Когда она услышала Юлькин голос, внутри у девушки все сжалось. Голос был усталым и подавленным, хотя таким же спокойным.
— Ты как, Юлька? — прошептала Инга, давясь слезами. — Может, помочь чем-нибудь.
— Если хочешь, подъезжай, — слабо ответила Юлька и положила трубку.
Инга мигом влезла в босоножки и вылетела из дома. Через сорок минут она уже была на Чистопрудном бульваре. Юлька встретила подругу безрадостно. В ее квартире, несмотря на то, что внешне ничего не изменилось, было будто в склепе. Зеркала занавешены черным, ковры с пола убраны, на мебели слой пыли. Инга подумала, что Юлька, наверно, все это время ничего не ела. Когда гостья прошла на кухню, то опасения ее подтвердились. На столе — ни крошки, в хлебнице — хлеб трехдневной давности, лежащая на рукомойнике тряпка превратилась в сухую щепку, что свидетельствовало о том, что посуда давно не мылась. К настойчивой просьбе подруги подкрепиться Юлька отнеслась с отрешенным равнодушием. Открыв гостье дверь, хозяйка вернулась в комнату, погрузилась в кресло и закурила. Она была мертвенно-бледной и высохшей, словно мумия.
Инга приготовила чай и сделала бутерброды с колбасой. Она поставила поднос на столик перед хозяйкой, но та и не взглянула. Юлька не посмотрела даже на Ингу, только спросила отрешенно:
— От чего умер Воронович?
— Повесился, — ответила Инга.
— В тот же день, что и мои?
— Да, в пятницу, тринадцатого июля… — произнесла Инга и вдруг осеклась.
Юлька долго молчала, попыхивая сигаретой. После чего загробным голосом произнесла:
— Три смерти в один день не могут быть случайными. Ты нашла его в Самаре?
Инга быстро сглотнула слюну и торопливо выдохнула:
— Нет! Его там нет, Юлька. С его фамилией и по его адресу проживает совсем другой дяденька. Что мне делать? Я умру от страха.
Юлька наконец перевела взгляд на Ингу, и глаза ее гневно вспыхнули. Это были очень страшные глаза. Когда хозяйка снова потупила взор, Инга вздохнула с облегчением. После тягостного молчания Юлька мрачно спросила:
— Что еще произошло в пятницу тринадцатого?
— Не знаю. Хотя нет. Я пошла брать направление на аборт, и в тот же день на меня напали бандиты. Они меня чуть не увезли. Вмешался один мужчина.
— Зря вмешался, — выдохнула Юлька. — Может, это и были действия светлых сил.
— Светлых сил? — ужаснулась Инга. — Если бы они втроем по мне прошлись и… ты это называешь действием светлых сил? — неожиданно Инга умолкла и вытаращила глаза. — Слушай, а после троих одновременно бывают выкидыши?
Юлька не ответила. Инга дрожащими руками вытащила из пачки сигарету и нервно закурила.
— Нет, — произнесла она, выдыхая дым. — Лучше аборт.
Юлька медленно повернула к ней голову и шепотом произнесла:
— Я дам тебе адрес одной бабушки в Печатниках. Она скажет, что тебе делать. Самостоятельно ничего не предпринимай.
Неожиданно слеза выкатилась на впалую щеку хозяйки, и она как-то сразу обмякла и согнулась. В следующую минуту Юлька уже рыдала в горячих объятиях подруги.
— Как жестока судьба, — восклицала женщина сквозь рыдания. — Она поиграла со мной и с тобой сыграла шутку. Это наказание за то, что мы несерьезно относились к жизни. А жизнь в отместку несерьезно отнеслась к нам.
Инга заглянула подруге в глаза:
— Зачем мы читали эту дурацкую брошюрку о судьбах? Мы хотели поиграть, а в результате поиграли нами. А жизнь — не игра. В ней имеет значение каждое слово. Мы себе сами накликали беду своим же пустословием.
Юлька оттолкнула Ингу и дрожащими руками потянулась к сигаретам:
— Моя мать в молодости вступила в секту Сатанистов. Тоже хотела поиграть. А как только поняла, что с жизнью играть нельзя, и покинула секту, меня тут же украли те же сатанисты. Они хотели принести меня в жертву, но спасла милиция. А я тоже хороша! Поверила в свою особую значимость и неприкосновенность. И вот провидение поставило меня на место…
8
9
10
— Ты как, Юлька? — прошептала Инга, давясь слезами. — Может, помочь чем-нибудь.
— Если хочешь, подъезжай, — слабо ответила Юлька и положила трубку.
Инга мигом влезла в босоножки и вылетела из дома. Через сорок минут она уже была на Чистопрудном бульваре. Юлька встретила подругу безрадостно. В ее квартире, несмотря на то, что внешне ничего не изменилось, было будто в склепе. Зеркала занавешены черным, ковры с пола убраны, на мебели слой пыли. Инга подумала, что Юлька, наверно, все это время ничего не ела. Когда гостья прошла на кухню, то опасения ее подтвердились. На столе — ни крошки, в хлебнице — хлеб трехдневной давности, лежащая на рукомойнике тряпка превратилась в сухую щепку, что свидетельствовало о том, что посуда давно не мылась. К настойчивой просьбе подруги подкрепиться Юлька отнеслась с отрешенным равнодушием. Открыв гостье дверь, хозяйка вернулась в комнату, погрузилась в кресло и закурила. Она была мертвенно-бледной и высохшей, словно мумия.
Инга приготовила чай и сделала бутерброды с колбасой. Она поставила поднос на столик перед хозяйкой, но та и не взглянула. Юлька не посмотрела даже на Ингу, только спросила отрешенно:
— От чего умер Воронович?
— Повесился, — ответила Инга.
— В тот же день, что и мои?
— Да, в пятницу, тринадцатого июля… — произнесла Инга и вдруг осеклась.
Юлька долго молчала, попыхивая сигаретой. После чего загробным голосом произнесла:
— Три смерти в один день не могут быть случайными. Ты нашла его в Самаре?
Инга быстро сглотнула слюну и торопливо выдохнула:
— Нет! Его там нет, Юлька. С его фамилией и по его адресу проживает совсем другой дяденька. Что мне делать? Я умру от страха.
Юлька наконец перевела взгляд на Ингу, и глаза ее гневно вспыхнули. Это были очень страшные глаза. Когда хозяйка снова потупила взор, Инга вздохнула с облегчением. После тягостного молчания Юлька мрачно спросила:
— Что еще произошло в пятницу тринадцатого?
