Соорудили шалаши. Развели в шалашах небольшие костерки. В такую непогоду фашистские стервятники вряд ли что рассмотрят. В отряд Озмителя послали связных и предупредили их о карателях...
   Стремясь не раскрыть место дислокации нового лагеря, решили выходить и возвращаться в него только по дну потока.
   Бой на Березине
   Поздно вечером этого же дня "маяк", оставленный нами в старом лагере, привел на новую базу Бориса Галушкина, Ивана Мокропуло, Георгия Иванова и Николая Ананьева. От усталости и голода ребята едва держались на ногах. Галушкин рассказал о том, что с ними произошло.
   К месту, где отряд оставил часть груза, они подошли вечером 8 апреля. Ночью зашли в деревню Могильня. В ближайшем к лесу доме долго не откликались на стук. Ребята уже собрались уходить от неприветливого дома, но вдруг дверь отворилась и на пороге показался толстый бородатый мужик (оказалось, староста!). Он долго "не понимал", что от него хотят. Пошли по деревне. Жители охотно отдавали все, чем богаты. Затем запрягли шесть саней, потому что на волокушах в такую распутицу доставить груз в отряд было невозможно. Ребята горячо поблагодарили жителей за помощь.
   В обратный путь группа двинулась только во втором часу ночи 9 апреля. До рассвета прошли лишь около четырех километров. Утро застигло омсбоновцев в открытом поле. День отсиделись в просторном овине. В ночь на 10 апреля отправились дальше. Часа в три ночи подошли к Березине. Перебраться по-пластунски, используя наш опыт, не удалось - льда на реке уже не было. Вместо моста торчали обгоревшие концы свай. Решили переправиться против деревни Протасово на плоту. Разобрали бревенчатый сарай, стоявший на берегу. К семи утра плот был готов. Галушкин поручил Крылову и Лобову опробовать его.
   В этот момент и раздались выстрелы. "Предательство!.. Это староста!" с горечью подумал Борис и приказал:
   - Груз в реку!.. Быстро!
   Галушкин оказался прав. Позднее удалось установить, что их предал староста деревни Могильня. Верхом на лошади он добрался до города Рудня и предупредил оккупантов.
   Укрывшись за скатом высокого берега, часть ребят принялась разгружать подводы и сбрасывать груз в воду. Их прикрывали огнем из автоматов Иванов и Мокропуло. Крылов и Лобов добрались на плоту до противоположного берега, залегли и тут же вступили в перестрелку. Омсбоновцы благополучно форсировали Березину. Тем временем фашисты приблизились почти к самому берегу и открыли интенсивный огонь. Лобов был убит. Крылов ранен. Он медленно, волоча ногу, полз к основной группе омсбоновцев.
   Стреляя по фашистам, Галушкин успел заметить, что Володя Крылов вдруг сел, размахнулся... Взрыв! Крылов бросил вторую гранату. Снова взрыв! Дальше ползти Крылов, видимо, уже не мог. Он сидел, неловко склонившись на бок, бил в немцев короткими очередями из автомата. Фашисты отхлынули и двинулись в обход.
   - Борис!.. Они вас обходят!... - закричал Крылов.
   Пулей наповал сразило Купина. Четверо оставшихся в живых партизан залегли в перелеске и открыли огонь по врагам, надеясь, что Крылов доползет до них. Новее реже и реже слышались выстрелы его автомата, а вскоре он замолчал совсем.
   Шесть долгих часов отбивались от наседавших врагов, вели огонь одиночными выстрелами, экономя патроны, и только по видимым целям. Каратели пытались отрезать наших от леса, но всякий раз четверка омсбоновцев заставляла врагов отступить. Опустившаяся на землю сырая ночь помогла галушкинцам наконец оторваться от противника. Борис еще двое суток водил ребят по лесу, запутывая следы, все дальше отрываясь от преследователей...
