Страница:
считаются своего рода олицетворением парных сил, сил света и тьмы. Море у
кельтов неизменно ассоциировалось с тьмой, мраком, смертью, и, как только
теневой близнец появился на свет и обрел имя, он тотчас нырнул вниз головой
в свою родную стихию - море. "И как только он оказался в море, - сказано в
"Мабиноги Мэта фаб Мэтонви", - он тотчас принял свой истинный образ и начал
плавать как самые быстрые рыбы в морской пучине". Именно по этой причине он
и получил имя Дилан, что означает Сын Волны. Под ним никогда не бушевали
волны. В конце концов он был убит ударом копья своим собственным дядей,
Гофанноном, и, по словам знаменитого барда Талесина, его гибель оплакивали
волны Британии, Ирландии, Шотландии и острова Мэн. Его смерть окружена
множеством поэтичных легенд. Волны, обрушившиеся на берег, стали зримым
воплощением их жажды отомстить за своего сына. Грохот морского прибоя в
устье реки Конвэй местные жители до сих пор именуют "Сетованием о смерти
Дилана". А в названии небольшого мыса на Кернарфонской стороне пролива Менай
Стрэйтс, именуемого Пвинт Мэн Тилен, или Пвинт Мэн Дилан, увековечено его
имя.
Второй сын Гвидиона и Аранрод вырос и стал богом Солнца бриттов. Это
был знаменитый Ллеу Ллоу Гиффес, почти точный аналог гэльского бога Луга
Ламфады, Света Длинные Руки. Как и все солярные божества, рос он невероятно
быстро. Когда ему исполнился год, он выглядел как двухгодовалые дети. В
возрасте двух лет он уже разгуливал без присмотра взрослых, в возрасте
четырех лет казался восьмилетним отроком и стал неизменным спутником своего
отца во всех делах.
Однажды Гвидион взял его с собой в замок Аранрод - разумеется, не в
небесные чертоги жены, а в ее вполне материальный, земной замок, память о
котором до сих пор запечатлена в затейливой формы скалах на побережье
пролива Менай Стрэйтс, до которых при особенно сильных отливах в отдельные
дни весной и осенью можно добраться посуху, без лодки. Аранрод забыла о
своем сыне и даже не узнала его. Увидев мальчика рядом с мужем, Гвидионом,
она тотчас спросила, кто это с ним, и была ужасно разочарована, услышав его
ответ. Она захотела узнать, имя, и, когда Гвидион заметил, что имени у
мальчика пока что нет, она "наложила на него заклятье" (излюбленный обычай
кельтов), состоявшее в том, что мальчик останется безымянным до тех пор,
пока она, как мать, не захочет дать ему какое-нибудь имя.
Для кельтов остаться без имени означало оказаться в чрезвычайно опасной
ситуации, ибо по примитивным верованиям той эпохи, имя и душа представляли
собой как бы единое целое. Гвидион задумался, как же ему лучше заставить
Аранрод сказать о сыне хоть что-нибудь, что могло бы стать его именем. На
следующий день он отправился вместе с мальчиком на берег моря, причем оба
они приняли облик башмачников. Там они сделали себе лодку из водорослей и
красиво выделанной кожи, растянув ее особыми распорками. Затем они с сыном
подплыли на лодке к самому замку Аранрод и, бросив якорь на том месте,
откуда их было хорошо видно, начали деловито скрести по коже. Разумеется, их
скоро заметили, и Аранрод тотчас послала узнать, кто они и чем занимаются.
Узнав, что ее гости - башмачники, Аранрод вспомнила, что давно собиралась
сшить себе новые башмачки. И тогда Гвидион, хотя он и знал размер ножки
своей жены, нарочно сшил ей такие башмачки, которые сперва оказались ей
велики, а затем малы. И тогда Аранрод пришлось самой выйти из замка и
спуститься к лодке.
Пока Гвидион снимал мерку с ножки Аранрод, откуда ни возьмись прилетел
крапивник и сел на палубу. Мальчик поспешно схватил лук и стрелу и
подстрелил птицу прямо в лапку - излюбленный выстрел кельтских лучников, по
крайней мере если верить старинным романам. Богиня была приятно удивлена и
рассыпалась в комплиментах. "Поистине, - проговорила она, - это сделал лев с
твердой рукой". А именно после таких подвигов герои примитивных народов во
всем мире и получали свои имена. Получил имя и мальчик.
- Итак, хоть и не по твоей милости, - обратился Гвидион к Аранрод, - но
имя он все-таки получил. И хорошее имя, надо признать. Теперь его будут
звать Ллеу Ллоу Гиффес, что значит "Лев Твердая Рука". Само имя бога Солнца
служит показательным примером того, насколько устаревшими воспринимались
архаические языческие предания в те времена, когда они была впервые записаны
учеными монахами. Дело в том, что старинное кельтское слово Ллеу (Lleu),
означающее "свет", тогда уже явно забылось и вышло из употребления, и
писец-переписчик попросту вставил вместо этого слова, показавшегося ему
несуразной ошибкой, слово Ллоу (Llew), что значит "лев". Слово Гиффеc также
подверглось искажающей трансформации, ибо первоначально оно означало вовсе
не "твердый", а "длинный".
Как бы там ни было, Аранрод, желавшая оставить собственного сына без
имени, потерпела неудачу. Не удалось ей получить назад и свои собственные
башмачки, ибо, как только они попали в руки к Гвидиону, он мигом превратил
лодку обратно в морские водоросли, и прекрасно выделанная кожа тотчас
соскользнула с них. Тогда, вне себя от гнева, богиня-мать наложила на
мальчика новое заклятие, на этот раз заключавшееся в том, что он не сможет
взять в руки оружие до тех пор, пока она сама не вручит его ему.
Однако Гвидион увез сына в свой замок, Динас Динллев, и ныне высящийся
на берегу пролива Менай Стрэйтс, и стал воспитывать его как будущего воина.
Как только юноша оказался достаточно крепким, чтобы держать в руках оружие,
Гвидион опять повез его в Кэр Аранрод. На этот раз оба бога приняли облик
бардов. Аранрод с радостью приняла их, выслушала саги и песни, которые
исполнил Гвидион, устроила в их честь пир и отвела им для сна пышный покой.
На следующее утро Гвидион поднялся чуть свет и приготовился прочесть
самые действенные свои заклинания. Посредством своих друидических чар он
создал видимость того, будто вся страна наполнилась воинственными возгласами
и звуками боевых труб, а затем прочел заклинания, так что всем стало
казаться, что в гавани перед замком откуда ни возьмись появилось множество
вражеских кораблей. Аранрод в ужасе прибежала к нему, спрашивая, что же ей
делать, чтобы спасти замок. "Дай нам оружие, - отвечал мнимый бард, - и мы
сделаем все, что в наших силах" Тогда служанки Аранрод поспешно вручили
оружие Гвидиону, а Ллеу подала меч сама Аранрод. Как только она сделала, шум
и лязг доспехов смолкли, а корабли исчезли, словно их и не бывало. "Ну вот,
нам пора снимать доспехи, - заметил Гвидион. - Они нам больше не
понадобятся".
