Астуриас Мигель. Гватемала

трудом). Что тебе нужно? Скажи, что тебе нужно? Радуга, радуга лжи, тяжко
пораженье! (Голова его падает на землю.)
Гуакамайо (подходит к нему). Мне нужна стрела! (Опускается рядом с ним
и гладит его лапой.) Последняя стрела! Та самая стрела, аку-квак!
Чинчибирин дернулся. Гуакамайо отпрянул в страхе. Чинчибирин. Мой
лук... стрела... стрела... моя стрела... Гуакамайо. Твоя последняя стрела --
Яи!
Чинчибирин (с трудом, словно вспышка исчерпала его силы). Яи, желтый
цветок... как мо-и гла-за... со мной... как мо-и у-ши... со мной... как мо-и
но-ги... со мной... как мо-и ру-ки... Яи, желтый цветок! ( Кричит.)Яи!
(Пытается встать.) Моя слепая мать видела ее, и я ее видел слепыми глазами
матери... Яи! Цветок! Стрела! Я убью тобой Гуакамайо, теперь, в пучине
сумерек!
Оба молчат. Гуакамайо тяжело дышит и бьет клювом воздух, словно борется
с кем-то -- так бывает со старыми птицами, выживающими из ума. Появляется
Яи, молодая и прекрасная, в светло-желтом платье. Осторожно ступая среди
трупов, подходит к костру и говорит.
Яи. Те, кто слышал землю, ставшую землей в их слухе. Те, кто видел
землю, ставшую землей в их взгляде. Те, кто нюхал землю, ставшую землей в их
ноздрях. Те, кто вкушал ее, ставшую землей на губах и во рту...
Из груды тел слышится тихий, глухой голос.
Чинчибирин. Яи, Желтый Цветок...
Яи (удивилась, что кто-то зовет ее). После битвы по полю бродят
последние слова убитых. После битвы, после жизни, после пламени летят из
золы белые бабочки пепла...
Чинчибирин. Я и, Желтый Цветок!
Яи (испугалась, теряет напускную бодрость). Кто-то умер, шепча мое
имя... Быть может, Кукулькан? Ведь, кажется, с ним я обручена с детства?
(Всматривается в лица воинов.) Кукулькан! Кукулькан, повелитель Земли и
Неба, властелин Трехцветного дворца, подобного чертогу солнца...Утром он в
желтом, под вечер - в алом, а ночью он -- как голый, потому что окутан
тьмой... !
Чинчибирин. Яи, Желтый Цветок!
Яи (берет за крыло Гуакамайо, который как будто дремлет). А, это ты
меня звал! На что я тебе? Что тебе надо?
Гуакамайо (отбивается). Квак! Квак! Квак!
Яи. Хочешь внушить мне, обманщик, что меня зовут мертвые?
Гуакамайо (возмущен). Я и клюва не раскрыл!
Яи. Великая Зеркальная Слюнка умеет говорить, когда хочет, не раскрывая
клюва...
Гуакамайо. Квак! Квак! Квак!
Яи. Да, не раскрывая клюва. Сейчас, когда ты меня звал, твой голос
исходил из перьев. Я знаю, ты хотел, чтоб я ушла от пламени войны, не
оставляющего пепла. Ты его клевал, а потушить не мог, и скоро оно станет
желтым плодом заката.
Чинчибирин. Яи, Желтый Цветок!
Яи. Говори как следует! На что тебе клюв дан? Меня прямо в дрожь
бросает, когда я слышу, как голос исходит из перьев...
Гуакамайо. Аку-квак, ты знаешь его, он звал тебя на тропах снов!
Яи. И теперь зовет!.. (Она закрыла лицо руками и не видит Чинчибирина.)
Чинчибирин. Я и!
Яи. Меня позвал мертвый! Ты слышал? Мертвый сказал: "Яи". Слышишь,
Отблеск Цветных Осколков, меня мертвый позвал?
Гуакамайо. Он назвал ту, что говорила с пламенем.
Яи. Я говорила с пламенем!
Гуакамайо. Ты говорила пламени последнее слово, аку-квак: этой ночью
Желтый Цветок разделит ложе с Кукульканом!
