Весь замысел Анджелино предстает как на ладони.
За бриллиантами поехали эксперты под охраной человека из Секретной службы. Они оценили камни, взвесили их, налюбовались… а потом, когда осмотр закончился, Вольф подменил коллекцию или, по крайней мере, самые ценные экземпляры стеклянными копиями, которые ему передал Анджелино… Замечательная комбинация!
После того как коллекция оказалась в Лувре, обман не должен был раскрыться, но на церемонию передачи пригласили знаменитого лорда Сея… Он слишком хорошо знал настоящие камни, чтобы спутать их со стекляшками. Надо было любой ценой помешать ему дойти до витрины.
Я стою в сторонке и по крупицам докапываюсь до правды. Так, с этим разобрались. Один момент выяснен… Анджелино надо было шлепнуть лорда, чтобы он не поднял шухер. Но зачем тогда этот взрывающийся бюст? Если Анджелино собирался взорвать половину Лувра, то он мог это сделать до приезда ученого, что избавило бы его от многих осложнений.
— Который час? — спрашиваю я хранителя. Он смотрит на меня:
— Что?
Потом до него доходит, и он прижимается носом к стеклу своих часов.
— Без пяти восемь…
— Спасибо… Простите, я должен бежать на ужасно важное свидание…
Он меня останавливает:
— А что делать мне?
— Ничего… Саперы уберут бюст, рапорт я составлю сам… Ах да… Прикажите экспертам осмотреть эти камушки. Вас наверняка ждет маленький сюрприз.
За бриллиантами поехали эксперты под охраной человека из Секретной службы. Они оценили камни, взвесили их, налюбовались… а потом, когда осмотр закончился, Вольф подменил коллекцию или, по крайней мере, самые ценные экземпляры стеклянными копиями, которые ему передал Анджелино… Замечательная комбинация!
После того как коллекция оказалась в Лувре, обман не должен был раскрыться, но на церемонию передачи пригласили знаменитого лорда Сея… Он слишком хорошо знал настоящие камни, чтобы спутать их со стекляшками. Надо было любой ценой помешать ему дойти до витрины.
Я стою в сторонке и по крупицам докапываюсь до правды. Так, с этим разобрались. Один момент выяснен… Анджелино надо было шлепнуть лорда, чтобы он не поднял шухер. Но зачем тогда этот взрывающийся бюст? Если Анджелино собирался взорвать половину Лувра, то он мог это сделать до приезда ученого, что избавило бы его от многих осложнений.
— Который час? — спрашиваю я хранителя. Он смотрит на меня:
— Что?
Потом до него доходит, и он прижимается носом к стеклу своих часов.
— Без пяти восемь…
— Спасибо… Простите, я должен бежать на ужасно важное свидание…
Он меня останавливает:
— А что делать мне?
— Ничего… Саперы уберут бюст, рапорт я составлю сам… Ах да… Прикажите экспертам осмотреть эти камушки. Вас наверняка ждет маленький сюрприз.
Глава 23
В машине, предоставленной боссом в мое распоряжение, я стараюсь расставить по местам фрагменты мозаики, которыми располагаю. Это очень деликатное занятие.
Я понимаю, что с самого начала пошел по ложному следу. А все потому, что понял “Орсей” вместо “лорд Сей”… Поскольку должна была состояться международная конференция, босс и я решили, что готовится покушение. Плюс ко всему бюст Монтескье стоит и в МИДе.
Очевидно, Анджелино устанавливает за Вольфом слежку, потому что тот сыграл в операции такую важную роль. Он понимает, что смерть моего коллеги была не совсем обычной… Тогда он устанавливает слежку за мной… Узнав, что я направляюсь в Версаль, он, вероятно, говорит какому-нибудь Мэллоксу, что если вдруг я пойду к малышке Ринкс, надо во что бы то ни стало помешать ей заговорить…
Я иду к ней, и бедняжку расстреливают из автомата.
За мной продолжают присматривать. Анджелино любопытно знать, что я делаю. Быстрота моих поисков не сулит ему ничего хорошего. Знаю я о драгоценностях или нет?
Он решает остановить мою деятельность или по крайней мере контролировать ее.
Когда Рюти докладывает ему, что я в Лувре, он решает, что настал момент побеседовать со мной.
В то время он, несомненно, хотел меня убрать, но произошло нечто неожиданное. Конечно, я не обманул его своим предложением сотрудничать. Он сделал вид, что принимает его, потому что, желая его поразить, я заговорил о МИДе. Он наверняка здорово повеселился, поняв, что я гонюсь за миражом. Меня было лучше оставить в живых, потому что именно мой ложный след давал ему свободу действий.
Между тем он похищает скульпторшу, чтобы постараться узнать, что она мне выложила. Сказала ли она, что вылепила копию бюста Монтескье из пластика?
Нет, Клод мне ничего не сказала. Скорее всего, она даже не поняла, что это за материал… Очевидно, просто удивилась, что ей заказали работу из этого теста… Конечно, она бы мне рассказала, если бы у нас было побольше времени.
Ладно… Не теряя времени, я обнаруживаю укрытие Анджелино. Тут он начинает злиться. Я стал слишком опасным противником, а значит, меня надо убрать!
Но в бистро мне улыбается удача… Вторично она улыбается мне у Вердюрье, его сообщника, который занимался девушкой… Улыбается она мне и на Сен-Лазаре, в то время как я выполняю акробатический номер под крышей.
А теперь что?
Мне остается уладить три момента: узнать точное назначение пластикового бюста, арестовать Анджелино и вернуть драгоценности… Для меня дело чести самому решить эти вопросы, хотя они не совсем относятся к моим обязанностям. Вот уже двадцать четыре часа я рискую своей шкурой, дерусь с бандитами, но это нисколько не мешает итальяшке выполнить свою программу — ликвидировать старого лорда.
Пока я размышляю, машина доезжает до улицы Мартир.
— Если не увидишь меня через четверть часа, — говорю я шоферу, — поднимай тревогу. Я буду в доме сто двенадцать на бульваре, на втором этаже…
Выйдя из машины, взбегаю вверх по ступенькам.
