Страница:
Елена Константиновна Зотова выходила много раненых. Оперировала она в немыслимых условиях: в сараях, полуразбитых хатах, даже в часовне. С согласия командиров авиаполков, она не стала эвакуировать раненых летчиков Морозова, Кабанова, Загорулько, штурмана Фокина и других. Все они вернулись в свои части из нашего лазарета.
В сентябре весь мужской медперсонал, исключая меня, внезапно направили в общевойсковое соединение. Это был тяжелый удар. В труднейших условиях того времени мы наладили учебу молодых работников. С учетом специфики медицинского обеспечения авиационных частей врачей Джафарова и Широкова еще в августе послали на должность старших врачей авиаполков. Когда пришли малообученные девушки, лазарету пришлось надолго отказаться от лечения у себя раненых летчиков. Ухудшилась деятельность аэродромных пунктов медпомощи…
Военврач 3 ранга Зотова сидела в зале. Это была женщина средних лет, круглолицая, с русыми волосами. При каждом упоминании ее имени или фамилии она опускала голову. На гимнастерке у нее поблескивала медаль «За боевые заслуги».
Затем мы выслушали начальника санслужбы 33 РАБ военврача 2 ранга К. И. Александровича.
— Во время отхода из Буденновска, — рассказывал он, — семьсот шестой БАО не успел вывезти свое имущество. Его спас старший врач этого батальона товарищ Абозин, собравший весь попавшийся под руку транспорт. Он покинул аэродром последним.
Старший врач четыреста сорок первого БАО, входившего в наш район, товарищ Грунский, — продолжал он, — при бомбежке станции Раздельная не только сумел вывезти и имущество, и своих подопечных. Он собрал до двухсот пятидесяти раненых пехотинцев, оказал им первую врачебную помощь и многих эвакуировал. В четыреста шестьдесят восьмом БАО начальник лазарета Степан Сергеевич Лыга за первые шесть месяцев войны сделал свыше пятисот операций раненым из авиационных частей и сухопутных войск.
— Мы в начале войны обслуживали сто сорок шестой истребительный авиационный полк в Бессарабии, — начал свой рассказ чернявый, небольшого роста старший врач 448 БАО 32 РАБ Денбург. — На аэродроме развернули медпункт. В нем постоянно дежурили врач, фельдшер и медицинская сестра. Они располагали комплектом Б-1, рассчитанным примерно на сто перевязок, комплектом ВБ-1, хозяйственными предметами и хирургическим инструментарием, войсковой аптекой ВБ-2.
Мы наскоро оборудовали лазарет на пятнадцать коек с операционной, все палатки тщательно замаскировали. Начальником лазарета был хирург «военврач второго ранга Кривда.
В хуторе Загорье во время воздушного боя наш летчик-истребитель получил тяжелое ранение. Ему раздробило левую лопатку, но машину он посадил. Через десять минут раненый уже лежал на операционном столе. В Молочанске другой летчик-истребитель возвратился с задания с открытыми переломами рук и ног. Транспортировка ему была противопоказана, да и некуда было эвакуировать. Раненому сделали первичную обработку ран, удалили костные обломки, иммобилизировали конечности и через сутки на санитарном самолете эвакуировали в тыл в удовлетворительном состоянии. За полгода было сделано двадцать две операции, три из них полостные.
Наш военфельдшер Червоненко во время артобстрела аэродрома вынесла восемь раненых и оказала им медпомощь. Она и хирург Кривда были отмечены правительственными наградами…
Обстановка, в которой работали мы, — продолжал Денбург, — мало отличалась от той, которую обрисовали в своих выступлениях Михаил Николаевич Поляков и другие товарищи.
Далее мы заслушали начальника санитарной службы 34 РАБ военврача 2 ранга В. А. Демченко.
— Самое страшное, с чем нам пришлось столкнуться, — сказал он, — это потеря связи с полевыми подвижными и эвакогоспиталями, а также отсутствие подготовленных хирургов в лазаретах большинства БАО.
К этому надо прибавить острую нехватку медикаментов и перевязочного материала. В частях быстро иссякли запасы пантоцида. [2]
Люди же вели себя героически, работали, не считаясь ни с чем. Могу назвать начальников лазаретов четыреста пятидесятого БАО Ермолина и четыреста двадцать восьмого БАО Высоцкого, которые даже во время бомбежек не отходили от операционных столов, врачей Штерна, Горохода, Гуревича, фельдшеров Болотникова, Отрошко и Белого, спасших не один десяток жизней. Фельдшер четыреста пятьдесят девятого БАО товарищ Герман, когда часть попала под Очаковом в окружение, не только самоотверженно исполнял свой долг медработника, но и нередко брал в руки оружие, чтобы сражаться с фашистами. Он награжден медалью «За отвагу»…
С рассказами о событиях лета 1941 года выступило еще человек десять. Почти все они подчеркивали необходимость иметь в лазарете каждого БАО хирурга, приветствовали план их подготовки из числа терапевтов и врачей других специальностей. Многие ставили вопрос об авиационном госпитале. Мысль о его необходимости не оставляла и меня с первых же дней войны. Авиаотделения при эвакогоспиталях (ЭГ) были не более чем полумерой.
Участники совещания осмотрели крупные ворошиловградские госпитали, присутствовали при прохождении выписанными из них летчиками врачебно-летной комиссии.
В последний день совещания Быков предложил мне слетать в 56-ю армию. Она имеет специальную авиаэскадрилью, насчитывающую 14 санитарных самолетов. Как доложил флагманский врач ВВС армии Мазин, это подразделение работало с большой нагрузкой. Только за апрель санитарная авиаэскадрилья выполнила 130 рейсов. Ее опыт следовало распространить в других армиях.
Утром 10 мая я вылетел из Ворошиловграда на аэродром 56-й армии. Там познакомился с людьми санитарной эскадрильи, мужественными, умелыми, настоящими энтузиастами своего дела. За отвагу, проявленную при выполнении заданий, летчики Самородский, Павлов и Бурмистров были награждены орденом Красной Звезды, а техник Шитик — медалью «За боевые заслуги».
