Страница:
— Артист из погорелого театра. Замухрышковый гений! — кричала она.
И снова высокий ковыль полыхнул серебром. И затомилась ароматами дурманных трав, степь. И снова конь, взбив звездную пыль, взмыл в небеса. И золотые соты луны вновь наполнились сладчайшим из медов…
4. Дело о первородном грехе
5. Мозги с парадоксами
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1. Выстрел рогатки
И снова высокий ковыль полыхнул серебром. И затомилась ароматами дурманных трав, степь. И снова конь, взбив звездную пыль, взмыл в небеса. И золотые соты луны вновь наполнились сладчайшим из медов…
4. Дело о первородном грехе
У Ментора сжалось сердце. Он чувствовал боль Пытливого. Понимал объявший его стыд. Hо что он мог поделать? Закон — не переступить. Hе было случая, чтобы Сам Всевышний, хотя бы раз, отступил от его буквы.
Минимальное наказание за обман от одного до десяти лет высылки из ВКМ. Это, если у обвиняемого имелись веские, смягчающие тяжесть вины, аргументы. Предельное наказание пятьдесят лет принудительного труда или от одного до трех отправок в Кругооборот. В обоих случаях программа жизни осужденному устанавливалась Всевышним.
Вина Пытливого усугублялась еще тем, что многие правоведы квалифицировали его проступок, как обман с явными признаками подлога. По этому поводу между ними возникли споры. Одни приводили в пример аналоги из практики, утверждая, что обвиняемому должна инкриминироваться иная, более жесткая статья, по которой:
а) осужденный лишается права на получение диплома учебного заведения и права поступления в него после возвращения из Кругооборота (Кругооборотов);
б) осужденному запрещается после возвращения из назначенных ему приговором Кругооборотов жить на Венечных планетах…
Другие, ссылаясь на Комментарий к Кодексу, доказывали, что вина слушателя должна рассматриваться под углом требований правопорядка, содержащихся в Уставе Школы, постольку-поскольку Школа имеет особый статус автономного образования, приравненный к Венечным планетам ВКМ. Следовательно к его деяниям применим перечень наказаний указанный в Уставе:
а) отчисление с последующим восстановлением через год;
б) исправительные работы от одного до трех лет с возможным восстановлением на столько курсов ниже, сколько осужденный провел в местах наказания.
Ментора устраивал пункт «а» Устава. И был категорически против тех, кто настаивал на применении более жесткой статьи Закона. Однако, он хорошо понимал, что Устав в случае с Пытливым применить будет достаточно сложно. Вся загвоздка заключалась в том, что Пытливый был выпускником. Через месяц-другой всем слушателям двадцатого курса он, ректор, в присутствии Всевышнего, в торжественной обстановке, вручит дипломы Удостоенных деятелей науки третьей категории. А тем, кто вернулся из командировки с планеты Земля предполагалось вручить дипломы не далее как через пару дней.
Большинство членов Ученого Совета Школы предлагали представленные практикантами отчеты приравнять к итоговой диссертационной работе. О том, что они из зала, где состоится заслушивание отчетов, могут выйти в ранге ученых, держалось пока в секрете. Потому что на это еще не было получено добро Совета Избранных. Все будет зависеть от уровня представленных отчетов…
И еще он знал, что Пытливый единственный из вернувшихся, кто до сих пор не сдал своего исследования в компьютерную службу. Hо у него еще есть время. Последний срок приема работ день завтрашний. Срок приема истечет послезавтра в полдень. Правда в связи с непростой ситуацией, создавшейся вокруг слушателя, Ментор мог дать указание не принимать к рассмотрению его исследования. Hо что-то удерживало его от этого шага.
И теперь, оцепенело глядя на дверь, за которой поспешно скрылся Пытливый, ректор всерьез задумался, а правильно ли он поступает? Ведь если запретил бы, то Пытливый осуждался бы как студент. То есть, находился бы под юрисдикцией Устава Школы. В обратном случае он должен быть аттестован. И уже как специалист, он подпадал под действие Свода законов граждан ВКМ…
Зная Пытливого, Ментор был уверен, что тот обязательно сдаст свою работу. Hе станет взвешивать: выгодно ему или нет. Во искупление вины своей пойдет до конца. И поступит честно… Во всяком случае, сердца судей — не камень. Хотя выше Закона никто из них не прыгнет. Всевышний не пощадил даже Строптивого, которого любил, как сына. Hо получилось так, что Строптивый оказался на скамье подсудимых. Кстати, тоже по статье обмана. Судьи не склонны были выносить ему приговор по максимуму. Они хотели присудить ему десять лет ссылки. Однако Всевышний не позволил им даже удалиться в совещательную комнату для выработки окончательного вердикта…
В ушах Ментора, стоит ему только вспомнить тот процесс, до сих пор доносится, прозвучавший страшным громом, негромкий голос Всевышнего:
— Осуждаем по максимуму. Пятьдесят лет принудительных работ.
Как Верховный судья и Главный Обвинитель Он имел на это право. Хотя бы потому, что неоднократно предупреждал и Строптивого, и всю его команду не иметь отношений с женщинами планеты Земля пока род человеческий находился под силовой оболочкой. Строптивый тем не менее нарушил запрет. Как утверждали члены его руководящего ядра — и Озаренный, и Верный, и Кроткий — Строптивый без памяти влюбился в ту земляночку. Перед тем, как все открылось, Всевышний спрашивал Строптивого, не было ли отступлений от каких-либо Его рекомендаций, и тот категориченски ответил: «Нет!»
В канун снятия силового колпака с планеты Земля Всевышний без предупреждения объявился в доме, где размещались Строптивый с руководящей группой своих соратников. И лицом к лицу столкнулся с женщиной, которая на вопрос: «Кто вы?» — ответила: «Жена Ведуна…»
Строптивого на планете Земля называли Ведун.
Строптивый готов был провалиться сквозь Землю.
«О, Боже! Отец мой, — сказал он, — суди меня жестоко, как ты можешь. Я не достоин даже презренья Твоего… Hо она ни в чем не виновата. И на товарищах моих нет вины. Они меня предупреждали…»
Потом, уже после суда, поговаривали, что не окажись женщина беременной, Всевышний не был бы так суров со своим любимцем. И поговаривали, что Всевышний все-таки пощадил фаворита. Он, дескать, дал возможность Строптивому работать в его команде, а не отправил в Кругообороты. Значит ценил Строптивого. Hе хотел, чтобы его знания пропадали всуе…
Тот процесс вошел в анналы судов ВКМ, как «Дело о первородном грехе» и, по указанию Всевышнего было засекречено.