Яи (кивает, подтверждая его слова). Клянусь судьбой и жизнью, это так.
Гуакамайо. Квак и аку-квак!
Яи. В Краю Изобилья отец и мать обещали меня, цветок, Великому
Кукулькану, и потому и в доме их, и в поле все шло хорошо. Пять раз
разверзалось лоно матери, а когда выбрали меня, лоно закрылось навеки.
Гуакамайо (покровительственно). Квак, аку-квак! Когдаты рождалась, Яи,
раковина о двух створках выпустила на волю слово.
Яи. Не понимаю, о чем ты! Как все страшно... Когда я говорила с огнем,
меня позвал мертвый, и это не был Кукулькан.
Гуакамайо. Да уж, не Кукулькан, квак аку-квак! Повелитель Земли и Неба
ждет тебя сегодня ночью!..
Яи. Он будет мне мужем?
Гуакамайо. На одну ночь, о Желтый Цветок, жена Кукулькана До зари!
Яи. Клянусь судьбой и жизнью, не надо так говорить!
Гуакамайо. Желтый цветок, жена Кукулькана до зари!
Яи. Почему до зари?
Гуакамайо. Потому что любовь не длиннее одной ночи!
Яи. А завтра?
Гуакамайо. Вот, квак-аку-квак! Для той, кто делит ночь с Солнцем,
Солнце не всходит! Тебя оторвут от ложа еще до зари.
Яи. Клянусь судьбой и жизнью, я стану утренней звездочкой, ты это
хочешь сказать?
Гуакамайо. Вот, квак-аку-квак, как ты вцепилась в свою выдумку! Руки
рек оторвут тебя от ложа и бросят в сундук гигантов.
Яи. Я помчусь по реке пирогой, груженной маисом желанья. Так говорил
Повелитель. Я пронесусь по рекам, переплыву озера и отдам мою сладость морю.
Видишь, как я держусь за выдумку!
Гуакамайо. Да, крепко держишься. Послушай-ка лучше моих желтых перьев!
Они тебе мигом скажут, что делать, чтобы на ложе Кукулькана тебя не сменила
другая... Яи. Другая?
Гуакамайо. Другая.
Яи. Другая?
Гуакамайо. Что ты удивилась? Любовь Кукулькана -- призрачна, как все в
его дворце.
Яи и Гуакамайо отходят в сторону, тихо беседуя. Она -- глубоко
задумалась, он -- мягок и вкрадчив. Чинчибирин старается проснуться, отгоняя
свой сон -- Яи и Гуакамайо, и говорит про себя.
Чинчибирин. Радуга Лжи поймала Стрелу, а я-- стрелок из лука... Клянусь
судьбой и жизнью, Желтая Стрела будет последней, если Яи поверит обману.
Желтый Цветок, не слушай, не следуй его советам, я знал тебя в Краю
Изобилья, когда ты была водою, а я тебя пил, и тенью леса, где я спал, и
глиной раскаленной сковороды, на которой пеклись лепешки! Эти лепешки были
звезды, они светили нам с тобой и в доме, и на дорогах... (Умолкает и снова
стоит, не шевелясь.)
Гуакамайо. Квак, квак, квак. аку-квак, квак!
Яи (весело и шаловливо бежит за сердитым Гуакамайо). А почему мне не
послушать эту птицу? Слюнка, пожалей, а то я затоскую, как вспаханная черная
земля! Злой ты все-таки. Я многое бы вынесла, только не "другую"!
Гуакамайо. Да, хорошо бы ты одна, а то вот -- другая...
Я и понемногу становится серьезней -- ее беспокоит то. о чем он
говорит.
Чинчибирин. Яи, Желтый Цветок, не слушай его наветов! Он хочет
разрушить Трехцветный чертог и говорит, что все нам только кажется и ничего
нет, кроме Кукулькана, который идет от утра к полудню, от полудня к ночи, от
ночи к утру...
Яи не слышит его. а попугай слышит.

Гуакамайо (идет к Чинчибирину). Квак! Квак! Квак!
