Не прошло и нескольких минут, как я узнала суть дела. Петр возвращался под утро с очередной холостой пирушки, когда на него напало несколько дюжих молодцов. Сначала они колотили его молча, и Петр принял их за обычных грабителей. По возможности защищался и даже нанес парочку точных ударов в ответ. Но это настолько разозлило нападавших, что они начали орать истошными голосами. И некоторые из выкрикнутых ими в пылу потасовки фраз оказались весьма любопытными.
- Переводя с площадной брани на более или менее изящную словесность, - пояснил Петр Анатольевич, - они не одобрили моего участия в аресте нашей общей знакомой, и пообещали повторить свое неодобрение в доступной их пониманию форме, если я в тот же час не отправлюсь к вам и не сообщу о нашей с ними беседе. Проще говоря, - закончил Петр совершенно серьезным голосом, - это месть и угрозы. И не только мне, но, увы, и вам, Екатерина Алексеевна. Хотя я и не думаю, что это повод для серьезного беспокойства...
- А вы знаете, - перебила я его, - что вот уже несколько дней Люси на свободе?
На этот раз торжествовать могла уже я, поскольку выражение лица Петра, во всяком случае, его правой половины, так как левая в силу своего состояния не могла выражать ничего, свидетельствовало о том, что мне удалось поразить его не в меньшей степени, чем ему меня некоторое время назад.
- То есть как это "на свободе"? - не поверив своим ушам, переспросил он. - Ее освободили?
- Она сама себя освободила. И, видимо, не собирается оставаться в тени... насколько я поняла по вашему виду, - не смогла удержаться я от улыбки, несмотря на то, что повод был не слишком подходящим для веселья.
Нам было, о чем поговорить в ближайшие полтора часа.
***
Рис.8. Каждая глава заканчивается тоже какой-нибудь грациозной штучкой - миниатюрой в стиле пушкинских рисунков на полях.
***
ГЛАВА ВТОРАЯ
***
В результате этой продолжительной беседы мы решили действовать заодно. А поскольку пришли к выводу, что в нынешних обстоятельствах нападение может стать для нас лучшей защитой, то действовать решили самым решительным образом. Мы не успели обсудить всех деталей нашего сотрудничества, поскольку Петр торопился на какое-то деловое свидание, но обговорили его в общих чертах.
У меня теперь не было повода сомневаться в том, что Люси не пожелала оставить наши края неотомщенной, и мне оставалось только благодарить Господа за то, что она не успела застать меня врасплох и начала с Петра Анатольевича.
"Предупрежденный вооружен" - кажется, так говорили на Востоке, и, как только Петр покинул мою гостиную, я решила подготовиться к любым неожиданностям, то есть постаралась оказаться во всеоружии на случай появления в моем доме Люси. Тем более, что она вполне могла заявиться ко мне с компанией негодяев, наподобие тех, что напали сегодняшней ночью на Петра. И можно было только гадать, к какому виду мести способна прибегнуть эта особа.
Немного погодя я усомнилась в том, что Люси решится напасть на меня в собственном доме, скорее, нападения можно было бы ожидать во время одной из моих ежедневных прогулок, но, на всякий случай, проверила в доме все запоры и привела в порядок коллекцию оружия покойного мужа, то есть почистила и смазала ружья и пистолеты; а чтобы предохранить себя от нежданных гостей, строго-настрого приказала Алене не открывать дверей незнакомым людям. Хотя она и без того была достаточно осторожна. В Саратове она была недавно, и город казался ей после деревни обиталищем жуликов и бандитов, за одного из которых благодаря разбитой физиономии она и приняла давеча Петра Анатольевича. И если бы не моя помощь, ему бы ни за что не удалось проникнуть далее прихожей.
Короче говоря, мое жилище теперь вполне можно было считать неприступным бастионом. Покончив с этим делом, я немного успокоилась и уселась у окна с книгой в руках - дожидаться возвращения Петра Анатольевича. Он обещал вернуться после обеда, постаравшись разузнать все возможное о Люси. А при его связях ему была доступна любая конфиденциальная информация, чем Петр Анатольевич немало гордился. При его нынешней профессии репортера "Губернских ведомостей" это качество было далеко не лишним.
Книгу я взяла не потому, что это было самым большим на эту минуту желанием, а чтобы успокоить свое не на шутку разыгравшееся воображение. Я уже знала на собственном опыте, что преждевременные фантазии не могут принести делу ничего, кроме вреда.
Но по случаю, книга, оказавшаяся в тот день в моих руках, не только не смогла погасить пожар в моей голове, но напротив - подбросила туда дровишек. Чтобы вам стало понятно, о чем я говорю, сообщу, что это была за книга. И те из вас, кто знаком с ее содержанием, наверняка не смогут сдержать улыбки - это был "Граф Монте-Кристо" Александра Дюма, принесенный мне накануне Шурочкой, моей начитанной подругой с непременным условием, что я приступлю к чтению в ту же минуту. Она с полчаса оглашала мой дом возгласами восторга и удивления по поводу этого "превосходнейшего произведения", после чего удалилась, чтобы оставить меня наедине с гениальным творением "этого очаровательного француза".
- Неужели ты изменила своему кумиру Тургеневу, променяв его на бульварного французского романиста? - с улыбкой спросила ее я. И по тому, как Шурочка вспыхнула в ответ на мое невинное замечание, поняла, что была недалека от истины.
***
Рис.9. Хорошо бы еще раз увидеть это милое создание, в некоторых романах Шурочка должна будет играть едва ли не главную роль. Поэтому к ней нужно постепенно приучать читателя. Она смешная, трогательная и симпатичная. А в душе - героиня. Но здесь она - влюбленный котенок.
***
Шурочка была постоянно влюблена, но, к сожалению, объекты ее чувства чаще всего были для нее столь же недоступны, как и те литературные герои, в которых она влюблялась в нежном возрасте. Таким образам она в разные годы была очарована Афанасием Фетом, Федором Достоевским, Островским и Бодлером, некоторое время предметом ее страсти стали сразу два Аполлона - Григорьев и Майков, весь нынешний год это был Тургенев, теперь настал черед Дюма.
Представляла бы Шурочка тогда, что не пройдет и года, как ее лучшая подруга не только встретится с обожаемым ею французским беллетристом лицом к лицу, но и раскроет при его непосредственном участии одно из самых загадочных преступлений в своей жизни.