— Не знаю. Хотя нет. Я пошла брать направление на аборт, и в тот же день на меня напали бандиты. Они меня чуть не увезли. Вмешался один мужчина.
— Зря вмешался, — выдохнула Юлька. — Может, это и были действия светлых сил.
— Светлых сил? — ужаснулась Инга. — Если бы они втроем по мне прошлись и… ты это называешь действием светлых сил? — неожиданно Инга умолкла и вытаращила глаза. — Слушай, а после троих одновременно бывают выкидыши?
Юлька не ответила. Инга дрожащими руками вытащила из пачки сигарету и нервно закурила.
— Нет, — произнесла она, выдыхая дым. — Лучше аборт.
Юлька медленно повернула к ней голову и шепотом произнесла:
— Я дам тебе адрес одной бабушки в Печатниках. Она скажет, что тебе делать. Самостоятельно ничего не предпринимай.
Неожиданно слеза выкатилась на впалую щеку хозяйки, и она как-то сразу обмякла и согнулась. В следующую минуту Юлька уже рыдала в горячих объятиях подруги.
— Как жестока судьба, — восклицала женщина сквозь рыдания. — Она поиграла со мной и с тобой сыграла шутку. Это наказание за то, что мы несерьезно относились к жизни. А жизнь в отместку несерьезно отнеслась к нам.
Инга заглянула подруге в глаза:
— Зачем мы читали эту дурацкую брошюрку о судьбах? Мы хотели поиграть, а в результате поиграли нами. А жизнь — не игра. В ней имеет значение каждое слово. Мы себе сами накликали беду своим же пустословием.
Юлька оттолкнула Ингу и дрожащими руками потянулась к сигаретам:
— Моя мать в молодости вступила в секту Сатанистов. Тоже хотела поиграть. А как только поняла, что с жизнью играть нельзя, и покинула секту, меня тут же украли те же сатанисты. Они хотели принести меня в жертву, но спасла милиция. А я тоже хороша! Поверила в свою особую значимость и неприкосновенность. И вот провидение поставило меня на место…
8
На следующий день к полудню Игошин доложил начальнику, что международного агентства по трудоустройству с названием «Подиум» в Москве не существует. Во всяком случае, в Департаменте труда и занятости никогда не слышали о такой конторе. Сообщение Батурина не удивило. Этого следовало ожидать. Однако в тот день Игошин сообщил патрону еще одну новость.
В фирме покойного Ахеева мадам Воронович узнала парня из службы охраны, который два года назад в компании еще двух головорезов ворвался к ним в квартиру за дочерью. Он задержан, но давать показания еще не начал.
— Ведите его ко мне, — приказал полковник.
— Это не все, — деловито произнес практикант. — Я поговорил с Риммой Герасимовной насчет Скатова. Она мне сказала, что с юношей знакома не была. Но на второй день после похорон он ей позвонил и попросил вернуть рукопись, которую ее муж редактировал дома. Спешка была вызвана тем, что в тот день Скатов улетал в Стокгольм. Так что никакой тайны тут нет. Он ее отвез на допрос. Она этого не отрицает. А после допроса они вместе рылись в архиве покойного, который он держал на дому. Вот, собственно, и все их отношения. Кстати, я заодно выяснил, куда ездил Скатов во время задержки рейса. В журнал «Литературная столица».
— Неплохо! — произнес начальник, удивляясь оперативности практиканта. — Теперь ведите задержанного.
Задержанный выглядел типичным головорезом: жеребячьи мышцы, волосы ежиком, взгляд исподлобья. Внешность таких типов обманчива. Бесстрашные на вид, внутри они обычно нестойки и трусливы. Батурин это знал по опыту. Таких бесполезно запугивать тюрьмой, но угрозы, что им попортят шкуру, бывают весьма эффективными.
— Фамилия! — грубо рявкнул полковник, не глядя на задержанного.
— Зайцев моя фамилия. Я что-то никак не врублюсь: за что меня загребли? Я эту тетку вижу впервые. Пусть докажет, что я к ней приходил. Не имеете права меня задерживать. Я буду жаловаться прокурору…
— А знаете ли вы, гражданин Зайцев, что следующим, кого вздернут, будете вы. Троих уже повесили, в том числе и вашего хозяина. Так что вы на очереди.
— А при чем здесь я? — искренне изумился задержанный. — Я, что ли, их покупал? Их Рашид покупал. А я делал то, что приказывали. Мне за это бабки платят. А дочку редактора никто не собирался увозить. Мы приехали только пугнуть папашу. Рашиду не надо девочек, у которых есть родители. Нужны ему лишние проблемы?
Через десять минут Зайцев с потрохами сдал все свое начальство. Он рассказал, что Рашид ежемесячно переправлял за границу по десять девиц. Особенно ценились несовершеннолетние. За них отчехляли большие бабки. Производство было накатано, механизм отлажен, главное, чтобы девушек не искали родные, поэтому предпочтение отдавалось малолеткам из детдомов. С родственников же брали расписки, что они не будут иметь претензии к агентству.
— Агентству «Подиум»? — уточнил следователь. — Это ваш филиал?
— Зачем филиал! — хмыкнул Зайцев. — Это подпольное название нашей фирмы.
Голубицын задержанный помнил хорошо. Это из-за нее вышел конфликт с литераторами из журнала. До этого они продали двух несовершеннолетних девиц, которых переправили за границу без особых хлопот. За третью литераторам дали крупный аванс, но девица наотрез отказалась ехать. Пришлось немного попугать. Это возымело эффект. Работники журнала уговорили девушку покинуть пределы родины, предварительно взяв расписку с ее тетки. Но больше Рашид решил с ними дела не иметь, хотя два месяца назад этот щупленький очкарик, которого повесили, снова приходил в их агентство.
— Зачем? — спросил следователь.
— Как зачем? — шевельнул бровями Зайцев. К нам приходят с одной целью: продать девушку. Но его Рашид завернул. Хватит! Одну свинью очкарик нам уже подложил!
— Какую? — спросил Батурин.
— Как какую? Продал Голубицыну. Ее тетка нацарапала, что претензий иметь не будет, но у той оказался парень в армии. Полгода назад он дембельнулся и наехал на Рашида. Разборка с ним была крутая… Рашид его, конечно, замочил. Но не до конца. Вот он и мутит воду…
— Где он живет? — перебил следователь.