- Но ведь замок со всех сторон окружен врагами! - в испуге воскликнула
Аранрод.
- Да нет там никаких врагов, - отвечал Гвидион - Это было всего лишь
колдовское наваждение, которое я подстроил нарочно, чтобы ты сама сняла
собственное заклятие и вручила оружие нашему сыну. И вот теперь получил его
- от тебя, но помимо твоей воли!
- В таком случае я наложу на него еще более страшное заклятие! - в
ярости завопила обманутая богиня. - У него никогда не будет жены из числа
простых смертных, обитающих на земле!
- Можешь не беспокоиться, жена у него будет, - возразил Гвидион.
Затем Гвидион отправился к Мэту, своему дядюшке и одновременно
наставнику в магии и колдовстве, и они совместными усилиями, с помощью своих
волшебных чар создали из цветов прекрасную девушку. "И взяли они цветки
дуба, цветки ракитника, а еще - цветки благородного лавра и сделали из них
девушку, самую прекрасную и грациозную из всех, каких только доводилось
видеть мужчине". Затем они назвали ее Блодуэдд (Цветочный Лик) и отдали
красавицу в жены Ллеу. А еще они подарили Ллеу дворец под названием
Мур-и-Кастелл неподалеку от озера Бала Лейк. И все шло как нельзя лучше,
пока однажды не явился Гронви Пибир, один из богов тьмы, и, начав охоту в
здешних местах, убил на закате роскошного оленя неподалеку от замка Ллеу.
Самого бога Солнца в этот момент в замке не оказалось, ибо он отправился в
гости к Мэту, но Блодуэдд пригласила лихого охотника разделить с ней кров.
Ночью они стали любовниками и условились попытаться как-нибудь избавиться от
Ллеу. И когда ничего не подозревавший Ллеу вернулся в свой замок из дворца
Мэта, коварная Блодуэдд, уподобившись кельтской Далиле, выпытала у супруга
тайну о том, как можно лишить его жизни. Ллеу поведал ей, что он может
умереть лишь в одном-единственном случае. Он не может быть убит ни внутри
дома, ни за его порогом, ни сидя верхом на коне, ни в пешем строю; однако он
может принять смерть только от копья, которое мастер делал целый год, не
притрагиваясь к нему в дни воскресных жертвоприношений, и только в том
случае, если он, Ллеу, будет находиться под камышовой кровлей, только что
выйдя из бассейна и стоя одной ногой на краю бассейна, а другой - на спине
козла. Лишь тогда его может настигнуть смерть. Блодуэдд с притворной
набожностью возблагодарила небеса за то, что ее супруг столь надежно защищен
от случайной гибели, и тотчас послала гонца к своему любовнику, сообщив тому
все, что только что выведала у мужа. Гронви сразу же начал делать копье, и
спустя год оно было готово. Узнав об этом, Блодуэдд попросила Ллеу показать
ей, как именно он может быть убит.
Ллеу согласился, и Блодуэдд приготовила ему ванну под камышовой кровлей
и привязала возле нее козла. Ллеу вымылся и, выбираясь из ванны, встал одной
ногой на ее край, а другую на какой-то миг поставил на спину козла. В этот
момент Гронви, давно сидевший в засаде, метнул копье и поразил Ллеу, и тот,
испустив ужасный вопль, превратился в орла, взмыл в небо и улетел прочь.
Больше он никогда не возвращался, и Гронви Пибиру достались и Дворец Ллеу, и
его жена.
Однако Гвидион не прекращал попыток отыскать своего пропавшего сына.
Наконец однажды он оказался в доме в Северном Уэльсе, где увидел некоего
мужа, страшно беспокоившегося о своей свинье. Дело в том, что каждое утро,
как только он отпирал хлев, она стремглав убегала в лес и не возвращалась
домой до позднего вечера. Гвидион предложил пойти за ней, и на следующее
утро хозяин проводил его к хлеву и отпер дверь. Свинья тотчас распахнула ее
и опрометью выбежала на двор. Гвидион поспешил за ней. Он преследовал ее до
самого ручья между Сноудоном и морем, доныне носящим название Нант-и-Ллеу, и
наконец увидел беглянку: она кормилась под раскидистым дубом. На вершине
дуба сидел орел, и всякий раз, как только он потряхивал крыльями, с них
падали куски гниющего мяса, которые свинья с жадностью поедала. Гвидион
сразу заподозрил, что этот волшебный орел и есть Ллеу. И тогда он запел
песню:
Дуб ветви раскинул меж двух берегов,
Тьма на холме и на небе!
И разве же я не узнаю но ранам,
Что это и есть мой Ллеу?!
Услышав эти слова, орел спустился на середину. А Гвидион тем временем
продолжал:
Дуб корни в землю пустил глубоко,
Но ложь не смочил ли его
И не обсушили ли делить бурь?
На ветвях его - сам Ллеу Ллоу!
Орел спустился еще пониже, так что оказался на самой нижней ветке. А
Гвидион пел дальше:
Дуб, что pacтет на склоне холма,
Статен, могуч, величав!
И разве не знаю я, что мой Ллеу
Слетит ко мне на колени?!
Тогда орел слетел с дуба и уселся прямо на колено Гвидиона. Гвидион
тотчас прикоснулся к нему своей волшебной палочкой, и тот вновь стал прежним
Ллеу, от которого после удара отравленного копья остались одна кожа да
кости.
Гвидион, не теряя ни минуты, отвез сына к Мэту, что бы тот исцелил его,
а затем велел Ллеу вернуться в его замок, Мур-и-Кастелл, где по-прежнему
жила коварная Блодуэдд. Услышав, что муж ее жив и даже вернулся, она
попыталась было улететь, но Гвидион разгадал ее намерения и превратил злую
невестку в сову - птицу, которая ненавидит день.
Более ранняя версия этого, по всей видимости, очень и очень древнего,
мифа о боге Солнца - резко экспрессивные и нарочито грубые детали которого
свидетельствуют о его архаическом происхождении - переносит эпизод
превращения Гвидионом Блодуэдд в сову на небеса, где ее следы превратились в
звезды, рассеянные вокруг Млечного Пути. Как бы дополняя рассказ мифа,
"Мабиноги Мэн фаб Мэтонви" повествует о том, что Ллеу не пожелал принять от
Гронви никакого выкупа за содеянное им преступление, кроме того, что они
должны были поменяться ролями, чтобы Гронви точно так же встал на краю
бассейна. Тот был вынужден согласиться, и Ллеу убил его.