Аэродром принадлежал 81-му авиаполку дальних бомбардировщиков. Из разговора со старшим врачом тов. Алексеевым выяснил, какую большую роль играют полковые врачи. Они дают заявки на вызов санитарных самолетов, обеспечивают их прием на аэродроме и немедленную загрузку или разгрузку. Узнал фамилии таких инициативных товарищей, как военврач 3 ранга Алиев из 585-го авиаполка, легких ночных бомбардировщиков, военврачи 3 ранга Леверт и Звонков из 653-го и 590-го истребительных авиационных полков.
Военврач 2 ранга Алексеев разрешил при встрече одно мое недоумение. В Ворошиловграде, когда Быков сказал Абраму Ефимовичу Мазину, что я собираюсь навестить его хозяйство, тот вдруг начал уговаривать меня прибыть к ним не раньше чем через три-четыре дня. Тогда я так и не понял, почему мне не следует вылетать завтра. Но отложить эту однодневную командировку не мог: нам с Вайнштейном и Быковым надо было возвращаться в Лисичанск.
Объяснилось все весьма неприятной причиной. Выступая на совещании, флагманский врач ВВС 56-й армии говорил, что санитарная работа у них поставлена на должную высоту. На самом же деле она находилась в запущенном состоянии. Алексеев, в частности, доложил о высокой вшивости. Мазин намеревался за три-четыре дня принять какие-то меры, чтобы скрыть все это. Так иногда слова расходились с делами.
Вопреки тревожным прогнозам первая половина мая давала повод надеяться, что летом мы будем вести не оборонительные, а наступательные боевые действия. Правда, 8 мая в Крыму немецко-фашистские войска захватили очень важный в стратегическом отношении город Керчь. Однако 12 мая перешли в наступление войска Юго-Западного фронта в общем направлении на Харьков. Их удар из района Барвенкова поддержали две наши армии — 9-я и 57-я.
Это были дни всеобщей приподнятости. В штабе ВВС фронта работа кипела круглые сутки. Много дел свалилось на флагманского врача ВВС фронта и меня, его заместителя.
К 12 мая из лазаретов БАО в различные госпитали уже было направлено для хирургической подготовки около тридцати врачей. В связи с событиями на правом фланге фронта начальники санслужб ряда РАБ тотчас отозвали своих врачей. По нескольку раз в сутки связывались с нами по телефону флагманские врачи ВВС 9-й и 57-й армий Жилин и Фадеев. По их просьбам мы принимали меры, чтобы с фронтовых складов незамедлительно отправлялось различное медицинское имущество.
Разговаривая по телефону с Фадеевым и Жилиным, я, в частности, настаивал, чтобы они без промедления добились у командования организации санитарных авиаэскадрилий по примеру 56-й армии. Специальное авиаподразделение могло осуществлять санитарные перевозки более целенаправленно и эффективно, чем распыленные по аэродромам самолеты.
Вечером 17 мая, войдя после непродолжительной отлучки в наш кабинет, я увидел на своем столе записку: «Военврачу 2 ранга Бабийчуку (мне присвоили очередное звание) звонил подполковник Одинцов». В этот день я дважды пытался проникнуть к начальнику оперативного отдела С утра распространился слух, что на правом фланге фронта не все благополучно. Одинцов меня не принял.
Поэтому теперь его звонок я расценил как приглашение прийти: по телефону он все равно ничего не мог сказать. Я тотчас же отправился к нему.
— Немцы перешли в наступление против девятой и пятьдесят седьмой армий, — хмуро произнес подполковник, развернув карту. — Прорвали оборону, продвинулись уже километров на тридцать и заняли целый ряд аэродромов. Сдержать противника там будет трудно. Делайте из этого выводы.
32-й и 28-й районы авиационного базирования, которые находились в полосе этих армий, в целом имели неплохо поставленную санитарную службу. Однако то, что для отдельных БАО этих РАБ мы не успели подготовить хирургов, вызывало у меня сильное беспокойство.
Особенно переживал я захват противником аэродромов Константиновка и Сватово, куда летал в апреле. Перед глазами стоял лазарет 718 БАО с его отличным хирургическим блоком. Вспоминал врачей Романа, Милославского, Мандельгейма. В ту ночь не успокоился до тех пор, пока не выяснил, что 718 БАО отошел в полном порядке.
В последующие дни в штабе можно было услышать, что и на других направлениях противник, видимо, готовится к наступлению. Быстро идет концентрация наземной военной техники и авиации немцев против нашего фронта. Так, утром 19 мая воздушная разведка обнаружила на аэродроме в Сталино 102 вражеских самолета, на аэродроме в Мокром — 54, хотя еще накануне там их были единицы. Да, приподнятое настроение, вызванное наступлением наших войск на Харьков, держалось недолго…
22 мая стало известно, что по решению Ставки Верховного Главнокомандования на базе ВВС фронта сформирована 4-я воздушная армия. Ее командующим назначен К. А. Вершинин. Одновременпо он утвержден членом Военного совета и заместителем командующего Южным фронтом по авиации.
В состав 4-й воздушной армии вошли: 216, 217, 229-я истребительные авиационные дивизии (командиры соответственно генерал-майор авиации В. И, Шевченко, полковники Д. П. Галунов и П. Г. Степанович), 230-я штурмовая (командир Герой Советского Союза подполковник С. Г. Гетьман), 219-я бомбардировочная (командир полковник И. Т. Батыгин) и 218-я ночная бомбардировочная (командир полковник Д. Д. Попов), а также семь отдельных смешанных авиаполков (446, 647, 655, 718, 750, 762 и 889-й).
Во главе отделов и служб штаба остались энергичные опытные генералы и офицеры: А. З. Устинов, П. В. Родимов, К. Н. Одинцов, Г, А. Дроздов, К. А. Коробков, В. И. Суворов и другие.
Построение санитарной службы претерпело некоторые изменения. В общевойсковых армиях упразднялись должности флагманских врачей ВВС. Почти все товарищи, занимавшие их, были назначены начальниками санитарных служб авиационных дивизий. Повышалась роль и расширялись полномочия флагманского врача воздушной армии. В его непосредственное подчинение переходили санслужбы авиадивизий и старшие врачи отдельных авиаполков. Непосредственное руководство санитарными службами БАО и частей специального назначения (отдельные ПАРМ, различные авиационные склады и т. д.) оставалось за помощником начсанупра фронта по ВВС.
А. Д. Вайнштейн вызвал меня и предупредил, что я по-прежнему отвечаю за выполнение той части плана медицинского обеспечения боевых действий, которая касается санслужб БАО. Надо сказать, что работа санслужб летных и обслуживающих их наземных частей настолько тесно смыкалась, что разница в подчиненности была чисто формальной.
