Страница:
Наступило время волков, когда мужчины стали считать своим неотъемлемым правом убийство врага. И, к своему ужасу, я поняла, что война мне нравится – во мне пробудились все жестокие инстинкты, которые цивилизация и воспитание тщательно спрятали в область подсознания.
Первая моя поездка в "горячую точку", в Чечню, больше напоминала веселый водевиль, легкую оперетку на мусульманскую тему. Как это всегда бывает в первые дни революции, все казалось слишком нереальным, невозможным, чтобы принимать новые законы и новое правительство всерьез. А состояние эйфории, в котором тогда находилась Чечня, Упоенная только что обретенной независимостью, вносило Даже в трагические события оттенок праздничного ликования.
Осенью 199года город Грозный кипел, как котел колдуна. Экзотический мир, чьи темпераментные законы давно пугали Россию. Кровь оросила переворот (или революцию – выбирайте то слово, которое вам больше по вкусу), к власти пришел генерал Джохар Дудаев.
Я прилетела в Грозный со своим другом Андреем, напутствуемая сожалениями друзей по поводу такого безрассудного поступка. У входа в городской парламент нас сурово допросил человек с автоматом: "Кто такие? Куда идете?" – Извините, – промямлила я. – Такая незадача: нас, Журналистов, не встретили в аэропорту.
– Считайте, что я вас встретил! – радостно закричал горячий человек, потрясая автоматом, и потащил нас по бесчисленным коридорам парламента.
Везде жгучие усатые мужчины в папахах и с оружием. Рядом с ними трутся субтильные западные журналисты с камерами. Охрана у всех строго спрашивает пропуска, а тех, у кого их нет, пропускает и так. Важно разгуливают духовные лица в традиционных одеждах. Под ногами шастают сытые кошки. Мужчины при встрече кидаются друг другу в объятия и горячо целуются. (Древний обычай: крепко прижимаясь к товарищу и похлопывая его по спине в приливе дружеских чувств, можно нащупать оружие.) Народ в парламенте, несмотря на воинственный вид, добродушен и любезен, все рады поболтать. Все это похоже на шумный и яркий спектакль, в котором много действующих лиц и никто не знает, из-за каких кулис они выскочили на сцену. Революция перевернула этот пестрый, как костюм арлекина, мир, и, как осадок со дна стакана, который сильно встряхнули, наверх всплыли самые неожиданные личности.
Вооружены здесь практически все, хотя военное положение отменили. У всех имеется непременная опухоль в заднем кармане брюк или на бедре. Во всех странах, где свобода завоевывается только силой, первая потребность всякого смелого человека – это иметь оружие.
Один местный журналист рассказал мне прелестную историю по этому поводу. В дни революционных событий в парламенте была полная неразбериха с охраной. Ночью журналист подошел к зданию, и в темноте какой-то человек потребовал у него пропуск. Документ был предъявлен, охранник зажег фонарь и оказался бойким стариком лет семидесяти. "Дедуля, – удивился журналист, – ты-то что здесь делаешь?" "Да вот, проходил мимо парламента, смотрю, никто не охраняет. Ну я побежал домой, взял винтовку и занял пост", – ответил старик.
Духовные лица тоже не пренебрегают оружием. Один знаменитый шейх как-то сказал:
"Пистолет необходим для того, чтобы защитить украденную девушку и убить бешеную собаку". Я была свидетельницей любопытной сцены. В приемную президента Дудаева вошли представители мусульманского духовенства. На требование предъявить оружие сопровождающий их человек с неподражаемой хищной улыбкой распахнул свой национальный наряд. За поясом у него оказались пистолет и кинжал. Охранник понимающе ухмыльнулся и пропустил высоких гостей.
Журналист местной газеты "Свобода" Лом-Али Бейтельгареев объяснял мне: "Пойми, носить оружие – это древняя национальная традиция.
Тот не чеченец, кто не способен защитить себя. Как я могу чувствовать себя джигитом, настоящим мужчиной без оружия? Пистолет сдерживает дурные эмоции и поступки. Теперь, когда в городе почти все вооружены, люди стали более предупредительны, аккуратны в отношениях. Ведь за грубое слово можно получить пулю в лоб".
Эта неуступчивая гордость, это спокойное отношение к убийству врага хорошо выражены в гербе Чеченской Республики – одинокий волк под серебряной луной.
Вожак этой волчьей стаи – президент Дудаев. Он выбрал сомнительное счастье быть любимцем народа. Я не помню сути нашего интервью с ним (оно касалось сиюминутных политических вопросов), но меня поразила его неслыханная динамичность, его гений самовластия. Он держал себя подчеркнуто демократично в те дни, останавливался поговорить с людьми об их насущных проблемах, хотя вскоре это стало мешать его деятельности. В его приемную рвались даже женщины, мечтающие вернуть своих загулявших мужей.
Дудаев – прекрасный оратор. Он говорит по-русски правильнее, чем большинство наших российских депутатов. У него особая манера утяжелять каждое слово, придавая ему весомость и решительность. Скромная одежда, скупые жесты, мужественная внешность, военная выправка этого чеченского Наполеона всегда производят неотразимое впечатление.
– Вы не боитесь смерти? – спросила я у Дудаева во время интервью.
– Я отношусь к смерти философски. Жизнь мне дал Всевышний, и только Он может отнять ее у меня.
– Если ваша карьера политика закончится бесславно, чем вы будете заниматься?
– Моя мечта – выращивать цветочки. Хочу иметь домик с садом и воспитывать внуков.
Житейские мечты президента разделяют все чеченцы. Иметь хороший домик, воспитывать детей, принимать гостей – вот идеал жизни. Гостеприимство здесь возведено в культ. В каждом, даже небольшом доме есть специальная комната для гостей, где всегда чисто и уютно. Для гостя всегда найдутся лучшие продукты, даже в голодный год. Из тайных запасов семьи достанут и шампанское "Брют", и ликер "Амаретто".
Нашу журналистскую компанию с почетом принимали в селе Шалажи, где блеют славные барашки, мычат коровки Размером с хорошего бегемота, квохчут курочки, растет грецкий орех. Жители объявили свое село Шалажи суверенным демократическим государством.
А было это так. Однажды скучным осенним вечером прогрессивная часть шалажинского населения собралась в доме молодого кооператора Руслана Закриева и решила: отделить село Шалажи от Чечни и от России, продавать за валюту местные шишки и боярышник и жить всем душа в душу. На радостях устроили пир, выбрали президентом Руслана Закриева, который издал первый президентский указ. Цитирую:
"Пункт 2. Все земли и воды, надземные и подземные ресурсы объявить исключительно собственностью шалажинского народа. Все завозить, ничего не вывозить.
