Александр Арсаньев
Второе дело Карозиных
ВМЕСТО ПРОЛОГА
В доме профессора алгебры, надворного советника Никиты Сергеевича Карозина, впрочем, как и по всей Москве, да что там – по всей Росии, готовились к таким всегда долгожданным зимним праздникам – Рождеству, Святкам, встрече нового 1883 года. Сам хозяин скромного белокаменного особняка в Брюсовском переулке не сказать, чтобы слишком увлекался приготовлениями, считая, что все хлопоты по устроению праздников следует оставить на долю супруги, однако и у него внутри приятно обмирало при мысли, что занятия в университете, где он читал курс лекций, на время будут отменены и можно будет со спокойной душой повеселиться, посетить театр и многочисленных друзей.
Никита Сергеевич, возвращаясь сейчас из университета домой, к обеду, где должна была уже ждать его супруга, ехал в собственных санях, надвинув поглубже кунью шапку и подняв бобровый воротник своего пальто, и мягко улыбался в усы, поглядывая на встречных барышень. Последний год финансовые дела Карозина заметно улучшились, что позволило приобрести наконец собственный выезд, да и дом заново обставить. Но больше всего Никиту Сергеевича радовало, что теперь он сможет куда больше баловать свою супругу – Катеньку, на которой женился вот уже почти четыре года назад, а все кажется, будто только вчера.
Вспомнив ладную статную Катину фигуру, ее длинные пшеничные косы, молочной белизны кожу, ее тонкие руки и нежную улыбку, озорной блеск больших зеленых глаз, Карозин улыбнулся чуть шире и счастливо вздохнул. Без сомнения, ему очень повезло с женой. Поравнявшись со Страстным монастырем, напротив Тверского бульвара, Карозин снял шапку и перекрестился, затем усмехнулся про себя, вспомнив евангельское: «Неверный муж верною женою освящается». Да, если бы не набожность Кати... раньше-то, бывало...
Впрочем, Карозин не стал утруждать себя воспоминаниями о том, что было до появления в его жизни Катерины Дмитриевны Бекетовой – сани свернули в Брюсовский переулок и, оставив позади большой дом купцов Андреевых, уже в ранних зимних сумерках остановились у крыльца белого двухэтажного особнячка, выстроенного в классическом стиле.
– Можешь распрягать, – сказал Никита Сергеевич своему кучеру. – Сегодня больше никуда не едем, – добавил он не без удовольствия, предвкушая обед и вечер в обществе Катеньки.
Поднявшись по ступенькам, он скинул пальто на руки лакея, встретившего его в дверях, и поинтересовался, дома ли жена.
– Никак нет-с, – ответил Ефим, виновато глянув на Карозина.
– Где же она? – Никита Сергеевич недовольно сдвинул свои густые брови. «Неужели снова впуталась в какую-то историю?!» – пронеслась невольная мысль. – Ну, что молчишь?
– К портнихе поехали, – ответил Ефим.
– Ясно, – Карозин тяжело вздохнул от непонятного предчувствия. – Обед готов?
– Готов. Прикажете подавать?
Карозин глянул на свои часы-брегет и ответил:
– Подождем хозяйку, – а сам поднялся по широкой пологой лестнице, устланной красным ковром, в свою спальню.
Чтобы Катя опаздывала к обеду, то есть к пяти часам пополудни, это было невиданное дело, и поэтому профессор волновался. Пятнадцать минут томительного ожидания показались ему чуть ли не часами – он слонялся из угла в угол сначала в своей спальне, затем вошел в спальню жены, не желая только показываться на глаза прислуге, чтобы не допускать никаких толков. «Собственно, ну что здесь такого, – уговаривал он себя, осматривая улицу из окна Катиной спальни, – в конце концов, она могла встретить кого-то у m-mе Roshe... Она могла задержаться с примеркой, верно, к Рождеству там сейчас пол-Москвы шьют... Она...»
Но нет, ничего не помогало и профессору стоило большого труда оставаться в комнате. Подозрение, что его горячо любимая жена снова окажется втянутой в какую-нибудь нехорошую историю, как во всех этих романах, которые Катя с таким упоением читала, несмотря на неудовольствие мужа, не покидало профессора. «Ну теперь-то уж я буду ни при чем! – говорил он сам себе, оправдываясь, видимо, за то, что сам „втянул“ Катю в такую историю. – Теперь-то уж я постараюсь пресечь все эти фантазии!» – и распалялся все больше и больше.
Наконец, он рассердился на себя и на жену решительно, и спустился вниз, в кабинет, собираясь заняться просмотром кое-каких бумаг, только бы не думать, отчего это Катя так опаздывает. Едва он вошел в свой кабинет, как услышал взволнованный Катенькин голос, интересующийся, где он.
Карозин повернулся к дверям, намереваясь строго спросить ее про задержку, но когда уже в следующее мгновение на пороге кабинета возникла разрумянившаяся от мороза Катенька, одного ее взгляда на мужа было достаточно, чтобы Никита Сергеевич тотчас забыл все свои намерения, восхищенно глядя на жену и осознавая только, как сильно она ему дорога.
– Никитушка, прости... – начала Катерина Дмитриевна, подходя к нему с ласковым взглядом, видимо, делая над собой усилие, чтобы выглядеть спокойно.
– Отчего ты так задержалась, ангел мой? – спросил ее профессор мягко и встревоженно.
– Никитушка, – с улыбкой проигнорировала жена его вопрос, теперь уже не сдерживая своего волнения, – я узнала об одном весьма странном и загадочном происшествии! Мы с тобой непременно должны в нем разобраться!
– Катенька! – простонал бедный профессор, прикрывая лицо ладонью...
Никита Сергеевич, возвращаясь сейчас из университета домой, к обеду, где должна была уже ждать его супруга, ехал в собственных санях, надвинув поглубже кунью шапку и подняв бобровый воротник своего пальто, и мягко улыбался в усы, поглядывая на встречных барышень. Последний год финансовые дела Карозина заметно улучшились, что позволило приобрести наконец собственный выезд, да и дом заново обставить. Но больше всего Никиту Сергеевича радовало, что теперь он сможет куда больше баловать свою супругу – Катеньку, на которой женился вот уже почти четыре года назад, а все кажется, будто только вчера.
Вспомнив ладную статную Катину фигуру, ее длинные пшеничные косы, молочной белизны кожу, ее тонкие руки и нежную улыбку, озорной блеск больших зеленых глаз, Карозин улыбнулся чуть шире и счастливо вздохнул. Без сомнения, ему очень повезло с женой. Поравнявшись со Страстным монастырем, напротив Тверского бульвара, Карозин снял шапку и перекрестился, затем усмехнулся про себя, вспомнив евангельское: «Неверный муж верною женою освящается». Да, если бы не набожность Кати... раньше-то, бывало...