Прочитав эти строки, я вновь согрешил - усомнился даже не в достоверности этих строк, а в здравом рассудке моей престарелой родственницы. Сами посудите, разве мог я себе представить что-то подобное? И тем сильнее было мое раскаяние, когда я убедился, что все это - правда. Дюма действительно был в Саратове в 1858 году, чему посвящена целая глава в книге его воспоминаний. А о том, каким образом с ним познакомилась Катенька, вы сможете узнать, когда я подготовлю к печати очередной ее роман, посвященный этому событию. Лишь бы у меня хватило сил и здоровья довести дело до конца.
Но в те дни мне еще самой было об этом ничего не известно. Дюма я знала по "Трем мушкетерам", была от них не в восторге, скучая, пролистала "Двадцать лет спустя" и не надеялась найти на страницах нового его романа ничего, кроме того же бесконечно-монотонного описания дуэлей и треска мушкетов. Но с первых же страниц поняла, что явно недооценивала талант Дюма, а через час с головой погрузилась в захватывающий сюжет, и заснула только под утро, когда глаза начали слезиться и закрывались сами собой, с трудом оторвавшись от книги, потому что в этот самый момент Эдмон Дантес после четырнадцати лет заточения в чудовищном замке Иф, наконец, обрел долгожданную свободу.
Действительность иной раз настолько причудливо перекликается с литературным вымыслом, что ничем, кроме иронии высших сил, этого объяснить невозможно. Заснула я с мыслями о побеге Дантеса, а едва проснувшись узнала о другом побеге, не менее загадочном, но далеко не таком романтическом, как у Дюма.
Первые же строчки, что я прочитала теперь, вновь перенесли, вернее сказать, вернули меня из Южной Франции в родную Саратовскую губернию, поскольку оказались совершенно созвучны местным событиям:
"Прошло ровно четырнадцать лет со дня заточения Эдмона Дантеса. Он переступил порог замка Иф девятнадцати лет от роду, а вышел оттуда тридцати трех.
Горестная улыбка мелькнула на его устах; он спрашивал себя, что сталось за это время с Мерседес, которая, вероятно, считала его умершим.
Потом пламя ненависти вспыхнуло в его глазах, - он вспомнил о трех негодяях, которым был обязан долгим, мучительным заточением.
И он снова, как некогда в тюрьме, поклялся страшной клятвой беспощадно отомстить Данглару, Фернану и Вильфору.
И теперь эта фраза была не пустой угрозой..."
Прочитав эти слова, я вздрогнула, хотя тут же постаралась смягчить свою реакцию скептической улыбкой. Если еще вечером я казалась себе Мерседес, безвременно потерявшей любимого, наши с ней истории были слишком похожи, и по этому поводу я даже пролила вчера несколько слезинок, то сегодня мне поневоле приходилось примерять на себя мантию Вильфора. Хотя до сих пор я, разумеется, не находила у нас с ним ничего общего.
"Вряд ли Люси читала эту книгу, - подумала в эту минуту я, - но, видимо, каждый заключенный в душе ненавидит тех людей, благодаря которым лишился свободы, и лелеет мечту об отмщении".
И это удивительное совпадение сделало для меня из без того увлекательное произведение в два раза интереснее. Поэтому не удивительно, что я не отрывалась от его страниц до самого прихода Петра Анатольевича.
На этот раз Алена беспрепятственно пропустила его в гостиную, несмотря на то, что выглядел Петр еще менее презентабельно, чем утром.
- Что за маскарад? - удивилась я, разглядывая его странное платье. Так мог экипироваться разве что мастеровой или рабочий с маслобойни, но никак не блестящий молодой человек нашего круга. А в сочетании с изуродованным лицом он выглядел и вовсе забулдыгой, не всякий трактирщик рискнул бы впустить подобную личность к себе в заведение.
***
Рис.10. Логично было бы поместить здесь Петра в "маскарадном костюме - что-то наподобие Бальзаминова в роли башмачника из известного фильма. А может быть - ближе к "На дне", но не слишком. Контраст костюма и жеста (нога на ногу - как вариант).
***
- При нашей первой встрече, Катенька, - усаживаясь в кресло и грациозно перекинув ногу за ногу, ответил Петр, - вы изволили заметить, что благодаря ночному приключению я изменился до неузнаваемости. И я имел случай убедиться в справедливости этих слов - моя собственная кухарка, не узнав меня, чуть не окатила кипятком. И я подумал, что грех не воспользоваться такой уникальной возможностью в наших с вами общих интересах.
- Таким образом вы маскируетесь от мстителей? - не сумев скрыть презрения, уточнила я. Мужчина, который из страха способен вырядиться таким образом, вряд ли мог рассчитывать на мое уважение.
Но Петр лишь рассмеялся в ответ на мое замечание.
- Не совсем. Вернее - совсем по другой причине я на время позаимствовал этот гардероб у одного славного, но совершенно пропащего человека.
- В таком случае потрудитесь объяснить, почему вы заявились ко мне в таком виде.
- Все очень просто, - переведя дыхание, сказал Петр, - самая обыкновенная конспирация, или мимикрия, если желаете. В тех кругах, что я вращался последние два часа, мой костюм был как нельзя более уместен и даже выглядел щеголеватым. Единственное, о чем я жалею, - состроил он комическую гримасу, - что мое перевоплощение закончится через три-четыре дня, и появиться где-либо неузнанным у меня не будет уже никакой возможности.
Я вздохнула с облегчением, мне совершенно не хотелось терять уважение к этому приятному молодому человеку.
- И в каком же месте вам удалось произвести в этом виде приятное впечатление? - уже с улыбкой поинтересовалась я.
- В одном из тех, которые вам вряд ли удастся посетить, Катенька. И жалеть об этом не стоит, хотя с точки зрения антропологии - это весьма любопытное местечко.
Петр явно наслаждался моей реакцией на его внешность и не торопился стать серьезным.
Но уже через несколько минут рассказал, что побывал в одном из тех мест, куда не всегда рискует заглянуть даже полиция. В пригороде Саратове, у знаменитой Лысой горы расположился район трущоб, в которых издавна находят себе приют все те, кого у нас принято называть отбросами общества. Я там, разумеется, никогда не бывала, но по рассказам мужа составила себе довольно четкое о нем представление. Опустившиеся мелкие ремесленники, бурлаки, портовые грузчики составляли там лучшую часть публики, что же говорить об остальных - нищие, горькие пьяницы и их чудовищные подруги... Поголовное пьянство, разврат, азартные игры и поножовщина были здесь в порядке вещей.
