Сан-Антонио. Путешествие с трупом

   Я мотаюсь из одного конца Франции в другой, таскаю на себе трупы, отправляю людей на тот свет, допрашиваю… И все без малейшего результата.
   Приманка в парижском морге, кажется, рыбку не привлекла… Если бы было что-то новое, шеф бы меня предупредил. Кстати! Надо ему звякнуть.
   Сев в кресло на плоской крыше, я осматриваю пейзаж, совсем близкое море, пальмы… Не хватает только стаканчика виски. Не знаю, заметили вы это или как, но за последнее время я стал почти трезвенником. Если трезвость годится для верблюдов и воздушных акробатов, то мне это не подходит. Даже наоборот. Чтобы мои мозги фурычили на должном уровне, им нужно горючее.
   Иду порыться в баре и нахожу как раз то, что хотел, — нераспечатанную бутылочку виски. Вот что значит постараться как следует.
   Я в два счета отвинчиваю крышку, смотрю на просвет и приставляю горлышко к месту, которое добрый боженька дал мне для этой цели, ко рту то есть. Раз бутылка полна, мне не приходится особо запрокидывать голову…
   Посасывая виски, прищуриваюсь. Солнечный луч бьет мне прямо в зенки. Это тем более странно, что стою я не только в тени, но и повернувшись спиной к тому, что поэты называют дневным светилом!
   Солнечный луч пляшет по крыше.
   Такое впечатление, что какой-то ребенок развлекается, пуская солнечные зайчики мне в глаза. Мне это не нравится. Совсем не нравится…
   Смотрю в сторону, откуда идет луч… Это окно современного дома на противоположной стороне улицы. Угол шторы на том окне немного приподнят.
   Солнце отражается не от чего-нибудь, а от линзы подзорной трубы.
   Кто-то наблюдает за мной, прячась за шторой, и не знает, что солнце выдало его присутствие. Я вижу в этом счастливый знак. Если солнце встало на мою сторону, можно рассчитывать на полный успех!