Кроме этих персонажей, у Бели и Дон было еще два сына, о которых мало
что известно, так что о них вообще не стоило бы упоминать, если бы не
первозданная поэтичность легенды о них, сохранившейся в Манускрипте Йоло и
носящей название "История о Ритта Гавре". История эта, записанная книжниками
уже в те времена, когда все древние божества давным-давно превратились в
простых смертных, гласит, что братья были двумя королями Британии. И вот
однажды звездной ночью они вышли прогуляться.
- Посмотри, - обратился Нинниау к Пейбоу, - какой ослепительно
прекрасный луг перед нами.
- Где же он? - спросил Пейбоу.
- Да вон там, видишь? - махнул рукой Нинниау. - Вон та яркая полоса на
небе, протянувшаяся насколько хватает глаз.
- Ну, тогда погляди вон туда, - отозвался Пейбоу. - Подумать только,
сколько я насчитал своих коров, пасущихся на твоем лугу!
- Да где же они? - в свою очередь спросил Нинниау.
- Разве не видишь? Да это же все звезды, которые только может заметить
твой взгляд! - отвечал Пейбоу. - И каждая из них - из огненного золота, а
луна, словно пастух, присматривает за ними.
- Я не желаю, чтобы они паслись на моем лугу! - воскликнул Нинниау.
- А они будут, - возразил его брат.
- Нет, не будут! - опять воскликнул Нинниау.
- Нет, все равно будут, - стоял на своем Пейбоу.
- Нет и еще раз нет, - заявил Нинниау. Братья повздорили, слово за
слово - поссорились, между ними вспыхнула вражда, разгорелась настоящая
война, в которой погибли войска обеих сторон, а спорщиков, как зачинателей
всякого зла, бог за их грехи превратил в бессмысленных быков. Последней из
детей Дон была богиня по имени Пенардун, о которой мало что известно, за
исключением того, что она была супругой морского бога Ллира. Этот эпизод
весьма любопытен, поскольку он служит параллелью к гэльской легенде,
повествующей о браках между богами Туатха Де Данаан и фоморами (см. главу 7
"Возвышение бога Солнца"). Бригит, дочь Дагды, была замужем за Бресом, сыном
Элатхана, а Киан, сын Диан Кехта, был отцом Луга от Этлин, дочери Балора.
Таким образом, в этих близкородственных мифологиях боги неба связаны с
богами моря множеством самых разнообразных контактов.
Имя Ллира, как и имя его ирландского аналога, Лира, предположительно
означает "море". Бог моря у бриттов - это тот же самый персонаж, что и его
гэльский коллега. В самом деле, два весьма показательных аспекта, а именно
то, что он постоянно именуется в валлийской литературе как Ллир Ледиат, то
есть "Ллир Чужеземец", а его жену зовут Ивериадд (Ирландия), свидетельствуют
о том, что этот образ мог быть заимствован бриттами у гэлов в более поздние
времена, когда формирование основного корпуса мифов у обоих народов уже было
завершено. В качестве бога бриттов он послужил отдаленным прототипом для
шекспировского короля Лира. Город, бывший в древности центром его культа, до
сих пор в его честь носит название Лейчестер, то есть Ллир-честер, а в более
давние времена - Кэр Лир.
У Ллира, как мы знаем, было две жены: Пенардун и Ивериадд. От дочери
Дон, то есть от Пенардун, у него родился сын, получивший имя Манавидан фаб
Лир, что полностью идентично гэльскому Мананнан Мак Лир [1]. Правда о его
характере и атрибутах нам известно значительно меньше, чем о нраве его
ирландского коллеги, однако и он, как и нам известно, был правителем Аида,
или Элизиума, которые в представлении древних кельтов неизменно
ассоциировались с морем. Как и прочие обитатели Подземного мира, Ллир был
властелином магии и колдовства, а заодно и всевозможных полезных знаний и
ремесел, которым он охотно обучал своих друзей и учеников. Что же касалось
врагов, то им он представал в совершенно ином качестве и обличье. Трехстишие
из Манускрипта Йоло, сложенное Азуром, придворным бардом, говорит о том,
что:
Заслуга главная Манавидана Мудрого -
Конечно, в том, что из костей и слез Построил крепость он - Оэт и
Аноэг.
[1] В старинном ирландском трактате под названием "Койр Анманн" ("Выбор
имен") сказано, что "Мананнан Мак Лир... бритты и люди Эрина почитали его
как бога моря".
Считается, что так бард описывает построенную Манавиданом тюрьму,
имевшую форму улья и выложенную из человеческих костей. Кости были скреплены
известковым раствором и образовывали бесчисленное множество камер-клетушек,
из которых был устроен целый лабиринт. В эту мрачную темницу он бросал тех,
кого считал достойными отправки в Аид, и среди его пленников одно время был
даже не кто иной, как сам Артур (см. главу 24 "Сокровища Британии").
"Ирландия" родила Ллиру двоих детей: дочь по имени Бранвен и сына,
названного Браном. То немногое, что нам известно о Бранвен Прекрасная Грудь,
свидетельствует, что она была богиней любви, была, как и греческая Афродита,
дитя моря. Бран, напротив, в еще большей степени, чем Манавидан, являл собою
воплощение темного божества из мрачного Аида. Его обычно изображают
существом колоссального роста, настолько громадным, что "Мабиноги Бранвен,
дочери Ллира" повествует о том, что он не мог вместиться ни в каком дому и
ни на одном корабле. Он страшно любил всевозможные битвы и сражения, словно
волшебный серый ворон, от которого, по всей вероятности, и происходит его
имя. В то же время он считался особенным патроном бардов, менестрелей и
вообще всяких музыкантов, и мы встречаемся с ним в одной из поэм,
приписываемых знаменитому Талесину. В ней бог предстает бардом, арфистом,
музыкантом, искусно играющим на волынке и семи других инструментах. Его сын
носил имя Карадавк Сильные Руки; у него, по свидетельству мифологии бриттов,
был исторический прототип - некий Каратакус, bменуемый в фольклоре
Карактакусом. Как Бран, так и его сестра, Бранвен, в особенности
ассоциировались с полуостровом Свэнси (Лебединое Море). Местоположением
легендарной крепости из костей Оэт и Аноэт предания по традиции считали
Гоуэр. То, что Бран был дома и в этих местах, ясно видно из текста "Morte
d'Arthur" [1], являющим собой своеобразное древлехранилище забытых и
непонятых мифологических сюжетов. В нем Бран из Гоуэра предстает как король
Брандегор.