Впрочем, Карозин не стал утруждать себя воспоминаниями о том, что было до появления в его жизни Катерины Дмитриевны Бекетовой – сани свернули в Брюсовский переулок и, оставив позади большой дом купцов Андреевых, уже в ранних зимних сумерках остановились у крыльца белого двухэтажного особнячка, выстроенного в классическом стиле.
– Можешь распрягать, – сказал Никита Сергеевич своему кучеру. – Сегодня больше никуда не едем, – добавил он не без удовольствия, предвкушая обед и вечер в обществе Катеньки.
Поднявшись по ступенькам, он скинул пальто на руки лакея, встретившего его в дверях, и поинтересовался, дома ли жена.
– Никак нет-с, – ответил Ефим, виновато глянув на Карозина.
– Где же она? – Никита Сергеевич недовольно сдвинул свои густые брови. «Неужели снова впуталась в какую-то историю?!» – пронеслась невольная мысль. – Ну, что молчишь?
– К портнихе поехали, – ответил Ефим.
– Ясно, – Карозин тяжело вздохнул от непонятного предчувствия. – Обед готов?
– Готов. Прикажете подавать?
Карозин глянул на свои часы-брегет и ответил:
– Подождем хозяйку, – а сам поднялся по широкой пологой лестнице, устланной красным ковром, в свою спальню.
Чтобы Катя опаздывала к обеду, то есть к пяти часам пополудни, это было невиданное дело, и поэтому профессор волновался. Пятнадцать минут томительного ожидания показались ему чуть ли не часами – он слонялся из угла в угол сначала в своей спальне, затем вошел в спальню жены, не желая только показываться на глаза прислуге, чтобы не допускать никаких толков. «Собственно, ну что здесь такого, – уговаривал он себя, осматривая улицу из окна Катиной спальни, – в конце концов, она могла встретить кого-то у m-mе Roshe... Она могла задержаться с примеркой, верно, к Рождеству там сейчас пол-Москвы шьют... Она...»
Но нет, ничего не помогало и профессору стоило большого труда оставаться в комнате. Подозрение, что его горячо любимая жена снова окажется втянутой в какую-нибудь нехорошую историю, как во всех этих романах, которые Катя с таким упоением читала, несмотря на неудовольствие мужа, не покидало профессора. «Ну теперь-то уж я буду ни при чем! – говорил он сам себе, оправдываясь, видимо, за то, что сам „втянул“ Катю в такую историю. – Теперь-то уж я постараюсь пресечь все эти фантазии!» – и распалялся все больше и больше.
Наконец, он рассердился на себя и на жену решительно, и спустился вниз, в кабинет, собираясь заняться просмотром кое-каких бумаг, только бы не думать, отчего это Катя так опаздывает. Едва он вошел в свой кабинет, как услышал взволнованный Катенькин голос, интересующийся, где он.
Карозин повернулся к дверям, намереваясь строго спросить ее про задержку, но когда уже в следующее мгновение на пороге кабинета возникла разрумянившаяся от мороза Катенька, одного ее взгляда на мужа было достаточно, чтобы Никита Сергеевич тотчас забыл все свои намерения, восхищенно глядя на жену и осознавая только, как сильно она ему дорога.
– Никитушка, прости... – начала Катерина Дмитриевна, подходя к нему с ласковым взглядом, видимо, делая над собой усилие, чтобы выглядеть спокойно.
– Отчего ты так задержалась, ангел мой? – спросил ее профессор мягко и встревоженно.
– Никитушка, – с улыбкой проигнорировала жена его вопрос, теперь уже не сдерживая своего волнения, – я узнала об одном весьма странном и загадочном происшествии! Мы с тобой непременно должны в нем разобраться!
– Катенька! – простонал бедный профессор, прикрывая лицо ладонью...
ГЛАВА ПЕРВАЯ
– Нет, ничего не говори, – попросил профессор жену. – Мы просто ни в чем не станем разбираться, – решительно заявил он. – Не ты, не я. – Карозин сел за стол и демонстративно уткнулся в бумаги, всем своим видом показывая, что не желает вообще говорить на эту тему.
– Но, Никита! – возразила жена, проявляя свойственное ей по временам упорство. – Почему же ты даже не желаешь выслушать меня? Кому, как ни тебе, я могу все это рассказать? – Катерина Дмитриевна села напротив своего мужа и доверчиво посмотрела ему в лицо.
– И слышать ничего не хочу, – с той же твердостью заявил Карозин. – Катя, как ты не понимаешь, что все эти таинственные происшествия, случающиеся день изо дня, вовсе не нашего ума дело? И... И если тебе повезло в прошлый раз, – выделил он голосом, предваряя еще одно возможное возражение жены, – то это только везение. И потом, ты подвергалась неоправданному риску! – воскликнул Никита Сергеевич, которого все еще мучила совесть за то, что он так опрометчиво втянул жену в прошлое расследование.
– Отчего же неоправданному? – с легкой улыбкой на губах поинтересовалась Катерина Дмитриевна. – По-моему, как раз наоборот.
– Все равно! – отрезал муж. – Это только случайное везение. Не факт, что может повезти снова. Совсем не факт, – повторил он более для себя, чем для нее.
– Значит, ты полагаешь, – холодно начала жена, – что моих заслуг в прошлом расследовании не было, всего лишь случайное везение и только? – уточнила она, как-то не по-хорошему блеснув глазами. – Что ж, сударь, в таком случае извините, что заговорила с вами на эту тему, – Катенька с достоинством поднялась из кресла и вышла из кабинета, высоко держа голову.
Профессор остался сидеть за столом, понимая, что обидел ее и снова укоряя себя за такую бесчувственность, а еще больше за то, что у жены открылся вдруг сыскной талант. Ну, положим, талант – не талант, тут же подумал он, но в наблюдательности и логике ей не откажешь. Кажется, этот способ расследования называется дедукцией? Жена – сыщик, что может быть хуже? Никита Сергеевич поздыхал-повздыхал, да и пошел следом за Катенькой. Нужно бы помириться.
Жену он застал в столовой.
– А, вот и ты, Никита Сергеевич, – сказала она с милой улыбкой, будто ничего и не произошло и не было вовсе никакой размолвки. – А я уж хотела было Груню отправить за тобой. Обедать пора.
– Катя, – начал муж виновато, – ты уж прости меня...
