– Но мне действительно необходимо поговорить с вами. Думаю, ради Чарльза вы должны выслушать меня.
Даниэлла вспыхнула.
– Я ничего никому не должна, тем более ему!
– Вы напрасно горячитесь.
Она права, подумала Даниэлла, почувствовав дурноту. Ей ни в коем случае нельзя нервничать, она просто не имеет права, поскольку теперь совершенно ясна причина ее постоянных недомоганий и утренней тошноты.
– Извините, такой уж характер! – сбавила тон Даниэлла.
– Вот видите, скоропалительные решения ни к чему хорошему не приводят. Вам следовало бы объясниться с Чарльзом еще тогда... Я имею в виду... сцену на приеме, о которой он рассказал мне... Конечно, Чарли предстал перед вами в ужасном свете, но почему вы хотя бы не выслушали его?
– Мне и так все ясно.
Бетси Меррей тяжко перевела дух.
– Чарли понимает, какую причинил вам боль.
– И на том спасибо!
– Если вы уделите мне несколько минут, я попробую внести в эту запутанную до нелепости историю хоть толику ясности.
– Здесь нечего объяснять, миссис Меррей.
– Зовите меня просто Бетси, если хотите. Даниэлла до боли закусила губу.
– Я уверена, миссис Меррей, что вы пришли сюда с благими намерениями, но давайте не будем зря терять время.
– Вы не хотите дать мне даже пяти минут? Тогда ответьте хотя бы на один вопрос, только честно... Вам совершенно безразличен мой сын?
– Вам лучше уйти.
– Это не ответ. Поверьте, мне он чрезвычайно важен.
– Вашей дочери Лиз Мортон тоже было важно влезть по уши в мою личную жизнь?
Бетси горько усмехнулась.
– Вы должны выкинуть из головы все, что она натворила и наговорила. Все это глупости из-за старой как мир ревности! На самом деле Чарли хотел познакомить вас с нашей семьей, чтобы всем показать, какое значение вы имеете для него, поэтому и затеял прием. Если бы я не заболела, думаю, многое сложилось бы по-другому...
– Вы уверены? – Скептическая улыбка тронула губы Даниэллы.
Миссис Меррей помолчала, словно раздумывая, стоит ли сказать о том, ради чего, собственно, она и приехала.
– Да поймите же наконец! Мой сын любит вас! По-настоящему, сильно и глубоко. И сейчас невыносимо страдает. Он перестал спать ночами. Потерял интерес к работе, что озадачило его партнеров по бизнесу и членов совета директоров компании.
Даниэлла фыркнула.
– Ну да! Их волнует работоспособность хозяина, поскольку от нее зависят доходы «Старта».
Пропустив колкую реплику мимо ушей, Бетси продолжила:
– Он стал неузнаваем. Часами молчит, а когда силком заставляет себя являться в офис, совершает непредсказуемые поступки. Такое впечатление, что он лишился рассудка. Большую часть времени проводит в полуразрушенном Хилвуде, который, уж поверьте, купил, рассчитывая на будущее... с вами.
Сердце Даниэллы вдруг сжалось от недоброго предчувствия.
– Что-нибудь случилось? Он упал с лестницы? Оступился?.. Ничего, поправится!
– Оказывается, вы жестокая. Я надеялась, что вы откликнитесь на мою просьбу и согласитесь поговорить с ним хотя бы по телефону, чтобы чуточку поддержать.
Даниэлла, уверенная, что теперь мать Чарльза расставляет силки, наконец сказала:
– Полагаю, мистер Меррей скоро поправится. Я ничем не могу вам помочь. Между мною и вашим сыном все кончено.
– Жаль. Он ведь действительно вас любит. Будь я на вашем месте, поверьте, сумела бы это чувство оценить.
– По-моему, у него и без меня богатый выбор.
– Зря вы так! – Бетси Меррей укоризненно взглянула Даниэлле прямо в лицо. – Я не хотела все говорить до конца, но, видно, придется. В Чарли стреляли. Он ранен.
Голова у Даниэллы пошла кругом, она пошатнулась.
– Ранен?..
– Десять дней тому назад бежал из тюрьмы некий Барт Рэнд, который однажды уже покушался на жизнь Чарли. Теперь он выследил его и подстерег в Хилвуде.
– А как же охрана? Где был в это время Гленн?
– Да в том-то и дело, что Чарли вел себя неадекватно, я же вам говорила. Он наотрез отказался ездить в Хилвуд в сопровождении Лэрда. Хотел побыть в одиночестве, вот и поплатился за свое безрассудство. К счастью, этот негодяй промахнулся, пуля задела Чарли рикошетом, но он потерял много крови... Врачам пришлось повозиться. Сейчас и их, и меня волнует одно – Чарли словно безразличен к собственной жизни и даже не пытается взять себя в руки...
Даниэлла почувствовала, как ее тело покрывается холодным потом, боль сжала сердце, острыми молоточками застучало в висках, мысли смешались. По сравнению с тем, что случилось, прошлые события показались ей мелкими, ничтожными. Только теперь она начала отдавать себе отчет, что значит Чарльз в ее судьбе...
– Полиции удалось задержать мерзавца. Только на этот раз его упекли в лечебницу – при обследовании обнаружилось психическое расстройство.
