– Попробуй, тогда увидим.
– Вот будет история! – сказал Артуш. – Стоит Камо с фотоаппаратом, ждет. И вдруг – ужасный рев, вода столбом, а в столбе Грикор… Камо умрет со страху…
– Ой, нет, не надо, я не хочу этого! – всполошился Грикор. – Не брошусь, не брошусь… Я лучше шапку свою пошлю Камо. – И он кинул в расщелину свою старую шапку. – Вот удивится-то Камо!
– Сэто, тащи мешки! – крикнул Армен.
Ребята высыпали солому в расщелину, а затем крепко заложили камнями выемку в бассейне, из которой выливалась и поступала в пещеру вода.
Бассейн быстро наполнился водой доверху, и, дойдя до расщелины, вода, грозно бушуя, с ревом и свистом устремилась в свое прежнее, подземное, неведомо куда ведущее русло.
Под бешеным напором воды задрожала, затряслась скала. В ее недосягаемых глубинах что-то стонало, плакало, ухало… От этих звуков мурашки поползли по спинам ребят.
– Ну, чем не ад?.. Недаром наши предки думали, что он не только существует, но и помещается под этими скалами, – сказал Армен.
Минут через пятнадцать ребята разбросали камни, сложенные ими в выемке бассейна. Уровень воды в бассейне понизился, она перестала вливаться в расщелину и снова, клокоча и звеня, ринулась в пещеру, а из нее бурным серебряным каскадом низверглась в ущелье, в русло колхозного канала.
– Ну, идем, мы свою задачу выполнили. Идем! – повторил Армен.
Вскоре, мокрые, грязные, но довольные, ребята вышли из темной пещеры, и в глаза им ударил ослепительный свет радостного августовского полдня.
ПОСЛЕДНИЙ РЕВ
ВСТРЕЧА С ГЕРОЯМИ НАШЕЙ ПОВЕСТИ
ЭПИЛОГ
1
2
– Вот будет история! – сказал Артуш. – Стоит Камо с фотоаппаратом, ждет. И вдруг – ужасный рев, вода столбом, а в столбе Грикор… Камо умрет со страху…
– Ой, нет, не надо, я не хочу этого! – всполошился Грикор. – Не брошусь, не брошусь… Я лучше шапку свою пошлю Камо. – И он кинул в расщелину свою старую шапку. – Вот удивится-то Камо!
– Сэто, тащи мешки! – крикнул Армен.
Ребята высыпали солому в расщелину, а затем крепко заложили камнями выемку в бассейне, из которой выливалась и поступала в пещеру вода.
Бассейн быстро наполнился водой доверху, и, дойдя до расщелины, вода, грозно бушуя, с ревом и свистом устремилась в свое прежнее, подземное, неведомо куда ведущее русло.
Под бешеным напором воды задрожала, затряслась скала. В ее недосягаемых глубинах что-то стонало, плакало, ухало… От этих звуков мурашки поползли по спинам ребят.
– Ну, чем не ад?.. Недаром наши предки думали, что он не только существует, но и помещается под этими скалами, – сказал Армен.
Минут через пятнадцать ребята разбросали камни, сложенные ими в выемке бассейна. Уровень воды в бассейне понизился, она перестала вливаться в расщелину и снова, клокоча и звеня, ринулась в пещеру, а из нее бурным серебряным каскадом низверглась в ущелье, в русло колхозного канала.
– Ну, идем, мы свою задачу выполнили. Идем! – повторил Армен.
Вскоре, мокрые, грязные, но довольные, ребята вышли из темной пещеры, и в глаза им ударил ослепительный свет радостного августовского полдня.
ПОСЛЕДНИЙ РЕВ
Выскочив из лодки, Камо стоял на груде поваленного камыша и любовался новыми, пестрыми одеждами озера Гилли.
Зелеными и оранжевыми огнями пламенели в лучах солнца берега озера и покрывавшие его камышовые островки.
На озере царила тишина. Казалось, его покинуло все пернатое население, обычно такое обильное. Не крякали утки, не было слышно гогота гусей.
Уровень воды в озере сильно понизился. Трудно было сказать, что повлияло на это – то ли зной засушливого лета, то ли прекратился доступ воды из бассейна, скрытого в Черных скалах. Во всяком случае, камыши поредели, на островке стало суше, и Камо без особого труда добрался до того места, где в прошлый раз он едва не пошел ко дну.
Рядом с ним стоял Чамбар. Навострив короткие уши, палкой вытянув хвост, пес внимательно осматривался вокруг, следуя направлению взгляда мальчика.
В глазах Чамбара отражалось явное недоумение. Из-за чего, казалось, нужно стоять здесь, в таком бездействии! Это было вне его собачьего разумения… Красота сверкающей в лучах солнца водной глади и отраженной в ней стены камышей могла быть понятна только человеческому существу.
Камо посмотрел на часы: было без малого три.
Вынув из футляра фотоаппарат, Камо проверил работу затвора, подвинул до предела рычажок, регулирующий скорость, направил объектив на середину бассейна и замер в неподвижной позе.
Ему казалось, что в таком положении он простоял очень долго. Может быть, причина тому – испытываемое им нетерпение.
Вода в озере была спокойна. Только ветерок налетал иногда и покрывал ее легкой рябью. В тот раз, весной, озеро волновалось, вздувались и лопались большие пузыри, вода расходилась кругами и бежала к берегам. А сейчас – никакого признака «водяного»… Зеркало воды – ровное и светлое. В нем только отражаются камыши, да нет-нет промелькнет тень ястреба, кружащего над озером в поисках добычи.
Все вокруг было таким мирным, такая царила тишина, что у Камо даже зазвенело в ушах…
Горячее августовское солнце накалило желтеющие тростники. Их палящее дыхание обжигало, и лицо у Камо покраснело и пылало.
Напряженность положения томила его, но он стоял, не двигаясь, и ждал.
Наконец терпение Камо было вознаграждено. Озеро заволновалось, закипело. По его зеркальной глади пошли большие пузыри и, лопаясь, кругами побежали к берегам. Затем внезапно вода в центре озера вздулась, поднялась широким невысоким грибом, и воздух огласился страшным: «бо-олт… болт… бо-олт!..»
Озеро дрогнуло, вздыбилось, пошло волнами…
Чамбар рванулся и неистово залаял, вызывая непонятного врага на бой.
На лице Камо играла победная улыбка.
«Ладно, – казалось, говорил он, – больше не удивишь и не испугаешь – знаем мы, что ты такое!..»
«Водяной» вынес с собой из глубины озера и рассеял по его поверхности массу мелко искрошенной соломы.
Камо смотрел на солому и улыбался. Вот откуда идет эта вода! Вот чем объясняется этот жуткий рев!
Вдруг он заметил в воде что-то черное.
«Что это, ежик или мертвая лысуха?»
