Страница:
– Нет, - ответил Однодневный, снимая пиджак и аккуратно вешая его на спинку стула. - Это мои приятельницы. Я привел их сюда, чтобы доказать, что я лично знаком с авторами знаменитого "Билла Штоффа", а то они мне не верят. Смотрите, девушки, это Дамкин!
– Если наш роман такой уж знаменитый, то что бы не издать его в вашем издательстве? - спросил Стрекозов, на всякий случай улыбающийся девушкам Однодневного. - А то всякие спекулянты уже продают его на улицах.
– Бешеные деньги можно сделать! - поддержал соавтора Дамкин. - Главный редактор легко сможет купить себе машину!
– Ребята, если я его издам, то перестану быть главным редактором. А то и хуже, получу свежую магаданскую прописку. А вы, кстати, не забыли, что вам завтра нужно зайти ко мне в редакцию? Сегодня у вас праздник, не буду портить вам настроение, а завтра у нас будет суровый разговор!
– Завтра, так завтра, - беспечно сказал Дамкин.
– А как же этих девушек зовут? - игриво спросил Шлезинский, целуя ручку сначала одной, потом другой незнакомке.
– Вот эта красавица - Машенька, а эта, не менее красивая - Оленька, представил своих спутниц редактор.
– Везет же некоторым, у которых такие приятельницы, - галантно сказал музыкант. - Сегодня я буду петь исключительно для вас!
– Мы очень рады, - скромно ответила Оленька.
Машенька достала из целлофанового пакета две бутылки русской водки и поставила их рядом со "Столичной" и "Московской".
– Коллекция, - сказал Дамкин, глядя на этот натюрморт.
– Мужики! Открывайте консервы! - скомандовал Бронштейн, раскладывая вилки около тарелок.
– Пропустим по стакашке? - предложил под шумок Однодневный Сократову.
– Отчего ж не пропустить, - согласился Сократов.
– Ой, блин, чуть подарок не забыл! - вскочил Однодневный. - Утюг я тебе, Дамкин, купил. Иногда думаешь послать тебя на какую-нибудь конференцию, а ты ходишь вечно неглаженный, словно хиппи какой, смотреть на тебя стыдно.
– Чем вам хиппи не нравятся? - спросил вошедший в комнату Дюша с букетом из трех гвоздик - белой, розовой и красной.
– Заходи! - подбежал Стрекозов. - Это мой друг Дюша! Прошу любить и жаловать! Дамкин, познакомься с хорошим человеком!
– А он тоже принес в подарок утюг?
– Нет, - сознался Дюша. - У меня только цветы. Дарю.
– Единственный нормальный человек в этой компании, - одобрил Дамкин и побежал на кухню за вазой.
– Тоже мне подарок - цветы, - усмехнулся Шлезинский. - Я понимаю, женщине цветы подарить. А для Дамкина лучше чего-нибудь более материальное. Например, утюг.
– Утюг - это только деньги переводить, - возразил Дюша, принимая от Сократова полный стакан. - Пользуешься раз в году, а мешаться под ногами будет всю жизнь! Кроме того, на утюг деньги нужны, а у меня их нет.
– На что же ты цветы купил?
– Я их не покупал. Проходил мимо памятника Ленину, смотрю, неплохой букетец лежит. Ленину, я думаю, цветы и вовсе ни к чему, а у нас стол украсят!
– Логично! - сказал Дамкин и поставил вазу за своей спиной на сломанный телевизор, который никак не хотел чинить ленивый Сократов.
Глава следующая
Вслед за Дюшей гости посыпались, как кокосовые орехи с финиковой пальмы. Пришла школьная подруга Дамкина, а ныне валютная проститутка Зина с каким-то подвыпившим американцем - мистером Джеком Фондброкером. Зинаида относилась к литераторам с большой душевной теплотой и очень любила читать их рассказы.
Несколько лет назад друзья часто встречали ее, тогда еще молодую и неопытную, в ресторанах. Два раза им даже удавалось вырвать Зинаиду из цепких рук милиционеров, выдавая ее за свою сестру. Теперь Зинаида в совершенстве знала английский язык, похорошела собой, поумнела - работала только за валюту, и уже не ходила по советским ресторанам, где ее могли встретить литераторы. Но их бескорыстная дружба продолжалась.
Зина тоже подарила Дамкину утюг. Простой, добротный, американский утюг.
Пришел уже пьяный в стельку доктор Сачков, который принес с собой урну в виде пингвина и поставил ее на видное место около дивана. Сачков был другом Бронштейна, хотя даже Бронштейн не знал, в какой профессиональной области Сачков получил звание "доктора" и где он вообще работает. Дамкин называл Сачкова "педиатром", а Стрекозов - "доцентом". Кроме урны доктор притащил початую бутылку "Зубровки", видимо найденную им в этой же урне.
Заявился Остап, грустная личность с лошадиной физиономией, работающий в КГБ, правда, простым инженером, что ничуть не мешало этому обстоятельству служить поводом для многочисленных шуток. Дома Остапу не позволяла пить жена, и он пришел к Дамкину с двумя бутылками коньяка. Нечего и говорить, что предупрежденный Стрекозовым Остап подарил утюг.
Зашли еще две приятельницы Дамкина и Стрекозова. Поочередно целуя Дамкина, они тоже вручили по утюгу. С каждым новым подарком Дамкин радовался утюгам все искреннее, а двенадцатый принял вообще подпрыгивая от восторга.
В небольшой комнатке литераторов, не рассчитанной на такую толпу народа, сразу стало тесно, но уютно, так как каждый чувствовал себя, как дома.
– Слушай, Однодневный, я давно хотел у тебя спросить, - спросил у редактора Сократов. - Однодневный - это фамилия или псевдоним?
– Конечно, фамилия! - сказал Однодневный. - Хорошая русская фамилия! Старинная.
– Отличная фамилия! - вставил Шлезинский. - Не то, что у Бронштейна!
– Садитесь жрать, - пригласил Бронштейн, усаживаясь за стол. - А то все остынет!
– Я вижу, что Карамелькина еще нет, - сказал Дамкин.
– Да он, как всегда, опоздает часа на три, - заявил Шлезинский.
– На пять, - возразил Стрекозов. - Потому что на три и на четыре часа он уже опаздывал!
Тут, позвонив в дверь, вбежал пионер Максим Иванов.
– Дядя Дамкин! Родители волнуются насчет утюга! Что-то говорят про разных аферистов...
– А, прости, - извинился Дамкин. - Забегался с этим днем рождения и забыл.
– Да, с днем рождения вас, дядя Стрекозов! - поздравил Максим.
– И тебя также, - отозвался Стрекозов. - Водочки не желаешь?
– Нет, я не пью. Дядя Дамкин, мне бы утюг...
– Выбирай любой, - Дамкин щедрой рукой показал на ряд стоящих утюгов. - Какой больше нравится, тот и бери.
Расчетливый пионер выбрал самый красивый, американский, и напомнил:
– А вы мне еще значок обещали?
