Ананян Вахтанг Степанович. Пленники Барсова ущелья

   — Пойдем же, принесем наших курочек! Чего вы ждете?
   Обняв косматую голову Бойнаха, Асо тайком проливал слезы. Собака уже не в силах была двинуться с места. А на Шушик пастушок и смотреть не мог, такой у нее был ужасный вид.
   Взяв из костра головню, мальчики вышли из пещеры, и пока они взбирались на гору, солнце поднялось уже довольно высоко.
   — Попались! — радостно вскрикнул Гагик, увидев разбросанные вокруг силков перья, но, встретив мрачный взгляд Ашота, осекся.
   — Чего ты в телячий восторг пришел? Не видишь разве, что тут лиса была? Унесла она нашу добычу.
   У ребят руки опустились. Это был настоящий удар.
   — Ничего, пойдем по ее следу и поймаем в ее же логове, — подал надежду Гагик.
   — Как ты ее поймаешь? — с насмешкой отозвался Ашот.
   Точно клещами было сжато его сердце: добыча ушла из рук!
   — Напустим дыма. Задохнется.
   — Ну, задохнется. А как ты ее вытащишь?» Впрочем, ладно, допустим, что и не вытащим. Но удушить ее все же надо, чтобы и дальше не таскала. Найдите след.
   У ребят снова ожила надежда. В самом деле, если убрать с дороги, эту воровку, куропатки достанутся им! Эх, можно как-нибудь еще денек протянуть — набрать, ягод, птичек поискать. Но уж завтра-то утром они наверняка смогут ощипать куропаток. Главное, что простой и легкий способ охоты на них найден.
   И, оживившись, они пустились на поиски еще одного своего противника.
   — Стойте! А разве днем куропатки не пасутся? — мелькнула у Гагика новая мысль, — Давайте сейчас же поставим силки, но где-нибудь в другом месте. Зачем нам ждать завтрашнего утра? А потом пойдем за лисой.
   Мысль показалась дельной, и ребята занялись установкой силков на другой террасе. Но что же примешать к траве? Ведь крошек-то нет!
   — Быть может, травяные семена? — предложил Гагик.
   Но никто не знал, семена каких трав предпочитают куропатки. Пришлось нарвать сухой травы и растереть ее в мелкую соломку. Куропатки любят рыться в соломе и тогда, когда в ней нет и семечка.
   В ложбинах, в тени больших камней, мальчики раскапывали мокрую от впитывавшегося в нее талого снега землю, мяли, месили ее, собирали камни для постройки западней. Они тяжело дышали и едва не падали, от слабости кружилась голова. Однако труд внушал им надежду, а надежда поддерживала силы.
   — Ладно, хватит. Пойдем теперь за лисой, — взяв свое копье, сказал Ашот.
   Они спустились на террасу, осыпанную перьями куропаток, и начали искать следы лисы.
   — Нашел! Ну и большая же была лиса! — воскликнул Гагик, указывая на след, отпечатавшийся на мокрой земле.
   Ашот взглянул и вздрогнул.
   — Это был барс, — прошептал он. — А ну, раздуйте сильнее головни! Кидайте камни! Кричите!
   Его тревога не была напрасной. Действительно, совсем недавно, на заре, зверь завтракал здесь куропатками.
   Ребята скатили с горы несколько больших камней, пошумели, и, когда немного приободрились, Гагик сказал:
   — А не ошибся ли ты, Ашот? Погляди лучше.
   — Что тут смотреть? Разве не ясно? Видишь, какая лапища…
   — А может быть, это был волк или твой манул и мы зря боимся?
   — Нет, это не волк, — взглянув на след, заключил «специалист по волкам» Асо. — След волка меньше и длиннее.
   — У волка и когти двух пальцев на передних лапах длиннее, — добавил Ашот с таким видом, точно хотел сказать Асо: «Хоть твоя жизнь и проходит с волками, но и мы кое-что понимаем!»