Круги воды, медленно уходя к берегу, все ближе и ближе подвигали к нему этот таинственный предмет.
– Да ведь это чья-то шапка! – воскликнул он. – Как попала она сюда?
Выломав камышину, Камо подцепил ею шапку и вытянул на берег.
Чамбар, взволновавшись, бросился к шапке, вырвал ее из рук Камо и тщательно обнюхал, Потом, подняв на мальчика свои умные глаза, он посмотрел на него так выразительно, точно хотел сказать что-то очень важное.
– Да ведь это шапка Грикора! – сказал Камо. – Чамбарушка, родной, что с нашим Грикором?..
Шапка испортила радужное настроение Камо и навела его на мрачные мысли. В задумчивости вернулся он к лодке и поплыл к острову, на котором оставил Асмик и деда.
– Ну-ну, что там было? – набросилась на Камо Асмик. – Что ты видел?
– Когда раздался рев, из озера поднялся столб воды, – сказал Камо. – Но, дедушка, все это пустяки. Важно вот что: как только столб опал, озеро покрылось соломой. А солому, как тебе известно, ребята наши вместе с водой послали нам с Черных скал.
– Вот так штука! Значит, столб, что поднимается со дна озера, это вода? Та, что в Черных скалах течет? – изумился дед.
– Ну да, с Черных скал… Вернее, с Дали-дага, из того горного озера.
– А как же водяной?
– Дедушка, ты, кажется, все понял! Какой же водяной!
– А кто же орет?
– Лучше мы об этом у Арама Михайловича и Армена спросим, они толково объяснят, чем рев вызывается.
– Конечно, они объяснят. Но почему же вода не ревет, вытекая из родника? – наивно спросила Асмик.
Дед в раздумье поглаживал бороду. Все его старые верования разбивались одно за другим, а новое с трудом умещалось в голове.
– Девочка правду говорит. Чего ради вода, бьющая из родника, будет, как вишап, реветь! Тут что-то другое… – с недоверием покачал он головой.
– А почему ты, Камо, такой мрачный? Сделал большое открытие – и не радуешься, – спросила Асмик, тревожно поглядывая на мальчика.
– Знаешь что?.. Я шапку Грикора подобрал в озере. Нехорошо это… – Камо поднял со дна лодки и показал Асмик мокрую шапку Грикора. – Ее выбросило вместе с водой и соломой со дна озера. Боюсь, не случилось ли что с Грикором!
– Грикор упал в подземный поток?.. – перепугалась Асмик. – Едем, едем скорей! Чего мы ждем! – И девочке стремительно бросилась к лодке.
Они гребли что было сил, досадуя на замедлявшие движение лодки водоросли.
Вот наконец и самая короткая в мире река и домик рыбаков на берегу. Камо и Асмик выскочили из лодки и помчались в село. Их догонял Чамбар. А дед отстал. Где уж ему гоняться за молодыми!..
На дорожке среди жнивья, не доходя до села, их встретили Сэто, Артуш и Армен. Вид у них был озабоченный.
– А Грикор?.. – бросилась к мальчикам Асмик.
– Брось, не мучай девочку! – обернулся назад Сэто.
Из-за снопов, стоявших в поле, недалеко от дороги, показался чуб Грикора.
Асмик подбежала к Грикору и повисла у него на шее. Вслед за нею и Камо крепко обнял и горячо поцеловал товарища.
– Ты жив, Грикор, жив? – спрашивал он, осматривая его со всех сторон.
Ребята с недоумением смотрели на эту необыкновенную сцену.
– А почему я должен умереть? – удивился Грикор, но, увидев свою мокрую шапку, догадался. – Будь покойна, моя родненькая, Грикор не из тех, кто умирает понапрасну, – сказал он, нежно гладя голову Асмик. – Дурак я, что ли, чтобы, покинув этот светлый мир, землей покрыться черной!
Вытирая слезы, полусердясь, полусмеясь, Асмик теребила его за волосы.
– Больно! – визжал Грикор, счастливо улыбаясь. – Благодарю тебя, господи! – балагурил он, подняв к небу смеющиеся глаза. – Значит, и по мне есть кому плакать… Ну что, Камо, выплыла солома в озере?.. Мы слышали, как этот черт орал.
– Рев мы услышали ровно через тридцать восемь минут после того, как спустили воду, – сказал Армен. – В это время мы уже подходили к селу.
– Мать твоя небось снова такой шум подняла, как услышала этого водяного? – смеясь, спросил Камо у Сэто.
– Как же, конечно подняла, – ответил за него Грикор. – Тотчас же полезла на крышу и давай руками размахивать, бить себя по коленям и на помощь звать…
– А вы?
– Посмеялись, конечно. Объяснили колхозникам, что это мы воду в озеро спускали, оттого и рев, – сказал Артуш.
– Ну, ученый брат, объясни-ка нам теперь, как по-твоему, что этот рев вызывало? – обратился Камо к Армену. – Против твоих глубоко научных выводов есть серьезные возражения. Одно, – показал он на догонявшего их деда Асатура, – исходит от этого почтенного старца, а другое, – повернулся он к Асмик, – от управляющей птицеводческой фермой. Эти возражения – они, говоря между нами, очень близки друг к другу – сводятся к следующему: почему бьющая вверх вода должна реветь, как вишап, если это не вишап? Почему вода, текущая из родников, не вопит «бо-олт, болт, бо-олт»?
Армен засмеялся. Товарищи окружили его, ожидая объяснений. Вопрос деда Асатура, почему бьющая вверх вода должна реветь, как вишап, интересовал всех не меньше, чем деда.
– Вода, которую вы видели, – начал Армен серьезным, убедительным тоном, – не обычный родник или ручей. Это настоящая река, падающая к тому же с громадной высоты, а значит, и с огромной силой. Устремляясь в расщелину в пещере Черных скал, водный поток захватывает с собой и массы воздуха и доносит их до озера Гилли. Там, в озере, он со страшной силой выбрасывает этот воздух из воды. Вот почему и поднимается вода столбом. Это воздух подбрасывает ее вверх, воздух образует гигантские пузыри. Пузыри лопаются, и вот тогда-то и раздается это ужасное «бо-олт, болт, бо-олт».
– Ох, ребята, до чего же это просто! – воскликнула Асмик. – Наконец-то это дошло до меня! Ведь и в самом деле лопаются пузыри, воздух вырывается и… ревет.
– Дедушка, что ты можешь возразить? – обратился к старику Камо.
– Что мне сказать? Вы во всем выходите правыми… Мои возражения и копейки не стоят, – смущенно ответил старик. – Вижу одно: нет никакого вишапа, никакого белого буйвола…
– То-то, дедушка, не верь куму Мукелу! – засмеялся Камо. – Ну, ставлю на голосование: кто за то, чтобы принять объяснения Армена? Поднимите руки.