– Стрекозов! - спросил Дамкин. - У нас где-то валялся значок с Лениным, который нам на Ижорском заводе подарили?
– Валялся, - отозвался Стрекозов. - Целых два, твой и мой. Только сейчас разве найдешь? Тут такой бардак!
– Ты потом как-нибудь зайди, - посоветовал Дамкин. - Хотя, подожди. Мужики, есть у кого-нибудь значок с Лениным? Вроде я видел у кого-то.
– У меня есть, - привстал редактор Однодневный, отцепляя от лацкана пиджака, висящего на спинке стула, красный значок с портретом великого вождя. Стул вместе с пиджаком упал, редактор, уже вкусивший "Столичной", тоже свалился на пол, девушки завизжали.
– Ну вот, началось, - покачал головой Стрекозов.
Редактор выполз из-под стола с находкой и вручил Максиму значок. Пионер со знанием дела покрутил презент в руках.
– Крутой значок! Спасибо, дядя Дамкин, и вам, дядя, спасибо!
Нацепив Ильича на свою майку, пионер умчался к себе, едва не сбив с ног входящего программиста Карамелькина. Карамелькин тяжело дышал, капелька пота блестела на его лбу, очки, оправа которых была замотана изолентой, съехали на кончик носа.
– Здравствуйте, ребята! - молвил Карамелькин с порога, приветливо подняв руку. - Дамкин, я тебя поздравляю. Я тебе и подарок хороший придумал - утюг. Только подарю я тебе его не сейчас, а попозже, когда заработаю много денег.
– Можно и попозже, - согласился Дамкин. - Главное, что ты не забыл и все-таки пришел...
– Не прошло и года! - заметил Стрекозов, стоявший с поднятым для тоста стаканом. - Сегодня ты рано, Карамелькин. Всего на час опоздал! Садись вот здесь.
– Продолжайте пока без меня. Мне надо в ванную, - важно сказал программист, шокируя незнакомых девушек.
– В ванную? Ты уверен? А зачем?
– Носки постирать.
– У Карамелькина появилось чувство юмора, - едко заметил Сократов.
– Не смешно, - обиделся Карамелькин. - У меня носки грязные, а тут девушки. Не могу же я сидеть на дне рождения рядом с девушками в грязных носках!
– Брось ты, Карамелькин, - махнул рукой Дамкин. - Мы бы тебе на кухне накрыли...
– Если бы не твой день рождения, я бы обиделся, - значительно сказал Карамелькин и ушел в ванную.
– Надо будет Карамелькину посоветовать новую технологию, - заметил Стрекозов. - Если носки покрыть лаком, то они не будут пачкаться и грязниться, так что стирать их не придется.
– А еще можно эти носки сделать на молнии, чтобы снимать было удобнее.
– Только Карамелькину это не говорите, а то он обидится. Он теперь постоянно на всех обижается, - напомнил Шлезинский.
– Тише, тише! Сократов сейчас скажет тост! - пронесся за столом испуганный шепот.
Все действительно замолчали, Сократов встал, поднял свой наполненный до краев стакан и с умным видом сказал:
– Дамкин, мы тут все тебя любим, поэтому предлагаю тебе за это выпить!
Гости, опрокинув кто по рюмочке, кто по стаканчику, накинулись на закуску, приготовленную заботливым Бронштейном.
– На водочные изделия советую особо не налегать, - объявил Стрекозов, - скоро с кухни подтащут пиво!
Вскоре настал момент, когда все стали пить и разговаривать, не следя ни за именинником, ни за за общей темой разговора.
Антисемит Шлезинский пристал к художнику Бронштейну.
– Слушай, Бронштейн, если ты русский, да к тому же Иван, то почему бы тебе не сменить свою еврейскую фамилию на какую-нибудь более благозвучную?
– Например, Стрекозов! - подсказал ласковый Дамкин.
– Да у меня хорошая фамилия, - смутившись, сказал Бронштейн. - Мне ее в детском доме воспитательница дала. Между прочим, еврейка, но очень хорошая женщина. Так что ты, Шлезинский, со своим антисемитизмом очень неправ.
– Это я-то неправ? Да вот у меня на работе еврей есть, глаза, как у креветки, постоянно сопит, губищи свои раскатывает и бубнит: "Товарищ вахтер, почему вас никогда на месте не бывает?".
– А ты бываешь?
– Да не это главное! Я ему и не нужен вовсе, он же специально так, из еврейской своей вредности! Еврей, он и в Африке еврей, только черный!
– Ну, разве он виноват, что он еврей? - вступилась одна из девушек.
– А что, я виноват?! - взвился в победоносном аргументе Шлезинский.
– Брось ты, Шлезинский, - сказал Стрекозов. - Ублюдки не имеют национальности, как и хорошие ребята. Среди русских тоже много уродов, может быть, даже гораздо больше, чем среди евреев. Впрочем, кто их считает? Я имею ввиду ублюдков.
– И вообще, что вы за тему тут подняли? - возмутилась Зина. - Что о вас подумает наш американский друг?
Дамкин глянул на свою школьную подругу. Клиент бессмысленно смотрел прямо в глаза Стрекозова.
– Зинка, - спросил Дамкин. - А он действительно американец?
– Конечно, - улыбнулась Зина. - Ты же знаешь, я советских клиентов не беру. Если хочешь, можешь с ним познакомиться. Я разрешаю. Его зовут Джек Фондброкер, занимается бизнесом в Нью-Йорке. Компьютеры продает или еще что-то в этом роде...
Американец согласно закивал кучерявой головой.
– Он, кстати, всерьез занимается русской литературой, - продолжала Зина. - Очень любит Достоевского, но и вашего "Билла Штоффа" читал. Я ему переводила на ночь, чтобы уснул побыстрее... По-моему, ему очень понравилось!
– Может издаст нас на Западе? - заинтересовался Стрекозов, и они с Дамкиным подсели к американцу. Тот выпил рюмку "Московской", передернулся, запил стаканом пива.
– Сейчас оклемается, я его уже давно знаю, - заметила Зинаида, иногда мне кажется, что он больше ко мне прилетает, чем заниматься делами...
Фондброкер икнул, после чего посмотрел на соавторов неожиданно осмысленным взглядом и заулыбался.
– Джек! Эти двое - мои френдз Дамкин и Стрекозов, - представила Зина. - Они андеграунд райтер. Авторы романа "Билл Штофф".
– О! Йес! - восхитился Джек. - "Билл Штофф" - это... - американец заглянул в блокнот, - весьма круто!
– Здорово он насобачился по-русски, - похвалил Дамкин, еще не решаясь обратиться прямо к заграничному гостю.
– Да, я есть учился в колледж русскому языку пять лет.
– Какими судьбами к нам в Совок?
– Анжелика, что есть "Совок"?
Зина, работающая под псевдонимом Анжелика, разъяснила:
– Советский Союз, сокращенно.
– О, я есть записывать, - Джек полез за блокнотом. - Совок...