Пункт 4. Центральную избирательную комиссию для oорганизации демократических выборов в сенат составить из преданных президенту людей. Несогласных же с гениальной политикой президента, который является даром божьим, к избирательной комиссии близко не подпускать.
Поручить министру внутренних дел, командиру народной гвардии обеспечить демократическое проведение выборов. Людей, осмелившихся саботировать проведение самых демократических выборов, критиковать гениальную политику нашего президента, карать по всей строгости, ибо несогласные с моей гениальной политикой являются людьми вредными и врагами нашей свободы и великого процветания нашего, Долой тех, кто путается под нашими ногами.
Пункт 5. Отделение совхоза "Гехинский" объявить национализированным, все его имущество экспроприировать, совхозу предъявить иск в размере ста миллионов американских долларов за многолетнюю эксплуатацию шалажинской земли и граждан.
Пункт 8. В случае появления смуты, недовольных внутри нашего государства и появления опасности вторжения внешних враждебных сил объявить мобилизацию лиц мужского и женского пола от 1о до 75 лет. Ракетные и танковые войска привести в боевую готовность.
Быть по сему!
Его Превосходительство
Президент Республики Шалажи
Руслан Закриев".
Эта великолепная пародия на лихорадку суверенитетов, когда крохотные независимые государства множились, как грибы после дождя, очень нас позабавила, и мы поехали в гости к славному, толстому, ленивому президенту Руслану. В огромном доме нас провели в лучшую комнату и мгновенно накрыли стол. Женщины почтительно укрылись на своей половине, и нам прислуживал шустрый мальчик лет десяти. Обильная сытная мясная пища, шампанское вперемешку с водкой привели нас в благодушное настроение, и всем захотелось поговорить о высоких чувствах.
В любви чеченский мужчина славится своей горячностью и необузданностью, хотя о любви здесь понятия особые. В Чечне редко женятся на девушках других национальностей. Особенно строго это правило соблюдается в селах. Подвыпившие Андрей и Руслан завели интересный спор на эту тему.
– Почему, если ты любишь женщину, не мусульманку, ты не можешь на ней жениться? – спрашивал Андрей.
– Вы, русские, легкомысленно относитесь к семье, к продолжению рода. Никто не спорит, любовь – прекрасное занятие, но, сколько бы любимых женщин я ни имел по всей стране, я обязан вернуться в родное село, жениться на чеченке и сделать детей чистой крови. Это вовсе не национализм. Это чувство долга перед своими предками. Каждый чеченец чувствует себя ступенькой в длинной лестнице рода.
Я не могу жить только для себя. Разве сохранился бы маленький чеченский народ, если б люди не следовали этому обычаю? Мы просто исчезли бы с лица земли как нация.
– Но, прости, здесь в действие вступает физиология. Я просто физически не смогу делить ложе с женщиной, которую я не хочу.
– А ты попробуй объяснить своему роду, что не можешь! Есть определенные обязательства перед родственниками. И потом, тщательный выбор невесты, сватовство – все это прекрасно и оправдано вековым опытом народа. Нам тоже многое не нравится в ваших русских обычаях, но мы же не пытаемся навязать вам свою точку зрения. Пусть каждый народ живет так, как ему хочется жить, лишь бы другим не мешал, – резонно заметил Руслан.
К женщине в Чечне отношение противоречивое – вечное колебание между грубостью и учтивостью. Эти вечно беспокойные и капризные создания – источник всех глупостей, совершаемых мужчинами. У настоящего джигита женщина только путается под ногами и мешает осуществлению грандиозных замыслов.
В Чечне женщине запрещено сидеть за одним столом с мужчинами, неприлично ей появляться в ресторане и на тан-"ах. К девушке не рекомендуется подходить ближе чем на два Метра. С чеченскими девушками нельзя знакомиться на Улице. Один охранник президента долго объяснял мне, что я обязана вставать, если в комнату входит мужчина, пусть даже моложе меня. У женщин мало развлечении – приготовление пищи, вышивание, вязание, поездки в гости и на свадьбы; Они опутаны множеством правил, которые служат тормозом их желаниям. Зато здесь самые крепкие семьи и очень мало разводов.
Европейских мужчин Восток очень портит. За неделю пребывания в Чечне журналисты мужского пола научились говорить громким властным голосом: "Молчи, женщина!", хвастаться и командовать. Их пришлось срочно транспортировать в Россию.
С пренебрежительным отношением чеченцев к женщинам я сталкивалась еще в Москве, в общежитии. За последние годы ДАС просто заполонили горячие мужчины.
Какими летом я и Юлия собирались в ресторан. Я зашла в. ванную, чтобы подкраситься и расчесать волосы. Из приоткрытой двери смежной комнаты доносился такой крутой мат, которого не слышали даже мои, ко всему привыкшие уши. Я по-, стучалась к соседям в дверь, вошла и обнаружила шумную чеченскую компанию. "Я прошу прекратить употреблять такие сильные выражения. В соседней комнате живут женщины", – не терпящим возражений тоном сказала я. По-видимому, это их задело. Один из чеченцев, красивый наглый Султан, вышел вслед за мной и спросил меня, с каких это пор такой бляди, как я, не нравятся матерные выражения. Я послала Султана к черту, отодвинула его в сторону и ушла в свою комнату. Он ворвался ко мне и с размаху залепил мне сильную пощечину. От крепкого удара, казалось, зазвенела щека. В бешенстве я завизжала, как кошка, которой наступили на хвост, и попыталась дотянуться до его лица своими длинными когтями. В ходе маленькой драки я пинала его! ногой, норовя попасть по колену.
Нас разняли, и в ресторан в тот вечер я отправилась с ярким красным пятном на левой щеке.
Я, Юлия и наша третья соседка Вика обсудили ситуацию – мы были одни на нашем этаже, все друзья-мужчины разъехались, так как был август. В нашем корпусе практически не осталось русских, и нам не к кому было обратиться за помощью, но мы решили заставить этого человека извиниться. Утром к нам пришел сосед Юра, чьи гости накануне затеяли драку со мной. Он недвусмысленно угрожал нам, говоря, что, если мы обратимся в милицию, мстительные чеченцы порежут наши хорошенькие личики.