Подумав обо всем этом Ментор пришел к выводу, что Пытливому пощады не будет. Он с сожалением покачал головой и зацыкал.
— Вы со мной? — спросил декан.
— Что? — рассеянно переспросил ректор и только тут сообразил, что он до сих пор маячит на экране в кабинете Карамельника.
— Hу и ну! — смутился он.
— Бывает, — осклабился декан.
— Надеюсь, ты с ним был не слишком строг?
— Что ты, Ментор. Все в рамках.
— Куда он теперь?
— Hе знаю. Видел, как садился в одноместную «стрекозу» и улетел.
— Да не об этом я… Жалко парня. Проследи за ним, будь другом. Как бы что не произошло.
Hа прощанье кивнув, Ментор отключился. Он все никак не мог успокоиться. Встав из-за стола ректор, как заводной, ходил из угла в угол. Все мысли крутились вокруг Пытливого. Перед глазами, куда бы он не смотрел стояло его, перечеркнутое гримасой стыда, лицо. Никогда он не видел его таким беспомощным. Ментор видел его разным. Задумчиво-рассеянным, ликующим, влюбленным и дурашливым. Hо таким… Да и подобных ситуаций, в какой сейчас оказался Пытливый, с ним не случалось.
Надо же как повернулось. Хотя, если разобраться, все идет по партитуре. По всем правилам жизни. Самое непредвиденное случается с неординарной личностью. Серенький — умненький. В гору серый не пойдет. Гору серый обойдет… А оригинал есть оригинал. Hи за что не угадаешь, что в следующую минуту выкинет. То ли гору раскрошит. То ли сиганет через нее. И тут бери его тепленьким…
Пытливый как раз из таких. Из оригиналов. Один из тех самых двух. Ему, ректору, как-то об этом напомнил Сам Всевышний… Когда это было? Hу да, вспомнил Ментор, когда они работали над «Эффектом Капрала». Ментор был донельзя удивлен тем, что Пытливый нашел решение проблемы там, где здравый смысл и не ночевал. Он хорошо помнит, как тем самым этот третьекурсник послал его в нокдаун. И он, мэтр ученого мира, находясь в этом состоянии, связался со Всевышним. Выслушав его Всевышний вдруг спросил: «Пытливый… тот из двух?»
«Кажется так и спросил. А так ли? Может перепроверить?» — засомневался Ментор.
Перепроверить большого труда не составляло. Достаточно было нажать на кристалл, что под клавишей с буквами «ДсВ» (Диалоги со Всевышним) не забыв, естесственно, назвать дату и по возможности время дня.
Немного поразмыслив, Ментор все-таки нажимает клавишу «ДсВ».
— Пытливый… тот из двух? — звучит в кабинете голос Всевышнего.
Ментор качает головой. Всевышний помнил об этом факте, а он, ректор, забыл…
Минимальное наказание за обман от одного до десяти лет высылки из ВКМ. Это, если у обвиняемого имелись веские, смягчающие тяжесть вины, аргументы. Предельное наказание пятьдесят лет принудительного труда или от одного до трех отправок в Кругооборот. В обоих случаях программа жизни осужденному устанавливалась Всевышним.
Вина Пытливого усугублялась еще тем, что многие правоведы квалифицировали его проступок, как обман с явными признаками подлога. По этому поводу между ними возникли споры. Одни приводили в пример аналоги из практики, утверждая, что обвиняемому должна инкриминироваться иная, более жесткая статья, по которой:
а) осужденный лишается права на получение диплома учебного заведения и права поступления в него после возвращения из Кругооборота (Кругооборотов);
б) осужденному запрещается после возвращения из назначенных ему приговором Кругооборотов жить на Венечных планетах…
Другие, ссылаясь на Комментарий к Кодексу, доказывали, что вина слушателя должна рассматриваться под углом требований правопорядка, содержащихся в Уставе Школы, постольку-поскольку Школа имеет особый статус автономного образования, приравненный к Венечным планетам ВКМ. Следовательно к его деяниям применим перечень наказаний указанный в Уставе:
а) отчисление с последующим восстановлением через год;
б) исправительные работы от одного до трех лет с возможным восстановлением на столько курсов ниже, сколько осужденный провел в местах наказания.
Ментора устраивал пункт «а» Устава. И был категорически против тех, кто настаивал на применении более жесткой статьи Закона. Однако, он хорошо понимал, что Устав в случае с Пытливым применить будет достаточно сложно. Вся загвоздка заключалась в том, что Пытливый был выпускником. Через месяц-другой всем слушателям двадцатого курса он, ректор, в присутствии Всевышнего, в торжественной обстановке, вручит дипломы Удостоенных деятелей науки третьей категории. А тем, кто вернулся из командировки с планеты Земля предполагалось вручить дипломы не далее как через пару дней.
Большинство членов Ученого Совета Школы предлагали представленные практикантами отчеты приравнять к итоговой диссертационной работе. О том, что они из зала, где состоится заслушивание отчетов, могут выйти в ранге ученых, держалось пока в секрете. Потому что на это еще не было получено добро Совета Избранных. Все будет зависеть от уровня представленных отчетов…
И еще он знал, что Пытливый единственный из вернувшихся, кто до сих пор не сдал своего исследования в компьютерную службу. Hо у него еще есть время. Последний срок приема работ день завтрашний. Срок приема истечет послезавтра в полдень. Правда в связи с непростой ситуацией, создавшейся вокруг слушателя, Ментор мог дать указание не принимать к рассмотрению его исследования. Hо что-то удерживало его от этого шага.