— А я знаю? Если бы мы знали, где он живет, его бы уже давно в живых не было.
На этом допрос закончился. Теперь все было предельно ясно. Был известен мотив и убийцы. Осталось только их найти.
Поиск этой пары Батурин поручил Игошину, а сам начал готовить документы на возбуждение уголовного дела по факту незаконной торговли людьми. День был на редкость удачным. Начальник был необычайно сговорчивым, и этим же вечером в одном подпольном ресторане накрыли всю верхушку, как раз при передаче четырех девушек из Украины турецким агентам.
К вечеру Игошин задержал и убийц: Анну Голубицыну и ее друга Виталия Громова.
— Как вам удалось так быстро их взять? — удивился Батурин.
— Ловкость рук и никакой дедукции, — ответил довольный практикант. — Шучу. Все очень просто. Поскольку девушка прилетела из-за рубежа и, судя по всему, недавно, я запросил справочное «Аэрофлота». Мне подтвердили, что Анна Голубицына действительно прилетела в Москву из Афин утром тринадцатого июля. Именно с этого дня начались массовые казни через повешение. По двум последним убийствам я понял, что эта пара скоро слиняет за кордон, поскольку они действовали открыто, не опасаясь свидетелей. Я запросил то же агентство и снова не ошибся: Анна Голубицына должна была сегодня ночью вылететь в Афины. Остальное дело техники: сидеть в аэропорту и ждать. Не успели мы приехать в аэропорт, как сразу увидели их. При задержании Громов оказал сопротивление. Сейчас у него берут отпечатки пальцев.
— Ведите сюда задержанного! — приказал начальник отдела и озабоченно посмотрел на часы.
«Если начнет упрямиться, дело может затянуться до утра, — подумал следователь. — А завтра его нужно передавать прокуратуре».
Однако он ошибся. Молодой человек с открытым лицом, синими глазами и кучерявой шевелюрой не только не пытался отпираться, но с самого начала стал все брать на себя, активно выгораживая девушку.
— Это все я. Она здесь ни при чем! Не надо ее впутывать в это дерьмо. Она и так настрадалась с детства.
Его глаза были умоляющими и искренними, как у ребенка. Батурин покосился на Игошина. Лицо Игошина излучало уважение.
— Прошу вычеркнуть, что при задержании он оказал сопротивление.
— У вас вид на жительство в Греции? — спросил следователь.
— Да, я там живу. Полгода назад я выехал туда, чтобы разыскать Анну. Потом я пять месяцев работал в Турции, чтобы выкупить ее у турка. Сейчас у меня в Турции свое дело. Я открыл школу русского рукопашного боя.
Он посмотрел в глаза Батурину, после чего перевел взгляд на практиканта. Это не был взгляд убийцы. Это был взгляд отчаявшегося человека.
— Мы не хотели их убивать! — признался задержанный. — Я приехал продать свою квартиру, а Аннушка — повидать тетку. Она не знала, что тетка умерла. Тогда мы пошли в журнал к ее знакомому. Когда зашли, у нее подкосились ноги. Ну, думаю, сейчас встречу этого козла, который пустил ее по рукам, и убью. И тут узнаем от вахтера, что он утром сам повесился. С Анной истерика. Сказала, что, если бы она своими руками его повесила, было бы легче.
Парень тяжело вздохнул и приложил ладонь ко лбу. Батурин с Игошиным переглянулись.
— Вы хотите сказать, что Вороновича повесили не вы?
Парень устало оторвал ладонь.
— К сожалению, нет. Но Ахеева с Чекушкиным повесил я. Собственноручно. Чтоб другим неповадно было. Это я заявляю официально. — Глаза парня сверкнули праведным огнем. — Также запишите, что я делал это сознательно, находясь в здравом уме, и что я в этом нисколько не раскаиваюсь. А Анна, запишите, никакого участия в этом не принимала.
Батурин с Игошиным снова переглянулись. Лицо полковника выражало досаду, лицо практиканта — сочувствие. Батурину это не понравилось.
— В котором часу прибыл ваш самолет из Афин? — спросил он.
— В пять утра, — ответил Громов.
В принципе время позволяло прилетевшей паре совершить возмездие и над Вороновичем. Но, скорее всего, Громов говорил правду. После того, как его увели, следователь позвонил в лабораторию.
— Отпечатки совпали?
— Увы! Отпечатки не те. Расслабьтесь, Анатолий Семенович. Сигизмундовича повесил кто-то другой.
Батурин положил трубку и подошел к окну. Уже стемнело. Все дела на сегодня были завершены. Можно со спокойной душой отправляться домой. Однако Батурин не двигался, тупо уставясь в окно. Что с литератором расправился кто-то другой, в этом полковник не сомневался, но не было времени развить мысль в этом направлении. Кто еще имел зуб на Воро-новича?
Перед глазами снова всплыл Ягуткин, у которого алиби. Вслед за ним возник Скатов, чьи отпечатки тоже не совпали. Римма Герасимовна тоже женщина не простая…
«Нет, не то! — тряхнул головой Батурин. — Тут скрыто что-то еще. Кажется, Инга говорила про какого-то парня из Самары. С одной стороны, то, что лепила девушка, отдавало паранойей, а с другой — все, о чем она говорила, оказывалось правдой».
Чем больше размышлял полковник милиции, тем яснее убеждался, что без Инги этого дела не распутать.
В кабинет без стука вошел Игошин, взволнованный, красный, почему-то с разбитым лицом.
— Громов с Голубицыной бежали!
— Что? — не поверил ушам Батурин. — Как это произошло?
— На трассе сломалась машина. Голубицына попросилась в туалет. Я отпер и тут же получил удар в нос. Пока очухался, их и след простыл.
— Что? — вытаращил глаза Батурин. — Тогда какого черта вы поехали ко мне? Нужно было гнать в аэропорт!
— В аэропорт поздно! — сокрушенно вздохнул Игошин. — Они уже в воздухе…
Батурин потерял дар речи. Он пригляделся к кровоподтекам на лице Игошина и вдруг понял все.
— Так-так, — произнес он сквозь зубы. — В благородство играем. Да знаешь ли ты, что этим поставил крест на своей карьере?
Игошин знал. Он криво усмехнулся и беспомощно развел руками. Батурину потребовались усилия, чтобы подавить в себе ярость.
— Идите и пишите рапорт на имя полковника Григорьева. В нем объясните, почему именно вы вызвались сопровождать преступников.
