Автор неизвестен. Рассказ про Ала Ад-Дина и волшебный светильник

благоухание роскошных яств разносилось и наполняло дом. Она
обрадовалась и удивилась, и Ала ад-Дин сказал: "Видишь,
матушка, как полезен этот светильник! А ты еще говорила мне:
"Выброси его!" - "Да умножит Аллах благо того раба, но я
все-таки не хочу его видеть", - ответила мать Ала ад-Дина, а
потом они сели за столик, и ели, и пили, пока не насытились, а
то, что осталось, убрали до следующего дня.
Когда же еда у них кончилась, Ала ад-Дин спрятал под полой
платья одно из блюд, стоявших на столике, и пошел искать того
проклятого еврея, чтобы продать ему блюдо. И судьба привела
его к лавке одного ювелира, мусульманина, престарелого старца,
боявшегося Аллаха, и этот старец, увидев Ала ад-Дина, спросил
его: "Что тебе нужно, сынок? Я много раз видел, как ты
проходил мимо моей лавки и имел дело с одним евреем. Я видел,
что ты давал ему какие-то вещи, и думаю, что и теперь у тебя
есть вещь и ты ходишь и ищешь еврея, чтобы продать ему эту
вещь. Но разве не знаешь ты, сынок, что эти проклятые евреи
считают дозволенным присваивать деньги мусульман, верующих в
единого Аллаха, и не могут не обманывать народ Мухаммеда, - да
благословит его Аллах и да приветствует! - особенно тот
проклятый еврей Мордухай, с которым ты имел дело. О сынок,
если у тебя есть вещь, которую ты хочешь продать, покажи ее
мне и ничего не бойся - я отвешу тебе ее стоимость по закону
великого Аллаха". Услышав эти слова, Ала ад-Дин вынул
серебряное блюдо и подал его старцу, и старец взял блюдо,
взвесил его и спросил: "Сколько давал тебе еврей и такое ли
это блюдо, как те, что ты ему продавал?" - "Да, - ответил Ала
ад-Дин, - это точно такое же блюдо, и за каждое блюдо он давал
мне динар". И услышав, что проклятый еврей в уплату за каждое
блюдо давал ему динар, старец вышел из себя и воскликнул:
"Видишь, сынок, мои слова оправдались! Какой разбойник этот
проклятый еврей, обманывающий рабов Аллаха! Он тебя обманул и
посмеялся над тобой, так как твое блюдо сделано из чистого
серебра и весит оно столько-то, а цена ему семьдесят динаров.
Если хочешь, я отсчитаю тебе его стоимость". И старец считал
до тех пор, пока не отсчитал Ала ад-Дину семьдесят динаров, и
Ала ад-Дин взял их и поблагодарил старца за милость и
наставление.
И всякий раз, когда кончались деньги за одно блюдо, Ала
ад-Дин приносил и продавал старцу другое, и стали Ала ад-Дин с
матерью богатыми, но они не изменили той жизни, к которой
привыкли, и жили без большой пышности. Ала ад-Дин изменил свою
природу, и перестал водиться с беспутными мальчишками и каждый
день ходил на рынок купцов, чтобы познакомиться с ними и
расспросить о разных товарах и прочем. Ходил Ала ад-Дин также
на базар торговцев драгоценностями и смотрел там, как продают
и покупают камни, и когда он стал хорошо осведомлен в этом, то
узнал, что плоды, которые он принес из сокровищницы, это не
стекляшки и не хрусталь, как он думал, а драгоценные камни,
стоимости которых не сочтешь. И понял он, что добыл большое
богатство, и не видел он на рынке и одного камня, который был
бы похож на мельчайший из его камешков.
И каждый день он ходил на рынок, знакомился с людьми и
заводил с ними дружбу. И рас-спрашивал, как купцы продают
покупают, берут и отдают, и осведомлялся, что дорого, а что
дешево. И в один из дней после завтрака он отправился на
рынок, и, проходя по рынку, услышал, что глашатай кричит:
"Согласно приказу царя времени и владыки веков и столетий,
пусть все люди закроют свои лавки и склады, ибо госпожа Бадр
аль-Будур, дочь султана, направляется в баню, и пусть никто не
выходит из своего дома, не открывает лавку и не глядит из
окна! Опасайтесь ослушаться повеления султана".
