Страница:
Шушик была растрогана, словно минуты неизбежной разлуки уже наступили.
— Я тоже тебя не забуду. Сяду на верхушке скалы, буду играть на свирели и вспоминать тебя.
Да, дружба, возникшая в дни общих тяжелых испытаний, — не простая дружба. Она не рушится в течение всей жизни.
На сердце у ребят было весело. Как хорошо все идет! Скорее всего, эта ночь будет последней ночью в сырой и холодной пещере, а завтра вечером, сидя у своих жарко пылающих семейных очагов, они поведают близким о своих удивительных приключениях.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
— Я тоже тебя не забуду. Сяду на верхушке скалы, буду играть на свирели и вспоминать тебя.
Да, дружба, возникшая в дни общих тяжелых испытаний, — не простая дружба. Она не рушится в течение всей жизни.
На сердце у ребят было весело. Как хорошо все идет! Скорее всего, эта ночь будет последней ночью в сырой и холодной пещере, а завтра вечером, сидя у своих жарко пылающих семейных очагов, они поведают близким о своих удивительных приключениях.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
О том, как вода становится льдом, а лед закрывает дорогу…
К вечеру в Барсовом ущелье появились новые стада диких коз. То ли от волков бежали, то ли на «свадьбу» пришли.
Никто не тревожил их, и они спокойно паслись на террасах, где снег бы был сметен ветром. Лишь иногда замечая ребят, козы, грациозно прыгая, скрывались в нагроможденных друг на друга горных кряжах, а потом снова выходили наружу. Просыпаясь ночью, ребята слышали четкий цокот их легких копыт.
Утром, когда ребята вышли из пещеры, волшебное зрелище открылось перед их глазами. Всходило солнце, и первые лучи его посеребрили белые вершины Большого и Малого Араратов, но долина еще была погружена в легкий туман.
Вблизи в горах начали свой утренний концерт куропатки, и ребята в течение нескольких минут увлеченно слушали его.
— Идем, товарищи, день чудесный! Пойдем и откроем наконец дорогу к нашей свободе! — напыщенно произнес Ашот.
Ребята поднялись. Они были так уверены, что проводят в ущелье последний день, что ни у кого и мысли не явилось заняться обычными хозяйственными делами. Казалось, нет необходимости даже в заготовке топлива, хотя костер и угасал. Зачем огонь? Ведь вечером все они будут греться у своих родных очагов и уснут в мягких, теплых постелях.
Мысль о доме волновала всех, но они ничего не говорили друг другу, словно боялись, как бы от неосторожно сказанного слова не ускользнула уже завоеванная ими свобода.
Накануне вечером, когда товарищи спали, Асо принес много винограда и выжал из него сок. Но никто к нему не прикоснулся. Ребята решили выпить его в честь освобождения — перед самым уходом домой, а пустую посуду взять с собой в село — в память о своей пещерной жизни.
— Разве вы не вернетесь? — обеспокоенно спросила Шушик.
— Нет, конечно, вернемся! Выпьем вина, а потом уйдем. И вас тогда с собой возьмем. А сейчас мы захватим все, что можем.
Взвалив на плечи дубины и молоты, мальчики в приподнятом настроении поднялись на Дьявольскую тропу. И то, что они здесь увидели, заставило всех окаменеть: тропа, вчера почти освобожденная от снега, была покрыта толстым слоем льда.
У ребят опустились руки, так был тяжел удар.
Как радовались они вчера, увидев, что наконец стаял. снег на этом западном склоне и веселые ручейки воды, пересекая Дьявольскую тропу, сбегают вниз, в ущелье! Все было так хорошо! И вот за одну только ночь сведены к нулю усилия целой недели, Новый враг появился у них, и еще более упорный!
Что было делать? Бросить в отчаянии все или направить силы и против этого нового, неожиданного врага?
Нет, бросить, конечно, невозможно! И ребята начали борьбу с наплывами льда, сковавшими тропинку.
Им было ясно, что теперь работа пойдет гораздо медленнее и будет гораздо тяжелее.
— Бей, Гагик, бей сильнее!
Но откуда же в тоненьких руках Гагика столько силы, чтобы они могли поднять тяжелый каменный топор и обрушить его на эти груды льда!
Сменяя друг друга, мальчики дошли до места, где со скалы, нависшей над тропинкой, свисали уже не сосульки, а целые ледяные столбы. Немного дальше путь пересекали оледенелые потоки.
Ребята остановились. Они устали и снова пришли в отчаяние.
— Что вы смутились? А вот эти штуки — для чего же мы их готовили? — И Ашот поднял один из тяжелых «мо- лотов каменного века».
В его руках этот молот легко крошил лед, преграждавший дорогу. Ледяные сосульки, натеки и столбы, разлетаясь на мелкие, искрящиеся на солнце куски, с серебряным звоном скатывались в пропасть. А Гагик то взмахивал своим молотом, то поднимал голову к небу.
— Что-то не движется сегодня это солнце неладное! — недовольным голосом пробормотал он.
— Работай, работай! И не поглядывай так часто на солнце — глаза повредишь, — отозвался Ашот.
Наконец Гагик решительно поставил свой молот ручкой вверх посреди тропы и спросил:
— Видишь, как тень укоротилась? Не пора ли нам обедать?
— Вижу, вижу — засмеялся Ашот и, утирая пот, крикнул вниз: — Эй, Шушик, Саркис, несите виноград!
— Вот это дельно сказано! А то — бей да бей! Уши глохнут от таких грубых слов!
Ребята с утра до вечера трудились на тропинке, и лица их то озарялись надеждой, то темнели от отчаяния.
Приходя на работу, Ашот и его друзья видели, что весь их вчерашний труд пропал даром. Вода, стекавшая с вершины, заливала тропинку и ночью замерзала, снова закрывая путь.
Как же быть? Долго бились они над решением этого сложного вопроса и наконец нашли выход.
Теперь мальчики стали приносить с собой ветви деревьев и разбрасывали их по тропинке. Вода, подмерзая, плотно прихватывала ветви, и таким образом создавалась дорожка, на которой нельзя было поскользнуться. По ней и дошли ребята до той расщелины, через которую со страхом перебирались, вступая в Барсово ущелье. Сейчас ее края обледенели, и потому перепрыгнуть через нее было невозможно. Пришлось принести два бревнышка и перекинуть их через расщелину. Сверху мальчики наложили веток, и получился мостик.
Дело подвигалось вперед как будто с успехом. Но неожиданно возникло новое и очень серьезное препятствие. Стекающая с гор вода наполняла туннель и, постепенно замерзая, пласт за пластом образовала в нем нечто вроде ледяной пробки.
— Ну, теперь-то нам крышка! — воскликнул Гагик. — Вернемся в нашу пещеру и будем ждать до самой весны.
