Пожалуй: мне он нравится.
Отважный он, с осанкой благородною,
Разумный муж, каких в Элладе мало есть.
И замок их, когда б его вы видели! —
Совсем не так построен неуклюже он,
Как ваши предки, грубо громоздившие
На камни камни, как циклопы дикие,
Строенья воздвигали: там, напротив, все
Отвесно, прямо, ровно, строго, правильно…
Решай, царица, дай свое согласие:
Немедленно я в замок отведу тебя.
 
   Трубы вдали. Хор содрогается.
   Хор
 
Трубы слышишь ли, царица? Блеск ты видишь ли мечей?
 
   Форкиада
 
Здравствуй, царь и повелитель! Я готова дать отчет.
 
   Хор
 
Что же мы?
 
   Форкиада
 
Ее кончину вы увидите сейчас,
А за ней кончину вашу. Нет, ничем вам не помочь!
 
   Пауза.
   Елена
 
Я думала, на что теперь решиться мне.
Ты демон злой, наверно это знаю я:
Боюсь, добра во зло не обратила б ты.
Но все-таки с тобой отправлюсь в замок я;
А что таит царица в глубине души,
Она одна лишь знает – вам неведомо
Останется. Веди, старуха, нас вперед.
 
   Хор
 
О, как охотно с ней мы идем
Легкою стопою!
Смерть сзади нас,
А перед нами
Твердая крепость
Высится грозной стеною.
 
   Облака окружают их со всех сторон.
 
Что это, что?
Сестры, смотрите вокруг:
Ясный и светлый был день;
Но отовсюду собралися
Тучи с Эврота священного;
Скрылся из виду любезный нам
Брег, камышами поросший весь;
Грозною тучей вокруг
Стало окутано все.
Потемнели, почернели – уж не блещут эти тучи,
Обступили, точно стены; стены стали перед нами,
Перед нашими очами. Двор ли это иль могила?
Страшно, страшно! Горе, сестры! Мы в плену теперь остались,
Да, в плену, в плену тяжелом, так, как прежде никогда.
 
   Хор оказывается во внутреннем дворце замка, окруженном со всех сторон фантастическими постройками в средневековом вкусе.
   Елена
 
О, где ж ты, пифонисса[110]? Как зовешься ты,
Не знаю я; но все же отзовися мне
И выйди из-под сводов замка мрачного!
Коль ты пошла к вождю героев славному
Просить его принять меня, пришедшую, —
Благодарю! Веди ж маня к нему скорей:
Конца я жажду, лишь покоя жажду я!
 
   Панталис
 
Напрасно лишь, царица, ты глядишь вокруг!
Исчезло это чудище: осталося,
Быть может, там, в тумане, из которого
Примчались дивно мы сюда, не двигаясь,
Иль, может быть, блуждает нерешительно
В обширном лабиринте замка дивного,
Возникшею из многих, вместе слившихся,
И ищет там властителя, готовя нам
Прием его торжественный и царственный.
Но посмотри, царица: перед окнами,
И в портиках, и в ходах появилися
Толпами всюду слуги суетливые.
Прием радушный это предвещает нам.
 
   Хор
 
Я свободней дышу! Посмотрите туда,
Как торжественно вниз, замедляя свой шаг,
Нежных юношей хор вереницей идет,
Направляяся к нам! По веленью чьему
Так поспешно явился, построясь в ряды,
Этих юношей чудных бесчисленный рой?
Всех из красавцев прекраснее
Те, что подходят к нам ныне.
К трону ступени приносят они,
Ставят роскошно разубранный трон,
Пышный ковер перед ним расстилают.
Сестры, смотрите: над троном богатым
Ставят красавцы цветной балдахин!
Вот балдахин, колыхаяся,
Над головою Елены
Облаком дивным роскошно повис;
Пышно царица воссела на трон;
Станем же мы на ступенях.
Славен, о славен и трижды преславен
Этот тебе, о царица, прием!
 
   Все, что возвещает хор, постепенно исполняется.
   После того как юноши и оруженосцы длинною процессией спустились вниз, наверху лестницы показывается Фауст в средневековом рыцарском наряде. Медленно и с достоинством сходит он вниз.
   Предводительница хора (внимательно смотря на него)
 
Коль боги не нарочно, как случалося,
Столь чудный образ дали мужу этому,
Приятный вид, лицо, любви достойное,
На время только, – каждого, сомненья нет,
Он победит повсюду: и в борьбе мужей
И в мелких войнах с женами прекрасными.
Конечно, выше многих без сравненья он,
Которых все ж глубоко уважала я.
Но вот он шагом медленным почтительно
Подходит к нам. Царица, обратись к нему!
 