Руки подняли все, даже старый охотник.
– Единогласно… Итак, тайны Черных скал и озера Гилли разгаданы, – объявил Камо.
– Водяной ревел сегодня в последний раз, – сказал Армен.
И в самом деле, с этого дня «водяной», в течение многих веков пугавший село Личк, больше уже не ревел.
Зелеными и оранжевыми огнями пламенели в лучах солнца берега озера и покрывавшие его камышовые островки.
На озере царила тишина. Казалось, его покинуло все пернатое население, обычно такое обильное. Не крякали утки, не было слышно гогота гусей.
Уровень воды в озере сильно понизился. Трудно было сказать, что повлияло на это – то ли зной засушливого лета, то ли прекратился доступ воды из бассейна, скрытого в Черных скалах. Во всяком случае, камыши поредели, на островке стало суше, и Камо без особого труда добрался до того места, где в прошлый раз он едва не пошел ко дну.
Рядом с ним стоял Чамбар. Навострив короткие уши, палкой вытянув хвост, пес внимательно осматривался вокруг, следуя направлению взгляда мальчика.
В глазах Чамбара отражалось явное недоумение. Из-за чего, казалось, нужно стоять здесь, в таком бездействии! Это было вне его собачьего разумения… Красота сверкающей в лучах солнца водной глади и отраженной в ней стены камышей могла быть понятна только человеческому существу.
Камо посмотрел на часы: было без малого три.
Вынув из футляра фотоаппарат, Камо проверил работу затвора, подвинул до предела рычажок, регулирующий скорость, направил объектив на середину бассейна и замер в неподвижной позе.
Ему казалось, что в таком положении он простоял очень долго. Может быть, причина тому – испытываемое им нетерпение.
Вода в озере была спокойна. Только ветерок налетал иногда и покрывал ее легкой рябью. В тот раз, весной, озеро волновалось, вздувались и лопались большие пузыри, вода расходилась кругами и бежала к берегам. А сейчас – никакого признака «водяного»… Зеркало воды – ровное и светлое. В нем только отражаются камыши, да нет-нет промелькнет тень ястреба, кружащего над озером в поисках добычи.
Все вокруг было таким мирным, такая царила тишина, что у Камо даже зазвенело в ушах…
Горячее августовское солнце накалило желтеющие тростники. Их палящее дыхание обжигало, и лицо у Камо покраснело и пылало.
Напряженность положения томила его, но он стоял, не двигаясь, и ждал.
Наконец терпение Камо было вознаграждено. Озеро заволновалось, закипело. По его зеркальной глади пошли большие пузыри и, лопаясь, кругами побежали к берегам. Затем внезапно вода в центре озера вздулась, поднялась широким невысоким грибом, и воздух огласился страшным: «бо-олт… болт… бо-олт!..»
Озеро дрогнуло, вздыбилось, пошло волнами…
Чамбар рванулся и неистово залаял, вызывая непонятного врага на бой.
На лице Камо играла победная улыбка.
«Ладно, – казалось, говорил он, – больше не удивишь и не испугаешь – знаем мы, что ты такое!..»
«Водяной» вынес с собой из глубины озера и рассеял по его поверхности массу мелко искрошенной соломы.
Камо смотрел на солому и улыбался. Вот откуда идет эта вода! Вот чем объясняется этот жуткий рев!
Вдруг он заметил в воде что-то черное.
«Что это, ежик или мертвая лысуха?»
Круги воды, медленно уходя к берегу, все ближе и ближе подвигали к нему этот таинственный предмет.
– Да ведь это чья-то шапка! – воскликнул он. – Как попала она сюда?
Выломав камышину, Камо подцепил ею шапку и вытянул на берег.
Чамбар, взволновавшись, бросился к шапке, вырвал ее из рук Камо и тщательно обнюхал, Потом, подняв на мальчика свои умные глаза, он посмотрел на него так выразительно, точно хотел сказать что-то очень важное.
– Да ведь это шапка Грикора! – сказал Камо. – Чамбарушка, родной, что с нашим Грикором?..
Шапка испортила радужное настроение Камо и навела его на мрачные мысли. В задумчивости вернулся он к лодке и поплыл к острову, на котором оставил Асмик и деда.
– Ну-ну, что там было? – набросилась на Камо Асмик. – Что ты видел?
– Когда раздался рев, из озера поднялся столб воды, – сказал Камо. – Но, дедушка, все это пустяки. Важно вот что: как только столб опал, озеро покрылось соломой. А солому, как тебе известно, ребята наши вместе с водой послали нам с Черных скал.
– Вот так штука! Значит, столб, что поднимается со дна озера, это вода? Та, что в Черных скалах течет? – изумился дед.
– Ну да, с Черных скал… Вернее, с Дали-дага, из того горного озера.
– А как же водяной?
– Дедушка, ты, кажется, все понял! Какой же водяной!
– А кто же орет?
– Лучше мы об этом у Арама Михайловича и Армена спросим, они толково объяснят, чем рев вызывается.
– Конечно, они объяснят. Но почему же вода не ревет, вытекая из родника? – наивно спросила Асмик.
Дед в раздумье поглаживал бороду. Все его старые верования разбивались одно за другим, а новое с трудом умещалось в голове.
– Девочка правду говорит. Чего ради вода, бьющая из родника, будет, как вишап, реветь! Тут что-то другое… – с недоверием покачал он головой.
– А почему ты, Камо, такой мрачный? Сделал большое открытие – и не радуешься, – спросила Асмик, тревожно поглядывая на мальчика.
– Знаешь что?.. Я шапку Грикора подобрал в озере. Нехорошо это… – Камо поднял со дна лодки и показал Асмик мокрую шапку Грикора. – Ее выбросило вместе с водой и соломой со дна озера. Боюсь, не случилось ли что с Грикором!
– Грикор упал в подземный поток?.. – перепугалась Асмик. – Едем, едем скорей! Чего мы ждем! – И девочке стремительно бросилась к лодке.
Они гребли что было сил, досадуя на замедлявшие движение лодки водоросли.
Вот наконец и самая короткая в мире река и домик рыбаков на берегу. Камо и Асмик выскочили из лодки и помчались в село. Их догонял Чамбар. А дед отстал. Где уж ему гоняться за молодыми!..
На дорожке среди жнивья, не доходя до села, их встретили Сэто, Артуш и Армен. Вид у них был озабоченный.
– А Грикор?.. – бросилась к мальчикам Асмик.
– Брось, не мучай девочку! – обернулся назад Сэто.
Из-за снопов, стоявших в поле, недалеко от дороги, показался чуб Грикора.
Асмик подбежала к Грикору и повисла у него на шее. Вслед за нею и Камо крепко обнял и горячо поцеловал товарища.