– Давай я тебе запишу, - сказала Зинаида, забирая у него блокнот и ручку. - Ничего без меня сделать не может...
– Значит, "Билл Штофф" вам понравился?
– О, да. Я читал ваш книга. Мне понравился ваш роман. Мне нравится ваша водка. И мне нравятся ваши женщины!
Джек хватанул еще рюмочку и обнял Зину-Анжелику.
– Ну, наши женщины всем нравятся, - дипломатично заметил Стрекозов. А вот как насчет издания нашего романа в Америке?
– Америка любит Достоевского, - ни к селу, ни к городу заявил мистер Фондброкер.
Сократов, прислушавшийся к разговору, на этих словах довольно фыркнул.
– На фиг вы кому нужны! - сообщил он литераторам. - Ваш роман - это преклонение перед западным образом жизни.
– Когда это мы перед кем-то преклонялись?
– А о чем ваш "Билл Штофф"? О ковбойчиках, американчиках разных. При Сталине вас бы уже давно расстреляли. Да и сейчас, я думаю, досье на вас уже лежит в архивах КГБ. Зачем вам лишние неприятности, связанные с изданием за границей? Денег вы оттуда получить не сможете, эмигрировать не получится - родственников у вас за границей нет, фиг выпустят! А здесь вас вообще печатать перестанут. И КГБ не дремлет. Спросите у Остапа.
– Остап, КГБ не дремлет? - спросил Дамкин.
– Хрен его знает, - отозвался Остап, в который раз прикладываясь к рюмке коньяка, смешанного с пивом. - Я иногда сплю на работе, но поручиться за остальных не могу. Про КГБ никому ничего не известно. Я даже не знаю, что в соседней комнате делают.
– А разве ты не общаешься с сослуживцами?
– Пообщаешься тут! Недавно у одного из соседней комнаты одолжил кипятильник, на следующий день прихожу - их комната опечатана, от мужика ни слуху, ни духу... А вы говорите "КГБ"!
– О, КГБ, - вымолвил Джек и, тупо уставившись в тарелку с салатом, задумался.
– Клиент готов, - пошутил Стрекозов.
– А его сейчас не стошнит? - обеспокоенно спросил Дамкин.
– Еще чего! - обиделась Зинаида. - Он при мне еще ни разу не блевал!
– А вот и я! - в комнату вошел радостный босой Карамелькин, который не только постирал носки, но и голову успел помыть. - Вы еще не все сожрали?
– Ищите и обрящете. Может быть что-то осталось.
Карамелькин быстро оценил расположение за столом и, потеснив двух приятельниц Дамкина и Стрекозова, сел между девушками, чтобы они могли за ним поухаживать.
Так и случилось. Девушки наложили Карамелькину полную тарелку, которую он сразу же придвинул к себе.
– Салат - это хорошо, калорийно, - приговаривал программист. - И помидоры хорошо. Бронштейн, положи мне картошечки. Теперь мне надо питаться как можно лучше. Я теперь каратэ занимаюсь! Дамкин, протяни мне три куска колбасы! Друзья мои, мне бы неплохо потолстеть.
С тех пор как Карамелькин занялся каратэ, он в гостях старался есть самую калорийную пищу. В гости он начал ходить раза в три чаще, а приглашали его в три раза меньше. Сам Карамелькин не мог себе позволить тратиться на продукты и с сожалением видел, что желающих его кормить немного.
– Толстый Карамелькин, да еще каратист - это страшно, - сказал Стрекозов.
– Ну, не толстый, это я погорячился, - Карамелькин сунул в рот ложку салата, подцепил вилкой шпротину и, пережевывая, продолжил разговор. - Буду упитанным и мускулистым. Вы видели хоть один фильм с Арнольдом Шварценеггером?
– Нет, откуда! У нас даже телевизора нет! - Дамкин развел руками. Сократов чинить не хочет...
– Это идеал мужчины! - с энтузиазмом воскликнул Карамелькин.
– Ба, Карамелькин, - удивился Дамкин. - Уж не стал ли ты гомосексуалистом?
– Сам ты козел, - обиделся Карамелькин. - Я имел ввиду эталон физического состояния тела настоящего мужчины. Вот увидите, три месяца тренировок - и я стану как Арнольд. У нас в секции учитель, сэнсей по-нашему, бывший чемпион мира по каратэ. Китаец. Так вот. Сэнсей об Арнольде тоже высокого мнения, хотя он и не каратист.
– Кто, сэнсей или Арнольд? - спросил Дамкин.
– Карамелькин, ты что, действительно думаешь, что можешь стать каратистом? - поинтересовался Стрекозов.
– Да! В нашей секции преподают школу богомола. Очень хорошая школа. И недорого, всего десять рублей за занятие.
– Целых десять рублей! - поразился Стрекозов и замер с раскрытым ртом.
– Так ты теперь каратист? А сколько в тебе каратов? - попытался сострить Дамкин.
– Дамкин, ты дурак.
– Карамелькин! Почему надо обязательно посещать школу какого-то богомола? - не унимался Дамкин. - С таким же успехом ты мог пойти учиться в школу молодого коммуниста или в школу повышения квалификации!
– Главное, бесплатно, - добавил Стрекозов, с трудом выходя из транса. - Глядишь, нам бы взаймы денег дал.
Карамелькин хмыкнул и быстро поднялся с кресла. Девушки осторожно отодвинулись.
– Сейчас я вам покажу парочку блоков и ударов. У меня все в записной книжке записано! Давай, Стрекозов, вставай, как я. И ты, Дамкин, тоже. Ставьте ноги на ширину плеч и сгибайте колени. Теперь поднимите руки, локти вот сюда. Эта стойка называется...
Карамелькин полез в записную книжку, но разобрать написанное не смог.
– Ладно, это в общем-то не важно. Главное, что ноги стоят параллельно полу, туловище - прямое. А теперь вот так выкидываешь ногу и выдыхаешь кия!
Карамелькин высоко дрыгнул ногой и чуть не свалился на девушек, которые с любопытством следили за его действиями.
– А меня не стошнит? - с сомнением спросил Дамкин.
– Так это самое то! - подбодрил его Стрекозов. - Это совершенно новая техника! Противник теряется, и его бьют по голове припрятанным в кармане кирпичом!
– Да ну вас! - снова обиделся Карамелькин. - Не хотите заниматься спортом и не надо. Посмотрите на себя, вы же обрюзгли уже, как свиньи. И смотрите, в какой форме я!
– А ты разве в форме? - Дамкин оглядел штаны Карамелькина. - И что у тебя за форма? На милицейскую, вроде, не похоже...
– Скоро Карамелькин станет каратистом, - сказал Стрекозов. - Тогда над ним уже не подшутишь. Посмотрит в книжку, вспомнит прием и как даст в ухо ногой!
– Я друзей не бью, - Карамелькин сел на свое место и с достоинством поднял чисто вымытую голову. - Я их буду защищать от всяких хулиганов. Кстати, вы зря улыбаетесь. Недавно я задержал двух бандитов, вооруженных ножом!