– За что же, друг мой? – с приязненною улыбкой осведомилась она. – Разве ты в чем-то провинился передо мной?
Вот ведь характер, подумал про себя Карозин, и как это она так умеет заставить меня чувствовать себя виноватым тогда, когда самой бы след повиниться. Он взглянул на жену и решил чуть ли не впервые за всю их совместную жизнь подыграть ей – тоже сделать вид, что ничего не случилось.
– Да вот волновался, что ты задержалась, и только, – поспешил произнести он.
– Ну, в том твой вины нет, – заверила его Катерина Дмитриевна и улыбнулась.
Карозин сел за стол и за все время трапезы оба не проронили больше ни слова.
– Мне нужно кое-какие бумаги просмотреть, – сказал Никита Сергеевич, когда обед был окончен. – А ты чем займешься, ангел мой?
– Меня вот Варенька Солдашникова к себе приглашала, – ответила жена. – Но теперь, должно быть, поздновато уже, да и я что-то устала нынче. Пойду к себе, почитаю, – и снова на ее губах заиграла вежливая улыбка.
– Хорошо, – недовольно пробормотал Карозин и вышел из столовой.
Нет, так дело никуда не пойдет, подумал он по дороге в кабинет. Что же это мы самую пошленькую пьеску разыгрываем? Говорим не о том, о чем следует супругам говорить? Он снова прокрутил в голове короткий диалог и поправил сам себя, что разговор-то, конечно, имел быть самый обычный, самый что ни на есть «супружеский», только вот тон, каким все говорилось, да еще сознание того, что думали оба совсем о другом – вот это было фальшиво и пошло. Никита же Сергеевич во всем предпочитал честность и откровенность, и знал, что Катя того же мнения. «А этак что же? – рассеянно размышлял он. – Получается, что мы оба друг друга не уважаем, коли эту комедию изображаем? – он усмехнулся невольной рифме. – Нет, пойду к ней и объяснюсь!» – решил наконец он и, выйдя из кабинета, поднялся на второй этаж, где находилась спальня жены. Карозин осторожно постучал в дверь.
– Кто там? – откликнулась Катенька.
– Это я, – сказал Никита Сергеевич, входя в комнату. – Я вот зачем, – он посмотрел на жену, сидящую за бюро и что-то пишущую, видимо, дневник. – Этак, Катя, не пойдет. – Катерина Дмитриевна посмотрела на мужа удивленно. – Этак мы с тобой можем Бог знает до чего дойти! – Карозин неожиданно разволновался.
– Да о чем ты, Никита? – она повернулась к нему. – Что тебя так взволновало?
– Катя, ну довольно, – попросил он, подходя к жене и садясь рядом на стул. – Ты и сама понимаешь, о чем. Не нужна нам эта холодная вежливость, ты ведь знаешь сама, к чему вот такое обращение привести может... Начнем таить то, что на душе у каждого, сначала в мелочах, а потом и... – Катины глаза сощурились, – и можем дойти до того, что у каждого своя жизнь будет! Понимаешь, о чем я? – Она молчала. – Катя, ты ведь понимаешь, не правда ли? Ведь мы же с тобой не то, что другие, которые женятся по выгоде и никаких общих склонностей не имеют и всю жизнь притворяются, всего лишь изображают из себя супругов, хотя каждый про другого знает, что...
– Довольно, Никита, я все поняла, – улыбнулась Катерина Дмитриевна. – Уж не ревнуешь ли ты? Что-то больно разволновался. Впрочем... Я ведь хотела тебе все рассказать, только ты сам не позволил, – все-таки не удержалась и напомнила она. – Вот я и не стала больше с тобой на эту тему заговаривать, раз уж запретил сам.
– Катя, ну что ты такое говоришь? Неужто прямо и запретил? – ахнул Никита Сергеевич, уже больше изображая удивление, чем испытывая его на самом деле, потому что взгляд жены потеплел и Карозин уже предчувствовал, что еще минута – и они оба посмеются над всею сценою.
– Да, друг мой, – подтвердила она строго и скорбно, опустив глаза и силясь не улыбнуться. – Запретил.
– Ну так ты прости меня! Я ведь делаюсь совершенно глуп, когда речь о тебе заходит! – Карозин взял ее тонкую ручку и поднес к губам. – Простишь?
– И ты меня прости! Я тоже бываю глупа! – воскликнула Катерина Дмитриевна в порыве души и обняла мужа.
Так семейный мир был восстановлен, размолвка ушла в прошлое и, вволю насмеявшись над своею собственною глупостью, супруги помирились окончательно, после чего Никита Сергеевич, успокоив себя, все же поинтересовался:
– Так что там случилось?
– Нужно ли об этом? – лаская мужа взглядом, спросила Катенька, впрочем, вполне оценив его деликатность. – Я ведь знаю, что тебе это неприятно. Оставим.
– Нет, ангел мой, – блаженно улыбнувшись, ответил супруг. – Лучше ты мне расскажи, ведь все равно так просто не оставишь, знаю я тебя, – мягко пожурил он жену, прижав к себе. – Она мурлыкнула и вздохнула глубоко и счастливо. – Ну так что приключилось?
– Хорошо, – Катерина Дмитриевна отстранилась от мужа и заговорила серьезней: – Дело в том, что прошлой ночью скончалась графиня К.!
– И?.. – Никита Сергеевич не понял, что было такого особенного в смерти этой, говоря откровенно, взбалмошной и экзальтированной графини, известной по Москве своими скандалезными приключениями. – Катя, люди каждый день умирают...
– Ах, Никита, ты бы хоть дослушал! – досадливо поморщившись, с новым жаром воскликнула Катерина Дмитриевна, и супругу ничего другого не оставалось, как поднять руки вверх, в знак своей полной лояльности. – Ее убили, Никита! – с уверенностью заявила Катя. – Ее отравили!
– Что?
– То, Никита Сергеевич! Ее отравили, и мне это доподлинно известно! – Катерина Дмитриевна торжествовала, поскольку на лице у мужа отразилось полное замешательство.
– Объяснись, – потребовал он. – Такими обвинениями, ты знаешь, не бросаются. – И профессор нахмурился, чтоб показать, как он недоволен. – Да и кому это могло понадобиться? – прибавил он в сомнении, более для себя.