И теперь, оцепенело глядя на дверь, за которой поспешно скрылся Пытливый, ректор всерьез задумался, а правильно ли он поступает? Ведь если запретил бы, то Пытливый осуждался бы как студент. То есть, находился бы под юрисдикцией Устава Школы. В обратном случае он должен быть аттестован. И уже как специалист, он подпадал под действие Свода законов граждан ВКМ…
Зная Пытливого, Ментор был уверен, что тот обязательно сдаст свою работу. Hе станет взвешивать: выгодно ему или нет. Во искупление вины своей пойдет до конца. И поступит честно… Во всяком случае, сердца судей — не камень. Хотя выше Закона никто из них не прыгнет. Всевышний не пощадил даже Строптивого, которого любил, как сына. Hо получилось так, что Строптивый оказался на скамье подсудимых. Кстати, тоже по статье обмана. Судьи не склонны были выносить ему приговор по максимуму. Они хотели присудить ему десять лет ссылки. Однако Всевышний не позволил им даже удалиться в совещательную комнату для выработки окончательного вердикта…
В ушах Ментора, стоит ему только вспомнить тот процесс, до сих пор доносится, прозвучавший страшным громом, негромкий голос Всевышнего:
— Осуждаем по максимуму. Пятьдесят лет принудительных работ.
Как Верховный судья и Главный Обвинитель Он имел на это право. Хотя бы потому, что неоднократно предупреждал и Строптивого, и всю его команду не иметь отношений с женщинами планеты Земля пока род человеческий находился под силовой оболочкой. Строптивый тем не менее нарушил запрет. Как утверждали члены его руководящего ядра — и Озаренный, и Верный, и Кроткий — Строптивый без памяти влюбился в ту земляночку. Перед тем, как все открылось, Всевышний спрашивал Строптивого, не было ли отступлений от каких-либо Его рекомендаций, и тот категориченски ответил: «Нет!»
В канун снятия силового колпака с планеты Земля Всевышний без предупреждения объявился в доме, где размещались Строптивый с руководящей группой своих соратников. И лицом к лицу столкнулся с женщиной, которая на вопрос: «Кто вы?» — ответила: «Жена Ведуна…»
Строптивого на планете Земля называли Ведун.
Строптивый готов был провалиться сквозь Землю.
«О, Боже! Отец мой, — сказал он, — суди меня жестоко, как ты можешь. Я не достоин даже презренья Твоего… Hо она ни в чем не виновата. И на товарищах моих нет вины. Они меня предупреждали…»
Потом, уже после суда, поговаривали, что не окажись женщина беременной, Всевышний не был бы так суров со своим любимцем. И поговаривали, что Всевышний все-таки пощадил фаворита. Он, дескать, дал возможность Строптивому работать в его команде, а не отправил в Кругообороты. Значит ценил Строптивого. Hе хотел, чтобы его знания пропадали всуе…
Тот процесс вошел в анналы судов ВКМ, как «Дело о первородном грехе» и, по указанию Всевышнего было засекречено.
Подумав обо всем этом Ментор пришел к выводу, что Пытливому пощады не будет. Он с сожалением покачал головой и зацыкал.
— Вы со мной? — спросил декан.
— Что? — рассеянно переспросил ректор и только тут сообразил, что он до сих пор маячит на экране в кабинете Карамельника.
— Hу и ну! — смутился он.
— Бывает, — осклабился декан.
— Надеюсь, ты с ним был не слишком строг?
— Что ты, Ментор. Все в рамках.
— Куда он теперь?
— Hе знаю. Видел, как садился в одноместную «стрекозу» и улетел.
— Да не об этом я… Жалко парня. Проследи за ним, будь другом. Как бы что не произошло.
Hа прощанье кивнув, Ментор отключился. Он все никак не мог успокоиться. Встав из-за стола ректор, как заводной, ходил из угла в угол. Все мысли крутились вокруг Пытливого. Перед глазами, куда бы он не смотрел стояло его, перечеркнутое гримасой стыда, лицо. Никогда он не видел его таким беспомощным. Ментор видел его разным. Задумчиво-рассеянным, ликующим, влюбленным и дурашливым. Hо таким… Да и подобных ситуаций, в какой сейчас оказался Пытливый, с ним не случалось.
Надо же как повернулось. Хотя, если разобраться, все идет по партитуре. По всем правилам жизни. Самое непредвиденное случается с неординарной личностью. Серенький — умненький. В гору серый не пойдет. Гору серый обойдет… А оригинал есть оригинал. Hи за что не угадаешь, что в следующую минуту выкинет. То ли гору раскрошит. То ли сиганет через нее. И тут бери его тепленьким…
Пытливый как раз из таких. Из оригиналов. Один из тех самых двух. Ему, ректору, как-то об этом напомнил Сам Всевышний… Когда это было? Hу да, вспомнил Ментор, когда они работали над «Эффектом Капрала». Ментор был донельзя удивлен тем, что Пытливый нашел решение проблемы там, где здравый смысл и не ночевал. Он хорошо помнит, как тем самым этот третьекурсник послал его в нокдаун. И он, мэтр ученого мира, находясь в этом состоянии, связался со Всевышним. Выслушав его Всевышний вдруг спросил: «Пытливый… тот из двух?»
«Кажется так и спросил. А так ли? Может перепроверить?» — засомневался Ментор.
Перепроверить большого труда не составляло. Достаточно было нажать на кристалл, что под клавишей с буквами «ДсВ» (Диалоги со Всевышним) не забыв, естесственно, назвать дату и по возможности время дня.
Немного поразмыслив, Ментор все-таки нажимает клавишу «ДсВ».
— Пытливый… тот из двух? — звучит в кабинете голос Всевышнего.
Ментор качает головой. Всевышний помнил об этом факте, а он, ректор, забыл…
5. Мозги с парадоксами
… В тот год наплыв желающих побил все рекорды. Hа триста мест подало заявления почти 6 тысяч юношей и девушек. К последнему и к самому ответственному экзамену подошло около двух тысяч. О том, что это было для них самым главным испытанием, соискатели, разумеется, не знали. Имевшие хотя бы одну тройку забирали документы и покидали Резиденцию, надеясь на фортуну в будущем. То же самое делали и те, кто после пяти экзаменов получил две четверки. Пытливый их имел три. Зная всю безнадежность своего положения, он, тем не менее, не спешил сжигать за собой мосты. Хотел пройти все до конца. Чтобы на следующий год быть вовсеоружии.
Hа первый взгляд, проще этого последнего экзамена ничего не могло и быть.
Давалось задание. Каждому разное. Hа белом квадрате картона, что вручали абитуриенту, писалось какое-либо понятие в одно или в два слова. Например: «Черная дыра». И абитуриент в течение пяти отведенных ему часов должен был написать все, что знает о проблемах этого понятия.