– Ты жив, Грикор, жив? – спрашивал он, осматривая его со всех сторон.
Ребята с недоумением смотрели на эту необыкновенную сцену.
– А почему я должен умереть? – удивился Грикор, но, увидев свою мокрую шапку, догадался. – Будь покойна, моя родненькая, Грикор не из тех, кто умирает понапрасну, – сказал он, нежно гладя голову Асмик. – Дурак я, что ли, чтобы, покинув этот светлый мир, землей покрыться черной!
Вытирая слезы, полусердясь, полусмеясь, Асмик теребила его за волосы.
– Больно! – визжал Грикор, счастливо улыбаясь. – Благодарю тебя, господи! – балагурил он, подняв к небу смеющиеся глаза. – Значит, и по мне есть кому плакать… Ну что, Камо, выплыла солома в озере?.. Мы слышали, как этот черт орал.
– Рев мы услышали ровно через тридцать восемь минут после того, как спустили воду, – сказал Армен. – В это время мы уже подходили к селу.
– Мать твоя небось снова такой шум подняла, как услышала этого водяного? – смеясь, спросил Камо у Сэто.
– Как же, конечно подняла, – ответил за него Грикор. – Тотчас же полезла на крышу и давай руками размахивать, бить себя по коленям и на помощь звать…
– А вы?
– Посмеялись, конечно. Объяснили колхозникам, что это мы воду в озеро спускали, оттого и рев, – сказал Артуш.
– Ну, ученый брат, объясни-ка нам теперь, как по-твоему, что этот рев вызывало? – обратился Камо к Армену. – Против твоих глубоко научных выводов есть серьезные возражения. Одно, – показал он на догонявшего их деда Асатура, – исходит от этого почтенного старца, а другое, – повернулся он к Асмик, – от управляющей птицеводческой фермой. Эти возражения – они, говоря между нами, очень близки друг к другу – сводятся к следующему: почему бьющая вверх вода должна реветь, как вишап, если это не вишап? Почему вода, текущая из родников, не вопит «бо-олт, болт, бо-олт»?
Армен засмеялся. Товарищи окружили его, ожидая объяснений. Вопрос деда Асатура, почему бьющая вверх вода должна реветь, как вишап, интересовал всех не меньше, чем деда.
– Вода, которую вы видели, – начал Армен серьезным, убедительным тоном, – не обычный родник или ручей. Это настоящая река, падающая к тому же с громадной высоты, а значит, и с огромной силой. Устремляясь в расщелину в пещере Черных скал, водный поток захватывает с собой и массы воздуха и доносит их до озера Гилли. Там, в озере, он со страшной силой выбрасывает этот воздух из воды. Вот почему и поднимается вода столбом. Это воздух подбрасывает ее вверх, воздух образует гигантские пузыри. Пузыри лопаются, и вот тогда-то и раздается это ужасное «бо-олт, болт, бо-олт».
– Ох, ребята, до чего же это просто! – воскликнула Асмик. – Наконец-то это дошло до меня! Ведь и в самом деле лопаются пузыри, воздух вырывается и… ревет.
– Дедушка, что ты можешь возразить? – обратился к старику Камо.
– Что мне сказать? Вы во всем выходите правыми… Мои возражения и копейки не стоят, – смущенно ответил старик. – Вижу одно: нет никакого вишапа, никакого белого буйвола…
– То-то, дедушка, не верь куму Мукелу! – засмеялся Камо. – Ну, ставлю на голосование: кто за то, чтобы принять объяснения Армена? Поднимите руки.
Руки подняли все, даже старый охотник.
– Единогласно… Итак, тайны Черных скал и озера Гилли разгаданы, – объявил Камо.
– Водяной ревел сегодня в последний раз, – сказал Армен.
И в самом деле, с этого дня «водяной», в течение многих веков пугавший село Личк, больше уже не ревел.
ВСТРЕЧА С ГЕРОЯМИ НАШЕЙ ПОВЕСТИ
Когда наступает весна, огромные стаи дупелей, покидая жаркий юг, летят на север, где лето прохладнее и мягче.
На своем пути на север они останавливаются, как на придорожной станции, на богатых кормом болотах озера Гилли.
Летят эти птицы только ночью. Но, перелетев через высокий горный хребет, подступающий к озеру с юга, они и темной ночью без труда находят место для посадки – таким оглушительным концертом встречают гостей тысячи лягушек, населяющих болота.
В дни прилета дупелей я всегда прихожу на охоту[21] в эти давно знакомые мне места.
В этом году я нашел здесь много нового. Экскаваторы углубили русло реки, и воды Гилли бурно неслись в Севан. Озеро осело, и болот, примыкавших раньше к его берегам, не стало. Их место заняли пышные зеленые поляны, где пасутся стада породистых коров колхоза села Личк.
Гилли становится хранилищем неисчерпаемых запасов торфа… Уже работали торфорезы, и грузовики возили торф безлесным и лишенным топлива колхозам сел, окружающих Севан.
На лужайке, за которой начинались заросли камыша, стоял пес со свернутым в крендель и закинутым на спину хвостом. Он с удивлением смотрел на мою охотничью собаку – небольшую, тонкую, с гладкой шерстью – и, казалось, думал: из их ли собачьего рода это диковинное животное?.. А моя собака, приняв наступательный вид, угрожающе рычала.
В это время, размахивая в воздухе длинной дубинкой, к нам подбежал молодой парень.
– Чего ты удивляешься, Чамбар? – сказал он. – Городская собачка, не видишь, что ли? Одно знает – перепелок гонять…
Заметив меня, парень смутился и придержал Чамбара за ошейник.
У него было приятное смуглое лицо, веселые, искрящиеся смехом глаза.
– Ты что тут делаешь?
– Я?.. Я не один, я с Чамбаром. Мы пришли полюбоваться на колхозных телят села Личк, – ответил он и показал на изумрудные луга на берегу Севана, где паслось стадо красивых, породистых телят.
– Ну, а вы с Чамбаром охотиться умеете?
– Мы?.. А как же! Мы входим в охотничьи кадры деда Асатура, нашего старого охотника. Что же касается Чамбара, то с ним у меня договор подписан: как поймает зайца – мясо мне, брюшко и косточки – ему… – балагурил паренек.
– Охотник Асатур?.. О нем я что-то слышал. Это не тот, что клад нашел?
– Он самый… Как высыпал он из мешка золотые монеты да кольца, я так и сел – голова кругом пошла…
Я засмеялся. Видно было, что этот парень без шутки говорить не умеет.
– Ну, а где же можно увидеть вашего деда Асатура? – спросил я. – Небось охотится сейчас?
– Охотится?.. Станет он пулю тратить на такое добро! – Парень с пренебрежением показал на висевших на моем поясе бекасов и дупелей. – Вон он, рыбачит. Форелей ловит, полненьких, жирненьких… И без собачьей помощи, – добавил он, не без презрения поглядев на мою собаку.