– Где он? – машинально, думая о своем, перебила Даниэлла.
– Кто, Рэнд?
– Да нет же!
Бетси Меррей поняла, что та в шоке.
– Чарли в Хилвуде.
Первым, кого Даниэлла увидела в Хилвуде, был Гленн Лэрд. Можно было не сомневаться – тот не покинет своего хозяина в трудную минуту. Ведь он наверняка казнится: послушно снял с себя обязанности телохранителя, не проявив настойчивости.
– Здравствуйте! – сказал Гленн, когда Гифорд вышла из машины. – Спасибо, что приехали. Я уж заждался.
– Разве вы знали об этом? – подозрительно спросила она.
– Я надеялся, – честно признался Гленн. – Не трудно догадаться, к кому может поехать миссис Меррей в Уотфорде. Не к дочери же с зятем, с которыми у нее испорчены отношения...
– Как Чарли?
– Могло быть хуже. Этот парень давно угрожал ему и вот выполнил задуманное.
– Где Меррей сейчас?
– В оранжерее. Там не очень удобно, но лучше, чем в любом другом помещении.
– Он... знает, что его мать ездила ко мне? Гленн пожал плечами.
– Во всяком случае я ему об этом не говорил.
Уклончивый ответ не совсем удовлетворил Даниэллу. Она буквально терзалась по поводу того, что рванулась сюда, повинуясь эмоциональному порыву. Еще по дороге в Хилвуд ее начали мучить все прежние сомнения и обиды, и если теперь она помедлит еще немного, то вообще не решится войти в дом.
В холле было холодно и сыро как в могиле. Без Гленна, шагавшего рядом, ей, наверное, стало бы не по себе. Но в западном крыле, там, где к зданию примыкала оранжерея, оказалось уже теплее.
Если Меррей и понял, что кто-то идет, то не подал виду. Конечно, он не мог не слышать звука шагов, но решил, что, вероятно, Гленн проверяет, все ли в порядке.
Чарльз сидел в старом шезлонге, спиной ко входу, глядя сквозь оранжерейные стекла на просторные, начинавшие желтеть поля и белые облака, клубившиеся в небе.
– К вам пришли! – доложил Гленн. Меррей обернулся.
Даниэлла не могла бы точно сказать, чего ожидала, но уж, конечно, не того насмешливого выражения, которое скользнуло по его лицу.
– Это ты? – медленно протянул он. Вид у него был неважный. Из-под пледа, сползшего с плеча, виднелись бинты. – Значит, старушка все-таки сделала это?
– Если ты имеешь в виду свою мать...
– Конечно, ее! – хмуро подтвердил Чарльз. – Почему-то все в нашей семье обожают лезть не в свои дела. Что же, по крайней мере ей удалось добиться большего, чем мне. Вряд ли ты приехала бы сюда по собственной воле, разве не так?..
Глава 20
Эпилог
Даниэлла вспыхнула.
– Я ничего никому не должна, тем более ему!
– Вы напрасно горячитесь.
Она права, подумала Даниэлла, почувствовав дурноту. Ей ни в коем случае нельзя нервничать, она просто не имеет права, поскольку теперь совершенно ясна причина ее постоянных недомоганий и утренней тошноты.
– Извините, такой уж характер! – сбавила тон Даниэлла.
– Вот видите, скоропалительные решения ни к чему хорошему не приводят. Вам следовало бы объясниться с Чарльзом еще тогда... Я имею в виду... сцену на приеме, о которой он рассказал мне... Конечно, Чарли предстал перед вами в ужасном свете, но почему вы хотя бы не выслушали его?
– Мне и так все ясно.
Бетси Меррей тяжко перевела дух.
– Чарли понимает, какую причинил вам боль.
– И на том спасибо!
– Если вы уделите мне несколько минут, я попробую внести в эту запутанную до нелепости историю хоть толику ясности.
– Здесь нечего объяснять, миссис Меррей.
– Зовите меня просто Бетси, если хотите. Даниэлла до боли закусила губу.
– Я уверена, миссис Меррей, что вы пришли сюда с благими намерениями, но давайте не будем зря терять время.
– Вы не хотите дать мне даже пяти минут? Тогда ответьте хотя бы на один вопрос, только честно... Вам совершенно безразличен мой сын?
– Вам лучше уйти.
– Это не ответ. Поверьте, мне он чрезвычайно важен.
– Вашей дочери Лиз Мортон тоже было важно влезть по уши в мою личную жизнь?
Бетси горько усмехнулась.
– Вы должны выкинуть из головы все, что она натворила и наговорила. Все это глупости из-за старой как мир ревности! На самом деле Чарли хотел познакомить вас с нашей семьей, чтобы всем показать, какое значение вы имеете для него, поэтому и затеял прием. Если бы я не заболела, думаю, многое сложилось бы по-другому...
– Вы уверены? – Скептическая улыбка тронула губы Даниэллы.
Миссис Меррей помолчала, словно раздумывая, стоит ли сказать о том, ради чего, собственно, она и приехала.
– Да поймите же наконец! Мой сын любит вас! По-настоящему, сильно и глубоко. И сейчас невыносимо страдает. Он перестал спать ночами. Потерял интерес к работе, что озадачило его партнеров по бизнесу и членов совета директоров компании.