23 мая противник замкнул кольцо окружения вокруг 6-й армии Юго-Западного, а также 57-й и части сил 9-й армий нашего фронта. Несколько дней спустя мы узнали о гибели командующего 57-й армией генерала К. П. Подласа и заместителя командующего Юго-Западным фронтом генерала Ф. Я. Костенко.
Наши летчики вели ожесточенные бои, стремясь прикрыть и поддержать окруженные наземные войска. В районе Изюма воздушные сражения достигли самого большого накала за все пять месяцев этого года. Вражеская авиация несла большие потери, хотя все еще сохраняла в воздухе господство. Ведь наша 4-я воздушная армия располагала тремястами самолетами, из которых почти треть составляли У-2.
В те тревожные дни я то и дело мысленно возвращался к совещанию в Ворошиловграде. Тогда мы были уверены, что тяжелая обстановка 1941 года больше не повторится. Но теперь, две недели спустя, перед нами опять появился призрак прежних бед. Лазареты ряда БАО снова оказались в изоляции, потеряв представление о том, где находятся эвакогоспитали. Да и сами госпитали и медсанбаты в условиях окружения не имели возможности эвакуировать раненых. Полеты мизерного количества санитарных самолетов не могли поправить положения.
Быкову и мне приходилось трудиться с полным напряжением. Мы выкраивали на сон не более трех-четырех часов в сутки. Какими наиболее важными вопросами мы занимались в те дни? Первое — проверкой лечебно-эвакуационной готовности аэродромных медпунктов и лазаретов БАО. Второе — приемом с армейских складов медицинского имущества, его распределением и обеспечением немедленной доставки по назначению. Третье — контролем за санэпидемиологическим состоянием в частях и соединениях (Мазин преподал урок!), за повсеместным строительством бань и простейших дезкамер (землянок, бочек). Четвертое — организацией мест отдыха для летного состава. Чаще всего это были заботливо оборудованные землянки с библиотечкой и настольными играми. Пятое — контролем за питанием летного состава, обогащением пищи витаминами. Шестое — передачей информации санслужбам о базировании полевых подвижных и эвакогоспиталей. Не следовало упускать из виду и многое другое.
Сидеть в кабинете, разумеется, было некогда. Мы почти забыли туда дорогу, хотя и в эти трудные дни разной писанины накапливалось предостаточно. Иногда даже сами не понимали, кому и зачем понадобился тот или иной отчет или какая-то справка. Но это к слову.
Командующий армией распорядился предоставлять нам самолет У-2 по первому нашему требованию. Быкову приходилось много времени уделять различным организационным вопросам. В полки и дивизии чаще летал я.
В середине июня противник активизировал наступательные действия на юго-западном направлении.
В один из дней я прилетел на небольшой аэродром Красная Поляна, где базировался 889-й армейский авиационный смешанный полк. Увидел истребители И-153, которые за оригинальную конструкцию крыла называли «чайками». Это были бипланы с убирающимся шасси, созданные в тридцатые годы конструктором Н. Н. Поликарповым. В свое время они считались превосходными самолетами: хорошая маневренность, скорость до 440 км/час.
В начале войны на этих машинах наши летчики первыми вступили в бой с вражеской авиацией.
Шел через аэродром — поляну, но не красную, а серо-зеленую, с черными пятнами мазута, искал силуэты замаскированных У-2. Сердце постукивало сильнее обычного. Дело в том, что 889 аасп оказался переименованным в 654 нлбап, в котором я служил каких-то два месяца назад.
В реденьком лесочке увидел землянки с проложенной перед ними дорожкой-линейкой. Кто-то, увидев меня, крикнул:
— Товарищи, поглядите, кто к нам прибыл!
Через минуту я оказался в кругу друзей. Тут были ставший майором начальник штаба полка Гаврилов, Доленко, летчики Ваниковский и Миронов, старший техник Филиппов. К сожалению, ни Бочарова, ни Савенкова я не застал: они уехали в соседний авиационный полк уточнять взаимодействие.
Гаврилов и Доленко рассказали, что в полку у них две эскадрильи. Истребительная насчитывает восемь самолетов, ночная легкобомбардировочная десять. Работать трудно. Разные типы самолетов требуют различного по сорту горючего и различных боеприпасов. Теперь вот нужны реактивные снаряды РС-82, патроны к пулеметам ШКАС, запасные части, специальное оборудование. Всего этого не хватает. Самолеты И-153 изношены, впрочем, так же как и «совушки».
Некоторых старых летчиков — Зайцева, Садовникова и еще двух лейтенантов — уже нет в живых….
Временем я располагал в достатке и попросил старшего врача полка сходить со мной в лазарет здешнего БАО. Доленко взял с меня слово, что по возвращении на аэродром я еще уделю старым товарищам несколько минут.
Здесь стоял 348 БАО, где старшим врачом был Павлов, а начальником лазарета — Чупова. С Чуповой работали молодые женщины — врачи и фельдшеры: Рязанская, Елисеева, Тихомирова, Тарасенко. К сожалению, имен их не помню. Рязанская провела месяц на хирургической практике в медсанбате стрелковой дивизии, с ней-то мне и хотелось поговорить в первую очередь.
Она показала хирургический блок, оборудованный в палатке с грубо зашитыми дырами: новых палаток лазарет не имел. Затем военврач 3 ранга подробно рассказала о работе в медсанбате. Применить на практике полученный опыт ей еще не представилось возможности.
— Все-таки многое вам дала работа с опытными хирургами? — спросил я.
— Да, конечно.
Павлов сказал, что командир БАО подполковник Коротаевский и комиссар Юманкулов к санслужбе относятся со вниманием. Палатки при первой возможности заменят на новые. Есть санитарный автомобиль, свой электродвижок. При переездах им выделяют грузовые автомашины.
Я проинформировал Павлова о плане перемещения ближайших госпиталей в случае возникновения критической ситуации. Вскоре вернулся на аэродром. Здесь кроме Доленко и других меня поджидал Мишичев. Стройный красивый парень стал уже старшим лейтенантом, заместителем командира эскадрильи. Я поздравил его с повышением в звании.
— Поздравляю вас с тем же! — ответил он с улыбкой.