– О! - уважительно протянули девушки. - Они напали на вас ночью?
– Нет, - ответил программист. - Они справляли малую нужду в лифте моего дома. Я им сделал замечание, как это принято у приличных людей, а этот козел стал мне угрожать штык-ножом. Одному я здорово навесил, а второй убежал. Но и его потом поймала милиция. Обо мне даже статью в газете напишут! Мне капитан милиции обещал.
– В "Правде"?
– Нет, в стенной газете отделения милиции.
– Молодец! - похвалил программиста Однодневный.
– Карамелькин, да тебе надо в дружинники пойти! - подхватил Сократов.
– Нет, я сам по себе. Шварценеггер никогда не был дружинником!
Видимо, от упоминания имени известного голливудского актера проснулся Джек Фондброкер.
– Э... - начал Джек. - Мистер Дамкин, я вам сделать презент. "Мальборо"! - Американец вытащил из сумки блок сигарет. - Это один из лучших сигарет. Так говорит реклама.
– Дерьмо ваша реклама, - патриотично заявил Дамкин. - И "Мальборо" ваше - дерьмо! Трава. "Беломор" и то лучше. Дешево и сердито.
– О да, "Беломор" - это, как у вас говорят, - Джек снова заглянул в блокнот, - весьма круто! Но простые американцы курят почему-то именно "Мальборо".
– Хотел бы я посмотреть, как живут ваши простые американцы, - Дамкин побарабанил пальцами по столу. - Давненько хочу съездить к вам в Штаты на пару недель.
– Это правильное решение, - одобрил Фондброкер. - Приезжайте в июле ко мне на виллу. Я думаю, вам там понравится.
– Непременно понравится, - ответил за Дамкина Стрекозов.
– Мне весьма лестно иметь ваши автографы, - сказал мистер Фондброкер и достал уже знакомую книжку. - Купил на Кузнецком мосту. Всего два долларз!
– Два доллара! - простонал Дамкин. - Вот засада!
– Ты ему напиши что-нибудь про дружбу народов, - подсказала Зинаида. Американцы это любят.
– Книжку с вашими автографами он продаст в Америке за сто баксов! пошутил пьяный Сократов. - Это у них называется "сделать бизнес".
Дамкин поставил закорючку. Стрекозов подписал: "Американцу Джеку от русского Стрекозова".
– Большое спасибо, - мистер Фондброкер горячо пожал руки литераторам. - Не могли бы мы завтра пообедать в ресторане?
– Отчего ж не пообедать, - согласился Дамкин. - Только завтра у нас тут бардак будет, придется разбираться в квартире. Может, сегодня в ресторан сходим? Еще не поздно, можем успеть.
– Дамкин, - толкнула литератора Зина. - Он и так уже в задницу пьяный. Куда ему в ресторан?
– Молчи, женщина! - шепотом отозвался Стрекозов. - Когда еще удастся пожрать в валютном ресторане? Сейчас он пьяный, а завтра вдруг передумает?
– Я есть пьяный, как ты сказала, Анжела? В задницу? - Джек опять раскрыл блокнот. - Это надо внимательно записывать.
– Джек, - проникновенно сказал Дамкин. - Я тебе таких выражений на три блокнота наговорю. Пошли в ресторан.
– Хорошо, мы идем в ресторан! - покорно согласился Фондброкер и встал, едва не опрокинув стол. - Прощайте, друзья! Я очень любить ваша замечательная страна, в которой живет ваш замечательный народ!
– Совсем ужрался иностранец, - пояснил гостям Стрекозов. - Надо его проводить к такси, а то пристанут гопники.
– Вы уж тут без нас посидите немного, только не хулиганьте, - добавил Дамкин.
Литераторы подхватили мистера Фондброкера под руки и повели к выходу. Зинаида, захватив сумку клиента, последовала за ними. Друзья спустились вниз, и вскоре с улицы послышались пьяные вопли Фондброкера:
– Алло! Такси!
Гости продолжали пить водку. Шлезинский ухаживал за девушками редактора Однодневного, который печально курил на балконе, и за секретаршей литераторов. Карамелькин ел, тщательно выбирая самые калорийные, по его мнению, кусочки. Сократов, Дюша, доктор Сачков и одна из девушек затеяли преферанс. Остап с лошадиным лицом пил, как лошадь. На все это ласковыми глазами смотрел добрый художник Бронштейн. В его бритой голове медленно зрел замысел новой картины. Картина обещала быть удачной.
Глава следующая,
Разумеется, до ресторана они поехали на такси. Ресторан находился на первом этаже гостиницы "Измайлово", где остановился Джек Фондброкер.
Литераторы со своим новоявленным американским другом и Зинаидой вышли из такси и поднялись по мраморным ступеням к роскошному, светящемуся неоновой рекламой входу.
– Для кого реклама? - размышлял Дамкин. - Для иностранцев? Так им кроме как сюда и пойти некуда, разве что ко мне на день рождения. Для русских? Так их и не пустят в такое заведение.
– Рылом не вышли, - горько подтвердил Стрекозов.
Джек Фондброкер под руку с Зиной, пыхтя, как паровоз, взошел, наконец-то, по ступенькам и важно проследовал в отворившиеся двери.
– Пошли, - бросил он литераторам, и те не заставили себя долго ждать.
Швейцар с бульдожьей физиономией наметанным глазом определил иностранца, приподнял фуражку и сладким голосом пропел:
– Добро пожаловать, гости дорогие!
И, пропустив американца с девушкой, закрыл своим телом вход в ресторан перед бедными Дамкиным и Стрекозовым, словно амбразуру вражеского дота.
– Куда!
– Что значит "куда"? - возмутился Дамкин. - Одни, значит, у вас "гости дорогие", а другие что же, "гости бедные"?
– Мы, может, есть немножко американ! - сказал Стрекозов, подделываясь под акцент мистера Фондброкера. - Мы есть хотеть кушать в ваш очень хороший ресторан.
Неизвестно откуда появился милиционер с киргизской, а может татарской, внешностью. Надвинув фуражку на самые брови, он хмуро спросил:
– Что такое? Хулиганы?
– Мы не хулиганы, - с достоинством ответил Дамкин. - Мы честные советские граждане.
– Пропустите! Это есть со мной! - послышался голос Джека из ресторанного холла. - Это есть мой советский друзья!
– Мы есть с ним, - подтвердил Стрекозов.
– Есть мы сюда пришли! - пояснил Дамкин.
– А! - швейцар и милиционер расступились. - Что ж вы сразу не сказали?
Дамкин и Стрекозов прошли в холл. Джек развалился в мягком меховом кресле, ожидая, пока его ненаглядная Анжелика причешется и накрасит губы перед огромным зеркалом.
– Глянь, Дамкин, - Стрекозов восхищенно обвел холл рукой. - Живут же некоторые! Товарищ милиционер!
