Устроившись поудобнее, Тасфален под столом нащупал ее руку и крепко сжал. Стратон зашел с другой стороны и сел слева от Темпуса, рядом с Критиасом. К величайшему облегчению Мории, гости заговорили, а вскоре растворились двери кухни и слуги принялись обносить блюдами собравшихся.
Рука Тасфалена покоилась уже на ее бедре, но Мория не замечала этого, уставившись куда-то вдаль и слушая, как Ишад и Темпус обмениваются банальными замечаниями о вине, еде и погоде.
О боги, унесите меня отсюда! Хаут!
Сейчас она была бы рада даже обществу Стилчо.
— Я не знаю, где она, — заметила Ишад все тем же безразличным тоном. — Я искала, искала всю ночь, надеясь на хорошие известия.
— Искала где? — спросил Темпус. Пауза. Возможно, Ишад посмотрела в его сторону. Мория отпила вина, стараясь не дрожать.
— Это мое дело, — ответила Ишад, касаясь снова руки Мории.
— Кто сообщил тебе?
Повисла новая многозначительная пауза.
— Маршал, я — ведьма.
Над усадьбой раздался новый раскат грома. Тасфален поморщился и снова нащупал руку Мории.
«Джентльмен, — думала про себя Мория, — настоящий джентри. Он не понимает, что происходит, не понимает, куда попал, и потерялся здесь так же, как и я. Ишад пригласила его, наверняка она. О чем они там говорят, о жрецах, о каком-то поиске, о демоне? Боже, где же Хаут? Он солгал насчет замка, он не мог отправиться с поручением, тем более сейчас, когда Она в таком состоянии, когда бушует гром и усадьба переполнена ранканскими солдатами… И почему с ним Стилчо? Какое дело может быть ему до Стилчо?»
Она налила еще бокал вина, третий по счету. Комната подернулась дымкой, и голоса мужчин звучали теперь где-то в отдалении. Мория набросилась на еду, потом опорожнила еще одну чашу, окидывая затуманенным взором собравшихся. Голоса звучали все громче. Тасфален прошептал ей на ухо предложение, а Мория только недоуменно поглядела на него, растворившись на миг в его голубых глазах. От него пахло мужчиной, в отличие от Хаута, чья одежда всегда пахла Ишад.
«Обреченный, — думала Мория, — проклятый. И в скором времени мертвый. Да спасут его боги. Спасут и меня», — просила Мория и держала его руку, пока Тасфален до боли не сжал ее.
— Госпожа, — прошептал Тасфален, — что случилось? Что происходит?
— Я не могу сказать, — прошептала она в ответ, прислушиваясь к очевидной нелепице, которую Ишад говорила Темпусу. Мория неожиданно поняла, что они говорят на иноземном наречии.
За столом внезапно стало тихо: Стратон и сидящий рядом с ним Критиас не перемолвились ни единым словечком, соседи заметили это и последовали их примеру, застыли поднесенные было к бокалам с вином руки.
— Довольно, — поднялась с места Ишад. — Прошу Прощения.
Темпус поднялся на ноги, а следом покинул свое место Стратон. Все в зале стали вставать со своих мест, и Мория тоже отчаянно рванулась со стула. Тяжелые юбки и дрожь в ногах неодолимо потянули ее назад, и, если бы не крепкая рука Тасфалена, она так и не смогла бы подняться. Ее сердце отчаянно билось, охваченное безотчетным страхом под твердым взглядом Ишад, страхом, который вино не смогло приглушить. Мория и сама не знала, как смогла пережить миг, когда Ишад протянула руку, нежно провела пальцем по ее подбородку и уставилась девушке прямо в глаза.