[1] "Morte d'Arthur" (франц.) - "Смерть Артура" (прим. перев.)
Такое отождествление заурядной земной страны с Подземным, или, лучше
сказать, Потусторонним, миром представляется достаточно странной, но для
наших предков-кельтов эта мысль, по-видимому, была вполне естественной. Все
острова, а также и полуострова, которые, если смотреть на них с
противоположного берега, считались обиталищем темных сил Аида (Гадеса).
Попасть на эти острова, окруженные со всех сторон бурным и опасным морем,
часто окутанные коварными туманами и мглой, а в другое время представавшие
этакими призраками на горизонте, всегда было довольно нелегко, и они
считались прибежищем некой древней, более низкой расы, и были окутаны
ореолом тайны и святости - в полном соответствии с законами архаического
мышления, склонного видеть в неведомом нечто ужасное и пугающее. Так, бритты
из Корнниша, глядевшие со своего берега, в ясную погоду могли видеть Гоуэр и
Ланди, казавшиеся им своего рода аванпостами Потустороннего мира,
выступающими над поверхностью моря. В то же время для бриттов Уэльса
обиталищем неких сверхчеловеческих сил казалась Ирландия. Прямо
противоположной представлялась картина мира гэлам, считавшим, что Аид
находится как раз на о. Британия, а остров Мэн казался им обоим этаким
филиалом Аида, малым Потусторонним миром. Однако далеко не всегда обиталищем
странных существ, "людей без тени", или потусторонних духов, объявлялось
именно море и острова на нем. Таким же иномирным местом считалось Гластобери
Тор, окруженное со всех сторон непроходимыми топями, объявленное излюбленным
местом Гвинн ап Нудд. Бритты севера считали, что Потусторонний мир находится
за Адриановым валом [1], а в необъятных лесах Каледонии обитают не люди, а
призраки. Даже римская провинция Демеция, название которой происходит от
валлийского слова Дифед и приблизительно соответствующая землям нынешнего
графства Пемброкшир, довольно долго, по крайней мере - в глазах местных
аборигенов, отождествлялась с мифическим подземным миром.
[1] Адрианов вал (англ. Hadrian или Roman Wall) - стена, возведенная в
122-127 гг. н.э. на о. Британии, на территории нынешней Шотландии, при
римском императоре Адриане (117-138 гг. н.э.) для защиты римских владений от
набегов непокорных горцев. В древности пересекала весь север о. Британия,
выполняя роль оборонительного рубежа и границы римских владений (прим.
перев.)
Итак, согласно древним верованиям, Дифедом правило местное племя богов,
наиболее заметными фигурами из которых были Пвилл Голова Аннвна (валлийское
название Аида), а также его супруга Рианнон и сын Придери. Эти персонажи
считались враждебными по отношению к детям богини Дон, но в то же время они
имели дружеские связи с потомством бога Ллира. По свидетельству "Мабиноги
Манавидана фаб Лира", после смерти или таинственного исчезновения Пвилла его
вдова, Рианнон, стала женой Манавидана. В одной из небольших поэм Талесина
сказано, что Манавидан и Придери совместно были правителями Аида и
одновременно стражами волшебного котла вдохновения, который пытались
похитить или выкрасть боги света и который получил впоследствии широкую
известность под названием "Святого Грааля". Среди прочих их сокровищ были
так называемые "Три птички Рианнон", которые, как говорится в старинных
манускриптах, были способны своим пением вернуть умерших к жизни, а живых,
наоборот, погрузить в смертный сон. К счастью для людей и богов, птички эти
пели очень и очень редко. "На свете есть три вещи - гласит одно
староваллийское трехстишие, - которые нечасто можно услышать: это - пение
птичек Рианнон, глас мудрости из уст саксонца и приглашение на пир к
нищему".
Однако этот перечень богов древних бриттов был бы неполным без
упоминания имени Артура, хотя большинство читателей будут весьма и весьма
удивлены, увидев его в этой компании. Гений поэта Теннисона, черпавшего
материалы и сюжеты для своих творений по большей части из норманно-франкских
сказаний и новелл, наложил неизгладимый отпечаток на стереотипы популярных
представлений об Артуре как короле раннего королевства бриттов, сражавшегося
за родину и христианскую веру с захватчиками. Что ж, вполне возможно, что в
старину действительно существовал некий исторический персонаж -
могущественный вождь, носивший типично кельтское имя. Он упоминается в
древнеирландских легендах: так, Артуром звали одного из сыновей Немхеда,
сражавшегося с пресловутыми фоморами, а на континенте был известен Артайус
(или Артай), галльское божество, которого римляне отождествляли со своим
Меркурием и который почитался покровителем земледелия и вообще сельского
хозяйства. Первоначально Артур имел точно такой же сакральный статус, как и
Кухулин и Финн. Подвиги его носят мифический характер, будучи деяниями явно
сверхчеловеческого порядка. Его окружение предстает состоящим исключительно
из богов. Некоторые из них, насколько нам известно, пользовались особым
почитанием в Галлии. Другие были сынами Дон, Лира и Пвилла, то есть
происходили из династий более древних богов, главой которых Артур стал уже
после того, как их культы угасли и забылись. Утратив свой божественный
статус и ореол, и претерпев странные трансформации, эти сакральные персонажи
замелькали на страницах романов, превратившись в рыцарей Круглого стола. Эти
божества были родными богами бриттов. Впрочем многие из них упоминаются в
архаических надписях, сооруженных на нашем острове (т.е. о. Британия. -
Прим. перев.), однако почти все они носят экзотический и, так сказать,
иноземный характер. Дело в том, что императорский Рим собирал в свои легионы
людей самых разных рас и национальностей и у всех их имелись свои
собственные боги. По всей Британии и в особенности на землях вокруг
Адрианова вала мы находим упоминания о божествах многих и многих племен - от
Германии до Африки, от Галлии до Персии, культы которых спорадически
возникали в разных местах. Большинство из этих иноземных богов были
римскими, однако в наши дни обнаружены развалины храма Эборакуме (нынешний
Йорк), посвященного Серапиcy [1]; там же отправлялся и культ Митры,
древнеперсидского бога Солнца; а в Корбридже, что в Нортумберленде (древний
Корспициум), были найдены алтари, посвященные тирским божествам - Геркулесу
и Астарте. Культ бога войны отправлялся под разными именами: Кокидий в
колонии даков в Каберленде, а также Тоутат, Камул, Корициак, Белатукатор,
Алатор, Лоуцетий, Кондат и Ризигамос: так именовали его римские граждане -
выходцы из дальних окраин имперской ойкумены. В Бате существовал культ
богини войны, известной под именем Неметона. Сернистые источники в этом
городе находились под покровительством божества по имени Сулис,
отождествлявшегося римлянами с Минервой; ее помощником считался бог
кельтов неизменно ассоциировалось с тьмой, мраком, смертью, и, как только
теневой близнец появился на свет и обрел имя, он тотчас нырнул вниз головой
в свою родную стихию - море. "И как только он оказался в море, - сказано в
"Мабиноги Мэта фаб Мэтонви", - он тотчас принял свой истинный образ и начал
плавать как самые быстрые рыбы в морской пучине". Именно по этой причине он
и получил имя Дилан, что означает Сын Волны. Под ним никогда не бушевали
волны. В конце концов он был убит ударом копья своим собственным дядей,
Гофанноном, и, по словам знаменитого барда Талесина, его гибель оплакивали
волны Британии, Ирландии, Шотландии и острова Мэн. Его смерть окружена
множеством поэтичных легенд. Волны, обрушившиеся на берег, стали зримым
воплощением их жажды отомстить за своего сына. Грохот морского прибоя в
устье реки Конвэй местные жители до сих пор именуют "Сетованием о смерти
Дилана". А в названии небольшого мыса на Кернарфонской стороне пролива Менай
Стрэйтс, именуемого Пвинт Мэн Тилен, или Пвинт Мэн Дилан, увековечено его
имя.