Глава 8

   Шаги на крыше заставляют меня обернуться. Приближается симпатичная невысокая женщина. Сейчас она выйдет на открытое место и попадет в поле зрения наблюдателя.
   — Стойте! — кричу я.
   Она останавливается.
   — Вы мадам Пеллегрини?
   — Да…
   — Не ходите сюда: кто-то следит за домом в подзорную трубу. Оставайтесь где стоите!
   Я закуриваю сигарету и небрежным шагом направляюсь к ней.
   — Не двигайтесь. Если приедут санитары, скажите, чтобы они тоже не выходили на крышу. Пусть ждут меня. Я сейчас вернусь…
   Спускаюсь по каменной лестнице, прыгаю в лифт, и вот я уже на улице.
   Я заметил серьезные ориентиры… Окно, из которого за мной следили, находится на верхнем этаже соседнего дома, между окном со шторой оранжевого цвета и другим, с красной шторой. Ошибиться невозможно.
   Я спрашиваю себя, кто может быть наблюдателем. Может, это просто маньяк, любящий подглядывать за соседками? Но я хочу удостовериться, так ли это. Перехожу улицу. Интересующий меня дом похож как родной брат на тот, откуда я только что вышел. Молодая и вполне пригодная к употреблению консьержка трет пол щеткой, защитив руки резиновыми перчатками.
   — Простите, мадам, — обращаюсь я к ней со своей самой неотразимой улыбкой, — вы можете мне перечислить жильцов восьмого этажа?
   — А вам зачем? — беспокоится она.
   — Допустим, единственная цель моего вопроса — удовлетворение естественного чувства любопытства, — отвечаю я, доставая свое удостоверение.
   Оно не производит на нее особого впечатления. В наши дни полицейское удостоверение не имеет в глазах молодежи былого веса.
   — На восьмом, — отвечает она, — живут: учитель плавания (он сейчас на пляже), учительница — она уехала на каникулы, и одна квартира сдается.
   — Повторите! — кричу. — Сдается квартира? Я лет сто не слышал от консьержки эту фразу!
   Она пожимает плечами.
   — Это я неправильно выразилась. На самом деле ее пока сдать нельзя. Владелец помер, а наследнички не чешутся.
   Я размышляю.
   — Это та, что посередине?
   — Да…
   — У вас есть ключ?
   — Нет.
   — Ничего страшного… Там сейчас кто-нибудь есть?
   — Да нет, я же вам сказала…
   — Все сходится, спасибо. Я иду по коридору. — Э, вы куда? — кричит милашка.
   Я пока не могу ей ответить, что интересуюсь незанятыми квартирами, используемыми в качестве наблюдательных пунктов.
   — На небо, — отвечаю. — Поднимусь на восьмой, чтобы быть к нему поближе!
   Она забывает закрыть рот.
   Подойдя к двери, навостряю уши. Ни единого звука!
   Меня наполняет сомнение.
   А если я ошибся? Если это просто забытый на подоконнике блестящий предмет? Хотя сейчас это не так уж важно.
   Нажимаю на звонок.
   Опять тишина.
   Я без тени сомнений второй раз за день прибегаю к помощи отмычки.
   Этот замок не упрямее предыдущего. Захожу в прихожую, где стоит затхлый запах.
   Быстрый расчет позволяет мне определить, в какой комнате находился наблюдатель.
   Поворачиваю ручку и отскакиваю в сторону, ожидая получить порцию маслин.
   Ничего такого не происходит. Опять-таки тишина, густая, хоть ножом режь…
   Осторожно заглядываю в комнату. Она пуста… Я захожу, иду к окну, поднимаю угол шторы и ясно вижу крышу с хижиной покойной малышки Блаветт.
   Смотрю по сторонам. Ничто не позволяет предполагать, что недавно здесь кто-то находился… Хотя нет — запах..
   Довольно резкий запах, который я уже где-то вдыхал. В этом я абсолютно уверен. Видите ли, в числе прочих моих достоинств есть и отличная память на запахи… Да, этот резкий запах туберозы уже где-то щекотал мой хобот… Но где? И когда?
   Я вспоминаю.
   Я глубоко вдыхаю, чтобы хорошо запомнить ассоциации, которые он у меня вызывает, потом осматриваю остальные помещения квартиры. На кухне есть незапертая дверь, ведущая на черный ход. Это через нее слинял наблюдатель, услышав мой звонок. Я действовал как последний идиот. Зря я подчинился условностям… Сейчас мне только не хватало заделаться в джентльмены.
   Выскакиваю на площадку, к лифту. Если немного повезет, консьержка может увидеть таинственного наблюдателя… Кроме того, ему придется сбегать вниз восемь этажей, и у меня есть шанс догнать его на лифте. Однако меня ждет новое разочарование. Молодая консьержка здесь. Стоит и с любопытством заглядывает в квартиру…
   Раз она здесь, то не могла видеть выход на сцену интересующего меня человека.
   — Куда выходит черный ход? — спрашиваю.
   — В тупик, рядом…
   Я бросаюсь в лифт, не обращая внимания на ее вопли.
   На улице я быстро нахожу тупик, о котором мне говорила церберша. Естественно, там никого нет.
   Как меня надрючили!
   Я издаю такое мощное ругательство, что оборачиваются человек двенадцать.
   Все, можно возвращаться к моим жмурам, настоящим и фальшивым!