— Г-г-гос…
— Какой ты стала красивой, — вновь отметила Ишад голосом, исполненным дьявольской силы, от которого все тело девушки пронзила слабость, так что ей пришлось опереться на руку Тасфалена. Ишад остановила ее и кивнула Тасфалену, тем временем подошел Стратон и взял колдунью под руку. Ишад в сопровождении Стратона пошла к двери. Все стоя провожали их глазами, а смущенные повара тем временем принялись разносить новую перемену.
В зале послышался неясный шепот. Темпус медленно опустился в свое кресло. Обед продолжался, и Мория должна была быть с гостями. Собрав последние силы, она упала в кресло и растерянно улыбнулась Тасфалену.
Ишад остановилась, чтобы снять с вешалки плащ, и позволила Сгратону набросить его ей на плечи.
— Спасибо, — холодно заметила она, направилась к выходу и неожиданно остановилась, заметив, что тот последовал за ней. Ишад обернулась и почувствовала, как все ее тело содрогается от отчаянных усилий успокоиться, сохранить спокойным лицо и естественность движении. — Я сказала, — осторожно сказала она, — что у меня личные дела. Не касайся меня, — крикнула Ишад, увидев, что Страт протянул к ней руку.
— Я должен был прийти, черт побери!
— Я сказала: нет!
— Кто этот человек?
Ишад видела его сумасшедшие глаза, хотя, быть может, в них отражалось ее сумасшествие, которое бушевало в венах и наполняло существо женщины почти физической болью. Стратон поймал ее руки, и Ишад запрокинула голову, глянув ему в глаза так, что тот невольно ослабил хватку. Боль росла, превращаясь в настоящее безумие, в неистовство, которое убивает.
Ишад яростно отбросила его руки прочь и быстро зашагала к двери, сзади послышались его шаги. Она успела обернуться прежде, чем Стратон смог схватить ее.
— Держись от меня подальше! — прошипела она. — Дурак!
Ведьма рывком распахнула дверь и растворилась в бушующем ветре.
Линн Эбби
ДЕТИ РАЗНЫХ ЛЕТ
В густые леса к югу от Санктуария пришла весна. На кустах и деревьях зазеленела молодая листва, легкий ветер нес с полян нежный запах цветов. Под лесным покровом снежно-белых ветрениц яростно засопел мангуст и вдруг на миг превратился не просто в зверя, а в нечто значительно более крупное, с тяжелыми большими ушами. Еще миг, и зверек снова стал самим собой. Мангуст расправил густой пушистый мех, гордо поднял хвост и начал бросать вожделенные взгляды на копошившуюся всего в нескольких шагах самочку. В ответ та оскалила зубы, перепрыгнув ручеек, припустила в лес, все дальше и дальше удаляясь от магической ловушки, которую подготовил для нее Рэндал
Разыскивая ее, тайзский колдун весь оцарапался и выбился из сил. Самка была прекраснейшей из когда-либо живших на земле мангуст: крупная, быстрая, упорная и чрезвычайно умная. Она сумела избежать всех ловушек, которые плел для нее в Санктуарии маг, так что от отчаяния он решил перенестись в лес и преследовать ее лично — в облике мангусты. На взгляд ее собратьев, самка тоже была наиболее привлекательным созданием в лесу. Инстинкты мангусты едва не принудили Рэндала нарушить обет непорочности, и, если ему в ближайшее время не удастся завлечь ее в сферу действия заклинания, инстинкты могут победить и он совершит грех.
Забыть о Санктуарии и обо всем, что с ним связано, было вовсе не самой ужасной вещью в мире, особенно сейчас, когда хвост самочки маячил прямо перед носом мага, уже успевшего глубоко вжиться в сущность мангусты. Роксана исчезла из поля зрения, Ишад совершала неразумные поступки и буквально сочилась силой, Дети Бури были парализованы расползающимся по их жилам ядом, которого не знали даже поклоняющиеся змеям бейсибцы. И кроме того, Верховный жрец мертвого бога сам оказался нисийским колдуном. У Рэндала был и еще один предмет волнений, настолько значительный, что воспоминание о нем заставило его позабыть о вспышке похоти и повлекло его, а следом и самку к бледно-синему светящемуся каменному кругу. Никодемус, член Священного Союза, которого Рэндал почти боготворил, оказался в ловушке растекшихся по Санктуарию сил зла, так что любая помощь ему стоила риска со стороны Рэндала.