Если человек попадал туда однажды, то у него практически не было шанса оттуда выбраться. Это был своеобразная сливная яма, куда попадало все то, что не сумело найти себе места в нормальной жизни. Александр уверял меня, что подобный район существует в силу необходимости в любом городе мира. С одной стороны, играя роль жупела и тем самым выполняя воспитательную функцию для определенной части городского населения, а с другой - очищая здоровую часть города от нежелательных элементов. Мы неоднократно спорили с ним на эту тему. Потому что несмотря на все его доводы, мне не хотелось мириться с подобным порядком вещей.
Туда-то и занесло сегодня днем Петра Анатольевича. И, как оказалось, небезрезультатно.
Дело в том, что к Лысой горе стекались не только все нечистоты человеческого материала, но и вся городская информация криминального и околокриминального характера. Иметь осведомителя в Худобке, как называли свой район его аборигены, было заветной мечтой каждого полицейского.
И, насколько я поняла, Петр побывал там сегодня не в первый раз. Вполне возможно, что у него там были даже друзья. Мой приятель обладал счастливым даром находить общий язык с любым представителем рода людского, в том числе с ворами и каторжниками.
В результате этого визита Петру удалось узнать имена своих обидчиков. Он перечислил мне несколько кличек, из которых мне запомнились Федька Крюк и Леша Маленький. Мы еще не знали, каким образом сумеем воспользоваться этими сведениями, но в любом случае это была дорожка, в самом конце которой находилась Люси собственной персоной, а это уже немало.
Более важной с моей точки зрения была другая новость: Кузьма - тот самый полицейский чин, что исчез вместе с Люси два дня тому назад, нашелся. Точнее сказать, нашлось его тело. То есть самого Кузьмы уже не было в живых по крайней мере двадцать четыре часа.
Его труп, обезображенный до неузнаваемости, обнаружили местные крестьяне на дне глубокого оврага на окраине села. И это могло означать лишь одно: Люси оставила за собой еще один кровавый след.
Примерно так поступает затравленная волчица. Она убивает все живое на своем пути безо всякой на то причины и потому значительно опаснее обычного зверя, который убивает лишь по необходимости.
- Вы полагаете, - спросила я своего приятеля, - несчастный помог ей бежать?
- В таком случае, - не сразу ответил он, - она весьма щедро отплатила ему за услугу. И, я бы сказал, оригинально. И если она благодарит подобным образом, то как же выглядит ее месть?
- Как она выглядит, вы можете узнать, посмотревшись в зеркало, - с улыбкой ответила я на его риторический вопрос, пытаясь свести на шутку его чересчур мрачную мысль. Но мне это не удалось.
- Я не думаю, что она на этом успокоится, - грустно произнес Петр. Скорее всего, это было всего лишь предупреждение, или угроза, а сама месть - впереди. Именно поэтому я все-таки советую вам уехать в Европу.
- Кажется, Петр Анатольевич, дворянскую честь вы считаете исключительно мужской привилегией, - ответила я ему, тем самым дав понять, что даже обсуждать эту тему считаю нецелесообразным.
- Ну, как знаете, Екатерина Алексеевна, но хотя бы меры предосторожности я бы на вашем месте принял.
- Разумеется.
На этом наш разговор был завершен. О том же, каким образом я отреагировала на благоразумные рекомендации своего друга, можно судить по тому, что не успела Алена закрыть за ним двери, как я велела запрягать карету. И через четверть часа Степан уже подогнал лошадей к парадному подъезду моего дома.
И скорее всего, я поторопилась это сделать именно потому, что снова почувствовала неприятный холодок - ощущение само по себе неприятное, и способное перерасти в леденящий душу ужас, если позволить овладеть ему своим сознанием.
До этого момента я постоянно носила траур по своему мужу, а в этот вечер решила снять его и надела одно из самых красивых своих платьев, чтобы моя печаль по безвременно ушедшему Александру не была воспринята моими врагами, как стремление спрятаться или, как выразился Петр, "мимикрировать".
А в существовании самих этих врагов я уже не сомневалась. И в тот же день получила весьма убедительное подтверждение их незримого присутствия в моей жизни.
Собственно говоря, выехала из дому я безо всякой цели. Имея в виду совершить небольшую прогулку по городу, по его прихорошившимся молодой листвой улицам и бульварам. Но унылое неторопливое движение по знакомым до последнего булыжника улицам скоро наскучило мне, и я приказала Степану направить лошадей в направлении Лысой горы.
Нет, я не собиралась совершить какой-то отчаянный поступок, на это у меня хватило благоразумия. Просто с ее вершины открывался чудесный вид на город и его окрестности. И мне захотелось испытать вновь это удивительное чувство, когда наблюдаешь человеческую жизнь с высоты птичьего полета. Люди и животные кажутся оттуда маленькими и смешными. И весь город напоминает замечательную сказку о городке в табакерке.
Москвичи любят устраивать пикники на Воробьевых горах. В Саратове для этих целей есть несколько не менее живописных возвышенностей, поскольку весь город расположен как бы в чаше, края которой представляют собой древние, покрытые лесами холмы.
Самый замечательный вид открывается, с моей точки зрения, с Соколовой горы, именно оттуда по преданию любовался Саратовом Император Петр, и подарил городу все окрестности, что открылись оттуда его суровому взору. Но туда мы любили ездить с Александром, и я еще ни разу не бывала там без него. Да, честно говоря, посмотреть на те трущобы, о которых с таким увлечением рассказывал Петр Анатольевич, мне тоже хотелось. А выбранный мною маршрут проходил в непосредственной близости от этих мест.
***
Рис.11.Было бы неплохо изобразить Петра на Соколовой горе, но не обязательно.
***
Любое передвижение оказывает на мое настроение благотворное воздействие. Вот и теперь, не успели мы приблизиться к городской черте, как всю мою тревожность и уныние, как рукой сняло. И на моем лице заиграла улыбка.
Это не преувеличение, поскольку я считаю это выражение лица естественным для человека, если у него ничего не болит, или его жизнь не омрачена каким-либо прискорбным событием. С моей точки зрения, даже животные - если к ним приглядеться повнимательнее - чаще всего улыбаются. А у них, мне кажется, куда как меньше оснований для радости, чем у нас.