Вызваниваю условленное “та-тагада-гада” и жду.
Я спрашиваю себя, не сделал ли я глупость, придя на встречу с Анджелино. В конце концов, после того, что произошло, маловероятно, чтобы он на нее явился…
Никто не отвечает… По-моему, Мирей начхала на мои советы и смоталась, как сматываются ласточки с приближением холодов.
Я безрезультатно жму на ручку, потом снова звоню, но все напрасно. В тот момент, когда сую руку в карман за отмычкой, чувствую, как что-то твердое уперлось мне в спину.
Я оборачиваюсь и вижу двух субъектов. Один из них Мэллокс, второй, если мне не изменяет зрительная память, тот тип, что управлял машиной, когда меня пытались изрешетить из автомата.
У каждого в руке пушка с глушителем.
Мэллокс быстро сует руку под мой пиджак и вытаскивает пистолет.
— Вперед! — говорит он.
Я собираюсь начать спуск по лестнице.
— Нет, — останавливает меня его приятель. — Нам туда! И заставляет меня идти наверх.
Я знал, что Анджелино хорошо организовал свое дело. Он нашел себе отличный дом. Мы поднимаемся с этажа на этаж, открываем ведущую на чердак дверь и следуем по узкому коридору.
В конце его находятся комнаты для прислуги. Как только дверь за нами закрывается, Мэллокс отодвигает шкаф, открыв тем самым узкий проход в комнату для прислуги, находящуюся в соседнем доме…
Снова идем по коридорам, потом спускаемся на два этажа. Дверь открывается еще до того, как нажали на звонок. И открыла ее прекрасная Мирей.
Заметив меня, она желчно улыбается.
— Сука легавая! — бросает она мне в лицо.
— Рад познакомиться, — отвечаю. — А я Сан-Антонио.
Мэллокс отвешивает мне пинок в задницу, что всегда заставляло объект этой грубой шутки ускорять шаг.
Мирей ведет нас в глубь квартиры.
Я оказываюсь в одной из мещанских гостиных, которые так обожает Анджелино. Он там, спокойно сидит в распахнутой на груди рубашке с бутылкой кьянти под рукой и со своей толстой рожей добродушного и лишенного амбиций мерзавца. Мамаша Альда, вяжущая в кресле, прекрасно дополняет трогательную семейную картину.
— А! — вздыхает он. — Вот и мой личный враг… Как поживаете, комиссар?
— Хорошо, но вы в этом не виноваты, — уверяю я. Он смеется густым смехом счастливого человека.
— Вы все также остроумны… И Альде:
— Клянусь, этот тип мне нравится… Он не трус и не дурак…
Альда на полсекунды останавливает свои спицы.
— Да, жаль, — шепчет она.
Не знаю, к чему относится ее сожаление. Чего ей жаль: то ли что я по другую сторону, то ли что должен умереть, потому что на сей раз, как я думаю, шансы мои слабоваты…
— Что новенького? — спрашивает Анджелино.
— Трупы… — отвечаю. — Трупы… трупы… Я стал странствующим некрополем.
— Вы ничего не хотите мне сказать перед… перед тем, как мы распрощаемся?
— Очень мало, — отвечаю, — но вы могли бы просветить меня в одном вопросе, прежде… прежде чем мы распрощаемся…
— Правда?
— Да. Зачем вам понадобился пластиковый бюст в Лувре?
— Вы работаете оперативно, — говорит он. — Черт…
В общем-то мне этот малый даже симпатичен. Меня охватывает желание поговорить. Я подробно рассказываю обо всем, что произошло, обо всех моих ошибочных и верных шагах…
— Комиссар, — говорит он, — это расследование, кстати для вас последнее, было расследованием совпадений.
— Объясните.
— Значит, так. То, что бюст находится под залом с драгоценными камнями, это еще одно совпадение. Он не имеет ничего общего с коллекцией Вул. Он должен был… сработать только на следующей неделе. Как вы знаете, Францию должен посетить с официальным визитом один иностранный политический деятель. Он хочет посетить Лувр и прежде всего посмотреть на скульптуры. Я должен получить крупную сумму, если… Жаль, что с бюстом сорвалось. Придется придумывать что-то другое, а теперь подготовить новый план будет трудновато. К тому же из-за того, что вы встали на моем пути, у меня осталось мало людей…
— Спасибо, — благодарю я. — Скажу честно, Анджелино, мне было приятно бороться с вами… и если я должен сейчас умереть, то хочу, чтобы вы сделали это своей рукой…
В маленьких глазках мерзлявого поросенка появляется жестокая нежность. Его южный темперамент, склонный к внешним эффектам, берет верх.
— Хорошо, — отвечает он. — Мэллокс, дай мне твою пушку…
Мэллокс подходит и вежливо протягивает свое оружие, держа его за ствол. Поскольку шофер убрал свой пистолет в карман, я решаю показать еще один номер. У меня никогда не было таких насыщенных суток! Непрерывный спектакль.
Я бросаюсь вперед… Гангстерам, чьей судьбой я сейчас займусь, пришел конец.
Выхватываю оружие из руки моего противника, как игрок в рэгби мяч.
Сейчас не время играть в благородство.
Едва успев завладеть пистолетом, стреляю в Мэллокса, потом в шофера…
Оба валятся на пол, загромождая собой всю комнату.
Я отскакиваю за кресло старушки Альды, чтобы избежать встречи с кулаком ее мужа.
— Успокойтесь, Анджелино, — сухо говорю я. — Если шевельнете хоть одним пальцем, я отправлю вашу супругу вслед за этими дебилами к ее предкам.
Хватаю бутылку кьянти и швыряю ее в окно.
— Ну вот, теперь остается только ждать… Анджелино вытирает лицо рукой.
— Ладно, — говорит он, — я проиграл. Франция мне не нравится. После побега уеду в другую страну…
Я понимаю, что с самого начала пошел по ложному следу. А все потому, что понял “Орсей” вместо “лорд Сей”… Поскольку должна была состояться международная конференция, босс и я решили, что готовится покушение. Плюс ко всему бюст Монтескье стоит и в МИДе.