– Хорошо, – вздохнула жена. – Начну с самого начала. Я приехала к мадам Roche, у нее встретила Лидию Михайловну Мелихову, племянницу графини, ты помнишь ее? – Карозин поспешил кивнуть, лишь бы только жена наконец все рассказала, а он смог убедить ее после, что что бы там ни случилось, ей следует остаться в стороне от этого. – Так вот, Лидия Михайловна приехала сама, чтобы отменить прежние заказы и сделать только один – траурного платья. Мне она неожиданно обрадовалась как старой знакомой и просила меня уделить ей немного времени. Естественно, я согласилась. После примерки мы сели в ее сани и по дороге сюда она мне все и рассказала. Оказывается, накануне ночью графиня умерла, отравилась. Или, точнее, ее отравили... То есть, выглядело это так, будто она сама, но на самом деле, я думаю... В общем, Никита, тут достаточно загадок! Ты это понимаешь? И потом, ты ведь знаешь графиню К.! Несмотря на ее... – Никита Сергеевич выразительно посмотрел на жену: – ...на ее легкий нрав, – подобрала она наиболее обтекаемое выражение, – графиня ни за что не наложила бы на себя руки! Согласись же!
– Согласен, – нехотя признался Карозин, хмурясь. – Ну и что тебя волнует, душа моя? Если все это так, значит это дело полиции, сыщиков. А ты-то здесь при чем? – Никита Сергеевич недоуменно посмотрел на жену и тут, кажется, начиная понимать, к чему клонит Катенька, подозрительно поинтересовался: – А почему это Лидия Михайловна с тобой разоткровенничалась?
– Ах, Никита! Ну какой же ты недогадливый! Лидия Михайловна, конечно же, знает о том, как в прошлый раз ты помог генеральше вернуть колье, – кокетливо улыбнулась она. Муж же еще сильнее нахмурился. – Ну же, Никита, – приласкалась к нему жена, – ну, не хмурься ты так...
– Ты не договорила. Что ей от тебя было нужно? – упавшим голосом спросил Карозин, заранее предчувствуя ответ.
– Она хотела, чтобы ты, – Катенька снова не удержалась от шаловливой улыбки, – помог ей расследовать смерть тетки.
– Это уже не лезет ни в какие ворота! – возмущенно воскликнул супруг и поднялся со стула.
– Никита, ты что же, думал, что никто не узнает о том, как ты... – Карозин метнул на жену гневный взгляд. – Хорошо, – тут же поправилась она, – как я расследовала ту кражу? И притом, голубчик мой, они-то все думают, что главный сыщик – ты! И все теперь об этом случае знают, так что же тут удивительного?
– Катя, перестань! – воскликнул профессор. – Тебе известно, как я ко всему этому отношусь! Довольно об этом! Если я один раз позволил тебе по своему легкомыслию ввязаться в такое дело, то больше этому не бывать! Ты мне рассказала, я выслушал. Довольно! На этом и остановимся, – Карозин повернулся к жене и посмотрел на нее и требовательно и моляще одновременно.
– Боюсь, слишком поздно, Никита Сергеевич, – с сожалением покачала красивой головкой Катерина Дмитриевна. – Она так просила... Ты ведь понимаешь, о графине и так полным-полно слухов ходило, Лидия Михайловна не хочет подвергать обстоятельства ее кончины огласке, чтобы...
– Катя, – в ужасе промолвил Карозин, – Катя, неужели ты... дала согласие?..
– Да, друг мой, – печально и трогательно улыбнулась Катенька.
– Нет, это невозможно! – выдохнул несчастный супруг и, не в силах больше слышать обо всем этом, покинул спальню жены.
– Ничего не поделаешь, Никита, – тихо проговорила Катерина Дмитриевна, оставшись одна. – Я не могла ей отказать...
Кое-что об обстоятельствах смерти этой самой графини К. Катерина Дмитриевна мужу не договорила, отчасти потому, что разговор повернул в такую неприятную сторону, отчасти же потому, что хотела сама еще раз все перепроверить, а то больно уж загадочно эта история выглядела. А дело было так.
Необходимо отметить, что племянница довольно известной по Москве и, как уже было вскользь замечено, весьма скандалезной графини К., Лидия Михайловна вышла замуж за коллежского советника Петра Данилыча Мелихова семнадцати лет, а до этого времени пятнадцать лет воспитывалась в доме своей тетки. Матери она не помнила, а отец умер от разрыва сердечной мышцы, когда девочке исполнилось два годика, и единственная ее родственница – сестра отца, графиня К., взяла девочку к себе.
Лидия Михайловна не любила вспоминать того времени, что провела в большом доме своей покровительницы на Тверском бульваре, и даже солидное приданное, данное за ней, не могло изменить ее более чем холодного отношения к родственнице. Теперь же, спустя десять лет, Лидия Михайловна была женою действительного статского советника и матерью четырех деток – трех дочерей и сына. Эта высокая полноватая женщина с темными русыми волосами и серыми, почти прозрачными глазами редкой формы казалась самым настоящим воплощением женского начала, и хоть и не была красавицей в привычном смысле этого слова, но неизменно вызывала какие-то восхищенно-завистливые взгляды.
Дамы завершили дела у портнихи и вышли из ее салона, расположенного на Кузнецком мосту.
– Вон мои сани, – сказала Лидия Михайловна и подвела Карозину к крытому возку, обитому темно-синей тканью. Кучер, одетый в темно-синее же ливрейного покроя пальто, подбитое мехом, спрыгнул с козел и открыл перед дамами дверцу. – У меня ведь к вам разговор, – добавила Мелихова, глянув на Катеньку как-то значительно.
– Об этом я догадалась, – улыбнулась Карозина и, следуя приглашающему жесту хозяйки, села в возок. – Сначала в Брюсовский переулок, – распорядилась Лидия Михайловна и, заняв сидение напротив, тяжело вздохнула.
Возок тронулся, дамы молчали.
– Даже не знаю, с чего начать, – пожала закутанными в соболью ротонду плечами Лидия Михайловна. – Вот ведь как некстати с тетушкой вышло, под самое Рождество. – Карозина деликатно промолчала. – Вы ведь знаете, какие между нами были отношения, не так ли? – Карозина осторожно кивнула, больше для того, чтобы не утруждать Лидию Михайловну неприятными объяснениями. Та оценила вновь проявленную деликатность своей соседки и продолжила: – Точнее уж сказать, что между нами вовсе никаких отношений не существовало, – и горько при этих словах усмехнулась. – Ну да ладно, Катерина Дмитриевна, буду с вами как на духу! – наконец решилась Лидия Михайловна и заговорила другим, более уверенным тоном:
– Начать, пожалуй, следует с того, что мне порекомендовала к вам обратиться Арина Семеновна Соловец. – После этих слов Мелехова выдержала паузу, но Катенька только улыбнулась в ответ. – Собственно, почему мне все это понадобилось, я вам сейчас разъясню. Не сочтите меня черствым человеком, но меня смерть тетушки особенно не огорчила. Вы, надеюсь, понимаете, что причиной тому все эти слухи, которые вечно про нее распространяются, – Катенька слегка склонила голову. – И я, быть может, Катерина Дмитриевна, не стала бы вовсе копаться в ее грязном белье, – презрительно выговорила Лидия Михайловна, – но вы ведь понимаете, приличия требуют и все такое.