Я подошел к реке.
На берегу, размахивая руками, суетился старичок с длинной, по колена, белой бородой.
– Камо, парень, нашел время для уроков! – кричал он тревожно. – Рыба-то, рыба уходит… Иди-ка скорее, перехватим ее на пути…
На зеленой траве, невдалеке от реки, уткнувшись в книги, лежали несколько ребят. Один из них, парень атлетического сложения, услышав окрик деда, поднялся и пошел к нему. За ним последовал товарищ.
Мальчики быстро разделись и, взяв у деда конец невода, поплыли с ним на другой берег реки. Здесь они прикрепили невод к колышку, вбитому в берег.
– Ну, теперь рыба наша, – успокоился старик, увидев, как ушли в воду грузила и натянулась сеть, от берега до берега, перерезав реку. – Молодцы, ребята! Камо-джан, Сэто-джан, вы теперь свободны. Берите свои книжки. Когда рыба наловится, я вас опять кликну.
Увидев меня, дед прикрыл ладонью глаза и вгляделся.
– Здравствуй, отец! – сказал я. – Это ты – охотник Асатур?
– Я, а кто еще может быть!
Старик искоса взглянул на мое ружье и собаку и, как бы возобновляя давно начатый нами разговор, продолжал:
– А рыба-то в этом году валом валит!..
Мы разговорились – у охотников сразу находится общий язык. Но дед сейчас был поглощен рыбой. Он то и дело поглядывал на реку – не сорвался ли, часом, невод.
Потом он подвел меня к группе, сидевшей на траве молодежи. Все встали и вежливо со мной поздоровались.
– Это мои львята, – улыбаясь, представил мне ребят дед. – Ты, должно быть, в газетах о них читал. Наша гордость… наши молодые нату… нару… Как это вы, Камо, называетесь, по Дарвину вашему?
Ребята засмеялись.
– Юные натуралисты, – подсказал Камо.
– Вот-вот, и я так говорю… Эта вот славная девочка, Асмик, научила нас собирать яйца диких птиц Она же в селе и ферму птичью устроила… А это наш ученый, Армен, – показал дед на худощавого, с тонкими чертами лица, большим лбом и красивыми черными глазами юношу. – А вот этот – Артуш. Он наш блудный сын. Все бегал от нас, злился, а теперь с нами, добрый мальчик…
Ребята улыбались, прислушиваясь к характеристикам, которые давал им дед.
– А обо мне что скажешь, дедушка? – спросил мальчик с дугообразными бровями. Он только что вместе с Камо устанавливал невод, и с его мокрого чуба еще стекала вода.
– Про тебя? – засмеялся дед. – Разбойничьи глаза у тебя, вот что я про тебя скажу. А парень ты ничего, тоже хороший. Он, – пояснил мне старик, – в прошлом году отстал от товарищей, не учился. А теперь догнал их и вместе с ними оканчивает школу. Но он вроде охотника Асатура – все мысли у него в горах. Только охотник Асатур за вкусной дичью ходит, а он – за камнями. Шахты строить собирается… А это наш шутник Грикор, он тоже готовится к экзаменам. Кто с ним живет, не состарится. Смех целый день!.. А сегодня у нас особый день. Грикор вернулся из Еревана и уже не хромает, как прежде. Он долго не соглашался на операцию, а как узнал, что юные натуралисты – и он с ними – должны в Москву ехать, сразу решился. Вот ему ногу и выправили. Ишь, каким молодцом ходит!
Я уселся на траву и разговорился с ребятами.
Больше всех меня заинтересовал Сэто, мальчик с очень своеобразным характером. Ум и мысли его и на самом деле были в горах. Удивительные крайности наблюдались в его школьных успехах. У него нет, как рассказали мне его товарищи, ни одной тройки или четверки – только двойки и пятерки. Пятерки он получил по геологии, краеведению, географии, естествознанию. Этим предметам отдает все внимание, остальные его не интересуют. Однако страх, что его не примут в Горный институт в Ереване, заставляет Сэто заниматься. Армен, по крайней мере, выразил уверенность, что Сэто экзамены сдаст и по нелюбимым предметам.
Хорошо учится теперь и Асмик, стала внимательной, сосредоточенной. Не то что в прошлом году, когда то и дело происходили «катастрофы» на птицеводческой ферме. Тогда она нередко бросала книги в угол и плакала.
«Мам, я ничего не понимаю, я не могу заставить себя думать о том, что говорится в книге!» – горько жаловалась она матери.
Такие минуты бывали и у Камо. Случалось, что он, сидя в классе, совершенно не ощущал присутствия товарищей, учителя – так были заняты его мысли тайнами Дали-дага и озера Гилли.
Только Армен успевал повсюду: и разгадкой тайн природы интересоваться и оставаться первым учеником в классе.
– Прошли через все это мои львята, прошли… – говорил дед Асатур. – Хороший был у них учитель – научил их уму-разуму. Вот они и вишапа победили и гнездо сатаны в Черных скалах разорили, а селу хлеб, хлеб дали!.. Знаешь ты, что такое вода для нашей страны? Для нас вода – это бог… Недаром когда-то люди воде поклонялись, жертвы приносили. Вода и солнце всему жизнь дают… Знаешь, какое изобилие во всем дала нашему селу вода Черных скал!.. Пусть жизнь этих ребят журчит так же сладко, как вода, пусть течет так же, как вода, долго!..
Дед беседовал с нами спокойно, неторопливо покуривая свою трубку, но все внимание его было занято рекой, и ни одно движение, возникавшее на ней, не ускользало от его наметанного взгляда. Вдруг он вскочил с места.
– Эй, ребята, рыба в сети, вставайте скорее!.. – воскликнул он и, на ходу запихивая свою длинную бороду в складки архалука, побежал к реке.
Вслед за дедом, сбросив с себя одежду, кинулись к реке и ребята. На лужайке осталась только Асмик.
Соединенными усилиями тяжелый невод был извлечен на берег, и вскоре на зеленой траве, в свете яркого утреннего солнца, трепетали и бились серебристые, с красными пятнышками на боках, большие красивые рыбы. Это были знаменитые севанские форели.
Вокруг рыб вытанцовывал Грикор.
– Ох, ох, ох!.. – восклицал он. – Костер нужен!
– Да, – сказал дед, обращаясь ко мне так, словно продолжал прерванную беседу, – так вот я говорю: чтобы узнать, что такое севанская форель, надо тут же, на берегу, ее и сварить… и непременно в той же воде, в которой она жила. Только тогда ты и узнаешь вкус этой рыбы. А как сваришь, надо вывалить рыбу из котелка прямо на траву. Вода стечет, а рыба останется.