Он поймал ее, когда мангусты добрались до магического круга. Звери покатились по траве, пересекли круг и сквозь пустоту перенеслись в альков дворца, где тело Рэндала висело над Сферой Могущества Нисибиси. Возвращение в человеческую оболочку было тем более неприятным, что зубы мангусты впились ему в шею, а в грудь уперся символ могущества жителей Стены Чародеев. Из мира живых Рэндал скользнул обратно в мир пустоты и едва не потерял себя, если бы вдруг на него не пала тяжелая сеть… — Молин, клетку… Быстрее, черт побери, пока она не прогрызла мне шею!
— Сейчас. — Верховный жрец Вашанки вытянул руки с проволочной клеткой в тот момент, когда волшебник с мангустой на шее опрокинул стол.
Держать пустую клетку в руках совсем не одно и то же, что держать ее с дикой мангустой внутри. Прежде чем заключить пленницу в клетку, маг и жрец оказались изрядно поцарапаны и покусаны зверьком.
— Ты должен был держать клетку наготове.
— А ты должен был вернуться до захода солнца — еще вчера, хочу заметить.
— Ты мой ученик. А ученики, словно дети: они не принимают решений, они поступают так, как им велят. И если я велел тебе держать клетку наготове, клетка должна быть наготове, независимо от того, когда я вернусь, — брюзжат маг, осторожно исследуя раны на шее.
Мужчины смотрели друг на друга до тех пор, пока Рэндал не отвел взгляд. Молин Факельщик слишком привык к власти, чтобы быть учеником кого бы то ни было
— Я подумал, что стоило уберечь Сферу, иначе вы с мангустой сбили бы ее, — объяснил он, кивком указывая на стол, где неподражаемая глиняная Сфера покоилась за наполовину опустошенным бокалом вина.
Рэндал прижался к стене.
— Ты коснулся действующей Сферы Могущества, — покачал головой маг. Он, владеющий Сферой, и то до сих пор не решался коснуться ее, а Верховный жрец взял и запросто поднял ее. — Ты мог погибнуть, если не хуже, — добавил Рэндал после раздумий. Чародей пальцами проделал пассы, от которых шар сначала засветился, а потом исчез, оказавшись в промежуточной реальности, которая на жаргоне магов называлась «кабинетом».
— Я сделал то, что должен был совершить, — заметив Молин после того, как шар исчез. — Ты уверил меня, что уничтожение Сферы вызовет возмущение планов существования. Но я думаю, что по существу своему Сфера просто кусок плохо обработанной гончарной глины. Может, конечно, и необходима магия, чтобы ее уничтожить, но возможно, что простое падение с высоты окажется не менее эффективным. Я не рискнул провести подобный эксперимент и потому просто передвинул шар.
Неужто жречество, размышлял Рэндал, глядя Молину в глаза, обучает своих приспешников лучше, нежели маги — своих адептов. Правда, нельзя было сказать, что Молин Факельщик был наитипичнейшим представителем жрецов Вашанки; Рэндал встречался с Брахисом, который стоял выше Молина в иерархии, и тот не произвел на него ровно никакого впечатления. Да, конечно, Ашкелон во всем своем великолепии мог вдохнуть жизнь в самые простые фразы, делая каждое слово угрозой, обещанием или правдой, но Ашкелон практически перестал быть смертным. А уж Темпус, который по своей прихоти устанавливал правила для наемников, магов и жрецов, таил в своем голосе и жестах еще больше первородной силы.
Уяснив это, осторожный маг сменил направление разговора.