Глава 9

   В больнице все дрыхнут. Палата, куда положили бабу Пеллегрини, находится в глубине коридора, на втором этаже.
   Палата двухместная, кровати отгорожены раздвижным занавесом. Я его задернул и устроился во второй части комнаты, ожидая дальнейших событий с пушкой в руке.
   Тереза Пеллегрини, таким образом, занимает первую кровать. Ее голову обмотали марлей для большего правдоподобия… Я слышу ее ровное дыхание и через дырку, проделанную в занавеске, вижу маленькую часть лица. Ночник заливает палату болезненным голубым светом, как раз достаточным, чтобы я мог прочитать статью в только что вышедшем номере одной ниццкой брехаловки. Она озаглавлена:

 
   ТАИНСТВЕННАЯ ДРАМА В КАННЕ

 
   Подзаголовок:

 
   Молодая женщина расстреляна из автомата через дверь своей квартиры

 
   Написавший статью журналист постарался от души, используя уже готовые штампы.
   В каждом абзаце есть “чикагские методы”, “несчастная девушка”, “таинственные гангстеры” и тому подобное. Но в целом все представлено отлично. В заключение сказано, что девушка в клинике Рондо в тяжелом состоянии. У нее многочисленные пулевые ранения, две пули прошли в двух сантиметрах от сердца и так далее. К счастью, не поврежден ни один жизненно важный орган. Крайняя слабость раненой не позволила полиции допросить ее, но после хирургического вмешательства и многочисленных переливаний крови, возможно, завтра она подвергнется первому допросу.
   Это именно то, что я хотел. Может, даже с некоторым перехлестом!
   Если парни, замочившие девчонку, хотят навсегда закрыть ей пасть, эта статья должна их встревожить. Или логика вообще ни гроша не стоит, а мозги лучше сразу положить на дальнюю полку Я откладываю брехаловку, чтобы погрузиться в глубокие размышления.
   Бледный свет способствует эффективности работы моего чайника.
   Запах, витавший в пустой комнате, терзает меня, как приступ крапивной лихорадки… Поэтому я интенсивно эксплуатирую мое серое вещество.
   Где я уже вдыхал этот запах?
   Ну-ка, какие ассоциации он у меня вызывает?
   Он ассоциируется с зеленью и смертью… Зелень и смерть!
   Я подскакиваю. Готово! Нашел!
   Это запах духов дочери Бункса.
   Так от нее пахло в то утро, когда она появилась передо мной в готическом холле ее усадьбы в Шварцвальде.
   В тот момент я не обратил на это внимания. Она была так красива, что я не мог отделить запах духов от всего ее очаровательного существа.
   Именно так.. Зелень.. Темная зелень леса… Смерть — ее лжебратца, Фриды, Рашели.
   Я щелкаю пальцами. Наконец у меня есть уверенность, что оба дела связаны между собой, что интуиция шефа его не подвела. У меня есть доказательство этому… Для жюри присяжных оно, конечно, не годится, но зато дает мне внутреннюю уверенность в своей правоте, а именно это самое главное.
   Мой радостный жест заставил вздрогнуть малышку Пеллегрини.
   — Что с вами? — шепчет она дрожащим голосом.
   — Ничего… — отвечаю я.
   Я знаю, кто следил за мной из окна дома напротив… Это была дочка Бункса — прекрасная белокурая Кристия.
   — Ничего, — шепотом повторяю я. — Ничего страшного, не волнуйтесь, моя милая!
   Значит, в деле участвует банда нацистов… Человек с русской бомбой был одним из них… Они узнали, что перед смертью он заговорил и я отправился в Канн на поиски женщины, чья фамилия начинается с “Бла”.
   Как они могли это узнать? Загадка. Но я знаю, что, внимательно присмотревшись к ней, смогу ее разгадать… В общем, начинается копошение… Как червяков на трупе.
   А я люблю, когда дело двигается!
   Жену Пеллегрини, видно, охватило беспокойство.
   — Мне страшно, — признается она.
   Да, эта череда часов в тишине, прерываемой время от времени далеким звонком или стоном, давит на нервную систему…
   — Ну что вы, — говорю я, подходя к ее кровати — Чего вы боитесь, моя милая дама? Я же тут.
   Я взмахиваю пистолетом.
   — И он со мной!
   — Мне страшно, — повторяет она и добавляет:
   — Останьтесь рядом со мной ..
   Официально я обычный врач малышки Блаветт и потому провожу ночь у ее постели Это версия для персонала клиники Поэтому не будет ничего неприличного, если я останусь возле нее, но я предпочитаю прятаться за занавеской.
   — Нет, нет, — едва слышно шепчет она, словно прочитав мои мысли, — не уходите!
   Она хватает меня за руку. Ее ладони мокрые.
   Она привлекает меня к себе… Что себе воображает милашка Пеллегрини? Что я скакну к ней под одеяло и стану успокаивать?
   Делать мне больше нечего, что ли?
   Нет, все-таки все бабы одинаковы! Несколько душноватая атмосфера, приглушенный свет, тет-а-тет с неплохо сложенным парнем — и любая заводится!
   Я чувствую на своем лице ее дыхание. Ей было бы спокойнее, если бы я лежал рядом с ней… Отметьте, что она стоит того, чтобы ею заняться, но я здесь не за этим. А кроме того, если коллеги станут делать друг другу подлости, что станет с моралью?
   — Послушайте, как сильно бьется мое сердце, — вздыхает она, кладя мою руку под свою левую грудь, которую я немного щупаю. Не экстракласс, но еще упругая.
   У меня начинает кружиться голова. Чувствую, что меньше чем через четверть часа у Пеллегрини появится такое развесистое украшение на голове, что он не сможет пройти под Триумфальной аркой, когда приедет в Париж.
   Но мой ангел-хранитель не дремлет. В тот момент, когда я собираюсь начать сеанс, в дверь стучат.