   Фауст (подходит, ведя с собою скованного Лuнцея)
 
Царица! Вместо пышного привета,
Какой тебе хотел я оказать,
Прием тебе почтительный готовя,
Я привожу к тебе раба в цепях.
Забыв свой долг, лишил меня тем самым
Возможности свершить мой долг. Склонись же,
Преступный раб, пред дивною женой
И повинись пред ней! Царица, он,
На редкость сильным зреньем одаренный,
На нашей башне мною был поставлен
Осматривать окрестные поляны,
Земную даль, широкий неба свод
И все, что там явиться взору может
И что в долину с этих гор идет
На замок наш – стада ли будут то
Иль воины. Стада мы защищаем,
Врага – встречаем грудью. В этот день —
Какое совершил он упущенье!
Явилась ты – а он не возвестил!
Не удалась торжественная встреча
Высокой гостьи. Он не должен жить —
И, без сомненья, смерти он достоин.
Уж он в крови лежал бы; но суди
Его сама: казни его иль милуй.
 
   Елена
 
Высокий сан ты ныне мне даешь
Царицы и судьи, хотя, быть может,
Меня ты лишь желаешь испытать.
Исполню первый долг судьи: спрошу я,
Что скажет обвиненный. Говори!
 
   Дозорный Линцей[111]
 
Преклоняюсь, созерцая!
Жизнь ли, смерть ли жребий мой —
Очарован навсегда я,
Небом данная, тобой!
Вечно солнца пред зарею
Я с востока ожидал,
Вдруг – о чудо! – пред собою
Солнце с юга увидал.
Вместо дали поднебесной,
Вместо всех полей и гор
Я на лик его чудесный
Устремил свой жадный взор.
Зренье чудное имея,
Ока рысьего быстрей,
Все ж не верил, как во сне, я
Дальновидности очей.
Предо мною все кружилось —
Башни, стены, вал крутой:
Туча мчится, туча скрылась —
И богиня предо мной!
К ней и взором и душою
Я стремился, восхищен:
Ослепительной красою
Был я, бедный, ослеплен.
Позабыв, что я на страже,
Я в свой рог не затрубил…
Осуди меня! Мне даже
Самый гнев твой будет мил.
 
   Елена
 
За вред, который мною нанесен,
Я ль накажу? Зачем ты, рок суровый,
Судил мне так смущать сердца
Что не щадят себя они самих
И ничего высокого! Враждуя,
Сражаяся, водили за собой
Меня герои, демоны и боги —
И с ними я блуждала по земле,
Смущала мир, потом смущала вдвое,
И ныне – втрое, вчетверо несу
Я бедствий ряд. Пускай идет бедняк!
Кто ослеплен богами – невиновен.
 
   Линцей уходит.
   Фауст
 
Владычица, я вижу, изумлен,
Что он твоею поражен стрелою;
Я вижу, как, напрягшись, дивный лук
Пускает метко стрелы за стрелами
Мне в грудь. И вот пернатые снуют,
Свистя, под сводом замка моего.
И что я сам? Ты можешь сделать мне
Всех верных слуг – врагами, эти стены —
Неверными: все царство перейдет
К победоносной и непобедимой.
И что ж осталось мне, как не предать
Во власть твою себя и все именье?
Дозволь тебя у ног твоих признать
Владеющий отныне всеми нами —
Царицею, вступившею на трон!
 
   Елена
 
С тобой хочу я говорить. Садись
Со мною рядом. Место есть тебе,
И этим мне ты место обеспечишь.
 
   Фауст
 
Сперва позволь, царица, принести
Тебе присягу и поцеловать
Позволь меня подъемлющую руку.
Пускай в твоих владеньях безграничных
Я буду соправителем тебе,
Поклонником, защитником, слугою!
 
   Елена
 
И вижу я и слышу чудеса!
Изумлена, хотела б я о многом
Спросить тебя. Скажи мне: почему
Так странно и приятно речь раба
Звучала? Звук ко звуку подходил;
За словом слово, ухо мне лаская,
Неслось, одно согласное с другим.
 
   Фауст
 
Коль самый говор нашего народа
Уж мил тебе, тогда – сомненья нет —
Ты от души полюбишь наши песни.
Мы сами будем в этом упражняться:
Наш говор ты, беседуя, поймешь.
 
