Страница:
— Хватит, — оборвал его Одинокий. — Не стоит вымещать на других свое раздражение.
В это время явился начальник стражников — высокий седовласый мужчина с небольшими щетинистыми усами над верхней губой. Он немного хромал, на левой руке не хватало двух пальцев, а лоб пересекал старый шрам.
— Мне очень жаль, — сообщил он, лязгнув мечом на перевязи, — но это самое лучшее место, куда мы можем вас сейчас поместить. Надеюсь, вэйлорн в ближайшее же время займется вами, а нет — я устрою вас получше.
С громким сварливым скрежетом дверь камеры захлопнулась, в скважине с трудом повернулся ключ, и стражники ушли прочь. Одмассэн молча развязал свой заплечный мешок и, расстелив дорожную скатерку, начал выкладывать оставшиеся припасы.
— Давайте-ка перекусим, — глянул он на парней из-под густых бровей. — Мнмэрд, на-ка факельный держак, у нас еще остались факелы — зажги один. Пристраивайтесь, у нас впереди долгий разговор с Монном и, надеюсь, выступление в Пещере Совета. Ренкр, ты на самом деле всерьез решил, что хочешь отправиться в Эхрр-Ноом-Дил-Вубэк за осколком Камня жизни?
Тот рассеянно кивнул.
— Тогда тебе руководить войском, — категоричным тоном заявил Одмассэн.
— А как же Монн? — язвительно поинтересовался Мнмэрд.
— Оставьте это мне, — отмахнулся Одинокий.
Утомленный загадками и тайнами, обрушившимися на него за последнее время, Ренкр даже не стал удивляться такому не в меру самоуверенному заявлению Одмассэна. Он только отстраненно хмыкнул, отодвинулся в угол камеры и словно провалился в темный колодец, очень похожий на тот, где их с Трандом оставил дракон, — колодец, который, похоже, даже не знал, что существует такое слово, как «дно».
Ренкр падал и падал, мимо него с бешеной скоростью проносились выгнутые замшелые стены, он изредка протягивал руку и касался влажных прядей мха, и они как будто ласкали ладонь. Затхлый воздух несся навстречу Ренкру, вбиваясь в ноздри, застревая в волосах, раздувая рукава легкой полотняной рубахи. Где-то внизу вдруг возникло алое свечение, которое начало пульсировать в такт биению его сердца. Потом свет выплеснулся на него, обжигая глаза, окутывая парня своим холодноватым туманом, надрываясь на все голоса:
— Остановись!
Он возразил:
— Но я не могу. Я же падаю.
— Остановись! — предостерегал туман. — Остановись, пока еще не совсем поздно! Остановись!!!
Ренкр попытался ухватиться за кустики мха, зацепиться за них, чтобы прекратить это нелепое падение, но мох с чавкающим звуком обрывался, клочья прилипали к пальцам, и юноша стал трясти руку, чтобы сбросить их. Потом посмотрел на ладонь — вместо мха к ней прилипли волосы, измазанные в липкой красной жидкости. С ужасом он понял, что эта жидкость — кровь.
— Остановись!
— Я хочу это сделать, слышите, хочу, но не могу!
Ренкр еще раз попытался ухватиться за мох /или что это там такое?!/, но все повторилось с тем же результатом.
— Остановись!
— Я…
— Оставьте его, — прозвучал еще один голос, твердый и властный. Другие замолчали, а этот продолжал говорить: — Неужели вы не видите: он не в силах остановиться. Он уже низвергся и падает; и никто, ничто не способно прервать это падение. Никто и ничто. Предначертанное должно свершиться, и оно свершится. Довольно слов.
И алый свет потух, осталась только тьма, и тьма злобно свистела в ушах Ренкра, а он все падал, падал, падал… А в голове эхом звучали слова: «Он уже низвергся и падает; и никто, ничто не способно прервать это падение. Он падает, падает, падает…»
Ренкр выставил перед собой руки, всей душой желая оттолкнуть то, к чему так стремительно приближался, то, что ожидало его на самом дне, где бы это дно ни находилось. Но — не было сил, не было удачи, не было надежды — ничего не было. Только тоска, глубокая непреодолимая тоска, от которой хотелось завыть и начать рвать в клочья грудь, чтобы выдрать горящее сердце и отбросить прочь, как можно дальше от себя. Но даже этого было невозможно сделать, оставалось только лететь навстречу неведомому, но нежеланному будущему.
— Нет!!!
— Спокойней, парень, спокойней, это был всего лишь дурной сон. — Одмассэн похлопал долинщика по спине, подал чашку с холодной водой, и Ренкр одним глотком опрокинул ее в пересохшее горло. — Не принимай так близко к сердцу. — Одинокий тяжело вздохнул, поднялся на ноги и прошаркал в другую часть камеры, к двери, в которую принялся стучать — размеренно и неторопливо. Было видно: он делает это уже не в первый раз и совершенно не надеется, что его услышат.
К удивлению узников, на стук неожиданно быстро отреагировали: дверь распахнулась и внутрь вошел Монн в сопровождении вчерашних стражников.
Вэйлорн попросил воинов подождать его за дверью, и те повиновались, но, уходя, начальник стражников из-за спины военачальника подмигнул заключенным. Монн застыл у двери, внимательно всматриваясь в лица паломников. Он сильно постарел и осунулся, лицо, казалось, немного перекосилось, и уродливый шрам был теперь еще более заметен.
— Ты уж садись, чувствуй себя как дома, — криво усмехнулся Одмассэн.
Вэйлорн проигнорировал усмешку.
— Я предупреждал вас, — холодно обронил он. — На вашем оружии нет рун, и если вы можете доказать иным способом, что были в Нижних пещерах, то сделайте это как можно скорее, в противном же случае вас казнят. Вернее, — поправил он себя, — вас изгонят, что в принципе равнозначно смерти, так как вас изгонят поодиночке.
Одинокий сплюнул на и без того не отличавшийся чистотой пол камеры, скривился:
— Нечестно играешь, Монн, нечестно. Руны нанесены на клинок Ренкра. И ты об этом знаешь.
Вэйлорн дернулся, как от удара, — словно его уличили в чем-то зазорном. Он резко обернулся, позвал стражников и потребовал, чтобы те принесли меч долинщика.
Через несколько долгих минут клинок оказался в камере, и Монн обнажил меч, демонстрируя его паломникам. К их ужасу, на оружии на самом деле не было рун!
Как будто по наитию Ренкр протянул руку к мечу:
— Позволь.
Монн медленно протянул клинок рукоятью от себя, и парень принял оружие. В это время факел, зажженный Мнмэрдом сегодня утром, зашипел и потух.