Так и сделали. Развели костер, рыбу сварили и, когда она была готова, поставили котелок на траву и перевернули его. Вода стекла, рыба осталась, с травы мы ее и ели. Такой форели мне еще никогда не приходилось есть.
С дедом Асатуром и молодежью мы пошли поглядеть на водопад Черных скал.
Из черной пасти былых «Врат ада», взбивая серебряную кружевную пену, вырывался и падал в ущелье могучий поток. От его грохота и гула у нас под ногами дрожала земля.
Что же, разве не чудо этот бурный поток, эта многоцветная радуга среди темных утесов!.. Не чудо ли этот канал, вода!..
В нескольких шагах от водопада все еще виден старый, разбитый молнией дуб. Но и он ожил и помолодел. Из его расколотого ствола проросли новые, молодые, сильные ветви, покрылись пышной листвой и рвутся вверх, к солнцу.
«Вот и еще «старый дуб» и окружающие его «молодые побеги», – подумал я, глядя на старого охотника и теснящуюся около него молодежь.
А они стояли на обломке скалы, устремив взоры на бирюзовые воды Севана.
В прекрасном настроении я вернулся в город. Ягдташ мой был набит дичью, и так много чудесных впечатлений оставила во мне встреча с дедом Асатуром и его «львятами»!
На своем пути на север они останавливаются, как на придорожной станции, на богатых кормом болотах озера Гилли.
Летят эти птицы только ночью. Но, перелетев через высокий горный хребет, подступающий к озеру с юга, они и темной ночью без труда находят место для посадки – таким оглушительным концертом встречают гостей тысячи лягушек, населяющих болота.
В дни прилета дупелей я всегда прихожу на охоту[21] в эти давно знакомые мне места.
В этом году я нашел здесь много нового. Экскаваторы углубили русло реки, и воды Гилли бурно неслись в Севан. Озеро осело, и болот, примыкавших раньше к его берегам, не стало. Их место заняли пышные зеленые поляны, где пасутся стада породистых коров колхоза села Личк.
Гилли становится хранилищем неисчерпаемых запасов торфа… Уже работали торфорезы, и грузовики возили торф безлесным и лишенным топлива колхозам сел, окружающих Севан.
На лужайке, за которой начинались заросли камыша, стоял пес со свернутым в крендель и закинутым на спину хвостом. Он с удивлением смотрел на мою охотничью собаку – небольшую, тонкую, с гладкой шерстью – и, казалось, думал: из их ли собачьего рода это диковинное животное?.. А моя собака, приняв наступательный вид, угрожающе рычала.
В это время, размахивая в воздухе длинной дубинкой, к нам подбежал молодой парень.
– Чего ты удивляешься, Чамбар? – сказал он. – Городская собачка, не видишь, что ли? Одно знает – перепелок гонять…
Заметив меня, парень смутился и придержал Чамбара за ошейник.
У него было приятное смуглое лицо, веселые, искрящиеся смехом глаза.
– Ты что тут делаешь?
– Я?.. Я не один, я с Чамбаром. Мы пришли полюбоваться на колхозных телят села Личк, – ответил он и показал на изумрудные луга на берегу Севана, где паслось стадо красивых, породистых телят.
– Ну, а вы с Чамбаром охотиться умеете?
– Мы?.. А как же! Мы входим в охотничьи кадры деда Асатура, нашего старого охотника. Что же касается Чамбара, то с ним у меня договор подписан: как поймает зайца – мясо мне, брюшко и косточки – ему… – балагурил паренек.
– Охотник Асатур?.. О нем я что-то слышал. Это не тот, что клад нашел?
– Он самый… Как высыпал он из мешка золотые монеты да кольца, я так и сел – голова кругом пошла…
Я засмеялся. Видно было, что этот парень без шутки говорить не умеет.
– Ну, а где же можно увидеть вашего деда Асатура? – спросил я. – Небось охотится сейчас?
– Охотится?.. Станет он пулю тратить на такое добро! – Парень с пренебрежением показал на висевших на моем поясе бекасов и дупелей. – Вон он, рыбачит. Форелей ловит, полненьких, жирненьких… И без собачьей помощи, – добавил он, не без презрения поглядев на мою собаку.
Я подошел к реке.
На берегу, размахивая руками, суетился старичок с длинной, по колена, белой бородой.
– Камо, парень, нашел время для уроков! – кричал он тревожно. – Рыба-то, рыба уходит… Иди-ка скорее, перехватим ее на пути…
На зеленой траве, невдалеке от реки, уткнувшись в книги, лежали несколько ребят. Один из них, парень атлетического сложения, услышав окрик деда, поднялся и пошел к нему. За ним последовал товарищ.
Мальчики быстро разделись и, взяв у деда конец невода, поплыли с ним на другой берег реки. Здесь они прикрепили невод к колышку, вбитому в берег.
– Ну, теперь рыба наша, – успокоился старик, увидев, как ушли в воду грузила и натянулась сеть, от берега до берега, перерезав реку. – Молодцы, ребята! Камо-джан, Сэто-джан, вы теперь свободны. Берите свои книжки. Когда рыба наловится, я вас опять кликну.
Увидев меня, дед прикрыл ладонью глаза и вгляделся.
– Здравствуй, отец! – сказал я. – Это ты – охотник Асатур?
– Я, а кто еще может быть!
Старик искоса взглянул на мое ружье и собаку и, как бы возобновляя давно начатый нами разговор, продолжал:
– А рыба-то в этом году валом валит!..
Мы разговорились – у охотников сразу находится общий язык. Но дед сейчас был поглощен рыбой. Он то и дело поглядывал на реку – не сорвался ли, часом, невод.
Потом он подвел меня к группе, сидевшей на траве молодежи. Все встали и вежливо со мной поздоровались.
– Это мои львята, – улыбаясь, представил мне ребят дед. – Ты, должно быть, в газетах о них читал. Наша гордость… наши молодые нату… нару… Как это вы, Камо, называетесь, по Дарвину вашему?
Ребята засмеялись.
– Юные натуралисты, – подсказал Камо.
– Вот-вот, и я так говорю… Эта вот славная девочка, Асмик, научила нас собирать яйца диких птиц Она же в селе и ферму птичью устроила… А это наш ученый, Армен, – показал дед на худощавого, с тонкими чертами лица, большим лбом и красивыми черными глазами юношу. – А вот этот – Артуш. Он наш блудный сын. Все бегал от нас, злился, а теперь с нами, добрый мальчик…
Ребята улыбались, прислушиваясь к характеристикам, которые давал им дед.
– А обо мне что скажешь, дедушка? – спросил мальчик с дугообразными бровями. Он только что вместе с Камо устанавливал невод, и с его мокрого чуба еще стекала вода.