   Прежде чем информировать Москву обо всем, что произошло, мы решили провести открытое партийно-комсомольское собрание, на котором обсудить вопрос "О дальнейшей боевой работе отряда".
   ...С раннего утра ребята приводили себя в порядок: мылись, брились, чистили оружие, латали одежду, О чем-то тихо переговаривались. После завтрака собрались под навесом. Курили, разговаривали, спорили. Но не слышалось обычных шуток, веселого смеха. Все были серьезны, думали о погибших товарищах. У костра сидели Борис Галушкин, Иван Мокропуло, Георгий Иванов, Николай Ананьев - четверка, что вела неравный бой на Березине. Видя их, я невольно представил рядом с ними погибших. Володю Крылова. Лукавые глаза его щурились от дыма. Обветренные губы кривились в хитрой усмешке. Он смотрел на Бориса. Слышал назидательный голос Миши Лобова, поучавший меня, как лучше устоять на лыжах за его спиной. Володя Кунин тянул руки к пламени, хмурил светлые брови, с интересом слушал горячий спор товарищей...
   Началось собрание.
   Первым слово взял Бажанов. Он внимательно осмотрел собравшихся, приветливо кивнул. Остановил взгляд на четверке.
   - Вот, товарищи, мы и собрались наконец все вместе! - сказал командир отряда. И добавил осевшим голосом: - Кроме тех, кто не вернулся с боевых заданий... Почтим их память минутой молчания. - Все встали, сняли головные уборы, опустили головы... - Садитесь... Мы не забудем их. Лучшей памятью о погибших товарищах будет успешная боевая деятельность отряда!.. Теперь о дальнейшей работе. Я считаю, что сделано нами уже немало. Но как будет дальше, не знаю. Обстановка резко изменилась: о нашем приходе сюда стало известно противнику. Кто же в этом виноват? Конечно, сыграли здесь свою роль объективные причины, но с нас вины никто не снимает. Как бы то ни было, а работать нам после этого станет гораздо труднее и опаснее. Тем не менее мы будем бить оккупантов, уничтожать их боевую технику всеми имеющимися у нас средствами! Для этого объединим наши усилия, мобилизуем возможности. Необходимо также повысить бдительность при встречах с местным населением, среди которого могут оказаться скрытые наши враги - агенты гестаповцев.
   Бажанов сел на бревно, лежавшее у костра, достал кисет. Руки его подрагивали: тяжело переживал командир отряда новые потери.
   - Конечно, и сами виноваты.
   - Надо не забывать, где находимся и с кем разговариваем.
   - Большинство из нас второй раз в глубоком тылу врага, а ведем себя иногда словно в студенческом общежитии.
   - Точно. Чего уж там! - слышались осуждающие голоса.
   Все были согласны с тем, о чем говорил командир отряда.
   Затем слово попросил Галушкин. Он встал, снял шапку, оглядел собрание.
   - Товарищи! - начал замкомандира отряда. - Ребята, вы давно и хорошо знаете меня. Не раз мы были вместе на боевых заданиях. Я заверяю вас: мы сделали все, что было в наших силах, что зависело от нас... На нашем пути попался один из тех иуд, о которых говорил командир отряда.
   Я обещаю все силы, которые есть еще во мне, всю ненависть к немецко-фашистский захватчикам, которая сжимает мое сердце и бурлит в моей крови, целиком отдать на то, чтобы отомстить за погибших товарищей! Чтобы приблизить день нашей победы над гитлеризмом! Чтобы на советской земле не осталось ни одного немецко-фашистского захватчика. - Он помолчал немного, глубоко вздохнул. - Товарищи, я прошу собрание принять меня в партию!.. Хочу продолжать борьбу с оккупантами коммунистом!
   Выступление заместителя командира отряда всколыхнуло ребят. Они давали обещание сражаться с гитлеровцами, не щадя ни сил, ни жизни!