Сначала ничего не происходило, но потом сам воздух в камере словно бы сгустился, наполнился чем-то невидимым, но от этого не менее других предметов присутствующим в пещере. В полутьме камеры на клинке стали медленно проступать голубоватым пульсирующим свечением руны Ворнхольда. Они казались неуловимо знакомыми и в то же время абсолютно непонятными. Руны выглядели так, будто в клинке Ренкра был сокрыт сгусток света, а на поверхности металла прорезаны щели, через которые этот свет и пробивался наружу.
Вэйлорн кивнул, признавая существование рун, и Ренкр вернул ему меч, а тот отдал оружие стражникам. Тем временем Мнмэрд успел зажечь новый факел, и, как только дверь камеры захлопнулась, оставляя их вчетвером, Монн спросил:
— Итак, что же вам сказал Ворнхольд?
Ренкр удивился неожиданной перемене, проявившейся в вэйлорне: тот внезапно ссутулился, его лицо посерело, глаза смотрели устало и обреченно.
— Ворнхольд многое говорил нам, — отрезал Одмассэн, — и сказанное им очень важно для всех горян. Поэтому мы станем говорить только в Пещере Совета, на общем собрании.
Монн медленно кивнул:
— Я сообщу о вашем желании Совету. Они решат, как быть, а пока вас переведут в камеру с условиями более… человеческими.
Он позвал стражников и отдал соответствующие распоряжения, после чего кивнул заключенным на прощание и удалился. Начальник стражников подошел к друзьям, приветливо улыбаясь:
— Я же обещал. Меня зовут Андрхолн, если возникнут какие-нибудь проблемы, покличьте меня. Сейчас собирайтесь, вас переведут в другую пещеру.
Он намеревался было уйти, но Одмассэн придержал его за трехпалую руку и спросил:
— Почему ты помогаешь нам?
Андрхолн недоуменно посмотрел на Одинокого и пожал плечами:
— Потому что я не согласен с действиями Монна и считаю, что он был несправедлив по отношению к вам. Правда, Монн — вэйлорн, и я не имею права оспаривать его приказы или не подчиняться им. Но при желании ведь всегда можно найти выход… — Он хитро подмигнул.
Одмассэн кивнул:
— Спасибо. Я этого не забуду.
Андрхолн улыбнулся:
— Оставь. Не обижайся, но забавно слышать такие слова от пленника. Да и делаю я все это не из корыстливых побуждений, так что… — Он пожал плечами.
Глядя вслед уходящему начальнику стражи, Одмассэн негромко проронил:
— Недолго нам осталось быть пленниками.
Но эти слова расслышал только стоявший рядом Ренкр.
Их перевели в другую камеру, где лежали новенькие подстилки, горели вставленные в кольца на стенах факелы и возвышался небольшой столик с тремя стульями. На столе находился их завтрак, не слишком обильный и богатый, но достаточно питательный.
После трапезы Ренкр наконец смог спросить у Одмассэна, на что тот надеется. Горянин пожал плечами:
— На то, что члены Совета еще не совсем отупели за последние ткарны. Понимаешь, Совет состоит из наиболее значимых альвов селения, но они были выбраны давно и не переизбирались в течение очень длительного срока. А времена-то меняются. Они же по-старому продолжают решать все вопросы, которые их просят или — чаще — понуждают решить. Общее собрание обязывает Совет обсудить и разрешить поставленную перед ними проблему прилюдно — приальвно, что дает нам определенную поддержку. Конечно, то, что мы сообщим всем, кто будет на собрании, повергнет их в смятение, но это-то нам как раз и нужно. Поверьте, ребята, я заставлю их сменить Монна Ренкром.
— Что?! — удивился тот. — Я — долинщик, кто же мне доверит…
— Ты — альв, — отрезал Одмассэн. — И войско на змей вести тебе. Я уже навоевался всласть — так что скоро стошнит, а у Мнмэрда, я знаю, сердце не лежит командовать да руководить.
— Это верно, — подтвердил молодой горянин, — я люблю быть сам по себе, когда я ни от кого не завишу и от меня тоже никто не зависит. Командовать войском — это ж громадная ответственность! Такое не для меня.
— И не для меня, — вмешался Ренкр. — Меня еще дома напичкали «геройскими» настроениями. Хватит. Да, я хочу уничтожить драконов, чтобы никто больше не страдал от их кровавых податей, и мне не по нутру льдистые змеи, но руководить войском…
— …придется, — категорически рубанул ладонью воздух Одмассэн. — И не спорь со мной.
— А-ах, — досадливо махнул рукой долинщик, — это же смешно. Мы, сидя в тюрьме, обсуждаем, кому из нас быть новым вэйлорном. Идиотизм какой-то!
— Вот и решили, — невозмутимо подытожил Одинокий. — Быть Ренкру вместо Монна.
Парень скептически хмыкнул, но спорить не стал, так как считал, что спорить не о чем. Неизвестно еще, захочет ли Совет вообще выслушать их…
Совет захотел.
Для оповещения жителей об общем собрании Совету потребовались сутки. Утром следующего дня принесший завтрак стражник передал заключенным, что к вечеру назначен сбор всех горян в Пещере. Туда и отведут пленных, так что пускай готовятся.
Чуть позже зашел Андрхолн. Он рассказал, что все селение кипит, как развороченное осиное гнездо: многие видели, как друзей, с боями пробившихся к селению, Монн пытался арестовать; ходили слухи и о многом другом.
— А как ведут себя змеи? — внезапно спросил у начальника стражи Одмассэн.
— Змеи? — переспросил тот. — Как обычно, разве что чуть больше ярятся, но на это мало кто сейчас обращает внимание. Все интересуются вашей судьбой, и, как я уже говорил, многие вам симпатизируют.
Когда Андрхолн ушел, Одмассэн озабоченно дернул себя за бороду и сверкнул глазами в сторону парней:
— Запасайтесь красноречием, оно нам сегодня пригодится.
После обеда за ними пожаловали. Десять воинов вежливо предложили заключенным оставить свои вещи и следовать за ними. Процессия вышла из тюремного сектора и направилась к Центральному коридору, но оттуда свернула в глубь Горы, удаляясь от внешней области, где содержались заключенные.
Селение горян занимало примерно треть одного из нижних ярусов Горы. Пещера Совета располагалась приблизительно в центре селения, к ней вело сразу несколько довольно широких коридоров. Этот скорее даже зал, чем пещера, был оставлен еще гномами в том виде, в котором находился сейчас. Изнутри помещение освещали не факелы, а прорубленные в толще камня специальные световые шахты, оснащенные хитроумной системой отражательных механизмов. На стенах размещались высеченные в камне скамьи, в центре же, на арене, пол немного повышался, и там стоял массивный стол и несколько стульев с высокими спинками. За столом и размещались члены Совета, а на скамьях — горяне, если заседание не было закрытым.