   — Да, у волка два «пальца вытянуты вперед и когти открыты, а тут их не видно, — сказал Асо и сам испугался своих слов. Он, кажется, только сейчас сообразил, какой ужасный зверь живет вблизи их пещеры.
   — А где же у барса когти? — простодушно спросил Гагик. — Что-то их вовсе не видать.
   — Сложил, как перочинные ножи, чтобы не повредить лезвия. А может быть, и рысь, кто знает. Если рысь — пустяки, она не причинит нам вреда. Идем, — сказал Ашот, сам не зная, куда же, собственно, идти.
   И долго еще мальчики не решались покинуть террасу — не только потому, что боялись встречи со зверем, а потому, что им тяжела была сейчас встреча с Шушик. Они знали, что жизнь голодной, больной девочки постепенно угасала, словно фитилек в плошке, где выгорают последние капли масла.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
О том, как смерть медленно, но верно приближалась к жилищу ребят

   Шушик они нашли в полубессознательном состоянии.
   — Все время жаловалась, что мерзнет, — печально сообщил Саркис.
   Ноги у девочки были холодные. Огонь в костре угасал, а топливо кончилось. Идти за ним не было ни сил, ни отваги. Кто знает, ведь, может, именно сейчас в Дубняке их подстерегает барс. И почему именно в Дубняке? Он может прятаться и в кустах, как раз напротив пещеры.
   В течение трех недель барс, как видно, следил за этими двуногими существами и уже успел убедиться, что у них нет оружия. Так, по крайней мере, судил Ашот. Ясно, что, съев куропаток, зверь должен будет прийти, чтобы сожрать собаку или человека, — ведь в этом ущелье для него нет другой поживы!
   Вот какие тяжелые мысли томили Ашота, когда он услышал глубокий вздох Шушик.
   — Воды, — вопросила девочка.
   Но и воды не было. Каменная «чаша», в которой ребята держали снег, давно опустела, и наполнить ее было нечем — поблизости не оставалось снега. Конечно, его можно было бы найти, но прежде всего нужно топливо: без жаркого огня воды не получишь.
   Ребята молча вышли из пещеры. В костре не оставалось даже горящего полена, которое они могли бы взять с собой.
   — Саркис, ты последи, чтобы огонь не погас, мы скоро вернемся, — сказал Ашот.
   Но в голосе его на этот раз никто не слышал прежней уверенности.
   С копьями в руках мальчики сошли в Дубняк. Каменный топор они оставили дома — не было сил тащить. А веток, которые можно было сломать руками, в Дубняке не оставалось. Поневоле пришлось нарезать ножом тоненькие прутики и сложить их в снопики. Но ребята не столько работали, сколько отдыхали, то и дело ложась на кучи теплых палых листьев. Ах, если бы можно было, забыв обо всем на свете, уснуть, остаться здесь!
   В одной из только что освободившихся от снега ложбинок Ашот нашел кусты с уцелевшими на них сухими ягодами малины, а Гагику попались в листве два желудя. Один он съел, другой сберег для Шушик. Асо обыскал куст смородины, свесившийся со скалы, но на нем оставались всего лишь четыре сморщенные ягодки.
   С этой скудной добычей, прихватив немного снегу, они и вернулись в пещеру и долго возились, пока им удалось наконец приготовить чай, в котором плавали четыре смородинки да горстка собранной Ашотом малины.
   Горячая вода немного оживила больную.
   — А где же куропатки? Как тропинка? Не работали? Отчего вы такие хмурые? — спрашивала Шушик, и казалось, что она пришла в себя после тяжелого сна.
   Никто не отвечал ей.
   — Не пойти ли взглянуть, что стало с силками? — предложил Гагик.
   — Стоит ли?… Должно быть, опять сожрал, — безнадежно махнул рукой Ашот. — Да и темно…
   — Кто сожрал? Что за секреты там у вас? — взволновалась Шушик. — Мерзну я что-то, Ашот.
   Но нельзя же было сказать ей о звере! И ребята снова уклонились от ответа. Да Шушик и не ждала. Она опять впала в забытье и лишь беззвучно шевелила губами.