— Вы его поздравьте и с другим, Александр Николаевич, — хитровато щурясь, сказал Доленко. — Шутка ли, но по приказу генерала Вершинина полмесяца пробыл в женском пятьсот восемьдесят восьмом полку Бершанской. Учил девчат летать в лучах прожекторов. Спит и видит, как бы снова к ним вернуться.
— Давно сюда прибыл женский полк?
— Двадцать седьмого мая. Он на аэродроме «Труд горняка».
— Я вам расскажу о другом, — серьезно заговорил майор Гаврилов, только что вышедший из землянки. — Три дня назад Ваниковский, Касьянов и Айшпур, возвращаясь с задания, попали над передовой под сильный огонь зенитчиков противника. Машины Ваниковского и Айшпура были подбиты. Летчики выбросились на парашютах и приземлились на нейтральной полосе. Фашисты, открыв пулеметную и минометную стрельбу, пытались захватить наших в плен. Советские артиллеристы нанесли по противнику ответный удар. Они спасли жизнь многим ребятам.
Ваниковский стоял рядом и молча улыбался. Я от души обнял его.
Глава третья
В сентябре весь мужской медперсонал, исключая меня, внезапно направили в общевойсковое соединение. Это был тяжелый удар. В труднейших условиях того времени мы наладили учебу молодых работников. С учетом специфики медицинского обеспечения авиационных частей врачей Джафарова и Широкова еще в августе послали на должность старших врачей авиаполков. Когда пришли малообученные девушки, лазарету пришлось надолго отказаться от лечения у себя раненых летчиков. Ухудшилась деятельность аэродромных пунктов медпомощи…
Военврач 3 ранга Зотова сидела в зале. Это была женщина средних лет, круглолицая, с русыми волосами. При каждом упоминании ее имени или фамилии она опускала голову. На гимнастерке у нее поблескивала медаль «За боевые заслуги».
Затем мы выслушали начальника санслужбы 33 РАБ военврача 2 ранга К. И. Александровича.
— Во время отхода из Буденновска, — рассказывал он, — семьсот шестой БАО не успел вывезти свое имущество. Его спас старший врач этого батальона товарищ Абозин, собравший весь попавшийся под руку транспорт. Он покинул аэродром последним.
Старший врач четыреста сорок первого БАО, входившего в наш район, товарищ Грунский, — продолжал он, — при бомбежке станции Раздельная не только сумел вывезти и имущество, и своих подопечных. Он собрал до двухсот пятидесяти раненых пехотинцев, оказал им первую врачебную помощь и многих эвакуировал. В четыреста шестьдесят восьмом БАО начальник лазарета Степан Сергеевич Лыга за первые шесть месяцев войны сделал свыше пятисот операций раненым из авиационных частей и сухопутных войск.
— Мы в начале войны обслуживали сто сорок шестой истребительный авиационный полк в Бессарабии, — начал свой рассказ чернявый, небольшого роста старший врач 448 БАО 32 РАБ Денбург. — На аэродроме развернули медпункт. В нем постоянно дежурили врач, фельдшер и медицинская сестра. Они располагали комплектом Б-1, рассчитанным примерно на сто перевязок, комплектом ВБ-1, хозяйственными предметами и хирургическим инструментарием, войсковой аптекой ВБ-2.
Мы наскоро оборудовали лазарет на пятнадцать коек с операционной, все палатки тщательно замаскировали. Начальником лазарета был хирург «военврач второго ранга Кривда.
В хуторе Загорье во время воздушного боя наш летчик-истребитель получил тяжелое ранение. Ему раздробило левую лопатку, но машину он посадил. Через десять минут раненый уже лежал на операционном столе. В Молочанске другой летчик-истребитель возвратился с задания с открытыми переломами рук и ног. Транспортировка ему была противопоказана, да и некуда было эвакуировать. Раненому сделали первичную обработку ран, удалили костные обломки, иммобилизировали конечности и через сутки на санитарном самолете эвакуировали в тыл в удовлетворительном состоянии. За полгода было сделано двадцать две операции, три из них полостные.
Наш военфельдшер Червоненко во время артобстрела аэродрома вынесла восемь раненых и оказала им медпомощь. Она и хирург Кривда были отмечены правительственными наградами…
Обстановка, в которой работали мы, — продолжал Денбург, — мало отличалась от той, которую обрисовали в своих выступлениях Михаил Николаевич Поляков и другие товарищи.
Далее мы заслушали начальника санитарной службы 34 РАБ военврача 2 ранга В. А. Демченко.
— Самое страшное, с чем нам пришлось столкнуться, — сказал он, — это потеря связи с полевыми подвижными и эвакогоспиталями, а также отсутствие подготовленных хирургов в лазаретах большинства БАО.
К этому надо прибавить острую нехватку медикаментов и перевязочного материала. В частях быстро иссякли запасы пантоцида. [2]
Люди же вели себя героически, работали, не считаясь ни с чем. Могу назвать начальников лазаретов четыреста пятидесятого БАО Ермолина и четыреста двадцать восьмого БАО Высоцкого, которые даже во время бомбежек не отходили от операционных столов, врачей Штерна, Горохода, Гуревича, фельдшеров Болотникова, Отрошко и Белого, спасших не один десяток жизней. Фельдшер четыреста пятьдесят девятого БАО товарищ Герман, когда часть попала под Очаковом в окружение, не только самоотверженно исполнял свой долг медработника, но и нередко брал в руки оружие, чтобы сражаться с фашистами. Он награжден медалью «За отвагу»…
С рассказами о событиях лета 1941 года выступило еще человек десять. Почти все они подчеркивали необходимость иметь в лазарете каждого БАО хирурга, приветствовали план их подготовки из числа терапевтов и врачей других специальностей. Многие ставили вопрос об авиационном госпитале. Мысль о его необходимости не оставляла и меня с первых же дней войны. Авиаотделения при эвакогоспиталях (ЭГ) были не более чем полумерой.
Участники совещания осмотрели крупные ворошиловградские госпитали, присутствовали при прохождении выписанными из них летчиками врачебно-летной комиссии.
В последний день совещания Быков предложил мне слетать в 56-ю армию. Она имеет специальную авиаэскадрилью, насчитывающую 14 санитарных самолетов. Как доложил флагманский врач ВВС армии Мазин, это подразделение работало с большой нагрузкой. Только за апрель санитарная авиаэскадрилья выполнила 130 рейсов. Ее опыт следовало распространить в других армиях.
