В смысле — уговор дороже денег.
   Черный человек воззрился на него так, словно заговорила каменная статуя. И обратился с недоуменным вопросом к своим ниндзя:
   — Ор хим талк друйдан?
   — Ме кноу нот, — с не меньшим удивлением ответил русскоязычный ниндзя. И сквозь зубы спросил у Барабина по-русски:
   — Ты откуда знаешь этот язык?
   — А не надо держать меня за идиота. Надо быть совсем тупым, чтобы не понять ваш исковерканный английский.
   Ниндзя выдохнул, как показалось Барабину, с облегчением, а черный главарь, сощурив глаза, произнес иронически:
   — Гоот варриор. Клевер варриор. Бут ме кан нот гиве то дзей ан майден. Ит ис ауктийон. Ан сир гиве море мани монейс[1].
   И, тигриным рыком раскатив в воздухе букву «р», добавил с откровенной издевкой:
   — Сорри!

4

   Вероника шла босиком по холодному каменному полу, не сопротивляясь конвоирам — безвольная как зомби. И смотрела она даже не перед собой, а куда-то вниз.
   Но у самой двери она обернулась к Роману, и тот невольно вздрогнул.
   Его поразил затравленный взгляд, в котором плескался такой жуткий звериный страх, что даже трудно было представить, чем он вызван.
   Прошло немногим более двух суток с момента похищения, но за это время Вероника успела превратиться из веселой и нахальной избалованной девчонки в бледную тень, которая боится даже подать голос.
   Ей явно хотелось что-то сказать, но страх был сильнее. Наверное, ей запретили разговаривать, и Вероника не смела ослушаться.
   «Стоило бы взять на вооружение их методы», — невольно подумал Роман, который хорошо знал, как трудно было отцу и всей его свите удерживать Веронику в разумных рамках. С ее характером она легко могла пойти вразнос.
   И вдруг за два дня похитители сумели превратить ее в абсолютно покорное существо, от которого, похоже, не будет толку, даже если случится чудо и удастся ее отбить.
   Но звенело в голове у Барабина доброе напутствие хозяина:
   — Если деньги пропадут, а девочка не вернется, я буду считать, что ты убит.
   И Барабин счел, что лучше будет, если его убьют здесь эти ублюдки, а не свои же коллеги из службы безопасности Десницкого.
   А еще — во взгляде девочки ему почудился не только страх. В нем была еще и мольба.
   Вероника умоляла ее спасти.
   Но уже отворилась со скрежетом дверь, и нагую пленницу протолкнули в проем так грубо, что Роман даже удивился.
   Все-таки Вероника стоила миллион долларов. С неодушевленным предметом, купленным по такой цене, и то не резон так обращаться.
   А сзади с видом Мефистофеля, заманившего в ловушку очередную невинную душу, тихо, но до смерти обидно смеялся черный главарь.
   И тут у Барабина упала планка. Его прорвало.
   Он бросился в проем следом за девушкой и баранами в красных плащах, на ходу вырывая меч из-за спины ближайшего парня в черном кимоно.
   У баранов под плащами были кольчуги, так что рубануть правого из них следовало так, чтобы попасть по шее между завитком рога и воротом. И это Барабину блестяще удалось.
   Кровь фонтаном брызнула в стену, вправо и назад. А Вероника находилась слева и впереди — и это было хорошо. Зачем пугать девушку лишний раз. Она и так от страха того и гляди концы отдаст.
   Барабин с силой отшвырнул падающего гоблина себе за спину — туда, где вроде бы опомнились черные ниндзя. Было слышно, как они спотыкаются в темноте о тушу барана в красном плаще, так что Роман выиграл лишнюю пару секунд.
   Их он потратил на короткую расправу со вторым бараном, и тут уже хрупкую психику пленницы уберечь не удалось.
   Кровь хлынула прямо на нее, а Вероника со скованными за спиной руками не могла даже прикрыть лицо.
   Она вскрикнула коротко, но тут же захлебнулась, и Барабин понял, что она сейчас упадет. Он придержал ее за талию, резко встряхнул и заорал прямо в ухо:
   — Беги!
   Мощным, но аккуратным толчком Роман придал ей ускорение, а сам с разворота рубанул воздух мечом — и очень вовремя, потому что его клинок наткнулся на меч ниндзя.