— Я попросил, чтобы меня подбросили до дома. Нам по пути…
— Далее, почему вы отправились открывать, а не конвоир?
— У него живот схватило…
— Молчать! Это объясните Григорьеву, а не мне. Идите!
Игошин собрался выйти, но Батурин остановил.
— Водитель с конвоиром ребята нормальные? — спросил он вполголоса.
— Мировые ребята, — подмигнул Игошин. — Молчание ягнят гарантирую…
— Тогда не указывайте в рапорте, что беглецы улетели в Афины. Объявите их в федеральный розыск.
В фирме покойного Ахеева мадам Воронович узнала парня из службы охраны, который два года назад в компании еще двух головорезов ворвался к ним в квартиру за дочерью. Он задержан, но давать показания еще не начал.
— Ведите его ко мне, — приказал полковник.
— Это не все, — деловито произнес практикант. — Я поговорил с Риммой Герасимовной насчет Скатова. Она мне сказала, что с юношей знакома не была. Но на второй день после похорон он ей позвонил и попросил вернуть рукопись, которую ее муж редактировал дома. Спешка была вызвана тем, что в тот день Скатов улетал в Стокгольм. Так что никакой тайны тут нет. Он ее отвез на допрос. Она этого не отрицает. А после допроса они вместе рылись в архиве покойного, который он держал на дому. Вот, собственно, и все их отношения. Кстати, я заодно выяснил, куда ездил Скатов во время задержки рейса. В журнал «Литературная столица».
— Неплохо! — произнес начальник, удивляясь оперативности практиканта. — Теперь ведите задержанного.
Задержанный выглядел типичным головорезом: жеребячьи мышцы, волосы ежиком, взгляд исподлобья. Внешность таких типов обманчива. Бесстрашные на вид, внутри они обычно нестойки и трусливы. Батурин это знал по опыту. Таких бесполезно запугивать тюрьмой, но угрозы, что им попортят шкуру, бывают весьма эффективными.
— Фамилия! — грубо рявкнул полковник, не глядя на задержанного.
— Зайцев моя фамилия. Я что-то никак не врублюсь: за что меня загребли? Я эту тетку вижу впервые. Пусть докажет, что я к ней приходил. Не имеете права меня задерживать. Я буду жаловаться прокурору…
— А знаете ли вы, гражданин Зайцев, что следующим, кого вздернут, будете вы. Троих уже повесили, в том числе и вашего хозяина. Так что вы на очереди.
— А при чем здесь я? — искренне изумился задержанный. — Я, что ли, их покупал? Их Рашид покупал. А я делал то, что приказывали. Мне за это бабки платят. А дочку редактора никто не собирался увозить. Мы приехали только пугнуть папашу. Рашиду не надо девочек, у которых есть родители. Нужны ему лишние проблемы?
Через десять минут Зайцев с потрохами сдал все свое начальство. Он рассказал, что Рашид ежемесячно переправлял за границу по десять девиц. Особенно ценились несовершеннолетние. За них отчехляли большие бабки. Производство было накатано, механизм отлажен, главное, чтобы девушек не искали родные, поэтому предпочтение отдавалось малолеткам из детдомов. С родственников же брали расписки, что они не будут иметь претензии к агентству.
— Агентству «Подиум»? — уточнил следователь. — Это ваш филиал?
— Зачем филиал! — хмыкнул Зайцев. — Это подпольное название нашей фирмы.
Голубицын задержанный помнил хорошо. Это из-за нее вышел конфликт с литераторами из журнала. До этого они продали двух несовершеннолетних девиц, которых переправили за границу без особых хлопот. За третью литераторам дали крупный аванс, но девица наотрез отказалась ехать. Пришлось немного попугать. Это возымело эффект. Работники журнала уговорили девушку покинуть пределы родины, предварительно взяв расписку с ее тетки. Но больше Рашид решил с ними дела не иметь, хотя два месяца назад этот щупленький очкарик, которого повесили, снова приходил в их агентство.
— Зачем? — спросил следователь.
— Как зачем? — шевельнул бровями Зайцев. К нам приходят с одной целью: продать девушку. Но его Рашид завернул. Хватит! Одну свинью очкарик нам уже подложил!
— Какую? — спросил Батурин.
— Как какую? Продал Голубицыну. Ее тетка нацарапала, что претензий иметь не будет, но у той оказался парень в армии. Полгода назад он дембельнулся и наехал на Рашида. Разборка с ним была крутая… Рашид его, конечно, замочил. Но не до конца. Вот он и мутит воду…
— Где он живет? — перебил следователь.
— А я знаю? Если бы мы знали, где он живет, его бы уже давно в живых не было.
На этом допрос закончился. Теперь все было предельно ясно. Был известен мотив и убийцы. Осталось только их найти.
Поиск этой пары Батурин поручил Игошину, а сам начал готовить документы на возбуждение уголовного дела по факту незаконной торговли людьми. День был на редкость удачным. Начальник был необычайно сговорчивым, и этим же вечером в одном подпольном ресторане накрыли всю верхушку, как раз при передаче четырех девушек из Украины турецким агентам.
К вечеру Игошин задержал и убийц: Анну Голубицыну и ее друга Виталия Громова.
— Как вам удалось так быстро их взять? — удивился Батурин.
— Ловкость рук и никакой дедукции, — ответил довольный практикант. — Шучу. Все очень просто. Поскольку девушка прилетела из-за рубежа и, судя по всему, недавно, я запросил справочное «Аэрофлота». Мне подтвердили, что Анна Голубицына действительно прилетела в Москву из Афин утром тринадцатого июля. Именно с этого дня начались массовые казни через повешение. По двум последним убийствам я понял, что эта пара скоро слиняет за кордон, поскольку они действовали открыто, не опасаясь свидетелей. Я запросил то же агентство и снова не ошибся: Анна Голубицына должна была сегодня ночью вылететь в Афины. Остальное дело техники: сидеть в аэропорту и ждать. Не успели мы приехать в аэропорт, как сразу увидели их. При задержании Громов оказал сопротивление. Сейчас у него берут отпечатки пальцев.
— Ведите сюда задержанного! — приказал начальник отдела и озабоченно посмотрел на часы.
«Если начнет упрямиться, дело может затянуться до утра, — подумал следователь. — А завтра его нужно передавать прокуратуре».
Однако он ошибся. Молодой человек с открытым лицом, синими глазами и кучерявой шевелюрой не только не пытался отпираться, но с самого начала стал все брать на себя, активно выгораживая девушку.