   Комсомолец Иван Рогожин попросил принять его в ряды большевистской партии. Следом за ним так же поступили Иван Домашнев, Алексей Моргунов, Богдан Дубенский и другие омсбоновцы...
   После собрания на Большую землю была отправлена радиограмма с отчетом о проделанной работе. Сообщили о встрече с отрядом лейтенанта Озмителя и с местными партизанами.
   Информируя о фактическом положении своего отряда, мы просили командование оказать нам помощь боеприпасами, продовольствием. Высказали крепкую уверенность в своей готовности продолжать боевую работу.
   16 апреля получили ответ из Москвы.
   Центр просил передать координаты площадки, на которую они могли бы сбросить нам с самолета грузы, и указать наши сигналы. О времени вылета к нам самолета обещали сообщить дополнительно.
   "Подарок" фюреру
   На вторую ночь пребывания в новом лагере четыре группы по три человека ушли на разведку в ближайшие деревни.
   Группа Моргунова, побывавшая в деревне Шарино, узнала, что каратели после нападения на наш лагерь принесли одного убитого и одного тяжело раненного солдата. На нескольких немцах крестьяне видели марлевые повязки.
   Жители деревень Ольша и Кисели рассказали разведчикам, что в бою с партизанами на переправе через Березину гитлеровцы потеряли семь человек убитыми и ранеными. Кроме того, были убиты пять полицейских.
   Разведгруппы принесли картофель, зерно, а главное - соль, которая у нас уже кончилась. Этими продуктами надеялись прохарчиться несколько дней и подготовиться к новым диверсиям.
   Ночью 18 апреля услышали грохот мощного взрыва. Засекли направление. Я проверил запись в блокноте. Оказалось, что в той стороне, в трех километрах восточнее деревни Шаховцы, стояла одна из наших МЗД.
   - Так это же наша сработала! - сказал радостно Бажанов.
   - Конечно, наша! - подтвердил я.
   Послали разведку. Ждали ребят с нетерпением. Они долго не возвращались: таясь в камышах, разведчики наблюдали, как немцы тушили горящие, разбитые вагоны, подбирали раненых и уносили в санитарные автобусы.
   "Ага! Получили, гады! Это вам за Сережу Корнилова, за Володю Крылова, за Мишу Лобова, за Володю Кунина!" - шептали ребята, до крови кусая губы и с трудом сдерживаясь, чтобы не открыть огонь.
   Подорвался эшелон противника с живой силой, следовавший в сторону Орши. В результате крушения было разбито двенадцать пассажирских вагонов. Убито и ранено много вражеских солдат и офицеров...
   19 апреля радист Ковров принял радиограмму из Москвы, в которой нам предлагалось подготовить площадку, указать близлежащие населенные пункты, условные знаки, сигналы для самолета и удобное для нас время выброски.
   А тем временем весна вступала в свои права. Снега в лесу уже почти не осталось. Его ноздреватые сугробы серели только в тех местах, куда не проникали лучи апрельского солнца. Почки на деревьях набухали. Солнце иногда припекало так сильно, что ребята снимали полушубки и ходили по лагерю в одних гимнастерках. Тепло создавало хорошее настроение.
   - Ох ты! Стой-ка, стой!.. Ребята, смотрите. Да это ж комарик! вскрикнул кто-то с радостным удивлением. - Надо же, ожил, разбойник!
   - Погоди, не радуйся. Скоро этот "разбойник" явится к нам во главе тучи! - отозвался Алексей Моргунов.
   - Да-а-а, тут их, видать, будет больше, чем хотелось бы, - заметил Иван Домашнев, оглядываясь по сторонам. - Это ж такая зараза!..
   После крушения большого воинского эшелона немцы усилили охрану железной дороги. Каждый километр, кроме трех парных патрулей, теперь охраняло еще человек десять полицаев. Они ходили по полотну, стучали палками по рельсам. Работать на "железке" стало значительно сложнее и опаснее. Тем не менее мы решили преподнести фюреру очередной "подарок". Правда, у нас уже был заготовлен один сюрприз: восточнее деревни Пекло установлена мина. А вдруг она откажет?.. Лучше уж сделать наверняка: активным методом и точно в нужный день.