Днем мы пошли в милицейский пункт, который находил в общежитии. Молоденький милиционер (кажется, его звали Сережа) сказал, что наше дело безнадежно, так как телесных повреждений нет и факт драки доказать невозможно. Единственное, что мы можем сделать, это обратиться в суд и потребовать разобрать происшествие как гражданское дело. На это уйдет несколько месяцев и горы бумаги.
Тогда Юлия в дипломатичной форме дала понять, что мы пользуемся огромными связями в верхах милиции (чистый блеф!) и постараемся добиться справедливости.
Милиционер Сережа, кажется, немного струхнул и сказал, что пойдет сейчас вместе с нами к чеченцам. Под его ненадежной защитой мы отправились в комнату к Султану, где уже собрались все его друзья. В этом логове, где все дышало ненавистью к нам, Сергей начал свою речь, полную намеков и угроз. Его целью было напугать этих людей неопределенностью, так как он прекрасно понимал, что не в силах что-либо предпринять. После долгих переговоров нас спросили, чего же мы хотим. "Извинения", – ответила я. "Даша, извини меня, пожалуйста", – процедил сквозь зубы Султан, глядя прямо мне в лицо наглыми глазами. "Вы удовлетворены?" – спросил Сергей. "Да", – поспешно ответили мы, уцепившись за это фиктивное извинение, сделанное в присутствии друзей Султана. Все облегченно вздохнули.
Конфликт был разрешен мирным путем.
Несмотря на свою неистовую гордость, исламские мужчины хотят нравиться русским женщинам, и Европа начинает оказывать на них свое влияние. Дамам иногда уступают место, помогают одеться и дарят цветы. Правда, здесь тоже не обходится без приключений. Однажды вечером в моем гостиничном номере в Грозном собралась небольшая журналистская компания посплетничать и выпить. К нам пришли Дружить двое симпатичных чеченцев, и мне, как даме, преподнесли букет цветов. Но вместе с цветами они зачем-то прихватили гранату. Молодые люди вели светскую беседу, меланхолично вкручивали и выкручивали запал.
Слово "джентльмен" становится необычайно популярным в Чечне. Газета "Голос Чечено-Ингушетии" опубликовала открытое письмо Парламенту Великобритании этнографа, кандидата исторических наук И. Саидова, которое начиналось так:
"Уважаемые леди и джентльмены! Анализ этнографического материала привел нас к выводу о том, что предки англичан происходят от чеченцев".
Один случай научил меня не доверять самой цивилизованной оболочке, если она скрывает темперамент истинного чеченца. В командировке я подружилась с одним из местным интеллигентов, красивым, рано поседевшим Магомедом. Он; занимался устройством журналистов в гостиницу и пригласил меня однажды на чашку чая в свой номер, который ел" жил организационным центром. Я пришла вместе с Андреем, и мы были очарованы теплым приемом и щедрым гостеприимством Магомеда. Я полюбила беседовать с этим образованным, тонким человеком и часто забегала к нему на часок-другой. Мы много разговаривали об исламе. Меня всегда поражал контраст между темпераментом мусульман и неторопливым, созерцательным духом их религии, между наивностью взрослых мужчин и мудростью веры. Волшебству ислама поддаешься, как наркотику, он вдохновляет слабы" души и умиротворяет сильные.
– Вам, европейцам, часто свойственна леность ума, нежелание понять и принять жизнь ваших мусульманских соседей, – говорил Магомед, разливая в тонкие чашки настоящий чай и очень недурной местный коньяк. – Это своего рода коммунальная, бытовая трусость – легче поскандалить соседями, чем принять их такими, какие они есть. Восток -дело действительно тонкое. Нельзя общаться с мусульманскими народами, не зная их традиций и обычаев.
Общаясь с Магомедом, мне казалось, что я нахожусь во власти ясного, спокойного духа, способного освещать самые темные закоулки человеческих отношений. Я чувствовала, что нравлюсь ему, но мне и в голову не приходило, что этот утонченный человек способен выйти за рамки приличий.
Но однажды, после бурного спора о проблемах европейского и исламского понимания мира, когда я поднялась из кресла, чтобы уйти к себе в номер, Магомед привлек меня свои объятия и завладел моими губами. Он сделал это без тем доли робости и нежности, с которой поклонники пытаются перевести отношения из дружеских в любовные. В его поцелуях была такая неукротимая, почти звериная страстность, что я испугалась. Не желая терять его дружбы, я попыталась! объяснить, что связана близкими отношениями с Андреем. С таким же успехом я могла бы внушать волку, дорвавшемуся до зайчатинки, что вегетарианство более полезно для его нравственных устоев. Магомед разошелся вовсю и явно собирался взять меня силой.
Какая там цивилизация! С него мигом слетела наружная культурная оснастка.
Но тут в дело вмешалась третья сила – телефон. Магомед, по-видимому, ждал важного звонка, и ему пришлось взять трубку. Его куда-то срочно вызвали, и он рванул из номера,захлопнув за собой дверь. Прежде чем я успела что-то предпринять, я услышала поворот ключа в замке. Я, как глупая мышка, попалась в ловушку и должна была ждать сластолюбивого кота. Первым делом я обследовала балкон, перелезла к соседям, но никого в номере не оказалось, а разбить стекло я не решилась. Потом я позвонила администратору гостиницы и попросила открыть номер, в котором находилась, объяснив, что по нелепой случайности хозяин запер меня, а сам удалился на совещание. Администратор, пожилая сплетница, мерзко хихикнула и сказала, что порядочных девушек не запирают на ключ.
Я в слезах металась по комнате, проклиная свою доверчивость, пока не услышала в коридоре шаги. Решив, что это хитрый Магомед возвращается за своей пленницей, я встала у двери в боевой позе. Как только звякнул ключ, я рванула дверь на себя и проскочила мимо опешившего от неожиданности Магомеда. Эта забавная ситуация убедила меня, что мужское начало всегда сильнее условностей воспитания.
Влияние рода в Чечне очень велико. Здесь известно происхождение каждого.
Позорный поступок одного человека ложится пятном на честь целого клана.
Темпераментную молодежь сдерживают и дисциплинируют старейшины.
Еще до Великой Отечественной войны в Чечне прошел слух, что в Германии живет нехороший человек по имени Гитлер, убийца и грабитель. И чеченцы забеспокоились, а нельзя ли послать местных старейшин к родственникам Гитлера, пусть вразумят недостойного человека!
Кровная месть здесь в большом ходу. Был такой случай. В одной деревне дети двух разных родов нашли мертвого журавля и не поделили его голову. В детскую драку вмешались старшие. В результате погибло восемь человек (по четыре с каждой стороны). Бывают и трагикомические случаи. Четыре пацана в одном селе хотели купить коньяк у соседа, он им не продал. Вражда длится уже двадцать лет. Поэтому в здешних местах долго думают, прежде чем оскорбить человека.
