Авраменко Олег Евгеньевич. Призрачная реальность [= Протекторат]

   «Я вспомнил, – заворочалась в голове Тьерри ленивая, но настойчивая мысль. – Значит, я должен убить себя...»
   Однако ему ничего не хотелось делать. Даже проглотить собственный язык требовало таких огромных усилий, на которые он сейчас не был способен.
   Да и зачем это? Почему он должен слушаться каких-то незнакомцев? Какое они имеют право решать за него? Ему ещё рано умирать – ведь он прожил только тридцать лет и так мало сделал в своей жизни. Он лишь недавно встретил свою любовь и ещё не успел сполна насладиться ею...
   Кстати, вот она, его любовь – сидит рядом с ним на кровати и ласково улыбается ему. А за её спиной стоит другая, которая зовёт себя Тори, и тоже улыбается. Они обе совершенно одинаковые – но почему-то Тьерри чувствовал, что ему ближе и роднее первая, по имени Вика...
   – Опасность миновала, – с облегчением произнесла та, что ближе и роднее. – Психокод снят. Теперь поспи, милый, отдохни, наберись сил. А после мы с тобой поговорим.
   Повинуясь её знаку, Ева сделала Тьерри ещё одну инъекцию. Он почувствовал, как его стремительно уносит в пучину сна.
   – Вика, – пробормотал Тьерри из последних сил. – Ты останешься со мной?.. Ты не уйдёшь?..
   – Нет, Мишель, – сказала она. – Я не уйду. Теперь мы всегда будем вместе. Спи спокойно.
   Тьерри уснул совершенно счастливый.

Глава 20
Марчелло Конте, контр-адмирал

   Вопреки ожиданиям, Конте пришлось руководить дамогранской базой не четыре месяца, а менее полутора. Вскоре после новогодних праздников на планету прибыл курьерский корабль, на борту которого находился новый главнокомандующий – и им оказался ни кто иной как контр-адмирал Эспиноза. Его назначение не было реакцией Генерального Штаба на убийство Фабио Сантини, поскольку эта весть только на днях должна была достигнуть Терры-Сицилии, и адмирал Ваккаро, подписывая свой приказ, руководствовался другими соображениями, хоть и тесно связанными с расследуемым делом.
   Эспиноза отнюдь не был польщён своей новой должностью, так как до этого являлся заместителем командующего крупной эскадры в составе элитного Девятого флота и рассчитывал на дальнейшее продвижение по службе. А пост начальника третьеразрядной базы на окраинной планете, несмотря на его формально более высокий статус, на самом деле означал почётную ссылку и конец карьеры.
   Особую пикантность ситуации придавало то обстоятельство, что Эспиноза привёз с собой окончательное решение следственной комиссии, полностью оправдывающее действия Конте в секторе Тукумана, а также приказы верховного командования о присвоении ему звания контр-адмирала и о его переводе обратно в Девятый флот, где ему предстояло занять должность командира эскадры. Эти документы Эспинозе пришлось огласить в присутствии всего командного состава базы, что явно не добавляло ему авторитета у подчинённых, которые были хорошо осведомлены о его конфликте с Конте.
   Что же касается адмирала Сантини, то приказом ему было предписано немедленно отбыть на Терру-Сицилию в распоряжение верховного командования. Также отзывались в Генеральный Штаб ещё семь офицеров базы, в том числе коммодор Валенти с капитаном Романо. Вряд ли было простым совпадением, что именно эти семеро подозревались адмиралом Ваккаро в причастности к заговору Сантини. А тот факт, что вместе с Эспинозой прибыли новые начальники штаба эскадры и местного отделения Службы Безопасности, со всей очевидностью свидетельствовал, что отозванные офицеры (по крайней мере, Валенти и Романо) назад на Дамогран не вернутся.
   Словом, всё происходящее здорово напоминало те меры, к которым собиралось прибегнуть верховное командование в том случае, если Конте не удастся установить истину. Его здорово озадачила такая поспешность, и лишь во время конфиденциальной беседы с командором Манчини, капитаном курьера, доставившего на Дамогран Эспинозу, ситуация отчасти прояснилась.
   Командор Манчини, хоть и не работал в Службе Безопасности, был посвящён во все обстоятельства дела и знал об участии Конте в секретном расследовании. Он сообщил, что через пять недель после отбытия с Терры-Сицилии эсминца «Отважный» руководство Корпуса наконец-то сумело докопаться до правды – вернее, как про себя заметил Конте, до того, что в Семье Трапани считали правдой, – о якобы намерении адмирала Сантини свергнуть нынешнего дона и занять его место.