Яи. Ты беседуешь с мертвым?
Гуакамайо. Да, с тобой, например!
Яи. Ой, мне страшно!
Гуакамайо и Яи беседуют, но слов не слышно, только по движеньям можно
понять, что он ее уговаривает.

Чинчибирин. Яи, Желтый Цветок, не ложись стрелой на радугу лжи! Он сам
сказал мне: Яи -- стрела, ты -- лучник, я -- радуга. Не обольщайся его
опереньем и цветистой речью! Обман остается обманом и в драгоценном уборе. Я
чувствую, тают мои зеркала под кровом сосновых веток!
Яи (к Гуакамайо). Хорошо, говори, только я не обещаю тебя слушаться.
Гуакамайо. Дело твое.
Яи. Да, мое, клянусь судьбой и жизнью...
Гуакамайо. Клянусь алмазами твоих пальцев, ты нравишься мне больше их
всех! На моих зеркальных перьях сверкают серебряные гниды. Я утомил тебя
болтовней, но молчать не могу; болтлив, как женщина,-- слово в оболочке
слов.
Яи. Ты меня измучил! Ты проел мне голову изнутри, как воспоминанье. Я
не могу забытьтвоихслов, они впились изнутри, как память! Гниду или вошь
можно снять, бросить, убить, раздавить... а память -- в ней кишат, как вши,
черные слова: "другая, другая, другая!" (Хочет наступить ему на лапу, он ее
отдергивает.)
Гуакамайо. Квак-квак-кварак-квак! Квак-квак-ква-рак-квак!
Яи. Я тебе покажу кварак! Зачем говорил про другую? Да, не про других,
про другую -- мне что много, что одна! Зачем говорил, что мой жених --
отраженье в зеркале ночи, будет только тенью в миг любви? (Плачет.)
Гуакамайо (фальшиво вздыхает). Нет. подумать только!Ты вдыхаешь его
запах, ты пришила его к душе иглой глаз, грубой нитью дыханья, а он --
просто образ в черном зеркале!
Яи. Молчи, пожиратель тарантулов!
Гуакамайо. Ты отдаешь ему жизнь, а он -- обман твоих чувств, и с тобой
он будет одну ночь, только одну, аку-квак, а как займется заря, псе мнимое
исчезнет!
Яи. Из чьей это шкуры скроен твой вредный язык?
Гуакамайо. Из шкуры ящериц, дубленной в слезах и в буре. Из шкуры
ящерицы с алмазной спинкой. Ты его обнимаешь, Яи. а любовь его -- призрак...
Яи. Любовь длится вечно!
Гуакамайо. Вечно-то вечно, только не в Трехцветном чертоге. Там, во
дворце наважденья, все исчезает, уходит...
Яи. Ты отверз мне уши каменным клювом и вложил туда не алмазы, а слова
обмана! Ведь ты говоришь, что любовь -- наважденье...
Гуакамайо. Ах ты, аку-квак! Говорю тебе: ночью ты будешь любить
призрак, игру зеркал, игру слов, игру чувств, пролившихся в истинный мир,
который хуже твоей выдумки.
Яи. Ты меня проглотил, я -- в твоем пестром зобу! Я -- в дырявом
кувшине, круглом, как сердце... Свет сочится сквозь звезды, а биенья не
слышно -- только что-то мелькают вдалеке... Я должна соединить это
мельканье -- образ моего супруга -- с его телом...
Гуакамайо. Ты должна избежать смерти, которая ждет тебя на его ложе.
Яи. Скажи мне...
Гуакамайо. В твоих руках...
Яи (смотрит на свои руки). В моих руках?
Гуакамайо. В твоих руках.
Яи. Я должна его задушить? (Сжимает руки, словно душит кого-то.)
Побороть черного змея?
Гуакамайо. Побороть отраженье...
Яи. Как можно одолеть отраженье руками?
Гуакамайо. Разожми ладони!
Яи разжимает.
Подставь их под мое дыханье, под мою Слюну и слова...