Есть такая фраза: "На Кавказе один раз стреляют, а потом-еЩе сто лет перестрелка идет". Опасно сталкивать этих гордых, как сатана, людей. Предчувствие войны остро ощущалось в городе Назрани, столице Ингушетии, куда мы приехали из Чечни.
Эта крохотная, страшно нищая республика запомнилась мне преимущественно в серых тонах. Пасмурным днем мы приехали на главную площадь Назрани, где в это время происходили молитвенные обряды. Сотни мужчин в одинаковых темных пальто истово молились Аллаху под микрофонный голос.
Души ингушей разъедались, как кислотой, острой ненавистью к своим соседям осетинам. Мужчины окружили нас,? журналистов, на площади плотным кольцом и, закипая гневом, рассказывали историю своих земель. В сталинские времена их выгнали из родных мест и заселили их земли осетинами. Множество сынов и без того маленького ингушского народа были репрессированы. Теперь ингуши мечтают взять реванш и отобрать силой свою территорию. Меня удивила свежесть их гнева, казалось, что все эти трагические события 3 произошли только вчера.
Сгущались сумерки, на небе засверкали алмазные гвоздики звезд, а люди все говорили и говорили, перечисляя свои беды и обиды. Стена вокруг нас становилась все плотнее, я видела грозные, как взведенные пистолеты, глаза и чувство вала густой запах дикого животного, который исходил от этих сильных мужчин. Мне казалось, что они могут взорваться, как туго закрученная пружина.
Нам предложили совершить поездку в Осетию, обещая ужасы и стрельбу. Когда совсем стемнело, мы тронулись в путь на двух машинах. Это было совершенно абсурдное путешествие. Нас пять раз обыскивали – один раз осетинская милиция, два раза российские военные и два раза неизвестные с автоматами в руках, самовольно проводившие проверку всех машин. В результате в десять часов вечера нам велели покинуть территорию Осетии, так как начинался комендантский час. Во время обысков мы успели пообщаться с осетинами и почувствовать их страх перед необузданной ненавистью ингушей. "Да, возможно, история на их стороне, – говорили они. – Но ведь на этой земле уже выросло несколько поколений осетин, которые считают эту землю своей. Куда же им уезжать от родных домов? К чему ворошить прошлое? И разве можно смыть старую несправедливость новой кровью?" На обратном пути мы заехали посмотреть дом, где раньше жил Берия. Это великолепный особняк, стоящий у реки. Нам показали бассейн, специально построенный для Берии, черного человека. Как гласит легенда, его строили из могильных плит, которые бесстыдно забирали со старинных кладбищ. По преданию, каждый вечер бассейн заполнялся молоком и в нем купали красивую осетинскую девушку, предназначенную для утех хозяина. Холодной осенней ночью, под таинственный лепет речной воды, эта страшная сказка показалась былью.
В воздухе чувствовался запах смерти, которая затаилась на некоторое время, но вскоре явится, гремя своими страшными инструментами. Мы тогда не знали, что спустя год постепенное отравление ненавистью даст свои плоды, и этот клочок земли зальет кровь. Жестокие молодые волчата, не поддающиеся никакой дисциплине, под науськивание старших кинутся убивать. Между осетинами и ингушами ляжет непроходимая тропа смерти.
То, что собой представляет затяжная Кавказская война, я имела возможность наблюдать в Южной Осетии, в Цхинвали. Я должна была лететь в командировку вместе с журналистом "Комсомольской правды" Сергеем Соколовым.
Ранним ледяным декабрьским утром мы приехали на Чкаловский военный аэродром.
Ветер гнал в лицо мелкую колючую снежную крупу, и настроение у нас было препаршивейшее. Мы подошли к маленькому военному самолету, который летел до Владикавказа, и сказали летчикам, что мы журналисты и что у них должно быть распоряжение из Министерства обороны на наш счет. Нас послали подальше и заявили, что самолет взлетает ровно в девять часов утра без всяких журналистов на борту.
Без двадцати девять мы добрались до единственного общественного телефона на всем аэродроме. Перед ним выстроилась молчаливая очередь. Я не помню суть тех аргументов, которые я излагала собравшимся вперемешку со слезами, но после маленькой истерики меня пустили к телефону. Было без десяти девять, когда я наконец дозвонилась до Саши Ростовцева, заместителя начальника пресс-центра МВД.
Саша велел мне не отходить от телефона, а сам стал связываться с Министерством обороны. Очередь заволновалась. "Девушка, – обратился ко мне суровый офицер, – вы же сказали, что только на одну минутку. А прошло уже пятнадцать минут. Мы тоже все опаздываем". Я мимикой дала понять, что ничем помочь не могу. Скандал разгорелся. В этот момент я увидела в окно, как самолет зажег сигнальные огни и Двинулся к взлетной полосе. "Саша, – завопила я в трубку, – самолет улетает".
"Даже если он взлетит, мы его посадим", – сказал рассвирепевший Ростовцев.
Очередь злорадствовала, наблюдая, как самолет уверенно набирает скорость, готовясь взлететь. Но вот произошло чудо. Наглая машина затормозила, и из нее выкинули куцую веревочную лестницу мощью кокетливых улыбок, слез, мнимого гнева я могла лепить из них все, что угодно. Я для них в этой снежной пустыне источник живой воды, и в моей слабости они черпают свою силу.
Когда вино и водка подействовали даже на крепкие головы, я, сославшись на усталость, попросилась спать. Меня уложили в той же комнате, где шла пьянка, на одну из железных кроватей, покрытую грязным матрасом. У меня так гудело все тело, что даже такая постель без белья казалась мне раем. Я легла, не раздеваясь, и укрылась чьим-то тулупом. Несмотря на крики и шум, я мгновенно уснула. Очнулась я примерно через час, когда все уже стихло, половина гуляк храпела на койках, а за столом сидели, допивая водку, хозяева хибары. Их лица освещал только слабый свет от печурки. Парни говорили очень тихо: "Она такая тоненькая и хрупкая, а мы так грубо с ней себя вели… Она, наверное, обиделась и рано легла спать. Какая милая девочка! Вот так живешь и за- бываешь, что бывают такие девушки на свете… Мы уже позабыли хорошие слова". Я наслаждалась подслушиванием раз- " говора трех заматеревших мужиков, одичавших от странностей кочевой судьбы, от постоянного предчувствия опасности, от отсутствия смягчающего женского влияния. Они обнажи- ли свое одиночество перед лицом стихии, имя которой – Женщина.