   Ребята сидели вокруг нещадно дымившего костра и терли кулаками слезившиеся глаза. Все молчали и с тревогой думали о больной девочке. «Умрет, если мы не добудем еды, умрет».
   Наконец Ашот поднялся с места:
   — Ну, пойдем посмотрим на капканы. Может, и привалило нам счастье.
   И, взяв по пылающей головешке, мальчики вышли из пещеры. Собрав последние силы, поплелся за своим хозяином Бойнах.
   — Останься дома, Бойнах-джан, куда ты? — ласково сказал Асо.
   Но пес не послушался.
   В нескольких шагах от пещеры Бойнах вдруг поднял уши, задрожал мелкой дрожью и глухо зарычал. Асо стал успокаивать его, уговаривать уйти, но тут вдруг в кустах что-то зашуршало. Гибкое тело скользнуло в листве, сверкнули фосфором глаза. Сделав высокий прыжок, какой-то страшный зверь кинулся на пастушка. Однако в то мгновение, когда он был еще в воздухе, Бойнах рванулся, вцепился в него зубами, и они оба клубком скатились со склона вниз.
   — Бейте, бейте! Эй, эй, эй! — в страхе закричал Ашот и кинулся вперед.
   Ребята зашумели, бросили вниз пылающие поленья, скатили несколько больших камней.
   Оставив собаку, зверь убежал и скрылся в темноте.
   Все это произошло с такой быстротой, что Асо не успел опомниться.
   — Ой, Бойнах, ой, братик мой милый! — плакал он, со всех сторон осматривая искусанного зверем пса. Вся шея у него была в крови.
   Товарищи помогли Асо поднять Бойнаха и перенести в пещеру. Его уложили на мягкие листья.
   Шушик дремала в полузабытьи и ничего не слышала. Саркис же в панике вскочил со своей постели.
   — Что, что случилось? — спрашивал он дрожа. — Кто это был? Барс?
   — Так и не разобрали, — хмуро ответил Ашот. — Кажется, рысь.
   Товарищи поглядели на него недоверчиво. Ведь все в Айгедзоре знали, что рысь хотя из того же кошачьего рода, что и барс, и даже немного похожа на него, но ни силой, ни смелостью, ни наглостью не может сравниться с барсом.
   С ноющим сердцем склонился Асо над своим другом. Оторвав от подола рубашки лоскут, он сжег его и горячим пеплом присыпал рану на шее у собаки. Кровь унялась, но Бойнах дышал тяжело, прерывисто.
   Подошел к собаке и Гагик, ласково погладил ее по голове и с грустью подумал, что не может ничем угостить это самоотверженное животное.
   Да, подлинно самоотверженное! От прежних своих ран Бойнах, быть может, понемногу и оправился бы, но от этой… нет, надежды не было. Собака отдала свою жизнь за хозяина.
   — Бойнах! — мягко позвал пастушок.
   Пес открыл глаза. Как выразителен был его взгляд, какое грустное спокойствие было в нем! Казалось, Бойнах был доволен, что умирает.
   Снова иссякло все топливо.
   — Мерзну, — слышался порой жалобный голос Шушик.
   Но у кого бы теперь хватило смелости выйти из пещеры? Мальчикам казалось, что страшный зверь прячется где-то совсем близко.
   У пастушка-курда голова была как в огне, а сердце сжимали стальные клещи. Но что он мог сделать, чем мог помочь своей хушкэ, милой своей сестрице? Как мог спасти жизнь любимого пса?
   Укрыв своей телогрейкой девочку, а блузой укутав собаку, он зарылся в теплые листья и тайком от товарищей тихо плакал…
   Ночь была тяжелой, очень тяжелой. Чтобы огонь окончательно не погас, его покрыли золой. Становилось все холоднее. Вздохи Шушик едва доносились до слуха, такими они были слабыми.