— Это все я. Она здесь ни при чем! Не надо ее впутывать в это дерьмо. Она и так настрадалась с детства.
Его глаза были умоляющими и искренними, как у ребенка. Батурин покосился на Игошина. Лицо Игошина излучало уважение.
— Прошу вычеркнуть, что при задержании он оказал сопротивление.
— У вас вид на жительство в Греции? — спросил следователь.
— Да, я там живу. Полгода назад я выехал туда, чтобы разыскать Анну. Потом я пять месяцев работал в Турции, чтобы выкупить ее у турка. Сейчас у меня в Турции свое дело. Я открыл школу русского рукопашного боя.
Он посмотрел в глаза Батурину, после чего перевел взгляд на практиканта. Это не был взгляд убийцы. Это был взгляд отчаявшегося человека.
— Мы не хотели их убивать! — признался задержанный. — Я приехал продать свою квартиру, а Аннушка — повидать тетку. Она не знала, что тетка умерла. Тогда мы пошли в журнал к ее знакомому. Когда зашли, у нее подкосились ноги. Ну, думаю, сейчас встречу этого козла, который пустил ее по рукам, и убью. И тут узнаем от вахтера, что он утром сам повесился. С Анной истерика. Сказала, что, если бы она своими руками его повесила, было бы легче.
Парень тяжело вздохнул и приложил ладонь ко лбу. Батурин с Игошиным переглянулись.
— Вы хотите сказать, что Вороновича повесили не вы?
Парень устало оторвал ладонь.
— К сожалению, нет. Но Ахеева с Чекушкиным повесил я. Собственноручно. Чтоб другим неповадно было. Это я заявляю официально. — Глаза парня сверкнули праведным огнем. — Также запишите, что я делал это сознательно, находясь в здравом уме, и что я в этом нисколько не раскаиваюсь. А Анна, запишите, никакого участия в этом не принимала.
Батурин с Игошиным снова переглянулись. Лицо полковника выражало досаду, лицо практиканта — сочувствие. Батурину это не понравилось.
— В котором часу прибыл ваш самолет из Афин? — спросил он.
— В пять утра, — ответил Громов.
В принципе время позволяло прилетевшей паре совершить возмездие и над Вороновичем. Но, скорее всего, Громов говорил правду. После того, как его увели, следователь позвонил в лабораторию.
— Отпечатки совпали?
— Увы! Отпечатки не те. Расслабьтесь, Анатолий Семенович. Сигизмундовича повесил кто-то другой.
Батурин положил трубку и подошел к окну. Уже стемнело. Все дела на сегодня были завершены. Можно со спокойной душой отправляться домой. Однако Батурин не двигался, тупо уставясь в окно. Что с литератором расправился кто-то другой, в этом полковник не сомневался, но не было времени развить мысль в этом направлении. Кто еще имел зуб на Воро-новича?
Перед глазами снова всплыл Ягуткин, у которого алиби. Вслед за ним возник Скатов, чьи отпечатки тоже не совпали. Римма Герасимовна тоже женщина не простая…
«Нет, не то! — тряхнул головой Батурин. — Тут скрыто что-то еще. Кажется, Инга говорила про какого-то парня из Самары. С одной стороны, то, что лепила девушка, отдавало паранойей, а с другой — все, о чем она говорила, оказывалось правдой».
Чем больше размышлял полковник милиции, тем яснее убеждался, что без Инги этого дела не распутать.
В кабинет без стука вошел Игошин, взволнованный, красный, почему-то с разбитым лицом.
— Громов с Голубицыной бежали!
— Что? — не поверил ушам Батурин. — Как это произошло?
— На трассе сломалась машина. Голубицына попросилась в туалет. Я отпер и тут же получил удар в нос. Пока очухался, их и след простыл.
— Что? — вытаращил глаза Батурин. — Тогда какого черта вы поехали ко мне? Нужно было гнать в аэропорт!
— В аэропорт поздно! — сокрушенно вздохнул Игошин. — Они уже в воздухе…
Батурин потерял дар речи. Он пригляделся к кровоподтекам на лице Игошина и вдруг понял все.
— Так-так, — произнес он сквозь зубы. — В благородство играем. Да знаешь ли ты, что этим поставил крест на своей карьере?
Игошин знал. Он криво усмехнулся и беспомощно развел руками. Батурину потребовались усилия, чтобы подавить в себе ярость.
— Идите и пишите рапорт на имя полковника Григорьева. В нем объясните, почему именно вы вызвались сопровождать преступников.
— Я попросил, чтобы меня подбросили до дома. Нам по пути…
— Далее, почему вы отправились открывать, а не конвоир?
— У него живот схватило…
— Молчать! Это объясните Григорьеву, а не мне. Идите!
Игошин собрался выйти, но Батурин остановил.
— Водитель с конвоиром ребята нормальные? — спросил он вполголоса.
— Мировые ребята, — подмигнул Игошин. — Молчание ягнят гарантирую…
— Тогда не указывайте в рапорте, что беглецы улетели в Афины. Объявите их в федеральный розыск.
9
На второй день, несмотря на дикую нехватку времени, следователь сумел выкроить полчаса на разговор с Ингой. Он приехал к ней домой в отсутствие матери. Больная была в мрачном расположении духа, но отвечать на вопросы не отказывалась. О своей встрече с незнакомцем из другого мира девушка рассказала настолько подробно, что Батурин диву дался, почему она до сих пор не в больнице. Паранойя явно прогрессировала. Если на первом допросе болезнь еще не была заметна, то этот разговор с девушкой оставил в душе милиционера тяжелый осадок.
— Ну что ж, — через силу улыбнулся капитан. — Если тот молодой человек объявится, звоните мне.
— Вряд ли он объявится, — угрюмо ответила девушка. — Он сделал свое дело. А я выхожу замуж.
«Боже мой, — простонал про себя Батурин, садясь в машину. — Она еще выходит замуж. По ней психушка плачет, а она детей рожать собралась».
На всякий случай начальник отдела созвонился с Владимиром Новосельским из Самары. Он подтвердил, что вечером двенадцатого июля какая-то красотка действительно ломилась в его квартиру, требуя позвать однофамильца. Ничего толком не объяснив, незнакомка вскоре развернулась и убежала.
— Мне показалось, что она была несколько не в себе, — робко предположил самарский агент.
— Возможно, — согласился Батурин.