Первая моя поездка в "горячую точку", в Чечню, больше напоминала веселый водевиль, легкую оперетку на мусульманскую тему. Как это всегда бывает в первые дни революции, все казалось слишком нереальным, невозможным, чтобы принимать новые законы и новое правительство всерьез. А состояние эйфории, в котором тогда находилась Чечня, Упоенная только что обретенной независимостью, вносило Даже в трагические события оттенок праздничного ликования.
Осенью 199года город Грозный кипел, как котел колдуна. Экзотический мир, чьи темпераментные законы давно пугали Россию. Кровь оросила переворот (или революцию – выбирайте то слово, которое вам больше по вкусу), к власти пришел генерал Джохар Дудаев.
Я прилетела в Грозный со своим другом Андреем, напутствуемая сожалениями друзей по поводу такого безрассудного поступка. У входа в городской парламент нас сурово допросил человек с автоматом: "Кто такие? Куда идете?" – Извините, – промямлила я. – Такая незадача: нас, Журналистов, не встретили в аэропорту.
– Считайте, что я вас встретил! – радостно закричал горячий человек, потрясая автоматом, и потащил нас по бесчисленным коридорам парламента.
Везде жгучие усатые мужчины в папахах и с оружием. Рядом с ними трутся субтильные западные журналисты с камерами. Охрана у всех строго спрашивает пропуска, а тех, у кого их нет, пропускает и так. Важно разгуливают духовные лица в традиционных одеждах. Под ногами шастают сытые кошки. Мужчины при встрече кидаются друг другу в объятия и горячо целуются. (Древний обычай: крепко прижимаясь к товарищу и похлопывая его по спине в приливе дружеских чувств, можно нащупать оружие.) Народ в парламенте, несмотря на воинственный вид, добродушен и любезен, все рады поболтать. Все это похоже на шумный и яркий спектакль, в котором много действующих лиц и никто не знает, из-за каких кулис они выскочили на сцену. Революция перевернула этот пестрый, как костюм арлекина, мир, и, как осадок со дна стакана, который сильно встряхнули, наверх всплыли самые неожиданные личности.
Вооружены здесь практически все, хотя военное положение отменили. У всех имеется непременная опухоль в заднем кармане брюк или на бедре. Во всех странах, где свобода завоевывается только силой, первая потребность всякого смелого человека – это иметь оружие.
Один местный журналист рассказал мне прелестную историю по этому поводу. В дни революционных событий в парламенте была полная неразбериха с охраной. Ночью журналист подошел к зданию, и в темноте какой-то человек потребовал у него пропуск. Документ был предъявлен, охранник зажег фонарь и оказался бойким стариком лет семидесяти. "Дедуля, – удивился журналист, – ты-то что здесь делаешь?" "Да вот, проходил мимо парламента, смотрю, никто не охраняет. Ну я побежал домой, взял винтовку и занял пост", – ответил старик.
Духовные лица тоже не пренебрегают оружием. Один знаменитый шейх как-то сказал:
"Пистолет необходим для того, чтобы защитить украденную девушку и убить бешеную собаку". Я была свидетельницей любопытной сцены. В приемную президента Дудаева вошли представители мусульманского духовенства. На требование предъявить оружие сопровождающий их человек с неподражаемой хищной улыбкой распахнул свой национальный наряд. За поясом у него оказались пистолет и кинжал. Охранник понимающе ухмыльнулся и пропустил высоких гостей.
Журналист местной газеты "Свобода" Лом-Али Бейтельгареев объяснял мне: "Пойми, носить оружие – это древняя национальная традиция.
Тот не чеченец, кто не способен защитить себя. Как я могу чувствовать себя джигитом, настоящим мужчиной без оружия? Пистолет сдерживает дурные эмоции и поступки. Теперь, когда в городе почти все вооружены, люди стали более предупредительны, аккуратны в отношениях. Ведь за грубое слово можно получить пулю в лоб".
Эта неуступчивая гордость, это спокойное отношение к убийству врага хорошо выражены в гербе Чеченской Республики – одинокий волк под серебряной луной.
Вожак этой волчьей стаи – президент Дудаев. Он выбрал сомнительное счастье быть любимцем народа. Я не помню сути нашего интервью с ним (оно касалось сиюминутных политических вопросов), но меня поразила его неслыханная динамичность, его гений самовластия. Он держал себя подчеркнуто демократично в те дни, останавливался поговорить с людьми об их насущных проблемах, хотя вскоре это стало мешать его деятельности. В его приемную рвались даже женщины, мечтающие вернуть своих загулявших мужей.
Дудаев – прекрасный оратор. Он говорит по-русски правильнее, чем большинство наших российских депутатов. У него особая манера утяжелять каждое слово, придавая ему весомость и решительность. Скромная одежда, скупые жесты, мужественная внешность, военная выправка этого чеченского Наполеона всегда производят неотразимое впечатление.
– Вы не боитесь смерти? – спросила я у Дудаева во время интервью.
– Я отношусь к смерти философски. Жизнь мне дал Всевышний, и только Он может отнять ее у меня.
– Если ваша карьера политика закончится бесславно, чем вы будете заниматься?
– Моя мечта – выращивать цветочки. Хочу иметь домик с садом и воспитывать внуков.
Житейские мечты президента разделяют все чеченцы. Иметь хороший домик, воспитывать детей, принимать гостей – вот идеал жизни. Гостеприимство здесь возведено в культ. В каждом, даже небольшом доме есть специальная комната для гостей, где всегда чисто и уютно. Для гостя всегда найдутся лучшие продукты, даже в голодный год. Из тайных запасов семьи достанут и шампанское "Брют", и ликер "Амаретто".
Нашу журналистскую компанию с почетом принимали в селе Шалажи, где блеют славные барашки, мычат коровки Размером с хорошего бегемота, квохчут курочки, растет грецкий орех. Жители объявили свое село Шалажи суверенным демократическим государством.
А было это так. Однажды скучным осенним вечером прогрессивная часть шалажинского населения собралась в доме молодого кооператора Руслана Закриева и решила: отделить село Шалажи от Чечни и от России, продавать за валюту местные шишки и боярышник и жить всем душа в душу. На радостях устроили пир, выбрали президентом Руслана Закриева, который издал первый президентский указ. Цитирую:
"Пункт 2. Все земли и воды, надземные и подземные ресурсы объявить исключительно собственностью шалажинского народа. Все завозить, ничего не вывозить.