   Хорошо что в узком проходе не было места даже двоим черным меченосцам. Переднего подпирали со спины другие, но драться мог только он один. И оказалось, что у Барабина учителя были лучше.
   Роман обезвредил противника мечом и ударом ноги повалил его на толпу соратников. И, отбежав на несколько шагов, метнул туда же сорванный со стены факел.
   А дальше была лестница, и у ее подножия стояла в нерешительности Вероника — как витязь на распутье, не в силах выбрать одну из трех дорог.
   Тут и правда имели место ответвления вправо и влево — но правильный путь был очевиден. Из подвала любой ценой надо выбираться наверх.
   — Беги, дура! — закричал он, борясь с желанием врезать ей как следует.
   Он как раз поймал кураж и почувствовал реальный шанс выбраться, а эта замороженная девчонка могла все испортить.
   Тормозной жидкостью ее опоили что ли?
   Ее пришлось чуть ли не волоком тащить вверх по лестнице, а там, наверху, их тоже ждали отнюдь не с распростертыми объятиями.
   — Всех убью, один останусь! — взревел Барабин, врубаясь в новую ораву ниндзя.
   Снизу набегали старые знакомые, но тут тоже было мало места, и к этому примешивалась дополнительная проблема.
   Шум схватки перекрыл сильный голос главаря, который на своем полуанглийском языке предостерег:
   — Не заденьте гейшу! Она стоит больше золота, чем весит.
   Чтобы отсечь девушку от Барабина, черным меченосцам пришлось вытолкнуть его в верхнюю дверь. Те, кто прикрывал ее, отступили и расступились, открывая Роману выход на оперативный простор.
   А задние, наоборот, сомкнулись, оттесняя спинами Веронику и укрывая ее от мелькающих в воздухе клинков.
   Но сразу, как только Барабин, вывалился в новое помещение, большое и круглое, мечи перестали мелькать.
   Среди верхних ниндзя многие оказались без намордников, и в их лицах не было ничего восточного. Зато эти лица искажал суеверный ужас.
   Было похоже, что они решили, будто Барабин заколдованный или вообще какой-нибудь неуязвимый демон, вырвавшийся из преисподней, чтобы крушить все на своем пути.
   И это помогло ему оставаться неуязвимым и дальше.
   Но в тот первый момент, когда стих звон клинков, произошло еще кое-что.
   Вероника была выше двух ниндзя, заслонивших ее, и лицо девушки отчетливо вырисовывалось между их головами.
   Она смотрела на Барабина, и была в ее взгляде одна лишь тоскливая безнадежность.
   И в ее голосе, тихом и хриплом, похожем на стон или всхлип, тоже звучала она.
   — Ну все! — произнес этот голос в наступившей на мгновение тишине. — Теперь меня бросят к змеям. Это ты виноват!

5

   Зал, где очутился Барабин, продравшись сквозь толпу недоделанных самураев с европейскими мордами, производил впечатление даже не размерами, а массивностью конструкций.
   «Ни фига себе домик отгрохали. Круче чем у Десницкого», — подумал Роман в первый момент, но потом до него дошло, что это и не домик вовсе, а что-то вроде башни.
   На приличной высоте ее опоясывала галерея, и туда вели крутые деревянные лестницы. И Барабин сразу же поспешил захватить господствующую высоту.
   У черных меченосцев, в отличие от него, были с этим проблемы. Еще на первой лестнице — той, что вела из подземелья — они повели себя, как полные идиоты.
   Впрочем, тут надо учесть, что Барабин захватил их врасплох. Как раз когда он уже был на верхних ступеньках, кому-то приспичило сунуться в дверь. Этот тип заверещал, как пойманный заяц, и тут же из башни набежали другие. Но они не знали, что там происходит, и не были готовы к тому, что их ожидало.
   А ожидал их Роман Барабин, который мог бы многому их поучить в искусстве рукопашного боя. Только в этот момент он был не в настроении. А именно — зол, как черт, которому наступили на хвост.
   Немудрено, что ниндзя приняли его за демона.
   Но все-таки Рома оплошал. Врагов было слишком много, и девчонку он не удержал. И его совсем не утешала мысль, что Вероника — не последняя женщина на свете.
   Прямо тут же в башне чуть ли не из-под ног у него прыснули в разные стороны сразу четыре девицы. Одна была голая совсем, а остальные — в полупрозрачных шелковых шальварах и с голым торсом по форме номер два.