Ашот раздраженно посмотрел на него:
— Если сам малодушничаешь, то хоть не порть настроение другим! — И, сделав паузу, добавил более мягко: — Разве ты не знаешь, что январь и февраль еще впереди? Ты думаешь, легко нам будет выдержать январские морозы? А ну, берите молоты, и начнем. До вечера мы пробьем туннель, не бойтесь.
Ночью ребята вернулись домой в таком настроении, в каком солдаты возвращаются после победы. Им удалось наконец очистить туннель ото льда, пробиться на другой его конец и продвинуться по тропе еще на десять шагов. Впереди оставался совсем небольшой отрезок заснеженного, заледеневшего пути, и сердца их трепетали, предвкушая счастье освобождения. Ведь теперь уже всем было ясно, что завтра они будут дома. Остается скоротать последнюю ночь!
Собравшись вокруг костра, они отдыхали, с наслаждением ели виноград и слушали чудесные песни Асо:
Ло, ло, ло, ло, бериванэ. Я гляжу в твои глаза Ясные-ясные, как воды Алагеза…
Сегодня пастушок приготовил товарищам сюрприз. Написав углем на коре дерева последнюю выученную им букву армянского алфавита, он на радостях спел песню, посвященную своей учительнице:
— Только не приходилось мне что-то слышать нежного пения твоей сестрицы, — не удержался от критики Гагик.
Но ничем теперь уже нельзя было смутить Асо. Он так свыкся с товарищами, с Шушик, что чувствовал себя с ними свободно и легко.
Никто не тревожил их, и они спокойно паслись на террасах, где снег бы был сметен ветром. Лишь иногда замечая ребят, козы, грациозно прыгая, скрывались в нагроможденных друг на друга горных кряжах, а потом снова выходили наружу. Просыпаясь ночью, ребята слышали четкий цокот их легких копыт.
Утром, когда ребята вышли из пещеры, волшебное зрелище открылось перед их глазами. Всходило солнце, и первые лучи его посеребрили белые вершины Большого и Малого Араратов, но долина еще была погружена в легкий туман.
Вблизи в горах начали свой утренний концерт куропатки, и ребята в течение нескольких минут увлеченно слушали его.
— Идем, товарищи, день чудесный! Пойдем и откроем наконец дорогу к нашей свободе! — напыщенно произнес Ашот.
Ребята поднялись. Они были так уверены, что проводят в ущелье последний день, что ни у кого и мысли не явилось заняться обычными хозяйственными делами. Казалось, нет необходимости даже в заготовке топлива, хотя костер и угасал. Зачем огонь? Ведь вечером все они будут греться у своих родных очагов и уснут в мягких, теплых постелях.
Мысль о доме волновала всех, но они ничего не говорили друг другу, словно боялись, как бы от неосторожно сказанного слова не ускользнула уже завоеванная ими свобода.
Накануне вечером, когда товарищи спали, Асо принес много винограда и выжал из него сок. Но никто к нему не прикоснулся. Ребята решили выпить его в честь освобождения — перед самым уходом домой, а пустую посуду взять с собой в село — в память о своей пещерной жизни.
— Разве вы не вернетесь? — обеспокоенно спросила Шушик.
— Нет, конечно, вернемся! Выпьем вина, а потом уйдем. И вас тогда с собой возьмем. А сейчас мы захватим все, что можем.
Взвалив на плечи дубины и молоты, мальчики в приподнятом настроении поднялись на Дьявольскую тропу. И то, что они здесь увидели, заставило всех окаменеть: тропа, вчера почти освобожденная от снега, была покрыта толстым слоем льда.
У ребят опустились руки, так был тяжел удар.
Как радовались они вчера, увидев, что наконец стаял. снег на этом западном склоне и веселые ручейки воды, пересекая Дьявольскую тропу, сбегают вниз, в ущелье! Все было так хорошо! И вот за одну только ночь сведены к нулю усилия целой недели, Новый враг появился у них, и еще более упорный!
Что было делать? Бросить в отчаянии все или направить силы и против этого нового, неожиданного врага?
Нет, бросить, конечно, невозможно! И ребята начали борьбу с наплывами льда, сковавшими тропинку.
Им было ясно, что теперь работа пойдет гораздо медленнее и будет гораздо тяжелее.
— Бей, Гагик, бей сильнее!
Но откуда же в тоненьких руках Гагика столько силы, чтобы они могли поднять тяжелый каменный топор и обрушить его на эти груды льда!
Сменяя друг друга, мальчики дошли до места, где со скалы, нависшей над тропинкой, свисали уже не сосульки, а целые ледяные столбы. Немного дальше путь пересекали оледенелые потоки.
Ребята остановились. Они устали и снова пришли в отчаяние.
— Что вы смутились? А вот эти штуки — для чего же мы их готовили? — И Ашот поднял один из тяжелых «мо- лотов каменного века».
В его руках этот молот легко крошил лед, преграждавший дорогу. Ледяные сосульки, натеки и столбы, разлетаясь на мелкие, искрящиеся на солнце куски, с серебряным звоном скатывались в пропасть. А Гагик то взмахивал своим молотом, то поднимал голову к небу.
— Что-то не движется сегодня это солнце неладное! — недовольным голосом пробормотал он.
— Работай, работай! И не поглядывай так часто на солнце — глаза повредишь, — отозвался Ашот.
Наконец Гагик решительно поставил свой молот ручкой вверх посреди тропы и спросил:
— Видишь, как тень укоротилась? Не пора ли нам обедать?
— Вижу, вижу — засмеялся Ашот и, утирая пот, крикнул вниз: — Эй, Шушик, Саркис, несите виноград!
— Вот это дельно сказано! А то — бей да бей! Уши глохнут от таких грубых слов!
Ребята с утра до вечера трудились на тропинке, и лица их то озарялись надеждой, то темнели от отчаяния.
Приходя на работу, Ашот и его друзья видели, что весь их вчерашний труд пропал даром. Вода, стекавшая с вершины, заливала тропинку и ночью замерзала, снова закрывая путь.
Как же быть? Долго бились они над решением этого сложного вопроса и наконец нашли выход.
Теперь мальчики стали приносить с собой ветви деревьев и разбрасывали их по тропинке. Вода, подмерзая, плотно прихватывала ветви, и таким образом создавалась дорожка, на которой нельзя было поскользнуться. По ней и дошли ребята до той расщелины, через которую со страхом перебирались, вступая в Барсово ущелье. Сейчас ее края обледенели, и потому перепрыгнуть через нее было невозможно. Пришлось принести два бревнышка и перекинуть их через расщелину. Сверху мальчики наложили веток, и получился мостик.