Очевидно, Анджелино устанавливает за Вольфом слежку, потому что тот сыграл в операции такую важную роль. Он понимает, что смерть моего коллеги была не совсем обычной… Тогда он устанавливает слежку за мной… Узнав, что я направляюсь в Версаль, он, вероятно, говорит какому-нибудь Мэллоксу, что если вдруг я пойду к малышке Ринкс, надо во что бы то ни стало помешать ей заговорить…
Я иду к ней, и бедняжку расстреливают из автомата.
За мной продолжают присматривать. Анджелино любопытно знать, что я делаю. Быстрота моих поисков не сулит ему ничего хорошего. Знаю я о драгоценностях или нет?
Он решает остановить мою деятельность или по крайней мере контролировать ее.
Когда Рюти докладывает ему, что я в Лувре, он решает, что настал момент побеседовать со мной.
В то время он, несомненно, хотел меня убрать, но произошло нечто неожиданное. Конечно, я не обманул его своим предложением сотрудничать. Он сделал вид, что принимает его, потому что, желая его поразить, я заговорил о МИДе. Он наверняка здорово повеселился, поняв, что я гонюсь за миражом. Меня было лучше оставить в живых, потому что именно мой ложный след давал ему свободу действий.
Между тем он похищает скульпторшу, чтобы постараться узнать, что она мне выложила. Сказала ли она, что вылепила копию бюста Монтескье из пластика?
Нет, Клод мне ничего не сказала. Скорее всего, она даже не поняла, что это за материал… Очевидно, просто удивилась, что ей заказали работу из этого теста… Конечно, она бы мне рассказала, если бы у нас было побольше времени.
Ладно… Не теряя времени, я обнаруживаю укрытие Анджелино. Тут он начинает злиться. Я стал слишком опасным противником, а значит, меня надо убрать!
Но в бистро мне улыбается удача… Вторично она улыбается мне у Вердюрье, его сообщника, который занимался девушкой… Улыбается она мне и на Сен-Лазаре, в то время как я выполняю акробатический номер под крышей.
А теперь что?
Мне остается уладить три момента: узнать точное назначение пластикового бюста, арестовать Анджелино и вернуть драгоценности… Для меня дело чести самому решить эти вопросы, хотя они не совсем относятся к моим обязанностям. Вот уже двадцать четыре часа я рискую своей шкурой, дерусь с бандитами, но это нисколько не мешает итальяшке выполнить свою программу — ликвидировать старого лорда.
Пока я размышляю, машина доезжает до улицы Мартир.
— Если не увидишь меня через четверть часа, — говорю я шоферу, — поднимай тревогу. Я буду в доме сто двенадцать на бульваре, на втором этаже…
Выйдя из машины, взбегаю вверх по ступенькам.
Вызваниваю условленное “та-тагада-гада” и жду.
Я спрашиваю себя, не сделал ли я глупость, придя на встречу с Анджелино. В конце концов, после того, что произошло, маловероятно, чтобы он на нее явился…
Никто не отвечает… По-моему, Мирей начхала на мои советы и смоталась, как сматываются ласточки с приближением холодов.
Я безрезультатно жму на ручку, потом снова звоню, но все напрасно. В тот момент, когда сую руку в карман за отмычкой, чувствую, как что-то твердое уперлось мне в спину.
Я оборачиваюсь и вижу двух субъектов. Один из них Мэллокс, второй, если мне не изменяет зрительная память, тот тип, что управлял машиной, когда меня пытались изрешетить из автомата.
У каждого в руке пушка с глушителем.
Мэллокс быстро сует руку под мой пиджак и вытаскивает пистолет.
— Вперед! — говорит он.
Я собираюсь начать спуск по лестнице.
— Нет, — останавливает меня его приятель. — Нам туда! И заставляет меня идти наверх.
Я знал, что Анджелино хорошо организовал свое дело. Он нашел себе отличный дом. Мы поднимаемся с этажа на этаж, открываем ведущую на чердак дверь и следуем по узкому коридору.
В конце его находятся комнаты для прислуги. Как только дверь за нами закрывается, Мэллокс отодвигает шкаф, открыв тем самым узкий проход в комнату для прислуги, находящуюся в соседнем доме…
Снова идем по коридорам, потом спускаемся на два этажа. Дверь открывается еще до того, как нажали на звонок. И открыла ее прекрасная Мирей.
Заметив меня, она желчно улыбается.
— Сука легавая! — бросает она мне в лицо.
— Рад познакомиться, — отвечаю. — А я Сан-Антонио.
Мэллокс отвешивает мне пинок в задницу, что всегда заставляло объект этой грубой шутки ускорять шаг.
Мирей ведет нас в глубь квартиры.
Я оказываюсь в одной из мещанских гостиных, которые так обожает Анджелино. Он там, спокойно сидит в распахнутой на груди рубашке с бутылкой кьянти под рукой и со своей толстой рожей добродушного и лишенного амбиций мерзавца. Мамаша Альда, вяжущая в кресле, прекрасно дополняет трогательную семейную картину.
— А! — вздыхает он. — Вот и мой личный враг… Как поживаете, комиссар?
— Хорошо, но вы в этом не виноваты, — уверяю я. Он смеется густым смехом счастливого человека.
— Вы все также остроумны… И Альде:
— Клянусь, этот тип мне нравится… Он не трус и не дурак…
Альда на полсекунды останавливает свои спицы.
— Да, жаль, — шепчет она.
Не знаю, к чему относится ее сожаление. Чего ей жаль: то ли что я по другую сторону, то ли что должен умереть, потому что на сей раз, как я думаю, шансы мои слабоваты…
— Что новенького? — спрашивает Анджелино.
— Трупы… — отвечаю. — Трупы… трупы… Я стал странствующим некрополем.
— Вы ничего не хотите мне сказать перед… перед тем, как мы распрощаемся?
— Очень мало, — отвечаю, — но вы могли бы просветить меня в одном вопросе, прежде… прежде чем мы распрощаемся…
— Правда?