   Барабина резанула по глазам одна деталь — на всех четверых были надеты ошейники. Но Романа больше занимало не это.
   Присутствие девиц отчасти объясняло низкую боеготовность меченосцев. Ребята расслабились и оказались не готовы к внезапной тревоге.
   Настоящие ниндзя никогда бы не позволили себе что-то подобное. Им положено быть готовыми к бою даже во сне.
   Так что в этом Барабину повезло. Он нарвался не на японских воинов, а на жалких подражателей. И к тому же недоучек.
   Одна беда — их становилось все больше.
   Барабин взлетел на галерею, где нарвался на очередную полуголую девицу, которая уставилась на него с каким-то диким восхищением. По всему было видно, что окажись она на месте Вероники, никаких проблем с ее спасением не могло бы даже возникнуть.
   У нее на лице было написано желание все бросить и бежать за Романом хоть на край света, и в другое время Барабин обязательно бы это оценил. Но сейчас ему было некогда.
   Он нашел путь еще дальше наверх и лез все выше, в то время как мысли его разбегались врозь по двум направлениям.
   Внутренний голос опытного бойца говорил ему, что захват господствующих высот — не всегда безусловное благо. Можно и в ловушку себя загнать. И одновременно его одолевало недоумение — откуда взялась в ближнем (или пусть даже дальнем) Подмосковье эта здоровенная башня.
   Она была, пожалуй, не меньше одной из больших кремлевских, но шальная идея — уж не засели ли похитители Вероники прямо в Кремле — погасла быстрее, чем появилась.
   Был, правда, у Барабина один знакомый — закоренелый русофил, который утверждал, что демократы, захватившие власть в стране, на самом деле исповедуют сатанизм и по ночам служат в Кремле черные мессы. Но Роман его убеждений не разделял.
   И он убедился в своей правоте сразу же, как только нашел выход из башни наружу и оказался на крепостной стене.
   Это был не Кремль.
   Это был замок размерами поменьше Кремля, занесенного в книгу рекордов Гиннеса, как самая большая крепость в мире — но все-таки огромный. Настолько, что не могло быть и речи о его дислокации в Подмосковье.
   О том же говорили горы вокруг и море, которое шумело под стеной.
   А с другой стороны, во дворе замка, часто и грозно стучал басовый барабан в эпилептическом ритме сигнала боевой тревоги. И по стене с двух сторон бежали к Барабину черные меченосцы, среди которых затесалось несколько громил в бараньих шлемах и красных плащах.
   И по всему выходило, что альтернатив у Романа всего три. Либо его все-таки изрубят в капусту превосходящие силы противника, либо он избавит себя от мучений, прыгнув вниз на камни.
   А третий вариант — сигануть в пропасть по другую сторону стены, что тоже чревато избавлением от мучений, но при очень большой удаче может послужить поводом к их продолжению.
   «Жизнь есть страдание», — говорят буддисты, но у Барабина были другие воззрения на этот счет.
   Из трех вариантов только один давал хоть какой-то шанс, и грех было его не использовать.
   — Ох и говорила мне мама — никогда не ныряй в незнакомом месте, — сказал сам себе Барабин и, с силой оттолкнувшись от крепостной стены, полетел вниз.

6

   Если вдуматься, то графу Монте-Кристо было хуже. Его вообще сбросили с крепостной стены в наглухо завязанном мешке. А сам он был ослаблен физически и морально многолетним сидением в одиночке ни за что.
   Но жить захочешь — и не так раскорячишься. Эдмон Дантес выплыл. И Роману Барабину, который был всего пару часов как с воли и имел такую физподготовку, которая никакому капитану Дантесу не снилась даже в самом страшном сне, просто грех было утонуть.
   Впрочем, насчет двух часов он уже начал сомневаться.
   Почему-то в голову ему въехала Мальта. Барабин смутно помнил, что там имеют место замки, рыцари, море и английский язык — не такой, как у всех нормальных людей.
   Недоделанные ниндзя, правда, на мальтийских рыцарей не походили совсем, но вот у баранов в красных плащах было что-то общее со средневековыми завсегдатаями турниров.
   Правда, сейчас для Барабина важнее были не рыцари, а глубина прибрежных вод и свойства морского дна. А как с этим обстоят дела на Мальте, Роман, увы, не помнил.