По поводу Новосельского следователь сделал запрос. С одиннадцатого по двадцать восьмое мая он действительно был в командировке в Москве и подписал контракт с компьютерной фирмой «Спутник». Он действительно проживал в гостинице «Космос» в четыреста шестнадцатой комнате. Но тринадцатого июля он присутствовал на работе, так что брать отпечатки у него не имело смысла. Конечно, было удивительно, что девушка знала о нем все, не зная самого главного — его самого. Но разбираться с этим не было времени. Того высокого, кучерявого, с серыми глазами, про которого говорила свидетельница, в природе, кажется, действительно не существовало, — заключил сыщик. — А если он и существовал, то только в больном воображении девушки. Однако следователь ошибался.
Буквально на второй день после звонка Батурина в Самару милый ирландский друг явился к Инге в том самом первозданном виде, в каком впервые предстал перед ней. Когда девушка отперла ему дверь, то чуть не свалилась без чувств. Он смотрел на нее веселыми блестящими глазами и, по всей видимости, намеревался припасть к ее губам, но Инга в ужасе отшатнулась. В его глазах появилось удивление.
— Привет, Инга. Это я. Надеюсь, ты меня еще помнишь?
Инга побледнела и, сглотнув слюну, попятилась.
— Еще, как видишь, помню, — пробормотала она. — Я бы рада забыть, да не могу…
Он широко улыбнулся.
— Пройти можно? Или мне подождать тебя здесь?
— Лучше подождать, — пробормотала она и быстро захлопнула дверь.
Переведя дух, девушка бросилась к телефону и набрала номер капитана Батурина.
— Анатолий Семенович, он явился! Тот самый англичанин из Самары… точнее, инопланетянин Володя, о котором я вам говорила… Что мне делать?
— Он у тебя дома? — осведомился следователь, сразу врубившись в суть вопроса. — Задержи его. Я сейчас подошлю группу.
Девушка водворила трубку на место, на цыпочках прошла в прихожую и взглянула в «глазок». Он по-прежнему топтался на площадке. Когда Инга открыла дверь и вгляделась в его смеющиеся глаза, то неожиданно поняла, что никакой он не оборотень и не инопланетянин, а такой же, как все, слепленный по образу и подобию.
— Ладно, проходи, раз пришел, — произнесла она траурным голосом и провела в свою комнату.
Комнатушка ее была совершенно крохотной, но уютной, с потертым диванчиком, туалетным столиком и множеством фотографий известных артистов на стене. Дома никого.
Нежданный гость нашел в ее облике удручающую перемену. В девушке не стало жеманства и высокомерного блеска. Она уже не сверкала коленками, не глядела обволакивающим взором, а пребывала в печальном расположении духа. На ней был темный до пола халат и шлепанцы на босу ногу.
Мрачное настроение передалось и гостю. Он сел на диванчик боком к столику и недоуменно наблюдал за хозяйкой, суетливо расставлявшей кофейные чашки.
— Что-нибудь случилось? — спросил он осторожно.
— Ты разве не знаешь? — произнесла она строго, и глаза ее тут же наполнились слезами. — У Юли умерли муж и сын.
Гость из ниоткуда так смутился, что даже не посмел спросить, от чего умерли муж с сыном у такой чудесной женщины. Ему тут же захотелось покинуть эту квартиру и немедленно убраться туда, откуда он явился. Это Инга почувствовала спинным мозгом. Однако вместо этого молодой человек поднялся и робко обнял хозяйку.
— Не надо, — дернула плечами Инга. — К чему все это? И вообще… я выхожу замуж.
— Замуж? — изумился гость. — За кого? За того мужика на синем «Москвиче»?
Инга вздрогнула и медленно повернулась к гостю.
— Тот мужик на синем «Москвиче» повесился.
После этой новости пришлось вздрогнуть гостю.
— Боже, — пробормотал он растерянно. — Тогда за кого ты выходишь замуж?
— Ты считаешь, что больше не за кого? — скривила рот Инга. — Есть у меня один хороший парень. Ты его не знаешь, но, может быть, сегодня увидишь. Он должен прийти с минуты на минуту.
Хозяйка бросила взгляд на стенные часы, и самарский гость беспокойно заерзал на стуле.
— Тогда зачем ты приезжала ко мне в Самару? — спросил он хмуро.
— Что? — не поверила ушам Инга. — К тебе в Самару? Ты знаешь, что я ездила в Самару?
— Извини! Я только вчера узнал. Мне Новосельский не говорил, что ты приезжала. Он просто не знал, что ты искала меня. Он думал, это очередной фортель налоговой инспекции. А вчера ему позвонили из милиции и объяснили, что к нему приезжала шизофреничка из Москвы. Тогда он догадался, что она разыскивала меня. Ах да, ты же ничего не знаешь. Я тебе сейчас все объясню.
И ирландский товарищ объяснил, почему Инга не нашла его на Московском шоссе. Да потому что он живет совсем в другом конце Самары. А на Московском шоссе живет его сослуживец, тезка, Володя Новосельский. Собственно, он и должен был лететь в Москву. На него была выписана командировка, доверенность и все остальные документы, а также заказаны билеты в оба конца и номер в гостинице. Но за два часа до отлета он попал в аварию, и ничего не оставалось, как лететь с его документами его сослуживцу.
— Значит, твоя фамилия не Новосельский, — сдвинула брови Инга.
— С чего ты взяла? — всплеснул руками Володя. — Я разве тебе говорил, что моя фамилия Новосельский? Моя фамилия Дворцов.
В ту же минуту Инга вспомнила, что он действительно никогда не называл своей фамилии. Про фамилию она узнала в фирме «Спутник». «Ну и дура же я», — мелькнуло в голове.
Как она могла поверить во всю эту Юлькину белиберду. Кофейник в ее руках задрожал. Чтобы не расплескать кофе, Инга поставила его на столик и рухнула в соседнее кресло. Будто пелена спала с ее глаз. Инопланетяне, оборотни, демоны! Боже мой! И во все это верит образованная девушка двадцать первого века! Инга тяжело выдохнула и наконец взглянула в глаза гостя без всякой опаски.
— Скажи честно, ты все это придумал, — произнесла она серьезно, — про Ирландию, семнадцатый век и родинку на моем животе?
— Конечно! — вскинул брови гость. — Неужели ты все это приняла за чистую монету?
— Да нет… Конечно, нет, — усмехнулась Инга, и глаза ее потускнели.
«Но как же так? Ведь родинка проявилась! Разве так бывает?» — подумала она и чуть не расплакалась. Однако расплакаться ей не пришлось. Сразу после этих слов в прихожей раздался звонок. Инга встрепенулась и побежала открывать.
