Страница:
(Тянет за звонок, который издает резкий, пронзительный звон. От этого звона содрогаются стены и распахиваются двери.)
Фамулус[97] (идет колеблющимися шагами по длинному темному коридору)
Мефистофель (кивая ему)
Звуки страшные несутся,
Стены, лестницы трясутся!
В пестрых стеклах свет трепещет,
Словно молния там блещет!
Пол дрожит и гнутся доски,
Сверху целый дождь известки!
Двери с крепкими замками
Отворились чудом сами!
Там – о, ужас! – исполином,
В платье Фауста старинном,
Кто-то встал… глядит, кивает!
Страх колена мне сгибает…
Ждать ли? В бегство ль обратиться?
Боже, что со мной случится?
Фамулус
Войдите! Вас зовут ведь Nicodemus[98]?
Мефистофель
Да, господин, я так зовусь! Oremus[99]!
Фамулус
Ну, это вздор!
Мефистофель
Как рад я, что меня
Вы знаете!
Фамулус
О да, вас помню я!
Вы все студент, хотя и поседелый,
Обросший мхом! Так точно век свой целый
Ученый муж корпит, своим трудом
Весь поглощен, – не может он иначе!
Так понемножку карточный свой дом
Он созидает; да еще притом,
Хотя б владел великим он умом,
Он до конца не справится с задачей.
Но ваш учитель – вот кто молодец!
Почтенный доктор Вагнер, всем известный,
В ученом мире первый он мудрец,
Авторитет имеет повсеместный.
Один в себе вместил все знанья он
И ежедневно мудрость умножает.
Зато его, сойдясь со всех сторон,
Рой жаждущих познанья окружает.
Он с кафедры один свет яркий льет;
Как Петр святой, ключами он владеет[100].
Что в небесах, что на земле живет —
Все знает он, все объяснить умеет.
Всех мудрецов он славу посрамил,
Сияет он, блестит необычайно,
Он то открыл, что для других есть тайна,
И даже имя Фауста затмил!
Мефистофель
Почтенный муж, прошу я извиненья,
Что возразить решусь на ваши мненья.
В нем, право, нет о том и помышленья:
Он скромностью всегда был одарен.
Куда исчез, где находиться может
Великий муж, ума он не приложит:
Все только ждет, чтоб воротился он,
И молится об этом возвращенье,
Как о едином светлом утешенье;
И комната осталась взаперти,
С тех пор как Фауст вдруг исчез нежданно,
И ждет владельца прежнего; сохранно
В ней все – я сам едва посмел войти.
Но что за час чудесной перемены
Несут нам звезды? Даже сами стены
Как будто в страхе: лопнули замки,
Дверные расшатались косяки,
А то и вы сюда бы не попали.
Фамулус
Но где же сам учитель ваш? Нельзя ли
Пройти к нему? Быть может, он бы мог
Прийти сюда?
Мефистофель
Боюсь я: слишком строг
Его запрет; великим занят делом,
В немой тиши, по месяцам он целым
В своей рабочей комнате сидит.
Из всех ученых был он самым чистым,
А ныне смотрит сущим трубочистом.
Совсем теперь чумазым он глядит:
Глаза его распухли, покраснели
От раздуванья жаркого огня,
А нос, и лоб, и уши почернели;
Щипцами да ретортами звеня,
Он ждет открытия день ото дня.
Фамулус уходит.
Ужель он мне откажет, станет спорить?
Его удачу я бы мог ускорить.
Мефистофель с важностью усаживается.
Бакалавр[101] (шумно приближаясь по коридору)
Едва успел усесться я – и вот
Уж новый гость, знакомый мне, идет;
Но этот – молодого поколенья
И будет страшно дерзок, без сомненья.
Мефистофель
Двери настежь! Наконец-то
Есть теперь надежде место,
Что людская грудь живая
Здесь не будет, изнывая,
Чахнуть, гибнуть в этой гнили,
Точно заживо в могиле!
Эти стены и строенья
Накренились, ждут паденья;
Прочь уйти, а то, пожалуй,
Быть здесь страшному обвалу.
Несмотря на всю отвагу,
Дальше я туда ни шагу!