   Не знал, не знал — да и забыл.
   Пришлось добывать недостающие сведения эмпирическим путем. И оказалось, что дно тут каменистое — но глубина достаточная, чтобы не сломать о камни шею.
   Менее подготовленный человек, правда, мог сломать шею непосредственно о воду. Под крепостной стеной была еще скала, вполне пригодная по высоте для казни святотатцев по древнегреческому обычаю.
   Баснописца Эзопа скинули с такой скалы, и никто больше о нем не слышал. Только басни передавали из уст в уста.
   Но Роман Барабин — это был не Эзоп. У самой воды он сгруппировался, вытянулся в струнку и вошел в воду по всем правилам соответствующего вида спорта.
   Под водой он пронырнул далеко и в случайном направлении — чтобы не дать преследователям возможности прицельно стрелять.
   Но справедливости ради надо заметить, что в Романа никто и не стрелял.
   За все время пребывания в замке он ни у кого там не видел огнестрельного оружия.
   И это тоже было странно.
   Барабин уже смирился с мыслью, что похитители Вероники — ненормальные. Мало ли на свете идиотов.
   Был, например, фильм с Ван-Даммом в главной роли, где фигурировал целый орден современных крестоносцев. И они были даже чем-то похожи на здешних типов в красных плащах. Особенно на того, который согласился заплатить за дочь олигарха Десницкого больше золота, чем она весит.
   Но ведь даже в этом фильме крестоносцы активно оперировали помимо мечей и копий еще автоматами и взрывчаткой.
   Когда дело доходит до драки, любые средства хороши.
   Однако у обитателей черного замка, нависшего над морем, похоже, было другое мнение на этот счет.
   Будь у них огнестрельное оружие, Барабин даже при всем своем мастерстве и везении живым бы не ушел.
   А он, между тем, уходил, уплывал от замка все дальше, проныривая по минуте, как заправский ловец жемчуга или дайвер без акваланга. А выныривая, оглядывался на замок — нет ли погони.
   Он опасался моторки или катера. Что там у этих гоблинов с огнестрельным оружием — это вопрос второй, а вот с машинами у них все в порядке. И «Газель», которая подобрала его на подмосковной дороге — не единственное доказательство.
   Теперь Барабин уже не сомневался, что по дороге его как-то усыпили. Причем хитро — с элементами амнезии, так что он не помнил не только момент погружения в сон, но и момент пробуждения.
   И приходится предположить, что пока он спал, люди в черном везли к черту на кулички не только его, но и «Газель».
   Как везли? Бог его знает, но медленные средства транспорта, похоже, отпадают.
   Вряд ли он проспал несколько суток, а за считанные часы от Москвы можно добраться по земле только до одного моря — Балтийского.
   Конечно, на Балтике тоже бывают замки у воды. Про один из них Барабин знал совершенно точно. В этом замке жил и работал принц Гамлет, и находился он где-то в Дании.
   Но чтобы попасть в Данию, Швецию или бог весть куда еще, тоже требуется время.
   И Барабин стал прикидывать время.
   В черную «Газель» на пустынном шоссе он сел в два часа ночи. А теперь было раннее утро.
   Сколько именно — сказать было трудно. Водостойкие противоударные командирские часы отказали, как какая-нибудь китайская дешевка.
   Но примерно назвать время Барабин мог без всяких часов. И даже без солнца, которое пряталось за горой.
   Часов шесть-семь, не больше.
   Получается, что с момента посадки в «Газель» прошло четыре часа. Максимум пять.
   Из этого надо вычесть время на разговоры в подвале и беготню по замку. Но если это Европа, то можно добавить пару часовых поясов.
   В любом случае, больше пяти часов не вытанцовывается. То есть это однозначно Европа. В другие части света за такое время даже на самолете не попасть.
   А в Европу попасть можно — но только и исключительно на самолете.
   То есть Романа бесчувственного везли в авиалайнере, и не одного, а вместе с «Газелью». Следовательно, самолет был транспортный. И этих ребят как-то выпустили из страны вместе со спящим человеком без загранпаспорта и виз.
   А еще раньше их выпустили из страны с похищенной девушкой.
   Интересное получается кино.
   Если эта компания так запросто может гонять самолеты мимо таможни, то о катерах для поимки беглого сотрудника службы безопасности и говорить нечего. Барабин не удивился бы и подводной лодке.