После некоторой возни и невежливого шушуканья за дверью в комнату вошел здоровый румяный детина среднего роста, с которым гость уже, кажется, где-то встречался. Детина протянул руку:
— Марсель.
«Нет, никогда не встречался», — подумал Володя.
— Это мой жених, о котором я тебе говорила, — улыбнулась Инга из-за его спины.
В глазах жениха мелькнула едва заметная тень, но через мгновение он снова сделался душа-человек. Они еще мило посидели, попили кофе с печеньем, поговорили о погоде и еще о каких-то пустяках, и самарский гость все никак не мог понять: по любви выходит Инга замуж или по каким-то соображениям? «Должно быть, по любви», — решил залетный кадр и со вздохом произнес, что ему пора на вокзал.
Володя нехотя поднялся, и парень простодушно вызвался проводить его до двери.
— Что ж, пока! Как говорится, до новых встреч в эфире, — улыбнулся Володя, протягивая Инге руку.
— О нет! Это наша последняя встреча, — грустно ответила Инга и спрятала руку за спину.
Жених вышел проводить Владимира на лестницу. Плотно прикрыв за собой дверь, он произнес приглушенным голосом:
— Она сказала тебе правду. Это ваша последняя встреча. С этой минуты забудь дорогу в этот дом. Больше не звони и не появляйся никогда. Понял?
Другу пришлось сокрушенно вздохнуть и недоуменно пожать плечами.
— Ты плечами не жми! — произнес здоровяк, хватая его за грудки. — И запомни, юноша, что ребенок, которого она носит, — это мой ребенок и больше ничей. Ферштейн?
Бедолага открыл рот и вытаращил глаза, а будущий папаша поднес к его горлу откуда-то взявшийся нож:
— И все-таки жаль, что я тебя тогда не зарезал.
— Когда? — изумился гость.
— Когда ты прохлаждался у нас в таверне…
— Ну что ж, — через силу улыбнулся капитан. — Если тот молодой человек объявится, звоните мне.
— Вряд ли он объявится, — угрюмо ответила девушка. — Он сделал свое дело. А я выхожу замуж.
«Боже мой, — простонал про себя Батурин, садясь в машину. — Она еще выходит замуж. По ней психушка плачет, а она детей рожать собралась».
На всякий случай начальник отдела созвонился с Владимиром Новосельским из Самары. Он подтвердил, что вечером двенадцатого июля какая-то красотка действительно ломилась в его квартиру, требуя позвать однофамильца. Ничего толком не объяснив, незнакомка вскоре развернулась и убежала.
— Мне показалось, что она была несколько не в себе, — робко предположил самарский агент.
— Возможно, — согласился Батурин.
По поводу Новосельского следователь сделал запрос. С одиннадцатого по двадцать восьмое мая он действительно был в командировке в Москве и подписал контракт с компьютерной фирмой «Спутник». Он действительно проживал в гостинице «Космос» в четыреста шестнадцатой комнате. Но тринадцатого июля он присутствовал на работе, так что брать отпечатки у него не имело смысла. Конечно, было удивительно, что девушка знала о нем все, не зная самого главного — его самого. Но разбираться с этим не было времени. Того высокого, кучерявого, с серыми глазами, про которого говорила свидетельница, в природе, кажется, действительно не существовало, — заключил сыщик. — А если он и существовал, то только в больном воображении девушки. Однако следователь ошибался.
Буквально на второй день после звонка Батурина в Самару милый ирландский друг явился к Инге в том самом первозданном виде, в каком впервые предстал перед ней. Когда девушка отперла ему дверь, то чуть не свалилась без чувств. Он смотрел на нее веселыми блестящими глазами и, по всей видимости, намеревался припасть к ее губам, но Инга в ужасе отшатнулась. В его глазах появилось удивление.
— Привет, Инга. Это я. Надеюсь, ты меня еще помнишь?
Инга побледнела и, сглотнув слюну, попятилась.
— Еще, как видишь, помню, — пробормотала она. — Я бы рада забыть, да не могу…
Он широко улыбнулся.
— Пройти можно? Или мне подождать тебя здесь?
— Лучше подождать, — пробормотала она и быстро захлопнула дверь.
Переведя дух, девушка бросилась к телефону и набрала номер капитана Батурина.
— Анатолий Семенович, он явился! Тот самый англичанин из Самары… точнее, инопланетянин Володя, о котором я вам говорила… Что мне делать?
— Он у тебя дома? — осведомился следователь, сразу врубившись в суть вопроса. — Задержи его. Я сейчас подошлю группу.
Девушка водворила трубку на место, на цыпочках прошла в прихожую и взглянула в «глазок». Он по-прежнему топтался на площадке. Когда Инга открыла дверь и вгляделась в его смеющиеся глаза, то неожиданно поняла, что никакой он не оборотень и не инопланетянин, а такой же, как все, слепленный по образу и подобию.
— Ладно, проходи, раз пришел, — произнесла она траурным голосом и провела в свою комнату.
Комнатушка ее была совершенно крохотной, но уютной, с потертым диванчиком, туалетным столиком и множеством фотографий известных артистов на стене. Дома никого.
Нежданный гость нашел в ее облике удручающую перемену. В девушке не стало жеманства и высокомерного блеска. Она уже не сверкала коленками, не глядела обволакивающим взором, а пребывала в печальном расположении духа. На ней был темный до пола халат и шлепанцы на босу ногу.
Мрачное настроение передалось и гостю. Он сел на диванчик боком к столику и недоуменно наблюдал за хозяйкой, суетливо расставлявшей кофейные чашки.
— Что-нибудь случилось? — спросил он осторожно.
— Ты разве не знаешь? — произнесла она строго, и глаза ее тут же наполнились слезами. — У Юли умерли муж и сын.
Гость из ниоткуда так смутился, что даже не посмел спросить, от чего умерли муж с сыном у такой чудесной женщины. Ему тут же захотелось покинуть эту квартиру и немедленно убраться туда, откуда он явился. Это Инга почувствовала спинным мозгом. Однако вместо этого молодой человек поднялся и робко обнял хозяйку.
— Не надо, — дернула плечами Инга. — К чему все это? И вообще… я выхожу замуж.
— Замуж? — изумился гость. — За кого? За того мужика на синем «Москвиче»?
Инга вздрогнула и медленно повернулась к гостю.