Утром 10 мая я вылетел из Ворошиловграда на аэродром 56-й армии. Там познакомился с людьми санитарной эскадрильи, мужественными, умелыми, настоящими энтузиастами своего дела. За отвагу, проявленную при выполнении заданий, летчики Самородский, Павлов и Бурмистров были награждены орденом Красной Звезды, а техник Шитик — медалью «За боевые заслуги».
Аэродром принадлежал 81-му авиаполку дальних бомбардировщиков. Из разговора со старшим врачом тов. Алексеевым выяснил, какую большую роль играют полковые врачи. Они дают заявки на вызов санитарных самолетов, обеспечивают их прием на аэродроме и немедленную загрузку или разгрузку. Узнал фамилии таких инициативных товарищей, как военврач 3 ранга Алиев из 585-го авиаполка, легких ночных бомбардировщиков, военврачи 3 ранга Леверт и Звонков из 653-го и 590-го истребительных авиационных полков.
Военврач 2 ранга Алексеев разрешил при встрече одно мое недоумение. В Ворошиловграде, когда Быков сказал Абраму Ефимовичу Мазину, что я собираюсь навестить его хозяйство, тот вдруг начал уговаривать меня прибыть к ним не раньше чем через три-четыре дня. Тогда я так и не понял, почему мне не следует вылетать завтра. Но отложить эту однодневную командировку не мог: нам с Вайнштейном и Быковым надо было возвращаться в Лисичанск.
Объяснилось все весьма неприятной причиной. Выступая на совещании, флагманский врач ВВС 56-й армии говорил, что санитарная работа у них поставлена на должную высоту. На самом же деле она находилась в запущенном состоянии. Алексеев, в частности, доложил о высокой вшивости. Мазин намеревался за три-четыре дня принять какие-то меры, чтобы скрыть все это. Так иногда слова расходились с делами.
Вопреки тревожным прогнозам первая половина мая давала повод надеяться, что летом мы будем вести не оборонительные, а наступательные боевые действия. Правда, 8 мая в Крыму немецко-фашистские войска захватили очень важный в стратегическом отношении город Керчь. Однако 12 мая перешли в наступление войска Юго-Западного фронта в общем направлении на Харьков. Их удар из района Барвенкова поддержали две наши армии — 9-я и 57-я.
Это были дни всеобщей приподнятости. В штабе ВВС фронта работа кипела круглые сутки. Много дел свалилось на флагманского врача ВВС фронта и меня, его заместителя.
К 12 мая из лазаретов БАО в различные госпитали уже было направлено для хирургической подготовки около тридцати врачей. В связи с событиями на правом фланге фронта начальники санслужб ряда РАБ тотчас отозвали своих врачей. По нескольку раз в сутки связывались с нами по телефону флагманские врачи ВВС 9-й и 57-й армий Жилин и Фадеев. По их просьбам мы принимали меры, чтобы с фронтовых складов незамедлительно отправлялось различное медицинское имущество.
Разговаривая по телефону с Фадеевым и Жилиным, я, в частности, настаивал, чтобы они без промедления добились у командования организации санитарных авиаэскадрилий по примеру 56-й армии. Специальное авиаподразделение могло осуществлять санитарные перевозки более целенаправленно и эффективно, чем распыленные по аэродромам самолеты.
Вечером 17 мая, войдя после непродолжительной отлучки в наш кабинет, я увидел на своем столе записку: «Военврачу 2 ранга Бабийчуку (мне присвоили очередное звание) звонил подполковник Одинцов». В этот день я дважды пытался проникнуть к начальнику оперативного отдела С утра распространился слух, что на правом фланге фронта не все благополучно. Одинцов меня не принял.
Поэтому теперь его звонок я расценил как приглашение прийти: по телефону он все равно ничего не мог сказать. Я тотчас же отправился к нему.
— Немцы перешли в наступление против девятой и пятьдесят седьмой армий, — хмуро произнес подполковник, развернув карту. — Прорвали оборону, продвинулись уже километров на тридцать и заняли целый ряд аэродромов. Сдержать противника там будет трудно. Делайте из этого выводы.
32-й и 28-й районы авиационного базирования, которые находились в полосе этих армий, в целом имели неплохо поставленную санитарную службу. Однако то, что для отдельных БАО этих РАБ мы не успели подготовить хирургов, вызывало у меня сильное беспокойство.
Особенно переживал я захват противником аэродромов Константиновка и Сватово, куда летал в апреле. Перед глазами стоял лазарет 718 БАО с его отличным хирургическим блоком. Вспоминал врачей Романа, Милославского, Мандельгейма. В ту ночь не успокоился до тех пор, пока не выяснил, что 718 БАО отошел в полном порядке.
В последующие дни в штабе можно было услышать, что и на других направлениях противник, видимо, готовится к наступлению. Быстро идет концентрация наземной военной техники и авиации немцев против нашего фронта. Так, утром 19 мая воздушная разведка обнаружила на аэродроме в Сталино 102 вражеских самолета, на аэродроме в Мокром — 54, хотя еще накануне там их были единицы. Да, приподнятое настроение, вызванное наступлением наших войск на Харьков, держалось недолго…
22 мая стало известно, что по решению Ставки Верховного Главнокомандования на базе ВВС фронта сформирована 4-я воздушная армия. Ее командующим назначен К. А. Вершинин. Одновременпо он утвержден членом Военного совета и заместителем командующего Южным фронтом по авиации.
В состав 4-й воздушной армии вошли: 216, 217, 229-я истребительные авиационные дивизии (командиры соответственно генерал-майор авиации В. И, Шевченко, полковники Д. П. Галунов и П. Г. Степанович), 230-я штурмовая (командир Герой Советского Союза подполковник С. Г. Гетьман), 219-я бомбардировочная (командир полковник И. Т. Батыгин) и 218-я ночная бомбардировочная (командир полковник Д. Д. Попов), а также семь отдельных смешанных авиаполков (446, 647, 655, 718, 750, 762 и 889-й).
Во главе отделов и служб штаба остались энергичные опытные генералы и офицеры: А. З. Устинов, П. В. Родимов, К. Н. Одинцов, Г, А. Дроздов, К. А. Коробков, В. И. Суворов и другие.