Пункт 4. Центральную избирательную комиссию для oорганизации демократических выборов в сенат составить из преданных президенту людей. Несогласных же с гениальной политикой президента, который является даром божьим, к избирательной комиссии близко не подпускать.
Поручить министру внутренних дел, командиру народной гвардии обеспечить демократическое проведение выборов. Людей, осмелившихся саботировать проведение самых демократических выборов, критиковать гениальную политику нашего президента, карать по всей строгости, ибо несогласные с моей гениальной политикой являются людьми вредными и врагами нашей свободы и великого процветания нашего, Долой тех, кто путается под нашими ногами.
Пункт 5. Отделение совхоза "Гехинский" объявить национализированным, все его имущество экспроприировать, совхозу предъявить иск в размере ста миллионов американских долларов за многолетнюю эксплуатацию шалажинской земли и граждан.
Пункт 8. В случае появления смуты, недовольных внутри нашего государства и появления опасности вторжения внешних враждебных сил объявить мобилизацию лиц мужского и женского пола от 1о до 75 лет. Ракетные и танковые войска привести в боевую готовность.
Быть по сему!
Его Превосходительство
Президент Республики Шалажи
Руслан Закриев".
Эта великолепная пародия на лихорадку суверенитетов, когда крохотные независимые государства множились, как грибы после дождя, очень нас позабавила, и мы поехали в гости к славному, толстому, ленивому президенту Руслану. В огромном доме нас провели в лучшую комнату и мгновенно накрыли стол. Женщины почтительно укрылись на своей половине, и нам прислуживал шустрый мальчик лет десяти. Обильная сытная мясная пища, шампанское вперемешку с водкой привели нас в благодушное настроение, и всем захотелось поговорить о высоких чувствах.
В любви чеченский мужчина славится своей горячностью и необузданностью, хотя о любви здесь понятия особые. В Чечне редко женятся на девушках других национальностей. Особенно строго это правило соблюдается в селах. Подвыпившие Андрей и Руслан завели интересный спор на эту тему.
– Почему, если ты любишь женщину, не мусульманку, ты не можешь на ней жениться? – спрашивал Андрей.
– Вы, русские, легкомысленно относитесь к семье, к продолжению рода. Никто не спорит, любовь – прекрасное занятие, но, сколько бы любимых женщин я ни имел по всей стране, я обязан вернуться в родное село, жениться на чеченке и сделать детей чистой крови. Это вовсе не национализм. Это чувство долга перед своими предками. Каждый чеченец чувствует себя ступенькой в длинной лестнице рода.
Я не могу жить только для себя. Разве сохранился бы маленький чеченский народ, если б люди не следовали этому обычаю? Мы просто исчезли бы с лица земли как нация.
– Но, прости, здесь в действие вступает физиология. Я просто физически не смогу делить ложе с женщиной, которую я не хочу.
– А ты попробуй объяснить своему роду, что не можешь! Есть определенные обязательства перед родственниками. И потом, тщательный выбор невесты, сватовство – все это прекрасно и оправдано вековым опытом народа. Нам тоже многое не нравится в ваших русских обычаях, но мы же не пытаемся навязать вам свою точку зрения. Пусть каждый народ живет так, как ему хочется жить, лишь бы другим не мешал, – резонно заметил Руслан.
К женщине в Чечне отношение противоречивое – вечное колебание между грубостью и учтивостью. Эти вечно беспокойные и капризные создания – источник всех глупостей, совершаемых мужчинами. У настоящего джигита женщина только путается под ногами и мешает осуществлению грандиозных замыслов.
В Чечне женщине запрещено сидеть за одним столом с мужчинами, неприлично ей появляться в ресторане и на тан-"ах. К девушке не рекомендуется подходить ближе чем на два Метра. С чеченскими девушками нельзя знакомиться на Улице. Один охранник президента долго объяснял мне, что я обязана вставать, если в комнату входит мужчина, пусть даже моложе меня. У женщин мало развлечении – приготовление пищи, вышивание, вязание, поездки в гости и на свадьбы; Они опутаны множеством правил, которые служат тормозом их желаниям. Зато здесь самые крепкие семьи и очень мало разводов.
Европейских мужчин Восток очень портит. За неделю пребывания в Чечне журналисты мужского пола научились говорить громким властным голосом: "Молчи, женщина!", хвастаться и командовать. Их пришлось срочно транспортировать в Россию.
С пренебрежительным отношением чеченцев к женщинам я сталкивалась еще в Москве, в общежитии. За последние годы ДАС просто заполонили горячие мужчины.
Какими летом я и Юлия собирались в ресторан. Я зашла в. ванную, чтобы подкраситься и расчесать волосы. Из приоткрытой двери смежной комнаты доносился такой крутой мат, которого не слышали даже мои, ко всему привыкшие уши. Я по-, стучалась к соседям в дверь, вошла и обнаружила шумную чеченскую компанию. "Я прошу прекратить употреблять такие сильные выражения. В соседней комнате живут женщины", – не терпящим возражений тоном сказала я. По-видимому, это их задело. Один из чеченцев, красивый наглый Султан, вышел вслед за мной и спросил меня, с каких это пор такой бляди, как я, не нравятся матерные выражения. Я послала Султана к черту, отодвинула его в сторону и ушла в свою комнату. Он ворвался ко мне и с размаху залепил мне сильную пощечину. От крепкого удара, казалось, зазвенела щека. В бешенстве я завизжала, как кошка, которой наступили на хвост, и попыталась дотянуться до его лица своими длинными когтями. В ходе маленькой драки я пинала его! ногой, норовя попасть по колену.
Нас разняли, и в ресторан в тот вечер я отправилась с ярким красным пятном на левой щеке.
Я, Юлия и наша третья соседка Вика обсудили ситуацию – мы были одни на нашем этаже, все друзья-мужчины разъехались, так как был август. В нашем корпусе практически не осталось русских, и нам не к кому было обратиться за помощью, но мы решили заставить этого человека извиниться. Утром к нам пришел сосед Юра, чьи гости накануне затеяли драку со мной. Он недвусмысленно угрожал нам, говоря, что, если мы обратимся в милицию, мстительные чеченцы порежут наши хорошенькие личики.
Днем мы пошли в милицейский пункт, который находил в общежитии. Молоденький милиционер (кажется, его звали Сережа) сказал, что наше дело безнадежно, так как телесных повреждений нет и факт драки доказать невозможно. Единственное, что мы можем сделать, это обратиться в суд и потребовать разобрать происшествие как гражданское дело. На это уйдет несколько месяцев и горы бумаги.