   – В случае необходимости, – говорил дальше командор Манчини, – мне дали полномочия взять адмирала под арест и силой доставить его на Терру-Сицилию. Как я понимаю, верховному командованию, в принципе, глубоко наплевать, кто будет стоять во главе этого мафиозного кодла – дон Фабио или дон Микеле, но ему совсем не улыбалось, что предполагаемый переворот мог быть осуществлён при участии некоторых офицеров Корпуса.
   – Поэтому, – предположил Конте, – вам было поручено арестовать не только адмирала Сантини, но и всех, кто подозревается в связи с ним?
   – Никак нет, контр-адмирал. Об аресте других офицеров речи не шло. В личной беседе со мной адмирал Ваккаро сказал, что вряд ли они сознательно участвовали в заговоре. Скорее всего, адмирал Сантини просто использовал их – да и то, возможно, не всех, – в своих целях, внушив им, что удар направлен против Семей в целом, против существующей на Терре-Сицилии политической системы.
   – Думаю, так оно и было, – поспешил согласиться Конте. – За это время по долгу службы я близко сошёлся с этими офицерами, особенно с коммодором Валенти и капитаном Романо, и считаю их глубоко порядочными людьми, всецело преданными Корпусу и Протекторату. Вы, случайно, не в курсе, будут ли им предъявлены какие-либо обвинения?
   – Ничего определённого я не знаю. Но мне кажется, что теперь, со смертью адмирала Сантини, дело утратило свою актуальность, и верховное командование спустит всё на тормоза, чтобы не накалять страсти. По всей видимости, все семеро подозреваемых просто получат новые назначения, подальше друг от друга. Хотя, конечно, это решать не мне.
   «Похоже, многое будет зависеть от моих рекомендаций, – подумал Конте. – Надо постараться, чтобы Ваккаро удовлетворился версией Семьи Трапани и не стал копать дальше. Иначе пропадёт насмарку многолетний труд Сантини, а его смерть окажется напрасной...»
 
   Передача дел новому начальнику базы не требовала много времени, поэтому оправление курьера, на котором должен был лететь и Конте, было назначено через семьдесят два часа, как только корабль пройдёт тщательный технический осмотр и пополнит запасы термоядерного топлива. Впрочем, и этого срока оказалось более чем достаточно. Уже на следующий день контр-адмирал Эспиноза приступил к исполнению своих обязанностей и по понятным причинам не выказывал особого желания общаться с человеком, который сыграл роковую роль в его карьере. Со своей стороны Конте был только рад этому, так как испытывал к Эспинозе стойкую неприязнь, возникшую ещё задолго до того злополучного инцидента на Тукумане. Сразу после прощальной вечеринки, устроенной в его честь офицерами базы, он решил покинуть военный городок и отправиться на орбитальную станцию, чтобы там дожидаться отлёта на Терру-Сицилию.
   Точно так же собирались поступить коммодор Валенти, капитан Романо и ещё пятеро офицеров, отозванных на Терру-Сицилию. Все они (тут предыдущий агент не ошибся) действительно были соратниками адмирала Сантини, и их, естественно, очень взволновало такое распоряжение верховного командования. Конте, правда, уже переговорил с Валенти и через него передал остальным, что ситуация далеко не критическая. Дальнейшее обсуждение создавшегося положения и выработку возможных линий поведения они отложили на потом – ведь впереди их ожидал длительный перелёт на Терру-Сицилию. К счастью, адмирал Ваккаро не стал одновременно отзывать Габриэлу Джустини и Бруно Костелло – то ли не хотел рисковать разоблачением своих тайных агентов, то ли из каких-то других соображений, – так что во время полёта заговорщики могли не опасаться, что за ними будет вестись слежка.
   Когда Конте заканчивал собирать свои вещи, к нему в гости пришла Ева. Бросив быстрый взгляд на уже упакованные чемоданы в передней, она укоризненно произнесла:
   – Вижу, вы и не думали заглянуть к нам с мамой и попрощаться. Собирались уйти по-английски?
   Конте с затаённой нежностью смотрел на неё – невысокую, худенькую, изящную, ещё так похожую на ребёнка, – и не мог найти слов для оправдания. Он хотел, очень хотел увидеть её – но не для того, чтобы попрощаться, а чтобы попросить её уехать вместе с ним. И именно поэтому не пришёл – так как знал, что это невозможно. Пока Семьи правили Террой-Сицилией, между ним и Евой ничего быть не могло. Пока Семьи ещё правили...