Дело подвигалось вперед как будто с успехом. Но неожиданно возникло новое и очень серьезное препятствие. Стекающая с гор вода наполняла туннель и, постепенно замерзая, пласт за пластом образовала в нем нечто вроде ледяной пробки.
— Ну, теперь-то нам крышка! — воскликнул Гагик. — Вернемся в нашу пещеру и будем ждать до самой весны.
Ашот раздраженно посмотрел на него:
— Если сам малодушничаешь, то хоть не порть настроение другим! — И, сделав паузу, добавил более мягко: — Разве ты не знаешь, что январь и февраль еще впереди? Ты думаешь, легко нам будет выдержать январские морозы? А ну, берите молоты, и начнем. До вечера мы пробьем туннель, не бойтесь.
Ночью ребята вернулись домой в таком настроении, в каком солдаты возвращаются после победы. Им удалось наконец очистить туннель ото льда, пробиться на другой его конец и продвинуться по тропе еще на десять шагов. Впереди оставался совсем небольшой отрезок заснеженного, заледеневшего пути, и сердца их трепетали, предвкушая счастье освобождения. Ведь теперь уже всем было ясно, что завтра они будут дома. Остается скоротать последнюю ночь!
Собравшись вокруг костра, они отдыхали, с наслаждением ели виноград и слушали чудесные песни Асо:
Ло, ло, ло, ло, бериванэ. Я гляжу в твои глаза Ясные-ясные, как воды Алагеза…
Сегодня пастушок приготовил товарищам сюрприз. Написав углем на коре дерева последнюю выученную им букву армянского алфавита, он на радостях спел песню, посвященную своей учительнице:
— Молодец, молодец, Асо, браво! — раздалось со всех сторон. — Да ты настоящий поэт!
Ло, ло, ло…
Как прекрасен весенний звон
Ручейка, что бежит с горы,
Но не может сравниться он
С нежным пеньем моей сестры.
Как прекрасны веской цветы,
Украшающие поля,
Но еще прекраснее ты,
Шушик- джан, сестричка моя…
— Только не приходилось мне что-то слышать нежного пения твоей сестрицы, — не удержался от критики Гагик.
Но ничем теперь уже нельзя было смутить Асо. Он так свыкся с товарищами, с Шушик, что чувствовал себя с ними свободно и легко.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
О том, какой близкой и какой далекой была свобода…
Утром Гагик первым делом спросил:
— Ашот-джан, а не выпить ли нам в ознаменование освобождения по чашке? Не понесем же мы наше вино С собой!
— Ну ладно, по такому случаю можно и выпить. По очереди прикладываясь к неуклюжему глиняному горшку, они пили молодое вино и готовились в последний раз идти на тропу, чтобы расчистить там, как сказал Гагик, «кое-какую мелочишку».
— Ты, Шушик. принеси нам побольше винограда, — распорядился Ашот. — А Саркис пусть останется у костра. Он еще очень слаб, — заботливо добавил он.
И верно, Саркис через силу шел на работу. Даже тогда, когда он был здоров, труд казался ему тяжелым грузом, а теперь и вовсе.
Однако мягкие слова его недавнего противника не в первый раз вызвали у Саркиса чувство стыда.
— Нет, я пойду с вами! — твердо сказал он. — Может, хоть под конец я на что-нибудь пригожусь.
И ребята пустились в путь.
Работали они в этом день с большим воодушевлением, не сомневаясь, что к вечеру выберутся из ущелья. Но оказалось, что они ошиблись в своих расчетах. К тому же в середине дня погода резко изменилась. С запада набегали, закрывая небо, тучи. Потемнело. Дул холодный ветер.
Продрогшие, неимоверно уставшие, мальчики с трудом продолжали работу. Ветер едва не сбрасывал их с узкой тропы.
— Как думаешь, Асо, не расчищает ли ветер снова площадки для снега? — с тревогой спросил Ашот.
— Да, скоро выпадет снег, — ответил пастушок таким голосом, словно сам был повинен в этом новом надвигающемся несчастье.
У Ашота опустились руки. Неужели снова будет закрыта с таким трудом расчищенная ими тропа?
Подошел Гагик. Он спускался в ущелье, чтобы помочь Саркису вернуться в пещеру.
— Ну, что носы повесили? — спросил он.
— Видно, снег пойдет, — уныло ответил Ашот. — Давайте-ка, товарищи, нажмем, пройдем, пока не стемнело, еще шагов десять. Ты измерил, Гагик, сколько мы расчистили сегодня с утра?
— Четырнадцать метров шесть сантиметров и два миллиметра.
Если бы он знал, как неуместны были сейчас шутки! Ребята напрягли последние силы и вновь принялись за работу.
— Кто знает, может, и повезет нам и Асо окажется неправ, — обнадеживал себя и товарищей Ашот.
Пастушок промолчал. Ему не хотелось еще раз быть вестником приближающейся беды. Но сроднившийся со стихией мальчик инстинктом чувствовал, что вскоре вновь начнемся снежная буря.
И верно. Дикая горная природа не дала ребятам пройти вперед и десяти шагов. Неожиданно бурным порывом налетел ветер, и снег сухими, колючими иглами ударил в лицо.
— У меня больше нет сил терпеть! Я должен во что бы то ни стало выйти отсюда и привести помощь из деревни, — заявил Ашот и, схватив дубинку, решительно зашагал вперед.
Он был так раздражен новой неудачей, все его юное существо так восставало против злых сил стихии, что, казалось, ничто не могло изменить принятого им сумасбродного решения.
— Постой, не делай глупостей! — удержал его за полу Гагик.
— Но ты ведь знаешь, что, если я не пойду, мы на всю зиму останемся здесь! Начинается настоящая зима, этот снег уже не растает. Ну, я пошел. А вы вернитесь в пещеру и ждите. Через три-четыре часа придет помощь.
Упрямство Ашота было знакомо товарищам. Раз решил- настоит на своем, сделает как хочет, хотя бы это и грозило ему бедой. Что ж, пусть идет. Кто знает, может, он и на самом деле прорвется.
Как мы уже знаем, тропинка имела вид карниза, но снег покрыл ее так, что сравнял с отвесной поверхностью скалы. Пока не хватил мороз, по этой наклонной поверхности еще можно было кое-как идти. Нога Ашота хоть и тонула в снегу, но все же нащупывала твердую опору. Но ведь под снегом могла оказаться и какая-нибудь трещина. Мало того — тропинка могла где-нибудь и вовсе обрываться.
И все же Ашот смело шел вперед, прощупывая дорогу дубинкой и не отрывая глаз от скалы, которая круто уходила вверх слева от него. Справа была пропасть…
Замерев на своих местах, товарищи не отрываясь следили за каждым шагом Ашота. Ненамного, однако, отошел он от них, когда произошло то, чего все так боялись.