— Факельщик, когда-нибудь ты допустишь ошибку, — заметил он без особой уверенности в голосе.
— Я уже успел их наделать великое множество. Когда-нибудь, наверное, я сделаю ошибку, которая будет стоить мне жизни, но пока, слава богу, я жив.
Рэндал вдруг обнаружил, что рассматривает незаконченное полотно с портретами Нико, Темпуса и Роксаны, которое Молин пришпилил над своим рабочим столом. В обликах ведьмы и жреца ощущалось значительное сходство даже при том, что ведьма на картине была запечатлена в момент превращения в любимый ею облик черного орла, а в чертах лица Молина чувствовалась принадлежность к старинной ранканской аристократии. Ничего удивительного, ведь жрец был сыном нисийской ведьмы. До сих пор Молин держался своего обещания знать только то, что может оборонить его душу от его же собственного наследства, но если Молин вдруг передумает, то ныне, когда с уничтожением Сферы Роксаны всякий скрытый маг Санктуария оказался на грани уничтожения, хозяева Стены Чародеев по сравнению с ним покажутся малыми детьми.
— Если только ты не поможешь мне, — заметил Молин, словно прочитав мысли более молодого собеседника. — Слишком высока цена.
Мангуста, которая во время переноса из леса в Санктуарий испытала, каково быть человеком, в той же степени, что и маг познакомился с жизнью мангуст, ответила на перевоплощение желаемого ею самца взрывом эмоций и не замедлила вцепиться зубами в прутья клетки. Самка перекусила два из них, прежде чем Рэндал успел до нее добраться. Двух прутьев оказалось достаточно, чтобы мангуста вырвалась из клетки на волю. В один миг она оказалась на плече мага, вцепилась когтями в его плащ и обвила хвостом шею
— Она… меня… съест! — только успел вымолвить маг и с грохотом полетел на пол, потеряв по пути частичку левого уха, откушенную мангустой.
Молин стремглав рванулся к двери и в прыжке перехватил юркое создание прежде, чем оно успело раствориться в бесконечных коридорах дворца. Несмотря на свое далекое от идеального состояние, Рэндал не смог удержаться от смеха: зрелище было забавным. Лежащий на полу животом вниз человек ничуть не был похож на исполненного величия и достоинства жреца.
Несмотря на курьезность ситуации, Молин сохранил свою репутацию, сделав то, что должен был сделать. Крепкие пальцы держали зверька за шиворот, а защищенная от укусов рука крепко прижимала его тело к груди жреца.
— Чиринджи! — пропел Молин, провел пальцем по подбородку мангусты и поднялся на ноги. Длинная сутана перекрутилась, обнажив сильные, мускулистые ноги бывалого солдата и путешественника. — Ах, какая настырная. — Факельщик расправил плечи. Сутана скользнула вниз, закрыв ноги, и взору Рэндала снова предстал опытный царедворец и исполненный уверенности жрец. — Ну что ж, пройдем в детскую, там ты увидишь детей, которых тебе надлежит охранять.
Рэндал последовал за ними, то и дело промакивая рукавом ранку.
Детская представляла собой не отдельный конкретный объект, а скорее хаотическую часть дворцового сообщества. По мере того как менялись страхи и влияние властителей, ее жильцы меняли тюремную камеру на чердак или комнаты в бейсибских покоях дворца на тепло кухонь. Пошел только третий день, как детская, к вящему удовлетворению всех, расположилась в зале с крутыми потолками, известном как илсигская спальня.
В соответствии с протоколом, никто не мог миновать охрану, не подвергнувшись досмотру. Молин, Рэндал и Чиринджи подождали, пока к ним выйдет Джихан. Кивнув пришельцам, она мрачно уставилась на мангусту.
— Так вот оно, это сверхъестественное создание, которое будет защищать детей лучше, чем я? От нее пахнет магией Стены Чародеев.