   Ребята дрожали от холода и голода, за всю ночь никто ни на минуту не закрыл глаз. Лишь на заре их одолела дремота, но она была тяжелой, как кошмар…
   Когда рассвело, Бойнах в последний раз лизнул руку Асо, в последний раз посмотрел на него добрыми, полными любви и преданности глазами, и Гагик увидел, как они затуманились и погасли…
   — Бойнах-джан, братик милый, — громко заплакал пастушок.
   Товарищи очнулись, поняли. Молча, задумчиво смотрели они на чуть тлевшие угли костра, и тяжелые мысли сжимали их сердца. Погиб Бойнах. А какова-то будет их собственная судьба? Что ожидает больных товарищей?

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
О том, что ни беда, ни удача никогда не приходят одни

   Чай из корней малины и мясной бульон возродили гаснувшие силы Шушик, и ее здоровье стало с каждым часом улучшаться.
   Последняя охота на куропаток была удачной, и ребята были теперь не так голодны и чувствовали, что у них хватит сил продолжить работу на Дьявольской тропе.
   Проведя два дня взаперти, они, взяв копья, вышли из пещеры. Это было на двадцать четвертый день.
   Теперь они уже не имели никакого права сидеть на месте. Какая бы опасность ни подстерегала их на пороге, они обязаны были идти на Дьявольскую тропу и работать, работать без устали. Ведь у них не было и надежды найти какую-либо пищу!
   В ущелье, казалось, не осталось больше ничего, кроме голых скал, деревьев с искалеченными, обломанными ветвями да неведомого зверя. А у него, конечно, было больше шансов что-то съесть, чем самому быть съеденным. Что же оставалось ребятам, как не забыть обо всем, даже о страхе смерти, и заняться только одним — расчисткой Дьявольской тропы!
   Обсудив положение, они решили, что самым верным и единственным их союзником в борьбе со зверем может быть огонь. Поэтому, кроме копий, они, как обычно, взяли и пылающие поленья.
   Но, едва выйдя из пещеры, мальчики с ужасом заметили, что кто-то тщательно подобрал выброшенные ими кости. Ясно: зверь где-то рядом.
   Стоя на пороге, ребята покричали, покидали камнями в кусты, помахали горящими головешками и, озираясь по сторонам, спустились в Дубняк.
   — Он и сегодня не очень голоден, не бойтесь, — успокаивал Ашот товарищей, имея в виду пропавшие кости.
   Нарезав несколько охапок веток, ребята отнесли их в пещеру и вручили Саркису, а сами вернулись.
   У края Дьявольской тропы Ашот остановился, перевел дух и сказав:
   — Давай наломаем елок и на самом узком месте тропинки разведем костер. Так будет безопаснее.
   Спрашивать зачем или возражать не было нужды. Мысль Ашота все поняли. Внизу - пропасть, вверху — отвесная, уходящая ввысь скала, впереди путь закрыт. Значит, опасность может прийти только сзади, со стороны расчищенного участка тропы. Вот тут-то ребята и развели костер, прежде чем приняться за прерванную работу.
   После двухдневного отдыха и сытной еды они стали гораздо сильнее и теперь дошли уже до того места, где скала, нависшая над тропой, образовала нечто вроде открытого с одного бока туннеля. Однако здесь ребята вновь ощутили и усталость и голод: вьюга слишком плотно забила туннель снегом, и работать было очень трудно.
   Что делать?
   В этот вечер, сидя у остывшего очага, они были погружены в молчаливое раздумье. И вдруг Ашот заявил: — Дикие козы могут спасти нас.
   Никто не отозвался. Как, в самом деле, какие-то козы могли отвести нависшую над людьми опасность?
   — Когда козы вернутся, зверь — барс это или рысь — займется ими и оставит нас в покое, — пояснил Ашот.
   — Какой барс? Тут разве барс есть? — в испуге встрепенулась Шушик.
   — Был… ушел… больше нет, — уклончиво ответил Ашот.
   — Странно… Ты же сказал, что козы могут нас спасти. Но зачем они придут сюда?
   — Придут! Декабрь уже начался. Хотят не хотят, а придут. Ведь свадьбы-то свои они справляют, именно в Барсовом ущелье!