– Если наш роман такой уж знаменитый, то что бы не издать его в вашем издательстве? - спросил Стрекозов, на всякий случай улыбающийся девушкам Однодневного. - А то всякие спекулянты уже продают его на улицах.
– Бешеные деньги можно сделать! - поддержал соавтора Дамкин. - Главный редактор легко сможет купить себе машину!
– Ребята, если я его издам, то перестану быть главным редактором. А то и хуже, получу свежую магаданскую прописку. А вы, кстати, не забыли, что вам завтра нужно зайти ко мне в редакцию? Сегодня у вас праздник, не буду портить вам настроение, а завтра у нас будет суровый разговор!
– Завтра, так завтра, - беспечно сказал Дамкин.
– А как же этих девушек зовут? - игриво спросил Шлезинский, целуя ручку сначала одной, потом другой незнакомке.
– Вот эта красавица - Машенька, а эта, не менее красивая - Оленька, представил своих спутниц редактор.
– Везет же некоторым, у которых такие приятельницы, - галантно сказал музыкант. - Сегодня я буду петь исключительно для вас!
– Мы очень рады, - скромно ответила Оленька.
Машенька достала из целлофанового пакета две бутылки русской водки и поставила их рядом со "Столичной" и "Московской".
– Коллекция, - сказал Дамкин, глядя на этот натюрморт.
– Мужики! Открывайте консервы! - скомандовал Бронштейн, раскладывая вилки около тарелок.
– Пропустим по стакашке? - предложил под шумок Однодневный Сократову.
– Отчего ж не пропустить, - согласился Сократов.
– Ой, блин, чуть подарок не забыл! - вскочил Однодневный. - Утюг я тебе, Дамкин, купил. Иногда думаешь послать тебя на какую-нибудь конференцию, а ты ходишь вечно неглаженный, словно хиппи какой, смотреть на тебя стыдно.
– Чем вам хиппи не нравятся? - спросил вошедший в комнату Дюша с букетом из трех гвоздик - белой, розовой и красной.
– Заходи! - подбежал Стрекозов. - Это мой друг Дюша! Прошу любить и жаловать! Дамкин, познакомься с хорошим человеком!
– А он тоже принес в подарок утюг?
– Нет, - сознался Дюша. - У меня только цветы. Дарю.
– Единственный нормальный человек в этой компании, - одобрил Дамкин и побежал на кухню за вазой.
– Тоже мне подарок - цветы, - усмехнулся Шлезинский. - Я понимаю, женщине цветы подарить. А для Дамкина лучше чего-нибудь более материальное. Например, утюг.
– Утюг - это только деньги переводить, - возразил Дюша, принимая от Сократова полный стакан. - Пользуешься раз в году, а мешаться под ногами будет всю жизнь! Кроме того, на утюг деньги нужны, а у меня их нет.
– На что же ты цветы купил?
– Я их не покупал. Проходил мимо памятника Ленину, смотрю, неплохой букетец лежит. Ленину, я думаю, цветы и вовсе ни к чему, а у нас стол украсят!
– Логично! - сказал Дамкин и поставил вазу за своей спиной на сломанный телевизор, который никак не хотел чинить ленивый Сократов.
Глава следующая
День рождения Дамкина
(Продолжение)
Там, где грязь, кишит жизнь. Где вода чиста, не бывает рыбы.
Хун Цзычэн "Вкус корней"
Вслед за Дюшей гости посыпались, как кокосовые орехи с финиковой пальмы. Пришла школьная подруга Дамкина, а ныне валютная проститутка Зина с каким-то подвыпившим американцем - мистером Джеком Фондброкером. Зинаида относилась к литераторам с большой душевной теплотой и очень любила читать их рассказы.
Несколько лет назад друзья часто встречали ее, тогда еще молодую и неопытную, в ресторанах. Два раза им даже удавалось вырвать Зинаиду из цепких рук милиционеров, выдавая ее за свою сестру. Теперь Зинаида в совершенстве знала английский язык, похорошела собой, поумнела - работала только за валюту, и уже не ходила по советским ресторанам, где ее могли встретить литераторы. Но их бескорыстная дружба продолжалась.
Зина тоже подарила Дамкину утюг. Простой, добротный, американский утюг.
Пришел уже пьяный в стельку доктор Сачков, который принес с собой урну в виде пингвина и поставил ее на видное место около дивана. Сачков был другом Бронштейна, хотя даже Бронштейн не знал, в какой профессиональной области Сачков получил звание "доктора" и где он вообще работает. Дамкин называл Сачкова "педиатром", а Стрекозов - "доцентом". Кроме урны доктор притащил початую бутылку "Зубровки", видимо найденную им в этой же урне.
Заявился Остап, грустная личность с лошадиной физиономией, работающий в КГБ, правда, простым инженером, что ничуть не мешало этому обстоятельству служить поводом для многочисленных шуток. Дома Остапу не позволяла пить жена, и он пришел к Дамкину с двумя бутылками коньяка. Нечего и говорить, что предупрежденный Стрекозовым Остап подарил утюг.
Зашли еще две приятельницы Дамкина и Стрекозова. Поочередно целуя Дамкина, они тоже вручили по утюгу. С каждым новым подарком Дамкин радовался утюгам все искреннее, а двенадцатый принял вообще подпрыгивая от восторга.
В небольшой комнатке литераторов, не рассчитанной на такую толпу народа, сразу стало тесно, но уютно, так как каждый чувствовал себя, как дома.
– Слушай, Однодневный, я давно хотел у тебя спросить, - спросил у редактора Сократов. - Однодневный - это фамилия или псевдоним?
– Конечно, фамилия! - сказал Однодневный. - Хорошая русская фамилия! Старинная.
– Отличная фамилия! - вставил Шлезинский. - Не то, что у Бронштейна!
– Садитесь жрать, - пригласил Бронштейн, усаживаясь за стол. - А то все остынет!
– Я вижу, что Карамелькина еще нет, - сказал Дамкин.
– Да он, как всегда, опоздает часа на три, - заявил Шлезинский.
– На пять, - возразил Стрекозов. - Потому что на три и на четыре часа он уже опаздывал!
Тут, позвонив в дверь, вбежал пионер Максим Иванов.
– Дядя Дамкин! Родители волнуются насчет утюга! Что-то говорят про разных аферистов...
– А, прости, - извинился Дамкин. - Забегался с этим днем рождения и забыл.
– Да, с днем рождения вас, дядя Стрекозов! - поздравил Максим.
– И тебя также, - отозвался Стрекозов. - Водочки не желаешь?
– Нет, я не пью. Дядя Дамкин, мне бы утюг...
– Выбирай любой, - Дамкин щедрой рукой показал на ряд стоящих утюгов. - Какой больше нравится, тот и бери.
Расчетливый пионер выбрал самый красивый, американский, и напомнил:
– А вы мне еще значок обещали?
– Стрекозов! - спросил Дамкин. - У нас где-то валялся значок с Лениным, который нам на Ижорском заводе подарили?