   Елена
 
Как мне столь дивной речи научиться?
 
   Фауст
 
Легко: должна лишь речь от сердца литься.
Кто счастья полн, желанием томим,
Тот ищет лишь…
 
   Елена
 
Кто счастлив вместе с ним.
 
   Фауст
 
Смотреть ни в даль, ни в прошлое не надо;
Лишь в настоящем…
 
   Елена
 
Счастье и отрада.
 
   Фауст
 
В нем наше благо, власть, залог святой;
Чем утвердить его?
 
   Елена
 
Моей рукой.
Так далеко – и все ж так близко я!
Мне так легко: я здесь, я у тебя!
 
   Фауст
 
Я восхищен: чуть дышит грудь моя.
Иль это сон? Не помню я себя!
 
   Елена
 
Я отжила – и вновь обновлена;
Я жизнь нашла в любви, тебе верна.
 
   Фауст
 
Средь моря, крепко защищенный,
Пусть процветает с этих пор
Твой полуостров, прикрепленный
К Европе узкой цепью гор.
Нет лучше края в поднебесной:
Пусть все цветут там племена!
То край владычицы прелестной,
Где родилась сама она,
Где в камышах она восстала
Из лебединого яйца
И мать и братьев побеждала
Красою чудного лица.
Перед тобою в пышном цвете
Земля раскинулась твоя;
О, предпочти всему на свете
Свой край родной, краса моя!
Хоть солнца хладный луч почти не греет
Высоких гор скалистую главу,
Но все ж скала местами зеленеет
И козы щиплют скудную траву.
Вот бьют ключи, ручьи бегут сливаясь;
Зазеленели каждый склон и скат;
Дол тянется, холмами прерываясь,
И кормит сотни тонкорунных стад;
Поодиночке осторожно бродит
Рогатый скот над пропастью крутой,
Но в сотнях гротов он себе находит
Убежище, и отдых, и покой.
Их Пан[112] хранит, ущелья населяют
Там нимфы жизни в свежести кустов,
И к горным сферам ветви устремляют,
Теснясь, деревья сотнями стволов.
То древние леса! В стволе высоком
Дуб копит силу, крепко ввысь растет,
А кроткий клен пропитан сладким соком,
Весь груз ветвей он весело несет.
Там молоко, струясь в тени жилища,
И для детей и для ягнят течет;
Есть и плоды, долин цветущих пища,
А из стволов дуплистых каплет мед.
Блаженство здесь наследственное длится,
Уста румяны, ярок цвет ланит,
Бессмертен каждый там, где он селится,
Здоровы все, довольство вкруг царит.
В сиянье дня там жизнь привольно льется
От детских лет до зрелости мужской;
Дивясь на них, спросить лишь остается:
Кто это – боги или род людской?
Красивейшим из пастухов их рода
Уподоблялся даже Аполлон;
Где в чистой сфере царствует природа
Там всех миров союз осуществлен.
 
   (Садится рядом с Еленой.)
 
Так ты и я – мы счастием богаты:
Забудем же былое бытие!
Сознай, что высшим богом рождена ты,
И первый мир – отечество твое!
Но жить не будем в крепости мы тесной.
В соседстве Спарты нас с тобою ждет
Аркадия[113]; она в красе прелестной
И в вечной силе юности цветет.
Туда, в блаженный край, мы путь направим,
Там радостно укроемся вдвоем!
Мы для беседки пышный трон оставим,
Аркадским вольным счастьем заживем!
 
   Место действия совершенно меняется.
   К ряду горных пещер примыкают закрытые беседки.
   Тенистая роща простирается до окружающих ее крутых утесов.
   Фауста и Елены не видно. Хор стоит группами.
   Форкиада
 
Как долго девы спят здесь, неизвестно мне.
Не то ли им пригрезилось, что видела
Я наяву? Но лучше разбужу я их.
Сомненья нет: дивиться будет юный хор…
 
   (Обращаясь к зрителям.)
 
А с ним и вы, брадатые, что, сидя там,
Разгадки ждете чуда вероятного.
 
   (К хору.)
 
Вставайте же и кудри отряхните вы!
Довольно спать: послушайте, что я скажу!
 
   Хор
 
О, скажи, скажи, поведай, что чудесного случилось?
Слушать нам всего приятней то, чему нельзя поверить,
Ибо скучно эти скалы вечно видеть пред собой.
 