Даниэлла фыркнула.
– Ну да! Их волнует работоспособность хозяина, поскольку от нее зависят доходы «Старта».
Пропустив колкую реплику мимо ушей, Бетси продолжила:
– Он стал неузнаваем. Часами молчит, а когда силком заставляет себя являться в офис, совершает непредсказуемые поступки. Такое впечатление, что он лишился рассудка. Большую часть времени проводит в полуразрушенном Хилвуде, который, уж поверьте, купил, рассчитывая на будущее... с вами.
Сердце Даниэллы вдруг сжалось от недоброго предчувствия.
– Что-нибудь случилось? Он упал с лестницы? Оступился?.. Ничего, поправится!
– Оказывается, вы жестокая. Я надеялась, что вы откликнитесь на мою просьбу и согласитесь поговорить с ним хотя бы по телефону, чтобы чуточку поддержать.
Даниэлла, уверенная, что теперь мать Чарльза расставляет силки, наконец сказала:
– Полагаю, мистер Меррей скоро поправится. Я ничем не могу вам помочь. Между мною и вашим сыном все кончено.
– Жаль. Он ведь действительно вас любит. Будь я на вашем месте, поверьте, сумела бы это чувство оценить.
– По-моему, у него и без меня богатый выбор.
– Зря вы так! – Бетси Меррей укоризненно взглянула Даниэлле прямо в лицо. – Я не хотела все говорить до конца, но, видно, придется. В Чарли стреляли. Он ранен.
Голова у Даниэллы пошла кругом, она пошатнулась.
– Ранен?..
– Десять дней тому назад бежал из тюрьмы некий Барт Рэнд, который однажды уже покушался на жизнь Чарли. Теперь он выследил его и подстерег в Хилвуде.
– А как же охрана? Где был в это время Гленн?
– Да в том-то и дело, что Чарли вел себя неадекватно, я же вам говорила. Он наотрез отказался ездить в Хилвуд в сопровождении Лэрда. Хотел побыть в одиночестве, вот и поплатился за свое безрассудство. К счастью, этот негодяй промахнулся, пуля задела Чарли рикошетом, но он потерял много крови... Врачам пришлось повозиться. Сейчас и их, и меня волнует одно – Чарли словно безразличен к собственной жизни и даже не пытается взять себя в руки...
Даниэлла почувствовала, как ее тело покрывается холодным потом, боль сжала сердце, острыми молоточками застучало в висках, мысли смешались. По сравнению с тем, что случилось, прошлые события показались ей мелкими, ничтожными. Только теперь она начала отдавать себе отчет, что значит Чарльз в ее судьбе...
– Полиции удалось задержать мерзавца. Только на этот раз его упекли в лечебницу – при обследовании обнаружилось психическое расстройство.
– Где он? – машинально, думая о своем, перебила Даниэлла.
– Кто, Рэнд?
– Да нет же!
Бетси Меррей поняла, что та в шоке.
– Чарли в Хилвуде.
Первым, кого Даниэлла увидела в Хилвуде, был Гленн Лэрд. Можно было не сомневаться – тот не покинет своего хозяина в трудную минуту. Ведь он наверняка казнится: послушно снял с себя обязанности телохранителя, не проявив настойчивости.
– Здравствуйте! – сказал Гленн, когда Гифорд вышла из машины. – Спасибо, что приехали. Я уж заждался.
– Разве вы знали об этом? – подозрительно спросила она.
– Я надеялся, – честно признался Гленн. – Не трудно догадаться, к кому может поехать миссис Меррей в Уотфорде. Не к дочери же с зятем, с которыми у нее испорчены отношения...
– Как Чарли?
– Могло быть хуже. Этот парень давно угрожал ему и вот выполнил задуманное.
– Где Меррей сейчас?
– В оранжерее. Там не очень удобно, но лучше, чем в любом другом помещении.
– Он... знает, что его мать ездила ко мне? Гленн пожал плечами.
– Во всяком случае я ему об этом не говорил.
Уклончивый ответ не совсем удовлетворил Даниэллу. Она буквально терзалась по поводу того, что рванулась сюда, повинуясь эмоциональному порыву. Еще по дороге в Хилвуд ее начали мучить все прежние сомнения и обиды, и если теперь она помедлит еще немного, то вообще не решится войти в дом.
В холле было холодно и сыро как в могиле. Без Гленна, шагавшего рядом, ей, наверное, стало бы не по себе. Но в западном крыле, там, где к зданию примыкала оранжерея, оказалось уже теплее.
Если Меррей и понял, что кто-то идет, то не подал виду. Конечно, он не мог не слышать звука шагов, но решил, что, вероятно, Гленн проверяет, все ли в порядке.
Чарльз сидел в старом шезлонге, спиной ко входу, глядя сквозь оранжерейные стекла на просторные, начинавшие желтеть поля и белые облака, клубившиеся в небе.
– К вам пришли! – доложил Гленн. Меррей обернулся.
Даниэлла не могла бы точно сказать, чего ожидала, но уж, конечно, не того насмешливого выражения, которое скользнуло по его лицу.
– Это ты? – медленно протянул он. Вид у него был неважный. Из-под пледа, сползшего с плеча, виднелись бинты. – Значит, старушка все-таки сделала это?