   На "железку" послали группу. Минерам дали право самим решить этот вопрос, исходя из обстановки.
   Вечер. Лес дымился легким туманом. Похолодало. Обычно теплые апрельские дни в тот год часто сменялись довольно прохладными вечерами, а ночью иногда даже прихватывал легкий морозец.
   Мощный взрыв прогрохотал перед самым заходом солнца.
   - Наша сработала?
   - Точно. Она!
   - Принимай подарок, герр фюрер! Мы нежадные! - радовались омсбоновцы и поздравляли Друг друга с успехом.
   Мы были уверены, что сработала МЗД близ деревни Пекло. После узнали, что на мине подорвался груженый товарный поезд, шедший в сторону Смоленска. Пятнадцать вагонов.
   День подходил к концу. Не успел Голохматов преподнести свой "подарок"! Стали беспокоиться о минерах.
   - Не стоило посылать ребят, - сказал Бажанов хмуро, не глядя на меня и свертывая уже не первую козью ножку.
   - Почему?
   - Сработала же та мина, которая предназначалась в качестве "сувенира". А теперь, после взрыва МЗД у деревни Пекло, зашевелится охрана по всей дороге. Боюсь, что нашим придется туговато.
   - Николай не такой парень, чтобы сплоховать. Выкрутится, - сказал я уверенно, а сам вовсе не был ни в чем уверен. Война.
   И тут издали донеслись едва слышимые хлопки беспорядочной стрельбы. А вскоре снова загрохотало и покатилось раскатисто над лесом. Я посмотрел на часы. Было 1.45. Мы переглянулись.
   - До рассвета еще больше двух часов. Успеют добраться домой, если ничего страшного не случилось, - сказал Бажанов, тоже взглянув на свои часы - Знаешь, Алексей, не могу я привыкнуть к ожиданию. Пока не придут, места себе не нахожу.
   Мы вышли из шалаша...
   Стало уже светать, когда дозорный окликнул возвращавшихся минеров.
   - Ну, как там? - опередил его Бажанов.
   - Подарок вручен по назначению, товарищ старший лейтенант!
   После мы узнали, что эшелон, подорвавшийся на петарде (петарду использовали как взрыватель), вез военную технику. В составе было и пять цистерн с горючим, цистерны загорелись и взорвались. На обеих колеях железной дороги выгорело много деревянных шпал.
   Неудачная разведка
   После встречи с местными партизанами мы стали активно использовать их хорошее знание местности - лучших проводников было не сыскать. Вот и сегодня договорились с ними вместе провести разведку железнодорожного моста через протоку, на перегоне Смоленск - Орша. И если удастся, то подорвать его.
   Николай Голохматов, Иван Мокропуло, еще двое омсбоновцев и я вышли из лесного лагеря, когда солнце катилось к закату. На обусловленном месте к нам присоединились Мельников - комиссар отряда местных партизан - и два его бойца. Серп луны поднялся уже над лесом. Вскоре перед нами протянулось широкое Минское шоссе. Покрытое росой, оно блестело в лунном свете. По нему изредка проносились мотоциклы, шли легковые автомашины.
   - Товарищ комиссар, вот бы махнуть! - горячо шепнул Николай Голохматов, провожая глазами легковушку, и хлопнул рукой по гранате, висевшей на поясе.
   - Потерпи. Мост важнее.
   Перейдя шоссе, огляделись. "Железка" была метрах в пятидесяти от нас.
   Голохматов и местный партизан, держа в руках длинные палки, двинулись к железной дороге. Их чавкающие шаги по болоту постепенно смолкли. Мы залегли в кустах, тихо переговаривались, терпеливо ждали возвращения разведчиков.