   Между тем Ева сняла с себя куртку и осталась в облегающих брюках и кофте.
   – Кстати, – сказала она, – я ещё не поздравила вас с повышением. Я рада, что все ваши недоразумения с командованием уладились.
   – Спасибо.
   – Вы возвращаетесь в ту же эскадру, где и служили?
   – Да. После гибели вице-адмирала Капачи место командующего оставалось вакантным. Теперь я займу этот пост.
   Ева слегка улыбнулась:
   – Как я понимаю, на него претендовал Эспиноза, но вы его обставили. Сейчас он, наверное, бесится со злости.
   Конте лишь неопределённо кивнул в ответ.
   А Ева медленно прошлась по небольшой гостиной, на секунду остановилась перед зеркалом и мельком взглянула на своё отражение. Быстрым движением поправив упавшую на лоб прядь волос, она подошла к настенному бару, открыла его и после коротких раздумий достала оттуда бутылку коньяка с двумя маленькими рюмками.
   – Думаю, нам стоит немного выпить за ваше продвижение по службе.
   Только сейчас Конте заметил, что она сильно взволнована, но пытается скрыть свои чувства, и это ей почти удаётся.
   «Мы одного поля ягоды, – подумал он, наливая в рюмки коньяк. – Мы оба очень эмоциональны по натуре, но внешне стараемся выглядеть флегматиками и прячем от всех свои переживания. Мы могли бы найти друг в друге отдушину для эмоций, мы с ней идеальная пара, как часто говорят – просто созданы друг для друга... Но увы!»
   Они молча чокнулись и выпили. Алкоголь подействовал на Еву моментально – её щёки порозовели, во взгляде исчезла напряжённость, а манеры стали более свободными и непринуждёнными.
   Следующие минут десять Конте излагал Еве придуманную им же самим версию о том, почему её отчима собирались отозвать на Терру-Сицилию. В этой версии не было ни слова правды, зато она не наносила урон доброй памяти покойного адмирала Сантини.
   Девушка слушала его внимательно, и по выражению её лица, Конте не мог понять, верит она ему или нет. Когда он закончил, Ева после некоторых раздумий спросила:
   – Значит, этот вызов не был связан с планами отчима?
   Конте взглянул на неё с подозрением:
   – С какими?
   – Вы знаете, с какими. С теми, о которых вам рассказал коммодор Валенти.
   Тут уж Конте даже не стал пытаться сохранить невозмутимость:
   – Так вам обо всём известно?
   Она кивнула:
   – Да.
   – Но откуда?
   – Это не важно, – уклончиво ответила Ева. – Главное, что я знаю. Всё знаю. Вы ещё не дали ответ на предложение Валенти?
   «Чёрт возьми! – напряжённо размышлял Конте, чувствуя как его охватывает лёгкая паника. – Она знает слишком много. Ну, ладно, допустим, Сантини держал её в курсе своих планов... хотя и это сомнительно. Но как она проведала об остальном? Неужели это ловушка, и за её спиной стоят Костелло с Джустини... Да нет, глупости! Это невозможно...»
   – По-моему, вы должны согласиться, – после паузы продолжала Ева. – Только так можно спасти план отчима. Без серьёзного, авторитетного лидера заговор распадётся на части, некоторые горячие головы решат действовать немедленно и в результате добьются того, что Корпус будет расколот, а на Терре-Сицилии вспыхнет гражданская война. Этого нельзя допустить.
   Конте тихо вздохнул:
   – Но почему я? Почему именно я должен стать предводителем? Неужели среди заговорщиков нет лучшей кандидатуры на роль лидера?
   – Конечно, нет. Разве это не очевидно? Ведь вы – самый лучший. Самый-самый. – Ева говорила это искренне, убеждённо, с несвойственной ей пылкостью. – Лучше вас никого в Корпусе нет. Только вы сможете довести до конца дело отчима.
   – А как насчёт адмирала Ваккаро? – как за спасительную соломинку, ухватился Конте за мысль, которая вертелась у него в голове последние две недели. – Он ненавидит Семьи сильнее, чем мы – потомственные офицеры. Он настоящая легенда, молодёжь смотрит на него как на Господа Бога. За ним без раздумий пойдут все – от рядовых до адмиралов. В отличие от меня, ему не понадобится устраивать мятеж внутри самого Корпуса.