— Да, она больше и умнее, чем ей следовало быть, но это лишь неожиданный результат перехода…
Рэндалу было что сказать еще. но Молин, взяв нить руководства в свои руки, молча направился в детскую.
Часовая свеча за стулом с витыми ножками, на котором сидела Джихан, сгорела почти до половины — близилась полночь. Тишину палаты нарушало лишь частое тяжелое дыхание Детей Бури, которым следовало бы спать в своих постельках, но они сейчас смирно лежали, одетые, на полу. Джихан взяла детей на руки и устроилась на стуле.
— Им следовало бы спать в кроватях, — покачал головой Рэндал. — Каким образом ты собираешься их защищать, если они спят вместе с тобой?
— Их снедает лихорадка.
— Госпожа, они в двух шагах от смерти! Дети уже неделю не приходят в себя!
— Я охраняю их так, как считаю нужным, и мне не нужны советы маленького мага, похваляющегося ворованной силой. — Глаза девушки загорелись, и в комнате повеяло холодом.
Молин опустил мангусту на пол и вытянул между ними руки.
— Джихан, Чиринджи просто еще одна предосторожность, тебе в помощь, подобно охране снаружи. Никто не собирается подвергать сомнению твое умение.
Глаза Джихан смягчились, и в покоях стало теплее.
Вообще, Рэндал вовсе не так уж сильно удивился проявляемой Джихан заботе. Женщина, если ее можно было так назвать, была преисполнена материнских чувств. Когда змея Роксаны напала на них, Джихан вместо того, чтобы обнажить меч и с быстротой молнии обрушиться на пришелицу, прижала Детей Бури к груди. Ребятишек покусали, самой Джихан тоже изрядно досталось, но хуже всех пришлось Нико, поспешившему на выручку.
Джихан почти сразу восстановила свои силы, Санктуарий продолжал стоять как стоял, Артон и Гискурас погрузились в отравленное ядом забытье, а Нико, вопреки заботе Темпуса и лечению Джихан, выглядел и чувствовал себя хуже, нежели текущая сквозь город полумертвая речушка. Из-за необходимости продолжать лечение у Джихан, Нико, как и Дети Бури, стал постоянным обитателем детской.
Рэндал не пытался уяснить себе причины благосклонности Нико к Роксане или его всепоглощающий интерес к детям, он даже не вполне понимал свою привязанность к искалеченному наемнику, который неоднократно отказывался от его дружбы. Когда он и Чиринджи совершали переход, маг коснулся мозга мангусты, вселяя в него любовь к Нико и знание о злой сущности Роксаны, сущности, которая, даже нейтрализованная, угрожала его Сфере Могущества, чей предыдущий владелец любил и бесчисленное количество раз использовал в своих целях прекрасную ведьму. Мангуста, может, и не сумеет расправиться со змеями, но успеет предупредить Нико. Именно это, а не безопасность детей, являлось для Рэндала единственно важным.
— Мы изготовили для нее клетку, но из-за влияния перехода клетка не смогла ее удержать, — объяснял Молин Джихан. — Утром мы попросим отца Артона выковать более прочную, а пока я прикажу охране держать бейсибских женщин подальше от детской, чтобы мангуста, не дай бог, не погналась за их змеями.
— Думаю, клетка ни к чему, — заметила с ледяным смешком Пенорожденная. — Этих змей что-то развелось чересчур много.
— Гадюки священны для бейсибцев и Матери Бей. Уж тебе-то следует уважать их верования, — твердо заметил Молин, чувствуя, как в комнате вновь падает температура.
— Матерь Бей! Матерь Бей! А тебе известно, где она нашла свою первую змею? Знаешь, все, что ей нужно, так это глупый красногубый Мировой Змей, а никак не мой отец. Черт возьми, да он ей совсем не нужен.