Сейчас в Пещеру стекались альвы; после рабочего дня, усталые, полусонные, они все же шли, чтобы послушать трех паломников. Горяне негромко переговаривались, обсуждая будущую судьбу пленников, нервно смеялись над шутками соседей, вытягивали шеи, силясь разглядеть, что же творится в центре Пещеры. У входов стояли воины, сдерживавшие, натиск толпы, не на шутку взволнованной предстоящим. Когда привели под конвоем заключенных, воины освободили им дорогу, расталкивая замешкавшихся горян; бывших пилигримов ввели в Пещеру.
Пленников препроводили к столу и поставили справа и чуть впереди от него: так, чтобы их видели все члены Совета, а они — только зал. Постепенно Пещера заполнилась альвами; места, разумеется, всем не хватило, и воинам, специально для этого вызванным, пришлось наводить порядок. Входы перекрыли, центр Пещеры окружили стражи — и общее собрание началось.
Поднялся Дэрк, глава Совета, седой и дряхлый старец, подслеповато щурившийся на окружающих. Он сообщил собравшимся, что слушается дело Одмассэна, Мнмэрда и Ренкра, находящихся в данный момент… Говорил он долго и вычурно, так что долинщик с трудом улавливал смысл сказанного. Зато самого докладчика узнал — это был тот самый старичок, что когда-то давно поведал легенду о Создателе, тот самый, с кем в свое время Ренкр так неосмотрительно поспорил. «Н-да, так что там Одинокий говорил о смещении вэйлорна?..»
Как раз в это время Дэрк сел и настала очередь Монна. Тот рассказал нормальным, удобоваримым языком историю появления в селении долинщика, упомянув отдельно о нарушениях закона как самим Ренкром, так и его спутниками.
Теперь пришел черед заключенных попытаться объясниться и опровергнуть обвинения, выдвинутые против них.
Вот только Одмассэн не стал оправдываться. Оглядев Совет и горян, разместившихся в Пещере, он прокашлялся и громогласно предупредил:
— Прошу всех быть особо внимательными!
Зал затих, поубавилось шуму даже в коридорах, ведущих к Пещере и заполненных любопытными.
— Как вам известно, — начал Одинокий, — Монн в свое время заявил, что льдистые змеи непобедимы. Ренкр усомнился в этом. На свой страх и риск мы поднялись по склону Горы и кое-что выяснили, в частности, мы теперь знаем, куда исчезают змеи в Теплынь. Потом же, отправившись к Ворнхольду, мы проведали, как можно истребить тварей!
Зал ахнул, словно одно большое существо. С верхних рядов доносились крики:
— Говори же! Говори скорее!
Одмассэн угрюмо усмехнулся и медленно покачал головой:
— Сначала давайте решим вопрос, стоит ли нас казнить.
Золг, один из членов Совета, нервно вскочил:
— А где доказательства, что все сказанное вами — правда, а не попытка уклониться от ответственности за содеянное?!
— «Ответственность»? — переспросил Одмассэн, и его тихий угрожающий тон заставил долинщика содрогнуться. — «Правда»? Что же, подтверждением правдивости моих слов будут руны Ворнхольда Всезнающего на мече Ренкра.
Монн сделал знак кому-то за спинами заключенных, и стражник подал долинщику его меч в стареньких ножнах. Ренкр извлек лезвие, и руны вновь проступили на клинке голубоватым пульсирующим сиянием.
— Это что касается правды, — заметил Одинокий все тем же мрачным тоном, когда в зале утихла очередная волна шума. — А теперь об ответственности. Мы не просто укажем вам путь к избавлению от льдистых змей — мы поведем вас к победе. Пускай Ренкр заменит Монна, и тогда мы уничтожим тварей Тьмы!
Совет зашумел, и Дэрк уже собирался возразить дерзким зарвавшимся подсудимым, что, мол, если ответ нашли единожды, то его смогут отыскать и во второй раз, — когда вэйлорн неожиданно для всех встал и вскинул правую руку, призывая к вниманию и тишине:
— Я согласен.
Дернулся Одмассэн, растерянно глядя на старого друга /врага?/ /соперника?/, вскинули головы обалдевшие члены Совета, ахнул Мнмэрд, и вздрогнул зал,
— а Монн продолжал говорить, глядя в пустоту справа от Одинокого — будто там кто-то стоял, невидимый для всех, но только не для седого военачальника.
— Вы хорошо помните мой единственный бой со змеями и мое поражение. Многие знают, что после него я ушел в паломничество к Ворнхольду Всезнающему, но никому не ведомо, о чем я его вопрошал. А я вопрошал о том, как победить змей. Мудрый ответил мне, что сделать это я никогда не смогу. «Но, — молвил он, — настанет день, и придет юноша, способный освободить Гору от змей». Я спросил тогда, как же я смогу узнать, что это
— он, и Ворнхольд пообещал, что подаст мне знак — меч судьбоносца будет украшен рунами Всезнающего! Вы видели руны, и я глаголю пред всеми вами, что отныне снимаю с себя всякие полномочия и передаю их Ренкру, обещая со своей стороны любую помощь ему, поддержку и научение. Я сказал.
Зал загомонил, и уже ни Дэрк, ни кто иной не мог сдержать наплыва эмоций, овладевших горянами. Пленникам вернули оружие, воины оставили их и смешались со стражниками, которые пытались сдержать все возраставший напор толпы, — заключенные перестали быть таковыми, и надобность в охране отпала.
— Спасибо тебе, — сказал Одинокий и обнял друга за плечи. — Ты сотворил великое. Трудно бороться самому, но еще труднее уступить право борьбы другому. Рианна была бы горда тобой.
— Ты думаешь? — тихо спросил Монн. — Ты на самом деле так думаешь?
— Да, я так думаю. Она бы гордилась твоим поступком.
Ренкру показалось, что на глазах старого вэйлорна выступили слезы, но толпа уже разъединила его и этих двоих, так что он так и не смог убедиться в своих догадках. Не был он уверен и в своих подозрениях, однако же Ренкру мнилось, что Монн не все рассказал в Пещере.
Ренкр кое-как выбрался из толпы, отчаянно рвавшейся поближе к нему, дабы услышать что-нибудь интересное. Благо рядом оказались стражники, которых удалось подозвать, и те быстро успокоили любопытных.
В это время, расталкивая горян, к Ренкру пробился Монн. Старый вэйлорн выглядел усталым, но успокоенным, умиротворенным.
— Вот что, — молвил он. — Пойдем сейчас ко мне, Одмассэн и Мнмэрд уже там.