Карозина подумала, что слова даются Лидии Михайловне с большим трудом и вообще разговор ей крайне неприятен, и удивилась, зачем же она тогда его затеяла. Впрочем, Лидия Михайловна тотчас же и объяснила, зачем именно.
– Словом, Катерина Дмитриевна, обстоятельства ее кончины таковы, что можно предположить убийство. Да-да, не удивляйтесь. Хотя, чего уж там, – досадливо поправила она себя, – я и сама поначалу удивилась. Тетка была отравлена цианидом, – Лидия Михайловна устало прикрыла глаза, – это показало сегодняшнее вскрытие. Нашли записку у нее, а в записке всего одна фраза: «Расследование не учинять». Я бы и не стала. Похоронила бы ее, грешницу, да на богомолье по весне съездила... Но общество! Общество требует, чтобы я приложила со своей стороны все усилия для раскрытия этого преступления! Представьте, каково мне? Я нынче записку получила от генерала-майора Барановского, в которой он меня спрашивает, найду ли я сама толкового сыщика или мне помочь сыскать такового! Мол, друзья графини очень переживают, – с нескрываемым раздражением проговорила Мелихова. – Каково это? Указывают мне, что следует делать! Да еще и про яд откуда-то узнали. Впрочем, чего уж тут удивительного, ежели у дорогой тетушки в «друзьях», – она язвительно выделила это слово, – такие тузы значатся. Хоть они, между нами будь сказано, и большие мерзавцы, – она понизила голос и невесело усмехнулась, – но тузы, настоящие grand siegneur'ы. И все они теперь, конечно, станут скучать без теткиного, простите, веселого дома, – мстительно закончила Лидия Михайловна.
Карозина молчала, не зная, что сказать в ответ. Да и следует ли что-нибудь говорить?..
Зачем ее пригласила Лидия Михайловна, Катенька уже вполне понимала, но думала она сейчас о другом. Конечно, извинить резкость Мелиховой несложно – несмотря на то, что она свела к минимуму общение со своей теткой, каждый новый слух о ней вызывал у Лидии Михайловны досаду и стыд, оттого и вполне понятно было ее желание хоть напоследок избежать крайне неприятных для нее сплетен вокруг имени графини. Однако и так называемых «тузов» тоже, наверное, можно было понять. О графине по Москве ходили и правда небывалые слухи, мол, с тех пор, как она окончательно переселилась на свою дачу в Петровском парке, у нее там устраивались чуть ли не оргии.
Карозина чуть качнула головой. Ну, положим, оргии – не оргии, а говорили о том, что якобы два-три раза в год съезжаются к ней любители «сладкого», и что будто бы графиня представляет им невинную барышню, которую потом эти, вот уж правду сказала Лидия Михайловна, большие мерзавцы в открытую торгуют друг у друга. Причем, чем девушка благородней сословием, тем дороже за нее дают. Ну, и много чего еще такого говаривали. Мол, непристойные театральные картины у графини тоже в почете, словом, чего только молва людская не напридумывает.
Карозина этим слухам почти и не верила, да и не верила бы точно, если бы не знала народной мудрости о том, что дыма без огня не бывает. А раз так, значит, было же что-то такое на закрытых (sic!) вечерах у графини. Вот и племянница ее этого не отрицает, потому открыто и назвала ее дом веселым.
– В общем, вы ведь меня поняли, Катерина Дмитриевна? – прервала Катины размышления Лидия Михайловна. – Я вынуждена провести расследование. Но поскольку мне бы все-таки хотелось, чтобы дело велось в тайне, да вот и Барановский о том же намекал, то я предпочла бы обойтись без полиции. Я и профессора Штольца, что вскрытие делал, об этом же просила. Он пообещал. – Лидия Михайловна жалостливо вздохнула. – Мне Арина Семеновна сказывала, будто ваш муж помог ей в одном очень деликатном деле, – Катенька не сдержала улыбки на этих словах. Эх, знали бы эти дамы, кто в самом деле им помог! – И обошлось без огласки. Так, может, Никита Сергеевич и в моем случае смог бы посодействовать? Конфиденциально, так сказать? Что скажете, Катерина Дмитриевна?
Лидия Михайловна замерла в ожидании ответа, а Катенька пожалела, что на улице уже достаточно темно, а в возке и вовсе, и что она не может разглядеть выражения лица просительницы.
– Брюсовский! Прибыли! – крикнул кучер и возок остановился.
– Фома, поезжай вон к тому белокаменному особняку, – высунувшись в окно, скомандовала Лидия Михайловна.
– Но, Никита! – возразила жена, проявляя свойственное ей по временам упорство. – Почему же ты даже не желаешь выслушать меня? Кому, как ни тебе, я могу все это рассказать? – Катерина Дмитриевна села напротив своего мужа и доверчиво посмотрела ему в лицо.
– И слышать ничего не хочу, – с той же твердостью заявил Карозин. – Катя, как ты не понимаешь, что все эти таинственные происшествия, случающиеся день изо дня, вовсе не нашего ума дело? И... И если тебе повезло в прошлый раз, – выделил он голосом, предваряя еще одно возможное возражение жены, – то это только везение. И потом, ты подвергалась неоправданному риску! – воскликнул Никита Сергеевич, которого все еще мучила совесть за то, что он так опрометчиво втянул жену в прошлое расследование.
– Отчего же неоправданному? – с легкой улыбкой на губах поинтересовалась Катерина Дмитриевна. – По-моему, как раз наоборот.
– Все равно! – отрезал муж. – Это только случайное везение. Не факт, что может повезти снова. Совсем не факт, – повторил он более для себя, чем для нее.
– Значит, ты полагаешь, – холодно начала жена, – что моих заслуг в прошлом расследовании не было, всего лишь случайное везение и только? – уточнила она, как-то не по-хорошему блеснув глазами. – Что ж, сударь, в таком случае извините, что заговорила с вами на эту тему, – Катенька с достоинством поднялась из кресла и вышла из кабинета, высоко держа голову.