В редкие минуты, когда Джихан не приглядывала за детьми, она весьма недружелюбно прохаживалась по поводу растущей страсти ее отца к Матери Бей, божеству рыбоглазого народа. Джихан, которая никогда прежде не критиковала сердечных привязанностей своего отца, развила в себе опасное неприятие всего бейсибского.
Делами богов ведали жрецы. Рэндал уже слышал протесты по поводу этого раньше и был искренне рад оставить их на совести Молина. Найдя ручную лампу за канделябром с горящими свечами, чародей зажег ее и направился к занавешенному алькову, где нашел себе приют Нико. Темпус решил отказаться от прямого воздействия магией на раны напарника, и теперь Джихан лечила его разными вонючими снадобьями, так что запах очередной мерзости с большей уверенностью подсказал магу путь в опочивальню, нежели тускло мигающая лампа. Глубоко вздохнув, волшебник отодвинул занавеску и замер у ложа Нико.
Зажатый в тисках кошмаров и боли наемник резко перевернулся на кровати.
— Оставь меня! — выдохнул он так, что Рэндал вжался в стену алькова.
Чиринджи последовала за волшебником. Мангуста взобралась на влажные разбросанные одеяла, с легкостью избегая осторожных попыток Рэндала сдержать ее. Зубы зверька заблестели, хвост распушился, словно при виде жертвы. Рэндал осторожно поставил лампу на пороге и подошел ближе.
— Оставь меня! — вновь пробормотал Нико. Несвязное бормотание юноши сменилось стенаниями, а его тело выгнулось дугой.
Рэндал замер, испуганный не тем, что существо, которому он поручил защищать Нико, собралось прокусить шею пасынка, но тем, что он, вопреки своей предубежденности, осознал: Нико не страдает ни от ночных кошмаров, ни от боли, он просто помутился рассудком. Израненный наемник вдруг рухнул на одеяло, Чиринджи беззлобно захлопнула пасть, а Рэндал приметил, как губы Нико беззвучно произнесли слово, которого он так боялся.
— Роксана…
Мангуста отступила и издала такой крик, что Молин и Джихан поспешили в спальню.
— У него помутнение рассудка, — тревожно заметил Рэндал. — Пойду, сообщу Темпусу. — Кудесник спешно покинул спальню и детскую, надеясь, что окажется в уединении раньше, чем липкий страх и сомнения возьмут верх.
— Я давно знаю это, — холодно заметила Джихан, глядя на Молила и больного. Она набросила на Нико одеяла. — Иди, я сама позабочусь о нем.
Молин одиноко сидел в своем кабинете, когда во дворце появилась Иллира с новой клеткой для Чиринджи. Ей приказали отнести клетку прямо в опочивальню, но, когда мать одного из Детей Бури пожелала сначала повидаться со жрецом Вашанки, спорить с ней никто не стал. Оставив сделанное из железной проволоки сооружение на полу, Иллира прошла в покои и попросила Хоксу, секретаря Молина, покинуть комнату.
— Что-нибудь случилось? Иллира, заверяю тебя, что об Артоне заботятся так же. как о Гискурасе. — Молин встал со стула и знаком показал писцу принять тяжелый плащ провидицы.
— Я вижу вещи. — Иллира не пожелала снять наглухо перехваченный под горлом плащ, хотя жаровни и окна с толстым пергаментом делали покои Молина одними из самых теплых во дворце. — Факельщик, будет только хуже.
— Тогда садись и поведай мне, что ты видела… — Жрец пододвинул кресло и оказался прямо напротив ведуньи. — Хокса! Пряный сидр для госпожи! — Опершись руками о стол, жрец обратился к ней с точно рассчитанной долей фамильярности:
— …Со времени… происшествия…
— С той ночи.
— Ты ведь сказала, что ничего не видела, — поддел Молин Иллиру.