Построение санитарной службы претерпело некоторые изменения. В общевойсковых армиях упразднялись должности флагманских врачей ВВС. Почти все товарищи, занимавшие их, были назначены начальниками санитарных служб авиационных дивизий. Повышалась роль и расширялись полномочия флагманского врача воздушной армии. В его непосредственное подчинение переходили санслужбы авиадивизий и старшие врачи отдельных авиаполков. Непосредственное руководство санитарными службами БАО и частей специального назначения (отдельные ПАРМ, различные авиационные склады и т. д.) оставалось за помощником начсанупра фронта по ВВС.
А. Д. Вайнштейн вызвал меня и предупредил, что я по-прежнему отвечаю за выполнение той части плана медицинского обеспечения боевых действий, которая касается санслужб БАО. Надо сказать, что работа санслужб летных и обслуживающих их наземных частей настолько тесно смыкалась, что разница в подчиненности была чисто формальной.
23 мая противник замкнул кольцо окружения вокруг 6-й армии Юго-Западного, а также 57-й и части сил 9-й армий нашего фронта. Несколько дней спустя мы узнали о гибели командующего 57-й армией генерала К. П. Подласа и заместителя командующего Юго-Западным фронтом генерала Ф. Я. Костенко.
Наши летчики вели ожесточенные бои, стремясь прикрыть и поддержать окруженные наземные войска. В районе Изюма воздушные сражения достигли самого большого накала за все пять месяцев этого года. Вражеская авиация несла большие потери, хотя все еще сохраняла в воздухе господство. Ведь наша 4-я воздушная армия располагала тремястами самолетами, из которых почти треть составляли У-2.
В те тревожные дни я то и дело мысленно возвращался к совещанию в Ворошиловграде. Тогда мы были уверены, что тяжелая обстановка 1941 года больше не повторится. Но теперь, две недели спустя, перед нами опять появился призрак прежних бед. Лазареты ряда БАО снова оказались в изоляции, потеряв представление о том, где находятся эвакогоспитали. Да и сами госпитали и медсанбаты в условиях окружения не имели возможности эвакуировать раненых. Полеты мизерного количества санитарных самолетов не могли поправить положения.
Быкову и мне приходилось трудиться с полным напряжением. Мы выкраивали на сон не более трех-четырех часов в сутки. Какими наиболее важными вопросами мы занимались в те дни? Первое — проверкой лечебно-эвакуационной готовности аэродромных медпунктов и лазаретов БАО. Второе — приемом с армейских складов медицинского имущества, его распределением и обеспечением немедленной доставки по назначению. Третье — контролем за санэпидемиологическим состоянием в частях и соединениях (Мазин преподал урок!), за повсеместным строительством бань и простейших дезкамер (землянок, бочек). Четвертое — организацией мест отдыха для летного состава. Чаще всего это были заботливо оборудованные землянки с библиотечкой и настольными играми. Пятое — контролем за питанием летного состава, обогащением пищи витаминами. Шестое — передачей информации санслужбам о базировании полевых подвижных и эвакогоспиталей. Не следовало упускать из виду и многое другое.
Сидеть в кабинете, разумеется, было некогда. Мы почти забыли туда дорогу, хотя и в эти трудные дни разной писанины накапливалось предостаточно. Иногда даже сами не понимали, кому и зачем понадобился тот или иной отчет или какая-то справка. Но это к слову.
Командующий армией распорядился предоставлять нам самолет У-2 по первому нашему требованию. Быкову приходилось много времени уделять различным организационным вопросам. В полки и дивизии чаще летал я.
В середине июня противник активизировал наступательные действия на юго-западном направлении.
В один из дней я прилетел на небольшой аэродром Красная Поляна, где базировался 889-й армейский авиационный смешанный полк. Увидел истребители И-153, которые за оригинальную конструкцию крыла называли «чайками». Это были бипланы с убирающимся шасси, созданные в тридцатые годы конструктором Н. Н. Поликарповым. В свое время они считались превосходными самолетами: хорошая маневренность, скорость до 440 км/час.
В начале войны на этих машинах наши летчики первыми вступили в бой с вражеской авиацией.
Шел через аэродром — поляну, но не красную, а серо-зеленую, с черными пятнами мазута, искал силуэты замаскированных У-2. Сердце постукивало сильнее обычного. Дело в том, что 889 аасп оказался переименованным в 654 нлбап, в котором я служил каких-то два месяца назад.
В реденьком лесочке увидел землянки с проложенной перед ними дорожкой-линейкой. Кто-то, увидев меня, крикнул:
— Товарищи, поглядите, кто к нам прибыл!
Через минуту я оказался в кругу друзей. Тут были ставший майором начальник штаба полка Гаврилов, Доленко, летчики Ваниковский и Миронов, старший техник Филиппов. К сожалению, ни Бочарова, ни Савенкова я не застал: они уехали в соседний авиационный полк уточнять взаимодействие.
Гаврилов и Доленко рассказали, что в полку у них две эскадрильи. Истребительная насчитывает восемь самолетов, ночная легкобомбардировочная десять. Работать трудно. Разные типы самолетов требуют различного по сорту горючего и различных боеприпасов. Теперь вот нужны реактивные снаряды РС-82, патроны к пулеметам ШКАС, запасные части, специальное оборудование. Всего этого не хватает. Самолеты И-153 изношены, впрочем, так же как и «совушки».
Некоторых старых летчиков — Зайцева, Садовникова и еще двух лейтенантов — уже нет в живых….
Временем я располагал в достатке и попросил старшего врача полка сходить со мной в лазарет здешнего БАО. Доленко взял с меня слово, что по возвращении на аэродром я еще уделю старым товарищам несколько минут.
Здесь стоял 348 БАО, где старшим врачом был Павлов, а начальником лазарета — Чупова. С Чуповой работали молодые женщины — врачи и фельдшеры: Рязанская, Елисеева, Тихомирова, Тарасенко. К сожалению, имен их не помню. Рязанская провела месяц на хирургической практике в медсанбате стрелковой дивизии, с ней-то мне и хотелось поговорить в первую очередь.
Она показала хирургический блок, оборудованный в палатке с грубо зашитыми дырами: новых палаток лазарет не имел. Затем военврач 3 ранга подробно рассказала о работе в медсанбате. Применить на практике полученный опыт ей еще не представилось возможности.