Яи (подставляет и тут же отдергивает). Ты сжег мне руки дыханьем,
огненная птица! Сжег, как крапива! (Сжимает руки, дрожит.) Ой, что ты
сделал... как жжет... (Чуть не плачет, дует на руки.) О-ой! (Кричит.) Они --
как зеркало! (Боль прошла, но Яи хочет снять зеркала, как перчатки.) Два
зеркала! Я в них смотрюсь! (Смотрится.) В это и в это! И в это, и в это... И
вот в это... и вот в это... И тут -- я, и тут... и тут тоже... (Мечется,
хохочет, трясется, как одержимая, глядясь то в одну руку, то в другую, и все
хохочет, хохочет...)

Вторая черная сцена
Черный занавес цвета ночи, волшебного цвета дачи. Под ним -- пустое
ложе Кукулькана, шкуры ягуаров и пум, которые кажутся спящими живыми
зверями.
Бородатая черепаха. Сок, текущий по сплетенью корней, на котором бдит
любовь! Медленный полет прекрасной птицы! Не давай мне мудрость, дай чары!
Не давай крыльев, дай то, что осталось от их движенья!
Черепахи. Не давай любви, дай мне чары! Не давай сока, дай то, что
осталось от его движенья!
Бахромчатая черепаха. За реками бдит любовь, боги бдят за звездной
решеткой! Не давай мудрости, дай чары! Не давай крови, дай то. что осталось
от ее движенья!
Черепахи. Не давай любви, дай мне чары! Не давай крови, дай то, что
осталось от ее движенья!
Бахромчатая черепаха. За решеткой ресниц бдит любовь! Дымный след
звезды, гордый рак -- стрелец, освещающий небо! Не давай мудрости, дай чары!
Не давай сна, дай то, что осталось от его движения?
Черепахи. Не давай любви, дай мне чары! Не давай сна, дай то, что
осталось от его движенья!
Слышен торжествующий, долгий смех Яи и раздраженный голос Гуакамайо.
Черепахи исчезают, уползают раньше, чем те вошли. Яи одета в туман, перед
ней -- мокрый Гуакамайо.
Яи. Ха-ха-ха-ха!.. Ха-ха-ха-ха!
Гуакамайо (прихрамывает, стряхивает воду с крыльев). Кварак-квак,
кварак-квак-квак!
Яи. Ха-ха-ха-ха!.. Ха-ха-ха-ха!.. Ха-ха-ха-ха!
Гуакамайо. Ох, зачем ты меня облила!
Яи. Я увидела костер красных перьев... ха-ха-ха-ха. За мною гнался
огненный шар... ха-ха-ха-ха!
Гуакамайо. Иногда кажется, что я обжигаю, а я ни-ни-ни-ни-когда никого
не обжег! Ох, я заикаюсь!
Яи. Я не нарочно. Мне показалось, если я погашу пламя, погаснут эти
зеркала, и... (Показывает, как плеснула водой.) Ха-ха-ха-ха!..
Гуакамайо. А мне показалось, что твои ладони брызнули светом мне в
лицо...
Яи. Ха-ха-ха-ха!
Гуакамайо. Я услышал свист, как будто летят осколки, и понял, что это
-- не отсветы...
177
Гуакамайо. Теперь под твоим дыханьйамя дыханием и слюна моя, и мое
СЛОВО...
Яи. Теперь -- иди...
Гуакамайо. Нет, Желтый Цветок, сперва я скажу тебе, что ты должна
сделать, чтобы спасти мир от лживой цепочки дней и ночей, не ведущих никуда.
Яи. Ты думаешь, никуда?
Гуакамайо. Дни и ночи никуда не ведут, не ведут, не ведут! Их
выдумали боги, опившиеся смрадной птичьей кровью, немые боги,
которые швыряют чародеям острые серпы своих ногтей, чтобы
: царапать людей, украшать их татуировкой, оплетать сучьями струпьев,
старых шрамов...
Яи. Помню! Я слышала во сне: "... я знал тебя в Краю Изобилья, когда ты
была водою, а я тебя пил, и тенью леса, где я спал, и глиной раскаленной
сковороды, на которой трепетали лепешки..."