Что-то я теперь узнаю?
Здесь как раз – припоминаю —
Первокурсником невинным
Я внимал урокам длинным,
Бородатым веря слепо,
Вздору радуясь нелепо.
Что из книг старинных брали
И что знали – все мне врали,
Ничему не веря сами,
Жизнь лишь портя пустяками
И себе и мне. Однако —
Кто там в дымке полумрака?
Что я вижу? В том же длинном
Меховом плаще старинном
Он сидит, все тот же самый,
Как расстались с ним тогда мы.
Он тогда хитер был, ловок,
Я ж не мог понять уловок;
Ну, теперь иное дело:
На него обрушусь смело!
Почтенный! Если волны мутной Леты
Не все еще понятья и предметы
Из вашей хмурой лысой головы
Умчали, не припомните ли вы
Ученика? Но ныне мыслью вольной
Он перерос лозу науки школьной;
Вы тот же все, каким я видел вас,
Но я совсем другой на этот раз.
Бакалавр
Я вас ценил и в прежнем вашем виде.
Я рад, что вас мой звон сюда привлек.
В простой личинке, в нежной хризалиде[102]
Уж будущий таится мотылек.
Вы в кружевном воротничке ходили
И в локонах кудрявых: как дитя,
Вы в том себе забаву находили;
Косы ж, насколько в силах вспомнить я,
Вы не носили. Ныне же, без лоска,
У вас простая шведская прическа;
Резолютивен ваш отважный вид,
Но абсолютность все же вам вредит[103].
Мефистофель
Здесь то же место, ментор мой; но знайте,
Что время ныне стало уж не тем.
Двусмысленных речей не расточайте:
Ведь мы в других условиях совсем.
Легко юнца вам было озадачить,
Над мальчиком наивным свой язык
Потешить: труд был очень невелик;
Теперь никто не смеет нас дурачить.
Бакалавр
Когда всю правду скажем мы юнцу,
Не угодим бесперому птенцу;
Впоследствии ж, когда промчатся годы,
На шкуре собственной узнает он невзгоды
И мнит, что сам он до всего дошел,
И говорит: учитель был осел.
Мефистофель
А может быть, и плут! Вы мне скажите
И хоть один пример мне укажите:
Какой учитель только правду нам
В лицо открыто скажет, смел и прям?
Один прибавит, а другой убавит,
Тот с важностью, тот в шутках все представит,
А дети – верь подобранным словам.
Бакалавр
Что ж, время есть всему: не так давно вы
Еще учились, ныне – вижу сам —
Вы и других учить уже готовы.
Прошло немного месяцев и лет —
И опытом изведали вы свет.
Мефистофель (помолчав)
Ах, этот опыт! Дым, туман бесплодный;
Его ведь превосходит дух свободный!
Сознайтесь: то, что знали до сих пор,
Не стоило и знать совсем?
Бакалавр
Пожалуй,
Я сам давно так думаю. Отсталый
Я был глупец и верил в пошлый вздор.
Мефистофель
Вот этому я рад: в вас ум я замечаю.
Впервые старика неглупого встречаю!
Бакалавр
Искал я клада не жалея рук,
А вырыл кучу мусора простого.
Мефистофель (ласково)
И ваша плешь – сознайтесь, милый друг, —
Ничем не лучше черепа пустого?
Бакалавр
Ты, верно, сам, дружок, не сознаешь,
Как груб ты.
Мефистофель (сидя в кресле на колесиках, все время подвигался на авансцену и теперь обращается к партеру)
Вежлива у немцев только ложь!
Бакалавр
Здесь, наверху, житья нет никакого:
Ни воздуха, ни света не дают.
Авось меж вами я найду приют?
Мефистофель
Я нахожу весьма претенциозным,
Что люди, пережив известный срок,
Хотят быть чем-то, хоть ничем серьезным
Уже не могут быть: их век истек!
Ведь жизнь горит в крови, а в ком кипучей,
Чем в юноше, кровь свежая течет?
Живая кровь в нем силою могучей
Жизнь новую из жизни создает.
Все движется, все в деле оживает;
Кто слаб, тот гибнет, сильный – успевает.
