Баконина Марианна. Школа двойников (1 и 2 части)

   Два или три раза в день присылает свои подборки респектабельный и солидный "Интерфакс". Там работают серьезно, умело сочетая формальную беспристрастность изложения, умеренную оперативность и скандальность, прикрытую флером объективности. "Постфактум" - видимо, чтобы оправдать свое название, - присылает сообщения со значительным опозданием, как правило, то, что уже отработали другие. Но порой в мутном потоке старья промелькнет действительно неожиданный фактик, вполне тянущий на общероссийскую новость номер один. "Северо-Запад" работает по географическому принципу - новости только с севера России или только с запада. Правда, в погоне за географией там почему-то забывают о времени, и статья с пометкой "21 февраля" вдруг приходит 25-го. "ИМА-пресс" специализируется на новостийных "гэгах", посмехушках, казусах и ляпсусах. Именно это агентство снабжает газеты, радио и телевидение байками о козах, пристрастившихся к чтению "Советской России", и о заводах, где зарплату выдают керенками по причине отсутствия наличных. Еще есть скучноватое Российское информационное агентство с длинными сводками "Российского курьера". Правда, именно это агентство очень часто первым рассылает вести о громких околокремлевских разборках.
   Лизавета машинально помечала нужные блоки информации. Она любила работать с компьютером, поскольку пришла на студию на излете телетайпной эры, когда редакторы и ведущие еще бродили по коридорам, обмотанные рулонами желтоватой бумаги, - телетайпные ленты кроились и перекраивались. Надо было прочитать все информации и из тысячи выбрать нужные десять-пятнадцать. За сводки новостей сражались ведущие выпусков, выходящих в разное время. Информашки старались перехватить пронырливые администраторы. Из-за них интриговали и вредничали. Телетайпная лента тогда была предметом первой необходимости - ее использовали как скатерть на дружеских пирушках, на ней писали служебные и личные записки, неприхотливые сотрудники находили и другое, иногда называемое прямым, применение желтой плотной ленте с темными точечками необработанной целлюлозы и текстами "тассовок". Долгое время ТАСС, "уполномоченный заявить", был единственным информационным агентством на территории СССР, и именно название этого гиганта стало словом, обозначавшим любое сообщение агентства. Так что телетайпы и Телеграфное агентство Советского Союза повлияли на газетно-телевизионную жизнь и с лингвистической, и с бытовой точек зрения.
   Теперь телетайпные аппараты кажутся такой же древностью, как и этрусские вазы, - их отправили в ссылку на склад, чтобы не пропали и могли бы порадовать археологов третьего тысячелетия... В комнате, где гремели шумные аппараты, устроили видеотеку. А все корреспонденты и редакторы стройными шеренгами отправились овладевать компьютерной грамотой, часто не вполне владея грамотой обыкновенной.
   Компьютеры сделали жизнь журналиста проще. Компьютеры и особенно глобальные и локальные сети должны были превратить журналистов, по крайней мере, телевизионных, в любителей тишины и покоя: выбрал информашки, составил текст, переслал редактору, получил его обратно с правкой, исправил по-своему, заслал обратно, потом, тоже при помощи кнопок, отправил уже согласованный материал на телесуфлер, тоже с некоторых пор компьютерный. И ни гугу. Тишь да гладь, да божья благодать.
   Но природа телевизионной работы не терпит тишины. Телевизионным людям необходимы азарт и общение. Иначе зрители, с которыми они общаются, умрут от скуки. Поэтому журналисты, вооруженные новейшими технологиями, продолжали переругиваться и перешучиваться давно испытанным старым способом - вслух. И гвалт в горячие часы стоит в редакции просто невероятный.
   Пока Лизавета отбирала информашки, умный компьютер показал, что готов текст международного обзора. Она вывела на экран творение Кирюши Долгого. Переводчик и специалист по иностранным делам не любил свою фамилию и норовил преобразиться в примитивного Долгова, но языкастые репортеры мешали. Уж больно подходящей была "натуральная" фамилия Долгого.
   Лизавета глянула на экран и тут же крикнула:
   - Кирюша, зайди ко мне на минуту.
   Приглашение пришлось повторить трижды. Наконец в комнату вплыл долговязый, белобрысый и белозубый Кирюша. Модная короткая стрижка, безмятежная улыбка и полная отрешенность делали его похожим на очаровательного недоросля "а ля Митрофанушка".
   - Привет, Кирюша, - ласково поприветствовала гостя Лизавета.