Гуакамайо (чихает). Туманом сморкаюсь!..
Яи. Я помню, он говорил во сне: "Моя слепая мать видела ее, и я видел
ее слепыми глазами матери".
Гуакамайо. Ты помнишь Желтого Воина...
Яи. Да, Кукулькана, я буду его женой до самой зари.
Гуакамайо. Нет. (Чихает.) В игру вошел другой... Он любит тебя за цепью
дней и ночей, никуда не ведущих. Любит, не зная, потому что помнит цветком в
Краю Изобилья.
Яи. Мы, женщины, днем -- цветы, а ночью -- женщины. Наверное, Желтый
Воин видел меня желтым цветком.
Гуакамайо. И все. что с нами случается...
Яи. Даже твой насморк!
Гуакамайо. Насморк и все прочее -- знаки судьбы. Этой ночью ты должна
убежать от Кукулькана к Воину, который тебя носит в сердце. Он увидел тебя
когда-то слепыми глазами своей матери. В чью честь, если не в твою, он
назвал себя желтым?
Яи. А он сильный?
Гуакамайо. Как-то раз он лег в реку, подставил спину женщинам, чтобы
они на ней стирали, и они стирали сто дней, а он не двинулся, пока не пришла
ты сполоснуть рубаху в синих, цвета грозы, цветах.
Яи. Теперь я понимаю, почему мне казалось тогда, что ноги мои уходят в
реку и как-то дрожат, словно идут пузырями, а чресла мои гладит воздух,
вода, дымящиеся травы и огромные каменные руки.
Гуакамайо. Желтый Воин носит тебя в сердце!
Яи. Я бросила то, что стирала -- не помню, правда ли это была i рубаха
в синих цветах, и присела на берегу, и от новой сладкой тоски отвердела моя
грудь, ослабли ноги, волосы взмокли, а губы... Кто знает, какая она,
истинная любовь. Гуакамайо. Аку-кнак. время не ждет!
Яи. Он носит меня в сердце?
Гуакамайо. Да, Желтый Цветок, он носит тебя в сердце.
Яи. Скажи, что мне делать. Как его зовут?
Гуакамайо. Чинчибирин...
Яи. Под пеленой дыханья скрыто на моих ладонях зеркало твоих слов.
Гуакамайо. Храни мои зеркала под жарким и благоуханным дыханьем женских
уст...
Яи. Под пленкой обмана, аку-квак...
Гуакамайо. Ты -- женщина, слово под пленкой слов, обман под пеленой
обмана, и потому хочешь спасти свою мечту.
Яи. Думай за меня! Я могу теперь думать лишь о том, что сделать с
Кукульканом, владыкой Земли и Неба, чья любовь длится до зари. Он будет
спать, когда меня оторвут от ложа и бросят в сундук гигантов.
Гуакамайо. Я передал тебе мою ненависть к тирану и себялюбцу,
властелину Трехцветного чертога, в котором мы идем от утра к ночи, от ночи к
утру и к ночи, чтобы убить время.
Яи. Скажи, что делать! Воин носит меня в сердце.
Гуакамайо. Скоро придет Кукулькан и вдохнет твой запах, когда ты,
Желтый Цветок, склонишься перед ним. Запах женщины опьяняет мужчину, и он
повлечет тебя на ложе. Тогда, Желтый Цветок, гладь его по голове, пока она
не засверкает, как зеркало.
Вдалеке -- звуки флейт и окарин. Яи и Гуакамайо отступают назад. Все
ближе музыка и радостные крики.
Яи. Я должна втереть в его волосы твою зеркальную слюнку... Гуакамайо
(уходя). И говорить при этом колдовские слова...
Оба уходят. Входит Кукулькан; снимает маску, бросает колчан, ходули и
красные украшенья. Повторяется то. что мы видели в Первой черной сцене:
женщины облачают и украшают его, старухи подносят напитки, еду, воскуряют
копал, девушки танцуют танец цветущей изгороди. Наконец он остается один.
Входит Яи, опускается на колени.

Яи. О, господин, мой господин, великий господин!
Кукулькан приближается к ней, поднимает ее и вдыхает ее запах.