– Если ты имеешь в виду свою мать...
– Конечно, ее! – хмуро подтвердил Чарльз. – Почему-то все в нашей семье обожают лезть не в свои дела. Что же, по крайней мере ей удалось добиться большего, чем мне. Вряд ли ты приехала бы сюда по собственной воле, разве не так?..
Глава 20
– Миссис Меррей рассказала мне об этом ужасном событии.
Чарльз поморщился.
– И ты поверила?
Даниэлла растерялась, оглянулась на Гленна, но тот уже тихо исчез.
– Оставь свои нелепые шуточки. Как ты себя чувствуешь?.. И почему ты здесь? Тут же неуютно, холодно и вообще неудобно...
Чарльз лукаво подмигнул ей.
– Одна моя знакомая дизайнерша говорит так: когда в доме идет ремонт, хозяину лучше присутствовать самому, чтобы строители не халтурили. Вот я и следую совету опытного человека.
– Но в твоем положении это же глупо!
– Почему? Мы с Тленном неплохо устроились. К тому же, если у рабочих возникают вопросы, я всегда под рукой. Можешь сходить на второй этаж, сама увидишь, как мы продвинулись.
– Тебе сейчас следует думать о здоровье, а не о ремонте.
– Со мной все в порядке, – ровным тоном произнес Меррей. – Мать, очевидно, слишком сгустила краски. Поверь, я ценю твое сочувствие, но отнюдь не нуждаюсь в нем.
Даниэлла стиснула зубы, на секунду замолчала.
– Прошу тебя, – сказала она, аккуратно выбирая слова. – Не говори так, иначе мне на самом деле придется уехать.
Он помрачнел.
– Должен признать, с тех пор как мы расстались, я действительно не хотел тебя видеть. Я боялся тех чувств, которые ты порождаешь в моей душе.
– Боялся? Не понимаю...
– Объяснить буквально или сама догадаешься? После развода с женой я поклялся никогда больше всерьез не связывать свою жизнь с женщинами. Конечно, они у меня были. Мне доставлял удовольствие сам секс и долгое время представлялось – этого вполне достаточно. Пока однажды... не проснулось сердце. – Чарльз осторожно поднялся, сделал шаг в сторону Даниэллы. Боль тут же сковала его, заставив схватиться за спинку шезлонга. – Ты застигла меня врасплох, смутив душу. Постарайся понять то, что я сейчас говорю. С тобой... и постель оказалась совершенно другой...
– Потому что я была девственницей? – тихо спросила она.
Меррей раздраженно взглянул на нее.
– Тебе обязательно напоминать о такой подробности?.. Мало того, что ты вверх дном перевернула мою жизнь, хочешь еще потуже завинтить гайки?
– Нет же, нет, ты не понимаешь!
– Я все понимаю, – устало вздохнул Чарльз. – Зачем ты явилась? Ты и так послана мне судьбой в наказание... Ах как благородно, Даниэлла Гифорд приехала выразить свое соболезнование! И чего же ты ждешь – слов благодарности? Хорошо, спасибо за визит!
Даниэлла поняла: она никогда не простит себе, если сейчас уйдет.
– Я хочу знать одно... – Она облизала пересохшие от волнения губы. – То, что ты сказал мне однажды, это правда?
– Что именно и когда?
– В тот вечер, в твоем доме. Ты сказал, будто... любишь меня. Так это... правда... или нет?
– Тебе мало видеть у своих ног поверженного, желаешь еще и придавить каблуком?
– Чарли!
Губы Меррея дрогнули, глаза потемнели.
– Я люблю тебя. Разве не об этом я толкую последние пятнадцать минут?..
Горячие слезы покатились у нее по щекам.
– Боже мой, какие же мы оба дураки!
– Дани, – хрипло произнес он.
В тот же миг она метнулась к нему, прижалась к груди, в ноздри сразу ударил запах лекарств. Сообразив, что причиняет Чарльзу боль, Даниэлла попыталась отстраниться, но тот крепко сжимал ее в своих объятиях.
– Любимый мой, я каждый день умирала от тоски... Мне не для чего и не для кого стало жить... все потеряло смысл...
Секунда убегала за секундой, а они все стояли, обнявшись, и целовались со страстностью, похожей на отчаяние. Изголодавшиеся друг по другу, переполненные до краев желанием, лихорадочно возбужденные. Чарльз тихонько застонал.
– Тебе больно? – испуганно спросила она.
– Да при чем тут это? Я так хочу тебя, что готов заняться любовью прямо на пыльном полу. Лучше бы мы сейчас были в моем доме, а не здесь. Когда ты убежала оттуда, он стал мне отвратителен, я не мог там жить...
– Ты сумасшедший!
– Правильно. Я схожу с ума по тебе и, по – моему, уже заметно поглупел.
Даниэлла рассмеялась.
– Вот-вот, самый большой глупостью будет, если ты не распорядишься, чтобы Гленн готовил нам к отъезду машину.
– Да он будет просто счастлив! Подозреваю, именно Гленн надоумил мать съездить к тебе.
– Хорошо, что она послушалась его совета, а я своего сердца...
– Клянусь, Дани, – тихо произнес Меррей, – ты никогда не пожалеешь об этом!