***
Рис.12. Если идея придется по вкусу - то какое-нибудь улыбающееся животное - лошадь или собаку.
***
А когда до меня донесся запах цветущих шелковиц, покрывающих южные склоны Лысой горы, я пережила одно из тех чудных мгновений, когда ощущаешь прикосновение к неведомому, но откуда-то знакомому миру. В детстве я называла это чувство поцелуем ангела и считала его самым лучшим предзнаменованием.
Сытые здоровые лошади легко одолели довольно крутой подъем, и через некоторое время мы оказались на вершине. Я попросила Степана остановиться и вышла из кареты, вдохнула изрядную порцию свежего прохладного ветерка, который не затихает здесь ни на минуту и, щурясь от яркого предвечернего солнца, окинула взглядом город.
Он буквально утопал в цвете фруктовых деревьев и напоминал картинку из детской книжки. Мне всегда казалось, что эти картинки рисуют исключительно счастливые люди, и так оно и должно быть, чтобы в памяти ребенка на всю жизнь сохранились воспоминания о чем-то чудесном и радостном, пережитом им в детстве. И чтобы, повзрослев, при встрече с чем-либо подобным уже в реальной жизни он не прошел бы мимо, а остановился на мгновенье, задержал дыханье, и прошептал: "А все-таки жизнь прекрасна"!
***
Рис.13. "Саратов в цвету" - словно сказочная страна из детской книжки. Возможно, или даже наверняка сильно приукрашенный, но Саратов действительно был красивым городом, честное слово!
***
Надо ли говорить, что, возвращаясь с этой чудесной прогулки, я находилась в самом прекрасном расположении духа и даже что-то тихонечко напевала вполголоса.
Поэтому, когда у самого дома ко мне подбежал неизвестно откуда взявшийся чумазый уличный мальчишка, я встретила его радостной удивленной улыбкой. И только когда он торопливо сунул мне в руки пакет, развернулся на пятках и умчался прочь, осознала всю странность произошедшего. Но, тем не менее, продолжала улыбаться, распечатывая таинственное послание.
Улыбка исчезла с моих губ, едва я прочитала первые строки:
***
Рис.14. Эта строчка тоже могла бы стать подписью под иллюстрацией.
***
"Милостивая государыня, не думаю, что осчастливлю вас известием о своем освобождении, но, тем не менее, тороплюсь вам о нем сообщить, если вопреки моим сведениям вам еще не успели донести об этом ваши приятели-держиморды".
Прервав чтение, я опустила взгляд в самый конец письма. Там стояла только одна буква "Л". Сомневаться не приходилось - ко мне писала Люси.
Присев к столу и переведя дыхание, я тщательно расправила лист бумаги и положила его перед собой. Все это было настолько неожиданно, что мне потребовалось несколько минут, чтобы осознать реальность происходящего.
"Не могу сдержать смеха, когда представляю ваше лицо в эту минуту. Хотела надушить письмо духами, но в последний момент передумала. А то вы вообразили бы еще, что у вас появился новый ухажер. Кстати, как вам понравилась смазливая физиономия вашего приятеля? Не правда ли - шрамы ему к лицу? При случае передайте ему, что может не переодеваться трубочистом, чтобы спрятаться от моих верных рыцарей. Они его узнают и в этом шутовском платье.
Пишу не для того, чтобы позлить вас. Мне глубоко наплевать на ваши чувства. Есть более важная причина, по которой я решилась взяться за перо".
В этом месте почерк, до того более или менее аккуратный, становится торопливым и неразборчивым. И это вполне соответствовало содержанию написанных им строк. Теперь это была уже не издевательская ирония с претензией на изящество стиля, а неприкрытая злоба. Несколько клякс, сорвавшихся с плохоочиненного торопливого пера, показались мне каплями яда, сорвавшимися с ядовитого жала их автора:
"Итак, милочка, я объявляю тебе войну. Войну не на жизнь, а на смерть, поскольку не смогу спокойно жить на этом свете, пока не увижу тебя в более подходящем для тебя костюме. Я имею в виду саван.
И тебе не помогут ни твои толстомордые приятели, ни твои миллионы. Потому что Бог на моей стороне. А если даже это дьявол, то тем хуже для тебя.
Это не угроза и не пустые слова. Я ни о чем тебя не прошу и не ставлю никаких условий. Что бы ты теперь ни предприняла, уже не изменит ни моего к тебе отношения, ни моих намерений.
Я ненавижу тебя и весь твой род, будь он проклят. Хотя и от себя я не в восторге.
Если ты сумеешь защититься или даже победить - ну что же - значит, такова моя судьба. Но я предупреждаю, сделать это будет непросто. У меня благодаря тебе нет ни средств, ни возможности появляться в городе открыто, но даже если ты носа не высунешь из своего дворца, я и там тебя достану.
Без уважения, Л."
Дерзкое по форме и возмутительное по содержанию послание, написанное непривыкшей к перу рукой. Но строчки, окончательно выведшие меня из себя, были дальше. Будто бы вспомнив о самом главном, Люси приписала снова аккуратным почерком:
"P.S. А муж твой все-таки любил меня, а тебя лишь терпел, боясь потерять твое состояние".
Словно мерзкое насекомое, нащупанное в темноте рукой, я отбросила эту бумажку прочь. А пару мгновений спустя, запалив с двух сторон о горящую свечу, бросила в камин и с удовольствием наблюдала, как потемневшая бумага трещит и корчится в объятиях пламени, словно не желая быть уничтоженной.
Немного погодя я пожалела об этом, потому что поняла: именно на эту реакцию и рассчитывала эта мерзкая девка и специально дописала эту чушь, в правдоподобие которой не поверил бы ни один человек на свете.
Но сделанного не воротишь, тем более, что у меня не было желания показывать кому бы то ни было эту пакость.
- Нет, - прошептала я, и слова эти прозвучали, как клятва, - я не побегу в полицию за помощью, тем более, что эта девка наверняка предполагала такую возможность и каким-то образом успела себя обезопасить. Я приму ее вызов, и скорее дам себя уничтожить, чем пойду на попятную. И клянусь всем святым - она сильно пожалеет о своем дерзком поступке.