   Форкиада
 
Дети, чуть глаза протерли – уж и скука вас берет?
Но внемлите: в этом гроте и в тенистой той беседке
Счастье тихое досталось, как в идиллии любовной,
Господину с госпожою.
 
   Хор
 
Как, в пещере той?
 
   Форкиада
 
От мира
Отделившися, служить им лишь меня они призвали,
Я, польщенная вниманьем, как поверенной прилично,
В стороне от них держалась, занималась посторонним,
Зная все растений свойства, корни, травы, мох искала,
Оставляя их одних.
 
   Хор
 
Ты рассказ ведешь, как будто было все там, что угодно:
Горы, лес, поля, озера! Нам ты сказку говоришь!
 
   Форкиада
 
Да, неопытные дети, здесь неведомые тайны:
Залы, ходы, галереи я могла б тут отыскать.
Вот в пещере раздается смеха резвый отголосок;
Я смотрю: чудесный мальчик от жены к супругу скачет,
А от мужа вновь к супруге. Шаловливые проказы,
Ласки нежные и крики восхищенья и восторга
Поражают взор и слух.
Голый гений, но без крыльев, фавн[114], но зверю не подобный,
Он резвится над землею; но едва земли коснется,
Вмиг на воздух он взлетает; прыгнет раз, другой, а в третий
Уж до сводов достает.
Мать взывает боязливо: «Прыгай, прыгай сколько хочешь,
Но летать остерегайся: запрещен тебе полет!»
А отец увещевает: «Там, в земле, таится сила,
От которой ты взлетаешь. Лишь ногой земли касайся —
И окрепнешь ты безмерно, точно сын земли Антей»[115].
Но со скал на скалы скачет резвый мальчик неустанно,
Там и сям, как мяч упругий, ловко прыгает резвясь.
Вдруг в расщелине утеса он мгновенно исчезает —
И пропал из глаз куда-то. В горе мать; отец утешить
Хочет; я – в недоуменье. Но опять какое чудо!
Не сокровища ль там скрыты? Разодетый, весь в гирляндах,
Он является опять,
Рукава его с кистями, на груди же ленты вьются,
А в руках златая лира. Точно Феб в миниатюре,
На краю скалы высокой стал он. Все мы в изумленье,
А родители в восторге вновь друг друга к сердцу жмут.
Что горит над головою у него, сказать мне трудно:
Золотой убор иль пламя, знак высокой силы духа?
Как он гордо выступает! В нем уже заметен гений,
Все прекрасное вместивший, и мелодий вечных прелесть
По его струится телу. Но услышите его вы
И увидите – и, верно, удивитесь вы ему.
 
   Из пещеры раздаются чарующие, мелодичные звуки струн.
   Все прислушиваются к ним и кажутся глубоко тронутыми.
   С этого времени вплоть до нижеуказанной паузы продолжается музыка.
   Хор
 
Если, страшное творенье,
Ты смягчилося теперь,
Брызнут слезы умиленья
Из очей у нас, поверь!
Солнца лик пускай затмится,
Лишь в душе сиял бы свет!
В сердце нашем все таится —
Все, чего и в мире нет.
 
   Появляется Фауст, Елена и Эвфорион[116].
   Эвфорион
 
Песню ль детскую слагаю —
Вам веселье в этот час;
В такт ли, прыгая, ступаю —
Сердце прыгает у вас.
 
   Елена
 
Двух сближая нежной страстью,
Радость им любовь дает,
Но к божественному счастью
Наш тройной союз ведет.
 
   Фауст
 
Ныне все дано судьбою:
Весь я твой и весь ты мой.
Мы в союзе меж собою:
Мог ли быть исход иной?
 
   Хор
 
Многих лет благословенье
Подарило вам, клянусь,
Это дивное творенье!
Как чудесен ваш союз!
 
   Эвфорион
 
Пустите прыгать,
Скакать, резвиться!
Туда, на воздух,
Хочу я взвиться —
И весь желаньем
Проникнут я.
 
   Фауст
 
Но тише, тише,
Без увлеченья,
Чтоб не грозило
Тебе паденье.
Нас в гроб сведешь ты,
Мое дитя!
 
   Эвфорион
 
Не стану больше
Внизу стоять я,
Оставьте руки,
Оставьте платье,
Оставьте кудри:
Они – мои!
 
   Елена
 
О, вспомни, чей ты,
Мой сын бесценный!
Нас пожалей ты:
Союз священный,
Едва возникший,
Не разорви!
 