Тогда Юлия в дипломатичной форме дала понять, что мы пользуемся огромными связями в верхах милиции (чистый блеф!) и постараемся добиться справедливости.
Милиционер Сережа, кажется, немного струхнул и сказал, что пойдет сейчас вместе с нами к чеченцам. Под его ненадежной защитой мы отправились в комнату к Султану, где уже собрались все его друзья. В этом логове, где все дышало ненавистью к нам, Сергей начал свою речь, полную намеков и угроз. Его целью было напугать этих людей неопределенностью, так как он прекрасно понимал, что не в силах что-либо предпринять. После долгих переговоров нас спросили, чего же мы хотим. "Извинения", – ответила я. "Даша, извини меня, пожалуйста", – процедил сквозь зубы Султан, глядя прямо мне в лицо наглыми глазами. "Вы удовлетворены?" – спросил Сергей. "Да", – поспешно ответили мы, уцепившись за это фиктивное извинение, сделанное в присутствии друзей Султана. Все облегченно вздохнули.
Конфликт был разрешен мирным путем.
Несмотря на свою неистовую гордость, исламские мужчины хотят нравиться русским женщинам, и Европа начинает оказывать на них свое влияние. Дамам иногда уступают место, помогают одеться и дарят цветы. Правда, здесь тоже не обходится без приключений. Однажды вечером в моем гостиничном номере в Грозном собралась небольшая журналистская компания посплетничать и выпить. К нам пришли Дружить двое симпатичных чеченцев, и мне, как даме, преподнесли букет цветов. Но вместе с цветами они зачем-то прихватили гранату. Молодые люди вели светскую беседу, меланхолично вкручивали и выкручивали запал.
Слово "джентльмен" становится необычайно популярным в Чечне. Газета "Голос Чечено-Ингушетии" опубликовала открытое письмо Парламенту Великобритании этнографа, кандидата исторических наук И. Саидова, которое начиналось так:
"Уважаемые леди и джентльмены! Анализ этнографического материала привел нас к выводу о том, что предки англичан происходят от чеченцев".
Один случай научил меня не доверять самой цивилизованной оболочке, если она скрывает темперамент истинного чеченца. В командировке я подружилась с одним из местным интеллигентов, красивым, рано поседевшим Магомедом. Он; занимался устройством журналистов в гостиницу и пригласил меня однажды на чашку чая в свой номер, который ел" жил организационным центром. Я пришла вместе с Андреем, и мы были очарованы теплым приемом и щедрым гостеприимством Магомеда. Я полюбила беседовать с этим образованным, тонким человеком и часто забегала к нему на часок-другой. Мы много разговаривали об исламе. Меня всегда поражал контраст между темпераментом мусульман и неторопливым, созерцательным духом их религии, между наивностью взрослых мужчин и мудростью веры. Волшебству ислама поддаешься, как наркотику, он вдохновляет слабы" души и умиротворяет сильные.
– Вам, европейцам, часто свойственна леность ума, нежелание понять и принять жизнь ваших мусульманских соседей, – говорил Магомед, разливая в тонкие чашки настоящий чай и очень недурной местный коньяк. – Это своего рода коммунальная, бытовая трусость – легче поскандалить соседями, чем принять их такими, какие они есть. Восток -дело действительно тонкое. Нельзя общаться с мусульманскими народами, не зная их традиций и обычаев.
Общаясь с Магомедом, мне казалось, что я нахожусь во власти ясного, спокойного духа, способного освещать самые темные закоулки человеческих отношений. Я чувствовала, что нравлюсь ему, но мне и в голову не приходило, что этот утонченный человек способен выйти за рамки приличий.
Но однажды, после бурного спора о проблемах европейского и исламского понимания мира, когда я поднялась из кресла, чтобы уйти к себе в номер, Магомед привлек меня свои объятия и завладел моими губами. Он сделал это без тем доли робости и нежности, с которой поклонники пытаются перевести отношения из дружеских в любовные. В его поцелуях была такая неукротимая, почти звериная страстность, что я испугалась. Не желая терять его дружбы, я попыталась! объяснить, что связана близкими отношениями с Андреем. С таким же успехом я могла бы внушать волку, дорвавшемуся до зайчатинки, что вегетарианство более полезно для его нравственных устоев. Магомед разошелся вовсю и явно собирался взять меня силой.
Какая там цивилизация! С него мигом слетела наружная культурная оснастка.
Но тут в дело вмешалась третья сила – телефон. Магомед, по-видимому, ждал важного звонка, и ему пришлось взять трубку. Его куда-то срочно вызвали, и он рванул из номера,захлопнув за собой дверь. Прежде чем я успела что-то предпринять, я услышала поворот ключа в замке. Я, как глупая мышка, попалась в ловушку и должна была ждать сластолюбивого кота. Первым делом я обследовала балкон, перелезла к соседям, но никого в номере не оказалось, а разбить стекло я не решилась. Потом я позвонила администратору гостиницы и попросила открыть номер, в котором находилась, объяснив, что по нелепой случайности хозяин запер меня, а сам удалился на совещание. Администратор, пожилая сплетница, мерзко хихикнула и сказала, что порядочных девушек не запирают на ключ.
Я в слезах металась по комнате, проклиная свою доверчивость, пока не услышала в коридоре шаги. Решив, что это хитрый Магомед возвращается за своей пленницей, я встала у двери в боевой позе. Как только звякнул ключ, я рванула дверь на себя и проскочила мимо опешившего от неожиданности Магомеда. Эта забавная ситуация убедила меня, что мужское начало всегда сильнее условностей воспитания.
Влияние рода в Чечне очень велико. Здесь известно происхождение каждого.
Позорный поступок одного человека ложится пятном на честь целого клана.
Темпераментную молодежь сдерживают и дисциплинируют старейшины.
Еще до Великой Отечественной войны в Чечне прошел слух, что в Германии живет нехороший человек по имени Гитлер, убийца и грабитель. И чеченцы забеспокоились, а нельзя ли послать местных старейшин к родственникам Гитлера, пусть вразумят недостойного человека!
Кровная месть здесь в большом ходу. Был такой случай. В одной деревне дети двух разных родов нашли мертвого журавля и не поделили его голову. В детскую драку вмешались старшие. В результате погибло восемь человек (по четыре с каждой стороны). Бывают и трагикомические случаи. Четыре пацана в одном селе хотели купить коньяк у соседа, он им не продал. Вражда длится уже двадцать лет. Поэтому в здешних местах долго думают, прежде чем оскорбить человека.