Гнев - не самое благородное чувство, но, признаюсь, в этот момент кровь ударила мне в голову. Знай я тогда местонахождение своей врагини - не задумываясь, ринулась бы в бой. Но я даже не могла себе представить, где, под какой колодой она нашла себе пристанище, и была вынуждена оставаться в бездействии, несмотря на то, что сердце готово было выскочить из грудной клетки и полететь на ее поиски.
- Переводя с площадной брани на более или менее изящную словесность, - пояснил Петр Анатольевич, - они не одобрили моего участия в аресте нашей общей знакомой, и пообещали повторить свое неодобрение в доступной их пониманию форме, если я в тот же час не отправлюсь к вам и не сообщу о нашей с ними беседе. Проще говоря, - закончил Петр совершенно серьезным голосом, - это месть и угрозы. И не только мне, но, увы, и вам, Екатерина Алексеевна. Хотя я и не думаю, что это повод для серьезного беспокойства...
- А вы знаете, - перебила я его, - что вот уже несколько дней Люси на свободе?
На этот раз торжествовать могла уже я, поскольку выражение лица Петра, во всяком случае, его правой половины, так как левая в силу своего состояния не могла выражать ничего, свидетельствовало о том, что мне удалось поразить его не в меньшей степени, чем ему меня некоторое время назад.
- То есть как это "на свободе"? - не поверив своим ушам, переспросил он. - Ее освободили?
- Она сама себя освободила. И, видимо, не собирается оставаться в тени... насколько я поняла по вашему виду, - не смогла удержаться я от улыбки, несмотря на то, что повод был не слишком подходящим для веселья.
Нам было, о чем поговорить в ближайшие полтора часа.
***
Рис.8. Каждая глава заканчивается тоже какой-нибудь грациозной штучкой - миниатюрой в стиле пушкинских рисунков на полях.
***
ГЛАВА ВТОРАЯ
***
В результате этой продолжительной беседы мы решили действовать заодно. А поскольку пришли к выводу, что в нынешних обстоятельствах нападение может стать для нас лучшей защитой, то действовать решили самым решительным образом. Мы не успели обсудить всех деталей нашего сотрудничества, поскольку Петр торопился на какое-то деловое свидание, но обговорили его в общих чертах.
У меня теперь не было повода сомневаться в том, что Люси не пожелала оставить наши края неотомщенной, и мне оставалось только благодарить Господа за то, что она не успела застать меня врасплох и начала с Петра Анатольевича.
"Предупрежденный вооружен" - кажется, так говорили на Востоке, и, как только Петр покинул мою гостиную, я решила подготовиться к любым неожиданностям, то есть постаралась оказаться во всеоружии на случай появления в моем доме Люси. Тем более, что она вполне могла заявиться ко мне с компанией негодяев, наподобие тех, что напали сегодняшней ночью на Петра. И можно было только гадать, к какому виду мести способна прибегнуть эта особа.
Немного погодя я усомнилась в том, что Люси решится напасть на меня в собственном доме, скорее, нападения можно было бы ожидать во время одной из моих ежедневных прогулок, но, на всякий случай, проверила в доме все запоры и привела в порядок коллекцию оружия покойного мужа, то есть почистила и смазала ружья и пистолеты; а чтобы предохранить себя от нежданных гостей, строго-настрого приказала Алене не открывать дверей незнакомым людям. Хотя она и без того была достаточно осторожна. В Саратове она была недавно, и город казался ей после деревни обиталищем жуликов и бандитов, за одного из которых благодаря разбитой физиономии она и приняла давеча Петра Анатольевича. И если бы не моя помощь, ему бы ни за что не удалось проникнуть далее прихожей.
Короче говоря, мое жилище теперь вполне можно было считать неприступным бастионом. Покончив с этим делом, я немного успокоилась и уселась у окна с книгой в руках - дожидаться возвращения Петра Анатольевича. Он обещал вернуться после обеда, постаравшись разузнать все возможное о Люси. А при его связях ему была доступна любая конфиденциальная информация, чем Петр Анатольевич немало гордился. При его нынешней профессии репортера "Губернских ведомостей" это качество было далеко не лишним.
Книгу я взяла не потому, что это было самым большим на эту минуту желанием, а чтобы успокоить свое не на шутку разыгравшееся воображение. Я уже знала на собственном опыте, что преждевременные фантазии не могут принести делу ничего, кроме вреда.
Но по случаю, книга, оказавшаяся в тот день в моих руках, не только не смогла погасить пожар в моей голове, но напротив - подбросила туда дровишек. Чтобы вам стало понятно, о чем я говорю, сообщу, что это была за книга. И те из вас, кто знаком с ее содержанием, наверняка не смогут сдержать улыбки - это был "Граф Монте-Кристо" Александра Дюма, принесенный мне накануне Шурочкой, моей начитанной подругой с непременным условием, что я приступлю к чтению в ту же минуту. Она с полчаса оглашала мой дом возгласами восторга и удивления по поводу этого "превосходнейшего произведения", после чего удалилась, чтобы оставить меня наедине с гениальным творением "этого очаровательного француза".
- Неужели ты изменила своему кумиру Тургеневу, променяв его на бульварного французского романиста? - с улыбкой спросила ее я. И по тому, как Шурочка вспыхнула в ответ на мое невинное замечание, поняла, что была недалека от истины.
***
Рис.9. Хорошо бы еще раз увидеть это милое создание, в некоторых романах Шурочка должна будет играть едва ли не главную роль. Поэтому к ней нужно постепенно приучать читателя. Она смешная, трогательная и симпатичная. А в душе - героиня. Но здесь она - влюбленный котенок.
***
Шурочка была постоянно влюблена, но, к сожалению, объекты ее чувства чаще всего были для нее столь же недоступны, как и те литературные герои, в которых она влюблялась в нежном возрасте. Таким образам она в разные годы была очарована Афанасием Фетом, Федором Достоевским, Островским и Бодлером, некоторое время предметом ее страсти стали сразу два Аполлона - Григорьев и Майков, весь нынешний год это был Тургенев, теперь настал черед Дюма.
Представляла бы Шурочка тогда, что не пройдет и года, как ее лучшая подруга не только встретится с обожаемым ею французским беллетристом лицом к лицу, но и раскроет при его непосредственном участии одно из самых загадочных преступлений в своей жизни.
