— Кого же?
   Элар молчал, но ответ был Селдону ясен.
   — Вас?
   — Почему бы и нет? Думаю, у меня неплохо получилось бы. Я — земляк генерала, а это уже кое-что. А у вас дел по горло, вы человек немолодой, словом, нетрудно будет уговорить его, что вы себя неважно чувствуете. А если я встречусь с ним вместо вас, маэстро, — вы уж меня простите — выкрутиться я сумею получше вас.
   — То бишь соврать.
   — Если потребуется.
   — Для вас это будет очень рискованно.
   — Не слишком. Сомневаюсь, чтобы он отдал приказ меня казнить. Если он почему-либо разозлится на меня, а это вполне возможно, я могу начать просить и умолять о пощаде — ну, или вы за меня попросите — молодой, дескать, неопытный. В любом случае, уж лучше мне попасть в беду, чем вам. Я думаю о Проекте, который без меня обойтись может, а вот без вас — нет.
   Селдон нахмурился и сказал:
   — Нет, Элар, я не собираюсь прятаться за вашей спиной. Если генерал хочет меня видеть, он увидит. С какой стати я должен дрожать от страха и просить вас из-за меня идти на риск? За кого вы меня принимаете?
   — За честного и благородного человека, в то время как это дело для хитреца.
   — Постараюсь быть похитрее, если понадобится. Зря вы меня недооцениваете, Элар.
   Элар обреченно пожал плечами.
   — Ну ладно, что поделаешь. Вы же понимаете, спорить с вами я не могу.
   — Правда, Элар, зря вы затеяли это дело с отсрочкой. Честное слово, я бы лучше улизнул с юбилея и встретился с генералом. Вы отлично знаете, что все эти торжества — не моя идея, — ворчливо закончил Селдон.
   — Простите... — пробормотал Элар.
   — Ну ладно, не расстраивайтесь, — смущенно проговорил Селдон. — Поживем — увидим.
   Он развернулся и вышел. О, как ему порой хотелось, чтобы все шло как по маслу, как ему хотелось, чтобы Проект стал подобен совершенному, великолепно отлаженному механизму, чтобы ему не нужно было что-либо улаживать с подчиненными. Недостижимая мечта! Чтобы такого добиться, нужно было не просто угробить на это остаток жизни и забыть о психоистории, нужно было иметь соответствующий характер.
   Селдон вздохнул и отправился потолковать с Амарилем.



Глава 10


   В кабинет Амариля он вошел без звонка.
   — Юго, — объявил он с порога, — моя встреча с генералом Теннаром отложена.
   Селдон присел на краешек стула рядом с Амарилем и принялся ждать, когда тот оторвется от работы. Наконец Амариль соизволил глянуть на него.
   — И чем он это объясняет?
   — Да не в нем дело. Кое-кто из наших математиков состряпал коллективное прошение об отсрочке моей поездки к генералу, дабы, понимаешь ли, не расстраивать юбилейные торжества. Все это мне жутко не нравится.
   — Почему же ты тогда им позволил отправить такое прошение?
   — Ничего я не позволял! Просто самодеятельность какая-то. Согласен, — поморщился Селдон, — есть тут доля моей вины. Я так долго вздыхал по поводу своего шестидесятилетия, что все решили, будто юбилей меня подбодрит.
   — Ну что ж, — прищурился Амариль, — воспользуемся этой неделей.
   Селдон напрягся, нахмурился.
   — Что-нибудь не так?
   — Нет. Пока все в порядке, но не мешает лишний раз проверить. Понимаешь, Хари, какая штука... Впервые за тридцать лет психоистория добралась до такого состояния, что появилась возможность — реальная возможность — сделать прогноз. Это сущая малость — крошечная точка на громадном континенте человечества, но лучшего нам пока не суждено было добиться. Значит, так... Мы хотим воспользоваться достигнутым, узнать, каков механизм наших достижений, доказать самим себе, что психоистория стала тем, чего мы от нее ожидали: прогностической наукой. А потому не помешает проверить, не проглядели ли чего. Даже этот крошечный прогноз — дело весьма и весьма сложное, и поэтому неделя очень пригодится.