Глава 10

   Я сую руку в карман, где лежит моя пушка.
   — Войдите!
   Дверь открывается Это медсестра и одна из ее коллег.
   — Я пришла сделать укол, — говорит она.
   Почему у меня сразу возникает ощущение, что что-то не так?
   С врачом было условленно, что за Терезой Пеллегрини будут ухаживать, как за настоящей раненой, но колоть будут воду.
   — Доктор сказал, что это вас укрепит..
   Нет ничего странного в том, что медсестра, отвечающая за восьмую палату (в которой находимся мы), входит со шприцем в руке. Странно то, что ее сопровождает коллега.
   — Кто эта мадемуазель? — спрашиваю я.
   — Моя сменщица, она скоро заступит на дежурство, — отвечает медсестра. — Поскольку она новенькая, я ей объясняю ее обязанности ..
   Ничего не скажешь, все нормально!
   Так почему у меня появляется неприятная щекотка в груди? Может, из-за голоса девушки? В нем звучит старательно скрываемая тревога… Это практически незаметно, но я обладаю таким козырем, как интуиция, и она мне подсказывает, что тут что-то нечисто.
   Девушка взяла руку Терезы, засучила ей рукав и водит по коже пропитанной спиртом ваткой… Тем временем новенькая стоит немного в стороне и внимательно смотрит. Малышка полна сострадания, это видно по ее глазам… Но какого дьявола она все время держит правую руку в кармане своего белого халата?
   Я, зевая, обхожу кровать.
   — Мне кажется, ей стало немного лучше, — говорю я. Оказавшись рядом с новенькой, я внезапно хватаю ее правую руку. Она пытается вырваться, но уж если я в кого вцепляюсь, то намертво, как бульдог.
   Я заламываю ей руку, и она вскрикивает от боли. Сунув руку в ее карман, я извлекаю из него миленький шпалерок.
   — Странный рабочий инструмент для медсестры, — усмехаюсь я.
   Вторая девушка положила шприц на ночной столик и упала на кровать вся в поту и жутко бледная.
   — Господи, — икает она, — как я испугалась… Эта женщина пришла ко мне со шприцем в руке и сказала: “Доктор просит вас сделать этот укол пациентке из восьмой палаты”. Я ее не знала и ответила, что должна спросить у доктора, потому что он дал мне четкие инструкции. Тогда она наставила на меня револьвер и сказала, что если я откажусь подчиниться…
   Девица с пушкой чувствует себя очень плохо.
   Тереза в своей постели не лучше.
   — Смотри, — говорю я лжемедсестре, — как я вас облапошил. История с раненой — туфта, западня, в которую ты попалась… Оставьте нас, — приказываю я настоящей медсестре и Терезе Пеллегрини, — Мне надо очень серьезно поговорить с этой дамой!
   Обе выходят из палаты. Я небрежно поигрываю двумя пушками.
   — Ты работаешь на Бунксов, так? — спрашиваю я ее.
   Молчок.
   Хотел бы я знать, какое лекарство от трепа пьют члены этой банды! Из них не вытянешь ни единого слова…
   Тем хуже для них. После случая с малышкой Рашель я стал приверженцем жестких методов.
   — Ладно, продолжим чистку, моя милая, — решаю я. — Это займет некоторое время, но я уничтожу вас всех!
   Я валю ее на кровать двумя сильными пощечинами и крепко привязываю простынями.
   Сделав это, беру шприц.
   — Укольчик достанется тебе, солнышко ты мое…
   Она вся напрягается; ее лицо становится грязно-серым. Я задираю ее юбки. У нее очень красивые точеные ноги, ягодицы крепкие, в форме яблока.
   Втыкаю иголку ей в мясо. Она вздрагивает.