Прочитав эти строки, я вновь согрешил - усомнился даже не в достоверности этих строк, а в здравом рассудке моей престарелой родственницы. Сами посудите, разве мог я себе представить что-то подобное? И тем сильнее было мое раскаяние, когда я убедился, что все это - правда. Дюма действительно был в Саратове в 1858 году, чему посвящена целая глава в книге его воспоминаний. А о том, каким образом с ним познакомилась Катенька, вы сможете узнать, когда я подготовлю к печати очередной ее роман, посвященный этому событию. Лишь бы у меня хватило сил и здоровья довести дело до конца.
Но в те дни мне еще самой было об этом ничего не известно. Дюма я знала по "Трем мушкетерам", была от них не в восторге, скучая, пролистала "Двадцать лет спустя" и не надеялась найти на страницах нового его романа ничего, кроме того же бесконечно-монотонного описания дуэлей и треска мушкетов. Но с первых же страниц поняла, что явно недооценивала талант Дюма, а через час с головой погрузилась в захватывающий сюжет, и заснула только под утро, когда глаза начали слезиться и закрывались сами собой, с трудом оторвавшись от книги, потому что в этот самый момент Эдмон Дантес после четырнадцати лет заточения в чудовищном замке Иф, наконец, обрел долгожданную свободу.
Действительность иной раз настолько причудливо перекликается с литературным вымыслом, что ничем, кроме иронии высших сил, этого объяснить невозможно. Заснула я с мыслями о побеге Дантеса, а едва проснувшись узнала о другом побеге, не менее загадочном, но далеко не таком романтическом, как у Дюма.
Первые же строчки, что я прочитала теперь, вновь перенесли, вернее сказать, вернули меня из Южной Франции в родную Саратовскую губернию, поскольку оказались совершенно созвучны местным событиям:
"Прошло ровно четырнадцать лет со дня заточения Эдмона Дантеса. Он переступил порог замка Иф девятнадцати лет от роду, а вышел оттуда тридцати трех.
Горестная улыбка мелькнула на его устах; он спрашивал себя, что сталось за это время с Мерседес, которая, вероятно, считала его умершим.
Потом пламя ненависти вспыхнуло в его глазах, - он вспомнил о трех негодяях, которым был обязан долгим, мучительным заточением.
И он снова, как некогда в тюрьме, поклялся страшной клятвой беспощадно отомстить Данглару, Фернану и Вильфору.
И теперь эта фраза была не пустой угрозой..."
Прочитав эти слова, я вздрогнула, хотя тут же постаралась смягчить свою реакцию скептической улыбкой. Если еще вечером я казалась себе Мерседес, безвременно потерявшей любимого, наши с ней истории были слишком похожи, и по этому поводу я даже пролила вчера несколько слезинок, то сегодня мне поневоле приходилось примерять на себя мантию Вильфора. Хотя до сих пор я, разумеется, не находила у нас с ним ничего общего.
"Вряд ли Люси читала эту книгу, - подумала в эту минуту я, - но, видимо, каждый заключенный в душе ненавидит тех людей, благодаря которым лишился свободы, и лелеет мечту об отмщении".
И это удивительное совпадение сделало для меня из без того увлекательное произведение в два раза интереснее. Поэтому не удивительно, что я не отрывалась от его страниц до самого прихода Петра Анатольевича.
На этот раз Алена беспрепятственно пропустила его в гостиную, несмотря на то, что выглядел Петр еще менее презентабельно, чем утром.
- Что за маскарад? - удивилась я, разглядывая его странное платье. Так мог экипироваться разве что мастеровой или рабочий с маслобойни, но никак не блестящий молодой человек нашего круга. А в сочетании с изуродованным лицом он выглядел и вовсе забулдыгой, не всякий трактирщик рискнул бы впустить подобную личность к себе в заведение.
***
Рис.10. Логично было бы поместить здесь Петра в "маскарадном костюме - что-то наподобие Бальзаминова в роли башмачника из известного фильма. А может быть - ближе к "На дне", но не слишком. Контраст костюма и жеста (нога на ногу - как вариант).
***
- При нашей первой встрече, Катенька, - усаживаясь в кресло и грациозно перекинув ногу за ногу, ответил Петр, - вы изволили заметить, что благодаря ночному приключению я изменился до неузнаваемости. И я имел случай убедиться в справедливости этих слов - моя собственная кухарка, не узнав меня, чуть не окатила кипятком. И я подумал, что грех не воспользоваться такой уникальной возможностью в наших с вами общих интересах.
- Таким образом вы маскируетесь от мстителей? - не сумев скрыть презрения, уточнила я. Мужчина, который из страха способен вырядиться таким образом, вряд ли мог рассчитывать на мое уважение.
Но Петр лишь рассмеялся в ответ на мое замечание.
- Не совсем. Вернее - совсем по другой причине я на время позаимствовал этот гардероб у одного славного, но совершенно пропащего человека.
- В таком случае потрудитесь объяснить, почему вы заявились ко мне в таком виде.
- Все очень просто, - переведя дыхание, сказал Петр, - самая обыкновенная конспирация, или мимикрия, если желаете. В тех кругах, что я вращался последние два часа, мой костюм был как нельзя более уместен и даже выглядел щеголеватым. Единственное, о чем я жалею, - состроил он комическую гримасу, - что мое перевоплощение закончится через три-четыре дня, и появиться где-либо неузнанным у меня не будет уже никакой возможности.
Я вздохнула с облегчением, мне совершенно не хотелось терять уважение к этому приятному молодому человеку.
- И в каком же месте вам удалось произвести в этом виде приятное впечатление? - уже с улыбкой поинтересовалась я.
- В одном из тех, которые вам вряд ли удастся посетить, Катенька. И жалеть об этом не стоит, хотя с точки зрения антропологии - это весьма любопытное местечко.
Петр явно наслаждался моей реакцией на его внешность и не торопился стать серьезным.
Но уже через несколько минут рассказал, что побывал в одном из тех мест, куда не всегда рискует заглянуть даже полиция. В пригороде Саратове, у знаменитой Лысой горы расположился район трущоб, в которых издавна находят себе приют все те, кого у нас принято называть отбросами общества. Я там, разумеется, никогда не бывала, но по рассказам мужа составила себе довольно четкое о нем представление. Опустившиеся мелкие ремесленники, бурлаки, портовые грузчики составляли там лучшую часть публики, что же говорить об остальных - нищие, горькие пьяницы и их чудовищные подруги... Поголовное пьянство, разврат, азартные игры и поножовщина были здесь в порядке вещей.