– Валялся, - отозвался Стрекозов. - Целых два, твой и мой. Только сейчас разве найдешь? Тут такой бардак!
– Ты потом как-нибудь зайди, - посоветовал Дамкин. - Хотя, подожди. Мужики, есть у кого-нибудь значок с Лениным? Вроде я видел у кого-то.
– У меня есть, - привстал редактор Однодневный, отцепляя от лацкана пиджака, висящего на спинке стула, красный значок с портретом великого вождя. Стул вместе с пиджаком упал, редактор, уже вкусивший "Столичной", тоже свалился на пол, девушки завизжали.
– Ну вот, началось, - покачал головой Стрекозов.
Редактор выполз из-под стола с находкой и вручил Максиму значок. Пионер со знанием дела покрутил презент в руках.
– Крутой значок! Спасибо, дядя Дамкин, и вам, дядя, спасибо!
Нацепив Ильича на свою майку, пионер умчался к себе, едва не сбив с ног входящего программиста Карамелькина. Карамелькин тяжело дышал, капелька пота блестела на его лбу, очки, оправа которых была замотана изолентой, съехали на кончик носа.
– Здравствуйте, ребята! - молвил Карамелькин с порога, приветливо подняв руку. - Дамкин, я тебя поздравляю. Я тебе и подарок хороший придумал - утюг. Только подарю я тебе его не сейчас, а попозже, когда заработаю много денег.
– Можно и попозже, - согласился Дамкин. - Главное, что ты не забыл и все-таки пришел...
– Не прошло и года! - заметил Стрекозов, стоявший с поднятым для тоста стаканом. - Сегодня ты рано, Карамелькин. Всего на час опоздал! Садись вот здесь.
– Продолжайте пока без меня. Мне надо в ванную, - важно сказал программист, шокируя незнакомых девушек.
– В ванную? Ты уверен? А зачем?
– Носки постирать.
– У Карамелькина появилось чувство юмора, - едко заметил Сократов.
– Не смешно, - обиделся Карамелькин. - У меня носки грязные, а тут девушки. Не могу же я сидеть на дне рождения рядом с девушками в грязных носках!
– Брось ты, Карамелькин, - махнул рукой Дамкин. - Мы бы тебе на кухне накрыли...
– Если бы не твой день рождения, я бы обиделся, - значительно сказал Карамелькин и ушел в ванную.
– Надо будет Карамелькину посоветовать новую технологию, - заметил Стрекозов. - Если носки покрыть лаком, то они не будут пачкаться и грязниться, так что стирать их не придется.
– А еще можно эти носки сделать на молнии, чтобы снимать было удобнее.
– Только Карамелькину это не говорите, а то он обидится. Он теперь постоянно на всех обижается, - напомнил Шлезинский.
– Тише, тише! Сократов сейчас скажет тост! - пронесся за столом испуганный шепот.
Все действительно замолчали, Сократов встал, поднял свой наполненный до краев стакан и с умным видом сказал:
– Дамкин, мы тут все тебя любим, поэтому предлагаю тебе за это выпить!
Гости, опрокинув кто по рюмочке, кто по стаканчику, накинулись на закуску, приготовленную заботливым Бронштейном.
– На водочные изделия советую особо не налегать, - объявил Стрекозов, - скоро с кухни подтащут пиво!
Вскоре настал момент, когда все стали пить и разговаривать, не следя ни за именинником, ни за за общей темой разговора.
Антисемит Шлезинский пристал к художнику Бронштейну.
– Слушай, Бронштейн, если ты русский, да к тому же Иван, то почему бы тебе не сменить свою еврейскую фамилию на какую-нибудь более благозвучную?
– Например, Стрекозов! - подсказал ласковый Дамкин.
– Да у меня хорошая фамилия, - смутившись, сказал Бронштейн. - Мне ее в детском доме воспитательница дала. Между прочим, еврейка, но очень хорошая женщина. Так что ты, Шлезинский, со своим антисемитизмом очень неправ.
– Это я-то неправ? Да вот у меня на работе еврей есть, глаза, как у креветки, постоянно сопит, губищи свои раскатывает и бубнит: "Товарищ вахтер, почему вас никогда на месте не бывает?".
– А ты бываешь?
– Да не это главное! Я ему и не нужен вовсе, он же специально так, из еврейской своей вредности! Еврей, он и в Африке еврей, только черный!
– Ну, разве он виноват, что он еврей? - вступилась одна из девушек.
– А что, я виноват?! - взвился в победоносном аргументе Шлезинский.
– Брось ты, Шлезинский, - сказал Стрекозов. - Ублюдки не имеют национальности, как и хорошие ребята. Среди русских тоже много уродов, может быть, даже гораздо больше, чем среди евреев. Впрочем, кто их считает? Я имею ввиду ублюдков.
– И вообще, что вы за тему тут подняли? - возмутилась Зина. - Что о вас подумает наш американский друг?
Дамкин глянул на свою школьную подругу. Клиент бессмысленно смотрел прямо в глаза Стрекозова.
– Зинка, - спросил Дамкин. - А он действительно американец?
– Конечно, - улыбнулась Зина. - Ты же знаешь, я советских клиентов не беру. Если хочешь, можешь с ним познакомиться. Я разрешаю. Его зовут Джек Фондброкер, занимается бизнесом в Нью-Йорке. Компьютеры продает или еще что-то в этом роде...
Американец согласно закивал кучерявой головой.
– Он, кстати, всерьез занимается русской литературой, - продолжала Зина. - Очень любит Достоевского, но и вашего "Билла Штоффа" читал. Я ему переводила на ночь, чтобы уснул побыстрее... По-моему, ему очень понравилось!
– Может издаст нас на Западе? - заинтересовался Стрекозов, и они с Дамкиным подсели к американцу. Тот выпил рюмку "Московской", передернулся, запил стаканом пива.
– Сейчас оклемается, я его уже давно знаю, - заметила Зинаида, иногда мне кажется, что он больше ко мне прилетает, чем заниматься делами...
Фондброкер икнул, после чего посмотрел на соавторов неожиданно осмысленным взглядом и заулыбался.
– Джек! Эти двое - мои френдз Дамкин и Стрекозов, - представила Зина. - Они андеграунд райтер. Авторы романа "Билл Штофф".
– О! Йес! - восхитился Джек. - "Билл Штофф" - это... - американец заглянул в блокнот, - весьма круто!
– Здорово он насобачился по-русски, - похвалил Дамкин, еще не решаясь обратиться прямо к заграничному гостю.
– Да, я есть учился в колледж русскому языку пять лет.
– Какими судьбами к нам в Совок?
– Анжелика, что есть "Совок"?
Зина, работающая под псевдонимом Анжелика, разъяснила:
– Советский Союз, сокращенно.
– О, я есть записывать, - Джек полез за блокнотом. - Совок...
– Давай я тебе запишу, - сказала Зинаида, забирая у него блокнот и ручку. - Ничего без меня сделать не может...
– Значит, "Билл Штофф" вам понравился?