(Про себя.) Иглы глаз пронзили мне волосы, словно самое его нутро ищет,
щекоча кожу, мои мысли.
Кукулькан. Ты пахнешь кружевом, которым вода счастья орошает берега
моих зубов! От пят до самого лба бьется во мне лестница, по которой мы
поднимаемся вместе к ветвям, где растут плоды, и цветы, и семена, пять
семечек пяти чувств!
Яи. И слова твои, и твердые зубы -- древни и стары! Горе той, чей
возлюбленный не старше ее на тысячу лет. как дивный дуб! Мои предки еще не
жил и, а ты даровал тень. Наверное, ты любишь меня ясно, глубоко и тихо, как
воды, и я -- в тебе и тут, вне тебя.
Кукулькан. Ты -- моя, и суть твоя, и образ. (Обнимает ее и ведет к
ложу.)
Яи. О, переходящий от утра к ночи, от ночи -- к утру!
Кукулькан. Ты -- моя, и я -- твой, образом и сутью.
Яи. Я -- настоящая, а ты -- только образ, это меня и печалит. Истинная
любовь не такая. (Они садятся на край ложа.) Как подумаю, что со мной только
твой образ, а не ты, меня дрожь пробирает.
Кукулькан. Знай же. Капелька Пота с желтыми Шипами: свет твой идет ко
мне из такой сладостной дали, что мне кажется, будто разбился вдребезги
круг, на котором в небе жарят лепешки...
Яи. Значит, мой повелитель доволен моей сладостной далью с желтыми
шипами! Скажи, когда луна вернется...
Кукулькан.... а куски его упали в гордое сердце воина...
Яи.... она будет круглая или нет?
Кукулькан. Если Воин умеет составлять круги из осколков. Нелегко
пригнать все как следует, чтоб луна была совсем круглой. Это сказка...
Яи. Значит, неправда, что Воин...
Кукулькан. Яи, живое сердце всего, что есть хорошего на свете!
Яи. Значит, неправду говорят, что Желтый Воин носит луну в сердце?
Кукулькан. Это сказка...
Яи (оживленно). Как все у тебя, в круглом Трехцветном чертоге! В
чертоге Солнца все сказка, все ложь, никакой нет правды, кроме того, кто
ведет нас от утра к ночи, от ночи -- к утру...
Словно сраженный ее словами, Кукулькан кладет голову ей на колени, а
она гладит его рыжую гриву.
Скажи мне, повелитель Земли и Неба, куда ведут дни и ночи, ночи и дни?
Никуда. Нам просто кажется из-за них, что все движется, а по правде все
неподвижно, движешься только ты. Нам кажется, что есть жизнь, а жизнь -- это
призрак, и тот не наш, потому что мы сами -- чьи-то сны и принадлежим тем,
кому снимся. Мы сны!
Волосы Кукулькана светятся, как светлячок.
Я хотела бы знать, кто видит меня но сне
Кукулькан. Любовь, говорящая в моих объятьях, ты снишься мне!
Яи. Кому б я ни снилась, проснись! Я хочу сейчас же, сейчас уйти из
существованья, из этого обмана чувств!
Кукулькан. Любовь, говорящая в моих объятьях, если ты снишься не мне,
пусть тот. кому ты снишься, спит, пока ты со мной!
Яи. Ах. повелитель, тот, в ком я жива, как в самой себе, проснется еще
до зари!
Кукулькан. Ты жива в моем сне и в моих объятьях!
Яи. Что ж, еще до зари кончится сон твоей любви, в котором живу я --
твое созданье, созданное тобой, твоим сном, и тьма скроет память о Капельке
Пота с Желтыми Шипами.
Кукулькан. Я не совсем понимаю твои речи. У них странный привкус,
словно самоцветы, укоряя меня, стали каплями меда. Я прилип к тебе, как
прилипла бы муха к светлым и сладким изумрудам, и плечи твои -- сахарный
жемчуг, а гладя твои бедра, я поднимаюсь по рубинам битвы в обитель
созвездий, и руки твои -- луга из нефрита, а ладони, словно гнезда, круглые,
как твои голубые груди...