— Да. Зачем вам понадобился пластиковый бюст в Лувре?
— Вы работаете оперативно, — говорит он. — Черт…
В общем-то мне этот малый даже симпатичен. Меня охватывает желание поговорить. Я подробно рассказываю обо всем, что произошло, обо всех моих ошибочных и верных шагах…
— Комиссар, — говорит он, — это расследование, кстати для вас последнее, было расследованием совпадений.
— Объясните.
— Значит, так. То, что бюст находится под залом с драгоценными камнями, это еще одно совпадение. Он не имеет ничего общего с коллекцией Вул. Он должен был… сработать только на следующей неделе. Как вы знаете, Францию должен посетить с официальным визитом один иностранный политический деятель. Он хочет посетить Лувр и прежде всего посмотреть на скульптуры. Я должен получить крупную сумму, если… Жаль, что с бюстом сорвалось. Придется придумывать что-то другое, а теперь подготовить новый план будет трудновато. К тому же из-за того, что вы встали на моем пути, у меня осталось мало людей…
— Спасибо, — благодарю я. — Скажу честно, Анджелино, мне было приятно бороться с вами… и если я должен сейчас умереть, то хочу, чтобы вы сделали это своей рукой…
В маленьких глазках мерзлявого поросенка появляется жестокая нежность. Его южный темперамент, склонный к внешним эффектам, берет верх.
— Хорошо, — отвечает он. — Мэллокс, дай мне твою пушку…
Мэллокс подходит и вежливо протягивает свое оружие, держа его за ствол. Поскольку шофер убрал свой пистолет в карман, я решаю показать еще один номер. У меня никогда не было таких насыщенных суток! Непрерывный спектакль.
Я бросаюсь вперед… Гангстерам, чьей судьбой я сейчас займусь, пришел конец.
Выхватываю оружие из руки моего противника, как игрок в рэгби мяч.
Сейчас не время играть в благородство.
Едва успев завладеть пистолетом, стреляю в Мэллокса, потом в шофера…
Оба валятся на пол, загромождая собой всю комнату.
Я отскакиваю за кресло старушки Альды, чтобы избежать встречи с кулаком ее мужа.
— Успокойтесь, Анджелино, — сухо говорю я. — Если шевельнете хоть одним пальцем, я отправлю вашу супругу вслед за этими дебилами к ее предкам.
Хватаю бутылку кьянти и швыряю ее в окно.
— Ну вот, теперь остается только ждать… Анджелино вытирает лицо рукой.
— Ладно, — говорит он, — я проиграл. Франция мне не нравится. После побега уеду в другую страну…
Глава 24
Все прошло хорошо. Мои друзья раз в кои-то веки явились быстро. Не знаю, что об этом думаете вы, но лично я предпочитаю сторожить стадо голодных тигров, чем такого типа, как Анджелино.
Когда прибегает свора полицейских, я приказываю им забрать итальяшку и его старуху.
Просто не передать, как Анджелино дорожит своей бабой… Я уверен, что он ничего не предпринял только из-за нее. Он подтверждает это взглядом. Если бы я не держал ствол пушки у затылка его старухи, то мог бы ждать со стороны гангстера какого-нибудь фортеля. Он не такой человек, чтобы позволить забрать себя как мелкого хулигана. Он колебался, но предпочел надеть браслеты, чем увидеть мозги Альды разбросанными по вышитой скатерти.
Так что все прошло хорошо, и мне повезло.
Когда парни хотели забрать и малышку Мирей, которая во время моего аттракциона сидела в углу комнаты, я отрицательно покачал головой.
Они ее оставили.
И вот мы, она и я, остались одни и стоим друг напротив друга.
В испуге она еще прекрасней, чем когда бы то ни было.
Волосы растрепались, лицо горит, глаза сверкают, как антрацит на разломе, а груди двигаются, будто она сунула за пазуху целый выводок котят, чтобы согреть их.
Поджав губы, она смотрит на меня с ужасом, покорностью и надеждой.
Она ждет, думая, что раз я оставил ее здесь, то не просто так, а с каким-то умыслом.
Она спрашивает себя, хорошо это или плохо… Рискуя показаться вам самым тупым полицейским на земле, признаюсь еще в одном: я сам себя спрашиваю, почему Мирей сейчас не ерзает задницей по деревянной скамейке “воронка”.
Как и всегда, я действовал, не раздумывая, по дорого мне методе.
В тот момент, когда ее забирали, тихий тоненький голосок моего подсознания шепнул мне: “Нет!” — и послушно повторил: “Нет!"
И теперь я стою перед ней в позе эскимоса, увидевшего солнечный диск.
Зачем я ее оставил? Кручу ручку своего аппарата чтобы восстановить связь с подсознанием. То, что он дает мне приказы, это ладно, но пусть тогда объясняет и смысл.
Тут я вдруг понимаю, что в этом деле один пункт остался темным, как задний проход негра, и этот пункт — коллекция Вул.
Деятельность Анджелино увяла. Я перебил всех его громил, раскрыл все его планы, но драгоценностей не нашел. Он их запрятал в надежное место, и на всем свете есть только один человек, который может сказать куда. Этот человек — Анджелино, об которого обломали бы зубы даже асы гестапо. Настоящий крутой… Его не разговорить, даже если пощекотать ему затылок резиновой дубинкой или стукнуть пресс-папье. Если он не захочет, то его не откроешь, как кошелек шотландца. Раз так, мне надо искать камушки, руководствуясь одним своим нюхом. Здесь прекрасная Мирей мне может очень пригодиться. Нет, я не думаю, что Анджелино посвящал ее в свои секреты. Просто киска лучше меня знает повадки гангстера, раз некоторое время входила в его окружение. Так что она может просветить меня насчет его психологии…
Приближаюсь к ней. Она видела, как я только что разделался с ее дружками, и, думая, что я ее оставил на закуску, прижимается к стене с криками:
— Нет! Нет!
Я улыбаюсь.
— Не волнуйся, прекрасная брюнетка… Кто сказал, что я хочу тебе зла?