Сопровождаемые стражниками, они вышли из Пещеры. Монн жил недалеко, и вскоре за военачальником и Ренкром закрылась небольшая каменная дверь — в отличие от простых охотников или уборщиков, член Совета отгораживался от односелян более основательно. Разумеется, пещера вэйлорна была и размерами побольше, и обстановкой покраше, чем Ренкрово или, скажем, Одмассэново жилище. В удобных, обшитых шкурами креслах сидели Мнмэрд и Одинокий, тихо переговариваясь между собой.
Ренкр и Монн заняли еще два таких же кресла, и последний обратился к своим гостям с маленькой речью:
— Вот что. После сегодняшних событий вы, конечно, можете вернуться в свои пещеры, но, боюсь, любопытные вас очень скоро «достанут». В общей суматохе все забыли о льдистых змеях, вы же так и не рассказали, как собираетесь с ними бороться, и, думается мне, народ это уже смекнул. Я, правда, тоже, и на завтра назначено еще одно общее собрание, до тех же пор приглашаю вас погостить у меня. Если вы не против, я достану шкуры, постелим их на полу и так решим эту проблему.
Гости выразили согласие, и Монн продолжил:
— Ренкру же, по моему разумению, лучше вообще перебраться жить если и не ко мне, то хотя бы рядом со мной, иначе как я его смогу учить чему-либо? Кстати, вам тоже не помешало бы бывать на наших с ним занятиях, ведь все равно ваша охотничья группа со смертью Азла, Свэда и Бэрка распалась, помощники же Ренкру понадобятся. А Одмассэн все-таки в войске служил и неплохо разбирается в ратных делах. Но это так, к слову, сейчас же меня интересует следующее: как же вы собираетесь уничтожить льдистых змей?
Что-то насторожило Ренкра в этом вопросе, что-то было не так, но он не смог уловить, что именно…
Они рассказывали долго, обстоятельно, и только к вечеру завершили повествование. Потом Монн сходил в трапезную и с помощью Мнмэрда принес их порции в пещеру. Поужинав, они расстелили шкуры и заснули.
В последнее мгновение, балансируя на грани между сном и явью, Ренкр понял, что удивило его в вопросе старого военачальника: тот не поинтересовался у них, что же они видели в котловане.
Мне кажется, пришла пора прощаться — я слишком задержался на земле.
И хоть не видывал ни леса, ни морей, мне кажется, пришла пора прощаться.
Возможно, кто-то скажет: «Он сгорел.
Он был так юн и так трагично помер».
Не нужно слов. Прошу вас только помнить:
я был когда-то с вами на земле.
За малый жизни срок я много понял и слишком много видел крови и смертей.
Но все они кругами по воде всплеснули и исчезли.
И не вспомнить. Так и со мной.
Ведь я не отступлю, останусь до последнего мгновенья с мечом в руках, себе не вскрою вены, а страх в самом себе доистреблю.
Ну вот и все, пришла пора прощаться…
7
Когда страсти улеглись и немножко поутих восторг от появившейся надежды на избавление, бывшие паломники снова смогли появляться в селении, не опасаясь «увязнуть» в толпе взволнованных горян. Жизнь потихоньку возвращалась в привычное русло, напоминая о том, что избавление избавлением, но есть и повседневные хлопоты, заботы, о которых следует помнить.
Охотничьи группы формировались путем тщательного подбора каждого добытчика, и теперь Одмассэн с Мнмэрдом рисковали надолго остаться не у дел. Недовольно поворчав, Одинокий заявил, что, пожалуй, переселится вместе с Ренкром поближе к Монну: где, мол, советом помогу, а где и сам подучусь. Мнмэрд почесал в затылке да и присоединился к ним, подчеркнув, что уж он-то, конечно, никогда не возьмется руководить войском, но и ему знания не помешают. Неподалеку от Монновой пещеры отыскались три пустующие, туда перенесли нехитрый скарб «учеников», и друзья принялись обживать новое место.
Новые пещеры оказались несколько обустроенное, чем прежние, но, как выяснилось через несколько дней, это ничего не меняло. В том смысле, что бывать в них Ренкру удавалось очень и очень редко — с утра и до позднего вечера он находился рядом с Монном, который всерьез принялся за обучение всей троицы, а особенно, разумеется, Ренкра — своего будущего преемника.
Все началось как-то обыденно, без долгих вступлений и впечатляющих речей. Просто военачальник собрал у себя всех трех учеников и повел их проверять посты — а заодно и познакомиться с расположением оных.
А потом было еще много всего: за эти долгие месяцы им приходилось упражняться в воинском мастерстве, изучать теорию руководства войском на переходе, процесс изготовления мечей и самострелов, запоминать, как зовут всех воинов… Монн, насколько мог, старался ускорить процесс обучения, так как было решено, что уже к следующему Теплыню горяне выступят против змей. Разумеется, ничто не мешало отсрочить поход еще на ткарн или два, но змеи и впрямь, как говорил Андрхолн, стали злобствовать пуще прежнего, так что откладывать кампанию никто не хотел. Вот и старались как проклятые, где уж тут думать об отдыхе, когда каждый день на счету. Вобрать в себя то, чему вэйлорн учился ткарнами, — задачка не из простых! Поневоле задумаешься: справлюсь ли?
Не один Ренкр сомневался в том, удастся ли ему роль нового вэйлорна. Многие горяне с недоверием косились на молодого альва, что теперь все чаще и чаще попадался им на глаза: вот он встречает у внешних врат вернувшихся с рейда добытчиков, расспрашивает о чем-то; вот — идет в компании Мнмэрда и Одмассэна и весело смеется, недоверчиво качая головой, а иногда, говорили, преемник Монна даже заявлялся в трапезную и — дело небывалое! — ел со всеми… Поселяне реагировали на подобные слухи по-разному, но самым удивительным было отношение к Ренкру воинов. В него верили и серьезно относились к нему ветераны — умудренные бойцы в шрамах и рубцах, бившиеся и с долиной, и со змеями. То, что они, былые (да и нынешние) противники хэннальцев, не были враждебны к Ренкру, приятно удивляло его. Куда хуже относились к новоиспеченному вэйлорну его сверстники-воины и мужчины средних лет, то ли из гордости, то ли еще по каким-то причинам не признававшие его за такового. «Ничего, — успокаивал Ренкра Монн, — будет первый бой, и, если ты поведешь себя как подобает, отношение к тебе постепенно изменится. Дай им пообвыкнуться с мыслью, что отныне командир моложе их самих».
В это время явился начальник стражников — высокий седовласый мужчина с небольшими щетинистыми усами над верхней губой. Он немного хромал, на левой руке не хватало двух пальцев, а лоб пересекал старый шрам.