– О, да. Я читал ваш книга. Мне понравился ваш роман. Мне нравится ваша водка. И мне нравятся ваши женщины!
Джек хватанул еще рюмочку и обнял Зину-Анжелику.
– Ну, наши женщины всем нравятся, - дипломатично заметил Стрекозов. А вот как насчет издания нашего романа в Америке?
– Америка любит Достоевского, - ни к селу, ни к городу заявил мистер Фондброкер.
Сократов, прислушавшийся к разговору, на этих словах довольно фыркнул.
– На фиг вы кому нужны! - сообщил он литераторам. - Ваш роман - это преклонение перед западным образом жизни.
– Когда это мы перед кем-то преклонялись?
– А о чем ваш "Билл Штофф"? О ковбойчиках, американчиках разных. При Сталине вас бы уже давно расстреляли. Да и сейчас, я думаю, досье на вас уже лежит в архивах КГБ. Зачем вам лишние неприятности, связанные с изданием за границей? Денег вы оттуда получить не сможете, эмигрировать не получится - родственников у вас за границей нет, фиг выпустят! А здесь вас вообще печатать перестанут. И КГБ не дремлет. Спросите у Остапа.
– Остап, КГБ не дремлет? - спросил Дамкин.
– Хрен его знает, - отозвался Остап, в который раз прикладываясь к рюмке коньяка, смешанного с пивом. - Я иногда сплю на работе, но поручиться за остальных не могу. Про КГБ никому ничего не известно. Я даже не знаю, что в соседней комнате делают.
– А разве ты не общаешься с сослуживцами?
– Пообщаешься тут! Недавно у одного из соседней комнаты одолжил кипятильник, на следующий день прихожу - их комната опечатана, от мужика ни слуху, ни духу... А вы говорите "КГБ"!
– О, КГБ, - вымолвил Джек и, тупо уставившись в тарелку с салатом, задумался.
– Клиент готов, - пошутил Стрекозов.
– А его сейчас не стошнит? - обеспокоенно спросил Дамкин.
– Еще чего! - обиделась Зинаида. - Он при мне еще ни разу не блевал!
– А вот и я! - в комнату вошел радостный босой Карамелькин, который не только постирал носки, но и голову успел помыть. - Вы еще не все сожрали?
– Ищите и обрящете. Может быть что-то осталось.
Карамелькин быстро оценил расположение за столом и, потеснив двух приятельниц Дамкина и Стрекозова, сел между девушками, чтобы они могли за ним поухаживать.
Так и случилось. Девушки наложили Карамелькину полную тарелку, которую он сразу же придвинул к себе.
– Салат - это хорошо, калорийно, - приговаривал программист. - И помидоры хорошо. Бронштейн, положи мне картошечки. Теперь мне надо питаться как можно лучше. Я теперь каратэ занимаюсь! Дамкин, протяни мне три куска колбасы! Друзья мои, мне бы неплохо потолстеть.
С тех пор как Карамелькин занялся каратэ, он в гостях старался есть самую калорийную пищу. В гости он начал ходить раза в три чаще, а приглашали его в три раза меньше. Сам Карамелькин не мог себе позволить тратиться на продукты и с сожалением видел, что желающих его кормить немного.
– Толстый Карамелькин, да еще каратист - это страшно, - сказал Стрекозов.
– Ну, не толстый, это я погорячился, - Карамелькин сунул в рот ложку салата, подцепил вилкой шпротину и, пережевывая, продолжил разговор. - Буду упитанным и мускулистым. Вы видели хоть один фильм с Арнольдом Шварценеггером?
– Нет, откуда! У нас даже телевизора нет! - Дамкин развел руками. Сократов чинить не хочет...
– Это идеал мужчины! - с энтузиазмом воскликнул Карамелькин.
– Ба, Карамелькин, - удивился Дамкин. - Уж не стал ли ты гомосексуалистом?
– Сам ты козел, - обиделся Карамелькин. - Я имел ввиду эталон физического состояния тела настоящего мужчины. Вот увидите, три месяца тренировок - и я стану как Арнольд. У нас в секции учитель, сэнсей по-нашему, бывший чемпион мира по каратэ. Китаец. Так вот. Сэнсей об Арнольде тоже высокого мнения, хотя он и не каратист.
– Кто, сэнсей или Арнольд? - спросил Дамкин.
– Карамелькин, ты что, действительно думаешь, что можешь стать каратистом? - поинтересовался Стрекозов.
– Да! В нашей секции преподают школу богомола. Очень хорошая школа. И недорого, всего десять рублей за занятие.
– Целых десять рублей! - поразился Стрекозов и замер с раскрытым ртом.
– Так ты теперь каратист? А сколько в тебе каратов? - попытался сострить Дамкин.
– Дамкин, ты дурак.
– Карамелькин! Почему надо обязательно посещать школу какого-то богомола? - не унимался Дамкин. - С таким же успехом ты мог пойти учиться в школу молодого коммуниста или в школу повышения квалификации!
– Главное, бесплатно, - добавил Стрекозов, с трудом выходя из транса. - Глядишь, нам бы взаймы денег дал.
Карамелькин хмыкнул и быстро поднялся с кресла. Девушки осторожно отодвинулись.
– Сейчас я вам покажу парочку блоков и ударов. У меня все в записной книжке записано! Давай, Стрекозов, вставай, как я. И ты, Дамкин, тоже. Ставьте ноги на ширину плеч и сгибайте колени. Теперь поднимите руки, локти вот сюда. Эта стойка называется...
Карамелькин полез в записную книжку, но разобрать написанное не смог.
– Ладно, это в общем-то не важно. Главное, что ноги стоят параллельно полу, туловище - прямое. А теперь вот так выкидываешь ногу и выдыхаешь кия!
Карамелькин высоко дрыгнул ногой и чуть не свалился на девушек, которые с любопытством следили за его действиями.
– А меня не стошнит? - с сомнением спросил Дамкин.
– Так это самое то! - подбодрил его Стрекозов. - Это совершенно новая техника! Противник теряется, и его бьют по голове припрятанным в кармане кирпичом!
– Да ну вас! - снова обиделся Карамелькин. - Не хотите заниматься спортом и не надо. Посмотрите на себя, вы же обрюзгли уже, как свиньи. И смотрите, в какой форме я!
– А ты разве в форме? - Дамкин оглядел штаны Карамелькина. - И что у тебя за форма? На милицейскую, вроде, не похоже...
– Скоро Карамелькин станет каратистом, - сказал Стрекозов. - Тогда над ним уже не подшутишь. Посмотрит в книжку, вспомнит прием и как даст в ухо ногой!
– Я друзей не бью, - Карамелькин сел на свое место и с достоинством поднял чисто вымытую голову. - Я их буду защищать от всяких хулиганов. Кстати, вы зря улыбаетесь. Недавно я задержал двух бандитов, вооруженных ножом!
– О! - уважительно протянули девушки. - Они напали на вас ночью?