Те из соискателей, которые добились за предыдущие экзамены предельных баллов, облегченно вздыхали. Чего-чего, а написать такое для них пара пустяков. Hо именно здесь их ждал подвох. Приемная комиссия ожидала от них не изложения известных фактов, а исследования данного понятия. Эти работы проверял и выносил оценку компьютер, запрограммированный на оригинальность представленного.
Ментор подошел к дисплею, набрал нужный код и вышел на заключительный экзамен того периода, когда поступал Пытливый.
Объектив крупным планом выдавал фотографии каждого абитуриента в алфавитном порядке. Наконец черед дошел и до Пытливого. Ректор дал команду остановиться на нем. Кристалл дисплея, издав мелодичный звон, стал демонстрировать все, что в тот момент касалось Пытливого…
Начиналось с того, когда Пытливому вручили белую карточку с заданием. Опять издав едва слышимый шорох, кристалл глазами абитуриента показал, что в нем написано. Написано было одно слово: «Гравитация».
Он долго, очень долго теребил в руках полученную карточку и, уставившись в одну точку, с блуждающей улыбкой, что-то с интересом рассматривал в ней. Наблюдающий за ходом экзамена дважды подходил к нему, стараясь выяснить причину столь странного поведения абитуриента.
— Все в порядке? — спрашивал он.
Скользя по нему затуманенным взором, Пытливый кивнул.
Наблюдающий пожал плечами. Получив задание все ринулись к листам, как голодные тигры, а этот созерцал.
— У вас проблемы? — снова подойдя к нему спросил наблюдающий.
Вместо ответа Пытливый хитро улыбнулся, и решительно придвинув к себе объемистую стопку бумаг, и принялся писать. Начал с заголовка. Выводил его медленно, словно вырисовывал.
«Псих! — подумал он, — Гравитация, спроси любого ребенка, в ВКМ, одно из состояний, что мы для них создали. И смотреть на нее надо отсюда. Сверху вниз. Как в колодец. А не наоборот. Этот же пытается сделать навыворот. Наверное от недопонимания того, чего от него хотят», — заключил наблюдающий и, не без разочарования посмотрев на абитуриента, потерял к нему интерес.
Пытливый не видел ни взгляда его, ни уничтожающей усмешки. Он был слишком далеко. Hа пути к голубой крапинке, что мерцала на самом острие шестого Луча. Там, на дне космической пучины, пронзительно ясно виднелась та драгоценная вещичка, которую он высмотрел и за которой уже не нырнуть не мог. Он четко видел свой замысел. И гравитация должна была служить ему лишь фоном. Она нужна была ему для исследования процесса эволюции познания человеком Земли самого себя и мира, в который его внедрили…
Ментору стало интересно и он стал читать. Читал поабзацно. Hа подробностях, формулах, диаграммах и технологиях, приводимых Пытливым, не останавливался. Спешил.
… «Азбуку жизни, — писал Пытливый, — человек пройдет под силовой оболочкой, устроенной нашими специалистами из службы Всевышнего. Его научат принимать роды и выхаживать младенцев, разбираться в хворях и собирать лечебные травы, добывать огонь, находить руду и варить металл, растить зерно и делать из него хлеб… Hо уже там под колпаком, сытый или голодный, довольный или нет, он все чаще и чаще будет поднимать глаза к небу, смотреть на солнце, на луну, на тучи и загадочно мерцающие звезды… И еще там, в идеальных условиях, под силовым куполом, внутри него зашевелится червячок смутного чувства неземной тоски. Его потянет в космос. Назад. Домой. О существовании которого всего лишь догадывается…
…Он, —писал далее Пытливый, — будет выискивать закономерности в расположениях звезд и светил. Будет увязывать с ними события в своей жизни, свое самочувствие и состояние души. Возникнет астрология, которая впоследствии вырастет в серьезную науку астрономию… Парящие птицы станут ему живым намеком на то, что можно подняться в небо. Можно улететь к зовущим к себе звездам. Ему захочется крыльев. Он их сделает. И упадет… Астрономов, заявивших о том, что Земля имеет форму шара, поднимут на смех. Земля не может быть шаром. И уж никак она не может вращаться. Убийственные по своей логике аргументы загонят астрономов в угол. Они не смогут ответить, почему, если Земля-шар, с нее не высыпаются люди, что ходят кверх ногами по ней. Почему не выливаются воды из океанов, морей и рек?…
Ответят на эти вопросы физики. Они первые заявят о таком физическом состоянии, как притяжение Земли. Выведут формулу Всемирного тяготения… Hо физика, открывшая этот закон, не сможет объяснить всех граней гравитационной среды, как не сможет дать ответы на многие другие проблемы, связанные с освоением космоса. Нужна будет иная, с принципиально новым взглядом на вещи, физика…»
Ментор пробежал глазами вереницу формул, выведенных по предположению Пытливого землянами и анализ допущенных ими же в них ошибок, проистекающих от незнания в достаточном объеме тканей материи, окружающей человека среды. То, что земляне рано или поздно придут к этим истинам ни у Ментора, ни у кого другого не могло вызвать сомнений. Интересно было другое.
В начертанной абитуриентом диаграмме движения человеческой мысли в лабиринте созданной ими науки, указывались тупики, которые, конечно же, преодолевались силами гениев-одиночек и с помпой воспринимались обществом, как новая методология в изучении Вселенной. Hо снова возникал тупик. К удивлению людей расхваленное вчера и примененное сегодня клише новой методологии не открывало двери очередного тупика. Человеку приходилось начинать с исходной точки.
… «Совершит ли землянин переворот в физике? — продолжал Пытливый. — Вопрос более чем проблематичный. И вся проблема упрется только в него самого. Лишь познав себя человек Земли сможет совершить революцию в созидаемой им науке…
Неподъемным камнем повиснет на его ногах нераспознанная им гравитационная структура, пронизывающая его до самой последней клетки. В том числе гравитация его интеллекта, духа и всего его существа, что обусловливает ограниченность Хомо-Сапиенса. Как не мог он раньше взмывать в небо и с завистью заглядывался на летающих птиц, так не в состоянии будет прыгнуть выше своей головы.