   Однако за ним не послали даже весельной шлюпки, и Роман почувствовал себя неуловимым Джо, которого никто не ловит, потому что он никому не нужен.
   С одной стороны это было хорошо. Море тихое, берег близко — можно праздновать спасение.
   А с другой стороны все очень грустно. Ведь люди в черном по большому счету правы.
   На кой черт им его ловить? Миллион он потерял, девчонку не спас, и теперь для него самый лучший выход — утопиться в море самому.
   Другой бы на месте Романа, пожалуй, так и сделал. Но Барабин был принципиальным противником самоубийства.
   К тому же его отвлекло от черных мыслей новое видение.
   Он уже заплыл далеко за скалу, и замок скрылся из виду, зато в поле зрения появилось солнце. Каменистый берег сменился роскошной цветущей долиной, которая полого поднималась к отдаленным горам и переливалась всеми оттенками зеленого.
   И оттуда, сверху, по тропинке спускалась девушка в белом платье с красной вышивкой и с черными кудрявыми волосами.
   Это была первая одетая девушка, которую увидел Барабин с тех пор, как покинул Москву. Но в таком положении знойная красавица оставалась недолго.
   Она шла купаться, не видя Барабина, который плыл ей навстречу со стороны солнца.
   Затянувшееся купание в одежде ему изрядно надоело, а тут как раз было удобное место, чтобы выбраться на сушу.
   А девушка, наоборот, спешила к воде, проворно перебирая босыми ногами. И купаться в одежде она отнюдь не собиралась.
   Еще не добежав до песчаного пляжа, она изящным движением на ходу стянула с себя платье, под которым не было ничего, кроме бархатной кожи, покрытой ровным непрерывным загаром.
   Платье полетело в траву, а девушка устремилась к воде, все еще не замечая Барабина, который был уже совсем рядом с берегом.
   Когда ее ступни погрузились в пену прибоя, его ноги как раз коснулись дна.
   И еще несколько секунд они продолжали двигаться друг другу навстречу.
   А потом Барабин поднялся из воды, и девушка заметила его.
   Вскрикнув, она прикрыла груди руками и молниеносно погрузилась в воду — и это тоже отличало ее от девиц из замка.
   Те с визгом разбегались, убоявшись острых клинков и зверского вида разгоряченного боем Барабина — но они даже не пытались прикрыть свою наготу. А у смуглой купальщицы, как видно, были другие понятия о приличиях.
   «А жаль», — сказал сам себе Барабин, потому что купальщица была, пожалуй, более красива, чем все девицы в замке вместе взятые. Исключая, правда, Веронику Десницкую, которую он так и не спас.

7

   Вид у Барабина после долгого заплыва был совсем не зверский. Скорее даже наоборот. Не то чтобы жалкий — но и не шибко гордый. В общем и целом — бледный вид и мокрые ноги.
   Но тем не менее Роман поспешил сказать:
   — Не бойся. Я тебя не трону.
   Девушка в три гребка отплыла от него подальше и что-то произнесла, но Барабин не понял.
   Судя по всему, она его тоже не поняла, и Роман даже знал, почему. Он произнес свою фразу на нормальном английском.
   Чтобы исправить ошибку, ему пришлось задуматься секунды на три, после чего он повторил те же самые слова на здешний манер:
   — До нот бе афраид ме. И до нот тоуч йоу.
   Это было ближе к истине.
   — Ме нот йов афрайт, — ответила девушка. — Гвойс йоу?
   Все-таки этот язык был сложнее, чем показалось Барабину вначале. К необычному произношению добавлялся совершенно неанглийский порядок слов. Но несмотря на это Роман сообразил, что девушка его не боится и интересуется, кто он такой.
   — Ми наме ис Роман. И ам фром Раша. То есть Руссия. Или как там по-вашему? Из России в общем, — выдал Роман краткую информацию о себе.
   Он уже выкарабкался на берег и, стоя к морю спиной, снимал с себя одежду и выжимал ее во всю силу крепких рук.
   — Арушан? — заинтересовалась купальщица. — Ор йоу фалет фром шип[2]?
   — Какой там к черту шип! — воскликнул Роман, невольно оглянувшись и пробежав взглядом по горизонту в поисках корабля.
   Корабля не оказалось, и Роман махнул рукой в сторону скалы за которой остался замок, пояснив:
   — И ам фром кастле[3].
