ответа не было. Блюдце оставалось неподвижным.
   — Если я правильно понимаю, — сказал Райли, — все дело в том, что мы недостаточно сильно верим в его существование, чтобы дать ему жизнь. Я прав, Сэм?
   — Теоретически вы правы, — ответил Сэм.
   — А почему бы нам не попросить его как-нибудь подтвердить свое существование? — предложила Дрю.
   И тут откуда-то со стороны стола раздался звук, которого они прежде не слышали. Это был стук, но больше похожий на взрыв, чем на обычный стук в дверь, и шел словно бы из самих волокон дерева, а не рождался от удара двух твердых поверхностей друг о друга.
   Джоанну пронзила дрожь; остальные вздрогнули тоже.
   — Похоже, это он, — сказал Сэм. В голосе его звучало торжество.
   Сердце Джоанны забилось быстро-быстро.

Глава 18

   По здравому размышлению Джоанна решила пока ничего не рассказывать Тэйлору. Один звук, хотя и записанный на пленку, не мог служить убедительным доказательством того, что они добились успеха. Поэтому она послушно занялась делегатами в ООН, думая про себя, что скоро все равно вернется только к эксперименту с Адамом.
   После последнего завтрака она встречалась с родителями всего один раз. Сначала Сэм был на каком-то симпозиуме, потом Боб и Элизабет на три месяца укатили в Европу. Бобу удалось договориться с компанией, чтобы эта поездка была наполовину отпуском, наполовину командировкой, а сам признался, что просто хочет пошиковать перед пенсией. В последние годы они вообще без конца путешествовали. Работа в авиакомпании давала Бобу возможность не тратиться на дорогу и пользоваться большими скидками в лучших отелях мира. Как говорила его жена — самое приятное в зрелом возрасте, что ты уже не так беден и не так занят, чтобы путешествие было для тебя недоступно, и достаточно молод, чтобы получить от него удовольствие. Конечно, неплохо бы заиметь внуков, но Джоанну никто не торопит, пусть не думает.
   Через пару дней, когда волнение еще не улеглось, Джоанна заехала за Сэмом в лабораторию. Было около шести. Они собирались сходить на Бродвей, а потом поужинать в тайском ресторанчике, о котором слышали хорошие отзывы. Когда Джоанна вошла, Сэм и Пит поделились с ней потрясающей новостью. Приятель Пита, акустик, проанализировал стук, который они записали на пленку. Оказалось, что он действительно отличается от обычного стука. Джоанна посмотрела полученные графики, и даже она, хотя в этом ничего не понимала, заметила разницу. Пит, как мог, объяснил ей:
   — Когда по столу бьют костяшками пальцев, молотком или любым твердым предметом, звук громче всего вначале, а потом колебания затухают. А здесь наоборот, громкость возрастает от начала к концу графика. Это полностью противоречит норме.
   — В Торонто во время эксперимента с «Филиппом» наблюдалось то же самое, — с торжеством в голосе сказал Сэм. — Мы на верном пути.
   Спектакль на Бродвее оказался вполне увлекательным, чтобы досмотреть его до конца, а ресторан был достоин того, чтобы дождаться заказа. Поскольку он находился ближе к западной части города, они решили переночевать у Сэма. В такси Сэм рассеянно молчал; Джоанна тихо поглядывала на него, понимая, что сейчас он мыслями далеко. Прошло всего несколько минут, но, очнувшись от задумчивости, Сэм поглядел на нее как человек, который проснулся после долгого сна. Он взял ее за руку.
   — Что?.. — тихо спросила она.
   Сэм пожал плечами:
   — Как всегда. Что все это значит? А если ничего не значит, тогда зачем это все?
   — Я думала, ученые не спрашивают зачем. Только — как.
   — Я знаю. Но, как любит говорить Роджер, на его конце спектра были созданы микросхемы и тефлоновые сковородки, в то время как я ни на шаг не приблизился к пониманию паранормального по сравнению с тем, что писал Вильгельм Джеймс в 1910 году. Мне не пришлось даже заучивать этот отрывок наизусть, потому что с тех пор, как я впервые его прочел, он не выходит у меня из головы. — Сэм помолчал, глядя в окно на огни ночного Манхэттена. — «Признаюсь, — процитировал он вполголоса, — что временами я испытываю большое искушение поверить, что Создатель твердо намерен держать этот раздел природы за перегородкой, чтобы не дать угаснуть в равной мере нашей надежде, любопытству и подозрению. Поэтому мы никак не можем ни отмахнуться от привидений, ясновидения или посланий с того света, так и ни доказать их существование».
   — Хорошая цитата. Я вставлю ее в статью.
   — Можешь еще добавить, — уже обычным тоном сказал Сэм, — что это не помешало ему продолжать исследования.
   Джоанна крепче сжала его руку:
   — Можно, я скажу тебе одну вещь?
   — Конечно.
   — Я люблю тебя.
   Он заглянул ей в глаза.
   — Занятно — я как раз собирался сказать тебе то же самое.
   — Телепатия?
   — Нет, не думаю. — Сэм поцеловал ее. — Скорее совпадение.
   Ванночка с теплым парафином вызвала большой интерес у всех участников эксперимента. Сэм повторил свой рассказ о «руках фантомов» в Париже.
   — Это уже забавно, — задумчиво проговорила Мэгги. — Трижды Париж.
   — Что вы имеете в виду, Мэгги? — спросил Сэм.
   — Эти гипсовые слепки хранятся в Париже. Адама мы поместили в Париж. И минуту назад мне Джоанна сказала, что ее родители сейчас в Париже.
   Сэм задумался, приподняв одну бровь, а потом рассмеялся.
   — Вы правы. Знать бы еще, что это значит.
   — Смысл любых совпадений в том, — сказал Роджер, заняв свое место за столом, — что они не имеют смысла.
   — За исключением того, — вставил Райли, — что, по Юнгу, они указывают на единый принцип, лежащий в основе значимых совпадений.
   — В этом утверждении хромает логика, — возразил Роджер, обрадованный, что нашел человека, с которым можно поспорить не менее энергично, чем с Сэмом. — Она основывается на предпосылке, что совпадения имеют значение, а это еще не доказано.
   — Погоди, Роджер, — сказал Сэм, не желая отставать. — Такого же мнения придерживался и Вольфганг Паули. Он даже написал об этом книгу.
   — Я знаю Паули, — пренебрежительно фыркнул Роджер. — Он гений, но склонен к фантазиям, и к тому же он слишком много пил, — с этими словами он придвинул свой стул поближе к столу, давая понять, что тема исчерпана.
   Когда все расселись, Сэм огласил анализ записанного на пленку стука, и всех, даже Роджера, живо заинтересовал этот отчет.
   — В прошлый раз, — продолжал Сэм, — произошел значительный сдвиг, и я уверен, что теперь дело пойдет. Я предлагаю завести беседу с Адамом и для начала задать ему вопросы, требующие ответа «да» или «нет». Один стук будет означать «да», два подряд — «нет», — все согласились, и Сэм сказал: — Что ж, давайте попробуем.
   Легким движением он опустил руки на стол. Остальные последовали его примеру.