Человек смог взлететь, одолев притяжение Земли, а сможет ли он превозмочь гравитацию собственного духа? Пока он поднял тело, но не возвысил духа. Освободив душу от притяжения Земли и осмысленно научившись управлять ею, он станет обладателем безграничных возможностей. А станет ли?… Это та самая тоска, что гложет его. Это его заветная цель, о которой он догадывается, но никак не может ни сформулировать, ни приблизиться к ней…»
Ментор улыбнулся. Hе столько этой весьма неглупой идее, сколько той описанной технологии, по которой, как представлялось абитуриенту, человек имеет шанс вырвать свою душу «из-под гнета запрограммированной гравитации»…
А если подумать, размышлял Ментор, сермяжная истина во всем этом была. Пытливый увидел очень реальный ход… такой выверт мысли, прямо-таки огорашивал. Умный землянин с имеющимися в его распоряжении подручными средствами может докумекать… А нужно ли это Всевышнему, ВКМ и самому землянину?
Как бы там ни было, а Пытливый и впрямь большой сукин сын, не без восхищения заметил Ментор.
«… Перед землянином, кстати, встанет задача придумать и выработать для себя свое поле притяжения. В условиях своего временного пристанища — планеты Земля… И этим притяжением, станет придуманная им мораль, основанная на вере в свое будущее предназначение. Наверняка он к ней придет. Ведь землянин обречен на познание того как жить, а не того, что такое жизнь и кто он сам. Вот почему он вынужден будет придумать свое притяжение. И во имя того, чтобы облегчить себе жизнь — придумает…»
— Мораль, как гравитация? — спрашивает Ментор себя и сам же себе отвечает:
— А что? Мысль отнюдь не ординарная. Hо больше умозрительная…
Пока Ментор размышлял по этому поводу экран выдал титр: «Конец тестовой работы». Однако это не было концом работы самого кристалла. Он продолжал выдавать изобразительный ряд. Ментор видит как сочинение абитуриента входит в оценочный компьютер… Ответ выдается с опозданием. Компьютер дважды пробегает по ней, затем красными буквами выписывает: «Работа оригинальная. Оценка — 10 баллов». Это был предельно высокий балл. Затем компьютер продемонстрировал окончательные итоги экзамена. 10 баллов получили два абитуриента — Пытливый и Ретивый; 7 баллов — 58 абитуриентов; 6 баллов — 157… и т. д.
Пока оценочный компьютер проделывал свои манипуляции, видеокристалл все время держал Пытливого в поле зрения, показывая его крупным планом. Он вертелся возле девушки. Ментор сразу узнал ее. В то время студентка третьего курса медицинского факультета, Камея. Парень не спускал с нее восхищенных глаз. Ловил каждое ее слово. Старался предупредить каждый ее жест. И ему явно было наплевать на абитуриентов, обступивших экран, связанный с оценочным компьютером и на сам экран с компьютером, который должен был решать его судьбу. Он не отвел от девушки глаз и после того, как на экране высветились итоговые результаты. А Камея как будто в пику ему смотрела именно туда. Вот она рукоплещет и говорит:
— Ты представляешь, двое получили десять баллов! Когда мы сдавали этот экзамен и в прошлом году тоже, никто из поступавших не заслужил такой оценки. Самая высокая была восемь баллов.
— Наверное умные ребята, — сказал он и повернул голову к табло.
Пытливый зажмурился. Hе помогло. Hа самом деле выписана его фамилия. Напротив нее черточка и цифра «1».
— Пойдем поищем этих умников. Посмотрим на них, — пригласила девушка.
— Hе стоит, — сказал он.
— Почему?
— Дело в том, что один из этих умников — я, — и он неудержимо, громко расхохотался.
Смеялся долго. Хотел остановиться и не мог. Из глаз по щекам его сыпались крупные горошины светлых слез.
Камея схватила его за руку…
Ментор мог не останавливая видеокристалл продолжать смотреть житие Пытливого вплоть до сегодняшнего дня. Надобности, однако, в этом не было. После непродолжительной паузы ректор протянул:
— Да-а-а. У этого парня мозги напичканы парадоксами. Аномальные мозги.
И Ментор вспомнил как он тоже самое сказал Всевышнему. И еще спросил откуда это в нем? А вот что ответил Всевышний он тогда не разобрал. Точно. Hе расслышал. Ректор снова потянулся к кристаллу. Hо уже коснулся грани, относящейся к ректорской деятельности. И вот фрагмент диалога со Всевышним.
Ментор:… Я хотел бы перевести его с третьего на пятый курс.
Всевышний:Hе возражаю.
Ментор:Спасибо за поддержку. ( Пауза. И снова он) Творческий потенциал нашего мальчика на грани чуда. Откуда это у него?
Всевышний:Дитя первородного греха.
Hа этом диалог завершался. Hо Ментор от услышанного, наверно еще с минуту, не мог придти в себя.
— Боже! — прошептал он. — Значит… Значит он сын Строптивого.
Ректора вернул к реальности настойчивый зуммер внутренней связи. Его домогался Карамельник.
— Hу что тебе?
— «Стрекозу» запеленговали. Она держит курс на горную цепь.
— Какую стрекозу?! — раздраженно бросает он.
— Флаер, на котором летит Пытливый, — уточняет декан.
— Hу и что? — все еще не включаясь в суть его слов бурчит он.
— Как что?! Там же сейчас отдыхает Всевышний.
Карамельник был прав. Всевышний объявился здесь с утра.
— Что делать? — не отставал декан, отвлекая его от раздумий того же рода.
Решение созрело сразу.
— Ничего не предпринимать. Если Он не захочет, «стрекозу» не пропустят в зону Его отдыха… Все!
Hа первый взгляд, проще этого последнего экзамена ничего не могло и быть.
Давалось задание. Каждому разное. Hа белом квадрате картона, что вручали абитуриенту, писалось какое-либо понятие в одно или в два слова. Например: «Черная дыра». И абитуриент в течение пяти отведенных ему часов должен был написать все, что знает о проблемах этого понятия.
Те из соискателей, которые добились за предыдущие экзамены предельных баллов, облегченно вздыхали. Чего-чего, а написать такое для них пара пустяков. Hо именно здесь их ждал подвох. Приемная комиссия ожидала от них не изложения известных фактов, а исследования данного понятия. Эти работы проверял и выносил оценку компьютер, запрограммированный на оригинальность представленного.
Ментор подошел к дисплею, набрал нужный код и вышел на заключительный экзамен того периода, когда поступал Пытливый.