Пока полмира покорили мы,
А вы как жили, старые умы?
Вы думали, судили, размышляли,
Да грезили, да планы составляли
И сочинили только планов тьмы.
Да, старость – просто злая лихорадка,
Бессилие, болезненный озноб!
Как человеку стукнет три десятка,
Его клади сейчас хоть прямо в гроб.
Вас убивать бы, как пора приспела!
Бакалавр
На это черт согласен будет смело.
Мефистофель (про себя)
Что черт? Лишь захочу – и черта нет!
Бакалавр
Тебе подставит ножку он, мой свет!
(Уходит.)
Да, вот призванье юности святое!
Мир не существовал, пока он мной
Не создан был; я солнце золотое
Призвал восстать из зыби водяной;
С тех пор как я живу, стал месяц ясный
Вокруг земли свершать свой бег прекрасный;
Сиянье дня мой озаряет путь,
Навстречу мне цветет земная грудь;
На зов мой, с первой ночи мирозданья,
Явились звезды в блеске их сиянья!
Не я ли уничтожил мысли гнет,
Сорвал тиски филистерства[104], свободный,
Я голос духа слушаю природный,
Иду, куда свет внутренний влечет,
Иду, восторга полный! Предо мною
Свет впереди, мрак – за моей спиною!
Мефистофель
(К молодым зрителям в партере, которые не аплодируют.)
Иди себе, гордись, оригинал,
И торжествуй в своем восторге шумном!
Что, если бы он истину сознал:
Кто и о чем, нелепом или умном,
Помыслить может, что ни у кого
В мозгу не появлялось до него?
Но это все нас в ужас не приводит:
Пройдут год, два – изменится оно;
Как ни нелепо наше сусло бродит,
В конце концов является вино.
Вы не хотите мне внимать?
Не стану, дети, спорить с вами:
Черт стар, и чтоб его понять,
Должны состариться вы сами.
Действие третье
МЕСТНОСТЬ ПЕРЕД ДВОРЦОМ МЕНЕЛАЯ В СПАРТЕ.
Входит Елена[105] в сопровождении хора пленных троянок с Панталис, предводительницей хора, во главе.
Елена
Хор
Форкиада
В дверях появляются замаскированные карлики, быстро исполняющие все последующие приказания.
Входит Елена[105] в сопровождении хора пленных троянок с Панталис, предводительницей хора, во главе.
Елена
Хор
Хвалой одних, хулой других прославлена,
Являюсь я, Елена, прямо с берега,
Где вышли мы на сушу, и теперь еще
Морской живою зыбью опьяненная,
Которая с равнин далекой Фригии[106]
Несла нас на хребтах высоких, пенистых
В родные наши бухты Эвра силою
И милостью великой Посейдоновой.
А там, внизу, царь Менелай с храбрейшими
Из воинов свое прибытье празднует.
Прими ж меня приветливо, высокий дом!
Воздвиг тебя, на родину вернувшися,
Отец мой Тиндарей[107] у склона славного
Холма Паллады; здесь я детство видела.
Привет вам, двери меднокованные!
Когда-то вы навстречу распахнулися
Гостям – и вот, один из многих выбранный,
В вас Менелай явился женихом моим.
Откройте их! Спешу теперь исполнить я
Приказ царя, как долг велит супружеский.
Одна войду я! Сзади пусть останется
Все то, что вкруг меня кипело бурею
По воле рока. С той поры как вышла я
Отсель во храм Цитеры, беззаботная,
Чтоб долг священный свой свершить, и схвачена
Была фригийским дерзким похитителем, —
Да с той поры, увы, свершилось многое,
О чем так любят люди все рассказывать
И что услышать тягостно несчастному,
О ком молва, разросшись, стала сказкою.
Елена
Ужель презришь, царица цариц,
Свой дар почетный, благо из благ?
Славнейшим ты счастьем владеешь одна:
Из всех величайшею славой красы.
Герою предшествует имени гром,
Затем он и горд;
Но даже упрямец склоняет чело
Пред всепокоряющей силой красы.