Профессор остался сидеть за столом, понимая, что обидел ее и снова укоряя себя за такую бесчувственность, а еще больше за то, что у жены открылся вдруг сыскной талант. Ну, положим, талант – не талант, тут же подумал он, но в наблюдательности и логике ей не откажешь. Кажется, этот способ расследования называется дедукцией? Жена – сыщик, что может быть хуже? Никита Сергеевич поздыхал-повздыхал, да и пошел следом за Катенькой. Нужно бы помириться.
Жену он застал в столовой.
– А, вот и ты, Никита Сергеевич, – сказала она с милой улыбкой, будто ничего и не произошло и не было вовсе никакой размолвки. – А я уж хотела было Груню отправить за тобой. Обедать пора.
– Катя, – начал муж виновато, – ты уж прости меня...
– За что же, друг мой? – с приязненною улыбкой осведомилась она. – Разве ты в чем-то провинился передо мной?
Вот ведь характер, подумал про себя Карозин, и как это она так умеет заставить меня чувствовать себя виноватым тогда, когда самой бы след повиниться. Он взглянул на жену и решил чуть ли не впервые за всю их совместную жизнь подыграть ей – тоже сделать вид, что ничего не случилось.
– Да вот волновался, что ты задержалась, и только, – поспешил произнести он.
– Ну, в том твой вины нет, – заверила его Катерина Дмитриевна и улыбнулась.
Карозин сел за стол и за все время трапезы оба не проронили больше ни слова.
– Мне нужно кое-какие бумаги просмотреть, – сказал Никита Сергеевич, когда обед был окончен. – А ты чем займешься, ангел мой?
– Меня вот Варенька Солдашникова к себе приглашала, – ответила жена. – Но теперь, должно быть, поздновато уже, да и я что-то устала нынче. Пойду к себе, почитаю, – и снова на ее губах заиграла вежливая улыбка.
– Хорошо, – недовольно пробормотал Карозин и вышел из столовой.
Нет, так дело никуда не пойдет, подумал он по дороге в кабинет. Что же это мы самую пошленькую пьеску разыгрываем? Говорим не о том, о чем следует супругам говорить? Он снова прокрутил в голове короткий диалог и поправил сам себя, что разговор-то, конечно, имел быть самый обычный, самый что ни на есть «супружеский», только вот тон, каким все говорилось, да еще сознание того, что думали оба совсем о другом – вот это было фальшиво и пошло. Никита же Сергеевич во всем предпочитал честность и откровенность, и знал, что Катя того же мнения. «А этак что же? – рассеянно размышлял он. – Получается, что мы оба друг друга не уважаем, коли эту комедию изображаем? – он усмехнулся невольной рифме. – Нет, пойду к ней и объяснюсь!» – решил наконец он и, выйдя из кабинета, поднялся на второй этаж, где находилась спальня жены. Карозин осторожно постучал в дверь.
– Кто там? – откликнулась Катенька.
– Это я, – сказал Никита Сергеевич, входя в комнату. – Я вот зачем, – он посмотрел на жену, сидящую за бюро и что-то пишущую, видимо, дневник. – Этак, Катя, не пойдет. – Катерина Дмитриевна посмотрела на мужа удивленно. – Этак мы с тобой можем Бог знает до чего дойти! – Карозин неожиданно разволновался.
– Да о чем ты, Никита? – она повернулась к нему. – Что тебя так взволновало?
– Катя, ну довольно, – попросил он, подходя к жене и садясь рядом на стул. – Ты и сама понимаешь, о чем. Не нужна нам эта холодная вежливость, ты ведь знаешь сама, к чему вот такое обращение привести может... Начнем таить то, что на душе у каждого, сначала в мелочах, а потом и... – Катины глаза сощурились, – и можем дойти до того, что у каждого своя жизнь будет! Понимаешь, о чем я? – Она молчала. – Катя, ты ведь понимаешь, не правда ли? Ведь мы же с тобой не то, что другие, которые женятся по выгоде и никаких общих склонностей не имеют и всю жизнь притворяются, всего лишь изображают из себя супругов, хотя каждый про другого знает, что...
– Довольно, Никита, я все поняла, – улыбнулась Катерина Дмитриевна. – Уж не ревнуешь ли ты? Что-то больно разволновался. Впрочем... Я ведь хотела тебе все рассказать, только ты сам не позволил, – все-таки не удержалась и напомнила она. – Вот я и не стала больше с тобой на эту тему заговаривать, раз уж запретил сам.
– Катя, ну что ты такое говоришь? Неужто прямо и запретил? – ахнул Никита Сергеевич, уже больше изображая удивление, чем испытывая его на самом деле, потому что взгляд жены потеплел и Карозин уже предчувствовал, что еще минута – и они оба посмеются над всею сценою.
– Да, друг мой, – подтвердила она строго и скорбно, опустив глаза и силясь не улыбнуться. – Запретил.
– Ну так ты прости меня! Я ведь делаюсь совершенно глуп, когда речь о тебе заходит! – Карозин взял ее тонкую ручку и поднес к губам. – Простишь?
– И ты меня прости! Я тоже бываю глупа! – воскликнула Катерина Дмитриевна в порыве души и обняла мужа.
Так семейный мир был восстановлен, размолвка ушла в прошлое и, вволю насмеявшись над своею собственною глупостью, супруги помирились окончательно, после чего Никита Сергеевич, успокоив себя, все же поинтересовался:
– Так что там случилось?
– Нужно ли об этом? – лаская мужа взглядом, спросила Катенька, впрочем, вполне оценив его деликатность. – Я ведь знаю, что тебе это неприятно. Оставим.
– Нет, ангел мой, – блаженно улыбнувшись, ответил супруг. – Лучше ты мне расскажи, ведь все равно так просто не оставишь, знаю я тебя, – мягко пожурил он жену, прижав к себе. – Она мурлыкнула и вздохнула глубоко и счастливо. – Ну так что приключилось?
– Хорошо, – Катерина Дмитриевна отстранилась от мужа и заговорила серьезней: – Дело в том, что прошлой ночью скончалась графиня К.!
– И?.. – Никита Сергеевич не понял, что было такого особенного в смерти этой, говоря откровенно, взбалмошной и экзальтированной графини, известной по Москве своими скандалезными приключениями. – Катя, люди каждый день умирают...
– Ах, Никита, ты бы хоть дослушал! – досадливо поморщившись, с новым жаром воскликнула Катерина Дмитриевна, и супругу ничего другого не оставалось, как поднять руки вверх, в знак своей полной лояльности. – Ее убили, Никита! – с уверенностью заявила Катя. – Ее отравили!