   — Ладно, — говорю, — теперь можно побеседовать. Или будешь говорить, или я нажму на поршень шприца. Надеюсь, ты меня понимаешь, а?
   — Да, — едва слышно выдыхает она.
   — Ты француженка?
   Я предпочитаю начинать с невинных вопросов, чтобы постепенно продвигаться к более сложным вещам.
   — Да.
   — Ты состоишь в организации Бунксов?
   — Да.
   — Ты знаешь, где прячут русского атташе?
   — Я не в курсе…
   — Не советую упрямиться!
   — Клянусь, я не знаю!
   Она это почти выкрикнула.
   Что-то заставляет меня поверить, что она не врет. Эта девчонка сходит с ума от ужаса и уже не может сопротивляться. Она полностью в моей власти.
   — Значит, ты не в курсе?
   — Да.
   — А насчет типа, умершего в Страсбуре?
   — Он был моим мужем.
   Я чешу клюв.
   — Твоим мужем?
   — Да.
   — Его роль в банде?
   — Я не знаю…
   — Не знаешь?
   — Да! Я его больше не видела… Он меня бросил ради этой девки!
   Для меня это луч света.
   — Ради Блаветт?
   — Да.
   — И ты продолжаешь оставаться в организации?
   — Да.
   — Ты знаешь Бунксов?
   — Только дочь…
   Я резюмирую ее историю. Мне кажется, эта девчонка почти ничего не знает. Она пятое колесо в телеге. Ее выбрали добить раненую потому, что знали о ее ненависти к той.
   — Чем обычно ты занимаешься?
   — Я связная.
   — Где ваша штаб-квартира?
   Она молчит. Догадываюсь, что на этот раз она просто колеблется. Чтобы помочь ей решиться, я снова беру шприц.
   — Нет! Нет! — кричит она.
   — Тогда отвечай!
   — Штаб-квартиры нет… Организация как таковая не существует… Время от времени приходят приказы…
   — Есть же место, где ты можешь связаться со своими руководителями в случае неприятностей?
   — Нет!
   Все ясно! Они не дураки. Их главарь Бункс установил одностороннюю связь. Он может сколько угодно строить из себя франкофила, возглавлять лиги по сближению между нашими странами, поддерживать боннское правительство… У нас против него фактически ничего нет — лишь одни предположения, и он всегда останется чистым благодаря своим деньгам и связям. Союзники и даже наше правительство за него. Бороться с ним все равно что срывать гору — результата не дождешься — Как ты добралась сюда?
   — Меня привезли на машине.
   — Кто заговорил в Страсбуре?
   Она не понимает.
   — Как вы узнали, что я еду допрашивать эту Блаветт?
   Врубилась…
   — А… Кто-то следит за вами несколько дней… Он видел, как вы уехали в Страсбур, а потом в Канн, и руководство поняло, что вы допросили Леопольда и он рассказал о своей любовнице…
   — Она в деле?
   — Нет. Видно, они боялись, что он ей что-то рассказал…
   В общем, все это дало мне очень мало. Моя цель — похищенный русский — все еще вне пределов досягаемости.
   — Тебя ждут на улице? — спрашиваю я вдруг.
   — Да…
   — Кто?
   — Двое мужчин в машине. На углу улицы. Я подхожу к окну и выглядываю наружу. В сотне метров дальше стоит машина. Я снимаю трубку телефона и звоню Пеллегрини. Только бы он не смотался погулять под предлогом, что сегодня ночью он холостяк! Нет, снимает трубку.
   Он узнает мой голос еще до того, как я назвал свое заглавие.
   — Получается? — спрашивает он.
   — Все отлично. Но мне нужна помощь. Перед больницей стоит машина с двумя парнями. Они ждут лжемедсестру, которую я держу тут. Возьмите побольше людей и захватите этих урок. У меня есть все основания полагать, что это злые мальчики, так что берите с собой пушки и не стесняйтесь ими пользоваться, ясно?