— Мне очень жаль, — сообщил он, лязгнув мечом на перевязи, — но это самое лучшее место, куда мы можем вас сейчас поместить. Надеюсь, вэйлорн в ближайшее же время займется вами, а нет — я устрою вас получше.
С громким сварливым скрежетом дверь камеры захлопнулась, в скважине с трудом повернулся ключ, и стражники ушли прочь. Одмассэн молча развязал свой заплечный мешок и, расстелив дорожную скатерку, начал выкладывать оставшиеся припасы.
— Давайте-ка перекусим, — глянул он на парней из-под густых бровей. — Мнмэрд, на-ка факельный держак, у нас еще остались факелы — зажги один. Пристраивайтесь, у нас впереди долгий разговор с Монном и, надеюсь, выступление в Пещере Совета. Ренкр, ты на самом деле всерьез решил, что хочешь отправиться в Эхрр-Ноом-Дил-Вубэк за осколком Камня жизни?
Тот рассеянно кивнул.
— Тогда тебе руководить войском, — категоричным тоном заявил Одмассэн.
— А как же Монн? — язвительно поинтересовался Мнмэрд.
— Оставьте это мне, — отмахнулся Одинокий.
Утомленный загадками и тайнами, обрушившимися на него за последнее время, Ренкр даже не стал удивляться такому не в меру самоуверенному заявлению Одмассэна. Он только отстраненно хмыкнул, отодвинулся в угол камеры и словно провалился в темный колодец, очень похожий на тот, где их с Трандом оставил дракон, — колодец, который, похоже, даже не знал, что существует такое слово, как «дно».
Ренкр падал и падал, мимо него с бешеной скоростью проносились выгнутые замшелые стены, он изредка протягивал руку и касался влажных прядей мха, и они как будто ласкали ладонь. Затхлый воздух несся навстречу Ренкру, вбиваясь в ноздри, застревая в волосах, раздувая рукава легкой полотняной рубахи. Где-то внизу вдруг возникло алое свечение, которое начало пульсировать в такт биению его сердца. Потом свет выплеснулся на него, обжигая глаза, окутывая парня своим холодноватым туманом, надрываясь на все голоса:
— Остановись!
Он возразил:
— Но я не могу. Я же падаю.
— Остановись! — предостерегал туман. — Остановись, пока еще не совсем поздно! Остановись!!!
Ренкр попытался ухватиться за кустики мха, зацепиться за них, чтобы прекратить это нелепое падение, но мох с чавкающим звуком обрывался, клочья прилипали к пальцам, и юноша стал трясти руку, чтобы сбросить их. Потом посмотрел на ладонь — вместо мха к ней прилипли волосы, измазанные в липкой красной жидкости. С ужасом он понял, что эта жидкость — кровь.
— Остановись!
— Я хочу это сделать, слышите, хочу, но не могу!
Ренкр еще раз попытался ухватиться за мох /или что это там такое?!/, но все повторилось с тем же результатом.
— Остановись!
— Я…
— Оставьте его, — прозвучал еще один голос, твердый и властный. Другие замолчали, а этот продолжал говорить: — Неужели вы не видите: он не в силах остановиться. Он уже низвергся и падает; и никто, ничто не способно прервать это падение. Никто и ничто. Предначертанное должно свершиться, и оно свершится. Довольно слов.
И алый свет потух, осталась только тьма, и тьма злобно свистела в ушах Ренкра, а он все падал, падал, падал… А в голове эхом звучали слова: «Он уже низвергся и падает; и никто, ничто не способно прервать это падение. Он падает, падает, падает…»
Ренкр выставил перед собой руки, всей душой желая оттолкнуть то, к чему так стремительно приближался, то, что ожидало его на самом дне, где бы это дно ни находилось. Но — не было сил, не было удачи, не было надежды — ничего не было. Только тоска, глубокая непреодолимая тоска, от которой хотелось завыть и начать рвать в клочья грудь, чтобы выдрать горящее сердце и отбросить прочь, как можно дальше от себя. Но даже этого было невозможно сделать, оставалось только лететь навстречу неведомому, но нежеланному будущему.
— Нет!!!
— Спокойней, парень, спокойней, это был всего лишь дурной сон. — Одмассэн похлопал долинщика по спине, подал чашку с холодной водой, и Ренкр одним глотком опрокинул ее в пересохшее горло. — Не принимай так близко к сердцу. — Одинокий тяжело вздохнул, поднялся на ноги и прошаркал в другую часть камеры, к двери, в которую принялся стучать — размеренно и неторопливо. Было видно: он делает это уже не в первый раз и совершенно не надеется, что его услышат.
К удивлению узников, на стук неожиданно быстро отреагировали: дверь распахнулась и внутрь вошел Монн в сопровождении вчерашних стражников.
Вэйлорн попросил воинов подождать его за дверью, и те повиновались, но, уходя, начальник стражников из-за спины военачальника подмигнул заключенным. Монн застыл у двери, внимательно всматриваясь в лица паломников. Он сильно постарел и осунулся, лицо, казалось, немного перекосилось, и уродливый шрам был теперь еще более заметен.
— Ты уж садись, чувствуй себя как дома, — криво усмехнулся Одмассэн.
Вэйлорн проигнорировал усмешку.
— Я предупреждал вас, — холодно обронил он. — На вашем оружии нет рун, и если вы можете доказать иным способом, что были в Нижних пещерах, то сделайте это как можно скорее, в противном же случае вас казнят. Вернее, — поправил он себя, — вас изгонят, что в принципе равнозначно смерти, так как вас изгонят поодиночке.
Одинокий сплюнул на и без того не отличавшийся чистотой пол камеры, скривился:
— Нечестно играешь, Монн, нечестно. Руны нанесены на клинок Ренкра. И ты об этом знаешь.
Вэйлорн дернулся, как от удара, — словно его уличили в чем-то зазорном. Он резко обернулся, позвал стражников и потребовал, чтобы те принесли меч долинщика.
Через несколько долгих минут клинок оказался в камере, и Монн обнажил меч, демонстрируя его паломникам. К их ужасу, на оружии на самом деле не было рун!
Как будто по наитию Ренкр протянул руку к мечу:
— Позволь.
Монн медленно протянул клинок рукоятью от себя, и парень принял оружие. В это время факел, зажженный Мнмэрдом сегодня утром, зашипел и потух.
Сначала ничего не происходило, но потом сам воздух в камере словно бы сгустился, наполнился чем-то невидимым, но от этого не менее других предметов присутствующим в пещере. В полутьме камеры на клинке стали медленно проступать голубоватым пульсирующим свечением руны Ворнхольда. Они казались неуловимо знакомыми и в то же время абсолютно непонятными. Руны выглядели так, будто в клинке Ренкра был сокрыт сгусток света, а на поверхности металла прорезаны щели, через которые этот свет и пробивался наружу.