Глава 19

   Чуть ли не самым странным Джоанне казалось то, что они так быстро освоились, болтая с Адамом. Сначала приходилось задумываться, чтобы сформулировать вопрос так, чтобы он требовал только ответа «да» или «нет», но потом все привыкли, и это стало получаться само собой. Они без смущения отвлекались, чтобы найти нужное место в одной из книг по истории, что были сложены стопкой в углу, потом снова опускали руки на стол и деловито задавали Адаму вопрос. Знает ли он о том-то и том-то? Бывал ли он там-то и там-то? Видел ли того-то и того-то, делал ли то-то и то-то?
   — Как звали этих неприятных парней, о которых говорил Райли? — спросил Пит.
   — Калиостро и Сен-Жермен, — ответил Уорд. — И разумеется, с ними еще маркиз де Сад.
   — Ты знаком с кем-то из них, Адам? — спросил Пит.
   Одиночный стук подтвердил, что знаком. Джоанна увидела, как брови Уорда Райли изумленно поползли вверх.
   — Со всеми из них? — спросил он.
   Вновь один стук.
   — Наш пострел везде поспел, — пробормотал Пит себе под нос и едва не подскочил, когда в ответ стук раздался прямо там, где лежали его руки.
   — Доводилось ли тебе когда-нибудь видеть, — спросил Уорд, когда стихли удивленные возгласы, — чтобы кто-то из них проявлял какие-то необычные способности?
   Была долгая пауза, потом раздался одиночный стук, но слегка неуверенный.
   — Ты хочешь сказать — доводилось?
   И вновь неуверенный стук.
   — Можешь ли сказать, что это было?
   На сей раз стук был двойной — «нет».
   Сэм перехватил взгляд Уорда и начал спрашивать сам:
   — Знаешь, Адам, я не верю, будто ты что-то видел. Ты так говоришь только для того, чтобы сделать Уорду приятное, так ведь?
   Наступила долгая тишина. Потом Мэгги сказала:
   — Может быть, ему не хочется об этом говорить, — ей явно самой не нравились эти вопросы. — Я права, Адам?
   В тот же миг раздался громкий одиночный стук.
   — Хорошо, Адам, — сказал Сэм. — Если тебе не нравится, сменим тему.
   Уорд пожал плечами, но уступил.
   — Я хотел бы поговорить о политической ситуации, — сказал Барри. — Адам, за те пять лет, что ты прожил в Париже, был момент, когда ты понял, что кровавая революция неотвратима?
   Из недр стола послышался двойной стук.
   — Оглядываясь назад, — продолжал Барри, — задним числом, ты видишь, что она была неизбежна?
   Один отчетливый стук — «да».
   — Оглядываясь назад с какого именно места? — поинтересовался у Барри Роджер.
   — Отсюда, — ответил за Херста Сэм. — Он знает, что знаем мы, потому что он — часть нас самих. Разве не так, Адам.
   В ответ раздались два решительных стука. Все посмотрели на Сэма.
   — Похоже, у него свое мнение, — с мягкой иронией произнес Роджер.
   Сэм ухмыльнулся:
   — Ладно, Адам, если тебя нет здесь, то где же ты?
   В ответ раздался звук, но он не был похож на стук.
   Кто-то скребся, словно пытался вырваться на волю.