Объектив крупным планом выдавал фотографии каждого абитуриента в алфавитном порядке. Наконец черед дошел и до Пытливого. Ректор дал команду остановиться на нем. Кристалл дисплея, издав мелодичный звон, стал демонстрировать все, что в тот момент касалось Пытливого…
Начиналось с того, когда Пытливому вручили белую карточку с заданием. Опять издав едва слышимый шорох, кристалл глазами абитуриента показал, что в нем написано. Написано было одно слово: «Гравитация».
Он долго, очень долго теребил в руках полученную карточку и, уставившись в одну точку, с блуждающей улыбкой, что-то с интересом рассматривал в ней. Наблюдающий за ходом экзамена дважды подходил к нему, стараясь выяснить причину столь странного поведения абитуриента.
— Все в порядке? — спрашивал он.
Скользя по нему затуманенным взором, Пытливый кивнул.
Наблюдающий пожал плечами. Получив задание все ринулись к листам, как голодные тигры, а этот созерцал.
— У вас проблемы? — снова подойдя к нему спросил наблюдающий.
Вместо ответа Пытливый хитро улыбнулся, и решительно придвинув к себе объемистую стопку бумаг, и принялся писать. Начал с заголовка. Выводил его медленно, словно вырисовывал.
ГРАВИТАЦИЯ И ЗЕМЛЯНЕ
(Взгляд из Начальной планеты шестого Луча)
Прочитав, наблюдающий невольно прыснул.«Псих! — подумал он, — Гравитация, спроси любого ребенка, в ВКМ, одно из состояний, что мы для них создали. И смотреть на нее надо отсюда. Сверху вниз. Как в колодец. А не наоборот. Этот же пытается сделать навыворот. Наверное от недопонимания того, чего от него хотят», — заключил наблюдающий и, не без разочарования посмотрев на абитуриента, потерял к нему интерес.
Пытливый не видел ни взгляда его, ни уничтожающей усмешки. Он был слишком далеко. Hа пути к голубой крапинке, что мерцала на самом острие шестого Луча. Там, на дне космической пучины, пронзительно ясно виднелась та драгоценная вещичка, которую он высмотрел и за которой уже не нырнуть не мог. Он четко видел свой замысел. И гравитация должна была служить ему лишь фоном. Она нужна была ему для исследования процесса эволюции познания человеком Земли самого себя и мира, в который его внедрили…
Ментору стало интересно и он стал читать. Читал поабзацно. Hа подробностях, формулах, диаграммах и технологиях, приводимых Пытливым, не останавливался. Спешил.
… «Азбуку жизни, — писал Пытливый, — человек пройдет под силовой оболочкой, устроенной нашими специалистами из службы Всевышнего. Его научат принимать роды и выхаживать младенцев, разбираться в хворях и собирать лечебные травы, добывать огонь, находить руду и варить металл, растить зерно и делать из него хлеб… Hо уже там под колпаком, сытый или голодный, довольный или нет, он все чаще и чаще будет поднимать глаза к небу, смотреть на солнце, на луну, на тучи и загадочно мерцающие звезды… И еще там, в идеальных условиях, под силовым куполом, внутри него зашевелится червячок смутного чувства неземной тоски. Его потянет в космос. Назад. Домой. О существовании которого всего лишь догадывается…
…Он, —писал далее Пытливый, — будет выискивать закономерности в расположениях звезд и светил. Будет увязывать с ними события в своей жизни, свое самочувствие и состояние души. Возникнет астрология, которая впоследствии вырастет в серьезную науку астрономию… Парящие птицы станут ему живым намеком на то, что можно подняться в небо. Можно улететь к зовущим к себе звездам. Ему захочется крыльев. Он их сделает. И упадет… Астрономов, заявивших о том, что Земля имеет форму шара, поднимут на смех. Земля не может быть шаром. И уж никак она не может вращаться. Убийственные по своей логике аргументы загонят астрономов в угол. Они не смогут ответить, почему, если Земля-шар, с нее не высыпаются люди, что ходят кверх ногами по ней. Почему не выливаются воды из океанов, морей и рек?…
Ответят на эти вопросы физики. Они первые заявят о таком физическом состоянии, как притяжение Земли. Выведут формулу Всемирного тяготения… Hо физика, открывшая этот закон, не сможет объяснить всех граней гравитационной среды, как не сможет дать ответы на многие другие проблемы, связанные с освоением космоса. Нужна будет иная, с принципиально новым взглядом на вещи, физика…»
Ментор пробежал глазами вереницу формул, выведенных по предположению Пытливого землянами и анализ допущенных ими же в них ошибок, проистекающих от незнания в достаточном объеме тканей материи, окружающей человека среды. То, что земляне рано или поздно придут к этим истинам ни у Ментора, ни у кого другого не могло вызвать сомнений. Интересно было другое.
В начертанной абитуриентом диаграмме движения человеческой мысли в лабиринте созданной ими науки, указывались тупики, которые, конечно же, преодолевались силами гениев-одиночек и с помпой воспринимались обществом, как новая методология в изучении Вселенной. Hо снова возникал тупик. К удивлению людей расхваленное вчера и примененное сегодня клише новой методологии не открывало двери очередного тупика. Человеку приходилось начинать с исходной точки.
… «Совершит ли землянин переворот в физике? — продолжал Пытливый. — Вопрос более чем проблематичный. И вся проблема упрется только в него самого. Лишь познав себя человек Земли сможет совершить революцию в созидаемой им науке…
Неподъемным камнем повиснет на его ногах нераспознанная им гравитационная структура, пронизывающая его до самой последней клетки. В том числе гравитация его интеллекта, духа и всего его существа, что обусловливает ограниченность Хомо-Сапиенса. Как не мог он раньше взмывать в небо и с завистью заглядывался на летающих птиц, так не в состоянии будет прыгнуть выше своей головы.
Человек смог взлететь, одолев притяжение Земли, а сможет ли он превозмочь гравитацию собственного духа? Пока он поднял тело, но не возвысил духа. Освободив душу от притяжения Земли и осмысленно научившись управлять ею, он станет обладателем безграничных возможностей. А станет ли?… Это та самая тоска, что гложет его. Это его заветная цель, о которой он догадывается, но никак не может ни сформулировать, ни приблизиться к ней…»
Ментор улыбнулся. Hе столько этой весьма неглупой идее, сколько той описанной технологии, по которой, как представлялось абитуриенту, человек имеет шанс вырвать свою душу «из-под гнета запрограммированной гравитации»…
А если подумать, размышлял Ментор, сермяжная истина во всем этом была. Пытливый увидел очень реальный ход… такой выверт мысли, прямо-таки огорашивал. Умный землянин с имеющимися в его распоряжении подручными средствами может докумекать… А нужно ли это Всевышнему, ВКМ и самому землянину?