Есть такая фраза: "На Кавказе один раз стреляют, а потом-еЩе сто лет перестрелка идет". Опасно сталкивать этих гордых, как сатана, людей. Предчувствие войны остро ощущалось в городе Назрани, столице Ингушетии, куда мы приехали из Чечни.
Эта крохотная, страшно нищая республика запомнилась мне преимущественно в серых тонах. Пасмурным днем мы приехали на главную площадь Назрани, где в это время происходили молитвенные обряды. Сотни мужчин в одинаковых темных пальто истово молились Аллаху под микрофонный голос.
Души ингушей разъедались, как кислотой, острой ненавистью к своим соседям осетинам. Мужчины окружили нас,? журналистов, на площади плотным кольцом и, закипая гневом, рассказывали историю своих земель. В сталинские времена их выгнали из родных мест и заселили их земли осетинами. Множество сынов и без того маленького ингушского народа были репрессированы. Теперь ингуши мечтают взять реванш и отобрать силой свою территорию. Меня удивила свежесть их гнева, казалось, что все эти трагические события 3 произошли только вчера.
Сгущались сумерки, на небе засверкали алмазные гвоздики звезд, а люди все говорили и говорили, перечисляя свои беды и обиды. Стена вокруг нас становилась все плотнее, я видела грозные, как взведенные пистолеты, глаза и чувство вала густой запах дикого животного, который исходил от этих сильных мужчин. Мне казалось, что они могут взорваться, как туго закрученная пружина.
Нам предложили совершить поездку в Осетию, обещая ужасы и стрельбу. Когда совсем стемнело, мы тронулись в путь на двух машинах. Это было совершенно абсурдное путешествие. Нас пять раз обыскивали – один раз осетинская милиция, два раза российские военные и два раза неизвестные с автоматами в руках, самовольно проводившие проверку всех машин. В результате в десять часов вечера нам велели покинуть территорию Осетии, так как начинался комендантский час. Во время обысков мы успели пообщаться с осетинами и почувствовать их страх перед необузданной ненавистью ингушей. "Да, возможно, история на их стороне, – говорили они. – Но ведь на этой земле уже выросло несколько поколений осетин, которые считают эту землю своей. Куда же им уезжать от родных домов? К чему ворошить прошлое? И разве можно смыть старую несправедливость новой кровью?" На обратном пути мы заехали посмотреть дом, где раньше жил Берия. Это великолепный особняк, стоящий у реки. Нам показали бассейн, специально построенный для Берии, черного человека. Как гласит легенда, его строили из могильных плит, которые бесстыдно забирали со старинных кладбищ. По преданию, каждый вечер бассейн заполнялся молоком и в нем купали красивую осетинскую девушку, предназначенную для утех хозяина. Холодной осенней ночью, под таинственный лепет речной воды, эта страшная сказка показалась былью.
В воздухе чувствовался запах смерти, которая затаилась на некоторое время, но вскоре явится, гремя своими страшными инструментами. Мы тогда не знали, что спустя год постепенное отравление ненавистью даст свои плоды, и этот клочок земли зальет кровь. Жестокие молодые волчата, не поддающиеся никакой дисциплине, под науськивание старших кинутся убивать. Между осетинами и ингушами ляжет непроходимая тропа смерти.
То, что собой представляет затяжная Кавказская война, я имела возможность наблюдать в Южной Осетии, в Цхинвали. Я должна была лететь в командировку вместе с журналистом "Комсомольской правды" Сергеем Соколовым.
Ранним ледяным декабрьским утром мы приехали на Чкаловский военный аэродром.
Ветер гнал в лицо мелкую колючую снежную крупу, и настроение у нас было препаршивейшее. Мы подошли к маленькому военному самолету, который летел до Владикавказа, и сказали летчикам, что мы журналисты и что у них должно быть распоряжение из Министерства обороны на наш счет. Нас послали подальше и заявили, что самолет взлетает ровно в девять часов утра без всяких журналистов на борту.
Без двадцати девять мы добрались до единственного общественного телефона на всем аэродроме. Перед ним выстроилась молчаливая очередь. Я не помню суть тех аргументов, которые я излагала собравшимся вперемешку со слезами, но после маленькой истерики меня пустили к телефону. Было без десяти девять, когда я наконец дозвонилась до Саши Ростовцева, заместителя начальника пресс-центра МВД.
Саша велел мне не отходить от телефона, а сам стал связываться с Министерством обороны. Очередь заволновалась. "Девушка, – обратился ко мне суровый офицер, – вы же сказали, что только на одну минутку. А прошло уже пятнадцать минут. Мы тоже все опаздываем". Я мимикой дала понять, что ничем помочь не могу. Скандал разгорелся. В этот момент я увидела в окно, как самолет зажег сигнальные огни и Двинулся к взлетной полосе. "Саша, – завопила я в трубку, – самолет улетает".
"Даже если он взлетит, мы его посадим", – сказал рассвирепевший Ростовцев.
Очередь злорадствовала, наблюдая, как самолет уверенно набирает скорость, готовясь взлететь. Но вот произошло чудо. Наглая машина затормозила, и из нее выкинули куцую веревочную лестницу мощью кокетливых улыбок, слез, мнимого гнева я могла лепить из них все, что угодно. Я для них в этой снежной пустыне источник живой воды, и в моей слабости они черпают свою силу.
Когда вино и водка подействовали даже на крепкие головы, я, сославшись на усталость, попросилась спать. Меня уложили в той же комнате, где шла пьянка, на одну из железных кроватей, покрытую грязным матрасом. У меня так гудело все тело, что даже такая постель без белья казалась мне раем. Я легла, не раздеваясь, и укрылась чьим-то тулупом. Несмотря на крики и шум, я мгновенно уснула. Очнулась я примерно через час, когда все уже стихло, половина гуляк храпела на койках, а за столом сидели, допивая водку, хозяева хибары. Их лица освещал только слабый свет от печурки. Парни говорили очень тихо: "Она такая тоненькая и хрупкая, а мы так грубо с ней себя вели… Она, наверное, обиделась и рано легла спать. Какая милая девочка! Вот так живешь и за- бываешь, что бывают такие девушки на свете… Мы уже позабыли хорошие слова". Я наслаждалась подслушиванием раз- " говора трех заматеревших мужиков, одичавших от странностей кочевой судьбы, от постоянного предчувствия опасности, от отсутствия смягчающего женского влияния. Они обнажи- ли свое одиночество перед лицом стихии, имя которой – Женщина.