– Что?
– То, Никита Сергеевич! Ее отравили, и мне это доподлинно известно! – Катерина Дмитриевна торжествовала, поскольку на лице у мужа отразилось полное замешательство.
– Объяснись, – потребовал он. – Такими обвинениями, ты знаешь, не бросаются. – И профессор нахмурился, чтоб показать, как он недоволен. – Да и кому это могло понадобиться? – прибавил он в сомнении, более для себя.
– Хорошо, – вздохнула жена. – Начну с самого начала. Я приехала к мадам Roche, у нее встретила Лидию Михайловну Мелихову, племянницу графини, ты помнишь ее? – Карозин поспешил кивнуть, лишь бы только жена наконец все рассказала, а он смог убедить ее после, что что бы там ни случилось, ей следует остаться в стороне от этого. – Так вот, Лидия Михайловна приехала сама, чтобы отменить прежние заказы и сделать только один – траурного платья. Мне она неожиданно обрадовалась как старой знакомой и просила меня уделить ей немного времени. Естественно, я согласилась. После примерки мы сели в ее сани и по дороге сюда она мне все и рассказала. Оказывается, накануне ночью графиня умерла, отравилась. Или, точнее, ее отравили... То есть, выглядело это так, будто она сама, но на самом деле, я думаю... В общем, Никита, тут достаточно загадок! Ты это понимаешь? И потом, ты ведь знаешь графиню К.! Несмотря на ее... – Никита Сергеевич выразительно посмотрел на жену: – ...на ее легкий нрав, – подобрала она наиболее обтекаемое выражение, – графиня ни за что не наложила бы на себя руки! Согласись же!
– Согласен, – нехотя признался Карозин, хмурясь. – Ну и что тебя волнует, душа моя? Если все это так, значит это дело полиции, сыщиков. А ты-то здесь при чем? – Никита Сергеевич недоуменно посмотрел на жену и тут, кажется, начиная понимать, к чему клонит Катенька, подозрительно поинтересовался: – А почему это Лидия Михайловна с тобой разоткровенничалась?
– Ах, Никита! Ну какой же ты недогадливый! Лидия Михайловна, конечно же, знает о том, как в прошлый раз ты помог генеральше вернуть колье, – кокетливо улыбнулась она. Муж же еще сильнее нахмурился. – Ну же, Никита, – приласкалась к нему жена, – ну, не хмурься ты так...
– Ты не договорила. Что ей от тебя было нужно? – упавшим голосом спросил Карозин, заранее предчувствуя ответ.
– Она хотела, чтобы ты, – Катенька снова не удержалась от шаловливой улыбки, – помог ей расследовать смерть тетки.
– Это уже не лезет ни в какие ворота! – возмущенно воскликнул супруг и поднялся со стула.
– Никита, ты что же, думал, что никто не узнает о том, как ты... – Карозин метнул на жену гневный взгляд. – Хорошо, – тут же поправилась она, – как я расследовала ту кражу? И притом, голубчик мой, они-то все думают, что главный сыщик – ты! И все теперь об этом случае знают, так что же тут удивительного?
– Катя, перестань! – воскликнул профессор. – Тебе известно, как я ко всему этому отношусь! Довольно об этом! Если я один раз позволил тебе по своему легкомыслию ввязаться в такое дело, то больше этому не бывать! Ты мне рассказала, я выслушал. Довольно! На этом и остановимся, – Карозин повернулся к жене и посмотрел на нее и требовательно и моляще одновременно.
– Боюсь, слишком поздно, Никита Сергеевич, – с сожалением покачала красивой головкой Катерина Дмитриевна. – Она так просила... Ты ведь понимаешь, о графине и так полным-полно слухов ходило, Лидия Михайловна не хочет подвергать обстоятельства ее кончины огласке, чтобы...
– Катя, – в ужасе промолвил Карозин, – Катя, неужели ты... дала согласие?..
– Да, друг мой, – печально и трогательно улыбнулась Катенька.
– Нет, это невозможно! – выдохнул несчастный супруг и, не в силах больше слышать обо всем этом, покинул спальню жены.
– Ничего не поделаешь, Никита, – тихо проговорила Катерина Дмитриевна, оставшись одна. – Я не могла ей отказать...
Кое-что об обстоятельствах смерти этой самой графини К. Катерина Дмитриевна мужу не договорила, отчасти потому, что разговор повернул в такую неприятную сторону, отчасти же потому, что хотела сама еще раз все перепроверить, а то больно уж загадочно эта история выглядела. А дело было так.
* * *
Как уже известно читателю, Катерина Дмитриевна встретила Лидию Михайловну у мадам Roshe, где последняя отменила заказ на бальные платья и вместо этого выбрала черную хрустящую тафту на платья траурные. Не обошлось, конечно, без расспросов, на которые Лидия Михайловна отвечала более чем сдержанно, а после обратилась к Катеньке со странной, в общем-то, просьбой, потому как отношения между двумя дамами были не такие уж и близкие, – не согласится ли госпожа Карозина, чтобы Лидия Михайловна подвезла ее до дома. Катенька, приехавшая к портнихе на извозчике, конечно, согласилась, тем более что весь вид Лидии Михайловны свидетельствовал о том, что просьба ее всего лишь предлог и у госпожи Мелиховой имеются серьезные основания для такого поступка.Необходимо отметить, что племянница довольно известной по Москве и, как уже было вскользь замечено, весьма скандалезной графини К., Лидия Михайловна вышла замуж за коллежского советника Петра Данилыча Мелихова семнадцати лет, а до этого времени пятнадцать лет воспитывалась в доме своей тетки. Матери она не помнила, а отец умер от разрыва сердечной мышцы, когда девочке исполнилось два годика, и единственная ее родственница – сестра отца, графиня К., взяла девочку к себе.
Лидия Михайловна не любила вспоминать того времени, что провела в большом доме своей покровительницы на Тверском бульваре, и даже солидное приданное, данное за ней, не могло изменить ее более чем холодного отношения к родственнице. Теперь же, спустя десять лет, Лидия Михайловна была женою действительного статского советника и матерью четырех деток – трех дочерей и сына. Эта высокая полноватая женщина с темными русыми волосами и серыми, почти прозрачными глазами редкой формы казалась самым настоящим воплощением женского начала, и хоть и не была красавицей в привычном смысле этого слова, но неизменно вызывала какие-то восхищенно-завистливые взгляды.
Дамы завершили дела у портнихи и вышли из ее салона, расположенного на Кузнецком мосту.