Услышав это провозглашение, Ала ад-Дин стал думать, как бы
ему ухитриться и посмотреть на дочь султана, и говорил про
себя:
"Все люди толкуют о ее красоте и прелести, и предел моих
желаний - посмотреть на нее". И он стал придумывать хитрость,
чтобы увидеть дочь султана, госпожу Бадр аль-Будур, и ему
понравилась мысль пойти и спрятаться за дверями бани и
поглядеть на царевну, когда она будет входить. И он пошел и
встал за дверями бани, в таком месте, где его не мог увидеть
никто; а тем временем дочь султана спустилась в город,
проехала по рынкам и площадям и у самого входа в баню подняла
покрывало с лица, и оно засияло и заблистало ярче света
солнца, и была царская дочь такова, как сказал поэт:

"Что за очи! Их чье колдовство насурьмило?
Розы этих ланит! - чья рука их взрастила?
Эти кудри - как мрака густые чернила.
Где чело это светит, там ночь отступила".
(Перевод А. Ревича)

И рассказывают, что, когда Ала ад-Дин увидал этот
благородный образ, он сказал про себя: "Поистине, это творение
всемилостивого! Слава тому, кто ее создал, и украсил такой
красотой, и наделил столь совершенною прелестью!"
Его ум был пленен этой девушкой, и любовь к ней ошеломила
его; страсть к ней захватила все его сердце, и он вернулся
домой и вошел к своей матери, ошеломленный, потеряв рассудок.
Мать стала с ним разговаривать, но он сидел точно истукан, не
отвечал и не откликался. И она оставила перед ним обед, а он
все еще был в таком состоянии, и тогда мать спросила его: "О
сынок, что с тобой случилось? Болит у тебя что-нибудь? Что с
тобой делается, расскажи мне? Я вижу, что ты сегодня не такой,
как всегда: я с тобой разговариваю, а ты мне не отвечаешь". А
Ала ад-Дин думал, что все женщины такие, как его мать, -
некрасивые старухи. Правда, он слышал, как люди говорили о
красоте и прелести дочери султана, но не знал, что это такое -
прелесть и красота.
И мать стала к нему приставать, чтобы он подошел и съел
кусочек, и Ала ад-Дин подошел и поел немного, а потом он лег
на постель и всю ночь проворочался с боку на бок, повторяя: "О
живой, вечносущий!" - и не смыкал глаз от любви к дочери
султана. А утром, когда он встал, положение его стало и того
хуже из-за любви и страсти. Мать его, увидев, что он в таком
состоянии, растерялась и не могла понять, что же с ним
случилось. Она подумала, что Ала ад-Дин болен, и сказала: "О
дитя мое, если ты нездоров и чувствуешь боль или еще
что-нибудь, я схожу и приведу лекаря - пускай он тебя
посмотрит. В нашем городе живет лекарь, чужестранец, за
которым послал султан, и ходят слухи, что это большой
искусник. Если ты болен, сынок, я пойду и приведу его - пусть
он посмотрит, что за болезнь у тебя, и пропишет тебе
что-нибудь". Но Ала ад-Дин, услыхав, что мать хочет привести
лекаря, сказал: "О матушка, я не болен, но я думал, что все
женщины такие, как ты, а вчера я увидел дочь султана, когда
она шла в баню. Дело в том, что я услыхал, как глашатай
кричал, чтобы никто не открывал лавку и не стоял на дороге,
пока госпожа Бадр аль-Будур не проследует в баню, и пошел и
спрятался за Дверями бани, и, когда царевна подошла к дверям,
она подняла с лица покрывало, и я рассмотрел ее и увидел ее
благородный образ, - слава тому, кто ее украсил такой красотой
и прелестью! И, ах, матушка, я почувствовал такую любовь и
страсть к этой девушке, что не могу ее описать, и великой
стала моя любовь, и я всю прошлую ночь не сомкнул глаз. Любовь
к ней вошла в глубь моего сердца, и мне невозможно не получить
ее в жены, и я решил попросить ее у отца ее, султана, согласно
закону великого Аллаха". Услышав слова своего сына, мать Ала
ад-Дина сочла его ум скудным и сказала: "Имя Аллаха да будет
над тобой, дитя мое! Ясно, что ты потерял рассудок! Сын мой,
Ала ад-Дин, ты сошел с ума! Ты посватешь дочь султана?!" - "О
матушка, - ответил Ала ад-Дин, - я не лишился рассудка и не
сошел с ума. Не думай, что эти твои слова изменят мое
намерение. Я непременно добуду Бадр аль-Будур, кровь моего
сердца, и я намерен послать сватов к султану, ее отцу, и
посвататься к ней". - "Заклинаю тебя жизнью, сын мой, -
воскликнула мать Ала ад-Дина, - не говори таких слов, чтобы
кто-нибудь тебя не услышал и не сказал, что ты сошел с ума!