Дубинка мальчика, как ему показалось, встретила опору, но, когда он ступил на это место, нога провалилась. Под снегом оказалась пустота.
Ашоту не удалось удержаться, и он упал лицом в снег. Его дубинка, гремя, скатилась вниз, в пропасть, а вслед за ней заскользил ло краю скалы и сам Ашот. Он повис, ухватившись за какой-то выступ, и казалось — вот-вот сорвется.
— Держись, держись! — в ужасе крикнул Гагик и ринулся вперед.
Но, вися над пропастью, Ашот и сам понимал, что случится, если он разожмет пальцы. «Только бы камень не оторвался», — думал он.
Асо увидел, что у Гагика дрожат ноги и стучат от волнения зубы: в таком состоянии он может все погубить. И откуда вдруг появились у пастушка такое хладнокровие, такая воля?
— Постой, я пойду вперед! — твердо сказал он и, осторожно обойдя Гагика, наклонился над Ашотом и ухватил его за плечо.
Подоспел и Гагик. Он вцепился в другое плечо Ашота, но по-прежнему дрожал, не находя в себе сил справиться с волнением.
— Тверже держись, Ашот, не двигайся, иначе ты и нас потянешь за собой, — внешне спокойно распоряжался Асо. — Ну, Гагик, крепче упрись в скалу ногой. Уперся? Теперь давай будем тянуть вместе. Раз… два… Пошел, пошел!
Последнее «пошел» прозвучало у Асо радостно, восторженно. Мгновение — и они, плача и смеясь, обнимали и целовали спасенного от смерти товарища.
— Сядем, а не то на радостях свалимся вниз все вместе, — опомнился Гагик.
Ребята опустились на землю и долго сидели молча, прислушиваясь к биению своих сердец. Мало-помалу они успокоились. Прошла и нервная дрожь, бившая Гагика. Но перед его глазами все еще стоял Ашот, повисший над бездной.
— Ну, вы возвращайтесь, а я все же пойду, — упрямо сказал Ашот, когда все немного оправились.
Но Гагик схватил его за руку.
— Хоть ты и главный среди нас, но на этот раз мы тебе не подчинимся, — твердо заявил он. — Хватит.
Ашот стоял в нерешительности. Свобода была в каких-нибудь двадцати шагах отсюда. А позади? Позади- томительная, полная лишений зима.
Нет, хотя бы на четвереньках, но он проползет эти двадцать шагов.
Однако недавно пережитый смертельный страх еще не совсем прошел, и после длительных споров Ашот подчинился воле товарищей.
Так близка была свобода, и опять она стала такой далекой!
По тропе, которую они расчистили ценой огромных усилий и которая снова была засыпана снегом, мальчики Молча возвращались в Барсово ущелье. Метель усиливалась. Ветер выл, налетал бурными порывами, то и дело грозя сбросить их в пропасть.
Вскоре они добрались до туннеля. Он тоже опять был забит снегом, пока еще сухим и пушистым, и ноги ребят утопали. А ветер наносил все новые и новые слои.
— Ну, пока молодое вино еще бурлит в наших жилах, смелее проходите через туннель, — подбадривал товарищей Гагик. — Не бойтесь, я следую за вами, а это значит, что все будет хорошо.
Началась отчаянная борьба между разбушевавшейся стихией и изнуренными ребятами. Словно кроты, прорывающие подземные ходы, трудились они в туннеле, руками разгребая снег, и наконец вышли наружу. Однако идти вперед стало невозможно. Стемнело, тропинки не было видно, а вьюга бешено выла и в воздухе носились вихри сухого, как песок, колючего снега.
— Спрячемся здесь, — предложил Ашот, указывая на выдутую ветром в скале впадину, ту самую, где они провели свою первую ночь в ущелье.
Кое- как мальчики влезли туда и, плотно прижавшись друг к другу, продрожали здесь всю ночь.
Они знали, что пока идет снег, замерзнуть нельзя. Ведь в это время земля бывает покрыта одеялом из туч, …Нельзя сказать, чтобы участь мальчиков в эту ночь была завидной, но для них она не была и непривычной. Немало провели они ночей и похуже этой. А тот, кто побывал под градом, дождя не боится. Так гласит народная поговорка.
Временами, когда метель немного затихала, снизу, из ущелья, доносились тревожные выкрики Саркиса: — Ашот, Гагик, где вы?
— Не бойтесь, с нами ничего не случится, утром вернемся! — отзывался Ашот.
Но Саркис, конечно, ничего не слышал и диким голосом продолжал звать товарищей.
— Здесь мы, здесь, утром придем! — кричал ему Ашот.
— Идите, почему не идете? — доносилось снизу.
— Дорога закрыта! Спите! Придем завтра! Спите спокойно!
Ужасной была эта снежная вьюжная ночь.
— Ашот-джан, а не выпить ли нам в ознаменование освобождения по чашке? Не понесем же мы наше вино С собой!
— Ну ладно, по такому случаю можно и выпить. По очереди прикладываясь к неуклюжему глиняному горшку, они пили молодое вино и готовились в последний раз идти на тропу, чтобы расчистить там, как сказал Гагик, «кое-какую мелочишку».
— Ты, Шушик. принеси нам побольше винограда, — распорядился Ашот. — А Саркис пусть останется у костра. Он еще очень слаб, — заботливо добавил он.
И верно, Саркис через силу шел на работу. Даже тогда, когда он был здоров, труд казался ему тяжелым грузом, а теперь и вовсе.
Однако мягкие слова его недавнего противника не в первый раз вызвали у Саркиса чувство стыда.
— Нет, я пойду с вами! — твердо сказал он. — Может, хоть под конец я на что-нибудь пригожусь.
И ребята пустились в путь.
Работали они в этом день с большим воодушевлением, не сомневаясь, что к вечеру выберутся из ущелья. Но оказалось, что они ошиблись в своих расчетах. К тому же в середине дня погода резко изменилась. С запада набегали, закрывая небо, тучи. Потемнело. Дул холодный ветер.
Продрогшие, неимоверно уставшие, мальчики с трудом продолжали работу. Ветер едва не сбрасывал их с узкой тропы.
— Как думаешь, Асо, не расчищает ли ветер снова площадки для снега? — с тревогой спросил Ашот.
— Да, скоро выпадет снег, — ответил пастушок таким голосом, словно сам был повинен в этом новом надвигающемся несчастье.
У Ашота опустились руки. Неужели снова будет закрыта с таким трудом расчищенная ими тропа?
Подошел Гагик. Он спускался в ущелье, чтобы помочь Саркису вернуться в пещеру.
— Ну, что носы повесили? — спросил он.