Я беру ее за плечи и смотрю прямо в глаза. В них много крохотных золотых искорок, вращающихся вокруг зрачка, как круги разноцветных прожекторов в цирке во время номера воздушных гимнастов.
Это очень сладострастный момент. Я его затягиваю до тех пор, пока малышка не начинает тянуться ко мне губами.
Необыкновенное ощущение, можете мне поверить. Такой рот может запросто свести с ума! Я иду встречным курсом и прижимаюсь своими губами к ее.
Даже сидящий на громоотводе не может испытывать более утонченного ощущения, чем я в этот момент.
Эта девочка настоящая змея. Она обвивается вокруг меня лианой, и я становлюсь бессильным, как огородное пугало. Она опытной рукой водит по моей груди, ища вырез рубашки, а найдя, сует в него свою лапку и так нежно гладит мою кожу, что я щелкаю зубами.
Как она меня заряжает…
По моему телу пробегает дрожь. Что вы хотите, я никогда не мог устоять перед такими аргументами.
Хватаю киску за ляжки, несу на стол, сметаю рукой все, что его загромождает, и заваливаю на него мою приятельницу.
Мирей не гордячка: она даже не вспоминает, что я стал причиной смерти ее парня.
Надо вам сказать, что все бабы таковы. Можете разрезать на куски их мамочку, они все равно подарят вам свою добродетель, если вы хорошо сложены.
Что касается хорошего сложения, вам вряд ли удастся найти лучшее, чем у Сан-Антонио. Я имею все необходимое, чтобы нравиться девкам и заставлять их забыть дату рождения Виктора Гюго. Бицепсы у меня что надо, а на соревнованиях в силе я бы запросто обошел Геракла.
После того как я расстегнул ее юбку и блузку, Мирей начинает от всей души кричать, отдавая мне все свои сокровища и требуя, чтобы я их забрал.
Я не так требователен… Предпочитаю использовать их на месте…
Ладно, опускаю занавес… Нет необходимости рассказывать вам, что я проделываю с Мирей, что она проделывает со мной и уж тем более что мы проделываем вместе. Если я это сделаю, лига отцов семейств, двоюродных сестер и потребителей электричества подаст на меня в суд за оскорбление нравственности…
Но сами они делают и не такое. Это я вам говорю.
Когда я отпускаю девочку, она напоминает намокший флаг. Ее глаза окружены тенями, а лицо так осунулось, что первый же врач отправил бы ее в аэрарий.
— Какой ты сильный, — шепчет она. — Я совершенно разбита…
— И не говори, — отвечаю я, поправляя узел галстука. — Могу сделать тебе одно признание тип, что играет в футбол Луной, это я…
— Я тебе нравлюсь? — спрашивает она. После того, что было, вопрос кажется мне глупым, как табуретка…
— В общем и целом да, — отвечаю. И мысленно добавляю, что только полному болвану может не понравиться такая вулканическая девушка.
— Ты мой маленький Стромболи, — заливаюсь я, — моя Этна, моя синяя уточка, только у меня нет времени петь тебе серенады. Надо серьезно поработать. Ты можешь точно ответить на мои вопросы?
Она говорит “да”.
— Я сделаю тебе одно предложение. Если я получу благодаря тебе результат, по делу Анджелино ты пойдешь простой свидетельницей. В противном случае, несмотря на приятные мгновения, проведенные нами вместе, я отправлю тебя за решетку.
И ласково шлепаю ее по попке.
— Видишь ли, милашка, я бы дорого заплатил, чтобы узнать, что стало с драгоценными камнями из коллекции Вул. Я не сомневаюсь, что они у Анджелино. Но ты же его знаешь: он никогда не расколется… Ты что-нибудь слышала об этих камушках?
— Смутно, — говорит она. — Анджелино не обсуждал свои дела, только отдавал приказы.
— У него были другие лежбища?
— Нет… Не думаю.
— Он ведь из тех, кто не доверяет даже самым доверенным людям, так? Она усмехается:
— У Анджелино нет доверенных людей… Разве что его старуха…
— Так что бриллианты он бы не доверил ни сообщнику, ни банку?
— Он?! Ты что, больной?
Обеими руками хватаюсь за мозги.
Что может сделать живущий постоянно настороже человек, который никому на свете не доверяет, с пригоршней драгоценных камней?
Я должен разгадать эту загадку, если, конечно, в голове у меня не швейцарский сыр.
— Где спальня Анджелино? — спрашиваю я.
— Пошли.
Мирей ведет меня в маленькую комнатку, расположенную в другом конце квартиры.
Там стоят кровать, ночной столик, трельяж и шкаф. Меблировка самая что ни на есть обычная и полностью соответствует мещанскому идеалу этого странного гангстера.
"Спорю, — думаю я, — что этот лопух просто сунул добычу в матрас, как обычный фраер”.
Достаю из кармана нож и начинаю потрошить это убежище для клопов. Во все стороны летят куски шерсти, как в овчарне во время стрижки овец.
Все, чего я добиваюсь, это сильнейшего приступа кашля у нас обоих… В матрасе нет ровным счетом ничего!
Я внимательно исследую подушку, шкаф, потом ночной столик, потом трельяж… Ощупываю обои. Ничего!
Анджелино хитер!
— Здесь есть телефон? — спрашиваю я Мирей — Да, в соседней комнате.
Иду туда, звоню в предвариловку, и меня соединяют с дежурным офицером.
— Вы получили Анджелино?
— Да.
— Обыскали?
— Да.
— Пусто?
— Под одеждой нашли полотняный пояс…
Я хмурюсь… Черт, он таскал кубышку на себе. Я должен был подумать об этом, вместо того чтобы изображать из себя Шерлока Холмса.
— И что в этом поясе?
— Бабки! Десять тысяч долларов, две тысячи фунтов и около сорока миллионов франков в десятитысячных бумажках!
— И все?
— Все…
— А у старухи?
— У нее ничего не было.
— Кроме шуток?
— Честное слово, комиссар. Обыск провели очень тщательно, обыскали их с головы до ног. Они пусты, как гнилые орехи.