Яи. Я хочу уйти из жизни еще до зари! Если тебе снится, что ты любишь
меня, -- проснись, я не хочу быть ложью!
Пауза.
Зачем ты питаешь смерть? Зачем ты не разделишь своих чувств, Кукулькан?
Кукулькан (встает, смеется, и зубы сверкают зеленоватым блеском). Я --
как солнце! Как солнце! Как солнце!
Яи (видит в удивленье, что волосы его сверкают, а ее ладони чисты;
встает и говорит, волнуясь). Для Желтого Цветка ты больше, чем Солнце, ты --
солнцеворот.
Кукулькан (услыхав это слово, начинает кружиться, как дервиш). Я не
солнце, я -- солнцеворот.
Кто был раньше, подсолнечник иль сон?
(кружится в другую сторону) Кукулькан и утром и днем --
Си НИИ круг. ЗОЛОТОЙ ободок. Кукулькаи
(кружится)
Я -- ПОДСОЛНСЧНИК И СОЛНЦевОрОТ, Образ СОЛНЦа И солнечный СОН.
Як
(кружится в другую сторону) Я морская звезда и цветок, Иглы тычет в
меня дикобраз,
Кукулькан

Многоцветный играет светляк,
Рассыпается огнем солнцеворот.

(кружится в другую сторону) А у радуги семь голосов, Рассыпается огнем
Кукулькан.
Кукулькан (кружится)
И опять, и опять солнцеворот, Сон и солнце, и солнцеворот.
Яи (пока он еще вертится). Скажи, я для тебя цветок или ко-
либри?

Кукулькан
(кружится)
Ты колибри, ты и цветок! Я не помню, какой же ты цветок?
Яи
(кружится в другую сторону) Я совсем не цветок, я просто сад, Призрак
сада, где растет звезда.
Кукулькан
(кружится) Ты колибри, ты и цветок, И цветок, и колибри-медосос,
Светомельничка, мелющая мед, Медоптица и медоцветок.
Яи
(кружится в другую сторону) Тверда, как сосулька, любовь, На усиках
мотыльков, Сосущих медвяный сок, Когда запоет медосос.
Кукулькан
(кружится)
И опять медо-медо-медосос, Мед, медосос и цветок!
: Яи (вертится в объятьях Кукулькана). Раздели свои чувства, Кукулькан!
Дождь струится с твоих волос... Отдай по чувству каждой стране света! Все
озера -- твои, и руки мои -- твои, озера без тумана, руки без покрова лжи.
Кукулькан. Кровь моя стонет, как горлица. Я гляжу на север, вглядываюсь
в север, хочу увидеть сонную воду сквозь ресницы сосен -- и проснуться.
Яи. Сон и солнце, и солнцеворот!
Кукулькан. Кровь моя -- птица, и кожа моя -- голубая, потому что она
летит во мне. Я слушаю юг, вслушиваюсь в юг, чтобы сквозь скалы, сквозь
земные кости кто-нибудь собрал отзвуки весенней бури!
Яи. Образ солнца и солнечный сон!
Кукулькан. Я нюхаю восток, внюхиваюсь в восток, чтобы гриву дождя
пронзила игла взгляда и нитка дыханья!
Яи. Кто был раньше, подсолнух или сон?
Кукулькан. Я пробую запад, я смакую запад языком, губами, деснами,
слюной, небом и словом!
Яи. А что ты осязаешь?
Кукулькан. Весну! Я трогаю весну и осязаю. Я -- рубиновый фанат в
золотой кожуре, а пальцы мои -- весенние изумруды. Весна -- это золото и
небо!
Полная темнота. Все звуки тонут в оглушительном громе. Потом медленно
занимается свет. Яи и Кукулькан исчезли. Белый Барабанщик бьет в барабан; у
ног его -- черепахи, над головой колибри. Спускается облачко Бабки
Заплатницы. Все бегут к ней, чтобы ее раскутать. Черепаха Барбара берет ее
на руки. Все очень ей рады.