— Видно, снег пойдет, — уныло ответил Ашот. — Давайте-ка, товарищи, нажмем, пройдем, пока не стемнело, еще шагов десять. Ты измерил, Гагик, сколько мы расчистили сегодня с утра?
— Четырнадцать метров шесть сантиметров и два миллиметра.
Если бы он знал, как неуместны были сейчас шутки! Ребята напрягли последние силы и вновь принялись за работу.
— Кто знает, может, и повезет нам и Асо окажется неправ, — обнадеживал себя и товарищей Ашот.
Пастушок промолчал. Ему не хотелось еще раз быть вестником приближающейся беды. Но сроднившийся со стихией мальчик инстинктом чувствовал, что вскоре вновь начнемся снежная буря.
И верно. Дикая горная природа не дала ребятам пройти вперед и десяти шагов. Неожиданно бурным порывом налетел ветер, и снег сухими, колючими иглами ударил в лицо.
— У меня больше нет сил терпеть! Я должен во что бы то ни стало выйти отсюда и привести помощь из деревни, — заявил Ашот и, схватив дубинку, решительно зашагал вперед.
Он был так раздражен новой неудачей, все его юное существо так восставало против злых сил стихии, что, казалось, ничто не могло изменить принятого им сумасбродного решения.
— Постой, не делай глупостей! — удержал его за полу Гагик.
— Но ты ведь знаешь, что, если я не пойду, мы на всю зиму останемся здесь! Начинается настоящая зима, этот снег уже не растает. Ну, я пошел. А вы вернитесь в пещеру и ждите. Через три-четыре часа придет помощь.
Упрямство Ашота было знакомо товарищам. Раз решил- настоит на своем, сделает как хочет, хотя бы это и грозило ему бедой. Что ж, пусть идет. Кто знает, может, он и на самом деле прорвется.
Как мы уже знаем, тропинка имела вид карниза, но снег покрыл ее так, что сравнял с отвесной поверхностью скалы. Пока не хватил мороз, по этой наклонной поверхности еще можно было кое-как идти. Нога Ашота хоть и тонула в снегу, но все же нащупывала твердую опору. Но ведь под снегом могла оказаться и какая-нибудь трещина. Мало того — тропинка могла где-нибудь и вовсе обрываться.
И все же Ашот смело шел вперед, прощупывая дорогу дубинкой и не отрывая глаз от скалы, которая круто уходила вверх слева от него. Справа была пропасть…
Замерев на своих местах, товарищи не отрываясь следили за каждым шагом Ашота. Ненамного, однако, отошел он от них, когда произошло то, чего все так боялись.
Дубинка мальчика, как ему показалось, встретила опору, но, когда он ступил на это место, нога провалилась. Под снегом оказалась пустота.
Ашоту не удалось удержаться, и он упал лицом в снег. Его дубинка, гремя, скатилась вниз, в пропасть, а вслед за ней заскользил ло краю скалы и сам Ашот. Он повис, ухватившись за какой-то выступ, и казалось — вот-вот сорвется.
— Держись, держись! — в ужасе крикнул Гагик и ринулся вперед.
Но, вися над пропастью, Ашот и сам понимал, что случится, если он разожмет пальцы. «Только бы камень не оторвался», — думал он.
Асо увидел, что у Гагика дрожат ноги и стучат от волнения зубы: в таком состоянии он может все погубить. И откуда вдруг появились у пастушка такое хладнокровие, такая воля?
— Постой, я пойду вперед! — твердо сказал он и, осторожно обойдя Гагика, наклонился над Ашотом и ухватил его за плечо.
Подоспел и Гагик. Он вцепился в другое плечо Ашота, но по-прежнему дрожал, не находя в себе сил справиться с волнением.
— Тверже держись, Ашот, не двигайся, иначе ты и нас потянешь за собой, — внешне спокойно распоряжался Асо. — Ну, Гагик, крепче упрись в скалу ногой. Уперся? Теперь давай будем тянуть вместе. Раз… два… Пошел, пошел!
Последнее «пошел» прозвучало у Асо радостно, восторженно. Мгновение — и они, плача и смеясь, обнимали и целовали спасенного от смерти товарища.
— Сядем, а не то на радостях свалимся вниз все вместе, — опомнился Гагик.
Ребята опустились на землю и долго сидели молча, прислушиваясь к биению своих сердец. Мало-помалу они успокоились. Прошла и нервная дрожь, бившая Гагика. Но перед его глазами все еще стоял Ашот, повисший над бездной.
— Ну, вы возвращайтесь, а я все же пойду, — упрямо сказал Ашот, когда все немного оправились.
Но Гагик схватил его за руку.
— Хоть ты и главный среди нас, но на этот раз мы тебе не подчинимся, — твердо заявил он. — Хватит.
Ашот стоял в нерешительности. Свобода была в каких-нибудь двадцати шагах отсюда. А позади? Позади- томительная, полная лишений зима.
Нет, хотя бы на четвереньках, но он проползет эти двадцать шагов.
Однако недавно пережитый смертельный страх еще не совсем прошел, и после длительных споров Ашот подчинился воле товарищей.
Так близка была свобода, и опять она стала такой далекой!
По тропе, которую они расчистили ценой огромных усилий и которая снова была засыпана снегом, мальчики Молча возвращались в Барсово ущелье. Метель усиливалась. Ветер выл, налетал бурными порывами, то и дело грозя сбросить их в пропасть.
Вскоре они добрались до туннеля. Он тоже опять был забит снегом, пока еще сухим и пушистым, и ноги ребят утопали. А ветер наносил все новые и новые слои.
— Ну, пока молодое вино еще бурлит в наших жилах, смелее проходите через туннель, — подбадривал товарищей Гагик. — Не бойтесь, я следую за вами, а это значит, что все будет хорошо.
Началась отчаянная борьба между разбушевавшейся стихией и изнуренными ребятами. Словно кроты, прорывающие подземные ходы, трудились они в туннеле, руками разгребая снег, и наконец вышли наружу. Однако идти вперед стало невозможно. Стемнело, тропинки не было видно, а вьюга бешено выла и в воздухе носились вихри сухого, как песок, колючего снега.
— Спрячемся здесь, — предложил Ашот, указывая на выдутую ветром в скале впадину, ту самую, где они провели свою первую ночь в ущелье.
Кое- как мальчики влезли туда и, плотно прижавшись друг к другу, продрожали здесь всю ночь.
Они знали, что пока идет снег, замерзнуть нельзя. Ведь в это время земля бывает покрыта одеялом из туч, …Нельзя сказать, чтобы участь мальчиков в эту ночь была завидной, но для них она не была и непривычной. Немало провели они ночей и похуже этой. А тот, кто побывал под градом, дождя не боится. Так гласит народная поговорка.
Временами, когда метель немного затихала, снизу, из ущелья, доносились тревожные выкрики Саркиса: — Ашот, Гагик, где вы?