   – Да, вы правы, – согласилась Ева. – Ваккаро был бы идеальной кандидатурой... но он может не захотеть. Есть очень большая вероятность, что он откажется брать на себя такую ответственность. Адмирал Ваккаро и без того доволен жизнью, доволен службой. Примерно через год, не позже, он будет избран начальником Генерального Штаба и тем самым достигнет предела своих желаний. Мальчишка из пролетарского квартала Нуово-Палермо встанет во главе самой мощной военной машины Галактики – это предел всех его мечтаний, высшая точка его карьеры. Большего ему не нужно. У него нет того стимула, который есть у вас.
   Конте почувствовал, что краснеет.
   – О каком стимуле вы говорите?
   Ева проникновенно посмотрела на него, затем подступила к нему вплотную и положила руки ему на плечи.
   – Вы знаете, о чём я говорю. И знаете... знаешь, что я это знаю. Мы давно знаем об этом, только боимся признаться друг другу и самим себе. Даже теперь, когда нам предстоит долгая разлука, ты не решился прийти ко мне и сказать три простых слова. Но ведь именно ты должен сделать первый шаг. Ты же мужчина.
   Конте смотрел в её широко раскрытые серые глаза и, вместо прежней притворной холодности, вместо показной отчуждённости, видел в них нежность и обожание.
   – Я люблю тебя, Ева, – сказал он те слова, которые так боялся произнести даже мысленно. – Безумно люблю. Мне нельзя было влюбляться в тебя, но я ничего не смог с собой поделать.
   – Я тоже не смогла, – ответила Ева. – Пыталась, но не смогла. И теперь не жалею об этом.
   Они поцеловались. Губы Евы были мягкими и тёплыми, а сам поцелуй – совсем неумелым. Однако Конте не променял бы его ни на какие сокровища мира – этот поцелуй, словно самый первый в своей жизни, он запомнит на многие годы.
   Они ещё долго стояли, крепко прижавшись друг к другу. Конте обнимал хрупкую фигурку Евы и чувствовал, как она всё сильнее дрожит от еле сдерживаемого желания. Наконец девушка, сделав над собой усилие, мягко высвободилась из его объятий и покачала головой:
   – Нет, так было бы неправильно. Я не хочу один раз – а потом ждать. Лучше подождать, а потом – много раз, постоянно, всегда. Всю жизнь... – Она взяла его за обе руки. – Пожалуйста, прими правильное решение. Сделай то, что должен сделать, а потом позови меня. Я поддержу тебя во всём, помогу тебе справиться со всеми трудностями. А ты поможешь мне... поможешь смириться с тем, что все мы живём в изменчивом прошлом.
   Конте не понял смысла последних её слов, но решение уже принял. Окончательно.

Глава 21
Виктория Ковалевская, дитя звёзд

   Коридор был пуст и должен был оставаться пустым ещё восемь с половиной минут. Такое близкое будущее не имело существенных вариаций, и секунда в ту или другую сторону для нас не играла существенной роли. Чтобы добраться до рубки управления, нам требовалось всего полторы минуты. Это уже был сущий пустяк.
   Самая сложная часть плана осталась позади – мы успешно проникли на борт «Свободного Аррана» и никем не замеченные просидели в укромном местечке, пока он стартовал и выходил из околопланетного пространства. Лишь теперь, когда интенсивные переговоры с диспетчерской закончились и корабль начал разгон, готовясь к переходу в овердрайв, мы выбрались из укрытия и начали действовать. До запуска ц-привода оставалось чуть меньше сорока минут – за этот отрезок времени нам предстояло провести операцию по спасению двадцати трёх человек.
   «Мы уже на месте», – донеслась до меня мысль Тори, которая вместе с Мишелем Тьерри и Генри Янгом должна была проникнуть в машинное отделение.
   «Мы тоже, – ответила я, остановившись вместе со своими спутниками перед дверью рубки управления. – Жди сигнала».
   Алёна (в скобках замечу: Алёна из будущего, которая дважды убила доктора Довганя и которую я для удобства решила называть Алёной-старшей) прижала ладонь к сенсорной пластине. Дверь послушно открылась, и девушка первой вошла внутрь.
   В рубке находилось всего трое человек. Тот из них, который сидел в кресле второго пилота, широкоплечий великан лет шестидесяти, быстро оглянулся, и на лице его мелькнула улыбка:
   – Входи, доченька. Ты всё-таки решила посмо... – Тут он осёкся, заметив наконец, что Алёна не одна. – Кто вы, барышни?