   Хор
 
Боюсь я, рухнет
Союз любви!
 
   Елена и Фауст
 
Сдержи, о сдержи, смирив,
Хоть к нам из любви,
Чрезмерно живой порыв
И страсти свои!
Спокойно здесь, в поле,
Красуйся, молю!
 
   Эвфорион
 
Смирясь, вашей воле
Пока уступлю.
 
   (Пробегает среди хора, увлекая его в пляску.)
 
Вот подлетел я к вам,
Бодрый народ!
Что же, не спеть ли нам?
Пляска ль у нас пойдет?
 
   Елена
 
Славно! Пускай с тобой
Пляшет красавиц рой
Мерно и в лад.
 
   Фауст
 
Только б конец скорей!
Нет, я игре твоей
Вовсе не рад.
 
   Эвфорион и хор, танцуя, с пением, движутся переплетающимися рядами.
   Эвфорион
 
Чащи лесов густых,
Горы кругом меня.
Что мне до стен крутых:
Молод и пылок я!
Вихри вдали свистят,
Волны вдали шумят.
Грустно смотреть мне вдаль:
Ближе взглянуть нельзя ль?
 
   (Перепрыгивает со скалы на скалу и поднимается все выше и выше.)
 
Елена, Фауст и хор
С серной хочешь ты сравниться?
Берегись, чтоб не слететь!
 
   Эвфорион
 
Выше должен я стремиться,
Дальше должен я смотреть.
Знаю, где ныне я:
Море вокруг меня!
Пелопса[117] здесь страна:
Морем шумит она.
 
   Хор
 
Милый, спустися! Тут
Будешь ты с нами.
Здесь на скалах растут
Лозы с кистями,
Яблоков плод златой
Свесился ниже.
В милой земле родной,
Милый, живи же!
 
   Эвфорион
 
Снится вам мирный сон?
Что же, обманчив он!
Лозунг мой в этот миг —
Битва, победный крик!
 
   Хор
 
Кто презирает
Мир, лишь войной прельщен,
Знай, что теряет
Счастье надежды он.
 
   Эвфорион
 
Кто здесь рожден на свет,
Взросшие в бурях бед,
Волю куют в бою,
Кровь не щадя свою.
Их не смирить ничем,
Чистых душой!
Счастье да даст им всем
Ревностный бой!
 
   Хор
 
Ввысь умчался он стрелою,
Но и там не мал на вид!
Точно в латах, точно к бою,
Точно сталь на нем блестит!
 
   Эвфорион
 
Что нам стены, укрепленья!
Защищай себя смелей!
Всех их крепче без сравненья
Грудь железная мужей.
Чтоб ты жил непокоренный, —
Смело в поле, в легкий строй!
На конях помчатся жены;
В каждом отроке – герой.
 
   Хор
 
К небу лети, неси
Звуки поэзии:
Выше сияй всегда,
Точно небес звезда!
Слышим тебя мы там:
С неба слетают к нам
Звуки сюда!
 
   Эвфорион
 
Нет, уж не отрок пред вами:
Выходит юноша на бой!
Уже с отважными бойцами
Соединился он душой!
Вперед, вперед!
Нас честь ведет
Туда, где к славе путь прямой!
 
   Елена и Фауст
 
День едва увидел милый,
К светлой жизни чуть рожден, —
Ты с высот во мрак унылый,
В мир скорбей уж устремлен!
Или впрямь
Чужд ты нам?
Иль союз наш-только сон?
 
   Эвфорион
 
Чу! Гром вы слышите ли в море,
В долинах отклик боевой?
В пыли, в волнах, все рати в сборе
Идут на скорбь, на грозный бой.
Смерть для нас
В этот час —
Лозунг первый и святой!
 
   Елена, Фауст и хор
 
Ужас! Страшное решенье!
Смерть – желанный лозунг твой?
 
   Эвфорион
 
Мне ль смотреть из отдаленья?
Нет, приму нужду и бой!
 
   Елена, Фауст и хор
 
Храбрость средь бед таких —
Гибель всегда.
 
   Эвфорион
 
Пусть! На крылах своих
Ринусь туда!
Рвусь в боевой пожар,
Рвусь я к борьбе!
 
   (Бросается со скалы. Одежды на время поддерживают его. Голова его сияет; за нею тянется светящийся след.)
   Хор
 
Горе! Икар[118]! Икар!
Горе тебе!
 