Хор
Довольно! Царь, супруг мой, вместе плыл со мной
И к городу вперед теперь послал меня;
Но что в душе замыслил он – не знаю я.
Супруга ль я, царица ли по-прежнему
Иль жертвою паду я гнева царского
И злой судьбы, терзавшей долго эллинов?
Добыча я, но пленница ль – не ведаю.
На корабле смотрел супруг невесело;
Он на меня лишь изредка поглядывал
И слова мне приветного не вымолвил,
Как будто мне недоброе готовил он;
Когда ж, войдя Эврота в устья тихие,
Земли родной ладьи его коснулися,
Промолвил он, как будто богом движимый:
«На брег морской отсюда выйдут воины;
Устроить их на время тут останусь я,
А ты ступай по берегу священному,
По берегу Эврота плодородного.
По низменной равнине направляй коней
В долину ту, горами окруженную,
Где прежде было поле плодоносное,
А ныне Спарта, город мой, красуется.
Прибыв туда, поди в высокий царский дом
И там сбери служанок, мной оставленных
С хозяйкою, разумной старой ключницей.
И пусть тебе покажут все сокровища,
Которые отцом моим накоплены
И мной в войне и мире увеличены.
Конечно, ты увидишь все в дому моем
В порядке, ибо должен царь, придя назад,
Имущество найти свое нетронутым,
На том же месте, где его оставил он:
Не смеет раб менять того, что сделал царь».
Елена
О, пусть богатства сладостный вид
Твои утешит очи и грудь!
Златые запястья и блеск диадем
Покоятся гордо в надменной красе;
Но стоит, царица, тебе захотеть —
И все налицо;
И вступит, о диво, в неслыханный спор
С алмазом и златом твоя красота.
(Входит в дом.)
И дальше так сказал мне повелитель мой:
«Когда же там в порядке все осмотришь ты,
Треножников возьми ты сколько надобно,
Сосуды все священные, которые
Нужны жрецу, когда обряд свершает он:
Котлы и чаши, также блюдо круглое;
Воды налей ты из ключа священного
В высокие кувшины; приготовь еще
Ты дров сухих из дерева горючего
И острый нож, старательно отточенный.
О прочем же сама должна подумать ты».
Так он сказал и в путь затем послал меня.
Но что хотел он в жертву принести богам
Из всех земных созданий, не сказал он мне,
Здесь тайна есть; но больше не забочусь я:
Известно все бессмертным лишь, которые
Свершают то, что в сердце их задумано…
О будь, что будет! Ныне же прилично мне
Немедленно войти отсюда в царский дом,
Желанный, милый, мной почти потерянный
И вновь мне данный, как – сама не знаю я.
Не так легко взойти мне на ступени те,
Где в детстве я, бывало, резво прыгала.
Хор
Панталис (как предводительница хора)
Сестры любезные,
Бедные пленницы,
Бросим свои мы печали!
Вместе с Еленою,
Вместе с царицею
Счастливы будьте, которая
Поздно, но твердой стопою зато
Радостно снова является
Ныне в родную обитель.
Елена (возбужденная, оставив двери открытыми)
Покиньте, сестры, песни путь, столь радостный, —
К дверям высоким взор вы обратите свой!
Что вижу я, о сестры! Возвращается
Назад царица к нам стопами быстрыми.
Что было там, царица? Что могло тебе
В дому твоем попасться не приветное,
А страшное? Я вижу – что-то было там;
Я вижу недовольство на челе твоем,
И гневное я вижу изумление.
Панталис
Несвойствен страх обычный Зевса дочери;
Пустой испуг не тронет сердца гордого;
Но ужас, мрачный ужас, Ночью древнею
Рожденный искони, во многих образах,
Как в бездне горной пламенное облако,
Являясь нам, смущает и героя грудь.
Так и сегодня жители стигийские[108],
Ужасные, при входе мне явилися,
И я с порога милого, желанного
Должна была бежать, как гость непрошеный.
Но нет, на свет я вышла ныне: далее
Прогнать меня нельзя вам, силы мрачные,
Кто б вы ни были! Дом же освящу я свой,
И, чистый вновь, меня с приветом примет он.