Даниэлла проснулась в полной темноте и несколько секунд не могла понять, где находится, но в следующее мгновение все вспомнила, и ее охватило ощущение счастья. За неделю она привыкла к тому, что их головы рядом лежат на подушке, что слышит дыхание Чарли у себя под ухом, чувствует тяжесть его руки, даже во сне прижимающей ее к своему телу.
Ее мучило лишь одно. Она не открыла ему той тайны, о которой он сам еще не мог догадаться.
Проведя ладонью по животу, Даниэлла убедилась, – внешне никаких признаков. Но это пока, а через некоторое время?..
Чарльз застал Даниэллу врасплох, накрыв ее руку своей.
– Исследуешь, все ли твои прелести на месте? Я тоже хочу этим заняться... Да ну, не противься же, Дани, не жадничай, пожалуйста.
– При чем тут моя жадность? Это ты слишком бурно расходуешь свои силы, хотя еще не совсем поправился.
– Дурочка, для такого дела у меня сил хватит.
Не раздумывая, он навалился на нее и снова страсть обуяла их обоих. Они уже не нуждались в предварительных любовных играх, подогревавших и разогревавших в телах огонь. Он и без того пылал в них...
– Замечательно, – тихо произнес Чарли, когда в изнеможении они застыли на смятых простынях. – Как ты думаешь, который уже час?
– Еще рано, подремли.
– Мне кажется, я проголодался.
– Ты вообще плохо ешь. Гленн вечером принес в кабинет полный поднос, а ты даже не притронулся. Тебе нельзя так много работать, тем более забывать про еду, чтобы жизненный тонус не опускался.
– Чтобы что не опускалось? – расхохотался Чарльз. – Дани, потрогай кое-какое место, и ты перестанешь сомневаться насчет отличного тонуса. Ну же, смелее, и начнем все сначала. Я не шучу.
Ей тоже было не до шуток. Опять не сумела выбрать момент и сказать правду. Он имеет право знать все, другое дело, как , к неожиданному известию отнесется. Несмотря на протесты Чарльза, она поднялась и накинула кимоно.
– Тебе идет, но без халата ты куда лучше. Не желаешь ли вернуться в постель?
– Но ведь ты голоден. Спускайся на кухню, чем-нибудь накормлю, – ответила Даниэлла.
– Вообще-то я люблю утром попить кофейку в постели. Обещай, что будешь иногда меня баловать, когда мы поженимся!
– Ты же дал зарок больше не жениться, Чарльз.
– Я не могу рисковать, – ответил тот, натягивая пижаму. – Вдруг ты снова сбежишь?
Губы Даниэллы задрожали, из глаз покатились слезы.
– Да что с тобой? – бросился к ней Чарльз. – Почему ты плачешь? Ведь ты не могла не знать, что однажды, как говорится, в один прекрасный день Чарльз Меррей станет твоим мужем? Я, между прочим, нам и кольца уже приглядел. Мне простенькое, а тебе замечательное!
Даниэлла разрыдалась.
– Ничего не понимаю. Ты не хочешь нашей свадьбы?
– Хочу, – воскликнула она. – Но мне нужно кое-что сказать тебе...
Меррей хмуро сдвинул брови.
– Надеюсь, ты не замужем?– шутливо поинтересовался он.
– Нет. Я... беременна. Чарльз стиснул ей плечи.
– Что?
– Ты слышал, больше мне добавить нечего, – произнесла Даниэлла, не поднимая глаз.
– И как давно ты обнаружила это? Я потому спрашиваю, что однажды ты уже выкинула фокус насчет своей беременности.
– Я помню... Но это не был фокус. Уже тогда случилась задержка... Правда, я думала – все наладится.
– Ну да... рассосется, – усмехнулся он. – И что я должен, по-твоему, теперь сделать, сознавая, конечно, всю ответственность и тому подобное?..
– Как это что? – ошеломленно спросила Даниэлла. – Жениться! Я так поняла, ты уже и к свадьбе приготовился.
– Позволь, если ты собираешься выйти за меня только потому, что ждешь от меня ребенка...
– Да за кого ты меня принимаешь? Неужели думаешь, я стала бы переживать насчет незаконнорожденности, общественного мнения и т. д. Мы живем в двадцатом веке, к тому же я вполне стою на ногах.
– Все равно ты должна была предупредить, а не молчать.
– Я не хотела обязывать тебя жениться лишь потому, что беременна. Мне нужно было убедиться, что тебя интересую я сама, что ты любишь меня! Что тебя не смущает ни мое будущее материнство, ни твое будущее отцовство. Что семейная жизнь не кажется тебе обузой...
– Ты напрасно вложила в свой монолог столько красноречия... моя дорогая, мое счастье, моя радость! – Чарльз стремительно обнял ее, губами промокнул слезы на ее лице. – Сам Бог надоумил меня заранее позаботиться о деревенском воздухе для наследника и купить Хилвуд.
– Почему ты думаешь, что родится он, а не она?
– Да какая разница! – рассмеялся Чарльз. – Сначала он, потом она, потом они. Я, как видишь, старомоден и мечтаю о большом семействе.
– Я тоже.
– Как же тогда твой магазин?
– О Чарли, я ни за что не брошу его.
– Ну да, ты же современная, самостоятельная женщина, – хитро подмигнул он ей. – Работа для тебя – это все. А кто же возьмет на себя воспитание детей?..