Белый Барабанщик. И мудра же ты, Бабушка Заплатница! Твои старые
твердые ногти залечили безумство, царапнувшее кожу Кукулькана. Оно только
царапнуло кожу, опалило перья -- а тучи прямо взбесились! (Бьет в барабан.)
Колибри пляшут и поют про подсолнечник и сон, солнцеворот и солнце, без
склада, как попало.
И мудра же ты, Бабушка Заплатница! Мир исчез бы еще до зари, если б не
твоя игла из зеленого магнита, чье ушко -- пространство. Нить твоя -- твой
волос, короткий и острый, как кремень, которым ты защищаешь все доброе, о,
Бабка всех Бабок!
Грохочет барабан, пляшут птицы и кружатся, твердя все те же строки.

Третья желтая сцена
И мудра же ты, Бабушка Заплатнмца! По милости тиоей иголки мир
останется и здесь, и к зеркале, и в женщинах, и в мужчинах, и в птицах-
гуакамайо. У каждого -- свой мир, а в зеркале сна -- все вместе. Только
женщина больше не сможет любить, как мужчина. Она любила так, пока не
слышала Гуакамайо. А теперь зола Ку-кулькановых перьев упала ей в сердце, и
она всегда будет сходить с ума от любви, страсть родит ее, страсть и
вскормит, страсть и отравит. А женские руки будут заражать мужчин безумьем,
как заразили бы они Кукулькана, если бы не ты.
Бородатая черепаха (держит Бабку). Бабушка, не слушай ты его, он не
любит женщин! Яи зажгла розу в гриве солнца -- вот и все!
Белый Барабанщик весело бьет в барабан. Колибри пляшут, кружатся и
поют.

Желтый занавес цвета зари, волшебного желтого цвета. Появляется
Чин-чибирин в желтой одежде и желтой маске, с желтым луком и желтой стрелой.
Он скачет и кричит.
Чинчибирин. Яи! Яи! Яи!
Гуакамайо (его не видно). Квак-квак-квак-квак! Ха-ха-ха-ха!
Квак-квак-квак-квак! Ха-ха-ха-ха!
Чинчибирин (ищет Яи). Желтый Цветок! Яи! Яи! Яи! Желтый Цветок! Я и!
Гуакамайо (его не видно). Квак-квак-квак-квак! Ха-ха-ха-ха!
Квак-квак-квак-квак! Ха-ха-ха-ха! .
Третья красная сцена
Красный занавес цвета заката, волшебного цвета заката. Появляется
Чинчибирин в желтой одежде и желтой маске, с желтым луком и желтой стрелой.
Он скачет легко, как пламя, почти не касаясь земли.
Чинчибирин (кричит). Яи! Яи! Яи!
Гуакамайо (его не видно). Квак! Квак! Квак! Квак! Ха-ха-ха-ха!
Квак-квак-квак-квак! Ха-ха-ха-ха!
Чинчибирин (ищет Яи). Желтый Цветок! Яи! Яи! Яи! Желтый Цветок! Я и!
Гуакамайо (его не видно). Квак-квак-квак-квак! Ха-ха-ха-ха!
Квак-квак-квак-квак! Ха-ха-ха-ха!


Яи. Это была вода, ха-ха-ха!.
Гуакамайо. Смотрю -- а я весь мокрый...
Яи. Прости, я знаю только то, что видела: костер, пожар, пламя...
желтое пламя, красное... и синее, а посредине ты, как будто над вулканом...
Гуакамайо (помолчал; потом, печально). Вот схвачу насморк, кто меня
вылечит?
Яи. Ха-ха-ха! Я и вылечу, когда гусеница из ноздри полезет!
Гуакамайо. Аку-квак хочет украсить свой наряд крыльями мотыльков. У
нас, у Гуакамайо, из ноздрей лезут волшебные гусеницы, которые позже
превращаются к бабочек.
Яи. И слепящие светлячки родятся из ваших ноздрей.
Гуакамайо. Да, они тоже. А зеркала твоих ладоней не клейкая слизь
светлячка, но дыханье пламени. Они помогут спасти твой мир, твой сон, твой
луг, твой пот и трепет.