   — Ну хорошо. Перед тем как отправиться на встречу с генералом, я побеседую с тобой — может быть, ты мне что-то подскажешь в последний момент. А пока, Юго, никакой утечки информации — никому ни слова. Понимаешь, если все сорвется, мне бы не хотелось, чтобы сотрудники пали духом. Провал мы как-нибудь с тобой переживем, и предпримем новую попытку.
   — Мы с тобой... — закинув руки за голову, печально проговорил Амариль. — А помнишь, когда-то так оно и было — мы с тобой?
   — Отлично помню и часто тоскую по тем временам. Правда, тогда у нас не было...
   — Даже Главного Радианта, не говоря уже об электрофокусировщике.
   — И все-таки это были славные деньки.
   — Славные, — согласно кивнул Амариль и улыбнулся.



Глава 11


   Университет преобразился до неузнаваемости, и Селдон ничего не мог с собой поделать — ему это понравилось.
   Главные помещения, занимаемые сотрудниками Проекта, заиграли разноцветной подсветкой, в воздухе возникли голографические изображения Селдона в разных местах и в разное время, образы улыбающейся молоденькой Дорс и Рейча-подростка, еще, так сказать, непричесанного и неприглаженного. Селдона и Амариля — тоже удивительно молодых, склонившихся над компьютерами. Даже Демерзеля не забыли — и его изображение красовалось в этой галерее, и, увидев его, Селдон глубоко вздохнул и ощутил, как ему не хватает старого друга, чье присутствие вселяло в него уверенность в сегодняшнем и завтрашнем дне.
   А вот изображения Императора Клеона в галерее не было, но не потому, что его невозможно было раздобыть, а потому, что теперь, во времена, когда правила хунта, неразумно было бы напоминать людям о прошлом.
   Все светилось и сверкало вокруг. Университет стал совершенно непохожим на строгое учебное заведение — Селдон его таким никогда не видел. Ухитрились даже убрать искусственный свет на внутренней поверхности купола, а здание университета сияло и переливалось в темноте всеми цветами радуги.
   — Целых три дня! — в восторге и ужасе воскликнул Селдон.
   — Да, три дня, — кивнула Дорс. — На меньшее университет не согласился.
   — Но расходы какие! А сколько труда во все это вложено! — нахмурившись, покачал головой Селдон.
   — Затраты минимальны, — возразила Дорс, — по сравнению с тем, что ты сделал для университета. А работали все добровольно и в свободное время, в основном, студенты.
   Перед изумленным взором Селдона возникла панорама зданий университета, напоминавшая сказочный воздушный замок, и он не смог сдержать восхищенной улыбки.
   — Доволен? — усмехнулась Дорс. — Вот видишь, ты только и делал, что ныл и ворчал, как тебе не по сердцу все эти юбилейные приготовления, цель которых, видите ли, только намекнуть на то, какой ты старый, — да ты бы сам на себя поглядел — весь светишься!
   — Честное слово, так приятно!.. Я себе ничего подобного даже представить не мог!
   — Чему удивляться? Ты же идол, Хари. Весь мир, вся Империя знает о тебе.
   — Нет-нет, — возразил Селдон, — это не правда. Никто обо мне ничего не знает и, уж конечно, ничего не знает о психоистории, никто, кроме сотрудников Проекта. Да и сотрудники знают далеко не все.
   — Все это не имеет значения, Хари. Главное — ты. Квадриллионы людей, которые ничего не знают о тебе и твоей работе, знают, что Хари Селдон — величайший математик в Империи.