Вэйлорн кивнул, признавая существование рун, и Ренкр вернул ему меч, а тот отдал оружие стражникам. Тем временем Мнмэрд успел зажечь новый факел, и, как только дверь камеры захлопнулась, оставляя их вчетвером, Монн спросил:
— Итак, что же вам сказал Ворнхольд?
Ренкр удивился неожиданной перемене, проявившейся в вэйлорне: тот внезапно ссутулился, его лицо посерело, глаза смотрели устало и обреченно.
— Ворнхольд многое говорил нам, — отрезал Одмассэн, — и сказанное им очень важно для всех горян. Поэтому мы станем говорить только в Пещере Совета, на общем собрании.
Монн медленно кивнул:
— Я сообщу о вашем желании Совету. Они решат, как быть, а пока вас переведут в камеру с условиями более… человеческими.
Он позвал стражников и отдал соответствующие распоряжения, после чего кивнул заключенным на прощание и удалился. Начальник стражников подошел к друзьям, приветливо улыбаясь:
— Я же обещал. Меня зовут Андрхолн, если возникнут какие-нибудь проблемы, покличьте меня. Сейчас собирайтесь, вас переведут в другую пещеру.
Он намеревался было уйти, но Одмассэн придержал его за трехпалую руку и спросил:
— Почему ты помогаешь нам?
Андрхолн недоуменно посмотрел на Одинокого и пожал плечами:
— Потому что я не согласен с действиями Монна и считаю, что он был несправедлив по отношению к вам. Правда, Монн — вэйлорн, и я не имею права оспаривать его приказы или не подчиняться им. Но при желании ведь всегда можно найти выход… — Он хитро подмигнул.
Одмассэн кивнул:
— Спасибо. Я этого не забуду.
Андрхолн улыбнулся:
— Оставь. Не обижайся, но забавно слышать такие слова от пленника. Да и делаю я все это не из корыстливых побуждений, так что… — Он пожал плечами.
Глядя вслед уходящему начальнику стражи, Одмассэн негромко проронил:
— Недолго нам осталось быть пленниками.
Но эти слова расслышал только стоявший рядом Ренкр.
Их перевели в другую камеру, где лежали новенькие подстилки, горели вставленные в кольца на стенах факелы и возвышался небольшой столик с тремя стульями. На столе находился их завтрак, не слишком обильный и богатый, но достаточно питательный.
После трапезы Ренкр наконец смог спросить у Одмассэна, на что тот надеется. Горянин пожал плечами:
— На то, что члены Совета еще не совсем отупели за последние ткарны. Понимаешь, Совет состоит из наиболее значимых альвов селения, но они были выбраны давно и не переизбирались в течение очень длительного срока. А времена-то меняются. Они же по-старому продолжают решать все вопросы, которые их просят или — чаще — понуждают решить. Общее собрание обязывает Совет обсудить и разрешить поставленную перед ними проблему прилюдно — приальвно, что дает нам определенную поддержку. Конечно, то, что мы сообщим всем, кто будет на собрании, повергнет их в смятение, но это-то нам как раз и нужно. Поверьте, ребята, я заставлю их сменить Монна Ренкром.
— Что?! — удивился тот. — Я — долинщик, кто же мне доверит…
— Ты — альв, — отрезал Одмассэн. — И войско на змей вести тебе. Я уже навоевался всласть — так что скоро стошнит, а у Мнмэрда, я знаю, сердце не лежит командовать да руководить.
— Это верно, — подтвердил молодой горянин, — я люблю быть сам по себе, когда я ни от кого не завишу и от меня тоже никто не зависит. Командовать войском — это ж громадная ответственность! Такое не для меня.
— И не для меня, — вмешался Ренкр. — Меня еще дома напичкали «геройскими» настроениями. Хватит. Да, я хочу уничтожить драконов, чтобы никто больше не страдал от их кровавых податей, и мне не по нутру льдистые змеи, но руководить войском…
— …придется, — категорически рубанул ладонью воздух Одмассэн. — И не спорь со мной.
— А-ах, — досадливо махнул рукой долинщик, — это же смешно. Мы, сидя в тюрьме, обсуждаем, кому из нас быть новым вэйлорном. Идиотизм какой-то!
— Вот и решили, — невозмутимо подытожил Одинокий. — Быть Ренкру вместо Монна.
Парень скептически хмыкнул, но спорить не стал, так как считал, что спорить не о чем. Неизвестно еще, захочет ли Совет вообще выслушать их…
Совет захотел.
Для оповещения жителей об общем собрании Совету потребовались сутки. Утром следующего дня принесший завтрак стражник передал заключенным, что к вечеру назначен сбор всех горян в Пещере. Туда и отведут пленных, так что пускай готовятся.
Чуть позже зашел Андрхолн. Он рассказал, что все селение кипит, как развороченное осиное гнездо: многие видели, как друзей, с боями пробившихся к селению, Монн пытался арестовать; ходили слухи и о многом другом.
— А как ведут себя змеи? — внезапно спросил у начальника стражи Одмассэн.
— Змеи? — переспросил тот. — Как обычно, разве что чуть больше ярятся, но на это мало кто сейчас обращает внимание. Все интересуются вашей судьбой, и, как я уже говорил, многие вам симпатизируют.
Когда Андрхолн ушел, Одмассэн озабоченно дернул себя за бороду и сверкнул глазами в сторону парней:
— Запасайтесь красноречием, оно нам сегодня пригодится.
После обеда за ними пожаловали. Десять воинов вежливо предложили заключенным оставить свои вещи и следовать за ними. Процессия вышла из тюремного сектора и направилась к Центральному коридору, но оттуда свернула в глубь Горы, удаляясь от внешней области, где содержались заключенные.
Селение горян занимало примерно треть одного из нижних ярусов Горы. Пещера Совета располагалась приблизительно в центре селения, к ней вело сразу несколько довольно широких коридоров. Этот скорее даже зал, чем пещера, был оставлен еще гномами в том виде, в котором находился сейчас. Изнутри помещение освещали не факелы, а прорубленные в толще камня специальные световые шахты, оснащенные хитроумной системой отражательных механизмов. На стенах размещались высеченные в камне скамьи, в центре же, на арене, пол немного повышался, и там стоял массивный стол и несколько стульев с высокими спинками. За столом и размещались члены Совета, а на скамьях — горяне, если заседание не было закрытым.