Если человек попадал туда однажды, то у него практически не было шанса оттуда выбраться. Это был своеобразная сливная яма, куда попадало все то, что не сумело найти себе места в нормальной жизни. Александр уверял меня, что подобный район существует в силу необходимости в любом городе мира. С одной стороны, играя роль жупела и тем самым выполняя воспитательную функцию для определенной части городского населения, а с другой - очищая здоровую часть города от нежелательных элементов. Мы неоднократно спорили с ним на эту тему. Потому что несмотря на все его доводы, мне не хотелось мириться с подобным порядком вещей.
Туда-то и занесло сегодня днем Петра Анатольевича. И, как оказалось, небезрезультатно.
Дело в том, что к Лысой горе стекались не только все нечистоты человеческого материала, но и вся городская информация криминального и околокриминального характера. Иметь осведомителя в Худобке, как называли свой район его аборигены, было заветной мечтой каждого полицейского.
И, насколько я поняла, Петр побывал там сегодня не в первый раз. Вполне возможно, что у него там были даже друзья. Мой приятель обладал счастливым даром находить общий язык с любым представителем рода людского, в том числе с ворами и каторжниками.
В результате этого визита Петру удалось узнать имена своих обидчиков. Он перечислил мне несколько кличек, из которых мне запомнились Федька Крюк и Леша Маленький. Мы еще не знали, каким образом сумеем воспользоваться этими сведениями, но в любом случае это была дорожка, в самом конце которой находилась Люси собственной персоной, а это уже немало.
Более важной с моей точки зрения была другая новость: Кузьма - тот самый полицейский чин, что исчез вместе с Люси два дня тому назад, нашелся. Точнее сказать, нашлось его тело. То есть самого Кузьмы уже не было в живых по крайней мере двадцать четыре часа.
Его труп, обезображенный до неузнаваемости, обнаружили местные крестьяне на дне глубокого оврага на окраине села. И это могло означать лишь одно: Люси оставила за собой еще один кровавый след.
Примерно так поступает затравленная волчица. Она убивает все живое на своем пути безо всякой на то причины и потому значительно опаснее обычного зверя, который убивает лишь по необходимости.
- Вы полагаете, - спросила я своего приятеля, - несчастный помог ей бежать?
- В таком случае, - не сразу ответил он, - она весьма щедро отплатила ему за услугу. И, я бы сказал, оригинально. И если она благодарит подобным образом, то как же выглядит ее месть?
- Как она выглядит, вы можете узнать, посмотревшись в зеркало, - с улыбкой ответила я на его риторический вопрос, пытаясь свести на шутку его чересчур мрачную мысль. Но мне это не удалось.
- Я не думаю, что она на этом успокоится, - грустно произнес Петр. Скорее всего, это было всего лишь предупреждение, или угроза, а сама месть - впереди. Именно поэтому я все-таки советую вам уехать в Европу.
- Кажется, Петр Анатольевич, дворянскую честь вы считаете исключительно мужской привилегией, - ответила я ему, тем самым дав понять, что даже обсуждать эту тему считаю нецелесообразным.
- Ну, как знаете, Екатерина Алексеевна, но хотя бы меры предосторожности я бы на вашем месте принял.
- Разумеется.
На этом наш разговор был завершен. О том же, каким образом я отреагировала на благоразумные рекомендации своего друга, можно судить по тому, что не успела Алена закрыть за ним двери, как я велела запрягать карету. И через четверть часа Степан уже подогнал лошадей к парадному подъезду моего дома.
И скорее всего, я поторопилась это сделать именно потому, что снова почувствовала неприятный холодок - ощущение само по себе неприятное, и способное перерасти в леденящий душу ужас, если позволить овладеть ему своим сознанием.
До этого момента я постоянно носила траур по своему мужу, а в этот вечер решила снять его и надела одно из самых красивых своих платьев, чтобы моя печаль по безвременно ушедшему Александру не была воспринята моими врагами, как стремление спрятаться или, как выразился Петр, "мимикрировать".
А в существовании самих этих врагов я уже не сомневалась. И в тот же день получила весьма убедительное подтверждение их незримого присутствия в моей жизни.
Собственно говоря, выехала из дому я безо всякой цели. Имея в виду совершить небольшую прогулку по городу, по его прихорошившимся молодой листвой улицам и бульварам. Но унылое неторопливое движение по знакомым до последнего булыжника улицам скоро наскучило мне, и я приказала Степану направить лошадей в направлении Лысой горы.
Нет, я не собиралась совершить какой-то отчаянный поступок, на это у меня хватило благоразумия. Просто с ее вершины открывался чудесный вид на город и его окрестности. И мне захотелось испытать вновь это удивительное чувство, когда наблюдаешь человеческую жизнь с высоты птичьего полета. Люди и животные кажутся оттуда маленькими и смешными. И весь город напоминает замечательную сказку о городке в табакерке.
Москвичи любят устраивать пикники на Воробьевых горах. В Саратове для этих целей есть несколько не менее живописных возвышенностей, поскольку весь город расположен как бы в чаше, края которой представляют собой древние, покрытые лесами холмы.
Самый замечательный вид открывается, с моей точки зрения, с Соколовой горы, именно оттуда по преданию любовался Саратовом Император Петр, и подарил городу все окрестности, что открылись оттуда его суровому взору. Но туда мы любили ездить с Александром, и я еще ни разу не бывала там без него. Да, честно говоря, посмотреть на те трущобы, о которых с таким увлечением рассказывал Петр Анатольевич, мне тоже хотелось. А выбранный мною маршрут проходил в непосредственной близости от этих мест.
***
Рис.11.Было бы неплохо изобразить Петра на Соколовой горе, но не обязательно.
***
Любое передвижение оказывает на мое настроение благотворное воздействие. Вот и теперь, не успели мы приблизиться к городской черте, как всю мою тревожность и уныние, как рукой сняло. И на моем лице заиграла улыбка.
Это не преувеличение, поскольку я считаю это выражение лица естественным для человека, если у него ничего не болит, или его жизнь не омрачена каким-либо прискорбным событием. С моей точки зрения, даже животные - если к ним приглядеться повнимательнее - чаще всего улыбаются. А у них, мне кажется, куда как меньше оснований для радости, чем у нас.
***
Рис.12. Если идея придется по вкусу - то какое-нибудь улыбающееся животное - лошадь или собаку.