   Вместо ответа я выстрелила из парализатора в шкипера, а Ева, после секундной задержки, в навигатора. Вопреки моим опасениям, она не промахнулась, и оба пилота мирно расслабились в своих креслах.
   Томас Конноли продемонстрировал завидную для своего возраста реакцию. Молниеносно вскочив с места, он бросился к нам, и мне пришлось остановить его выстрелом в ноги. Он грохнулся на пол в каком-нибудь метре от нас.
   Алёна подбежала к нему и присела перед ним на корточки.
   – Папа, с тобой всё в порядке?
   Быстро прощупав его мысли и эмоции, я убедилась, что с ним всё в порядке – не считая, конечно, того, что он не чувствовал своих ног. Не теряя ни секунды, я бросилась к пульту управления и отдала команду наглухо заблокировать все двери и переборки на корабле, за исключением входа в машинное отделение, с которого я, напротив, сняла любые ограничения доступа. Получив от меня мысленный сигнал, Тори с Мишелем и Генри Янгом беспрепятственно проникли к генератору.
   – Что случилось, Алёна? – немного оправившись от шока, спросил Конноли. – Кто эти девушки? Что они делают?
   С некоторым удивлением я отметила, что он совсем не обращает внимания на то, что его дочка, которую он видел всего лишь четверть часа назад, сильно изменилась внешне, стала старше и зрелее. Он глядел на неё и видел маленькую девочку. Воистину, для родителей дети не взрослеют.
   – Это мои подруги, – ответила Алёна. – Их зовут Ева и Виктория. Я их сюда впустила. Не беспокойся, они не причинят нам вреда.
   – Они подстрелили МакГи и Хатчесона. Они...
   – Папа, не злись, я тебе всё расскажу. Однако у нас нет времени объяснять это всем нашим. Сначала нам нужно спастись.
   – От чего?
   – От кораблекрушения. Террористы сумели проникнуть в систему безопасности и подложили на борт двести пятьдесят килограммов плутония, который наши датчики не засекли.
   – О Боже! – потрясённо воскликнул Конноли. – Где эта гадость?
   – На спасательном катере. Все детекторы радиоактивности выведены из строя, а бортовой компьютер катера эмулирует их исправность и выдаёт фальшивые показания.
   Тем временем мы с Евой извлекли из кресел парализованных МакГи и Хатчесона и удобно уложили их на пол под переборкой. Тори сообщила, что генератор захвачен, а старший механик с помощником обезврежены и следующие несколько часов проспят беспробудным сном. Остальные члены экипажа и пассажиры оказались замкнутыми в своих каютах. Теперь Генри Янгу оставалось пройтись по кораблю и через систему кондиционирования воздуха попотчевать всех его обитателей усыпляющим газом.
   Я села в кресло шкипера и убедилась, что все системы функционируют нормально. Вмешательство диспетчерской не предвиделось, лишь перед самым запуском ц-привода предстояло передать отчёт о завершении разгона – к счастью, не голосовой и не визуальный, а всего лишь текстовый.
   Отцепив от пояса коммуникатор, я включила его и произнесла:
   – Игорь, ты слышишь меня?
   – Да. Как там?
   – Всё готово. Выбирайся из своей норы и ступай... сам знаешь куда. Когда будешь на месте, дай знать – я разблокирую дверь.
   – Хорошо.
   Игорь тоже участвовал в нашей операции, однако ни в одну из двух «групп захвата» мы его не включили, хотя первоначально я предполагала, что он войдёт в нашу с Евой и Алёной команду. Импульсивность и невыдержанность, которую он продемонстрировал в инциденте с Келли Симпсон, могли помешать осуществлению нашего плана, поэтому я предложила ему остаться «в запасе» и взять на себя объяснение с Алёной-младшей, которая сейчас сидела замкнутая в своей каюте. Игорь, разумеется, всё понял и в глубине души немного обиделся, однако вида не подал и в конце концов вынужден был признать, что лучше его никто из нас с Алёной-младшей не сладит. Все мы согласились, что самым худшим вариантом было бы послать к ней Алёну-старшую – в этом случае истерика была бы гарантирована.
   – Нужно немедленно поднять тревогу, – заявил Конноли, переварив услышанное. – Остановить разгон, вернуться на станцию и провести дезактивацию.
   – Не всё так просто, – ответила Алёна. – Нам нельзя отклоняться от курса и посылать какие-либо сообщения. Мы должны перейти в овердрайв в точно назначенное время.