   — Понял!
   — Действуйте быстро!
   — Считайте, что я уже там. Он кладет трубку.
   — Вот видишь, — говорю я девочке, — твоя история подошла к концу. Скажи мне, милая, дочка Бункса здесь, так?
   — Да.
   — Знаешь, где она прячется?
   — Нет…
   — Ничего страшного!
   Я проверяю, насколько крепко она связана.
   — Я ненадолго уйду. Только не пытайся удрать. Все, что тебе удастся, — получить содержимое этого шприца в задницу, понимаешь?
   Она все прекрасно понимает.
   — Пока, красавица!
   Я выхожу.
   В коридоре стоят медсестра и мадам Пеллегрини.
   — Дежурная хотела поднять тревогу, — сообщает мне верная жена моего коллеги, — но я ей помешала.
   — Правильно сделали. Не волнуйтесь, я сейчас вернусь. Остановившись под козырьком подъезда больницы, я смотрю в сторону машины. Надеюсь, парни не потеряют терпение, а Пеллегрини не задержится.
   Я уже слышу рокот мотора. Машина на большой скорости выскакивает из-за поворота, резко тормозит и останавливается перед тачкой сообщников “медсестры”.
   — Выходите с поднятыми руками! — орет Пеллегрини. На это предложение отвечает сноп искр. В машине полицейских слышится крик. Автомобиль бандитов катит задним ходом. Полицейская машина преграждает ему путь. У сидящих в ней нет выхода… Полицейские открывают огонь, но бандитская машина продолжает катить. Тип, сидящий в ней за рулем, знает вождение. Он быстро разворачивается посреди шоссе. Машина поворачивается передом ко мне, и луч фар выхватывает меня из темноты. Рой пуль пролетает над моей головой, потому что я предусмотрительно упал на колени.
   Поднимаю мой шпалер и выпускаю две маслины, чтобы ослепить машину. Поскольку она поравнялась со мной, я прижимаюсь к стене и делаю еще два выстрела. Слышу крик. Машина идет зигзагами и врезается в металлический занавес магазина велосипедов. Раздается жуткий грохот. Верх иронии в том, что как раз напротив пострадавшего магазина находится табличка: “Больница. Соблюдать тишину!”.
   Я бросаюсь вперед.
   Думаю, можно вызывать катафалк. Один из двух типов прошиб башкой лобовое стекло, и из его разрезанной сонной артерии хлещет, как вода из открытого крана, кровища. А второму одна из моих последних пуль снесла верх черепушки и вышибла мозги.
   Подбегает Пеллегрини.
   — Падлы! Суки! — орет он. — Они убили Жереми, моего заместителя!
   — Им конец, — сообщаю я.
   Начинаю обыск мертвецов. При них нет ни клочка бумажки. Бунксовская тактика выжженной земли доказывает свою эффективность.
   Я сильно разозлен.
   — А пошло все… — говорю. — Я возвращаюсь в Париж. Займитесь трупами: отпечатки, фото… Заберите девушку, лежащую в палате наверху, найдите владельца машины… По мере получения данных пересылайте их мне в Париж, хорошо?
   — Договорились.
   — Заодно прочешите все гостиницы и семейные пансионы города. Ищите некую Кристию Бункс. Она очаровательная девушка лет двадцати, блондинка, загорелая… Настоящая красотка. Если случайно найдете, приставьте к ней толкового человека и следите за всеми ее действиями.
   Я протягиваю ему руку.
   — Мне очень жаль, что так получилось с вашим замом. Но с ним бы ничего не было, не выбери он такую говенную работу, как наша!