Второй сын Гвидиона и Аранрод вырос и стал богом Солнца бриттов. Это
был знаменитый Ллеу Ллоу Гиффес, почти точный аналог гэльского бога Луга
Ламфады, Света Длинные Руки. Как и все солярные божества, рос он невероятно
быстро. Когда ему исполнился год, он выглядел как двухгодовалые дети. В
возрасте двух лет он уже разгуливал без присмотра взрослых, в возрасте
четырех лет казался восьмилетним отроком и стал неизменным спутником своего
отца во всех делах.
Однажды Гвидион взял его с собой в замок Аранрод - разумеется, не в
небесные чертоги жены, а в ее вполне материальный, земной замок, память о
котором до сих пор запечатлена в затейливой формы скалах на побережье
пролива Менай Стрэйтс, до которых при особенно сильных отливах в отдельные
дни весной и осенью можно добраться посуху, без лодки. Аранрод забыла о
своем сыне и даже не узнала его. Увидев мальчика рядом с мужем, Гвидионом,
она тотчас спросила, кто это с ним, и была ужасно разочарована, услышав его
ответ. Она захотела узнать, имя, и, когда Гвидион заметил, что имени у
мальчика пока что нет, она "наложила на него заклятье" (излюбленный обычай
кельтов), состоявшее в том, что мальчик останется безымянным до тех пор,
пока она, как мать, не захочет дать ему какое-нибудь имя.
Для кельтов остаться без имени означало оказаться в чрезвычайно опасной
ситуации, ибо по примитивным верованиям той эпохи, имя и душа представляли
собой как бы единое целое. Гвидион задумался, как же ему лучше заставить
Аранрод сказать о сыне хоть что-нибудь, что могло бы стать его именем. На
следующий день он отправился вместе с мальчиком на берег моря, причем оба
они приняли облик башмачников. Там они сделали себе лодку из водорослей и
красиво выделанной кожи, растянув ее особыми распорками. Затем они с сыном
подплыли на лодке к самому замку Аранрод и, бросив якорь на том месте,
откуда их было хорошо видно, начали деловито скрести по коже. Разумеется, их
скоро заметили, и Аранрод тотчас послала узнать, кто они и чем занимаются.
Узнав, что ее гости - башмачники, Аранрод вспомнила, что давно собиралась
сшить себе новые башмачки. И тогда Гвидион, хотя он и знал размер ножки
своей жены, нарочно сшил ей такие башмачки, которые сперва оказались ей
велики, а затем малы. И тогда Аранрод пришлось самой выйти из замка и
спуститься к лодке.
Пока Гвидион снимал мерку с ножки Аранрод, откуда ни возьмись прилетел
крапивник и сел на палубу. Мальчик поспешно схватил лук и стрелу и
подстрелил птицу прямо в лапку - излюбленный выстрел кельтских лучников, по
крайней мере если верить старинным романам. Богиня была приятно удивлена и
рассыпалась в комплиментах. "Поистине, - проговорила она, - это сделал лев с
твердой рукой". А именно после таких подвигов герои примитивных народов во
всем мире и получали свои имена. Получил имя и мальчик.
- Итак, хоть и не по твоей милости, - обратился Гвидион к Аранрод, - но
имя он все-таки получил. И хорошее имя, надо признать. Теперь его будут
звать Ллеу Ллоу Гиффес, что значит "Лев Твердая Рука". Само имя бога Солнца
служит показательным примером того, насколько устаревшими воспринимались
архаические языческие предания в те времена, когда они была впервые записаны
учеными монахами. Дело в том, что старинное кельтское слово Ллеу (Lleu),
означающее "свет", тогда уже явно забылось и вышло из употребления, и
писец-переписчик попросту вставил вместо этого слова, показавшегося ему
несуразной ошибкой, слово Ллоу (Llew), что значит "лев". Слово Гиффеc также
подверглось искажающей трансформации, ибо первоначально оно означало вовсе
не "твердый", а "длинный".
Как бы там ни было, Аранрод, желавшая оставить собственного сына без
имени, потерпела неудачу. Не удалось ей получить назад и свои собственные
башмачки, ибо, как только они попали в руки к Гвидиону, он мигом превратил
лодку обратно в морские водоросли, и прекрасно выделанная кожа тотчас
соскользнула с них. Тогда, вне себя от гнева, богиня-мать наложила на
мальчика новое заклятие, на этот раз заключавшееся в том, что он не сможет
взять в руки оружие до тех пор, пока она сама не вручит его ему.
Однако Гвидион увез сына в свой замок, Динас Динллев, и ныне высящийся
на берегу пролива Менай Стрэйтс, и стал воспитывать его как будущего воина.
Как только юноша оказался достаточно крепким, чтобы держать в руках оружие,
Гвидион опять повез его в Кэр Аранрод. На этот раз оба бога приняли облик
бардов. Аранрод с радостью приняла их, выслушала саги и песни, которые
исполнил Гвидион, устроила в их честь пир и отвела им для сна пышный покой.
На следующее утро Гвидион поднялся чуть свет и приготовился прочесть
самые действенные свои заклинания. Посредством своих друидических чар он
создал видимость того, будто вся страна наполнилась воинственными возгласами
и звуками боевых труб, а затем прочел заклинания, так что всем стало
казаться, что в гавани перед замком откуда ни возьмись появилось множество
вражеских кораблей. Аранрод в ужасе прибежала к нему, спрашивая, что же ей
делать, чтобы спасти замок. "Дай нам оружие, - отвечал мнимый бард, - и мы
сделаем все, что в наших силах" Тогда служанки Аранрод поспешно вручили
оружие Гвидиону, а Ллеу подала меч сама Аранрод. Как только она сделала, шум
и лязг доспехов смолкли, а корабли исчезли, словно их и не бывало. "Ну вот,
нам пора снимать доспехи, - заметил Гвидион. - Они нам больше не
понадобятся".