Брось такие речи, сынок! Кто может сделать такое дело и
попросить у султана его дочь? Ты не вельможа и не эмир, и кто
пойдет просить ее для тебя у султана?" - "О матушка, - ответил
Ала ад-Дин, - для такой просьбы годишься только ты! Раз ты
здесь, то кто же пойдет просить у султана царевну, кроме тебя?
Я хочу, матушка, чтобы ты пошла сама и обратилась к султану с
такой просьбой". - "Да отвратит меня от этого Аллах! -
воскликнула мать Ала ад-Дина. - С ума я, что ли, сошла, как
ты? Выброси эту мысль из головы, дитя мое, и подумай про себя:
кто ты и чей ты сын, чтобы просить за себя дочь султана? Ты
сын портного, и больше ничего, и вдобавок - ничтожнейшего
портного. Ведь твой отец был самым бедным из тех, кто
занимается его ремеслом в этом городе, да и я, твоя мать, кто
я такая? Мои родные беднее всех в городе. Так как же ты
посмеешь просить за себя султанову дочь, отец которой
согласится выдать ее только за сына царя или султана, да и то
лишь за равного ему по сану, благородству и знатности. А если
он будет чуть-чуть ниже, то это вещь невозможная". И Ала
ад-Дин выслушал свою мать и, когда та кончила говорить,
ответил: "О матушка, я сам думал обо всем, что ты говоришь, и
я хорошо знаю, что я сын бедняка. Но все это, о матушка, меня
не держит и не изменит намерения сделать то, что я задумал.
Надеюсь, о матушка, что, раз я твой сын, ты окажешь мне это
благодеяние, а иначе я умру и ты лишишься меня. Избавь же
меняя от смерти - ведь, как бы то ни было, я твой сын".
Услышав слова Ала ад-Дина, его мать совсем растерялась и
молвила: "Да, дитя мое, я тебе мать, а ты мне сын и ты кровь
моего сердца, нет у меня никого, кроме тебя. И больше всего
хотела бы на тебя порадоваться и тебя женить, но когда я
пожелаю найти тебе невесту, это будет дочь людей, равных нам и
схожих с нами. Ведь когда я стану искать ее, меня тоже
спросят, есть ли у тебя ремесло, или земля, или сад, а если я
потеряюсь, отвечая бедным людям, таким, как я, то как осмелюсь
я и попрошу тебе в жены дочь султана у ее отца, владыки Китая,
выше которого нет и не будет? Я отдаю это дело на твой суд, -
подумай же хорошенько и вернись к разуму. Да если бы я,
допустим, и пошла к султану с твоей просьбой, чтобы угодить
тебе, это принесло бы нам лишь беду и несчастье, ибо это дело
очень опасное и, может быть, в нем таится для нас страшная
смерть. Ведь в таком деле скрыта великая опасность! Как хватит
у меня духа осмелиться на столь великую дерзость и просить у
султана его дочь, и каким путем это сделать, как я смогу войти
к нему? А ли даже это удастся и меня поставят перед ним, что я
скажу, и когда меня спросят, что отвечу? Допустим, я укреплю
свое сердце и скажу им о твоей просьбе - ведь они, наверное,
подумают, что я сумасшедшая. Но положим, я и пройду к султану
- какой же подарок я возьму для него с собой? Ведь это, сынок,
такой султан, что к нему не пойдешь без подношения. Правда,
султан кроток и ласков, и он не прогонит человека, который
пойдет и встанет перед ним, требуя справедливости при обиде
или тяжбе, и если кто-нибудь придет, ища у него защиты и прося
милости, он дарует ему просимое, ибо он великодушен и щедр, и
тот, кому он окажет милость, заслуживает награды. Ведь никто
не станет чего-нибудь просить, если, во-первых, не заслужил
награды и, во-вторых, не имеет причины просить милости,
например, заслуг перед султаном или перед страной или
какого-нибудь другого повода. А ты - скажи, что ты сделал для
султана и для страны, чтобы заслужить от него милости, да еще
такой милости, какой ты от него ждешь? Не под стать тебе такая
милость, сынок, и не жалует султан никому таких наград! И
кроме того, сынок, я тебе уже говорила, что никто не пойдет к
султану с просьбой, не взяв с собой драгоценного подарка,
соответствующего его сану. Как же я подвергну себя опасности,
о дитя мое, и потребую у султана его дочь?"