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава 1

   Когда я вхожу в кабинет босса, часы показывают десять. Стоит хорошая погода, и хочется делать что угодно, только не ловить этих чертовых шпионов.
   В большой кабинет босса я вхожу не очень гордый собой. Даже наоборот: я чувствую, что между моей головой и тыквой в плане наличия мозгов разницы практически никакой.
   Кроме всего прочего, шеф, кажется, не в духе. Сидит, уперев подбородок в свою изящную руку, губы чуть кривятся в горькой гримасе.
   — Привет, патрон! — говорю я так весело, как только могу. Но веселья во мне столько же, сколько в камикадзе.
   — Садитесь! — приказывает босс. — И рассказывайте, как наши дела.
   — Черная дыра! — отвечаю.
   — Я вас слушаю.
   Именно это и вгоняет меня в тоску!
   Ну ладно…
   Рассказываю все по порядку: о моем приезде в Канн, поисках “Бла”, обнаружении убитой девушки, о наблюдателе с подзорной трубой в соседнем доме, о замене трупа лжераненой, вмешательстве жены Леопольда, уничтожении людей в машине…
   — Вот, — говорю я в заключение, — моя ловушка сработала, но результат неполный. Девица, по всей вероятности, почти ничего не знает. А мужики мертвые!
   — Почему вы вернулись? — спрашивает босс — Потому что меня все достало. Мне нужно было сменить обстановку.
   — Вы были неправы.
   Он протягивает мне телеграмму, длинную, как шея жирафа. Подписана она Пеллегрини. Читаю и сильно вздрагиваю. Мой каннский коллега сообщает, что милашка, которую я оставил привязанной к кровати, сделала ноги. Когда началась пальба, настоящая медсестра и жена Пеллегрини подбежали к окну посмотреть на фейерверк. В палату вошла сиделка, увидела скрученную медсестру, она ее развязала, а той только этого и было надо… Воспользовавшись суматохой, она слиняла со сверхзвуковой скоростью.
   Двое убитых оказались профессиональными убийцами из Марселя, машину они угнали.
   По-прежнему осторожно действует банда Бункса. Для силовых акций они вербуют уголовников, чтобы не пачкаться самим, и убирают тех своих, кто, как они чувствуют, провалился.
   — Мы на мертвой точке, — бормочу я.
   — Даже хуже, — добавляет шеф. — Они теперь знают, чего мы хотим, раз женщина, у которой вы спрашивали о русском, удрала.
   — Да, паршиво.
   Шеф встает.
   — Сан-Антонио, — говорит он, — я не хочу читать лекции такому человеку, как вы. Вы лучший сотрудник нашей Службы. Вы приучили нас к своим головокружительным трюкам… Человеческая натура привыкает ко всему, даже к чудесам. Чем больше вы играете в супермена, тем больших подвигов от вас ждут.
   Если Старик не хочет читать лекции, то как называется это?!
   — Короче, — продолжает он, — Сан-Антонио, решение этого дела должно быть найдено к завтрашнему дню…
   Он говорит мне это, тщательно подбирая слова, но суть не меняется. Я незаметно пожимаю плечами.