- Но ведь замок со всех сторон окружен врагами! - в испуге воскликнула
Аранрод.
- Да нет там никаких врагов, - отвечал Гвидион - Это было всего лишь
колдовское наваждение, которое я подстроил нарочно, чтобы ты сама сняла
собственное заклятие и вручила оружие нашему сыну. И вот теперь получил его
- от тебя, но помимо твоей воли!
- В таком случае я наложу на него еще более страшное заклятие! - в
ярости завопила обманутая богиня. - У него никогда не будет жены из числа
простых смертных, обитающих на земле!
- Можешь не беспокоиться, жена у него будет, - возразил Гвидион.
Затем Гвидион отправился к Мэту, своему дядюшке и одновременно
наставнику в магии и колдовстве, и они совместными усилиями, с помощью своих
волшебных чар создали из цветов прекрасную девушку. "И взяли они цветки
дуба, цветки ракитника, а еще - цветки благородного лавра и сделали из них
девушку, самую прекрасную и грациозную из всех, каких только доводилось
видеть мужчине". Затем они назвали ее Блодуэдд (Цветочный Лик) и отдали
красавицу в жены Ллеу. А еще они подарили Ллеу дворец под названием
Мур-и-Кастелл неподалеку от озера Бала Лейк. И все шло как нельзя лучше,
пока однажды не явился Гронви Пибир, один из богов тьмы, и, начав охоту в
здешних местах, убил на закате роскошного оленя неподалеку от замка Ллеу.
Самого бога Солнца в этот момент в замке не оказалось, ибо он отправился в
гости к Мэту, но Блодуэдд пригласила лихого охотника разделить с ней кров.
Ночью они стали любовниками и условились попытаться как-нибудь избавиться от
Ллеу. И когда ничего не подозревавший Ллеу вернулся в свой замок из дворца
Мэта, коварная Блодуэдд, уподобившись кельтской Далиле, выпытала у супруга
тайну о том, как можно лишить его жизни. Ллеу поведал ей, что он может
умереть лишь в одном-единственном случае. Он не может быть убит ни внутри
дома, ни за его порогом, ни сидя верхом на коне, ни в пешем строю; однако он
может принять смерть только от копья, которое мастер делал целый год, не
притрагиваясь к нему в дни воскресных жертвоприношений, и только в том
случае, если он, Ллеу, будет находиться под камышовой кровлей, только что
выйдя из бассейна и стоя одной ногой на краю бассейна, а другой - на спине
козла. Лишь тогда его может настигнуть смерть. Блодуэдд с притворной
набожностью возблагодарила небеса за то, что ее супруг столь надежно защищен
от случайной гибели, и тотчас послала гонца к своему любовнику, сообщив тому
все, что только что выведала у мужа. Гронви сразу же начал делать копье, и
спустя год оно было готово. Узнав об этом, Блодуэдд попросила Ллеу показать
ей, как именно он может быть убит.
Ллеу согласился, и Блодуэдд приготовила ему ванну под камышовой кровлей
и привязала возле нее козла. Ллеу вымылся и, выбираясь из ванны, встал одной
ногой на ее край, а другую на какой-то миг поставил на спину козла. В этот
момент Гронви, давно сидевший в засаде, метнул копье и поразил Ллеу, и тот,
испустив ужасный вопль, превратился в орла, взмыл в небо и улетел прочь.
Больше он никогда не возвращался, и Гронви Пибиру достались и Дворец Ллеу, и
его жена.
Однако Гвидион не прекращал попыток отыскать своего пропавшего сына.
Наконец однажды он оказался в доме в Северном Уэльсе, где увидел некоего
мужа, страшно беспокоившегося о своей свинье. Дело в том, что каждое утро,
как только он отпирал хлев, она стремглав убегала в лес и не возвращалась
домой до позднего вечера. Гвидион предложил пойти за ней, и на следующее
утро хозяин проводил его к хлеву и отпер дверь. Свинья тотчас распахнула ее
и опрометью выбежала на двор. Гвидион поспешил за ней. Он преследовал ее до
самого ручья между Сноудоном и морем, доныне носящим название Нант-и-Ллеу, и
наконец увидел беглянку: она кормилась под раскидистым дубом. На вершине
дуба сидел орел, и всякий раз, как только он потряхивал крыльями, с них
падали куски гниющего мяса, которые свинья с жадностью поедала. Гвидион
сразу заподозрил, что этот волшебный орел и есть Ллеу. И тогда он запел
песню:
Дуб ветви раскинул меж двух берегов,
Тьма на холме и на небе!
И разве же я не узнаю но ранам,
Что это и есть мой Ллеу?!
Услышав эти слова, орел спустился на середину. А Гвидион тем временем
продолжал:
Дуб корни в землю пустил глубоко,
Но ложь не смочил ли его
И не обсушили ли делить бурь?
На ветвях его - сам Ллеу Ллоу!
Орел спустился еще пониже, так что оказался на самой нижней ветке. А
Гвидион пел дальше:
Дуб, что pacтет на склоне холма,
Статен, могуч, величав!
И разве не знаю я, что мой Ллеу
Слетит ко мне на колени?!
Тогда орел слетел с дуба и уселся прямо на колено Гвидиона. Гвидион
тотчас прикоснулся к нему своей волшебной палочкой, и тот вновь стал прежним
Ллеу, от которого после удара отравленного копья остались одна кожа да
кости.
Гвидион, не теряя ни минуты, отвез сына к Мэту, что бы тот исцелил его,
а затем велел Ллеу вернуться в его замок, Мур-и-Кастелл, где по-прежнему
жила коварная Блодуэдд. Услышав, что муж ее жив и даже вернулся, она
попыталась было улететь, но Гвидион разгадал ее намерения и превратил злую
невестку в сову - птицу, которая ненавидит день.
Более ранняя версия этого, по всей видимости, очень и очень древнего,
мифа о боге Солнца - резко экспрессивные и нарочито грубые детали которого
свидетельствуют о его архаическом происхождении - переносит эпизод
превращения Гвидионом Блодуэдд в сову на небеса, где ее следы превратились в
звезды, рассеянные вокруг Млечного Пути. Как бы дополняя рассказ мифа,
"Мабиноги Мэн фаб Мэтонви" повествует о том, что Ллеу не пожелал принять от
Гронви никакого выкупа за содеянное им преступление, кроме того, что они
должны были поменяться ролями, чтобы Гронви точно так же встал на краю
бассейна. Тот был вынужден согласиться, и Ллеу убил его.