— Не бойтесь, с нами ничего не случится, утром вернемся! — отзывался Ашот.
Но Саркис, конечно, ничего не слышал и диким голосом продолжал звать товарищей.
— Здесь мы, здесь, утром придем! — кричал ему Ашот.
— Идите, почему не идете? — доносилось снизу.
— Дорога закрыта! Спите! Придем завтра! Спите спокойно!
Ужасной была эта снежная вьюжная ночь.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
О том, что, идя навстречу великим испытаниям, нужно прежде всего закалить волю
Снег шел, шел не переставая. Он забивал все щели, выемки, впадины, все покрывал однообразной непроходимой белой пленкой. Как же угадать ту узкую тропку, по которой и в хорошую-то погоду не без страха проходил даже знаменитый айгедзорский охотник Арам?
Вконец истомленные, голодные ребята, лихорадочно работая, с трудом расчистили наконец тропку и сошли в ущелье.
У входа в пещеру их ждал похожий на покрытое снегом каменное изваяние Саркис. Мальчик едва не плакал от обиды, что силы не позволили ему помочь товарищам, хотя бы доставить им пищу.
А Шушик охрипла, так как все время кричала ребятам, чтобы они не торопились, спускались осторожно. При мысли о том, что кто-нибудь из них может поскользнуться, скатиться с горы, разбиться, девочка так плакала, что глаза ее сейчас еще были красными, а веки припухшими.
Тревожный это был день, с большими переживаниями и волнениями. Но вот, кажется, опасность миновала. Мальчики снова были в своей пещере и с жадностью накинулись на припасенный для них виноград.
— Здоровы ли вы? — заботливо спрашивал у товарищей Саркис. — Мы тут всю ночь не спали, думали о вас.
— Не заболели, но недалеко ушли от больных, — слабо улыбнулся Ашот.
У него ныла спина, ломило кости, болела застуженная ночью голова.
Не лучше чувствовали себя и его товарищи. У Гагика кололо в боку, и он с трудом дышал, а у Асо онемели ноги — они не поместились во впадине и промерзли.
— Пустяки! Согреемся — все пройдет, — утешал — Ашот. — А как ты себя, Шушик, чувствуешь? Что с твоими глазами?
— Ничего… А где ты порвал свои брюки?
— Ерунда, так прохладнее будет! — ответил за Ашота Гагик.
Виноград, который они ели, казался им изумительным, каким-то райским, необычайно вкусным плодом. И когда наконец они съели его столько, что насытились и пришли в себя, Гагик решил немного развеселить мрачно настроенных товарищей.
— Хорошо, что тропа опять закрылась, — сказал он. — Представь себе, Саркис, мы дом нашли! Не дом, а целый дворец! В нем можно чудесно жить зимой. С дверью, с окном… И в нем полным-полно жирненьких-жирненьких летающих шашлыков. И представьте себе, что наш умный главарь хочет отказаться от всего зтого удобства и уйти домой! Нет! Я такой глупости не сделаю. Я уйду лишь тогда, когда съем последний кусочек шашлыка.
— В самом деле, Ашот, и дом есть и шашлык? — ничего не понял Саркис.
— Есть. Проживем, не бойтесь.
И вот, ускользнувшие из лап смерти, наши ребята снова собрались у своего костра. С неба не уставая сыпал снег, была зима со всеми ее невзгодами. А вчера? Как хорошо было вчера! Солнце, ясное небо… И совсем уже мало оставалось поработать, чтобы открыть путь из ущелья.
Так неожиданно рухнули все их надежды! Изменница-природа одним своим диким порывом сорвала все расчеты ребят. Что же делать, видно, так и придется им перезимовать в Барсовом ущелье! Но сейчас, попав в еще большую беду, ребята не были угнетены так, как тогда, когда впервые выпал снег и запер их здесь. Тогда страх и безнадежность сразу охватили их, хотя погода была еще теплой, снег таял и шансов на освобождение было много. А теперь эта возможность исключалась. И тем не менее никто не впал в отчаяние. Они научились смело смотреть в глаза зиме, почти с вызовом. Да, немало бед пришлось им здесь перенести. И что же? Сдались? Нет! Все они целы, живы, здоровы, у них есть большой опыт в борьбе с природой, они привыкли к су-ревой жизни в пещере, к холоду, к голоду, к лишениям. И, что самое главное, приобрели уверенность в том, что не погибнут. Вот поэтому-то той боязни, которая владела ими в первые дни, теперь никто не испытывал.
Даже Шушик и Саркис — и те стояли совсем иными, чем были в первый день своего плена. Значит, они окрепли, стали сильнее, выносливее.
Обо всем этом и сказал ребятам Ашот. Сказал ясно, твердо. Он опять был в своей любимой роли.
А Гагик слушал его и думал: «Виним мы его за любовь к речам, а ведь необходимы и речи. Поглядите, как он говорит, сколько жара, уверенности!» И впервые Гагик задал себе вопрос: правильно ли он делает, упрекая Ашота в том, что у него такой властный тон?
А голос Ашота продолжал звучать под сводами пещеры:
— И нам надо приготовиться к тому, чтобы провести тут всю зиму. Для этого прежде всего нужны воля и выдержка. Если у нас будет воля, найдется и пища. Сейчас у нас есть виноград. Мясо будет. Завтра найдем еще что-нибудь. Что именно, не знаю, но найдем. Завтра же мы переходим в наше новое жилье.
— Вернее — в шашлычную, — уточнил Гагик.
— Что-то не верю я в твои очередные шашлыки, — не без тайной надежды ошибиться, поддразнила Гагика Шушик.
Она правильно рассчитала. Гагик вскочил с места и голосом, полным достоинства, объявил;
— Охотник я или сын охотника, чтобы врать? Готовьте шампуры, я скоро приду!
Гагик, конечно, хвастался. Разве мог он один уйти так далеко. Ведь кто-кто, а он-то ни на час не забывал об опасном соседстве.
Асо давно уже понял, что Гагик принадлежит к числу тех ребят, которые звонкой трескотней прикрывают свои страх. Это подстегивает таких ребят, подбадривает. Но пастушок делал вид, что не замечает этого: нельзя же подрывать авторитет товарища.
— Может, помочь тебе? — скромно спросил он.
— Зачем мне помощник? — гордо поднял голову Гагик. — Впрочем, да… ты можешь пригодиться для того, чтобы нести курочек. Вынь книги из сумки Шушик, возьмем, ее с собой. Вообще-то мне помощников не нужно, но, если тебе, Ашот, интересно, можешь тоже пойти с нами. Что сидеть в этом дыму?
Так удалось Гагику и страх свой скрыть и найти компаньонов для похода в малознакомую пещеру.