— Тот мужик на синем «Москвиче» повесился.
После этой новости пришлось вздрогнуть гостю.
— Боже, — пробормотал он растерянно. — Тогда за кого ты выходишь замуж?
— Ты считаешь, что больше не за кого? — скривила рот Инга. — Есть у меня один хороший парень. Ты его не знаешь, но, может быть, сегодня увидишь. Он должен прийти с минуты на минуту.
Хозяйка бросила взгляд на стенные часы, и самарский гость беспокойно заерзал на стуле.
— Тогда зачем ты приезжала ко мне в Самару? — спросил он хмуро.
— Что? — не поверила ушам Инга. — К тебе в Самару? Ты знаешь, что я ездила в Самару?
— Извини! Я только вчера узнал. Мне Новосельский не говорил, что ты приезжала. Он просто не знал, что ты искала меня. Он думал, это очередной фортель налоговой инспекции. А вчера ему позвонили из милиции и объяснили, что к нему приезжала шизофреничка из Москвы. Тогда он догадался, что она разыскивала меня. Ах да, ты же ничего не знаешь. Я тебе сейчас все объясню.
И ирландский товарищ объяснил, почему Инга не нашла его на Московском шоссе. Да потому что он живет совсем в другом конце Самары. А на Московском шоссе живет его сослуживец, тезка, Володя Новосельский. Собственно, он и должен был лететь в Москву. На него была выписана командировка, доверенность и все остальные документы, а также заказаны билеты в оба конца и номер в гостинице. Но за два часа до отлета он попал в аварию, и ничего не оставалось, как лететь с его документами его сослуживцу.
— Значит, твоя фамилия не Новосельский, — сдвинула брови Инга.
— С чего ты взяла? — всплеснул руками Володя. — Я разве тебе говорил, что моя фамилия Новосельский? Моя фамилия Дворцов.
В ту же минуту Инга вспомнила, что он действительно никогда не называл своей фамилии. Про фамилию она узнала в фирме «Спутник». «Ну и дура же я», — мелькнуло в голове.
Как она могла поверить во всю эту Юлькину белиберду. Кофейник в ее руках задрожал. Чтобы не расплескать кофе, Инга поставила его на столик и рухнула в соседнее кресло. Будто пелена спала с ее глаз. Инопланетяне, оборотни, демоны! Боже мой! И во все это верит образованная девушка двадцать первого века! Инга тяжело выдохнула и наконец взглянула в глаза гостя без всякой опаски.
— Скажи честно, ты все это придумал, — произнесла она серьезно, — про Ирландию, семнадцатый век и родинку на моем животе?
— Конечно! — вскинул брови гость. — Неужели ты все это приняла за чистую монету?
— Да нет… Конечно, нет, — усмехнулась Инга, и глаза ее потускнели.
«Но как же так? Ведь родинка проявилась! Разве так бывает?» — подумала она и чуть не расплакалась. Однако расплакаться ей не пришлось. Сразу после этих слов в прихожей раздался звонок. Инга встрепенулась и побежала открывать.
После некоторой возни и невежливого шушуканья за дверью в комнату вошел здоровый румяный детина среднего роста, с которым гость уже, кажется, где-то встречался. Детина протянул руку:
— Марсель.
«Нет, никогда не встречался», — подумал Володя.
— Это мой жених, о котором я тебе говорила, — улыбнулась Инга из-за его спины.
В глазах жениха мелькнула едва заметная тень, но через мгновение он снова сделался душа-человек. Они еще мило посидели, попили кофе с печеньем, поговорили о погоде и еще о каких-то пустяках, и самарский гость все никак не мог понять: по любви выходит Инга замуж или по каким-то соображениям? «Должно быть, по любви», — решил залетный кадр и со вздохом произнес, что ему пора на вокзал.
Володя нехотя поднялся, и парень простодушно вызвался проводить его до двери.
— Что ж, пока! Как говорится, до новых встреч в эфире, — улыбнулся Володя, протягивая Инге руку.
— О нет! Это наша последняя встреча, — грустно ответила Инга и спрятала руку за спину.
Жених вышел проводить Владимира на лестницу. Плотно прикрыв за собой дверь, он произнес приглушенным голосом:
— Она сказала тебе правду. Это ваша последняя встреча. С этой минуты забудь дорогу в этот дом. Больше не звони и не появляйся никогда. Понял?
Другу пришлось сокрушенно вздохнуть и недоуменно пожать плечами.
— Ты плечами не жми! — произнес здоровяк, хватая его за грудки. — И запомни, юноша, что ребенок, которого она носит, — это мой ребенок и больше ничей. Ферштейн?
Бедолага открыл рот и вытаращил глаза, а будущий папаша поднес к его горлу откуда-то взявшийся нож:
— И все-таки жаль, что я тебя тогда не зарезал.
— Когда? — изумился гость.
— Когда ты прохлаждался у нас в таверне…
10
«Что за чушь? Какая таверна? О чем вообще речь? И где я все-таки мог видеть этого придурка?» — ломал голову Володя Дворцов, спускаясь на лифте. В довершении, когда он выходил из кабины, его чуть не сбили с ног три милиционера, влетевшие в лифт с резвостью диких кабанов. «Кого-то накрыли», — счастливо улыбнулся молодой человек и вышел на улицу.
Погода была мерзопакостной, и на душе — словно кошки нагадили. «Где он мог видеть этого психа?» — морщился Дворцов, направляясь в сторону метро. Но дойти до него было не суждено. Те же менты, что вломились в лифт, выскочили из подъезда и запрыгнули в машину. «Облом», — ехидно подумал парень, оглянувшись на них. Но менты свою неудачу решили, видимо, выместить на прохожих. Милицейская машина догнала ни в чем не повинного парня, и выскочившие из нее оперативники потребовали документы. Внимательно посмотрев паспорт, они сделали под козырек и вежливо попросили проехать с ними.
Погода была мерзопакостной, и на душе — словно кошки нагадили. «Где он мог видеть этого психа?» — морщился Дворцов, направляясь в сторону метро. Но дойти до него было не суждено. Те же менты, что вломились в лифт, выскочили из подъезда и запрыгнули в машину. «Облом», — ехидно подумал парень, оглянувшись на них. Но менты свою неудачу решили, видимо, выместить на прохожих. Милицейская машина догнала ни в чем не повинного парня, и выскочившие из нее оперативники потребовали документы. Внимательно посмотрев паспорт, они сделали под козырек и вежливо попросили проехать с ними.