   — Эх, охотничьи выдумки! — махнул рукой Гагик. — Охотники чего только не выдумают! Но скажите на милость, зачем, покинув наши чудесные горы, козы добровольно влезут в эту тюрьму?
   Однако на этот раз Гагик не должен был бы спорить. Ведь это охотник Арам рассказывал сыну о том, что во время своих свадеб козлы дерутся друг с другом и, занятые дракой, становятся крайне неосторожными, забывают об опасности. Пользуясь этим, на них и нападают волки. А сюда, в Барсово ущелье, волки и не заглядывают. Правда, иногда тут встречаются барсы, но все же за пределами ущелья опасностей несравненно больше. Там козам угрожают и барсы, и волки, и рысь, и охотники… Каждый ждет от козьего племени своей доли. А в дни, когда в угаре драк козлы забывают обо всем на свете, их ловят даже овчарки с молочной фермы.
   Рассказал Ашот обо всем этом товарищам и снова впал в глубокое раздумье. Допустим, что от зверя еще удастся защититься, скрываясь в пещере, в союзе с огнем. Но еда? Где достать ее? Как могут они выдержать ужасный голод, который снова, как дракон, начал раздирать их внутренности?
   Но так же, как и невзгоды, одна за другой посещавшие ребят, решили прийти к ним и удачи.
   На двадцать седьмой день, когда Ашот с Гагиком и Асо прокрадывались на тропинку, они не могли оставить все еще слабым Шушик и Саркису ничего, кроме добрых, обнадеживающих слов. Когда дошли до знакомой ивы, Ашот остановился и сказал:
   — Не может мое сердце оторваться от туннеля, который косоглазый прорыл. Мне все кажется, что тут что-то скрыто. Иначе зачем было зайцу не в камнях прятаться, а в снегу?
   — Ну поищи, только не забудь: если что найдешь, со мной поделишься, — засмеялся Гагик. — Чудак! Ведь если что там и было, то лопоухий, господь ему судья, давно все съел — раньше, чем сам попал на завтрак орлу…
   — Нет, пока есть сила в ногах, пойду погляжу, что там такое.
   И, утопая в мокром, тяжелом снегу, Ашот зашагал к месту, где начинался обвалившийся теперь заячий «туннель».
   Здесь лежали сухие листья и из-под снега высовывалось несколько виноградных лоз. Ашот приподнял их, стряхнул снег. Конечно, пусто! Мало ли в нашем южном краю диких лоз, которые не дают плодов, а если и дают, то человек их не видит: приходят дикие животные и пожирают.
   Безнадежно махнув рукой, Ашот повернулся, чтобы уйти, как вдруг едва не свалился: ноги его зацепились под снегом за какой-то куст. Наклонившись, Ашот высвободил ноги из опутавшей лозы и с трудом вытащил на поверхность одну ветвь.
   — Виноград! Товарищи, виноград!.. — не помня себя от радости, крикнул он.
   Вглядываясь в свисающие янтарные кисти, он не мог поверить своим глазам.!.
   С трудом переставляя ноги в глубоком снегу, Гагик и Асо бросились к Ашоту и жадно накинулись на виноград. Но Ашот решительно отстранил от них лозу.
   — У нас есть больные. Прежде всего нужно подумать о них.
   И, бережно срезав с лозы кисти, он положил их на снег.
   Гагик и Асо не могли отвести от них жадного взгляда.
   — Потрудитесь-ка, поищите сами, — предложил им Ашот. — Авось найдете.
   Насмешливое замечание Ашота оказалось излишним. Мальчики разрыли снег и действительно нашли под ним довольно много виноградных кустов с уцелевшими сочными золотистыми кистями.
   Снег выпал на еще не сбросившую лист лозу и заботливо прикрыл ее холодным, но толстым ковром. Вот почему сочные ягоды сохранились, не замерзли.
   — Поняли теперь, почему меня так тянуло сюда? Я же говорил, что в явлениях природы надо разбираться! Они связаны одно с другим. Вспомните, например, как сухой гриб помог нам найти склад белки, — нравоучительно говорил Ашот.