***
А когда до меня донесся запах цветущих шелковиц, покрывающих южные склоны Лысой горы, я пережила одно из тех чудных мгновений, когда ощущаешь прикосновение к неведомому, но откуда-то знакомому миру. В детстве я называла это чувство поцелуем ангела и считала его самым лучшим предзнаменованием.
Сытые здоровые лошади легко одолели довольно крутой подъем, и через некоторое время мы оказались на вершине. Я попросила Степана остановиться и вышла из кареты, вдохнула изрядную порцию свежего прохладного ветерка, который не затихает здесь ни на минуту и, щурясь от яркого предвечернего солнца, окинула взглядом город.
Он буквально утопал в цвете фруктовых деревьев и напоминал картинку из детской книжки. Мне всегда казалось, что эти картинки рисуют исключительно счастливые люди, и так оно и должно быть, чтобы в памяти ребенка на всю жизнь сохранились воспоминания о чем-то чудесном и радостном, пережитом им в детстве. И чтобы, повзрослев, при встрече с чем-либо подобным уже в реальной жизни он не прошел бы мимо, а остановился на мгновенье, задержал дыханье, и прошептал: "А все-таки жизнь прекрасна"!
***
Рис.13. "Саратов в цвету" - словно сказочная страна из детской книжки. Возможно, или даже наверняка сильно приукрашенный, но Саратов действительно был красивым городом, честное слово!
***
Надо ли говорить, что, возвращаясь с этой чудесной прогулки, я находилась в самом прекрасном расположении духа и даже что-то тихонечко напевала вполголоса.
Поэтому, когда у самого дома ко мне подбежал неизвестно откуда взявшийся чумазый уличный мальчишка, я встретила его радостной удивленной улыбкой. И только когда он торопливо сунул мне в руки пакет, развернулся на пятках и умчался прочь, осознала всю странность произошедшего. Но, тем не менее, продолжала улыбаться, распечатывая таинственное послание.
Улыбка исчезла с моих губ, едва я прочитала первые строки:
***
Рис.14. Эта строчка тоже могла бы стать подписью под иллюстрацией.
***
"Милостивая государыня, не думаю, что осчастливлю вас известием о своем освобождении, но, тем не менее, тороплюсь вам о нем сообщить, если вопреки моим сведениям вам еще не успели донести об этом ваши приятели-держиморды".
Прервав чтение, я опустила взгляд в самый конец письма. Там стояла только одна буква "Л". Сомневаться не приходилось - ко мне писала Люси.
Присев к столу и переведя дыхание, я тщательно расправила лист бумаги и положила его перед собой. Все это было настолько неожиданно, что мне потребовалось несколько минут, чтобы осознать реальность происходящего.
"Не могу сдержать смеха, когда представляю ваше лицо в эту минуту. Хотела надушить письмо духами, но в последний момент передумала. А то вы вообразили бы еще, что у вас появился новый ухажер. Кстати, как вам понравилась смазливая физиономия вашего приятеля? Не правда ли - шрамы ему к лицу? При случае передайте ему, что может не переодеваться трубочистом, чтобы спрятаться от моих верных рыцарей. Они его узнают и в этом шутовском платье.
Пишу не для того, чтобы позлить вас. Мне глубоко наплевать на ваши чувства. Есть более важная причина, по которой я решилась взяться за перо".
В этом месте почерк, до того более или менее аккуратный, становится торопливым и неразборчивым. И это вполне соответствовало содержанию написанных им строк. Теперь это была уже не издевательская ирония с претензией на изящество стиля, а неприкрытая злоба. Несколько клякс, сорвавшихся с плохоочиненного торопливого пера, показались мне каплями яда, сорвавшимися с ядовитого жала их автора:
"Итак, милочка, я объявляю тебе войну. Войну не на жизнь, а на смерть, поскольку не смогу спокойно жить на этом свете, пока не увижу тебя в более подходящем для тебя костюме. Я имею в виду саван.
И тебе не помогут ни твои толстомордые приятели, ни твои миллионы. Потому что Бог на моей стороне. А если даже это дьявол, то тем хуже для тебя.
Это не угроза и не пустые слова. Я ни о чем тебя не прошу и не ставлю никаких условий. Что бы ты теперь ни предприняла, уже не изменит ни моего к тебе отношения, ни моих намерений.
Я ненавижу тебя и весь твой род, будь он проклят. Хотя и от себя я не в восторге.
Если ты сумеешь защититься или даже победить - ну что же - значит, такова моя судьба. Но я предупреждаю, сделать это будет непросто. У меня благодаря тебе нет ни средств, ни возможности появляться в городе открыто, но даже если ты носа не высунешь из своего дворца, я и там тебя достану.
Без уважения, Л."
Дерзкое по форме и возмутительное по содержанию послание, написанное непривыкшей к перу рукой. Но строчки, окончательно выведшие меня из себя, были дальше. Будто бы вспомнив о самом главном, Люси приписала снова аккуратным почерком:
"P.S. А муж твой все-таки любил меня, а тебя лишь терпел, боясь потерять твое состояние".
Словно мерзкое насекомое, нащупанное в темноте рукой, я отбросила эту бумажку прочь. А пару мгновений спустя, запалив с двух сторон о горящую свечу, бросила в камин и с удовольствием наблюдала, как потемневшая бумага трещит и корчится в объятиях пламени, словно не желая быть уничтоженной.
Немного погодя я пожалела об этом, потому что поняла: именно на эту реакцию и рассчитывала эта мерзкая девка и специально дописала эту чушь, в правдоподобие которой не поверил бы ни один человек на свете.
Но сделанного не воротишь, тем более, что у меня не было желания показывать кому бы то ни было эту пакость.
- Нет, - прошептала я, и слова эти прозвучали, как клятва, - я не побегу в полицию за помощью, тем более, что эта девка наверняка предполагала такую возможность и каким-то образом успела себя обезопасить. Я приму ее вызов, и скорее дам себя уничтожить, чем пойду на попятную. И клянусь всем святым - она сильно пожалеет о своем дерзком поступке.
Гнев - не самое благородное чувство, но, признаюсь, в этот момент кровь ударила мне в голову. Знай я тогда местонахождение своей врагини - не задумываясь, ринулась бы в бой. Но я даже не могла себе представить, где, под какой колодой она нашла себе пристанище, и была вынуждена оставаться в бездействии, несмотря на то, что сердце готово было выскочить из грудной клетки и полететь на ее поиски.