Кроме этих персонажей, у Бели и Дон было еще два сына, о которых мало
что известно, так что о них вообще не стоило бы упоминать, если бы не
первозданная поэтичность легенды о них, сохранившейся в Манускрипте Йоло и
носящей название "История о Ритта Гавре". История эта, записанная книжниками
уже в те времена, когда все древние божества давным-давно превратились в
простых смертных, гласит, что братья были двумя королями Британии. И вот
однажды звездной ночью они вышли прогуляться.
- Посмотри, - обратился Нинниау к Пейбоу, - какой ослепительно
прекрасный луг перед нами.
- Где же он? - спросил Пейбоу.
- Да вон там, видишь? - махнул рукой Нинниау. - Вон та яркая полоса на
небе, протянувшаяся насколько хватает глаз.
- Ну, тогда погляди вон туда, - отозвался Пейбоу. - Подумать только,
сколько я насчитал своих коров, пасущихся на твоем лугу!
- Да где же они? - в свою очередь спросил Нинниау.
- Разве не видишь? Да это же все звезды, которые только может заметить
твой взгляд! - отвечал Пейбоу. - И каждая из них - из огненного золота, а
луна, словно пастух, присматривает за ними.
- Я не желаю, чтобы они паслись на моем лугу! - воскликнул Нинниау.
- А они будут, - возразил его брат.
- Нет, не будут! - опять воскликнул Нинниау.
- Нет, все равно будут, - стоял на своем Пейбоу.
- Нет и еще раз нет, - заявил Нинниау. Братья повздорили, слово за
слово - поссорились, между ними вспыхнула вражда, разгорелась настоящая
война, в которой погибли войска обеих сторон, а спорщиков, как зачинателей
всякого зла, бог за их грехи превратил в бессмысленных быков. Последней из
детей Дон была богиня по имени Пенардун, о которой мало что известно, за
исключением того, что она была супругой морского бога Ллира. Этот эпизод
весьма любопытен, поскольку он служит параллелью к гэльской легенде,
повествующей о браках между богами Туатха Де Данаан и фоморами (см. главу 7
"Возвышение бога Солнца"). Бригит, дочь Дагды, была замужем за Бресом, сыном
Элатхана, а Киан, сын Диан Кехта, был отцом Луга от Этлин, дочери Балора.
Таким образом, в этих близкородственных мифологиях боги неба связаны с
богами моря множеством самых разнообразных контактов.
Имя Ллира, как и имя его ирландского аналога, Лира, предположительно
означает "море". Бог моря у бриттов - это тот же самый персонаж, что и его
гэльский коллега. В самом деле, два весьма показательных аспекта, а именно
то, что он постоянно именуется в валлийской литературе как Ллир Ледиат, то
есть "Ллир Чужеземец", а его жену зовут Ивериадд (Ирландия), свидетельствуют
о том, что этот образ мог быть заимствован бриттами у гэлов в более поздние
времена, когда формирование основного корпуса мифов у обоих народов уже было
завершено. В качестве бога бриттов он послужил отдаленным прототипом для
шекспировского короля Лира. Город, бывший в древности центром его культа, до
сих пор в его честь носит название Лейчестер, то есть Ллир-честер, а в более
давние времена - Кэр Лир.
У Ллира, как мы знаем, было две жены: Пенардун и Ивериадд. От дочери
Дон, то есть от Пенардун, у него родился сын, получивший имя Манавидан фаб
Лир, что полностью идентично гэльскому Мананнан Мак Лир [1]. Правда о его
характере и атрибутах нам известно значительно меньше, чем о нраве его
ирландского коллеги, однако и он, как и нам известно, был правителем Аида,
или Элизиума, которые в представлении древних кельтов неизменно
ассоциировались с морем. Как и прочие обитатели Подземного мира, Ллир был
властелином магии и колдовства, а заодно и всевозможных полезных знаний и
ремесел, которым он охотно обучал своих друзей и учеников. Что же касалось
врагов, то им он представал в совершенно ином качестве и обличье. Трехстишие
из Манускрипта Йоло, сложенное Азуром, придворным бардом, говорит о том,
что:
Заслуга главная Манавидана Мудрого -
Конечно, в том, что из костей и слез Построил крепость он - Оэт и
Аноэг.
[1] В старинном ирландском трактате под названием "Койр Анманн" ("Выбор
имен") сказано, что "Мананнан Мак Лир... бритты и люди Эрина почитали его
как бога моря".
Считается, что так бард описывает построенную Манавиданом тюрьму,
имевшую форму улья и выложенную из человеческих костей. Кости были скреплены
известковым раствором и образовывали бесчисленное множество камер-клетушек,
из которых был устроен целый лабиринт. В эту мрачную темницу он бросал тех,
кого считал достойными отправки в Аид, и среди его пленников одно время был
даже не кто иной, как сам Артур (см. главу 24 "Сокровища Британии").
"Ирландия" родила Ллиру двоих детей: дочь по имени Бранвен и сына,
названного Браном. То немногое, что нам известно о Бранвен Прекрасная Грудь,
свидетельствует, что она была богиней любви, была, как и греческая Афродита,
дитя моря. Бран, напротив, в еще большей степени, чем Манавидан, являл собою
воплощение темного божества из мрачного Аида. Его обычно изображают
существом колоссального роста, настолько громадным, что "Мабиноги Бранвен,
дочери Ллира" повествует о том, что он не мог вместиться ни в каком дому и
ни на одном корабле. Он страшно любил всевозможные битвы и сражения, словно
волшебный серый ворон, от которого, по всей вероятности, и происходит его
имя. В то же время он считался особенным патроном бардов, менестрелей и
вообще всяких музыкантов, и мы встречаемся с ним в одной из поэм,
приписываемых знаменитому Талесину. В ней бог предстает бардом, арфистом,
музыкантом, искусно играющим на волынке и семи других инструментах. Его сын
носил имя Карадавк Сильные Руки; у него, по свидетельству мифологии бриттов,
был исторический прототип - некий Каратакус, bменуемый в фольклоре
Карактакусом. Как Бран, так и его сестра, Бранвен, в особенности
ассоциировались с полуостровом Свэнси (Лебединое Море). Местоположением
легендарной крепости из костей Оэт и Аноэт предания по традиции считали
Гоуэр. То, что Бран был дома и в этих местах, ясно видно из текста "Morte
d'Arthur" [1], являющим собой своеобразное древлехранилище забытых и
непонятых мифологических сюжетов. В нем Бран из Гоуэра предстает как король
Брандегор.
[1] "Morte d'Arthur" (франц.) - "Смерть Артура" (прим. перев.)