— Ладно, спасибо…
Я кладу трубку и поворачиваюсь к Мирей.
— Ни хрена! Не сожрали же они их! — В ярости топаю ногой. — Я никогда не отделаюсь от мысли, что они были у меня под руками! Тип, таскающий на брюхе целое состояние в банковских билетах, готов к тому, что в любой момент может сделать ноги.
Разве что… Разве что он послал камушки куда-нибудь до востребования на вымышленное имя… Сомнительно. Слишком уж он осторожен…
Мирей садится на постель супругов Анджелино, вернее, на то, что от нее осталось. Она поджимает под себя ногу, отчего ее юбка задирается и открывает верх чулка и белую подвязку с синими цветочками. (Куда, спрашиваю я вас, переместилась поэзия?) Чулок телесного цвета, белая подвязка выделяется на янтарной коже… Чувствую, в моем котелке закипают игривые мысли.
Но Мирей не до развлечений. У нее серьезный вид, который ей очень не идет.
— О чем ты думаешь? — спрашиваю я.
Она указывает на флакон с лосьоном для волос:
— Об этом.
Я смотрю на флакон.
— Анджелино мазал этой штуковиной свои волосы? Она усмехается:
— Ты видел волосы Анджелино? Ему скорее нужен какой-нибудь лак, чтобы постараться их распрямить. Нет, это льет себе на башку его жена, потому что у нее очень редкие волосы. Я это часто замечала. Она даже прикалывает пучок…
— Да? — шепчу я.
— Да, — подтверждает Мирей. — Помню, однажды, когда она прикалывала свой пучок, у него внутри что-то стукнуло… как будто он был набит камнями…
Я смотрю на нее.
— Мирей, — говорю, — ты имеешь не только восхитительную фигурку и очаровательную мордашку, но и мозги, которым позавидуют многие мужчины.
Я в последний раз провожу рукой по ее прекрасной голой ляжке.
— Думаю, твоя подвязка будет мне сниться лет сто или двести! Ну, пошли… Мы выходим на улицу.
— Если у тебя есть где-нибудь в провинции кузен, поезжай к нему на несколько деньков. Пока, девочка!
И я ухожу широкими шагами, не оглядываясь, говоря себе, что идея использовать фальшивый пучок мамаши Альды в качестве сейфа очень оригинальна.
Когда прибегает свора полицейских, я приказываю им забрать итальяшку и его старуху.
Просто не передать, как Анджелино дорожит своей бабой… Я уверен, что он ничего не предпринял только из-за нее. Он подтверждает это взглядом. Если бы я не держал ствол пушки у затылка его старухи, то мог бы ждать со стороны гангстера какого-нибудь фортеля. Он не такой человек, чтобы позволить забрать себя как мелкого хулигана. Он колебался, но предпочел надеть браслеты, чем увидеть мозги Альды разбросанными по вышитой скатерти.
Так что все прошло хорошо, и мне повезло.
Когда парни хотели забрать и малышку Мирей, которая во время моего аттракциона сидела в углу комнаты, я отрицательно покачал головой.
Они ее оставили.
И вот мы, она и я, остались одни и стоим друг напротив друга.
В испуге она еще прекрасней, чем когда бы то ни было.
Волосы растрепались, лицо горит, глаза сверкают, как антрацит на разломе, а груди двигаются, будто она сунула за пазуху целый выводок котят, чтобы согреть их.
Поджав губы, она смотрит на меня с ужасом, покорностью и надеждой.
Она ждет, думая, что раз я оставил ее здесь, то не просто так, а с каким-то умыслом.
Она спрашивает себя, хорошо это или плохо… Рискуя показаться вам самым тупым полицейским на земле, признаюсь еще в одном: я сам себя спрашиваю, почему Мирей сейчас не ерзает задницей по деревянной скамейке “воронка”.
Как и всегда, я действовал, не раздумывая, по дорого мне методе.
В тот момент, когда ее забирали, тихий тоненький голосок моего подсознания шепнул мне: “Нет!” — и послушно повторил: “Нет!"
И теперь я стою перед ней в позе эскимоса, увидевшего солнечный диск.
Зачем я ее оставил? Кручу ручку своего аппарата чтобы восстановить связь с подсознанием. То, что он дает мне приказы, это ладно, но пусть тогда объясняет и смысл.
Тут я вдруг понимаю, что в этом деле один пункт остался темным, как задний проход негра, и этот пункт — коллекция Вул.
Деятельность Анджелино увяла. Я перебил всех его громил, раскрыл все его планы, но драгоценностей не нашел. Он их запрятал в надежное место, и на всем свете есть только один человек, который может сказать куда. Этот человек — Анджелино, об которого обломали бы зубы даже асы гестапо. Настоящий крутой… Его не разговорить, даже если пощекотать ему затылок резиновой дубинкой или стукнуть пресс-папье. Если он не захочет, то его не откроешь, как кошелек шотландца. Раз так, мне надо искать камушки, руководствуясь одним своим нюхом. Здесь прекрасная Мирей мне может очень пригодиться. Нет, я не думаю, что Анджелино посвящал ее в свои секреты. Просто киска лучше меня знает повадки гангстера, раз некоторое время входила в его окружение. Так что она может просветить меня насчет его психологии…
Приближаюсь к ней. Она видела, как я только что разделался с ее дружками, и, думая, что я ее оставил на закуску, прижимается к стене с криками:
— Нет! Нет!
Я улыбаюсь.
— Не волнуйся, прекрасная брюнетка… Кто сказал, что я хочу тебе зла?
Я беру ее за плечи и смотрю прямо в глаза. В них много крохотных золотых искорок, вращающихся вокруг зрачка, как круги разноцветных прожекторов в цирке во время номера воздушных гимнастов.
Это очень сладострастный момент. Я его затягиваю до тех пор, пока малышка не начинает тянуться ко мне губами.
Необыкновенное ощущение, можете мне поверить. Такой рот может запросто свести с ума! Я иду встречным курсом и прижимаюсь своими губами к ее.
Даже сидящий на громоотводе не может испытывать более утонченного ощущения, чем я в этот момент.