– Вон мои сани, – сказала Лидия Михайловна и подвела Карозину к крытому возку, обитому темно-синей тканью. Кучер, одетый в темно-синее же ливрейного покроя пальто, подбитое мехом, спрыгнул с козел и открыл перед дамами дверцу. – У меня ведь к вам разговор, – добавила Мелихова, глянув на Катеньку как-то значительно.
– Об этом я догадалась, – улыбнулась Карозина и, следуя приглашающему жесту хозяйки, села в возок. – Сначала в Брюсовский переулок, – распорядилась Лидия Михайловна и, заняв сидение напротив, тяжело вздохнула.
Возок тронулся, дамы молчали.
– Даже не знаю, с чего начать, – пожала закутанными в соболью ротонду плечами Лидия Михайловна. – Вот ведь как некстати с тетушкой вышло, под самое Рождество. – Карозина деликатно промолчала. – Вы ведь знаете, какие между нами были отношения, не так ли? – Карозина осторожно кивнула, больше для того, чтобы не утруждать Лидию Михайловну неприятными объяснениями. Та оценила вновь проявленную деликатность своей соседки и продолжила: – Точнее уж сказать, что между нами вовсе никаких отношений не существовало, – и горько при этих словах усмехнулась. – Ну да ладно, Катерина Дмитриевна, буду с вами как на духу! – наконец решилась Лидия Михайловна и заговорила другим, более уверенным тоном:
– Начать, пожалуй, следует с того, что мне порекомендовала к вам обратиться Арина Семеновна Соловец. – После этих слов Мелехова выдержала паузу, но Катенька только улыбнулась в ответ. – Собственно, почему мне все это понадобилось, я вам сейчас разъясню. Не сочтите меня черствым человеком, но меня смерть тетушки особенно не огорчила. Вы, надеюсь, понимаете, что причиной тому все эти слухи, которые вечно про нее распространяются, – Катенька слегка склонила голову. – И я, быть может, Катерина Дмитриевна, не стала бы вовсе копаться в ее грязном белье, – презрительно выговорила Лидия Михайловна, – но вы ведь понимаете, приличия требуют и все такое.
Карозина подумала, что слова даются Лидии Михайловне с большим трудом и вообще разговор ей крайне неприятен, и удивилась, зачем же она тогда его затеяла. Впрочем, Лидия Михайловна тотчас же и объяснила, зачем именно.
– Словом, Катерина Дмитриевна, обстоятельства ее кончины таковы, что можно предположить убийство. Да-да, не удивляйтесь. Хотя, чего уж там, – досадливо поправила она себя, – я и сама поначалу удивилась. Тетка была отравлена цианидом, – Лидия Михайловна устало прикрыла глаза, – это показало сегодняшнее вскрытие. Нашли записку у нее, а в записке всего одна фраза: «Расследование не учинять». Я бы и не стала. Похоронила бы ее, грешницу, да на богомолье по весне съездила... Но общество! Общество требует, чтобы я приложила со своей стороны все усилия для раскрытия этого преступления! Представьте, каково мне? Я нынче записку получила от генерала-майора Барановского, в которой он меня спрашивает, найду ли я сама толкового сыщика или мне помочь сыскать такового! Мол, друзья графини очень переживают, – с нескрываемым раздражением проговорила Мелихова. – Каково это? Указывают мне, что следует делать! Да еще и про яд откуда-то узнали. Впрочем, чего уж тут удивительного, ежели у дорогой тетушки в «друзьях», – она язвительно выделила это слово, – такие тузы значатся. Хоть они, между нами будь сказано, и большие мерзавцы, – она понизила голос и невесело усмехнулась, – но тузы, настоящие grand siegneur'ы. И все они теперь, конечно, станут скучать без теткиного, простите, веселого дома, – мстительно закончила Лидия Михайловна.
Карозина молчала, не зная, что сказать в ответ. Да и следует ли что-нибудь говорить?..
Зачем ее пригласила Лидия Михайловна, Катенька уже вполне понимала, но думала она сейчас о другом. Конечно, извинить резкость Мелиховой несложно – несмотря на то, что она свела к минимуму общение со своей теткой, каждый новый слух о ней вызывал у Лидии Михайловны досаду и стыд, оттого и вполне понятно было ее желание хоть напоследок избежать крайне неприятных для нее сплетен вокруг имени графини. Однако и так называемых «тузов» тоже, наверное, можно было понять. О графине по Москве ходили и правда небывалые слухи, мол, с тех пор, как она окончательно переселилась на свою дачу в Петровском парке, у нее там устраивались чуть ли не оргии.
Карозина чуть качнула головой. Ну, положим, оргии – не оргии, а говорили о том, что якобы два-три раза в год съезжаются к ней любители «сладкого», и что будто бы графиня представляет им невинную барышню, которую потом эти, вот уж правду сказала Лидия Михайловна, большие мерзавцы в открытую торгуют друг у друга. Причем, чем девушка благородней сословием, тем дороже за нее дают. Ну, и много чего еще такого говаривали. Мол, непристойные театральные картины у графини тоже в почете, словом, чего только молва людская не напридумывает.
Карозина этим слухам почти и не верила, да и не верила бы точно, если бы не знала народной мудрости о том, что дыма без огня не бывает. А раз так, значит, было же что-то такое на закрытых (sic!) вечерах у графини. Вот и племянница ее этого не отрицает, потому открыто и назвала ее дом веселым.
– В общем, вы ведь меня поняли, Катерина Дмитриевна? – прервала Катины размышления Лидия Михайловна. – Я вынуждена провести расследование. Но поскольку мне бы все-таки хотелось, чтобы дело велось в тайне, да вот и Барановский о том же намекал, то я предпочла бы обойтись без полиции. Я и профессора Штольца, что вскрытие делал, об этом же просила. Он пообещал. – Лидия Михайловна жалостливо вздохнула. – Мне Арина Семеновна сказывала, будто ваш муж помог ей в одном очень деликатном деле, – Катенька не сдержала улыбки на этих словах. Эх, знали бы эти дамы, кто в самом деле им помог! – И обошлось без огласки. Так, может, Никита Сергеевич и в моем случае смог бы посодействовать? Конфиденциально, так сказать? Что скажете, Катерина Дмитриевна?
Лидия Михайловна замерла в ожидании ответа, а Катенька пожалела, что на улице уже достаточно темно, а в возке и вовсе, и что она не может разглядеть выражения лица просительницы.
– Брюсовский! Прибыли! – крикнул кучер и возок остановился.
– Фома, поезжай вон к тому белокаменному особняку, – высунувшись в окно, скомандовала Лидия Михайловна.