Сейчас в Пещеру стекались альвы; после рабочего дня, усталые, полусонные, они все же шли, чтобы послушать трех паломников. Горяне негромко переговаривались, обсуждая будущую судьбу пленников, нервно смеялись над шутками соседей, вытягивали шеи, силясь разглядеть, что же творится в центре Пещеры. У входов стояли воины, сдерживавшие, натиск толпы, не на шутку взволнованной предстоящим. Когда привели под конвоем заключенных, воины освободили им дорогу, расталкивая замешкавшихся горян; бывших пилигримов ввели в Пещеру.
Пленников препроводили к столу и поставили справа и чуть впереди от него: так, чтобы их видели все члены Совета, а они — только зал. Постепенно Пещера заполнилась альвами; места, разумеется, всем не хватило, и воинам, специально для этого вызванным, пришлось наводить порядок. Входы перекрыли, центр Пещеры окружили стражи — и общее собрание началось.
Поднялся Дэрк, глава Совета, седой и дряхлый старец, подслеповато щурившийся на окружающих. Он сообщил собравшимся, что слушается дело Одмассэна, Мнмэрда и Ренкра, находящихся в данный момент… Говорил он долго и вычурно, так что долинщик с трудом улавливал смысл сказанного. Зато самого докладчика узнал — это был тот самый старичок, что когда-то давно поведал легенду о Создателе, тот самый, с кем в свое время Ренкр так неосмотрительно поспорил. «Н-да, так что там Одинокий говорил о смещении вэйлорна?..»
Как раз в это время Дэрк сел и настала очередь Монна. Тот рассказал нормальным, удобоваримым языком историю появления в селении долинщика, упомянув отдельно о нарушениях закона как самим Ренкром, так и его спутниками.
Теперь пришел черед заключенных попытаться объясниться и опровергнуть обвинения, выдвинутые против них.
Вот только Одмассэн не стал оправдываться. Оглядев Совет и горян, разместившихся в Пещере, он прокашлялся и громогласно предупредил:
— Прошу всех быть особо внимательными!
Зал затих, поубавилось шуму даже в коридорах, ведущих к Пещере и заполненных любопытными.
— Как вам известно, — начал Одинокий, — Монн в свое время заявил, что льдистые змеи непобедимы. Ренкр усомнился в этом. На свой страх и риск мы поднялись по склону Горы и кое-что выяснили, в частности, мы теперь знаем, куда исчезают змеи в Теплынь. Потом же, отправившись к Ворнхольду, мы проведали, как можно истребить тварей!
Зал ахнул, словно одно большое существо. С верхних рядов доносились крики:
— Говори же! Говори скорее!
Одмассэн угрюмо усмехнулся и медленно покачал головой:
— Сначала давайте решим вопрос, стоит ли нас казнить.
Золг, один из членов Совета, нервно вскочил:
— А где доказательства, что все сказанное вами — правда, а не попытка уклониться от ответственности за содеянное?!
— «Ответственность»? — переспросил Одмассэн, и его тихий угрожающий тон заставил долинщика содрогнуться. — «Правда»? Что же, подтверждением правдивости моих слов будут руны Ворнхольда Всезнающего на мече Ренкра.
Монн сделал знак кому-то за спинами заключенных, и стражник подал долинщику его меч в стареньких ножнах. Ренкр извлек лезвие, и руны вновь проступили на клинке голубоватым пульсирующим сиянием.
— Это что касается правды, — заметил Одинокий все тем же мрачным тоном, когда в зале утихла очередная волна шума. — А теперь об ответственности. Мы не просто укажем вам путь к избавлению от льдистых змей — мы поведем вас к победе. Пускай Ренкр заменит Монна, и тогда мы уничтожим тварей Тьмы!
Совет зашумел, и Дэрк уже собирался возразить дерзким зарвавшимся подсудимым, что, мол, если ответ нашли единожды, то его смогут отыскать и во второй раз, — когда вэйлорн неожиданно для всех встал и вскинул правую руку, призывая к вниманию и тишине:
— Я согласен.
Дернулся Одмассэн, растерянно глядя на старого друга /врага?/ /соперника?/, вскинули головы обалдевшие члены Совета, ахнул Мнмэрд, и вздрогнул зал,
— а Монн продолжал говорить, глядя в пустоту справа от Одинокого — будто там кто-то стоял, невидимый для всех, но только не для седого военачальника.
— Вы хорошо помните мой единственный бой со змеями и мое поражение. Многие знают, что после него я ушел в паломничество к Ворнхольду Всезнающему, но никому не ведомо, о чем я его вопрошал. А я вопрошал о том, как победить змей. Мудрый ответил мне, что сделать это я никогда не смогу. «Но, — молвил он, — настанет день, и придет юноша, способный освободить Гору от змей». Я спросил тогда, как же я смогу узнать, что это
— он, и Ворнхольд пообещал, что подаст мне знак — меч судьбоносца будет украшен рунами Всезнающего! Вы видели руны, и я глаголю пред всеми вами, что отныне снимаю с себя всякие полномочия и передаю их Ренкру, обещая со своей стороны любую помощь ему, поддержку и научение. Я сказал.
Зал загомонил, и уже ни Дэрк, ни кто иной не мог сдержать наплыва эмоций, овладевших горянами. Пленникам вернули оружие, воины оставили их и смешались со стражниками, которые пытались сдержать все возраставший напор толпы, — заключенные перестали быть таковыми, и надобность в охране отпала.
всплеск памяти
Когда собрание расходилось, людская круговерть разделила бывших паломников, но Ренкр случайно оказался около Одмассэна и Монна, тихо переговаривавшихся между собой.— Спасибо тебе, — сказал Одинокий и обнял друга за плечи. — Ты сотворил великое. Трудно бороться самому, но еще труднее уступить право борьбы другому. Рианна была бы горда тобой.
— Ты думаешь? — тихо спросил Монн. — Ты на самом деле так думаешь?
— Да, я так думаю. Она бы гордилась твоим поступком.
Ренкру показалось, что на глазах старого вэйлорна выступили слезы, но толпа уже разъединила его и этих двоих, так что он так и не смог убедиться в своих догадках. Не был он уверен и в своих подозрениях, однако же Ренкру мнилось, что Монн не все рассказал в Пещере.
Ренкр кое-как выбрался из толпы, отчаянно рвавшейся поближе к нему, дабы услышать что-нибудь интересное. Благо рядом оказались стражники, которых удалось подозвать, и те быстро успокоили любопытных.
В это время, расталкивая горян, к Ренкру пробился Монн. Старый вэйлорн выглядел усталым, но успокоенным, умиротворенным.
— Вот что, — молвил он. — Пойдем сейчас ко мне, Одмассэн и Мнмэрд уже там.