– Про тебя? – засмеялся дед. – Разбойничьи глаза у тебя, вот что я про тебя скажу. А парень ты ничего, тоже хороший. Он, – пояснил мне старик, – в прошлом году отстал от товарищей, не учился. А теперь догнал их и вместе с ними оканчивает школу. Но он вроде охотника Асатура – все мысли у него в горах. Только охотник Асатур за вкусной дичью ходит, а он – за камнями. Шахты строить собирается… А это наш шутник Грикор, он тоже готовится к экзаменам. Кто с ним живет, не состарится. Смех целый день!.. А сегодня у нас особый день. Грикор вернулся из Еревана и уже не хромает, как прежде. Он долго не соглашался на операцию, а как узнал, что юные натуралисты – и он с ними – должны в Москву ехать, сразу решился. Вот ему ногу и выправили. Ишь, каким молодцом ходит!
Я уселся на траву и разговорился с ребятами.
Больше всех меня заинтересовал Сэто, мальчик с очень своеобразным характером. Ум и мысли его и на самом деле были в горах. Удивительные крайности наблюдались в его школьных успехах. У него нет, как рассказали мне его товарищи, ни одной тройки или четверки – только двойки и пятерки. Пятерки он получил по геологии, краеведению, географии, естествознанию. Этим предметам отдает все внимание, остальные его не интересуют. Однако страх, что его не примут в Горный институт в Ереване, заставляет Сэто заниматься. Армен, по крайней мере, выразил уверенность, что Сэто экзамены сдаст и по нелюбимым предметам.
Хорошо учится теперь и Асмик, стала внимательной, сосредоточенной. Не то что в прошлом году, когда то и дело происходили «катастрофы» на птицеводческой ферме. Тогда она нередко бросала книги в угол и плакала.
«Мам, я ничего не понимаю, я не могу заставить себя думать о том, что говорится в книге!» – горько жаловалась она матери.
Такие минуты бывали и у Камо. Случалось, что он, сидя в классе, совершенно не ощущал присутствия товарищей, учителя – так были заняты его мысли тайнами Дали-дага и озера Гилли.
Только Армен успевал повсюду: и разгадкой тайн природы интересоваться и оставаться первым учеником в классе.
– Прошли через все это мои львята, прошли… – говорил дед Асатур. – Хороший был у них учитель – научил их уму-разуму. Вот они и вишапа победили и гнездо сатаны в Черных скалах разорили, а селу хлеб, хлеб дали!.. Знаешь ты, что такое вода для нашей страны? Для нас вода – это бог… Недаром когда-то люди воде поклонялись, жертвы приносили. Вода и солнце всему жизнь дают… Знаешь, какое изобилие во всем дала нашему селу вода Черных скал!.. Пусть жизнь этих ребят журчит так же сладко, как вода, пусть течет так же, как вода, долго!..
Дед беседовал с нами спокойно, неторопливо покуривая свою трубку, но все внимание его было занято рекой, и ни одно движение, возникавшее на ней, не ускользало от его наметанного взгляда. Вдруг он вскочил с места.
– Эй, ребята, рыба в сети, вставайте скорее!.. – воскликнул он и, на ходу запихивая свою длинную бороду в складки архалука, побежал к реке.
Вслед за дедом, сбросив с себя одежду, кинулись к реке и ребята. На лужайке осталась только Асмик.
Соединенными усилиями тяжелый невод был извлечен на берег, и вскоре на зеленой траве, в свете яркого утреннего солнца, трепетали и бились серебристые, с красными пятнышками на боках, большие красивые рыбы. Это были знаменитые севанские форели.
Вокруг рыб вытанцовывал Грикор.
– Ох, ох, ох!.. – восклицал он. – Костер нужен!
– Да, – сказал дед, обращаясь ко мне так, словно продолжал прерванную беседу, – так вот я говорю: чтобы узнать, что такое севанская форель, надо тут же, на берегу, ее и сварить… и непременно в той же воде, в которой она жила. Только тогда ты и узнаешь вкус этой рыбы. А как сваришь, надо вывалить рыбу из котелка прямо на траву. Вода стечет, а рыба останется.
Так и сделали. Развели костер, рыбу сварили и, когда она была готова, поставили котелок на траву и перевернули его. Вода стекла, рыба осталась, с травы мы ее и ели. Такой форели мне еще никогда не приходилось есть.
С дедом Асатуром и молодежью мы пошли поглядеть на водопад Черных скал.
Из черной пасти былых «Врат ада», взбивая серебряную кружевную пену, вырывался и падал в ущелье могучий поток. От его грохота и гула у нас под ногами дрожала земля.
Что же, разве не чудо этот бурный поток, эта многоцветная радуга среди темных утесов!.. Не чудо ли этот канал, вода!..
В нескольких шагах от водопада все еще виден старый, разбитый молнией дуб. Но и он ожил и помолодел. Из его расколотого ствола проросли новые, молодые, сильные ветви, покрылись пышной листвой и рвутся вверх, к солнцу.
«Вот и еще «старый дуб» и окружающие его «молодые побеги», – подумал я, глядя на старого охотника и теснящуюся около него молодежь.
А они стояли на обломке скалы, устремив взоры на бирюзовые воды Севана.
В прекрасном настроении я вернулся в город. Ягдташ мой был набит дичью, и так много чудесных впечатлений оставила во мне встреча с дедом Асатуром и его «львятами»!
ЭПИЛОГ
1
В одной из выходящих в Ереване республиканских газет в дни, о которых ведется наш рассказ, была напечатана заметка под заглавием «Важная находка». В заметке этой сообщалось, что юные натуралисты села Личк нашли очень ценный клад, который и передали полностью государству.
Не прошло и нескольких дней после появления этой заметки, как в селе распространился слух, что Министерство финансов решило выдать старому охотнику деду Асатуру и юным натуралистам проценты, причитающиеся им по закону за находку.
Когда ребята получили свою долю, значительность суммы привела их в смущение.
– Знаете что? – сказал Камо. – Давайте уделим большую часть денег на постройку птичника. Да не простого, а по последнему слову науки.
Предложение было принято с радостью. Позвали в правление колхоза и старого охотника. Здесь он увидел на столе целую гору денег.
Встретил старика сам председатель колхоза Баграт.
– Дедушка Асатур, – сказал он, пожимая деду руку, – поздравляю! Правительство прислало тебе вознаграждение за найденный клад. Это тебе полагается по закону.
Дед Асатур, увидев деньги, совершенно растерялся.