   — Фром кастель? — переспросила девушка с некоторым испугом. — Ор йовис фриэнт оф ан роббер о нифт?
   Это было непонятно совсем, и пришлось напрячь извилины, чтобы расшифровать «фриэнт», как friend — то есть «друг».
   Надо полагать, девушка интересовалась, не друг ли он хозяину замка, которого зовут Робер о’Нифт.
   Имя было ирландское. А Ирландия долго была колонией Англии. Десницкий имел дела с ирландцами, и все они говорили по-английски. Но Барабин слышал, будто у них существует какой-то собственный язык.
   Может, это он и есть?
   Но даже и в таком случае оставалась неодолимая загвоздка.
   Любой ребенок знает, что все ирландки — рыжие и в веснушках, а вовсе не смуглые и в черных кудрях.
   Знойная купальщица могла сойти за итальянку, испанку или креолку с Карибских островов — но точно не за ирландку.
   Барабин взглянул на девушку еще раз, чтобы в этом убедиться, и обнаружил, что она приблизилась к берегу на расстояние, опасное для своей стыдливости.
   — Аскин, лоок ме нот, — почти умоляюще сказала она. — Ме вант то гоут[4].
   Барабин покорно отвернулся, и купальщица легкой тенью проскользнула у него за спиной.
   — Гват ис наме оф дзис коунтри? — спросил Роман, решив все-таки выяснить, что это за страна.
   — Коунтри о ме? — переспросила девушка. — Таугас.
   О стране с таким названием Барабин никогда не слышал. Зато сразу вспомнил, что «country» по-английски — это еще и деревня.
   Если Таугас — название деревни, то есть надежда узнать название страны, задав вопрос иначе.
   — Гват ис наме оф дзис ланд?
   — Дзе лант? — тут девушка рассмеялась и разразилась длинной фразой, которую Барабин не без труда перевел примерно так:
   — Ты из замка Робера о’Нифта, но не знаешь, что это за страна?
   Барабину пришлось подтвердить, что да — вот такая у него беда. Не знает он, что это за страна, и хоть ты его убей.
   И тогда девушка появилась перед ним уже в платье, сквозь которое просвечивало мокрое тело, и спросила с иронической усмешкой:
   — У вас в Арушане все такие глупые? Даже маленькие дети знают, что это за страна. Это Баргаут.

8

   Солнце уже поднялось над горизонтом и жарило не по-детски. На пару с ветром оно работало, как гигантская сушилка, и вскоре промокшая одежда перестала доставлять Роману неудобства.
   По пути в деревню Таугас, утопающую в садах на холме, смуглянка по имени Сандра весело рассказывала Барабину о государстве Баргаут, которым правит некий «рояль Гедеон». Надо полагать — король, потому что представить во главе государства музыкальный инструмент Барабин не мог при всем желании.
   Жена означенного Гедеона называлась «квейн Барбарис», и она-то уж точно была королева, а не карамель.
   Детей у королевской четы было, как и положено, трое. Двое умных и одна девочка. Звали их «принке Родерик», «принке Леон» и «принкеше Каисса».
   Дети были уже большие, и старший королевич Родерик успел прославиться, как безбашенный забияка и грубиян, из-за которого в столице редкий день обходится без скандала.
   А после того, как его высочество отнял самую красивую гейшу у королевского майордома и силой увез ее в свой замок, терпеть его выходки стало совсем невозможно.
   Король Гедеон хотел в наказание послать королевича с войском в поход против Робера о’Нифта, но принц, засевший в своем замке, пропустил королевский приказ мимо ушей, и тогда терпение его величества лопнуло.
   Он объявил всему народу, что назначает наследником престола своего младшего сына Леона. Который, конечно, тоже не сахар, но по крайней мере не ворует чужих гейш.
   Узнав, что из-за гейш в королевстве Баргаут разгораются такие страсти, Барабин перестал удивляться, что Веронику Десницкую оценили в качестве гейши в миллион долларов с довеском.
   Но это лишь отчасти проливало свет на главный вопрос, который Барабин в конце концов задал напрямик своей легкомысленной спутнице:
   — Кто такие гейши?
   — А зачем врал, что ты из Арушана? — воскликнула Сандра в ответ. — Арушанские купцы торгуют гейшами на всех базарах. Ты, наверное, сумасшедший.