Сопровождаемые стражниками, они вышли из Пещеры. Монн жил недалеко, и вскоре за военачальником и Ренкром закрылась небольшая каменная дверь — в отличие от простых охотников или уборщиков, член Совета отгораживался от односелян более основательно. Разумеется, пещера вэйлорна была и размерами побольше, и обстановкой покраше, чем Ренкрово или, скажем, Одмассэново жилище. В удобных, обшитых шкурами креслах сидели Мнмэрд и Одинокий, тихо переговариваясь между собой.
Ренкр и Монн заняли еще два таких же кресла, и последний обратился к своим гостям с маленькой речью:
— Вот что. После сегодняшних событий вы, конечно, можете вернуться в свои пещеры, но, боюсь, любопытные вас очень скоро «достанут». В общей суматохе все забыли о льдистых змеях, вы же так и не рассказали, как собираетесь с ними бороться, и, думается мне, народ это уже смекнул. Я, правда, тоже, и на завтра назначено еще одно общее собрание, до тех же пор приглашаю вас погостить у меня. Если вы не против, я достану шкуры, постелим их на полу и так решим эту проблему.
Гости выразили согласие, и Монн продолжил:
— Ренкру же, по моему разумению, лучше вообще перебраться жить если и не ко мне, то хотя бы рядом со мной, иначе как я его смогу учить чему-либо? Кстати, вам тоже не помешало бы бывать на наших с ним занятиях, ведь все равно ваша охотничья группа со смертью Азла, Свэда и Бэрка распалась, помощники же Ренкру понадобятся. А Одмассэн все-таки в войске служил и неплохо разбирается в ратных делах. Но это так, к слову, сейчас же меня интересует следующее: как же вы собираетесь уничтожить льдистых змей?
Что-то насторожило Ренкра в этом вопросе, что-то было не так, но он не смог уловить, что именно…
Они рассказывали долго, обстоятельно, и только к вечеру завершили повествование. Потом Монн сходил в трапезную и с помощью Мнмэрда принес их порции в пещеру. Поужинав, они расстелили шкуры и заснули.
В последнее мгновение, балансируя на грани между сном и явью, Ренкр понял, что удивило его в вопросе старого военачальника: тот не поинтересовался у них, что же они видели в котловане.
Мне кажется, пришла пора прощаться — я слишком задержался на земле.
И хоть не видывал ни леса, ни морей, мне кажется, пришла пора прощаться.
Возможно, кто-то скажет: «Он сгорел.
Он был так юн и так трагично помер».
Не нужно слов. Прошу вас только помнить:
я был когда-то с вами на земле.
За малый жизни срок я много понял и слишком много видел крови и смертей.
Но все они кругами по воде всплеснули и исчезли.
И не вспомнить. Так и со мной.
Ведь я не отступлю, останусь до последнего мгновенья с мечом в руках, себе не вскрою вены, а страх в самом себе доистреблю.
Ну вот и все, пришла пора прощаться…
7
— Ну, что он говорит сегодня? — спросил полковник Аурелиано Буэндиа.
— Он грустит, — ответила Урсула. — Ему кажется, что ты должен скоро умереть.
— Скажи ему, — улыбнулся полковник, — что человек умирает не тогда, когда должен, а тогда, когда может.
Габриель Гарсиа Маркес
Когда страсти улеглись и немножко поутих восторг от появившейся надежды на избавление, бывшие паломники снова смогли появляться в селении, не опасаясь «увязнуть» в толпе взволнованных горян. Жизнь потихоньку возвращалась в привычное русло, напоминая о том, что избавление избавлением, но есть и повседневные хлопоты, заботы, о которых следует помнить.
Охотничьи группы формировались путем тщательного подбора каждого добытчика, и теперь Одмассэн с Мнмэрдом рисковали надолго остаться не у дел. Недовольно поворчав, Одинокий заявил, что, пожалуй, переселится вместе с Ренкром поближе к Монну: где, мол, советом помогу, а где и сам подучусь. Мнмэрд почесал в затылке да и присоединился к ним, подчеркнув, что уж он-то, конечно, никогда не возьмется руководить войском, но и ему знания не помешают. Неподалеку от Монновой пещеры отыскались три пустующие, туда перенесли нехитрый скарб «учеников», и друзья принялись обживать новое место.
Новые пещеры оказались несколько обустроенное, чем прежние, но, как выяснилось через несколько дней, это ничего не меняло. В том смысле, что бывать в них Ренкру удавалось очень и очень редко — с утра и до позднего вечера он находился рядом с Монном, который всерьез принялся за обучение всей троицы, а особенно, разумеется, Ренкра — своего будущего преемника.
Все началось как-то обыденно, без долгих вступлений и впечатляющих речей. Просто военачальник собрал у себя всех трех учеников и повел их проверять посты — а заодно и познакомиться с расположением оных.
А потом было еще много всего: за эти долгие месяцы им приходилось упражняться в воинском мастерстве, изучать теорию руководства войском на переходе, процесс изготовления мечей и самострелов, запоминать, как зовут всех воинов… Монн, насколько мог, старался ускорить процесс обучения, так как было решено, что уже к следующему Теплыню горяне выступят против змей. Разумеется, ничто не мешало отсрочить поход еще на ткарн или два, но змеи и впрямь, как говорил Андрхолн, стали злобствовать пуще прежнего, так что откладывать кампанию никто не хотел. Вот и старались как проклятые, где уж тут думать об отдыхе, когда каждый день на счету. Вобрать в себя то, чему вэйлорн учился ткарнами, — задачка не из простых! Поневоле задумаешься: справлюсь ли?
Не один Ренкр сомневался в том, удастся ли ему роль нового вэйлорна. Многие горяне с недоверием косились на молодого альва, что теперь все чаще и чаще попадался им на глаза: вот он встречает у внешних врат вернувшихся с рейда добытчиков, расспрашивает о чем-то; вот — идет в компании Мнмэрда и Одмассэна и весело смеется, недоверчиво качая головой, а иногда, говорили, преемник Монна даже заявлялся в трапезную и — дело небывалое! — ел со всеми… Поселяне реагировали на подобные слухи по-разному, но самым удивительным было отношение к Ренкру воинов. В него верили и серьезно относились к нему ветераны — умудренные бойцы в шрамах и рубцах, бившиеся и с долиной, и со змеями. То, что они, былые (да и нынешние) противники хэннальцев, не были враждебны к Ренкру, приятно удивляло его. Куда хуже относились к новоиспеченному вэйлорну его сверстники-воины и мужчины средних лет, то ли из гордости, то ли еще по каким-то причинам не признававшие его за такового. «Ничего, — успокаивал Ренкра Монн, — будет первый бой, и, если ты поведешь себя как подобает, отношение к тебе постепенно изменится. Дай им пообвыкнуться с мыслью, что отныне командир моложе их самих».