Эта девочка настоящая змея. Она обвивается вокруг меня лианой, и я становлюсь бессильным, как огородное пугало. Она опытной рукой водит по моей груди, ища вырез рубашки, а найдя, сует в него свою лапку и так нежно гладит мою кожу, что я щелкаю зубами.
Как она меня заряжает…
По моему телу пробегает дрожь. Что вы хотите, я никогда не мог устоять перед такими аргументами.
Хватаю киску за ляжки, несу на стол, сметаю рукой все, что его загромождает, и заваливаю на него мою приятельницу.
Мирей не гордячка: она даже не вспоминает, что я стал причиной смерти ее парня.
Надо вам сказать, что все бабы таковы. Можете разрезать на куски их мамочку, они все равно подарят вам свою добродетель, если вы хорошо сложены.
Что касается хорошего сложения, вам вряд ли удастся найти лучшее, чем у Сан-Антонио. Я имею все необходимое, чтобы нравиться девкам и заставлять их забыть дату рождения Виктора Гюго. Бицепсы у меня что надо, а на соревнованиях в силе я бы запросто обошел Геракла.
После того как я расстегнул ее юбку и блузку, Мирей начинает от всей души кричать, отдавая мне все свои сокровища и требуя, чтобы я их забрал.
Я не так требователен… Предпочитаю использовать их на месте…
Ладно, опускаю занавес… Нет необходимости рассказывать вам, что я проделываю с Мирей, что она проделывает со мной и уж тем более что мы проделываем вместе. Если я это сделаю, лига отцов семейств, двоюродных сестер и потребителей электричества подаст на меня в суд за оскорбление нравственности…
Но сами они делают и не такое. Это я вам говорю.
Когда я отпускаю девочку, она напоминает намокший флаг. Ее глаза окружены тенями, а лицо так осунулось, что первый же врач отправил бы ее в аэрарий.
— Какой ты сильный, — шепчет она. — Я совершенно разбита…
— И не говори, — отвечаю я, поправляя узел галстука. — Могу сделать тебе одно признание тип, что играет в футбол Луной, это я…
— Я тебе нравлюсь? — спрашивает она. После того, что было, вопрос кажется мне глупым, как табуретка…
— В общем и целом да, — отвечаю. И мысленно добавляю, что только полному болвану может не понравиться такая вулканическая девушка.
— Ты мой маленький Стромболи, — заливаюсь я, — моя Этна, моя синяя уточка, только у меня нет времени петь тебе серенады. Надо серьезно поработать. Ты можешь точно ответить на мои вопросы?
Она говорит “да”.
— Я сделаю тебе одно предложение. Если я получу благодаря тебе результат, по делу Анджелино ты пойдешь простой свидетельницей. В противном случае, несмотря на приятные мгновения, проведенные нами вместе, я отправлю тебя за решетку.
И ласково шлепаю ее по попке.
— Видишь ли, милашка, я бы дорого заплатил, чтобы узнать, что стало с драгоценными камнями из коллекции Вул. Я не сомневаюсь, что они у Анджелино. Но ты же его знаешь: он никогда не расколется… Ты что-нибудь слышала об этих камушках?
— Смутно, — говорит она. — Анджелино не обсуждал свои дела, только отдавал приказы.
— У него были другие лежбища?
— Нет… Не думаю.
— Он ведь из тех, кто не доверяет даже самым доверенным людям, так? Она усмехается:
— У Анджелино нет доверенных людей… Разве что его старуха…
— Так что бриллианты он бы не доверил ни сообщнику, ни банку?
— Он?! Ты что, больной?
Обеими руками хватаюсь за мозги.
Что может сделать живущий постоянно настороже человек, который никому на свете не доверяет, с пригоршней драгоценных камней?
Я должен разгадать эту загадку, если, конечно, в голове у меня не швейцарский сыр.
— Где спальня Анджелино? — спрашиваю я.
— Пошли.
Мирей ведет меня в маленькую комнатку, расположенную в другом конце квартиры.
Там стоят кровать, ночной столик, трельяж и шкаф. Меблировка самая что ни на есть обычная и полностью соответствует мещанскому идеалу этого странного гангстера.
"Спорю, — думаю я, — что этот лопух просто сунул добычу в матрас, как обычный фраер”.
Достаю из кармана нож и начинаю потрошить это убежище для клопов. Во все стороны летят куски шерсти, как в овчарне во время стрижки овец.
Все, чего я добиваюсь, это сильнейшего приступа кашля у нас обоих… В матрасе нет ровным счетом ничего!
Я внимательно исследую подушку, шкаф, потом ночной столик, потом трельяж… Ощупываю обои. Ничего!
Анджелино хитер!
— Здесь есть телефон? — спрашиваю я Мирей — Да, в соседней комнате.
Иду туда, звоню в предвариловку, и меня соединяют с дежурным офицером.
— Вы получили Анджелино?
— Да.
— Обыскали?
— Да.
— Пусто?
— Под одеждой нашли полотняный пояс…
Я хмурюсь… Черт, он таскал кубышку на себе. Я должен был подумать об этом, вместо того чтобы изображать из себя Шерлока Холмса.
— И что в этом поясе?
— Бабки! Десять тысяч долларов, две тысячи фунтов и около сорока миллионов франков в десятитысячных бумажках!
— И все?
— Все…
— А у старухи?
— У нее ничего не было.
— Кроме шуток?
— Честное слово, комиссар. Обыск провели очень тщательно, обыскали их с головы до ног. Они пусты, как гнилые орехи.
— Ладно, спасибо…
Я кладу трубку и поворачиваюсь к Мирей.
— Ни хрена! Не сожрали же они их! — В ярости топаю ногой. — Я никогда не отделаюсь от мысли, что они были у меня под руками! Тип, таскающий на брюхе целое состояние в банковских билетах, готов к тому, что в любой момент может сделать ноги.