Вконец истомленные, голодные ребята, лихорадочно работая, с трудом расчистили наконец тропку и сошли в ущелье.
У входа в пещеру их ждал похожий на покрытое снегом каменное изваяние Саркис. Мальчик едва не плакал от обиды, что силы не позволили ему помочь товарищам, хотя бы доставить им пищу.
А Шушик охрипла, так как все время кричала ребятам, чтобы они не торопились, спускались осторожно. При мысли о том, что кто-нибудь из них может поскользнуться, скатиться с горы, разбиться, девочка так плакала, что глаза ее сейчас еще были красными, а веки припухшими.
Тревожный это был день, с большими переживаниями и волнениями. Но вот, кажется, опасность миновала. Мальчики снова были в своей пещере и с жадностью накинулись на припасенный для них виноград.
— Здоровы ли вы? — заботливо спрашивал у товарищей Саркис. — Мы тут всю ночь не спали, думали о вас.
— Не заболели, но недалеко ушли от больных, — слабо улыбнулся Ашот.
У него ныла спина, ломило кости, болела застуженная ночью голова.
Не лучше чувствовали себя и его товарищи. У Гагика кололо в боку, и он с трудом дышал, а у Асо онемели ноги — они не поместились во впадине и промерзли.
— Пустяки! Согреемся — все пройдет, — утешал — Ашот. — А как ты себя, Шушик, чувствуешь? Что с твоими глазами?
— Ничего… А где ты порвал свои брюки?
— Ерунда, так прохладнее будет! — ответил за Ашота Гагик.
Виноград, который они ели, казался им изумительным, каким-то райским, необычайно вкусным плодом. И когда наконец они съели его столько, что насытились и пришли в себя, Гагик решил немного развеселить мрачно настроенных товарищей.
— Хорошо, что тропа опять закрылась, — сказал он. — Представь себе, Саркис, мы дом нашли! Не дом, а целый дворец! В нем можно чудесно жить зимой. С дверью, с окном… И в нем полным-полно жирненьких-жирненьких летающих шашлыков. И представьте себе, что наш умный главарь хочет отказаться от всего зтого удобства и уйти домой! Нет! Я такой глупости не сделаю. Я уйду лишь тогда, когда съем последний кусочек шашлыка.
— В самом деле, Ашот, и дом есть и шашлык? — ничего не понял Саркис.
— Есть. Проживем, не бойтесь.
И вот, ускользнувшие из лап смерти, наши ребята снова собрались у своего костра. С неба не уставая сыпал снег, была зима со всеми ее невзгодами. А вчера? Как хорошо было вчера! Солнце, ясное небо… И совсем уже мало оставалось поработать, чтобы открыть путь из ущелья.
Так неожиданно рухнули все их надежды! Изменница-природа одним своим диким порывом сорвала все расчеты ребят. Что же делать, видно, так и придется им перезимовать в Барсовом ущелье! Но сейчас, попав в еще большую беду, ребята не были угнетены так, как тогда, когда впервые выпал снег и запер их здесь. Тогда страх и безнадежность сразу охватили их, хотя погода была еще теплой, снег таял и шансов на освобождение было много. А теперь эта возможность исключалась. И тем не менее никто не впал в отчаяние. Они научились смело смотреть в глаза зиме, почти с вызовом. Да, немало бед пришлось им здесь перенести. И что же? Сдались? Нет! Все они целы, живы, здоровы, у них есть большой опыт в борьбе с природой, они привыкли к су-ревой жизни в пещере, к холоду, к голоду, к лишениям. И, что самое главное, приобрели уверенность в том, что не погибнут. Вот поэтому-то той боязни, которая владела ими в первые дни, теперь никто не испытывал.
Даже Шушик и Саркис — и те стояли совсем иными, чем были в первый день своего плена. Значит, они окрепли, стали сильнее, выносливее.
Обо всем этом и сказал ребятам Ашот. Сказал ясно, твердо. Он опять был в своей любимой роли.
А Гагик слушал его и думал: «Виним мы его за любовь к речам, а ведь необходимы и речи. Поглядите, как он говорит, сколько жара, уверенности!» И впервые Гагик задал себе вопрос: правильно ли он делает, упрекая Ашота в том, что у него такой властный тон?
А голос Ашота продолжал звучать под сводами пещеры:
— И нам надо приготовиться к тому, чтобы провести тут всю зиму. Для этого прежде всего нужны воля и выдержка. Если у нас будет воля, найдется и пища. Сейчас у нас есть виноград. Мясо будет. Завтра найдем еще что-нибудь. Что именно, не знаю, но найдем. Завтра же мы переходим в наше новое жилье.
— Вернее — в шашлычную, — уточнил Гагик.
— Что-то не верю я в твои очередные шашлыки, — не без тайной надежды ошибиться, поддразнила Гагика Шушик.
Она правильно рассчитала. Гагик вскочил с места и голосом, полным достоинства, объявил;
— Охотник я или сын охотника, чтобы врать? Готовьте шампуры, я скоро приду!
Гагик, конечно, хвастался. Разве мог он один уйти так далеко. Ведь кто-кто, а он-то ни на час не забывал об опасном соседстве.
Асо давно уже понял, что Гагик принадлежит к числу тех ребят, которые звонкой трескотней прикрывают свои страх. Это подстегивает таких ребят, подбадривает. Но пастушок делал вид, что не замечает этого: нельзя же подрывать авторитет товарища.
— Может, помочь тебе? — скромно спросил он.
— Зачем мне помощник? — гордо поднял голову Гагик. — Впрочем, да… ты можешь пригодиться для того, чтобы нести курочек. Вынь книги из сумки Шушик, возьмем, ее с собой. Вообще-то мне помощников не нужно, но, если тебе, Ашот, интересно, можешь тоже пойти с нами. Что сидеть в этом дыму?
Так удалось Гагику и страх свой скрыть и найти компаньонов для похода в малознакомую пещеру.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
О том, каким был первый день зимы
Ребятам нужно было хорошенько обследовать найденную ими пещеру. Накануне они ничего не рассмотрели, да и не поинтересовались тем, какое наследство оставил им ее таинственный обитатель. Ведь вчера все их чувства и все мысли были на Дьявольской тропе!
Когда же снова началась метель и стало ясно, что они окончательно заперты, новое жилище приобрело в их глазах особую ценность — от него, можно сказать, во многом зависело их спасение. Они надеялись найти здесь хотя бы самые примитивные удобства, быть может, посуду, какие-нибудь орудия…
Вот почему Ашот живо откликнулся на «хитрость» Гагика. Взяв в охапку маслянистых еловых веток, высушенных Саркисом для лучинок, он вышел из пещеры. В руках у Гагика и Асо пылали солидные поленья. Ребята спустились в ущелье, пересекли Дубняк и вскоре уже поднимались по каменной лестнице.