   — Ну... — протянул Селдон, восхищенно оглядываясь по сторонам, — примерно что-то в этом духе я сейчас и чувствую. Но... три дня и три ночи! Что будет с архивом, с оборудованием, со всеми материалами? Тут же все вверх дном перевернут!
   — Не волнуйся. Все материалы убраны в надежное место. Компьютеры и все остальное оборудование — под охраной защитного поля — студенты позаботились.
   — И ты, Дорс? — любовно улыбаясь, спросил Селдон.
   — Не только я. Больше всех усердствовал твой коллега Тамвиль Элар.
   Селдон поморщился.
   — Что такое? — удивилась Дорс. — Тебе что, не нравится Элар?
   — Да не то чтобы... просто он называет меня «маэстро».
   Дорс шутливо покачала головой.
   — Да, это ужасное преступление!
   — А еще он молодой, — буркнул Селдон.
   — Еще более страшное преступление. Ох, Хари, стареть — это целая наука. Стареть надо по-доброму, милосердно, красиво — а начать надо с того, чтобы все видели, что ты наслаждаешься жизнью и доволен собой. Тогда и все вокруг тебя будут довольны и рады — разве тебе этого не хочется? Ну пошли, пошли. Хватит тут прятаться и держаться за меня. Здоровайся, улыбайся, интересуйся самочувствием гостей. И не забудь, после банкета ты должен произнести речь.
   — Я терпеть не могу банкеты, а еще больше — произносить речи.
   — Придется, никуда не денешься. Ну все, пошли!
   Селдон обреченно вздохнул и повиновался. Несмотря на все давешнее нытье по поводу старости, Селдон выглядел сегодня поистине внушительно и великолепно. Уже год, как он расстался с роскошной и тяжеловесной мантией премьер-министра, уже давно не надевал костюмов в геликонском стиле.
   Сегодня на Селдоне были безукоризненно отглаженные строгие брюки и довольно простая туника. На левой стороне груди ярко сверкала эмблема с надписью «ПСИХОИСТОРИЧЕСКИЙ ПРОЕКТ СЕЛДОНА В СТРИЛИНГСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ» — на титаново-сером фоне костюма ее было видно издалека. Лицо великого математика избороздили морщины, голова его была седа, но глаза светились юно и весело.
   Первым делом Селдон заглянул в ту комнату, где собрались дети. Отсюда была вынесена вся мебель, и стоял только праздничный стол. Стоило ему появиться в комнате, как детишки бросились в нему; они отлично знали, кто нынче герой дня, и Селдон только успевал уворачиваться от детских ручонок, перепачканных в сладостях.
   — Погодите, дети, погодите, — сказал он. — Нука, смотрите сюда...
   И Селдон вынул из кармана туники маленького компьютеризированного робота и поставил его на пол. В Империи, где давным-давно не было роботов, от такого зрелища просто глаза на лоб должны были полезть. Так оно и вышло. Ребятишки сразу умолкли и принялись следить за роботом, сделанным в виде диковинной пушистой зверюшки.
   Робот был устроен так, что мог время от времени неожиданно менять свой внешний вид, и это всякий раз вызывало взрывы визга и хохота. Стоило искусственному зверьку измениться внешне, как менялись и производимые им звуки и движения.
   — Ну вот, — улыбнулся Селдон, — смотрите, играйте, только постарайтесь не поломать. А попозже каждый из вас получит такого.
   У двери в главный зал Селдона догнала Ванда.
   — Дедуля!
   — Как дела, Ванда? Тебе весело? — спросил Селдон, после того как поднял и покружил Ванду.
   — Весело, только ты в ту комнатку не ходи.
   — Почему, Ванда? Это моя комната. Это кабинет, где я работаю.
   — Это там я видела плохой сон.
   — Знаю, милая, но ведь все уже прошло, верно?
   Селдон немного растерялся; решив, что нужно все-таки поговорить с внучкой, обнял ее за плечики и подвел к ряду кресел, стоявших вдоль стены длинного коридора. Усевшись, он взял Ванду на руки.
   — Ванда, — спросил он, — а это точно был сон?
   — Вроде сон.
   — Ты, правда, спала?
   — Думаю, да.
   Селдон заметил, что она нервничает, и решил не мучить ее расспросами. Пора было оставить девочку в покое.
   — Ну ладно — улыбнулся он, — сон это был или не сон, ты видела двух мужчин, и они говорили про смерть и про финики? — Ванда неохотно кивнула.
   — Про финики, это точно? — Ванда снова кивнула. — А может все-таки тебе послышалось, что они говорили про финики?
   — Не-а, про финики.
   Селдон понял, что больше из внучки ничего не вытянет, опустил ее на пол, погладил по голове и сказал:
   — Ну, беги, Ванда, веселись, развлекайся. И забудь про этот сон.
   — Ладно, дедуля.
   Как только разговор про плохой сон закончился, Ванда сразу повеселела и бегом помчалась к остальным детям.
   Селдон пошел по залу в поисках Манеллы. Искал он ее долго, поскольку на каждом шагу его останавливали, поздравляли, желали счастья и так далее.
   Наконец он увидел вдалеке Манеллу. Бормоча: «Простите, извините, разрешите, мне нужно...», он добрался до невестки — увы, не без труда.
   — Манелла, — окликнул ее, и, взяв под руку, отвел в сторонку, не переставая улыбаться всем и каждому.
   — Да, Хари, — сказала Манелла, — что-нибудь случилось?
   — Ну да. Я про сон Ванды...
   — Только не говори мне, что она все еще разговаривает об этом!
   — Да, он все еще не дает ей покоя. Послушай, на столах есть финики?
   — Конечно, и у детей и у взрослых. Всем так нравятся. Я уже съела немного. А ты что, до сих пор не попробовал, Хари? Попробуй обязательно, так вкусно, слов нет!
   — Я вот о чем думаю... А что, если это был не сон, что, если действительно она слышала, как двое мужчин говорили про смерть от фиников...
   И Селдон смущенно запнулся.
   — Ты думаешь, кто-нибудь отравил все финики? Глупость какая! Тогда все дети были бы уже при смерти.
   — Иуда, я понимаю... — пробормотал Селдон.
   Он кивнул Манелле и пошел по залу, и так крепко задумался, что чуть было не прошел мимо Дорс.
   — Что за физиономия? — упрекнула его жена. — Ты о чем-то думаешь?
   — Проклятые финики. Никак не могу про них забыть.
   — Я тоже, но пока ничего не пойму.
   — Понимаешь, страшновато как-то, вдруг они отравленные?
   — Нет-нет, об этом можешь спокойно забыть. Все продукты, доставленные для банкета, были проверены на молекулярном уровне. Ты, конечно же, скажешь, что это типичная паранойя, но я обязана тебя охранять, и продолжаю этим заниматься.
   — Значит, вся еда...
   — Не отравлена. Поверь мне.
   — Ну и отлично, — улыбнулся Селдон. — Ты меня успокоила. То есть я, конечно же, не думал, что...
   — Будем надеяться, — сухо оборвала его Дорс. — Однако меня беспокоит другое: твоя предстоящая встреча с этим чудовищем Теннаром — до нее остается всего несколько дней.
   — Не называй его чудовищем, Дорс. Будь осмотрительнее. Кругом сплошные глаза и уши.
   — Ты прав, — сказала Дорс едва слышно. — Погляди вокруг. Все счастливы, все улыбаются, и тем не менее никто не знает, кто из наших «друзей» доложит после вечеринки своему начальнику, что и как тут было. О люди! Как подумаешь — в наше время... Как это все мерзко, противно. А главное — опасно. Поэтому я должна поехать к Теннару вместе с тобой, Хари.
   — Дорс, это невозможно. Ты только все испортишь, и мне будет гораздо труднее. Я поеду сам и все улажу. Не бойся.
   — Но ты даже не представляешь себе, как будешь разговаривать с генералом!
   — А ты, ты представляешь? — грустно спросил Селдон. — Ты говоришь, совсем как Элар. Он, как и ты, убежден, что я — беспомощный и ни на что не годный старый дуралей. Он тоже хочет отправиться к генералу вместе со мной — то есть нет, вместо меня. Знаешь, я порой думаю, сколько же народу на Транторе хотело бы поменяться со мной местами. Десятки? А может, миллионы?



Глава 12


   Вот уже десять лет, как Галактическая Империя лишилась Императора, а во дворце как будто ничего Не изменилось. За тысячелетия фигура Императора стала столь легендарной, почти вымышленной, что теперь никто, казалось, не замечал ее отсутствия.
   Теперь не было того, кто в величественной императорской мантии возглавлял официальные церемонии, того, кто торжественным голосом отдавал приказы, теперь никто не узнавал о желаниях монарха, никто не чувствовал как благоволения, так и опалы со стороны Императора, стихли, умолкли дворцовые торжества, прекратились закулисные козни. Личные покои Императора в Малом Дворце пустовали — здесь не осталось никого из императорской семьи.
   Однако армия садовников содержала прилегающие ко дворцу парки и сады в образцовом порядке. Армия слуг наводила столь же образцовый порядок во всех дворцовых помещениях. Императорское ложе, на котором никто не спал, каждый день застилали чистым бельем. Все шло, как обычно, и весь дворцовый персонал трудился, как было заведено. Высшие чиновники отдавали распоряжения — точно такие же распоряжения, как если бы их отдавал сам Император. Да и чиновники, честно говоря, почти все остались прежние, а новых старательно и настойчиво приучали к дворцовым традициям.
   Было такое ощущение, словно Империя настолько привыкла к существованию Императора, что была согласна на то, чтобы хотя бы его призрак, витавший во дворце, правил ею.
   И хунта знала об этом — ну, если и не знала, то что-то такое чувствовала. За десять лет никому из военных не пришло в голову въехать в личные покои Императора в Малом Дворце. Кто бы ни были эти новоявленные правители, они не были придворными и понимали, что распоряжаться во дворце права не имеют. Народ, смирившийся с ограничением свобод, ни за что на свете не смирился бы с посягательством на Императора — живого или мертвого, не важно.
   Даже генерал Теннар не осмелился посягнуть на Малый Дворец. Он поселился и устроил рабочий кабинет в одном из зданий, выстроенных на задворках дворцовой территории — невзрачном на вид, но выстроенном наподобие крепости, способном выдержать длительную осаду благодаря расквартированной в прилегающих флигелях охране.
   Теннар был коренаст, невысокого роста, с усами. О нет, его усы не были густыми и пышными на далийский манер — они были аккуратненькими, узенькими. Рыжие усы и холодные голубые глаза... пожалуй, в молодости Теннар был даже красив. Но теперь физиономия его отекла, обрюзгла, глаза превратились в узкие щелочки, и редко в них можно было прочесть что-либо, кроме гнева.
   Гневно — как мог себе только позволить человек, почитающий себя единоличным хозяином миллионов миров и все же не осмеливающийся провозгласить себя Императором, он как-то сказал Хендеру Линну:
   — Да я бы мог свою династию основать! — И, угрюмо оглядев комнату, пробурчал: — Тут не слишком подходящее место для правителя Империи.
   Линн негромко возразил:
   — Самое главное то, что вы — правитель. Лучше быть правителем здесь, чем марионеткой во дворце.
   — А еще лучше быть правителем во дворце. Почему бы и нет?
   У Линна было звание полковника, но, конечно, никакой он не полковник — его задача заключалась в том, чтобы говорить Теннару то, что тот желал слышать, а также передавать его приказы остальным. Иногда, когда это представлялось Линну безопасным, он давал Теннару благоразумные советы.
   Линна называли «лакеем» Теннара, и он отлично знал об этом, однако не имел ничего против. Будучи лакеем, он был от многого застрахован, но понимал, что многие, чересчур гордившиеся тем, что они лакеи, кончали свою карьеру полным крахом.
   Конечно, мог настать день, когда и сам Теннар мог скатиться вниз по ступенькам наспех выстроенной и все время меняющей облик пирамиды хунты, но Линн был уверен, что у него достанет предусмотрительности вовремя почувствовать опасность и смыться. А может и нет. За все, в конце концов, приходится платить.
   — Конечно, вы могли бы основать династию, генерал, — учтиво кивнул Линн. — Это проделывали многие на протяжении истории Империи. Но на это нужно время. Люди ко всему привыкают медленно. Как правило, только второму, а то и третьему потомку в династии удается стать настоящим Императором, таким, чтобы его принял народ.
   — Ерунда! Надо просто взять и провозгласить себя Императором. Кто посмеет поспорить со мной? Я держу Империю в ежовых рукавицах.
   — Все верно, генерал. Ваша власть на Транторе и в большинстве Внутренних Миров непререкаема, но вот во многих из отдаленных Внешних Миров пока вряд ли согласятся с воцарением новой династии.
   — Внешние Миры или Внутренние — какая разница, теперь всюду правит армия, и она со всеми управится. «Армия со всеми управится», — это же старая имперская истина.
   — Прекрасная истина, — согласился Линн, — но во многих провинциях имеются собственные вооруженные силы, которые могут не принять вашу сторону. Времена нынче непростые.
   — Стало быть, ты призываешь к осторожности.
   — Я всегда к ней призываю, генерал.
   — Когда-нибудь это мне может надоесть, если ты будешь призывать к осторожности слишком часто.
   Линн печально вздохнул и потупил взор.
   — Я призываю только к тому, что кажется мне полезным и благоразумным для вас, генерал.
   — Вроде твоей вечной песни про Хари Селдона? — буркнул Теннар.
   — Для вас нет большей опасности, чем он, генерал.
   — Это ты так говоришь, а мне так вовсе не кажется. Да кто он такой, если на то пошло? Жалкий профессоришка!
   — Теперь — да, — согласился Линн, — но когда-то он был премьер-министром.
   — Знаю, но это было во времена Клеона. А что потом? Что он такого сделал? Вот уж в толк не возьму, с чего это в наше время, когда бунтуют губернаторы провинций, я должен бояться какого-то занюханного профессора?
   — Порой люди ошибаются, — осторожно проговорил Линн (поучать генерала можно было только исподволь), — полагая, что тихий, маленький, так сказать, человек, не может сделать ничего ужасного. Всем, против кого в свое время выступал Селдон, он как раз таким и казался — тихим и безвредным. Двадцать лет назад организация джоранумитов чуть было не свергла могущественного премьер-министра, правую руку Клеона, Эдо Демерзеля. — Теннар на всякий случай кивнул, хотя было видно, что он этого не помнит. — Именно Селдон положил конец Джорануму и сменил Демерзеля на посту премьер-министра. Однако джоранумитское движение выжило, ушло в подполье, и опять-таки именно Селдон выстроил план их уничтожения, правда, несколько просчитался — не успел спасти Клеона от покушения.
   — Но Селдон и это пережил, да?
   — Вы совершенно правы. Пережил и это.
   — Странновато. Не суметь предотвратить покушение — за такое премьер-министр должен бы поплатиться головой.
   — Должен бы, это точно. И все-таки хунта оставила его в живых. Показалось благоразумным не трогать его.
   — Почему же?
   Линн едва заметно вздохнул.
   — Из-за чего-то, что зовется психоисторией.
   — Понятия не имею, что это такое, — небрежно буркнул Теннар.
   На самом деле, звучание этого слова вызвало у него какие-то смутные воспоминания — Линн не раз пытался заговаривать с ним об этой самой психоистории, а Теннар вечно не желал слушать. Линн же, по обыкновению, был осторожен и не форсировал события. Теннар и сегодня не настроен слушать, но Линн был как-то необычно встревожен и настойчив. «Пожалуй, — решил Теннар, — надо дать ему выговориться».
   — Про это вообще мало кто знает, — вздохнул Линн, — правда, психоисторией интересуется кое-кто из этих... интеллектуалов.
   — И что это за штука?
   — Какая-то сложная математическая система.
   Теннар поморщился.
   — Вот этого не надо, пожалуйста. Сосчитать свои полки я как-нибудь сумею, а больше мне никакой математики не требуется.
   — Поговаривают, — не уступал Линн, — что с помощью психоистории можно предсказывать будущее.
   Генерал выпучил глаза.
   — Так что, этот Селдон — гадалка?
   — Не совсем. У него целая наука.
   — Не верю.
   — Поверить трудно, но на Транторе Селдон стал — да и не только на Транторе — фигурой поистине легендарной. И психоистория — годится ли она для предсказания будущего или нет, не важно, лишь бы люди верили — может стать мощным средством для удержания власти. Думаю, вы это уже поняли, генерал. Надо только предсказать, что наша власть продержится долго и принесет мир и процветание Империи. А люди, уверовавшие в это, помогут этому предсказанию свершиться. Но, с другой стороны, если Селдон хочет другого, он может взять и предсказать гражданскую войну и жуткие разрушения. Люди поверят в это, и тогда наша власть покачнется.
   — В таком случае, полковник, надо сделать так, чтобы прогнозы психоистории были такими, какие нам нужны.
   — Да, но заниматься этим придется Селдону, а он не сторонник нашего режима. Туг, генерал, важно чувствовать разницу между проектом, который разрабатывается в Стрилингском университете, и самим Селдоном.
   Психоистория может сослужить нам хорошую службу, но только тогда, если работу над ней возглавит не Селдон, а кто-то другой.
   — Есть кто-нибудь на примете?
   — О да. Нужно только избавиться от Селдона.
   — Что, это так трудно? Казнить — и дело с концом.
   — Было бы лучше, генерал, чтобы правительство не было замешано в подобных вещах.
   — Объясни!
   — Я устроил так, что скоро он прибудет сюда для встречи с вами, дабы вы разглядели его хорошенько, как вы это умеете. Вот тогда вы и решите, насколько ценны кое-какие мои предложения.
   — Когда он прибудет?
   — Должен был уже прибыть, но его сотрудники попросили об отсрочке, поскольку сейчас как раз празднуется его юбилей — кажется, шестидесятилетие. Представилось благоразумным разрешить отсрочку.
   — Зачем это еще? — недовольно нахмурился Теннар. — Терпеть не могу всяческие уступки. Это проявление слабости.
   — Совершенно верно, генерал, совершенно верно. Вы, как всегда, абсолютно правы. Однако мне показалось, что в интересах государства будет небезынтересно пронаблюдать за тем, как пройдут торжества.
   — Зачем?
   — Всякие знания полезны. Желаете посмотреть, как проходит праздник?
   — Это так надо? — угрюмо поинтересовался Теннар.
   — Думаю, вам будет интересно, генерал.
   В кабинете погас свет, и помещение наполнилось звуками и изображением, которые тут же преобразили унылый генеральский кабинет.
   Линн негромко пояснял происходящее.
   — В основном, генерал, празднование проходит в помещениях, где работают сотрудники Проекта, но вообще в торжествах участвует весь университет. Сейчас появится панорамный обзор, и вы увидите, что праздник проходит на большом пространстве. У меня есть сообщения, поступившие к этому часу, что кое-где на Транторе, в других университетах, студенты и преподаватели празднуют юбилей Селдона, так сказать, заочно. Праздник продолжается и продлится еще завтра как минимум.