   Прекрасный юноша падает к ногам родителей.
   Лицо его напоминает знакомые черты, но вскоре телесное исчезает, ореол в виде кометы возносится к небу, а на земле остаются лира и мантия.
   Елена и Фауст
 
Радость прошла моя,
Горе пришло за ней!
 
   Голос Эвфориона (из-под земли)
 
Мать, не покинь меня
В царстве теней!
 
   Пауза.
   Хор (скорбная песня)
 
Не покинем, без сомненья!
Ты и близок нам и мил:
В час разлуки, в час паденья
Все сердца ты поразил.
Плач не нужен погребальный:
Нам завиден жребий твой!
Жил ты, светлый, но печальный,
С гордой песней и душой.
Ах, рожден для счастья был ты!
Древний род твой славен был;
Рано сам себя сгубил ты,
В полном цвете юных сил.
Ясно мир прозрев очами,
Ты сочувствовать умел,
Лучших жен владел сердцами,
Песни сладостные пел.
Ты помчался несдержимо,
Вдаль невольно увлечен;
Ты презрел неукротимо
И обычай и закон.
Светлый ум к делам чудесным
Душу чистую привел:
Ты погнался за небесным,
Но его ты не нашел.
Кто найдет? Вопрос печальный!
Рок ответа не дает.
И молчит многострадальный,
Кровью залитый народ.
Лучше песни петь сначала,
Чем так горестно стоять.
Песни ввек земля рождала
И родит их нам опять.
 
   Продолжительная пауза. Музыка прекращается.
   Елена (Фаусту)
 
На мне теперь сбылося слово древнее,
Что не живет с красою счастье долгое.
Любви и жизни узы разрешаются:
Оплакав их печально, я скажу: прости!
И обниму тебя – увы! – в последний раз.
Прими меня, о Персефона[119], с отроком!
 
   (Обнимает Фауста. Телесное исчезает, а платье и покрывало остаются у него в руках.)
   Форкиада (Фаусту)
 
Держи: тебе досталось платье лишь!
Не выпускай из рук, держи его!
Его б хотелось демонам отнять
И унести к себе: держи сильней!
Богини нет: ее ты потерял;
Но это все ж божественно. Возьми
Чудесный дар: взлетишь ты к небесам,
Над всем земным тебя возвысит он —
И там, в эфире, будешь ты парить.
Вдали отсюда встречусь я с тобой.
 
   Одежды Елены, расплывшись в облака, окружают Фауста, поднимают его ввысь и уносятся вместе с ним.
   Форкиада (поднимая лиру и мантию Эвфориона, направляется к авансцене, поднимает их кверху и говорит)
 
Себя с находкой мы поздравить можем,
Хотя святой огонь исчез, положим, —
Но надобно ль о мире горевать?
Успел довольно гений нам оставить,
Чтоб титулы поэтов даровать
И в ремесле их зависть развивать.
Талантов им не в силах я доставить,
Но платье в долг могу им раздавать.
 
   (Садится на авансцене на обломок колонны.)
   Панталис
 
Спешите, девы! Чары нас покинули:
Заклятье снято ведьмой фессалийскою[120],
Исчез и шум сплетенных звуков тягостный,
Смущавший нам и слух, и ум тем более.
За мной в Аид! Спешите за царицею
Немедленно – и пусть же за спиной ее
Служанок верных хор повсюду следует!
У трона Недоступной мы найдем ее.
 
   Хор
 
Да, для цариц есть повсюду приют.
Даже в Аиде, во мраке его,
Сходятся с равными гордо они
И с Персефоною дружбу ведут.
Мы же во тьме безотрадной
Грустных лугов асфоделей[121],
Средь тополей длинных, тощих,
Между бесплодных тоскующих ив, —
Как мы проводим там время?
Точно летучие мыши,
Шепчем печально мы там.
 
   Панталис
 
Кто имени ничем не приобрел себе,
Кто даже не стремится к благородному, —
Принадлежит стихиям тот. Исчезните ж!
А я пойду к царице: не заслугой лишь,
А также верностью мы можем славиться.
 
   (Уходит.)
   Хор
 
К свету дневному вернулись мы;
Мы существами не будем —
Это мы чуем и знаем;
Но не вернемся в Аид никогда.
Сделает духов из нас
Вечно живая природа:
В ней-то и будем отныне мы жить.
 
   Форкиада, став Великаном на авансцене, сходит с котурнов, снимает маску и покрывало и является Мефистофелем, чтобы, в случае надобности, объяснить пьесу в эпилоге.
   Занавес падает.

Действие четвертое