Когда они открыли деревянную дверь, первое, что бросилось в глаза, был закопченный медный котелок, валявшийся в темном углу. Внутри лежала большая деревянная ложка.
«Вот для чего были нужны товарищи! Разве без них можно было сюда войти? Не выдержало бы сердце, — подумал Гагик, пропуская вперед Ашота. — Пусть он первый осмотрит котел. Он же любит быть первым!»
Наклонившись к позеленевшему от времени котлу, Ашот сказал:
— Вот в чем приготовлял себе пишу владелец сада. А это — его тарелка, — И он поднял лежавшую в углу глиняную миску.
Котел! Миска!
Несказанная радость охватила ребят. Теперь у них есть в чем и воду хранить и обед готовить. Они вынесли посуду на свет и, осматривая ее со всех сторон, не переставали восторгаться.
— Посмотрим, что там еще есть. Хорошо бы пилу найти, Ашот. Помнишь следы пилы на черенке? — кричал Гагик. — Если найдем, у нас больше, не будет недостатка в топливе.
В это время какое-то крылатое существо, делая в воздухе неслышные зигзагообразные повороты, нашло открытую дверь и вылетело наружу. За ним последовали другие.
Гагик бросился к двери, закрыл ее и прижал своей спиной.
В тусклом свете факелов ребята- увидели на сводах пещеры массу каких-то выпуклых предметов, прилепившихся, словно гнезда ласточек. Неожиданно одно из этих «гнезд» сорвалось с места и, обретя крылья, закружилось над головами ребят.
— Просыпаются от света. Асо, убери подальше головешки! — встревожился Ашот.
Пламя слегка притушили. В пещере стало темно, и Асо показалось, что она населена бесами. Он раскрыл свой нож, и сталь его тускло заискрилась в чуть мерцающем свете факелов. «Теперь не подойдут», — успокоился пастушок. Отец говорил ему, что черти боятся острой стали.
— Уйдем, — предложил Ашот.
— Не позорь меня! Я же обещал Шушик, — взмолился Гагик и, по восточному обычаю, погладил себя по бороде, — воображаемой, конечно.
— А что же делать? Подняться и достать их с потолка мы не сможем — высоко. Лестницу поставить? Или балку какую-нибудь? Где они?
— Не знаю, придумайте что-нибудь. Хотя бы нескольких поймайте… Ты, Ашот, говоришь — балка нужна. Ну, а если мы с тобой друг на друга станем, не заменим мы эту балку? Да еще Асо! А ну, давай-ка я на твои плечи стану, а на мои — Асо.
Сказано — сделано. Ребята стали у стенки, влезли один на другого, и Асо, самый верхний, нащупал рукой наиболее близко висевших ушанов.
Мальчик невольно вздрогнул, коснувшись мягких, холодных тел.
Наполняя висевшую у него на плече сумку ушанами, Асо с удивлением заметил, что ни один из них и не пытается спастись. Они даже не шевелятся, попав в сумку. «Ну и спокойные же курочки!» — словами Гагика подумал он и соскочил на землю.
Когда же снова началась метель и стало ясно, что они окончательно заперты, новое жилище приобрело в их глазах особую ценность — от него, можно сказать, во многом зависело их спасение. Они надеялись найти здесь хотя бы самые примитивные удобства, быть может, посуду, какие-нибудь орудия…
Вот почему Ашот живо откликнулся на «хитрость» Гагика. Взяв в охапку маслянистых еловых веток, высушенных Саркисом для лучинок, он вышел из пещеры. В руках у Гагика и Асо пылали солидные поленья. Ребята спустились в ущелье, пересекли Дубняк и вскоре уже поднимались по каменной лестнице.
Когда они открыли деревянную дверь, первое, что бросилось в глаза, был закопченный медный котелок, валявшийся в темном углу. Внутри лежала большая деревянная ложка.
«Вот для чего были нужны товарищи! Разве без них можно было сюда войти? Не выдержало бы сердце, — подумал Гагик, пропуская вперед Ашота. — Пусть он первый осмотрит котел. Он же любит быть первым!»
Наклонившись к позеленевшему от времени котлу, Ашот сказал:
— Вот в чем приготовлял себе пишу владелец сада. А это — его тарелка, — И он поднял лежавшую в углу глиняную миску.
Котел! Миска!
Несказанная радость охватила ребят. Теперь у них есть в чем и воду хранить и обед готовить. Они вынесли посуду на свет и, осматривая ее со всех сторон, не переставали восторгаться.
— Посмотрим, что там еще есть. Хорошо бы пилу найти, Ашот. Помнишь следы пилы на черенке? — кричал Гагик. — Если найдем, у нас больше, не будет недостатка в топливе.
В это время какое-то крылатое существо, делая в воздухе неслышные зигзагообразные повороты, нашло открытую дверь и вылетело наружу. За ним последовали другие.
Гагик бросился к двери, закрыл ее и прижал своей спиной.
В тусклом свете факелов ребята- увидели на сводах пещеры массу каких-то выпуклых предметов, прилепившихся, словно гнезда ласточек. Неожиданно одно из этих «гнезд» сорвалось с места и, обретя крылья, закружилось над головами ребят.
— Просыпаются от света. Асо, убери подальше головешки! — встревожился Ашот.
Пламя слегка притушили. В пещере стало темно, и Асо показалось, что она населена бесами. Он раскрыл свой нож, и сталь его тускло заискрилась в чуть мерцающем свете факелов. «Теперь не подойдут», — успокоился пастушок. Отец говорил ему, что черти боятся острой стали.
— Уйдем, — предложил Ашот.
— Не позорь меня! Я же обещал Шушик, — взмолился Гагик и, по восточному обычаю, погладил себя по бороде, — воображаемой, конечно.
— А что же делать? Подняться и достать их с потолка мы не сможем — высоко. Лестницу поставить? Или балку какую-нибудь? Где они?
— Не знаю, придумайте что-нибудь. Хотя бы нескольких поймайте… Ты, Ашот, говоришь — балка нужна. Ну, а если мы с тобой друг на друга станем, не заменим мы эту балку? Да еще Асо! А ну, давай-ка я на твои плечи стану, а на мои — Асо.
Сказано — сделано. Ребята стали у стенки, влезли один на другого, и Асо, самый верхний, нащупал рукой наиболее близко висевших ушанов.
Мальчик невольно вздрогнул, коснувшись мягких, холодных тел.
Наполняя висевшую у него на плече сумку ушанами, Асо с удивлением заметил, что ни один из них и не пытается спастись. Они даже не шевелятся, попав в сумку. «Ну и спокойные же курочки!» — словами Гагика подумал он и соскочил на землю.