— Все-таки многое вам дала работа с опытными хирургами? — спросил я.
— Да, конечно.
Павлов сказал, что командир БАО подполковник Коротаевский и комиссар Юманкулов к санслужбе относятся со вниманием. Палатки при первой возможности заменят на новые. Есть санитарный автомобиль, свой электродвижок. При переездах им выделяют грузовые автомашины.
Я проинформировал Павлова о плане перемещения ближайших госпиталей в случае возникновения критической ситуации. Вскоре вернулся на аэродром. Здесь кроме Доленко и других меня поджидал Мишичев. Стройный красивый парень стал уже старшим лейтенантом, заместителем командира эскадрильи. Я поздравил его с повышением в звании.
— Поздравляю вас с тем же! — ответил он с улыбкой.
— Вы его поздравьте и с другим, Александр Николаевич, — хитровато щурясь, сказал Доленко. — Шутка ли, но по приказу генерала Вершинина полмесяца пробыл в женском пятьсот восемьдесят восьмом полку Бершанской. Учил девчат летать в лучах прожекторов. Спит и видит, как бы снова к ним вернуться.
— Давно сюда прибыл женский полк?
— Двадцать седьмого мая. Он на аэродроме «Труд горняка».
— Я вам расскажу о другом, — серьезно заговорил майор Гаврилов, только что вышедший из землянки. — Три дня назад Ваниковский, Касьянов и Айшпур, возвращаясь с задания, попали над передовой под сильный огонь зенитчиков противника. Машины Ваниковского и Айшпура были подбиты. Летчики выбросились на парашютах и приземлились на нейтральной полосе. Фашисты, открыв пулеметную и минометную стрельбу, пытались захватить наших в плен. Советские артиллеристы нанесли по противнику ответный удар. Они спасли жизнь многим ребятам.
Ваниковский стоял рядом и молча улыбался. Я от души обнял его.
Глава третья
Месяцы, полные горечи
В ночь на 6 июля в штаб 4-й воздушной армии поступил приказ командующего Южным фронтом генерал-лейтенанта Р. Я. Малиновского начать скрытный отвод войск на новые оборонительные рубежи. Я узнал об этом от А. Д. Вайнштейна, с которым часа в четыре утра встретился в кабинете.
— Не ложились? — спросил он. — Опять настают трудные времена… Ознакомьтесь вот с этим.
И он протянул мне несколько сколотых листков с машинописным текстом. Это была подписанная им директива начальникам санитарных служб районов авиационного базирования.
Пока я читал документ, Вайнштейн по привычке расхаживал между столами. В сером свете начинающегося утра — я уже снял штору и открыл окно — лицо его было бледным.
— По-видимому, немцы могут в любую минуту перейти в наступление, заговорил Вайнштейн, заметив, что я закончил чтение директивы. — Из района Артемовска к фронту непрерывно движутся колонны танков и автомашин. Фашисты, разумеется, будут рваться к житницам Кубани, особенно к грозненской и бакинской нефти. С потерей Крыма и быстрым продвижением противника на воронежском направлении опасность окружения войск нашего фронта возросла. Вот почему начальник санитарного управления отдал распоряжение немедленно начать эвакуацию госпиталей отсюда, из Лисичанска и Ворошиловграда, а также из других прифронтовых районов. Полевые подвижные госпитали тоже уже знают пункты новой дислокации. Маршруты их передвижения необходимо сегодня же сообщить в авиачасти и РАБ.
Вайнштейн помолчал немного, вздохнул и вышел в коридор.
После ухода помощника начальника сануправления фронта по ВВС мной овладели невеселые думы. К июлю в нашей воздушной армии осталось всего около двухсот самолетов. Противостоявший нам 4-й немецкий воздушный флот был, по-видимому, намного сильнее. Тогда мы, конечно, не знали, что в нем насчитывалось 1875 самолетов и соотношение сил составляло девять к одному в пользу противника. Наземным частям нашей армии остро недоставало автотранспорта, гусеничных тягачей. Когда подумал о лазаретах БАО, даже сердце сжалось: многие из них при передвижении могли рассчитывать только на подводы…
Встав из-за стола, решил тотчас же идти в штаб, к Одинцову.
То утро мне хорошо запомнилось: высокое, еще не раскаленное жарой нежно-голубое небо, густые кроны тополей, просвечиваемые первыми лучами солнца, чистый воздух, тихие улицы… Тяжко стало при мысли, что не сегодня-завтра мы покинем этот город и сюда войдут фашисты…
Немцы перешли в наступление 9 июля, нанося главный удар в направлении Миллерово. Только тот, кто летом сорок второго года сам был на Южном фронте, может представить себе, чего стоило командованию воздушной армии организовать боевые действия, обеспечить планомерный отход частей, эвакуировать склады боеприпасов, снаряжения и продовольствия…
Штаб 4-й воздушной армии переехал из Лисичанска в Шахты 8 июля. В течение двух суток, предшествующих перебазированию, мы с Павлом Константиновичем Быковым буквально разрывались между армейским телефонным узлом связи и складами. Надо было перевезти на новое место все медицинское имущество, вплоть до последнего пакета перевязочных средств.
Нас ни на минуту не покидала тревога и за лазареты передовых БАО. По поступавшим сведениям, там резко увеличилось количество раненых. Между тем полевые подвижные госпитали (ППГ) и эвакогоспитали меняли свое расположение.
Под вечер Быкова и меня вызвал к себе Алексеев. Дивизионный комиссар выглядел очень усталым, но оставался спокойным и собранным. Со свойственной ему неторопливостью задал несколько вопросов. На главный вопрос — ясна ли основная задача санслужбы на ближайший период — тут же ответил сам:
— Раненых летчиков надо во что бы то ни стало сохранить в пределах лечебных учреждений фронта и тем самым обеспечить их быстрое возвращение в строй. — Немного помолчал и, легонько постукивая ладонью по столу, задумчиво добавил: — Знаю, что авиаотделения в ворошиловградском и ростовском эвакогоспиталях по независящим от вас обстоятельствам прекратили свое существование. Ищите иные пути и способы решения этой задачи.
Приехав в Шахты, узнали, что в Лисичанск ворвались немцы. Сердце заныло, когда я представил себе, как рушатся знакомые дома в этом городе, как горят окрестные населенные пункты…
10, 11 и 12 июля мы, пользуясь армейскими средствами связи, внимательно следили за перемещением наших частей, узнавали о героических делах наших воинов.