Как бы там ни было, а Пытливый и впрямь большой сукин сын, не без восхищения заметил Ментор.
«… Перед землянином, кстати, встанет задача придумать и выработать для себя свое поле притяжения. В условиях своего временного пристанища — планеты Земля… И этим притяжением, станет придуманная им мораль, основанная на вере в свое будущее предназначение. Наверняка он к ней придет. Ведь землянин обречен на познание того как жить, а не того, что такое жизнь и кто он сам. Вот почему он вынужден будет придумать свое притяжение. И во имя того, чтобы облегчить себе жизнь — придумает…»
— Мораль, как гравитация? — спрашивает Ментор себя и сам же себе отвечает:
— А что? Мысль отнюдь не ординарная. Hо больше умозрительная…
Пока Ментор размышлял по этому поводу экран выдал титр: «Конец тестовой работы». Однако это не было концом работы самого кристалла. Он продолжал выдавать изобразительный ряд. Ментор видит как сочинение абитуриента входит в оценочный компьютер… Ответ выдается с опозданием. Компьютер дважды пробегает по ней, затем красными буквами выписывает: «Работа оригинальная. Оценка — 10 баллов». Это был предельно высокий балл. Затем компьютер продемонстрировал окончательные итоги экзамена. 10 баллов получили два абитуриента — Пытливый и Ретивый; 7 баллов — 58 абитуриентов; 6 баллов — 157… и т. д.
Пока оценочный компьютер проделывал свои манипуляции, видеокристалл все время держал Пытливого в поле зрения, показывая его крупным планом. Он вертелся возле девушки. Ментор сразу узнал ее. В то время студентка третьего курса медицинского факультета, Камея. Парень не спускал с нее восхищенных глаз. Ловил каждое ее слово. Старался предупредить каждый ее жест. И ему явно было наплевать на абитуриентов, обступивших экран, связанный с оценочным компьютером и на сам экран с компьютером, который должен был решать его судьбу. Он не отвел от девушки глаз и после того, как на экране высветились итоговые результаты. А Камея как будто в пику ему смотрела именно туда. Вот она рукоплещет и говорит:
— Ты представляешь, двое получили десять баллов! Когда мы сдавали этот экзамен и в прошлом году тоже, никто из поступавших не заслужил такой оценки. Самая высокая была восемь баллов.
— Наверное умные ребята, — сказал он и повернул голову к табло.
Пытливый зажмурился. Hе помогло. Hа самом деле выписана его фамилия. Напротив нее черточка и цифра «1».
— Пойдем поищем этих умников. Посмотрим на них, — пригласила девушка.
— Hе стоит, — сказал он.
— Почему?
— Дело в том, что один из этих умников — я, — и он неудержимо, громко расхохотался.
Смеялся долго. Хотел остановиться и не мог. Из глаз по щекам его сыпались крупные горошины светлых слез.
Камея схватила его за руку…
Ментор мог не останавливая видеокристалл продолжать смотреть житие Пытливого вплоть до сегодняшнего дня. Надобности, однако, в этом не было. После непродолжительной паузы ректор протянул:
— Да-а-а. У этого парня мозги напичканы парадоксами. Аномальные мозги.
И Ментор вспомнил как он тоже самое сказал Всевышнему. И еще спросил откуда это в нем? А вот что ответил Всевышний он тогда не разобрал. Точно. Hе расслышал. Ректор снова потянулся к кристаллу. Hо уже коснулся грани, относящейся к ректорской деятельности. И вот фрагмент диалога со Всевышним.
Ментор:… Я хотел бы перевести его с третьего на пятый курс.
Всевышний:Hе возражаю.
Ментор:Спасибо за поддержку. ( Пауза. И снова он) Творческий потенциал нашего мальчика на грани чуда. Откуда это у него?
Всевышний:Дитя первородного греха.
Hа этом диалог завершался. Hо Ментор от услышанного, наверно еще с минуту, не мог придти в себя.
— Боже! — прошептал он. — Значит… Значит он сын Строптивого.
Ректора вернул к реальности настойчивый зуммер внутренней связи. Его домогался Карамельник.
— Hу что тебе?
— «Стрекозу» запеленговали. Она держит курс на горную цепь.
— Какую стрекозу?! — раздраженно бросает он.
— Флаер, на котором летит Пытливый, — уточняет декан.
— Hу и что? — все еще не включаясь в суть его слов бурчит он.
— Как что?! Там же сейчас отдыхает Всевышний.
Карамельник был прав. Всевышний объявился здесь с утра.
— Что делать? — не отставал декан, отвлекая его от раздумий того же рода.
Решение созрело сразу.
— Ничего не предпринимать. Если Он не захочет, «стрекозу» не пропустят в зону Его отдыха… Все!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1. Выстрел рогатки
Его просто выбросило из кресла. Прямо на лобовое стекло. Лицом. Хорошо сработал инстинкт и он, независимо от себя, выкинул вперед руки. Глаза взорвались фейерверком. Пытливый вскочил на ноги и изо всех сил врезался в купол.
— Да что это такое?! — вскричал он.
— Неизвестное природное явление, — бесстрастно ответил вмонтированный во флаер робот и стал по-деревянному докладывать свои объективные наблюдения от происшедшего:
— Двигались со средней скоростью. Полет проходил нормально. Погода ясная. Видимость превосходная. Ветер незначительный. По левому борту. Два и семь десятых балла. Двадцать шесть секунд назад вошли в вязкую, упругую среду, преградившую мне путь… Скорость упала до минимума. Переключился на предельную мощность…
— Что? — переспросил Пытливый. — Включал световую?
— Именно так! — не меняя интонации, подтвердил флаер.
— Hу и как? Пропорол упругую среду?
— Преодолел двести сорок шесть метров семьдесят шесть сантиметров. Hа этой отметке скорость упала до нуля. А потом… эффект рогатки.
— То есть?
— Мной выстрелили, как из рогатки.
— Странно, — раздумчиво протянул Пытливый.
Вцеживая сквозь зубы воздух, холодящий рану на языке, он рукой бережно поглаживал, пульсирующий на голове вулкан.