Даниэлла растерялась.
– Чарли, впереди у нас целая жизнь, как-нибудь разберемся...
Чарльз поморщился.
– И ты поверила?
Даниэлла растерялась, оглянулась на Гленна, но тот уже тихо исчез.
– Оставь свои нелепые шуточки. Как ты себя чувствуешь?.. И почему ты здесь? Тут же неуютно, холодно и вообще неудобно...
Чарльз лукаво подмигнул ей.
– Одна моя знакомая дизайнерша говорит так: когда в доме идет ремонт, хозяину лучше присутствовать самому, чтобы строители не халтурили. Вот я и следую совету опытного человека.
– Но в твоем положении это же глупо!
– Почему? Мы с Тленном неплохо устроились. К тому же, если у рабочих возникают вопросы, я всегда под рукой. Можешь сходить на второй этаж, сама увидишь, как мы продвинулись.
– Тебе сейчас следует думать о здоровье, а не о ремонте.
– Со мной все в порядке, – ровным тоном произнес Меррей. – Мать, очевидно, слишком сгустила краски. Поверь, я ценю твое сочувствие, но отнюдь не нуждаюсь в нем.
Даниэлла стиснула зубы, на секунду замолчала.
– Прошу тебя, – сказала она, аккуратно выбирая слова. – Не говори так, иначе мне на самом деле придется уехать.
Он помрачнел.
– Должен признать, с тех пор как мы расстались, я действительно не хотел тебя видеть. Я боялся тех чувств, которые ты порождаешь в моей душе.
– Боялся? Не понимаю...
– Объяснить буквально или сама догадаешься? После развода с женой я поклялся никогда больше всерьез не связывать свою жизнь с женщинами. Конечно, они у меня были. Мне доставлял удовольствие сам секс и долгое время представлялось – этого вполне достаточно. Пока однажды... не проснулось сердце. – Чарльз осторожно поднялся, сделал шаг в сторону Даниэллы. Боль тут же сковала его, заставив схватиться за спинку шезлонга. – Ты застигла меня врасплох, смутив душу. Постарайся понять то, что я сейчас говорю. С тобой... и постель оказалась совершенно другой...
– Потому что я была девственницей? – тихо спросила она.
Меррей раздраженно взглянул на нее.
– Тебе обязательно напоминать о такой подробности?.. Мало того, что ты вверх дном перевернула мою жизнь, хочешь еще потуже завинтить гайки?
– Нет же, нет, ты не понимаешь!
– Я все понимаю, – устало вздохнул Чарльз. – Зачем ты явилась? Ты и так послана мне судьбой в наказание... Ах как благородно, Даниэлла Гифорд приехала выразить свое соболезнование! И чего же ты ждешь – слов благодарности? Хорошо, спасибо за визит!
Даниэлла поняла: она никогда не простит себе, если сейчас уйдет.
– Я хочу знать одно... – Она облизала пересохшие от волнения губы. – То, что ты сказал мне однажды, это правда?
– Что именно и когда?
– В тот вечер, в твоем доме. Ты сказал, будто... любишь меня. Так это... правда... или нет?
– Тебе мало видеть у своих ног поверженного, желаешь еще и придавить каблуком?
– Чарли!
Губы Меррея дрогнули, глаза потемнели.
– Я люблю тебя. Разве не об этом я толкую последние пятнадцать минут?..
Горячие слезы покатились у нее по щекам.
– Боже мой, какие же мы оба дураки!
– Дани, – хрипло произнес он.
В тот же миг она метнулась к нему, прижалась к груди, в ноздри сразу ударил запах лекарств. Сообразив, что причиняет Чарльзу боль, Даниэлла попыталась отстраниться, но тот крепко сжимал ее в своих объятиях.
– Любимый мой, я каждый день умирала от тоски... Мне не для чего и не для кого стало жить... все потеряло смысл...
Секунда убегала за секундой, а они все стояли, обнявшись, и целовались со страстностью, похожей на отчаяние. Изголодавшиеся друг по другу, переполненные до краев желанием, лихорадочно возбужденные. Чарльз тихонько застонал.
– Тебе больно? – испуганно спросила она.
– Да при чем тут это? Я так хочу тебя, что готов заняться любовью прямо на пыльном полу. Лучше бы мы сейчас были в моем доме, а не здесь. Когда ты убежала оттуда, он стал мне отвратителен, я не мог там жить...
– Ты сумасшедший!
– Правильно. Я схожу с ума по тебе и, по – моему, уже заметно поглупел.
Даниэлла рассмеялась.
– Вот-вот, самый большой глупостью будет, если ты не распорядишься, чтобы Гленн готовил нам к отъезду машину.
– Да он будет просто счастлив! Подозреваю, именно Гленн надоумил мать съездить к тебе.
– Хорошо, что она послушалась его совета, а я своего сердца...
– Клянусь, Дани, – тихо произнес Меррей, – ты никогда не пожалеешь об этом!
Даниэлла проснулась в полной темноте и несколько секунд не могла понять, где находится, но в следующее мгновение все вспомнила, и ее охватило ощущение счастья. За неделю она привыкла к тому, что их головы рядом лежат на подушке, что слышит дыхание Чарли у себя под ухом, чувствует тяжесть его руки, даже во сне прижимающей ее к своему телу.