471 БАО обеспечивал боевые действия авиаполка в Близнецах. Последние самолеты улетели оттуда уже в критический момент, когда взлетно-посадочную полосу начала обстреливать не только артиллерия противника, по и его минометы. Батальону пришлось с боем оставлять аэродром. Лазарет вывез всех своих раненых — восемь человек.
Старшим врачом в этом БАО был военврач 3 ранга Ястребов. Хорошо помню и его командира — майора Жернового. Кстати, они крепко дружили между собой, были, кажется, земляками.
Так же, с боем, совершили отход 464-й и 348-й батальоны аэродромного обслуживания. «Милые мои, — думал я, вспоминая молодых женщин, с которыми познакомился в Красной Поляне. — Как же, должно быть, вам трудно пришлось!» В то же время радовался: среди них есть хирург.
13 июля отправился в Каменск, где базировались наши авиационные части. От Шахт это 70–75 километров. Прилетел туда в полдень. В это время многие летчики и техники находились в столовой, остальные дежурили возле самолетов.
— Не ложились? — спросил он. — Опять настают трудные времена… Ознакомьтесь вот с этим.
И он протянул мне несколько сколотых листков с машинописным текстом. Это была подписанная им директива начальникам санитарных служб районов авиационного базирования.
Пока я читал документ, Вайнштейн по привычке расхаживал между столами. В сером свете начинающегося утра — я уже снял штору и открыл окно — лицо его было бледным.
— По-видимому, немцы могут в любую минуту перейти в наступление, заговорил Вайнштейн, заметив, что я закончил чтение директивы. — Из района Артемовска к фронту непрерывно движутся колонны танков и автомашин. Фашисты, разумеется, будут рваться к житницам Кубани, особенно к грозненской и бакинской нефти. С потерей Крыма и быстрым продвижением противника на воронежском направлении опасность окружения войск нашего фронта возросла. Вот почему начальник санитарного управления отдал распоряжение немедленно начать эвакуацию госпиталей отсюда, из Лисичанска и Ворошиловграда, а также из других прифронтовых районов. Полевые подвижные госпитали тоже уже знают пункты новой дислокации. Маршруты их передвижения необходимо сегодня же сообщить в авиачасти и РАБ.
Вайнштейн помолчал немного, вздохнул и вышел в коридор.
После ухода помощника начальника сануправления фронта по ВВС мной овладели невеселые думы. К июлю в нашей воздушной армии осталось всего около двухсот самолетов. Противостоявший нам 4-й немецкий воздушный флот был, по-видимому, намного сильнее. Тогда мы, конечно, не знали, что в нем насчитывалось 1875 самолетов и соотношение сил составляло девять к одному в пользу противника. Наземным частям нашей армии остро недоставало автотранспорта, гусеничных тягачей. Когда подумал о лазаретах БАО, даже сердце сжалось: многие из них при передвижении могли рассчитывать только на подводы…
Встав из-за стола, решил тотчас же идти в штаб, к Одинцову.
То утро мне хорошо запомнилось: высокое, еще не раскаленное жарой нежно-голубое небо, густые кроны тополей, просвечиваемые первыми лучами солнца, чистый воздух, тихие улицы… Тяжко стало при мысли, что не сегодня-завтра мы покинем этот город и сюда войдут фашисты…
Немцы перешли в наступление 9 июля, нанося главный удар в направлении Миллерово. Только тот, кто летом сорок второго года сам был на Южном фронте, может представить себе, чего стоило командованию воздушной армии организовать боевые действия, обеспечить планомерный отход частей, эвакуировать склады боеприпасов, снаряжения и продовольствия…
Штаб 4-й воздушной армии переехал из Лисичанска в Шахты 8 июля. В течение двух суток, предшествующих перебазированию, мы с Павлом Константиновичем Быковым буквально разрывались между армейским телефонным узлом связи и складами. Надо было перевезти на новое место все медицинское имущество, вплоть до последнего пакета перевязочных средств.
Нас ни на минуту не покидала тревога и за лазареты передовых БАО. По поступавшим сведениям, там резко увеличилось количество раненых. Между тем полевые подвижные госпитали (ППГ) и эвакогоспитали меняли свое расположение.
Под вечер Быкова и меня вызвал к себе Алексеев. Дивизионный комиссар выглядел очень усталым, но оставался спокойным и собранным. Со свойственной ему неторопливостью задал несколько вопросов. На главный вопрос — ясна ли основная задача санслужбы на ближайший период — тут же ответил сам:
— Раненых летчиков надо во что бы то ни стало сохранить в пределах лечебных учреждений фронта и тем самым обеспечить их быстрое возвращение в строй. — Немного помолчал и, легонько постукивая ладонью по столу, задумчиво добавил: — Знаю, что авиаотделения в ворошиловградском и ростовском эвакогоспиталях по независящим от вас обстоятельствам прекратили свое существование. Ищите иные пути и способы решения этой задачи.
Приехав в Шахты, узнали, что в Лисичанск ворвались немцы. Сердце заныло, когда я представил себе, как рушатся знакомые дома в этом городе, как горят окрестные населенные пункты…
10, 11 и 12 июля мы, пользуясь армейскими средствами связи, внимательно следили за перемещением наших частей, узнавали о героических делах наших воинов.
471 БАО обеспечивал боевые действия авиаполка в Близнецах. Последние самолеты улетели оттуда уже в критический момент, когда взлетно-посадочную полосу начала обстреливать не только артиллерия противника, по и его минометы. Батальону пришлось с боем оставлять аэродром. Лазарет вывез всех своих раненых — восемь человек.
Старшим врачом в этом БАО был военврач 3 ранга Ястребов. Хорошо помню и его командира — майора Жернового. Кстати, они крепко дружили между собой, были, кажется, земляками.
Так же, с боем, совершили отход 464-й и 348-й батальоны аэродромного обслуживания. «Милые мои, — думал я, вспоминая молодых женщин, с которыми познакомился в Красной Поляне. — Как же, должно быть, вам трудно пришлось!» В то же время радовался: среди них есть хирург.
13 июля отправился в Каменск, где базировались наши авиационные части. От Шахт это 70–75 километров. Прилетел туда в полдень. В это время многие летчики и техники находились в столовой, остальные дежурили возле самолетов.