Елена
Что было там с тобой, жена высокая,
Открой рабыням ты своим почтительным.
Хор
Что было там, вы сами видеть можете,
Коль ночь еще в свои пучины тайные
Не поглотила вновь того чудовища.
Но чтоб вы знали, все я вам поведаю:
Вступая в глубь родного дома радостно,
Чтоб долг свершить скорее свой супружеский,
Дивилась я безмолвию глубокому.
Ни звук шагов не слышался ушам моим,
Ни вид работы спешной не пленял очей;
Служанки не встречались мне, ни ключница,
Приветливо гостей всегда встречавшие.
Когда ж потом я к очагу приблизилась,
На груде пепла теплого сидела там
Огромная старуха, вся закутана,
Не спящая, но в думы погруженная.
Зову ее к работе повелительно,
Подумавши, что ключницу я встретила,
Которую оставил царь хозяйкою.
Закутавшись, молчит она, недвижима!
Моим угрозам наконец ответствуя,
Она рукою машет, чтоб ушла я прочь.
Я, в гневе отвернувшися, спешу от ней
По горнице, пройти в казнохранилище;
Но чудище, поднявшися стремительно,
Становится, дорогу заграждая мне,
Как госпожа, огромная и тощая,
С кроваво-мутным взором, видом странная,
Ужасная и взору и душе людской.
Но нет, никак нельзя словами бедными
Вам описать ужасное видение.
Вот, вот она на свет выходит дерзостно!
Но здесь мы господа, пока придет наш царь.
Могучий Феб, бессмертный друг прекрасного,
Сразит созданье мрака иль прогонит прочь.
Форкиада показывается в дверях.
Форкиада
Кто ты из страшных
Форкиса[109] дщерей?
Ибо, как вижу я,
Ты из их рода.
Верно, одна ты из мрачных чудищ,
Око одно лишь и зуб один
Вместе имеющих страшных Грай,
Нас посетившая ныне?
Смеешь ты, чудо,
Рядом с красою
Взору глубокому
Феба явиться?
Елена
Вы, наглые, пришли сюда из чуждых стран,
Надменные и журавлям подобные,
Которые несутся над главой у нас,
Охриплым криком воздух наполняя весь.
Смотрю на вас – и кажется, что рой цикад
Крикливых скачет по полю зеленому.
Добро чужое жрете вы, снедаете
Добытое трудом благополучие:
Вы – воинов добыча, меновой товар!
Форкиада
В присутствии хозяйки кто слугу бранит,
Тот дерзостно права ее себе берет.
Одна – хозяйка может дать достойному
Награду иль наказывать преступного.
Довольна ими я была все время то,
Пока святая сила илионская
Боролася – и пала и легла; потом
Со мной они делили горе странствия,
Когда все только о себе заботятся.
Мне нужно знать не кто мой раб-как служит он.
Итак, молчи и больше их не смей бранить!
Коль ты, хозяйки должность исправлявшая,
Исправно все хранила, то хвала тебе.
Пришла сама хозяйка – уступи же ей,
Чтоб не было взысканья вместо всех похвал.
Панталис
Слуге грозить – есть право несомненное,
Которое супругою властителя
За много лет супружества заслужено;
И если вновь сюда, на место старое
Царицы и хозяйки, ты пришла опять,
Возьми бразды правления свободные,
Владей отныне нами и богатствами;
Но защити меня, старуху, ты от них,
Которые пред лебедем красы твоей
Крикливыми гусями только кажутся.
Форкиада
С красою рядом как противно мрачное!
Панталис
С рассудком рядом глупость отвратительна.
Форкиада
Зажму твой рот, когда скажу я, кто ты есть.
Елена
Так назови себя – и все разгадано.
Форкиада
Время дерзостного спора вы должны вознаградить:
Быстро жертвенник поставьте, как супруг мой повелел.
Елена
Уж готово все: треножник, чаши, кубки, острый нож,
И кропленья, и куренья – лишь на жертву укажи.
Форкиада
Царь о жертве не сказал мне.
Елена
Не сказал? О, горе вам!
Форкиада
Что за горе, мне поведай!
Елена
О царица, жертва – ты.