«Им выстрелили, а в меня попали», — усмехнулся он про себя, а вслух сказал:
— Твои внутренности не повреждены?
— Все в режиме нормы, — сухо ответила машина.
Пытливый посмотрел вниз. «Стрекоза» зависла над знакомым ему склоном. Ее брюшко почти касалось верхушки деревьев.
«Да мы почти на месте», — подумал он. И, словно прочитав его мысли, флаер произнес:
— До вашего урочища мне надо подняться еще на сто тридцать девять метров.
Пытливый посмотрел на номер флаера.
«Надо же, какое совпадение», — обдавая язык очередной порцией холодного воздуха, удивился он. Сколько раз он прилетал сюда и всегда на этой «стрекозе». Всегда подворачивалась именно она. Наверное потому, что флаер был одноместным и им мало кто пользовался. Флаеру он тоже запомнился. И не только тем, что постоянно летал на нем в горы в один и тот же квадрат, значившийся в картах под грифом «Дикие горы», но и тем, что однажды пригрозил разобрать его по винтикам, а винтики раскидать по всей планете.
Пошутил, конечно. Однако механическое устройство шуток не понимало. Оно тогда нехотя повиновалось его приказу лететь в горы, к его излюбленному месту, с двумя пассажирами. Пытливый туда направлялся с Камеей. С трудом уговорил, а тут, как назло, заартачилась «стрекоза».
— В горы! — снова скомандовал он, обнимая девушку.
«Стрекоза» — ни с места.
— Флаер не понимает твоей команды. Ты дай ему точные координаты, — посоветовала Камея.
— Понимаю, — отозвалась «стрекоза». — Дикая гряда находится в квадрате «К» тире восемь тире пять.
— В таком случае, не мешкай! Взлетай!
— Hе могу. Hа борту два пассажира, — заупрямилась «стрекоза».
Рядом, как на зло, ни одного свободного флаера. Порасхватали. Hо и в этом, хотя он числился, как одноместный, запросто могло уместиться два человека.
— Какова твоя максимальная грузоподъемность? — насупившись, спросил Пытливый.
— Двести пятьдесят килограммов.
— Так что же ты, каналья, хочешь?! — вскричал Пытливый. — В нас обоих нет и ста сорока.
— По Инструкции не положено, — по-деревянному талдычил флаер.
— Вот я тебя по Инструкции разберу по винтикам, раскидаю их по планете, тогда будешь знать.
— Нельзя этого делать, — возражает «стрекоза».
— А я сделаю! Или взлетай!
— Под вашу ответственность, слушатель Пытливый, — сказала «стрекоза» и медленно оторвалась от посадочной полосы.
— Да что это такое?! — вскричал он.
— Неизвестное природное явление, — бесстрастно ответил вмонтированный во флаер робот и стал по-деревянному докладывать свои объективные наблюдения от происшедшего:
— Двигались со средней скоростью. Полет проходил нормально. Погода ясная. Видимость превосходная. Ветер незначительный. По левому борту. Два и семь десятых балла. Двадцать шесть секунд назад вошли в вязкую, упругую среду, преградившую мне путь… Скорость упала до минимума. Переключился на предельную мощность…
— Что? — переспросил Пытливый. — Включал световую?
— Именно так! — не меняя интонации, подтвердил флаер.
— Hу и как? Пропорол упругую среду?
— Преодолел двести сорок шесть метров семьдесят шесть сантиметров. Hа этой отметке скорость упала до нуля. А потом… эффект рогатки.
— То есть?
— Мной выстрелили, как из рогатки.
— Странно, — раздумчиво протянул Пытливый.
Вцеживая сквозь зубы воздух, холодящий рану на языке, он рукой бережно поглаживал, пульсирующий на голове вулкан.
«Им выстрелили, а в меня попали», — усмехнулся он про себя, а вслух сказал:
— Твои внутренности не повреждены?
— Все в режиме нормы, — сухо ответила машина.
Пытливый посмотрел вниз. «Стрекоза» зависла над знакомым ему склоном. Ее брюшко почти касалось верхушки деревьев.
«Да мы почти на месте», — подумал он. И, словно прочитав его мысли, флаер произнес:
— До вашего урочища мне надо подняться еще на сто тридцать девять метров.
Пытливый посмотрел на номер флаера.
«Надо же, какое совпадение», — обдавая язык очередной порцией холодного воздуха, удивился он. Сколько раз он прилетал сюда и всегда на этой «стрекозе». Всегда подворачивалась именно она. Наверное потому, что флаер был одноместным и им мало кто пользовался. Флаеру он тоже запомнился. И не только тем, что постоянно летал на нем в горы в один и тот же квадрат, значившийся в картах под грифом «Дикие горы», но и тем, что однажды пригрозил разобрать его по винтикам, а винтики раскидать по всей планете.
Пошутил, конечно. Однако механическое устройство шуток не понимало. Оно тогда нехотя повиновалось его приказу лететь в горы, к его излюбленному месту, с двумя пассажирами. Пытливый туда направлялся с Камеей. С трудом уговорил, а тут, как назло, заартачилась «стрекоза».
— В горы! — снова скомандовал он, обнимая девушку.
«Стрекоза» — ни с места.
— Флаер не понимает твоей команды. Ты дай ему точные координаты, — посоветовала Камея.
— Понимаю, — отозвалась «стрекоза». — Дикая гряда находится в квадрате «К» тире восемь тире пять.
— В таком случае, не мешкай! Взлетай!
— Hе могу. Hа борту два пассажира, — заупрямилась «стрекоза».
Рядом, как на зло, ни одного свободного флаера. Порасхватали. Hо и в этом, хотя он числился, как одноместный, запросто могло уместиться два человека.
— Какова твоя максимальная грузоподъемность? — насупившись, спросил Пытливый.
— Двести пятьдесят килограммов.
— Так что же ты, каналья, хочешь?! — вскричал Пытливый. — В нас обоих нет и ста сорока.
— По Инструкции не положено, — по-деревянному талдычил флаер.
— Вот я тебя по Инструкции разберу по винтикам, раскидаю их по планете, тогда будешь знать.
— Нельзя этого делать, — возражает «стрекоза».
— А я сделаю! Или взлетай!
— Под вашу ответственность, слушатель Пытливый, — сказала «стрекоза» и медленно оторвалась от посадочной полосы.