– Нет, - ответил программист. - Они справляли малую нужду в лифте моего дома. Я им сделал замечание, как это принято у приличных людей, а этот козел стал мне угрожать штык-ножом. Одному я здорово навесил, а второй убежал. Но и его потом поймала милиция. Обо мне даже статью в газете напишут! Мне капитан милиции обещал.
– В "Правде"?
– Нет, в стенной газете отделения милиции.
– Молодец! - похвалил программиста Однодневный.
– Карамелькин, да тебе надо в дружинники пойти! - подхватил Сократов.
– Нет, я сам по себе. Шварценеггер никогда не был дружинником!
Видимо, от упоминания имени известного голливудского актера проснулся Джек Фондброкер.
– Э... - начал Джек. - Мистер Дамкин, я вам сделать презент. "Мальборо"! - Американец вытащил из сумки блок сигарет. - Это один из лучших сигарет. Так говорит реклама.
– Дерьмо ваша реклама, - патриотично заявил Дамкин. - И "Мальборо" ваше - дерьмо! Трава. "Беломор" и то лучше. Дешево и сердито.
– О да, "Беломор" - это, как у вас говорят, - Джек снова заглянул в блокнот, - весьма круто! Но простые американцы курят почему-то именно "Мальборо".
– Хотел бы я посмотреть, как живут ваши простые американцы, - Дамкин побарабанил пальцами по столу. - Давненько хочу съездить к вам в Штаты на пару недель.
– Это правильное решение, - одобрил Фондброкер. - Приезжайте в июле ко мне на виллу. Я думаю, вам там понравится.
– Непременно понравится, - ответил за Дамкина Стрекозов.
– Мне весьма лестно иметь ваши автографы, - сказал мистер Фондброкер и достал уже знакомую книжку. - Купил на Кузнецком мосту. Всего два долларз!
– Два доллара! - простонал Дамкин. - Вот засада!
– Ты ему напиши что-нибудь про дружбу народов, - подсказала Зинаида. Американцы это любят.
– Книжку с вашими автографами он продаст в Америке за сто баксов! пошутил пьяный Сократов. - Это у них называется "сделать бизнес".
Дамкин поставил закорючку. Стрекозов подписал: "Американцу Джеку от русского Стрекозова".
– Большое спасибо, - мистер Фондброкер горячо пожал руки литераторам. - Не могли бы мы завтра пообедать в ресторане?
– Отчего ж не пообедать, - согласился Дамкин. - Только завтра у нас тут бардак будет, придется разбираться в квартире. Может, сегодня в ресторан сходим? Еще не поздно, можем успеть.
– Дамкин, - толкнула литератора Зина. - Он и так уже в задницу пьяный. Куда ему в ресторан?
– Молчи, женщина! - шепотом отозвался Стрекозов. - Когда еще удастся пожрать в валютном ресторане? Сейчас он пьяный, а завтра вдруг передумает?
– Я есть пьяный, как ты сказала, Анжела? В задницу? - Джек опять раскрыл блокнот. - Это надо внимательно записывать.
– Джек, - проникновенно сказал Дамкин. - Я тебе таких выражений на три блокнота наговорю. Пошли в ресторан.
– Хорошо, мы идем в ресторан! - покорно согласился Фондброкер и встал, едва не опрокинув стол. - Прощайте, друзья! Я очень любить ваша замечательная страна, в которой живет ваш замечательный народ!
– Совсем ужрался иностранец, - пояснил гостям Стрекозов. - Надо его проводить к такси, а то пристанут гопники.
– Вы уж тут без нас посидите немного, только не хулиганьте, - добавил Дамкин.
Литераторы подхватили мистера Фондброкера под руки и повели к выходу. Зинаида, захватив сумку клиента, последовала за ними. Друзья спустились вниз, и вскоре с улицы послышались пьяные вопли Фондброкера:
– Алло! Такси!
Гости продолжали пить водку. Шлезинский ухаживал за девушками редактора Однодневного, который печально курил на балконе, и за секретаршей литераторов. Карамелькин ел, тщательно выбирая самые калорийные, по его мнению, кусочки. Сократов, Дюша, доктор Сачков и одна из девушек затеяли преферанс. Остап с лошадиным лицом пил, как лошадь. На все это ласковыми глазами смотрел добрый художник Бронштейн. В его бритой голове медленно зрел замысел новой картины. Картина обещала быть удачной.
Глава следующая,
в которой литераторы посещают валютный ресторан
Посмотришь на русского человека острым глазком... Посмотрит он на тебя острым глазком... И все понятно. И не надо никаких слов. Вот чего нельзя с иностранцем.
В. Розанов "Уединенное"
Разумеется, до ресторана они поехали на такси. Ресторан находился на первом этаже гостиницы "Измайлово", где остановился Джек Фондброкер.
Литераторы со своим новоявленным американским другом и Зинаидой вышли из такси и поднялись по мраморным ступеням к роскошному, светящемуся неоновой рекламой входу.
– Для кого реклама? - размышлял Дамкин. - Для иностранцев? Так им кроме как сюда и пойти некуда, разве что ко мне на день рождения. Для русских? Так их и не пустят в такое заведение.
– Рылом не вышли, - горько подтвердил Стрекозов.
Джек Фондброкер под руку с Зиной, пыхтя, как паровоз, взошел, наконец-то, по ступенькам и важно проследовал в отворившиеся двери.
– Пошли, - бросил он литераторам, и те не заставили себя долго ждать.
Швейцар с бульдожьей физиономией наметанным глазом определил иностранца, приподнял фуражку и сладким голосом пропел:
– Добро пожаловать, гости дорогие!
И, пропустив американца с девушкой, закрыл своим телом вход в ресторан перед бедными Дамкиным и Стрекозовым, словно амбразуру вражеского дота.
– Куда!
– Что значит "куда"? - возмутился Дамкин. - Одни, значит, у вас "гости дорогие", а другие что же, "гости бедные"?
– Мы, может, есть немножко американ! - сказал Стрекозов, подделываясь под акцент мистера Фондброкера. - Мы есть хотеть кушать в ваш очень хороший ресторан.
Неизвестно откуда появился милиционер с киргизской, а может татарской, внешностью. Надвинув фуражку на самые брови, он хмуро спросил:
– Что такое? Хулиганы?
– Мы не хулиганы, - с достоинством ответил Дамкин. - Мы честные советские граждане.
– Пропустите! Это есть со мной! - послышался голос Джека из ресторанного холла. - Это есть мой советский друзья!
– Мы есть с ним, - подтвердил Стрекозов.
– Есть мы сюда пришли! - пояснил Дамкин.
– А! - швейцар и милиционер расступились. - Что ж вы сразу не сказали?
Дамкин и Стрекозов прошли в холл. Джек развалился в мягком меховом кресле, ожидая, пока его ненаглядная Анжелика причешется и накрасит губы перед огромным зеркалом.
– Глянь, Дамкин, - Стрекозов восхищенно обвел холл рукой. - Живут же некоторые! Товарищ милиционер!