Услышав от своей родительницы эти слова, Ала ад-Дин понял,
что она говорит разумные речи, и ответил: "О матушка, все, что
ты сказала, правильно, и мысли твои - верные и справедливые, и
мне самому следовало обо всем этом подумать, но любовь к
госпоже Бадр аль-Будур вошла в глубь моего сердца, и не будет
мне покоя, если я ее не добуду. Ты напомнила мне, о матушка,
одну вещь, о которой я не подумал и которую я забыл, и теперь,
когда я о ней вспомнил, это придало мне смелости и укрепило
мое намерение послать тебя к султану и посвататься от меня к
его дочери. А что касается до того, какой подарок и подношение
мы, по обычаю, предложим его величеству султану, отцу царе
вны, то у меня есть, о матушка, такой дар и приношение, лучше
которого, я думаю, нет ни у кого из царей, и ни у кого, я тебе
скажу, нет ему подобного. Это плоды с деревьев, которые я
принес из сокровищницы. Я думал, что это простые стеклышки, но
теперь я проверил и увидел, что это самоцветы, и цари всей
земли не владеют даже одним из них. Я имел дело с торговцами
драгоценными камнями, и часто ходил к ним, и узнал, что эти
плоды - ценнейшие камни, стоимости которых не счесть. Послушай
же, матушка, что я тебе скажу: у нас есть фарфоровое блюдо,
принеси же его, я тебе насыплю на него с верхом этих
драгоценных камней, а ты отнесешь их и предложишь в подарок
султану. Я уверен, что этот подарок будет хорошим предлогом и
султан примет тебя приветливо и выслушает все, что ему
скажешь. О матушка, если ты постараешься в деле с этой
госпожой, дочерью султана, то спасешь мне жизнь и я буду жить
для тебя, а если нет - я непременно умру от великой моей
страсти. Не сомневайся, матушка, насчет этого подарка -
поверь, я много раз носил камни на рынок ювелиров, но не хотел
никому их показывать: я видел, что торговцы продают камни за
тысячи динаров, но то, что они продавали, не стоит и кирата в
сравнении моими камнями. Пойди же, о матушка, принеси мне
фарфоровое блюдо, про которое я тебе говорил, - я наполню его
кам нями, и ты увидишь, как это будет красиво и как их блеск
ошеломит разум".
И мать Ала ад-Дина пошла и принесла блюдо, чтобы проверить,
правду ли говорит ее сын об этих камнях, и Ала ад-Дин взял
блюдо, и отобрал самые большие, красивые камни, и клал их на
блюдо, пока не наполнил его доверху. И мать его взглянула на
блюдо, полное камней, и зажмурила глаза от сильного блеска,
который от них распространялся. Она дивилась их красоте и
сиянию и всматривалась в них, но все же не была уверена,
такова ли их стоимость, как говорит ее сын, или нет.