Форкиада (указывая на хор)
Я?
Хор
И эти.
Форкиада
Горе, горе!
Елена
Ты падешь под топором.
Форкиада
Страшно! Знала я… О, ужас!
Хор
Неизбежно это вам.
Форкиада
Ах, а мы? Что будет с нами?
Елена и хор, охваченные изумлением и ужасом, составляют выразительные, живописные группы.
Благородно пасть должна
Ваша славная царица; но под крышею дворца,
Как дроздов крикливых стая, вы повиснете вверху.
Форкиада
(Хлопает в ладоши.)
Презренные! Как призраки застывшие,
Стоите вы, дрожа за жизнь, которая
Принадлежать теперь уж перестала вам!
Ни человек, ни призраки, как вы теперь, —
Все люди только призраки, подобно вам, —
Не любят расставаться с светом солнечным;
Но никому в конце концов спасенья нет:
Известно это всем – не всем приятно лишь!
Но кончено: все вы погибли! К делу же!
В дверях появляются замаскированные карлики, быстро исполняющие все последующие приказания.
Панталис
Катись сюда, чудовищ круглых темный рой!
Немало зла наделать тут вы можете.
Пусть златорогий жертвенник восстанет здесь
С секирой на краю его серебряном;
Наполните кувшины, чтобы было чем
Омыть алтарь, залитый кровью черною.
Ковер роскошный пышно расстелите вы:
Колена пусть преклонит жертва царственно,
И пусть ее, хоть с головой отрубленной,
С почетом завернувши, похороним мы.
Форкиада
Царица, размышляя, в стороне стоит.
И вянут девы, как цветник подкошенный.
Старейшая из них, с тобой промолвить я
Должна два слова – с самою старейшею.
Ты опытна, мудра и благосклонна к нам,
Хотя безумно резвый рой бранил тебя.
Скажи же нам: спасенья ты не знаешь ли?
Елена
Сказать легко: зависит от царицы лишь
Спасти себя и вас с собою вместе всех;
Но нужно тут решение поспешное.
Форкиада
О, пусть они страшатся! Страха нет во мне —
Лишь горе! Но когда спасенье знаешь ты, —
Благодарю: возможно часто мудрому,
Что невозможно прочим. Говори скорей!
Хор
Имеете ль терпение прослушать вы
Рассказ мой долгий! Много есть в нем важного.
Форкиада
Рассказывай: мы в это время будем жить!
Елена
Кто в доме мирно бережет сокровища,
Кто стены держит в целости высокие
И крышу чинит, чтоб ее не портил дождь,
Тот долго, долго будет жить в дому своем;
Но кто, святой порог ногою легкою
Переступив, уходит, дом оставя свой,
Тот, воротясь, найдет хоть место старое,
Но все не так, как было, иль разрушено.
Форкиада
К чему сто раз болтать давно известное!
Нельзя ль вести рассказ, не досаждая мне?
Елена
Пришлося к слову: нет тебе упрека здесь.
Из бухты в бухту Менелай ладьи водил,
По берегам и островам он хищничал
И приезжал с добычею награбленной.
Под Троею провел он долгих десять лет,
Назад он плыл – не знаю, сколько времени.
Но что же было в доме Тиндареевом?
Что было с самым царством Менелаевым?
Форкиада
Ужели брань с тобою так сроднилася,
Что чуть раскроешь рот – уж осуждаешь ты?
Елена
Забыты были много лет отроги гор,
Что к северу от Спарты гордо высятся
Вблизи Тайгета, где ручьем сверкающим
Спускается Эврот в долину тихую,
Где лебеди селятся в камышах его.
В ущелья те недавно молодой народ
Откуда-то явился из полночных стран —
И крепкий замок там они построили
И как хотят страною правят с гор своих.
Форкиада
Возможно ль это? Как они отважились?
Елена
Они имели долгих двадцать лет.
Форкиада
И есть начальник? Много ли разбойников?
Елена
Начальник есть, но это не разбойники.
Он мне грозил, но все ж я не браню его:
Он мог бы все похитить, но доволен был
Немногими подарками, без подати.
Форкиада
Красив ли он?