   Вдруг сырую тишину ночи нарушили хлопки выстрелов. "Неужели напоролись?.. Операция сорвется!" - холодом пробежали мурашки по спине.
   - Что будем делать, комиссар? - тревожно спросил Мельников.
   Я поднял руку.
   - За мной. Пошли!
   Быстро поползли вдоль полотна в сторону моста,куда ушли наши ребята. Ввязываться в перестрелку пока не было смысла: и себя обнаружишь раньше/времени, и своим не поможешь. А что с ними? Целы ли еще?
   И тут донесся шум торопливых шагов.
   - Идут! Наши! - облегченно выдохнул Мельников и условно свистнул.
   Мы обрадовались благополучному возвращению ребят. Вот они подбежали к нам, легли рядом, тяжело дыша. Затем перекатились на спины, подняли ноги, вылили воду из сапог. Сели.
   - Что случилось? Не ранены?
   - Все в порядке. На охранника наткнулись: как из-под земли вылез. "Хальт!" - кричит. Ну, я его палкой! Сами скатились с насыпи, кинулись в протоку, - сообщил Николай. - Там не мост. Две параллельно положенных поперек насыпи трубы диаметром выше моего роста.
   - Странно. А на карте мост.
   - Карта старая. За это время многое могло измениться.
   Чтобы свалить металлическую ферму однопролетного моста, нам хватило бы 15-20 килограммов ВВ, которые мы имели с собой, а для разрушения двух железобетонных труб потребовалось бы несколько сот килограммов взрывчатки. Но откуда их взять?
   Время перевалило за полночь. Возвращаться домой с пустыми руками не хотелось. Решили попытаться напасть на автотранспорт противника, только не на Минском шоссе, а на одной из проселочных дорог. Накрылись с Мельниковым плащ-палаткой. Включили карманный фонарь. Развернули карту-пятиверстку.
   - Николаич, посмотри-ка повнимательнее и посоветуй, куда нам лучше направиться.
   Осмотрев квадрат карты, в котором мы находились, он кашлянул, глянул на меня, потом уверенно указал пальцем на жирную извилистую линию.
   - Вот, Иваныч, большак. Видишь, в него вливаются три проселка. Он пересекает район, где во времена строительства шоссе работало несколько песчаных карьеров. Места там давно залиты водой, заболотились.
   - Понятно. Ну и что ты предлагаешь?
   - По этому большаку они вывозят все награбленное. Гонят реквизированный скот. Уводят наших лошадей...
   - Вот как? Идем туда!
   Комиссар Мельников хорошо знал район песчаных карьеров. Он привел нас к месту, где большак круто огибал березовую рощицу.
   Осмотрелись. Наметили два варианта нападения: первый, когда цель будет двигаться в сторону Минского шоссе. И второй, когда она уходит от шоссе. Справа и слева от засады выдвинули по одному человеку - дозоры. Ждали долго. К утру заметно похолодало. Туман рассеялся. Небо замигало звездами. Ребята жались друг к другу. Кутались в промокшие плащ-палатки, но все равно мерзли. Стуча зубами, тихо разговаривали.
   Светлая полоска на востоке ширилась и становилась ярче. Ко мне подошел Иван Мокропуло, бывший в дозоре.
   - Товарищ комиссар, похоже, идет автоколонна. Над лесом действительно переливался хорошо видимый свет. "Немцы движутся в сторону Минского шоссе", - подумал я.
   - Внимание! Приготовиться по первому варианту!
   Шум моторов приближался. Лучи фар осветили неровную поверхность большака. Заблестели лужи. Проникая сквозь кусты, свет ударил нам в глаза. Впереди колонны бронетранспортер. Над ним торчал ствол крупнокалиберного пулемета. В кузове темнели фигуры солдат. Следом шли шесть огромных грузовиков. Из-за бортов видны каски, оружие. "Как жаль, что у нас нет противотанковых", - подумалось невольно.