Такое отождествление заурядной земной страны с Подземным, или, лучше
сказать, Потусторонним, миром представляется достаточно странной, но для
наших предков-кельтов эта мысль, по-видимому, была вполне естественной. Все
острова, а также и полуострова, которые, если смотреть на них с
противоположного берега, считались обиталищем темных сил Аида (Гадеса).
Попасть на эти острова, окруженные со всех сторон бурным и опасным морем,
часто окутанные коварными туманами и мглой, а в другое время представавшие
этакими призраками на горизонте, всегда было довольно нелегко, и они
считались прибежищем некой древней, более низкой расы, и были окутаны
ореолом тайны и святости - в полном соответствии с законами архаического
мышления, склонного видеть в неведомом нечто ужасное и пугающее. Так, бритты
из Корнниша, глядевшие со своего берега, в ясную погоду могли видеть Гоуэр и
Ланди, казавшиеся им своего рода аванпостами Потустороннего мира,
выступающими над поверхностью моря. В то же время для бриттов Уэльса
обиталищем неких сверхчеловеческих сил казалась Ирландия. Прямо
противоположной представлялась картина мира гэлам, считавшим, что Аид
находится как раз на о. Британия, а остров Мэн казался им обоим этаким
филиалом Аида, малым Потусторонним миром. Однако далеко не всегда обиталищем
странных существ, "людей без тени", или потусторонних духов, объявлялось
именно море и острова на нем. Таким же иномирным местом считалось Гластобери
Тор, окруженное со всех сторон непроходимыми топями, объявленное излюбленным
местом Гвинн ап Нудд. Бритты севера считали, что Потусторонний мир находится
за Адриановым валом [1], а в необъятных лесах Каледонии обитают не люди, а
призраки. Даже римская провинция Демеция, название которой происходит от
валлийского слова Дифед и приблизительно соответствующая землям нынешнего
графства Пемброкшир, довольно долго, по крайней мере - в глазах местных
аборигенов, отождествлялась с мифическим подземным миром.
[1] Адрианов вал (англ. Hadrian или Roman Wall) - стена, возведенная в
122-127 гг. н.э. на о. Британии, на территории нынешней Шотландии, при
римском императоре Адриане (117-138 гг. н.э.) для защиты римских владений от
набегов непокорных горцев. В древности пересекала весь север о. Британия,
выполняя роль оборонительного рубежа и границы римских владений (прим.
перев.)
Итак, согласно древним верованиям, Дифедом правило местное племя богов,
наиболее заметными фигурами из которых были Пвилл Голова Аннвна (валлийское
название Аида), а также его супруга Рианнон и сын Придери. Эти персонажи
считались враждебными по отношению к детям богини Дон, но в то же время они
имели дружеские связи с потомством бога Ллира. По свидетельству "Мабиноги
Манавидана фаб Лира", после смерти или таинственного исчезновения Пвилла его
вдова, Рианнон, стала женой Манавидана. В одной из небольших поэм Талесина
сказано, что Манавидан и Придери совместно были правителями Аида и
одновременно стражами волшебного котла вдохновения, который пытались
похитить или выкрасть боги света и который получил впоследствии широкую
известность под названием "Святого Грааля". Среди прочих их сокровищ были
так называемые "Три птички Рианнон", которые, как говорится в старинных
манускриптах, были способны своим пением вернуть умерших к жизни, а живых,
наоборот, погрузить в смертный сон. К счастью для людей и богов, птички эти
пели очень и очень редко. "На свете есть три вещи - гласит одно
староваллийское трехстишие, - которые нечасто можно услышать: это - пение
птичек Рианнон, глас мудрости из уст саксонца и приглашение на пир к
нищему".
Однако этот перечень богов древних бриттов был бы неполным без
упоминания имени Артура, хотя большинство читателей будут весьма и весьма
удивлены, увидев его в этой компании. Гений поэта Теннисона, черпавшего
материалы и сюжеты для своих творений по большей части из норманно-франкских
сказаний и новелл, наложил неизгладимый отпечаток на стереотипы популярных
представлений об Артуре как короле раннего королевства бриттов, сражавшегося
за родину и христианскую веру с захватчиками. Что ж, вполне возможно, что в
старину действительно существовал некий исторический персонаж -
могущественный вождь, носивший типично кельтское имя. Он упоминается в
древнеирландских легендах: так, Артуром звали одного из сыновей Немхеда,
сражавшегося с пресловутыми фоморами, а на континенте был известен Артайус
(или Артай), галльское божество, которого римляне отождествляли со своим
Меркурием и который почитался покровителем земледелия и вообще сельского
хозяйства. Первоначально Артур имел точно такой же сакральный статус, как и
Кухулин и Финн. Подвиги его носят мифический характер, будучи деяниями явно
сверхчеловеческого порядка. Его окружение предстает состоящим исключительно
из богов. Некоторые из них, насколько нам известно, пользовались особым
почитанием в Галлии. Другие были сынами Дон, Лира и Пвилла, то есть
происходили из династий более древних богов, главой которых Артур стал уже
после того, как их культы угасли и забылись. Утратив свой божественный
статус и ореол, и претерпев странные трансформации, эти сакральные персонажи
замелькали на страницах романов, превратившись в рыцарей Круглого стола. Эти
божества были родными богами бриттов. Впрочем многие из них упоминаются в
архаических надписях, сооруженных на нашем острове (т.е. о. Британия. -
Прим. перев.), однако почти все они носят экзотический и, так сказать,
иноземный характер. Дело в том, что императорский Рим собирал в свои легионы
людей самых разных рас и национальностей и у всех их имелись свои
собственные боги. По всей Британии и в особенности на землях вокруг
Адрианова вала мы находим упоминания о божествах многих и многих племен - от
Германии до Африки, от Галлии до Персии, культы которых спорадически
возникали в разных местах. Большинство из этих иноземных богов были
римскими, однако в наши дни обнаружены развалины храма Эборакуме (нынешний
Йорк), посвященного Серапиcy [1]; там же отправлялся и культ Митры,
древнеперсидского бога Солнца; а в Корбридже, что в Нортумберленде (древний
Корспициум), были найдены алтари, посвященные тирским божествам - Геркулесу
и Астарте. Культ бога войны отправлялся под разными именами: Кокидий в
колонии даков в Каберленде, а также Тоутат, Камул, Корициак, Белатукатор,
Алатор, Лоуцетий, Кондат и Ризигамос: так именовали его римские граждане -
выходцы из дальних окраин имперской ойкумены. В Бате существовал культ
богини войны, известной под именем Неметона. Сернистые источники в этом
городе находились под покровительством божества по имени Сулис,
отождествлявшегося римлянами с Минервой; ее помощником считался бог