— Ничего насчет Артона или другого мальчика, но я все же кое-что почувствовала и знаю, что это ощутили и другие. — Иллира плотнее закуталась в плащ, и Молин понял, что Иллира еще раз собирается нарушить табу С'данзо на откровения. — Существуют камни, камни духа, оставшиеся от времен, когда люди нуждались в богах. Когда они были утеряны, появился род С'данзо и люди начали создавать богов ради чаяний и надежд…
— Если эти камни снова будут принадлежать людям, то нужда в богах отпадет.
Иллира смолкла. В комнате появился секретарь Молина с двумя чашами.
— Спасибо, Хокса, сегодня вечером ты мне больше не понадобишься. Возьми бутылку сидра, и приятного тебе вечера. — Молин лично передал чашу Иллире. — Ты полагаешь, что при помощи этих камней мы освободим твоего сына и Гискураса? — спросил Молин, глядя, как провидица молча смотрит на дымящуюся чашу.
Иллира покачала головой. То ли от слез, то ли от ароматного дымка подведенные глаза поплыли.
— Слишком долго. Один из потерянных камней был пробужден и уничтожен той ночью, часть его магии была направлена против детей, другая вошла в женщину, пришедшую ко мне со смертью в глазах, еще часть, подобно дождю, продолжает падать на землю Санктуария. Это несет только зло, Факельщик. Камень был поврежден, когда демоны прятали его в огне созидания. Наши легенды сыграли с нами злую шутку — люди больше не могут жить без богов. Другая женщина тоже чувствует это, а в тенях таится еще кое-что. Факельщик, в Санктуарии находится еще один камень, и он хуже первого.
Молин принял чашу из трясущихся рук Иллиры и крепко сжал ее пальцы.
— То, что ты называешь камнями духа, на самом деле нисийские Сферы Могущества, талисманы их ведьм и колдунов. Уничтоженная Сфера была источником почти всей силы ведьмы Роксаны. Это правда, она творила зло, и теперь, думаю, демоны забавляются с ней, но сами по себе Сферы — это просто глиняные шары. С'данзо нет нужды тревожиться о второй Сфере, кем бы ни являлся ее предыдущий владелец. — Молин едва не сказал ей, что Сфера Рэндала, ничем не прикрытая, по-прежнему покоится на столе за его спиной.
Иллира яростно затрясла головой. Капюшон слетел назад, и ее черные вьющиеся волосы рассыпались по плечам.
— Это камень духа, поврежденный демонами, — повторила она. — Людям владеть им небезопасно.
— Его можно уничтожить, так же, как и тот, первый.
— Нет. — Иллира подалась назад, точно Молин ударил ее. — Нельзя, иначе Санктуарии, да и весь мир рухнут в бездну. Отошли его в огонь созидания или брось в морскую пучину.
— Иллира, он безвреден. Он никому не причинит вреда, и никто не тронет его.
Провидица рассеянно смотрела на стол, а Молин пытался понять, что же показывает ей дар С'данзо.
— Его зло вопиет в ночи, Факельщик, и никто не в силах противостоять ему. — Иллира набросила капюшон на голову и направилась к двери. — Никто, — еще раз повторила ведунья, покидая кабинет.
Жрец допил сидр и отворил окно. С Иллирой время всякий раз летело незаметно. Когда она пришла, день едва перевалил за полдень, а сейчас солнце уже село и из гавани в город полз густой туман. Надо было организовать гадалке провожатых до Базара. Несмотря на все свои предрассудки, Иллира была одним из наиболее ценных его информаторов.
— Факельщик, а не слишком ли рано ты отпустил ее? — осведомился за спиной знакомый голос.
Молин обернулся и увидел Темпуса, который опустился в кресло, содрогнувшееся и едва не затрещавшее под его тяжестью.
— Она — мать одного из детей и иногда поставляет мне информацию. Риддлер, я никогда не смешиваю дела с развлечениями.
При встречах они всегда обращались друг к другу по боевым прозвищам, их соперничество не прекращалось ни на минуту.