Ее мучило лишь одно. Она не открыла ему той тайны, о которой он сам еще не мог догадаться.
Проведя ладонью по животу, Даниэлла убедилась, – внешне никаких признаков. Но это пока, а через некоторое время?..
Чарльз застал Даниэллу врасплох, накрыв ее руку своей.
– Исследуешь, все ли твои прелести на месте? Я тоже хочу этим заняться... Да ну, не противься же, Дани, не жадничай, пожалуйста.
– При чем тут моя жадность? Это ты слишком бурно расходуешь свои силы, хотя еще не совсем поправился.
– Дурочка, для такого дела у меня сил хватит.
Не раздумывая, он навалился на нее и снова страсть обуяла их обоих. Они уже не нуждались в предварительных любовных играх, подогревавших и разогревавших в телах огонь. Он и без того пылал в них...
– Замечательно, – тихо произнес Чарли, когда в изнеможении они застыли на смятых простынях. – Как ты думаешь, который уже час?
– Еще рано, подремли.
– Мне кажется, я проголодался.
– Ты вообще плохо ешь. Гленн вечером принес в кабинет полный поднос, а ты даже не притронулся. Тебе нельзя так много работать, тем более забывать про еду, чтобы жизненный тонус не опускался.
– Чтобы что не опускалось? – расхохотался Чарльз. – Дани, потрогай кое-какое место, и ты перестанешь сомневаться насчет отличного тонуса. Ну же, смелее, и начнем все сначала. Я не шучу.
Ей тоже было не до шуток. Опять не сумела выбрать момент и сказать правду. Он имеет право знать все, другое дело, как , к неожиданному известию отнесется. Несмотря на протесты Чарльза, она поднялась и накинула кимоно.
– Тебе идет, но без халата ты куда лучше. Не желаешь ли вернуться в постель?
– Но ведь ты голоден. Спускайся на кухню, чем-нибудь накормлю, – ответила Даниэлла.
– Вообще-то я люблю утром попить кофейку в постели. Обещай, что будешь иногда меня баловать, когда мы поженимся!
– Ты же дал зарок больше не жениться, Чарльз.
– Я не могу рисковать, – ответил тот, натягивая пижаму. – Вдруг ты снова сбежишь?
Губы Даниэллы задрожали, из глаз покатились слезы.
– Да что с тобой? – бросился к ней Чарльз. – Почему ты плачешь? Ведь ты не могла не знать, что однажды, как говорится, в один прекрасный день Чарльз Меррей станет твоим мужем? Я, между прочим, нам и кольца уже приглядел. Мне простенькое, а тебе замечательное!
Даниэлла разрыдалась.
– Ничего не понимаю. Ты не хочешь нашей свадьбы?
– Хочу, – воскликнула она. – Но мне нужно кое-что сказать тебе...
Меррей хмуро сдвинул брови.
– Надеюсь, ты не замужем?– шутливо поинтересовался он.
– Нет. Я... беременна. Чарльз стиснул ей плечи.
– Что?
– Ты слышал, больше мне добавить нечего, – произнесла Даниэлла, не поднимая глаз.
– И как давно ты обнаружила это? Я потому спрашиваю, что однажды ты уже выкинула фокус насчет своей беременности.
– Я помню... Но это не был фокус. Уже тогда случилась задержка... Правда, я думала – все наладится.
– Ну да... рассосется, – усмехнулся он. – И что я должен, по-твоему, теперь сделать, сознавая, конечно, всю ответственность и тому подобное?..
– Как это что? – ошеломленно спросила Даниэлла. – Жениться! Я так поняла, ты уже и к свадьбе приготовился.
– Позволь, если ты собираешься выйти за меня только потому, что ждешь от меня ребенка...
– Да за кого ты меня принимаешь? Неужели думаешь, я стала бы переживать насчет незаконнорожденности, общественного мнения и т. д. Мы живем в двадцатом веке, к тому же я вполне стою на ногах.
– Все равно ты должна была предупредить, а не молчать.
– Я не хотела обязывать тебя жениться лишь потому, что беременна. Мне нужно было убедиться, что тебя интересую я сама, что ты любишь меня! Что тебя не смущает ни мое будущее материнство, ни твое будущее отцовство. Что семейная жизнь не кажется тебе обузой...
– Ты напрасно вложила в свой монолог столько красноречия... моя дорогая, мое счастье, моя радость! – Чарльз стремительно обнял ее, губами промокнул слезы на ее лице. – Сам Бог надоумил меня заранее позаботиться о деревенском воздухе для наследника и купить Хилвуд.
– Почему ты думаешь, что родится он, а не она?
– Да какая разница! – рассмеялся Чарльз. – Сначала он, потом она, потом они. Я, как видишь, старомоден и мечтаю о большом семействе.
– Я тоже.
– Как же тогда твой магазин?
– О Чарли, я ни за что не брошу его.
– Ну да, ты же современная, самостоятельная женщина, – хитро подмигнул он ей. – Работа для тебя – это все. А кто же возьмет на себя воспитание детей?..
Даниэлла растерялась.
– Чарли, впереди у нас целая жизнь, как-нибудь разберемся...