– Ого!.. – поразился старик. – Что ж так много? – Он погладил бороду, посмотрел смущенно на председателя и отрицательно покачал головой: – Нет, брат, не надо... Снова сна лишусь. Снова из ума выживу. Нет, не хочу… – Дед Асатур помолчал немного, подумал и сказал: – Пожалуй, знаешь что: решим это дело по нашему, охотничьему обычаю. Я ведь, брат, за всю жизнь свою, сколько бы ни стрелял, себе только на шашлык оставлял, остальное соседям раздавал. Это дедовский охотничий закон. Ну и что ж? Прикажешь мне теперь этот закон забыть, нарушить? Нет, охотник Асатур не из таковских. И это, брат, моя охота, а это – моя в ней доля... – Дед протянул руку и взял со стола одну пачку денег. – Это мой «шашлык», а остальное раздели среди колхозников, школе дай, детскому саду… Сам знаешь, кому лучше, – добавил старик и вышел.
Баграт открыл было рот, чтобы что-то сказать, но деда уже и след простыл.
Он шел по сельской улице, довольный и радостный, и так легко было ему, словно непосильный груз с плеч сбросил.
Не прошло и нескольких дней после появления этой заметки, как в селе распространился слух, что Министерство финансов решило выдать старому охотнику деду Асатуру и юным натуралистам проценты, причитающиеся им по закону за находку.
Когда ребята получили свою долю, значительность суммы привела их в смущение.
– Знаете что? – сказал Камо. – Давайте уделим большую часть денег на постройку птичника. Да не простого, а по последнему слову науки.
Предложение было принято с радостью. Позвали в правление колхоза и старого охотника. Здесь он увидел на столе целую гору денег.
Встретил старика сам председатель колхоза Баграт.
– Дедушка Асатур, – сказал он, пожимая деду руку, – поздравляю! Правительство прислало тебе вознаграждение за найденный клад. Это тебе полагается по закону.
Дед Асатур, увидев деньги, совершенно растерялся.
– Ого!.. – поразился старик. – Что ж так много? – Он погладил бороду, посмотрел смущенно на председателя и отрицательно покачал головой: – Нет, брат, не надо... Снова сна лишусь. Снова из ума выживу. Нет, не хочу… – Дед Асатур помолчал немного, подумал и сказал: – Пожалуй, знаешь что: решим это дело по нашему, охотничьему обычаю. Я ведь, брат, за всю жизнь свою, сколько бы ни стрелял, себе только на шашлык оставлял, остальное соседям раздавал. Это дедовский охотничий закон. Ну и что ж? Прикажешь мне теперь этот закон забыть, нарушить? Нет, охотник Асатур не из таковских. И это, брат, моя охота, а это – моя в ней доля... – Дед протянул руку и взял со стола одну пачку денег. – Это мой «шашлык», а остальное раздели среди колхозников, школе дай, детскому саду… Сам знаешь, кому лучше, – добавил старик и вышел.
Баграт открыл было рот, чтобы что-то сказать, но деда уже и след простыл.
Он шел по сельской улице, довольный и радостный, и так легко было ему, словно непосильный груз с плеч сбросил.
2
Была мягкая, солнечная осень.
С полей прилетали и, гогоча, крякая, посвистывая, рассаживались по своим местам питомцы птицеводческой фермы: гуси, утки, чирки.
«Заведующая фермой» Асмик с помощью своего «заместителя» Сэто осматривала птиц, отбирала лучшие экземпляры гибридов и помещала их в особые, приготовленные для отправки клетки.
На пасеке Грикор вынимал из ульев золотые, полные меда соты и приговаривал:
– Ну и медок!
Армен и Камо принимали соты у Грикора и деловито укладывали их в ящики – видно, тоже в дорогу.
Ребята лихорадочно готовились к отъезду в Москву. Их пригласила к себе в гости Центральная станция юных натуралистов.
Старый охотник курил и говорил задумчиво:
– Так, значит, завтра едете, мои львята?..
На другое утро клетки с птицами и ящики с медом ребята погрузили на грузовик. Самим юным натуралистам председатель Баграт предоставил новую, блестящую легковую машину колхоза.
Отъезжающие расцеловались с родными, обняли деда Асатура и сели в автомобиль.
Сона поцеловав сына, подошла к деду Асатуру, чмокнула его в руку и сказала растроганно:
– Прости, дядя Асатур! Пусть мои проклятия в сердце твоем не останутся.
Тут повернувшись Сона увидела счетовода Месропа, пренебрежительно махнула на него рукой и вдруг снова разразилась чередой проклятий:
– Эта желтая черепаха всему виной… Эта черная душа… Ах, чтобы бог на него чесотку наслал да ногтей лишил – почесаться было б нечем!
Колхозники весело смеялись.
Машина тронулась с места и помчалась по гладкому берегу Севана, чадя бензином и выпуская клубы дыма. Колхозники махали вслед ей платками и шапками.
– Уехали-таки? Ах вы, львята мои, что же я без вас делать буду? – заохал дед Асатур и вытер папахой набежавшие на глаза слезы…
Из автомобиля, мчавшегося по берегу Севана, доносилась, замирая вдали, радостная песня.
Ереван, 1949 год.
С полей прилетали и, гогоча, крякая, посвистывая, рассаживались по своим местам питомцы птицеводческой фермы: гуси, утки, чирки.
«Заведующая фермой» Асмик с помощью своего «заместителя» Сэто осматривала птиц, отбирала лучшие экземпляры гибридов и помещала их в особые, приготовленные для отправки клетки.
На пасеке Грикор вынимал из ульев золотые, полные меда соты и приговаривал:
– Ну и медок!
Армен и Камо принимали соты у Грикора и деловито укладывали их в ящики – видно, тоже в дорогу.
Ребята лихорадочно готовились к отъезду в Москву. Их пригласила к себе в гости Центральная станция юных натуралистов.
Старый охотник курил и говорил задумчиво:
– Так, значит, завтра едете, мои львята?..
На другое утро клетки с птицами и ящики с медом ребята погрузили на грузовик. Самим юным натуралистам председатель Баграт предоставил новую, блестящую легковую машину колхоза.
Отъезжающие расцеловались с родными, обняли деда Асатура и сели в автомобиль.
Сона поцеловав сына, подошла к деду Асатуру, чмокнула его в руку и сказала растроганно:
– Прости, дядя Асатур! Пусть мои проклятия в сердце твоем не останутся.
Тут повернувшись Сона увидела счетовода Месропа, пренебрежительно махнула на него рукой и вдруг снова разразилась чередой проклятий:
– Эта желтая черепаха всему виной… Эта черная душа… Ах, чтобы бог на него чесотку наслал да ногтей лишил – почесаться было б нечем!
Колхозники весело смеялись.
Машина тронулась с места и помчалась по гладкому берегу Севана, чадя бензином и выпуская клубы дыма. Колхозники махали вслед ей платками и шапками.
– Уехали-таки? Ах вы, львята мои, что же я без вас делать буду? – заохал дед Асатур и вытер папахой набежавшие на глаза слезы…
Из автомобиля, мчавшегося по берегу Севана, доносилась, замирая вдали, радостная песня.
Встало солнце в броне золотой
Над счастливою нашей страной…
Ереван, 1949 год.