   Но вряд ли ребята слышали хоть одно его слово. Мальчикам казалось, что никогда еще в Араратской долине не созревал такой чудесный виноград, и они с жадностью его ели.
   — Теперь ясно, почему здесь очутились и еж и черепаха, — продолжал Ашот. — Значит, наше предположение оказалось верным.
   На этот раз Ашот сказал именно «наше» предположение, а не «мое», и Гагик мысленно отметил это. — А воробьи? — подмигнув Асо, спросил он.
   — Вот именно! Ведь увидев воробьев, мы тоже предположили, что в Барсовом ущелье жил человек. Ох, сколько же здесь винограда!
   И они вытягивали из-под снега все новые лозы, отягощенные кистями винограда.
   Настроение ребят резко повысилось. Мгновенно были забыты перенесенные невзгоды, трудности — все плохое и страшное. Казалось, перед ними нет больше никаких опасностей.
   Ведь они были детьми, а в детстве так легко утешаешься!

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
О том, как ребята отправляются открывать тайну загадочного сада

   Только тогда, когда ребята насытились, они до конца осознали значение своей находки. По всему было видно, что виноград этот одичавший, но не дикий, — такой в течение тысячелетий выращивали обитатели Араратской долины. ^[28]
   Вот, например, «карм ир кахан и» («красный висячий»). Его кисти, гирляндами висящие в погребах у колхозников, до самой весны остаются свежими, словно их только что сорвали, и в день Первого мая украшают пышный праздничный стол. Или «воске ат» («золотая ягода»). Скромный по виду, виноград этот на одну треть состоит из сахара. Десертные вина из него получаются крепкие-крепкие и совсем не требуют спирта. А «изапы-тук» — «сосцы козы» так прозрачен, что насквозь видны все зерна и жилки ягоды.
   — Ты только погляди, Ашот, какие длинные и тонкие виноградины. В городе этот сорт называется, кажется, «дамские пальчики», так? Даже есть жалко! — говорил Гагик, рассматривая на свет красивую ягоду, золотом отливавшую в лучах солнца. — Как обидно, что этот славный зайчонок не мог оценить, с каким благородным сортом имеет дело.
   — Ну, вы поговорите о сортах, а я пойду, — сказал Асо и, нанизав на ветку несколько кистей, поспешил в пещеру.
   — Погоди, Асо! Ты, кажется, от радости забыл об опасности? — остановил его Ашот. — А ну, разожги тут, на сухом местечке, огонь. Огонь всегда должен быть с нами, понял?
   Пастушок приложил руку к правому глазу и начал раздувать огонь. Потом, взяв головешку, он тихо удалился. «Ло, ло, ло», — доносилась до ребят его песня. Пел ли он ее от радости или хотел спугнуть ею барса? Скорее всего, мальчик просто подбадривал себя песней.
   Он шел, а дым от факела лентами расплывался над его головой. А Ашот с Гагиком продолжали беседу о происхождении таинственного сада.
   — Удивительный виноградник, — задумчиво произнес Ашот. — Словно кто-то нарочно разбил его тут. — По лицу мальчика было видно, что мысль его уже настойчиво работает над этой загадкой. — Ведь отсюда и урожая-то не вынесешь, — сказал он и посмотрел на Гагика.
   — Ясно, не вынесешь! Хозяин сада сидел тут, дожидался урожая, потом съедал его и к зиме, разжирев, как медведь, шел, переваливаясь с боку на бок, в село, — предположил Гагик.
   Ашот не отозвался на шутку. «Нет, здесь кроется что-то более серьезное», — подумал он.