   – Почему? Что, чёрт побери творится, дочка? И займись, наконец, моими ногами – я их совсем не чувствую. Подай мне вон ту аптечку.
   – Ева, – сказала я, не оборачиваясь. – Запасной вариант.
   Услышав эту условную фразу, Ева действовала без раздумий: выхватила из кармашка на своём комбинезоне инъекционную ампулу и быстрым движением прижала её к шее Конноли. Отец Алёны мигом обмяк.
   – Девочки! – возмутилась Алёна. – Мы так не договаривались! Вы обещали, что дадите мне возможность всё объяснить.
   – Такую возможность мы дали, – спокойно ответила я. – Но он не поверил... не поверил бы тебе.
   – Откуда ты... А-а, твоё чёртово предвидение!
   – Не только, ещё и чёртова телепатия. В «вон той» аптечке, которую просил подать твой отец, лежит лучевой пистолет. Он не поверил твоим словам о плутонии. Он решил, что мы террористки, а ты повинуешься нам под угрозой смерти. Или хуже того – мы сделали тебя своей сообщницей, захватив в заложники твоих деда с бабушкой.
   – Ты могла бы просто предупредить о пистолете, – настаивала Алёна.
   – Да, могла бы. И был неплохой шанс, что ты убедила бы его. Но также существовала большая вероятность, что он попытался бы выкинуть очередной номер. Твой отец неугомонный человек, за ним нужен глаз да глаз. А у меня и без того полно забот, не хватало ещё постоянно следить за его мыслями и оценивать вероятность его реакций. К тому же я ещё не так чётко, как Тори, вижу варианты будущего. Короче, когда закончим, тогда и займёмся разъяснениями.
   В этот момент на связь вышел Игорь. По его просьбе я разблокировала дверь, он вошёл в каюту к Алёне-младшей, после чего я вновь установила блокировку. Просто так, на всякий случай.
   – Интересно, – произнесла Ева, – как она среагирует на его рассказ. Не дай Бог у неё тоже где-то спрятан пистолет.
   – Она им не воспользуется, – уверенно сказала Алёна-старшая, удобнее располагая своего отца на полу. – Против Игоря – ни за что. Даже если он бросится насиловать её, то... гм, она просто расслабится, чтобы получить максимум удовольствия.
   Её сомнительная острота вызвала у Евы мимолётную улыбку, а меня вновь навела на грустные мысли о том, что какой бы из Алён не достался в будущем Игорь, для меня он потерян навсегда. Мне было до слёз жаль себя, а также жаль Юлю, которая сильно привязалась ко мне и теперь болезненно переживала наш с Игорем разрыв. Я, конечно, слишком молода, чтобы быть её матерью, но тем не менее...
   «Вытри сопли, сестрёнка, – вторглась в мои мысли Тори. – У тебя есть Мишель. Разве он плох?»
   «Нет, он хорош, очень хорош, но... Ладно, ты права. Замнём это».
   Над пультом вспыхнул один из экранов, и на нём возникло изображение Мишеля Тьерри. Немного в стороне маячила фигура Тори.
   – Машинное отделение на связи, капитан, – отрапортовал Мишель. – Докладываю о промежуточной готовности к запуску генератора. Ходовые двигатели работают в плановом режиме предварительного разгона. Все системы функционируют нормально, никаких отклонений не обнаружено. Старший механик доклад закончил.
   – Капитан доклад принял, – ответила я, не в силах сдержать улыбки.
   Мишель улыбнулся мне в ответ. Даже при этих обстоятельствах он откровенно наслаждался своей ролью. Служить инженером на космическом корабле было мечтой всего его детства, и лишь медицинские противопоказания помешали её осуществлению. В результате Мишель стал дипломатом, однако не забыл о своём прежнем увлечении и на досуге продолжал интересоваться всем, что связано с космосом и звездолётами. Помнится, во время путешествия на «Отважном» он то и дело разрывался между мной, машинным отделением и рубкой управления, где был частым (и, надо признать, изрядно надоевшим) гостем. А сейчас он впервые в своей жизни стал, пусть и временно, полновластным хозяином всех механизмов настоящего космического корабля.
   – Что слышно от Генри? – спросила я.
   – У него всё в порядке, – отозвалась Тори. – Он как раз закончил всех усыплять и сейчас направляется к вам.
   – Вот и отлично. Продолжайте следить за генератором. А мы с Евой займёмся катером.