И Ала ад-Дин сказал ей: "О матушка, видишь, какой это
красивый и роскошный подарок! Клянусь Аллахом, никакой царь не
может добыть ни одного такого камня. Я уверен, что ты
удостоишься у султана великого почета, и когда он увидит такой
подарок, то примет тебя с полным уважением. Возьми же на себя
этот труд - забери блюдо и пойди во дворец". - "О сынок, -
ответила ему мать, - этот подарок и вправду дорогой и ценный,
и подобного ему, как ты говоришь, ни у кого нет, но все же как
я мелюсь попросить для тебя у султана его дочь? Знай, о сынок,
что когда он меня спросит: "Что тебе надо?" - у меня, клянусь
Аллахом, отнимется язык. Но допустим, я укреплю свое сердце,
наберусь смелости и скажу ему: "О владыка султан, я хочу с
тобой породниться и желаю, чтобы ты отдал свою дочь за моего
сына Ала ад-Дина". Ведь он тогда убедится, что я сумасшедшая,
и меня выведут с позором и в унижении. Я не скажу тебе еще
раз, что в этом смерть для меня и для тебя, но, чтобы тебе
угодить, укреплю свое сердце и пойду. И предположим, мой сын,
что султан примет меня из-за подарка с полным уважением, и я
осведомлю его о твоем желании, и он спросит меня, кто ты такой
и каковы твои владения и доходы. Что я ему тогда скажу? А ведь
он обязательно задаст такие вопросы, когда я попрошу для тебя
его дочь". - "О матушка, - ответил на это Ала ад-Дин, - не
сможет он ни о чем тебя спросить. Когда он увидит эти камни,
то сразу поймет, кто я такой. А если он тебя спросит, обещай
дать ему ответ попозже, а я уж сумею ему ответить. Не считай
же это дело слишком трудным - ты и так проткнула мне желчный
пузырь! Ты только и говоришь мне: "Предположим, сын мой",
"Допустим, дитя мое!" - а ты ведь знаешь, матушка, что у меня
есть светильник и что благодаря светильнику султан даст тебе
хороший ответ. Будь же спокойна!" - "Слушаю и повинуюсь, дитя
мое! - ответила его мать. - Но сегодня время уже прошло, а
завтра, если захочет Аллах, я утром пойду, чтобы угодить
тебе".
И она всю ночь раздумывала об этом деле, а когда наступило
утро, набралась смелости - особенно потому, что сын ей
напомнил о светильнике, который сделает все, что он потребует.
Что же касается Ала ад-Дина, то, увидав, как осмелела его
мать, когда он напомнил ей о светильнике, он испугался, что
она расскажет о нем кому-нибудь, и сказал: "О матушка,
берегись рассказать кому-нибудь про этот светильник, ибо в нем
наше благоденствие. Смотри не говори о нем никому - тогда мы
его лишимся и лишимся благополучия, в котором мы живем, ибо
оно исходит от светильника". - "Не бойся, сынок", - сказала
ему мать, и потом она поднялась, закуталась в покрывало, взяла
блюдо и пошла во дворец заблаговременно, чтобы прийти в диван
султана раньше того, как там начнется давка. А блюдо она
завернула в тонкую материю.
И она шла до тех пор, пока не достигла дворца, а как раз в
эту пору к султану входил везирь с некоторыми вельможами
государства. И через малое время диван наполнился везирями,
могущественными вельможами царства, эмирами, знатными и
великими людьми, а потом явился султан, и люди выстроились
перед ним рядами. И султан сел на свой престол, а все люди,
находившиеся в диване, стояли, скрестив на груди руки, с
полным почтением и уважением, ожидая приказания садиться. И
султан велел им сесть, и каждый сел на свое место, и началось
представление жалоб, и султан вершил суд, приказывал, запрещал
и наставлял, творя справедливость и решая всякое дело так, как
сле довало, пока диван не окончился, и тогда султан удалился к
себе во дворец, и всяк живой человек ушел своей дорогой.