   - Броневик пропустить! Бить по водителям первых двух машин! В бензобаки - зажигательными!
   Метрах в двадцати от нас проплыл бронетранспортер. За ним - первый грузовик. Он приближался к концу прямого участка дороги, тяжело покачиваясь на ухабах. За ним полз второй. Еще секунда-две, и грузовик свернет влево, чтобы обойти холм с рощей. Ребята замерли, ожидая команды. От напряжения стало жарко. "Кажется, пора!" - думаю и даю очередь.
   Грохот дружного залпа сливается с эхом.
   Первый грузовик продолжает двигаться по прямой, хотя дорога уже осталась слева. Он сходит с низкой насыпи, лезет в болото, резко кренясь и сбавляя скорость. Его нагоняет второй и врезается ему в задний борт. Столкнувшись, обе машины с шумом и плеском переворачиваются.
   - Отходим!
   Даем еще залп и спешим укрыться за холмом.
   Запоздало вдарил крупнокалиберный пулемет. Затрещала беспорядочная стрельба. Яркое пламя заполыхало над большаком...
   Два грузовика затонули. Еще одна машина сгорела.
   В лагере
   По мере наступления тепла бодрое настроение в отряде росло, а состояние здоровья людей ухудшалось. На 25 апреля, кроме раненых Горошко и Правдина, в отряде болели десять человек. А оккупанты делали все новые и новые попытки нас "достать". Но несмотря на это, наша активность возрастала. О результатах работы и о положении в районе пребывания мы регулярно информировали Центр.
   27 апреля Ковров передал в Москву:
   "26 апреля на 499-м километре в шести местах разрушено полотно железной дороги. Движение поездов прекратилось на 18 часов. Железная дорога и шоссе Смоленск - Орша усиленно охраняются. На опушках, проселках, лесных тропах устраиваются засады. Выходы и входы в лес минируются. Населенные пункты: Озеры, Ольша, Новая Земля, Гичи, Кисели, Соловьи - заняты карательными отрядами противника общей численностью 250-270 человек. Установка зарядов с петардами и других минных сюрпризов мгновенного действия на железной дороге затруднительна. Сигнал для самолета: четыре костра, пятый - в центре. В отряде двенадцать больных простудными заболеваниями. В результате беспрерывного пребывания в воде пришли в полную негодность- 18 пар сапог".
   Валентин Ковров (до войны любитель-коротковолновик) мастерски владел аппаратурой и успешно обеспечивал бесперебойной радиосвязью не только нас, но и отряд лейтенанта Озмителя, у которого не было ни рации, ни радиста.
   28 апреля Москва сообщила, что самолет будет. Сбросит 15 мест. Просили костры жечь конвертом до двух часов ночи. Радиосвязь ежедневно в 12.00. О дне прибытия самолета сообщат особо.
   Приближался Первомай. Из-под разбухшей прели дружно пробивалась . трава. Пошел березовый сок. И мы с удовольствием поглощали его в неограниченном количестве. Когда удавалось достать молока, мы мешали его пополам с соком. Ребята называли эту смесь - кофе с молоком. Но березовый сок, каким бы ни был питательным и полезным, не мог заменить хлеб и другие продукты, в которых мы снова очень нуждались.
   К этому времени у нас появилось немало друзей в соседних деревнях. Они-то и передавали нам молоко. Подоят коров и тут же, на пастбище, спрячут бидон с молоком в заранее условленном месте.
   Кроме картофеля, да и того не от пуза, в отряде опять уже ничего не было. Но настроение у людей было праздничное: радовала хорошая погода и особенно телеграмма из Москвы.
   "Поздравляем Первым маем. Желаем успехов в борьбе с врагами Родины".
   Когда солнце спряталось за зубчатую полосу леса, все здоровые, кроме наряда, во главе с командиром отряда покинули лагерь и взяли курс на деревню Щеки за продуктами.