Разве что… Разве что он послал камушки куда-нибудь до востребования на вымышленное имя… Сомнительно. Слишком уж он осторожен…
Мирей садится на постель супругов Анджелино, вернее, на то, что от нее осталось. Она поджимает под себя ногу, отчего ее юбка задирается и открывает верх чулка и белую подвязку с синими цветочками. (Куда, спрашиваю я вас, переместилась поэзия?) Чулок телесного цвета, белая подвязка выделяется на янтарной коже… Чувствую, в моем котелке закипают игривые мысли.
Но Мирей не до развлечений. У нее серьезный вид, который ей очень не идет.
— О чем ты думаешь? — спрашиваю я.
Она указывает на флакон с лосьоном для волос:
— Об этом.
Я смотрю на флакон.
— Анджелино мазал этой штуковиной свои волосы? Она усмехается:
— Ты видел волосы Анджелино? Ему скорее нужен какой-нибудь лак, чтобы постараться их распрямить. Нет, это льет себе на башку его жена, потому что у нее очень редкие волосы. Я это часто замечала. Она даже прикалывает пучок…
— Да? — шепчу я.
— Да, — подтверждает Мирей. — Помню, однажды, когда она прикалывала свой пучок, у него внутри что-то стукнуло… как будто он был набит камнями…
Я смотрю на нее.
— Мирей, — говорю, — ты имеешь не только восхитительную фигурку и очаровательную мордашку, но и мозги, которым позавидуют многие мужчины.
Я в последний раз провожу рукой по ее прекрасной голой ляжке.
— Думаю, твоя подвязка будет мне сниться лет сто или двести! Ну, пошли… Мы выходим на улицу.
— Если у тебя есть где-нибудь в провинции кузен, поезжай к нему на несколько деньков. Пока, девочка!
И я ухожу широкими шагами, не оглядываясь, говоря себе, что идея использовать фальшивый пучок мамаши Альды в качестве сейфа очень оригинальна.
ЭПИЛОГ
Кажется, я вам уже как-то говорил: я поэт… Я никогда не подыскиваю слова, когда рассказываю девчонкам истории вроде тех, что Ромео плел Джульетте, пока их предки занимались своими делами.
Я чемпион в том, чтобы, держа киску за пальчик, нашептывать ей словечки, от которых бы свалилось кресло на колесиках.
На вопрос малышки Клод, что произошло, я отвечаю:
— Тебе приснился плохой сон, мой ангел. Он забудется, когда пропоет петух…
И великолепно имитирую петушиный крик. Если бы его услышала курица, она бы приняла его за настоящий и просто бы обалдела.
Клод смеется, но тут же морщится, потому что пока еще смеяться ей нельзя.
Дверь приоткрывает медсестра.
— Месье Сан-Антонио, — шепчет она.
— Он самый! — кричу я.
— Вас к телефону!
— Иду!
Я отпускаю пальчик Клод.
— До скорого, лапочка…
Спускаюсь в кабинет. Разумеется, это шеф.
— Как вы узнали, что я здесь? — спрашиваю я его.
— Вы думаете, я бы занимал кресло, в котором сижу, если бы не мог находить своих сотрудников? Он кашляет.
— Что будем делать с Вдавленным Носом?
Я смеюсь.
— Я про него совсем забыл. Отпустите его, и пусть ему сделают небольшой подарок.
— Какой, например?
— Те сто штук, что мне дал Анджелино, все еще у вас?
— Вы мне сказали передать их в благотворительный фонд…
— Гм! О фонде подумаем в следующий раз. Отдайте их Вдавленному Носу Должны же мы его как-то вознаградить.
Он снова кашляет — Кстати, — говорит он, — я только что из МИДа…
— Да?
— Да… В большой гостиной стоит бюст не Монтескье, а Талейрана.
— Идиот! — говорю я. — Если бы тот швейцар, которого я спрашивал, ответил правильно…
— …Вас бы уже не было в живых, — договаривает босс. — Не забывайте, что ложный след спас вам жизнь — Это правда… Патрон, я вам не понадоблюсь в ближайшие дни?
— Нет, а что?
— Да я хотел уладить одно семейное дело…
— Ладно, — говорит босс. — Поцелуйте ее от меня покрепче.
Я чемпион в том, чтобы, держа киску за пальчик, нашептывать ей словечки, от которых бы свалилось кресло на колесиках.
На вопрос малышки Клод, что произошло, я отвечаю:
— Тебе приснился плохой сон, мой ангел. Он забудется, когда пропоет петух…
И великолепно имитирую петушиный крик. Если бы его услышала курица, она бы приняла его за настоящий и просто бы обалдела.
Клод смеется, но тут же морщится, потому что пока еще смеяться ей нельзя.
Дверь приоткрывает медсестра.
— Месье Сан-Антонио, — шепчет она.
— Он самый! — кричу я.
— Вас к телефону!
— Иду!
Я отпускаю пальчик Клод.
— До скорого, лапочка…
Спускаюсь в кабинет. Разумеется, это шеф.
— Как вы узнали, что я здесь? — спрашиваю я его.
— Вы думаете, я бы занимал кресло, в котором сижу, если бы не мог находить своих сотрудников? Он кашляет.
— Что будем делать с Вдавленным Носом?
Я смеюсь.
— Я про него совсем забыл. Отпустите его, и пусть ему сделают небольшой подарок.
— Какой, например?
— Те сто штук, что мне дал Анджелино, все еще у вас?
— Вы мне сказали передать их в благотворительный фонд…
— Гм! О фонде подумаем в следующий раз. Отдайте их Вдавленному Носу Должны же мы его как-то вознаградить.
Он снова кашляет — Кстати, — говорит он, — я только что из МИДа…
— Да?
— Да… В большой гостиной стоит бюст не Монтескье, а Талейрана.
— Идиот! — говорю я. — Если бы тот швейцар, которого я спрашивал, ответил правильно…
— …Вас бы уже не было в живых, — договаривает босс. — Не забывайте, что ложный след спас вам жизнь — Это правда… Патрон, я вам не понадоблюсь в ближайшие дни?
— Нет, а что?
— Да я хотел уладить одно семейное дело…
— Ладно, — говорит босс. — Поцелуйте ее от меня покрепче.