А мать Ала ад-Дина, придя, дожидалась случая подойти к
султану и с ним поговорить, но так и не подошла, ибо она не
привыкла встречаться с царями и не нашла человека, который бы
поговорил за нее и позвал ее к султану. И увидев, что диван
разошелся и султан встал и ушел в гарем, она пустилась в
обратный путь и вернулась домой. Она вошла к своему сыну Ала
ад-Дину с блюдом в руках, и Ала ад-Дин, увидев ее, испугался,
что с ней что-нибудь случилось. Он спросил ее, что произошло,
и мать рассказала ему обо всем и сказала: "О дитя мое, слава
Аллаху, я сегодня видела диван султана и узнала, каков он, и у
меня появилась смелость. Но диван разошелся, и султан ушел в
гарем, и я не успела с ним поговорить. Еще многим людям, как и
мне, надо было поговорить с ним, и они тоже не успели. Но
завтра я пойду и поговорю; будь же спокоен - завтра я
обязательно исполню твое желание и сделаю все так, как ты
хочешь".
Услышав слова матери, Ала ад-Дин страшно обрадовался, хотя
и вообразил, что мать сделает для него это дело в тот же день,
так как из-за своей сильной любви и страсти к госпоже Бадр
аль-Будур он ожидал исполнения его каждую минуту. Но все же
набрался терпения, и они проспали эту ночь, а утром его мать
под нялась, взяла блюдо и отправилась во дворец, чтобы
встретиться с султаном и поговорить с ним, но оказалось, что
диван будет только через три дня, так как диван собирался
каждую неделю два раза. И она вернулась домой, и ходила в
диван, и возвращалась, пока не сходила к султану шесть раз, и
каждый раз она останавливалась у дверей в диван, не
осмеливаясь войти, и стояла, пока диван не окончится и султан
не уйдет во дворец. И всякий раз, как она становилась у
дверей, султан ее видел.
И вот когда наступил седьмой день, она понесла свое блюдо
и, как обычно, пошла и стояла у дверей, пока диван не
разошелся и не окончился. И султан поднялся вместе с везирем,
чтобы отправиться во дворец, и обернулся, и увидел ее, и
сказал: "О везирь, вот уже пять или шесть дней я вижу старую
женщину, которая приходит к дверям дивана и стоит там, и я
вижу, что она несет что-то под покрывалом. Знаешь ли ты, кто
эта женщина и чего она хочет?" - "О владыка султан, - сказал
везирь, - ты же знаешь, что у женщин мало ума. Может быть, она
пришла с жалобой на мужа или еще с чем-нибудь вроде этого". Но
султан не удовольствовался таким ответом и сказал везирю:
"Когда эта женщина придет еще раз, приведи ее ко мне в диван".
И везирь ответил: "Слушаю и повинуюсь, царь времени".
А мать Ала ад-Дина взяла в привычку ходить ко дворцу
султана. Проспав ночь, она поднялась под утро, забрала свое
блюдо, и пошла во дворец, и, как обычно, встала у дверей
дивана, и, когда султан увидел ее, он ее вспомнил, и обратился
к везирю, и сказал: "О везирь, вот та женщина, про которую я
тебе вчера говорил. Приведи ко мне эту бедную, несчастную, и
мы посмотрим, какова ее просьба". И везирь пошел и послал за
ней одного из присутствующих эмиров, и тот привел мать Ала
ад-Дина к султану, и она, подойдя к нему, отвесила поклон и
пожелала ему величия и долгой жизни, поцеловав сначала перед
ним землю. И султан обратился к ней и сказал: "О женщина, вот
уже сколько дней ты, я вижу, приходишь в диван и становишься у
дверей. Если есть у тебя нужда или просьба, скажи, какова она,
и я ее исполню". И мать Ала ад-Дина поцеловала землю, и
пожелала султану блага, и поблагодарила его, и молвила: "О
царь времени, да, есть у меня нужда, но я хочу от твоего
величества, чтобы ты даровал мне пощаду, и тогда я изложу тебе
свою просьбу. Быть может, услышав мою просьбу, ты сочтешь ее
удивительной".