   Продовольственный отряд возвратился утром. Предупрежденные дежурным больные выползали из шалашей, с любопытством встречали заготовителей. Фельдшер вышел к ним с ведром. Он черпал кружкой березовый сок и предлагал каждому выпить. "Причастие", - шутили ребята. Они, повеселевшие, направлялись к костру под навесом.
   По приказу из Центра каждое утро мы передавали в Москву метеорологическую сводку по схеме: осадки, туман, грозы, ясно, сила и направление ветра, горизонтальная видимость, высота облаков...
   Под навесом у костра, на березовых ветвях, лежали куски свежей свинины, принесенной из ночного похода. Иван Домашнев деловито распределял мясо на пять порций: четыре отделения и штаб отряда.
   - Откуда это? - спросил Маркин, подходя к нему, опираясь на палку и кивая на свинину.
   - Одного блюдолиза фашистского раскулачили в Щеках, - сообщил Голохматов.
   - И это все? - поинтересовался Павел, осторожно садясь на обрубок бревна.
   - Хэх! - хохотнул Николай. - Это только второе. Еще целая корова. У старосты под расписку взяли.
   - И он не возражал?
   Голохматов засмеялся, откидываясь назад.
   - Нет, конечно. Только спросил: "А на кой хрен мне ваша расписка?" "Как на кой? - отвечаю. - Придет Красная Армия, предъявишь властям и получишь за свою корову сполна по твердым государственным ценам".
   К Маркину подошел и сел рядом с ним Галушкин. Вид у него был уставший после ночного похода. Лицо заросшее.
   - Привет болящим! Ну, как чувствуешь себя, Паша? Долго еще будешь валяться?
   - Ну что ты! - ответил Маркин, стараясь быть бодрым и пожимая его руку. - Горячим песком лечусь. Поясница почти прошла. Только судороги еще донимают. Особенно ночью...
   Голохматов и его ребята оказались настоящими чародеями. Из коровьего ливера и картофеля они приготовили жаркое, опьяняющий запах от которого останавливал каждого, кто случайно проходил мимо шалаша. В этот день во всех отделениях было весело. Ребята угощали друг друга.
   Нежелательные гости
   Суббота второго мая подходила к концу. День выдался теплый и солнечный. Гомон и свист пернатых обитателей лесной чащи, окружавшей наш лагерь, как-то ослаблял внимание, отвлекал от реальной действительности. Невольно хотелось очутиться в условиях мирной жизни, забыться хотя бы на какое-то мгновение...
   Сытно пообедав, ребята, бывшие в ночном продпоходе, отдыхали. Не спал только наряд да легкие больные, которые занимались работой по лагерю: собирали березовый сок, варили принесенную рожь, развесив над костром гирлянду котелков, в ведре кипятили грязное белье, уничтожая паразитов, они и комары, появившиеся с наступлением тепла, честно говоря, очень допекали нас. Чтобы спастись от комаров, многие стали отпускать усы и бороды. Светловолосый Николай Секачев, например, отрастил усы колечками и острую бородку-эспаньолку. А Георгий Иванов, с густыми усами, мощной черной бородой, высокий, богатырского сложения, смахивал на покорителя Сибири. Все как-то старались оградить себя от комариного гнуса. Особенно эффективным средством во время сна были мешки или чехлы, в которые залезали с головой...
   Вдруг издали донесся условный свист дозорных. Дежурный поспешил туда. Вскоре возвратился. Впереди него шагали четверо. Высокий пожилой мужчина с давно не бритым хмурым лицом и бегающими глазами. Незнакомец был в старой кепке и парусиновом дождевике. Женщина средних лет в сером вязаном платке и в старой деревенской дубленой шубе. И двое подростков, лет по тринадцать-четырнадцать. Все в резиновых сапогах. Мужчина предъявил справки, из которых следовало, что он и жена - колхозники. Просмотрев документы, Бажанов строго спросил: