Азимов Айзек. На пути к Основанию

   Адвокат обернулся и изумленно посмотрел на нее.
   — Ни в коем случае! Это чистое безумие. Судьи — одуревшие от власти люди. Они с большей суетой засадят человека в тюрьму, чем согласятся выслушать его. С судьями никто не связывается.
   — Думаю, нам придется... — сказала Ванда.
   — Послушай, Ванда, — перебил ее Селдон, — давай лучше послушаемся Сива...
   Произнося эти слова, он почувствовал, как у него противно засосало под ложечкой. Ванда «толкнула» его.
   — Ну ладно, — пробормотал Селдон, — если ты так настаиваешь...
   — Не будет она настаивать, — заупрямился адвокат. — Я не позволю.
   — Мой дедушка — ваш клиент, — заявила Ванда. — Если он хочет, чтобы вы сделали то-то и то-то, вы должны сделать так, как он хочет.
   — Я могу отказаться защищать его.
   — Ради бога!.. Вы свободны, — отрезала Ванда. — Мы сами обратимся к судье.
   Новкер немного подумал и сказал:
   — Ну вот и отличненько. Давайте, если вы такие упрямые. Я был адвокатом Хари много лет, и теперь его не брошу. Но предупреждаю вас обоих: шансы получить обвинительный приговор очень велики, и мне придется трудиться в поте лица, чтобы этого не случилось.
   — Я не боюсь, — заявила Ванда.
   Селдон прикусил губу. Адвокат повернулся к нему.
   — А ты-то что скажешь, Хари? Ты что, и вправду хочешь, чтобы твоя внучка подлила масла в огонь?
   Селдон ненадолго задумался и к полному изумлению старика-адвоката, кивнул:
   — Да! Да, хочу.

Глава 19

   Судья с кислой физиономией выслушивал рассказ Селдона.
   — А с чего вы, собственно, взяли, — спросил он, — что человек, которого вы ударили, намеревался напасть на вас? У вас были веские причины опасаться этого?
   — Моя внучка заметила, как он приблизился. Она была совершенно уверена, что он собирается напасть на меня.
   — Но, сэр, этого недостаточно. Что еще вы можете мне сообщить, прежде чем я сформулирую обвинение?
   — Погодите, погодите, — нетерпеливо проговорил Селдон. — Не торопитесь делать выводы. Несколько недель назад на меня напала шайка бандитов — восемь человек — и я дрался вместе с моим сыном. Как видите, у меня была самая веская причина опасаться, что на меня снова нападут.
   Судья заглянул в стопку бумаг, лежавшую на его столе.
   — На вас напали восемь человек? Вы заявляли об этом?
   — Некому было заявить. Поблизости не оказалось ни одного офицера службы безопасности.
   — Это к делу не относится. Вы заявляли о случившемся или нет?
   — Нет, сэр.
   — Почему?
   — Во-первых, я боялся, что начнется долгое и нудное разбирательство. Поскольку мы с сыном справились с ними и остались живы, я решил, что заявлять никуда не стоит.
   — Но как же вам удалось справиться с восемью бандитами — вам и вашему сыну?
   Селдон растерялся.
   — Мой сын сейчас на Сантаннии, стало быть, для властей Трантора недосягаем. Поэтому я вам скажу правду: у него было два далийских ножа, а он с ними обращаться умеет. Одного из бандитов он убил и двоих сильно поранил. Остальные подхватили убитого и раненых и убежали.
   — И вы не сообщили об убийстве и ранениях?
   — Нет, сэр. По той же самой причине. И дрались мы защищаясь. Однако, если вы покопаетесь в своих бумагах и найдете тех, кого мы поранили, вы убедитесь, что на нас действительно нападали.
   — Покопаться в бумагах?! — воскликнул судья. — Найти одного убитого и двоих раненых — без имен, фамилий, примет? Да знаете ли вы, что на Транторе каждый день находят по две тысячи мертвых — это только с ножевыми ранами! Если нам о таком сразу не сообщают, мы бессильны. Ваш рассказ о том, что на вас уже нападали — это так, водичка жиденькая. Никто не поверит. Забудьте об этом. Разбираться будем с тем, что случилось сегодня.
   Этот случай зарегистрированный, и ему был свидетелем офицер службы безопасности. Ну так вот... Рассмотрим этот случай. С чего вы взяли, что этот человек хотел напасть на вас? Только потому, что шел за вами следом?
   Только потому, что вы беззащитный старик? Или потому, что вы похожи на человека, у которого при себе уйма кредиток? Что скажете?
   — Я думаю, господин судья, все произошло из-за того, что я — это я.
   Судья просмотрел бумаги.
   — Вы Хари Селдон, профессор, ученый. С какой стати кому-то на вас нападать?
   — Из-за моих взглядов.
   — Из-за ваших взглядов. Чудненько... — Судья более внимательно просмотрел бумаги. Вдруг его словно осенило. Он оторвал взгляд от бумаг и изумленно посмотрел на Селдона. — Погодите-погодите... Хари Селдон... — Физиономия судьи просияла. — Так вы же этот самый... вещий психоисторик, точно?
   — Да, господин судья.
   — Простите. Я толком ничего не знаю про ваши занятия. Только знаю, что вы вроде бы предсказываете конец Империи или что-то в этом духе.
   — Не совсем так, господин судья. Но мои воззрения стали непопулярны именно из-за того, что мои предсказания сбываются. И я думаю, именно из-за этого появились люди, которые хотят убить меня, а что еще более вероятно — люди, которым за это платят.
   Судья некоторое время смотрел на Селдона в упор, затем обратился к офицеру, арестовавшему профессора.
   — Ты проверил того человека, пострадавшего? Числится за ним что-нибудь?
   Офицер прокашлялся и сообщил:
   — Да, сэр. Его несколько раз арестовывали. Хулиганство, вымогательство.
   — Ага, значит, он не невинная овечка? А за профессором что-нибудь числится?
   — Нет, сэр.
   — Стало быть, что мы имеем: беззащитный старик стукнул известного хулигана, а ты арестовал этого беззащитного старика, так выходит?
   Офицер молчал.
   — Вы свободны, профессор, — сказал судья.
   — Благодарю вас, сэр. Могу я забрать свою палку?
   Судья дал знак офицеру, и тот с готовностью протянул Селдону палку.
   — Одно-единственное, профессор. Если вы еще когда-нибудь воспользуетесь своей палкой, вы должны быть на все сто уверены, что это самозащита, — посоветовал судья. — Иначе...
   — Да, сэр, — кивнул Селдон и вышел из кабинета судьи, тяжело опираясь на палку, но с гордо поднятой головой.

Глава 20

   Ванда горько плакала. Лицо ее было мокрым от слез, глаза покраснели, щеки распухли.
   Селдон наклонился над внучкой, поглаживая ее по спине, не зная, как ее успокоить.
   — Дедушка... — рыдала Ванда. — Я такая несчастная... Я-то думала, что умею «толкать»... умею влиять на людей... и это у меня получалось... но только тогда, когда они не были особенно против... как папа и мама... да и то у меня это столько времени отнимало... Знаешь, я даже придумала что-то вроде шкалы... такой десятибалльной шкалы... и оценивала по ней силу «толчков». Только я... слишком много о себе воображала. Я-то думала, что могу выбить десять... ну, девять. А теперь я понимаю... больше семи мне не выбить... — Ванда перестала рыдать, и только время от времени всхлипывала.
   Селдон погладил ее по голове.
   — Обычно... обычно... все легко получается. Если я напрягусь как следует, я слышу мысли людей и когда захочу, я делаю «толчок». Но эти гады... Я же их отлично слышала, но прогнать, оттолкнуть не могла!
   — А я думаю, у тебя все очень хорошо получилось, Ванда.
   — Нет... Нет! Я все при... придумала. Я думала... за тобой погонятся, и я одним могучим «толчком» обращу их в бегство. Вот таким мне хотелось быть телохранителем. Вот почему я предложила себя в тело... телохранители. Только ничего у меня не вышло. Эти двое гадов догнали нас, а я ничего... ничегошеньки не сумела сделать...
   — Ну почему же? Первого ты заставила растеряться. Это дало мне время обернуться и стукнуть его.
   — Нет, нет... Я тут ни при чем. Я только предупредила тебя, а остальное ты все сделал сам.
   — Но второй же убежал.
   — Это потому, что ты так здорово стукнул первого. А я тут ни при чем... — и Ванда снова разрыдалась. — А судья? Это же я настояла, чтобы ты пошел к судье. Думала, как «толкну» его, и он тебя сразу отпустит...
   — Он меня и отпустил... почти что сразу.
   — Нет. Он тебя допрашивал, и что-то понял только тогда, когда наконец узнал тебя. Я ни при чем, ни при чем... Я кругом промахнулась. Я могла тебе столько бед наделать...
   — Нет, Ванда, не думай так. Если твои «толчки» не получились такими, на какие ты рассчитывала, то это только потому, что ты пыталась действовать в экстренной ситуации. Что ты могла поделать? Но послушай, Ванда. У меня есть идея.
   Уловив в голосе деда волнение. Ванда оторвала лицо от подушки.
   — Что за идея, дедушка?
   — Вот что, Ванда... Ты, конечно, знаешь, что мне нужны деньги. Психоистория без них просто не выживет, а мне нестерпима мысль о том, что после стольких лет работы все зашло в тупик.
   — Мне тоже нестерпима. Но где же нам раздобыть денег?
   — А вот где. Я хочу попросить аудиенции у Императора. Я уже виделся с ним. Он человек неплохой, и мне понравился. Но денег и у него мало. Но если ты пойдешь со мной и «толкнешь» его — не очень сильно, осторожненько так, может быть, он все-таки найдет источник денег, какой-нибудь да найдет, и это поможет мне просуществовать какое-то время, пока я еще чего-нибудь не придумаю.
   — Думаешь получится, дедушка?
   — Без тебя — вряд ли. А с тобой — может быть. Ну разве не стоит попытаться?
   Ванда улыбнулась сквозь слезы.
   — Ты знаешь, я все сделаю, что ты скажешь, дед. И потом, это наша единственная надежда.

Глава 21

   Договориться о встрече с Императором оказалось совсем несложно. Глаза Агиса загорелись, когда он увидел Хари Селдона.
   — Здравствуйте, дружище, — сказал Император, улыбаясь. — Явились, чтобы сообщить мне какую-нибудь гадость?
   — Надеюсь, нет, — улыбнулся Селдон.
   Агис расстегнул заколку, стягивающую у шеи его тяжелую мантию, и с отвращением швырнул ее в угол.
   — Полежи-ка там, — проворчал он и, обернувшись к Селдону, признался:
   — Ненавижу ее. Тяжеленная, как не знаю что, и жарко в ней ужасно. А ведь мне приходится напяливать ее всякий раз, когда нужно стоять перед всеми, произносить бессмысленные слова. Я тогда чувствую себя чем-то вроде статуи. Нет, это просто жуть какая-то. Клеон — он, наверное, родился в мантии, и умел ее носить. А я не в ней родился и носить ее терпения не хватает. Это несчастье всей моей жизни, что мне выпала «честь» доводиться ему троюродным братом по материнской линии, и потому меня сочли подходящей кандидатурой на пост Императора. Я бы уступил это место любому по сходной цене. Вы бы не хотели стать Императором, Хари?
   — Нет-нет, что вы, у меня и в мыслях этого нет, так что не надейтесь, сир! — смеясь, воскликнул Селдон.
   — Ну а кто же эта ослепительная красавица с вами? — лукаво спросил Император.
   Ванда покраснела, а Император ласково проговорил:
   — Не обижайтесь на меня, милочка. Одним из немногих преимуществ Императора является то, что он имеет право говорить все, что ему вздумается. И никто не имеет права спорить. Сказать можно только: «Сир». Однако от вас мне все эти «сиры» не нужны. Ненавижу это слово. Зовите меня Агис. Правда, это не настоящее мое имя. Это императорское имя, и мне уже следовало бы к нему привыкнуть. Ну ладно. Как дела, Хари? Что у вас хорошенького произошло со времени нашей последней встречи?
   — На меня дважды нападали, — сообщил Селдон.
   Император, похоже, не понял, шутит Селдон или говорит серьезно.
   — Два раза? — переспросил он. — Правда?
   Селдон рассказал, как все было, и Император помрачнел.
   — Не сомневаюсь, что, когда на вас напала шайка, ни единого офицера рядом не было.
   — Не было, сир.
   Император встал и знаком приказал Селдону и Ванде сидеть. Он заходил по комнате, словно пытался справиться с охватившим его гневом. Наконец он резко повернулся и посмотрел на Селдона.
   — Тысячи лет, — начал он. — Тысячи лет подряд случись такое, люди говорили бы: «Почему вы не пожаловались Императору?» или «Почему Император не сделает что-нибудь?». И в конце концов Император что-нибудь делал, хотя и не всегда это было порядочно и мило. Но я... Хари, я беспомощен.
   Абсолютно беспомощен. О да, существует так называемый «Комитет Общественного Спасения», но они, по-моему, больше заняты моим спасением, чем спасением общества. Даже удивительно, что мы сейчас беседуем с вами, — Комитет вас не жалует. А я ничего не могу поделать. Знаете, что произошло со статусом Императора с тех пор, как была низложена хунта и реставрирована императорская власть?
   — Думаю, да.
   — А вот и не знаете! У нас нынче демократия. Знаете, что такое демократия?
   — Конечно.
   Агис нахмурился.
   — Готов поклясться, вы считаете, что это хорошо.
   — Я считаю, что это может быть хорошо.
   — А вот представьте себе, что я пожелал бы, чтобы улицы Трантора патрулировало большее число офицеров. В прежние времена я бы что сделал? Просмотрел бы бумагу, подготовленную государственным секретарем и подписал бы ее — и офицеров на улицах незамедлительно стало бы больше.
   Теперь я ничего такого сделать не могу. Я должен представить эту бумагу на рассмотрение парламента. Их там семьдесят пять человек, в этом парламенте, и они, стоит только появиться какому-нибудь предложению, тут же кидаются в драку, как цепные собаки. «Во-первых, — вопят они, — где взять денег?» Они говорят: «нельзя дать работу еще десяти тысячам офицеров без того, чтобы не иметь деньги на выплату десяти тысяч жалований». И даже тогда, когда вам удается прийти к какому-нибудь соглашению, кто займется отбором этих самых новых офицеров службы безопасности? Кто будет ими управлять?
   В общем, они так орут друг на друга, спорят, изрыгают гром и мечут молнии, и, в конце концов, ничего не происходит. Хари, мне не подвластны даже такие мелочи, как выключенные огни на куполе, которые вы заметили.
   Сколько это будет стоить? Кто за это отвечает? Нет, конечно, их починят, но на это уйдет несколько месяцев. Вот что такое демократия.
   — Как мне помнится, — сказал Селдон, — Император Клеон тоже все время жаловался, что не может делать того, что хочет.
   — У Императора Клеона, — желчно проговорил Агис, — было два первоклассных премьер-министра — вы и Демерзель, и вы оба трудились в поте лица, стараясь, чтобы ваш Повелитель не отколол какой-нибудь глупости. А у меня семьдесят пять премьер-министров, и все глупцы известные. Хари, скажите честно, вы же ко мне пришли не затем, чтобы пожаловаться, что дважды подверглись нападению?
   — Нет, не за этим. Причина намного хуже. Сир... Агис... мне нужны деньги.
   Император изумленно уставился на него.
   — Это после всего, что я только что сказал? Хари, у меня нет денег. О да, у меня есть деньги для поддержания в порядке этого здания, но, для того чтобы их получить, я должен опять-таки столкнуться со своими семьюдесятью пятью законодателями. И если вы думаете, что я могу пойти к ним и заявить: «Мне нужны деньги для моего приятеля Хари Селдона», и они мне отвалят хотя бы четверть от нужной суммы примерно этак годика через два, вы жестоко ошибаетесь. Этого побудет. — Пожав плечами, он добавил более мягко:
   — Поймите меня правильно, Хари. Я бы хотел помочь вам, если бы только мог. А особенно мне бы хотелось вам помочь из-за вашей прекрасной внучки. Вот я смотрю на нее, и готов отдать вам все, что у меня есть, все деньги... если бы они у меня были.
   — Агис, — сказал Селдон, — если я не получу субсидию, психоистория обречена на гибель — после сорока лет трудов.
   — Но она же все равно зашла в тупик после сорока лет трудов, так зачем же так сокрушаться?
   — Агис, — сказал Селдон, — значит, мне нечего больше делать. Нападали на меня только потому, что я психоисторик. Люди считают меня вестником несчастий.
   Император кивнул.
   — Вы предрекаете беды. Ворон Селдон. Я же вам говорил.
   Селдон с трудом поднялся.
   — Значит, мне конец.
   Ванда встала рядом с дедом, прислонясь головой к его плечу. Она пристально смотрела на Императора.
   Но когда Селдон повернулся, чтобы уйти. Император вдруг сказал:
   — Погодите, погодите. Я вдруг вспомнил одно стихотворение...

 


Слезами полита земля.



Добро пред злом склонило выю.



Одни на золоте сидят,



И гибнут с голоду другие.



 

   — Что это значит? — хмуро спросил Селдон.
   — Это значит, что, хотя дела в Империи — из рук вон плохо, в ней все равно есть богатые люди. Почему не обратиться к кому-нибудь из наших меценатов? У них нет своего парламента, и они могут, если захотят, просто взять и выписать чек.
   Селдон прищурился.
   — Попробую...

Глава 22

   — Мистер Биндрис, — сказал Хари Селдон, протягивая руку для приветствия, — я так рад возможности видеть вас. Вы очень добры, что согласились встретиться со мной.
   — А почему нет? — дружелюбно отозвался Тереп Биндрис. — Я вас хорошо знаю. Вернее сказать, я хорошо знаю о вас.
   — Это приятно. Следовательно, вы слышали о психоистории.
   — О да, какой интеллигентный человек о ней не слышал. Не скажу, конечно, чтобы я что-то в ней понимал. А кто эта юная леди с вами?
   — Моя внучка Ванда.
   — Какая красавица, — причмокнул Биндрис и почтительно поклонился Ванде. — Но рука у вас, милочка, по-моему, тяжелая, а?
   — Вы преувеличиваете, сэр.
   — Не думаю, не думаю... Ну, прошу садиться, и скажите мне, что я могу сделать для вас.
   Биндрис сделал широкий жест, указывая на два удобных широких кресла, стоявших у письменного стола. И кресла, и сам украшенный резьбой стол, и широкие двери, которые разъехались при приближении гостей, и сверкающий выложенный обсидиановыми плитами пол кабинета Биндриса — все было роскошное, восхитительной, тонкой работы. Но Биндрис на этом роскошном фоне выглядел совсем невыразительно — маленький, желтолицый. С первого взгляда в нем никак нельзя было признать одного из крупнейших финансовых воротил Трантора.
   — Мы пришли к вам, сэр, по совету Императора.
   — Императора?! Вот как?!
   — Да. Он нам помочь не сумел, но сказал, что, может быть, нам сумеет помочь такой человек, как вы. Вопрос, конечно, упирается в деньги.
   — В деньги? — нахмурился Биндрис. — Я вас не понял.
   — Видите ли, — сказал Селдон, — почти сорок лет психоисторию финансировало правительство. Однако времена меняются, и Империя теперь не та, что была когда-то.
   — Да, это я знаю.
   — У Императора денег, для того чтобы поддержать нас, нет, и даже если бы они были, ему пришлось бы обратиться за утверждением субсидии в парламент, а там бы этот вопрос не прошел. Поэтому он посоветовал мне обратиться к бизнесменам, у которых пока еще есть деньги и которые могут раскошелиться на благое дело.
   Наступила длиннющая пауза. Наконец Биндрис сухо проговорил:
   — Император, я боюсь, ничего не знает о бизнесе. Сколько вам нужно?
   — Мистер Биндрис, дело очень серьезное. Мне понадобится несколько миллионов.
   — Несколько миллионов?!
   — Да, сэр.
   Биндрис нахмурился.
   — Речь идет о займе? Когда вы сумеете вернуть долг?
   — Мистер Биндрис, честно говоря, я не обещаю вернуть долг. Я ищу безвозмездной субсидии.
   — Даже если бы я хотел дать вам денег — и как это ни странно, должен вам сказать, почему-то мне очень хочется это сделать — я бы не смог. У Императора — парламент, а у меня — совет директоров. Я не могу сделать такой щедрый подарок без разрешения совета, а они ни за что на такое не согласятся.
   — Почему? Ведь ваша фирма очень богата. Несколько миллионов для вас — сущий пустяк.
   — Приятно слышать, — усмехнулся Биндрис. — Но только, увы, именно сейчас наши доходы упали. Не настолько, чтобы мы обанкротились, но настолько, чтобы мы обеспокоились. Если вся Империя в упадке, в упадке и ее составные части. Мы не в состоянии подарить кому-либо несколько миллионов... Мне искренне жаль, но ничего не поделаешь. — Селдон сидел молча. Биндрис участливо обратился к нему. — Послушайте, профессор Селдон, честное слово, я бы от души хотел помочь вам, в особенности ради прекрасных глаз вашей внучки, но ничего не могу поделать. Ну, в конце концов, мы же не единственная крупная фирма на Транторе. Поищите еще, профессор. Может быть, в другом месте вам больше повезет.
   — Благодарствую, — сказал Селдон и встал. — Мы попытаемся.

Глава 23

   Глаза Ванды были полны слез, но не от тоски, — она была в ярости.
   — Дедушка, — сказала Ванда, — я не понимаю. Просто не понимаю! Мы побывали уже в четырех фирмах. И каждый из бизнесменов вел себя грубее и нахальнее предыдущего. Последний нас просто выгнал вон. Теперь нас просто никто на порог не пустит.
   — Тут нет никакой тайны, Ванда, — вздохнул Селдон. — Понимаешь, когда мы явились к Биндрису, он не знал, зачем мы пришли, и вел себя мило и гостеприимно, до тех пор пока я не заикнулся о скромном подарке в несколько миллионов кредиток. Он сразу стал гораздо менее мил и гостеприимен. А потом, я думаю, по Трантору прошел слух о том, что нам нужно, и каждый последующий богач принимал нас все менее и менее радушно, а теперь нас уже никто и принимать не хочет. Они не собираются давать нам денег, так что толку тратить на нас время?
   Ванда обернула свой гнев против себя.
   — А я-то, я-то хороша! Просто сидела, как дура. Полный нуль!
   — Я бы так не сказал, — возразил Селдон. — На Биндриса ты произвела впечатление. Знаешь, мне показалось, что он, и правда, не прочь был дать мне денег, и в основном, из-за тебя. Ты «толкала» его и кое-чего добилась.
   — Мало чего добилась. И потом, о каком впечатлении ты говоришь? Он просто счел меня хорошенькой.
   — Ты не хорошенькая, — пробормотал Селдон. — Ты красивая. Очень красивая.
   — Ну, дед, и что же мы теперь будем делать? — спросила Ванда. — Столько лет труда, и теперь психоистория погибнет?
   — Знаешь, — успокаивал Селдон, — я думаю, в этом есть какая-то неизбежность. Я уже почти сорок лет предсказываю гибель Империи, и теперь, когда Империя гибнет, психоистория гибнет вместе с ней.
   — Но психоистория спасет Империю — хотя бы частично.
   — Знаю. Но я не могу заставить ее помочь.
   — Значит, будешь смотреть, как она гибнет?
   Селдон покачал головой.
   — Попытаюсь сделать так, чтобы этого не случилось, но что я буду делать для этого, честно тебе скажу — не знаю.
   — А я буду практиковаться, — заявила Ванда. — Должен же быть какой-то способ усилить мои «толчки», чтобы получалось легче и точнее заставлять людей делать то, что я хочу.
   — Как бы я хотел, чтобы у тебя получилось!
   — А ты что будешь делать, дедушка?
   — Да ничего особенного. Знаешь, пару дней назад, когда я шел к Главному Библиотекарю, я заметил троих молодых людей — они сидели у галактографа и спорили о психоистории. Один из них меня почему-то сильно заинтересовал. Я попросил его встретиться со мной, и он согласился.
   Сегодня я встречаюсь с ним в библиотечном кабинете.
   — Хочешь предложить ему работу?
   — Хотел бы... но денег нет. Однако потолковать с ним не мешает. Что я теряю, в конце концов?

Глава 24

   Молодой человек явился точно в назначенное время — ровно в 4 т.с.в. (по транторианскому стандартному времени), и Селдон довольно улыбнулся. Он любил пунктуальных людей. Он оперся ладонями о крышку письменного стола и уже собирался было встать, чтобы поздороваться с гостем, но молодой человек поспешил сказать:
   — Прошу вас, профессор, не вставайте. Я знаю, у вас больная нога.
   — Спасибо, молодой человек, — улыбнулся Селдон. — Однако это не значит, что вы не можете сесть. Прошу вас, садитесь.
   Молодой человек снял куртку и сел.
   — Вы уж простите меня... — сказал Селдон, — но тогда, когда мы впервые встретились и я договорился с вами о свидании, я даже не удосужился спросить, как вас зовут.
   — Стеттин Пальвер, — представился молодой человек.
   — А-га. Пальвер... Пальвер... Что-то очень знакомое...
   — Так и должно быть, профессор. Мой дед частенько хвастался, что был знаком с вами.
   — Ваш дед? Ну, точно! Джорамис Пальвер. Он был на два года моложе меня, вроде бы. Я все пытался уговорить его поработать над психоисторией, а он упорно отказывался. Он твердил, что никогда не сумеет так хорошо выучить математику. Очень жаль! Как его дела, кстати говоря?
   Пальвер опустил голову.
   — Как дела? Он пошел по тому пути, по которому уходят из жизни старики. Он умер.
   Селдон нахмурился. На два года моложе — и умер. Старый друг! Как же они ухитрились так разойтись, что он даже не слышал о его смерти?
   — Мои соболезнования. Простите меня, — тихо проговорил Селдон.
   — Он прожил интересную жизнь, — сказал молодой человек.
   — Ну а вы, молодой человек, где учились?
   — В университете Лангано.
   — Лангано? — сдвинул брови Селдон. — Поправьте меня, если я ошибаюсь, но ведь это не на Транторе, верно?
   — Нет. Мне как раз хотелось поступить в провинциальный университет. На Транторе, как вы, конечно, знаете, университеты переполнены. А мне хотелось отыскать местечко, где бы я мог спокойно заниматься.
   — И что же вы изучали?
   — Да ничего такого... Историю. Не та наука, с помощью которой теперь можно прилично устроиться.
   (Еще удар да посильнее прежнего — Дорс Венабили была историком.)
   — Но вы вернулись на Трантор — почему? — полюбопытствовал Селдон.
   — Деньги. Работа.
   — Вы работаете по специальности?
   Пальвер рассмеялся.
   — Что вы! Вожу зверскую машину. Смесь тягача и бульдозера. Какое там — по специальности!
   Селдон с завистью посмотрел на Пальвера. Под тонкой тканью рубашки хорошо были видны его тугие мускулы. Отличное телосложение!