Когда царь услышал эти слова, ему еще больше захотелось
узнать, в чем ее просьба. По своей большой доброте он обещал
ей пощаду, и велел всем сидящим выйти, и остался в диване один
о своим везирем, и обратился к матери Ала ад-Дина, и сказал:
"О паломница, расскажи мне, в чем твоя просьба и каково твое
желание, и будет тебе пощада". И мать Ала ад-Дина молвила: "О
царь времени, прощенье твое - прежде всего!" И царь на это
ответил: "Прости тебя Аллах!" И тогда она сказала: "О царь
времени, у меня есть сын по имени Ала ад-Дин. Когда твоя дочь,
госпожа Бадр аль-Будур, спустилась в город и отправилась в
баню, мой сын спрятался за дверями бани, чтобы на нее
взглянуть, и увидел, что красота ее выше всего, чего можно
желать и хотеть. И когда он ее увидел, о царь времени, жизнь
без нее перестала быть ему приятной, и он потребовал от меня,
чтобы я попросила твое величество выдать ее за него замуж. Он,
бедный, попал в сети любви, и я не могла выкинуть у него из
головы это дело, и он даже сказал мне: "Если я ее не добуду,
то умру". И вот я надеюсь, о царь времени, что ты извинишь мне
мою дерзость".
И когда царь услыхал ее слова - а он был человек кроткий, -
то засмеялся и спросил: "А кто он такой, твой сын, и что это у
тебя за узел?" И мать Ала ад-Дина, увидев, что султан на нее
не сердится и даже смеется, тотчас же развязала платок и
поставила перед султаном блюдо с камнями, и весь диван засиял
и засверкал в их лучах. И султан растерялся и остолбенел,
восхищаясь красотой и величиной камней, и говорил про себя:
"Не думаю, чтобы в моих сокровищницах или в сокровищницах
других царей нашелся хоть один такой камень". Потом он
обратился к везирю и спросил: "Что скажешь, о везирь? Видел ли
ты в своей жизни хоть один такой камень?" - "Никогда не видел,
о царь времени, и не думаю, чтобы в казне нашего владыки
султана нашелся им подобный", - ответил везирь. И султан
молвил: "Разве не достоин тот, кто поднес мне такой подарок,
быть женихом моей дочери, госпожи Бадр аль-Будур? Я думаю,
никто ее не достоин, кроме него".
И когда везирь услышал слова султана, язык его закостенел
от сильного горя, так как султан обещал выдать свою дочь замуж
за его сына, и, помолчав немного, он сказал: "О царь времени,
будь ко мне милостив! Твое величество обещал мне, что твоя
дочь, госпожа Бадр аль-Будур, через три месяца станет женой
моего сына. Я обещаю тебе: если захочет Аллах, подарок моего
сына будет больше этого подарка".
И хотя султан полагал, что это вещь невозможная и что
везирь не добудет подобного этому подарка, он дал ему три
месяца сроку, как тот просил, и затем обратился к матери Ала
ад-Дина и сказал ей: "О женщина, пойди к твоему сыну и скажи
ему, что я даю слово и моя дочь, госпожа Бадр аль-Будур, будет
его женой. Но чтобы устроить ее дела и обстоятельства,
понадобится три месяца сроку, так что ему придется подождать".
И мать Ала ад-Дина поцеловала султану руку, и пожелала ему
блага, и вернулась домой, охваченная великой радостью, и когда
она пришла и вошла к своему сыну, тот увидел, что лицо ее
улыбается, и счел это за добрый знак, особенно когда увидал,
что она, против обыкновения, воротилась без блюда. "О матушка,
если хочет того Аллах, ты несешь добрую весть и добилась
благодаря самоцветам благоволения султана?" - воскликнул он, и
мать рассказала ему, как султан встретил ее с лаской и при
виде драгоценных камней потерял разум и как он ей обещал, что
его дочь станет женой Ала ад-Дина. "Но только, дитя мое, -
продолжала она, - прежде чем он мне обещал, везирь тайком
сказал ему что-то, и после того как везирь с ним поговорил, он
обещал мне все сделать через три месяца. И я боюсь, о дитя
мое, как бы везирь не оказался воплощением зла и не изменил
мнение султана". И когда Ала ад-Дин услыхал об обещании
султана, он обрадовался великой радостью и воскликнул: "Раз
султан обещал мне свою дочь через три месяца, мне нет дела,
будет ли везирь воплощением зла или воплощением добра! - И