   — Погоди, Ашот! — вдруг воскликнул Гагик, звонко стукнув себя по лбу ладонью. — Я расскажу тебе, с какой целью был разбит этот сад. Словами деда Асатура из села Личк расскажу. Будь он сейчас тут, обязательно сказал бы: «Ребята мои милые, раз уж есть на свете смерть, человек о ней забывать не должен и должен трудиться так, чтобы и после его смерти люди пользовались плодами его трудов. Поглядите-ка, — сказал бы старик, — кто знает, когда умер человек, насадивший здесь сад, а ведь дело его живет! И охотник, заблудившийся в горах, утоляет голод и жажду плодами этого сада, и дикие животные поедают виноград, благодаря на своем зверином языке того, кто вырастил его в этом пустынном месте». Hу? Понял теперь? — в упор спросил Гагик.
   Но эта патетическая и мудрая речь не произвела на Ашота никакого впечатления. Он был так поглощен своими думами, что, казалось, вообще ничего не слышал.
   — Нет, это, вероятно, случайность, — проговорил он, отвечая на какие-то свои мысли. — Человек не мог тут трудиться.
   — Почему не мог? Что же, по-твоему, сорт «красный висячий» зайцы тут получили… путем отбора? Ох, посмотри-ка лучше сюда, Ашот! Ведь здесь была канава! Значит, сад поливали!
   И верно, на склоне сохранились едва заметные следы канавы.
   — Посмотри, — продолжал свои «открытия» Гагик. — На этих черенках явные следы пилы: так омолаживают лозу. Нет, что ни говори, а это дело рук человека!
   След старой канавы тянулся от ивы почти до самого сада, раскинувшегося на маленькой, занесенной снегом площадке земли. Там, где росли тростники, ива и карагач, судя по всему, когда-то был водоем. С течением времени он затянулся илом.
   — Ясно! — пришел к заключению Ашот, внимательно осмотрев это место. — Помнишь, Гагик, ведь поток как раз здесь промчался. Значит, тут и было хранилище. Когда вода вырывалась из пещеры, человек запасал ее для сада и потом постепенно расходовал. Так? Но кто же это был? Как попал сюда этот садовник и почему обосновался в этом глухом углу? Мы должны найти его жилище, оно где-то тут!
   — К сожалению, садовник забыл оставить нам свой адрес.
   — Нет, оставил! — решительно перебил Ашот. — Он ведь каждый день приходил сюда, в свой сад. Согласен? Значит, должна быть протоптана и тропинка, ведущая в его жилище. Может, от нее хоть какой-то след остался?
   — В самом деле, — задумчиво произнес Гагик. — Давай-ка осмотрим площадку со всех сторон.
   Мальчики взяли из костра по дымящемуся полену и, внимательно исследовав границы сада, действительно нашли следы какой-то тропинки. Она вела к скалам, замыкавшим Барсово ущелье с запада.
   Было очевидно, что когда-то, очень-очень давно, человек, а может и не один человек, ходил по этой тропе.
   Ребята в нерешительности остановились. Идти вперед или вернуться в Виноградный сад?
   — Э, да какое нам дело, кто он был и где жил? — махнув рукой, сказал Гагик.
   Однако Ашоту тайна загадочного сада не давала по коя. Он не сомневался в том, что найденная ими дорожка приведет к жилищу владельца сада. А может, и сам он еще жив?
   Мальчик был очень возбужден.
   — Послушай? — обратился он к Гагику, — согласен ли ты хоть с тем, что владелец сада должен был где-то жить?
   — Еще бы! У него, наверное, была квартира с окном и дверью, а может, и с тониром, в котором Шушик будет печь тебе лаваш.
   — Э, да что с тобой говорить! — разозлился Ашот. — Хотим мы этого или не хотим, а найти эту квартиру должны.
   И Ашот обстоятельно объяснил, как важна может быть для них такая находка. Ведь вход в пещеру, где они живут, всегда открыт, и ночью, когда все спят, зверь свободно может в нее войти. Это может случиться и днем, когда в пещере одни больные. Войдет и разорвет кого-нибудь. А тот человек, быть может, жил в пещере с дверью. И у него, конечно, были какие-нибудь хозяйственные принадлежности — пила, например. Об этом говорят хотя бы спиленные черенки. Если он жил тут и зимой, в его уголке должно быть тепло. Кроме того, могли сохраниться какие-нибудь запасы съестного.