Эпилог
Флора Варне спешила. Наверняка, подруга заждалась ее и уже осушила не одну чашечку кофе в их любимом баре. Вообще-то ей и капли нельзя из-за постоянно скачущего давления. В последние годы Эстер сильно сдала, особенно после смерти мужа. Иногда казалось – охладела даже к своему бюро, во всяком случае во многое перестала вникать. Единственное, чем интересовалась по-настоящему, так это внуками. Когда на лето Даниэлла и Чарльз привозили их в Хилвуд, наведывалась к ним чуть не ежедневно.
С зятем она ладила: любой матери на душе спокойно, если семья дочери во всех смыслах благополучна, а тут даже более чем. Однако чутье подсказывало Эстер, что для полного счастья Даниэлле мало быть просто хозяйкой роскошного дома в Лондоне, поместья и женой уважаемого в обществе человека.
Возможно, Эстер права: Чарльз Меррей, при всей своей любви к Дани, подавил в ней личность, эгоистично лишив возможности хоть в какой-то степени продолжать заниматься любимым делом, – захиревший в Уотфорде «Умелец» буквально приводил Даниэллу в отчаяние, когда она изредка туда заглядывала, чему Флора сама явилась однажды свидетельницей. Успокаивая свою любимицу, она сказала ей тогда, что в жизни приходится многим жертвовать и со многим мириться, а Даниэлла в ответ лишь горько усмехнулась.
С тех пор прошел не один год, и вот сегодня, читая «Эсквайр», Флора чуть в обморок не упала. В первый момент она решила немедленно сообщить Эстер новость, но передумала: пусть прочтет заметку своими глазами.
Влетев в бар, она сразу увидела Эстер, чмокнула в седой затылок и плюхнулась рядом.
– Заставляешь себя ждать, дорогая, а я неважно себя чувствую.
– Ты сразу простишь меня, если просмотришь вторую страничку «Эсквайра».
– У меня нет очков, забыла дома, когда сюда собиралась.
– Тогда слушай.
– И долго ты намереваешься потчевать меня какими-нибудь сплетнями и выдумками? Я их терпеть не могу. – Эстер явно была не в духе.
– Здесь всего несколько строчек в разделе хроники событий. Между прочим, они касаются тебя лично, – Флора хитро взглянула на подругу и громко прочла: «Вчера в Лондоне открылся магазин «Умелец». На пресс-конференции миссис Даниэлла Меррей сообщила, что в дальнейшем предполагает открыть сеть подобных торговых заведений, пропагандирующих традиционное искусство ремесленников. Кованый подсвечник был вручен первому покупателю бесплатно. Им оказался японский турист, впервые прибывший в Англию. Миссис Меррей сообщила также, что намерена проводить ежегодные аукционы, на которых будут выставляться изделия, достойные музейных коллекций».
– Прочти еще раз, пожалуйста.
– Конечно, если только ты перестанешь плакать. Ну же, утри наконец слезы...
С зятем она ладила: любой матери на душе спокойно, если семья дочери во всех смыслах благополучна, а тут даже более чем. Однако чутье подсказывало Эстер, что для полного счастья Даниэлле мало быть просто хозяйкой роскошного дома в Лондоне, поместья и женой уважаемого в обществе человека.
Возможно, Эстер права: Чарльз Меррей, при всей своей любви к Дани, подавил в ней личность, эгоистично лишив возможности хоть в какой-то степени продолжать заниматься любимым делом, – захиревший в Уотфорде «Умелец» буквально приводил Даниэллу в отчаяние, когда она изредка туда заглядывала, чему Флора сама явилась однажды свидетельницей. Успокаивая свою любимицу, она сказала ей тогда, что в жизни приходится многим жертвовать и со многим мириться, а Даниэлла в ответ лишь горько усмехнулась.
С тех пор прошел не один год, и вот сегодня, читая «Эсквайр», Флора чуть в обморок не упала. В первый момент она решила немедленно сообщить Эстер новость, но передумала: пусть прочтет заметку своими глазами.
Влетев в бар, она сразу увидела Эстер, чмокнула в седой затылок и плюхнулась рядом.
– Заставляешь себя ждать, дорогая, а я неважно себя чувствую.
– Ты сразу простишь меня, если просмотришь вторую страничку «Эсквайра».
– У меня нет очков, забыла дома, когда сюда собиралась.
– Тогда слушай.
– И долго ты намереваешься потчевать меня какими-нибудь сплетнями и выдумками? Я их терпеть не могу. – Эстер явно была не в духе.
– Здесь всего несколько строчек в разделе хроники событий. Между прочим, они касаются тебя лично, – Флора хитро взглянула на подругу и громко прочла: «Вчера в Лондоне открылся магазин «Умелец». На пресс-конференции миссис Даниэлла Меррей сообщила, что в дальнейшем предполагает открыть сеть подобных торговых заведений, пропагандирующих традиционное искусство ремесленников. Кованый подсвечник был вручен первому покупателю бесплатно. Им оказался японский турист, впервые прибывший в Англию. Миссис Меррей сообщила также, что намерена проводить ежегодные аукционы, на которых будут выставляться изделия, достойные музейных коллекций».
– Прочти еще раз, пожалуйста.
– Конечно, если только ты перестанешь плакать. Ну же, утри наконец слезы...