   Обозреватель Долгий очень болезненно реагировал, если его начинали ругать с места в карьер. В этом случае он мрачнел, погружался в себя, как улитка прячется в свой прочный домик, и достучаться до зачатков Кирюшиного разума уже не было никакой возможности. Ругали Кирюшу часто. И все, кто это делал, в том числе Лизавета, успели изучить его привычки. В данный момент Лизавета собиралась раскритиковать три сюжета из четырех, написанных международным обозревателем Долгим. Свой первый вопрос Лизавета постаралась сформулировать как можно аккуратнее:
   - Кирюша, скажи, пожалуйста, вот тут у тебя написано - "Иордан". Что это за страна Иордан?
   Обозреватель Долгий пожал плечами:
   - Ну, эта... там еще король умер в прошлом году.
   Кирюша ответил верно, похороны короля Хусейна освещала вся мировая пресса.
   - А как по-русски называется эта страна? - терпеливо гнула свою линию Лизавета. Сей вопрос они с Кирюшей обсуждали уже не раз.
   - Так и называется! - беззлобно оскалился Кирюша. Он был человек сугубо мирный, ссориться не любил и откровенно страдал, когда к нему приставали с разными пустяками.
   - Кирюша, - с напором произнесла Лизавета, - мы же об этом говорили, по-английски все правильно - Jordan, а по-русски...
   Кирюша обижено набычился.
   - Как же по-русски? - Лизавета подождала секунд сорок и ответила сама: - Иордания.
   - Но ведь и так понятно, - резонно заметил обозреватель Долгий.
   - Ты должен быть точным. Не ровен час - твои географические новости доведут до инфаркта какого-нибудь учителя, а бдительные пенсионеры снова будут звонить мне и объяснять, как называется Иордания. Заметь: мне, а не тебе. Ну, поправь...
   Кирюша, пыхтя, вставил в текст две буквы, причем сделал это так, чтобы ни у кого не оставалось сомнений - он уступает грубой и тупой силе.
   - Теперь вот что, Кирюша, у тебя тут написано: "На заседании Парламентской ассамблеи Совета Европы снова всплыли дейтоновские соглашения по Боснии". Что такое дейтоновские соглашения?
   Кирюша не ответил - догадался, что вопрос риторический. Пыхтение усилилось.
   - Если бы их подписали в некоем городке Дейтонове, они были бы дейтоновские. А дело было, если мне не изменяет память, в Дейтоне, следовательно, соглашения - дейтонские.
   - А на Останкино говорят "дейтоновские"! - важно изрек Кирюша.
   - Во-первых, такого не может быть, а во-вторых, мне не интересно, что говорят на Останкино. - От этого аргумента так попахивало пресмыкательством перед всем столичным, что Лизавета разозлилась по-настоящему. - А в советские паспорта вписывают отчество "Никитович", тем не менее по правилам русского языка следует говорить "Никитич", так же как "Ильич". И писали бы "Ильевич", да только вождь родился до революции!
   Кирюша покорно сделал соглашения дейтонскими.
   - Теперь вот тут. - Лизавета прогнала текст на экране до четвертого сюжета. - У тебя написано про какого-то Сама Нуджому. Это кто такой? Кирюша замолк. - Президент Намибии, да? Как его зовут?
   - Я с ним не знаком! - огрызнулся Долгий.
   Лизавета, удивленная неожиданной агрессивностью собеседника, оглянулась. За ее спиной стоял Саша Маневич. Когда Кирюшу ругали при посторонних, а не наедине, Долгий становился койотом, злобным и задиристым. У Лизаветы закаменела щека.
   - Это твое личное дело... Я бы даже сказала - твое личное несчастье. При случае рекомендую познакомиться. Но дело в другом. Ты, сколько я помню, отвечаешь у нас за международные дела, поэтому знать, как именно зовут президента страны, которая десять лет назад в трудной борьбе завоевала независимость, входит в твои должностные обязанности.
   Напоминание о должностных обязанностях Кирюша воспринял как личное оскорбление. Однако переспросил:
   - Как, как его зовут?
   И под диктовку, по буквам записал - "Сэм Нуйома". После чего, не прощаясь, вышел.
   - Эко ты его сурово. - Маневич плюхнулся на цветастый диван.
   - Не могу больше, устала... - Она вздохнула. - Это какая-то интеллектуальная девственность, или, скорее, интеллектуальное безбожие, причем воинствующее... Вот он записал, как зовут этого несчастного Нуйому. Думаешь, в следующий раз напишет правильно? Ничего подобного. Я проверяла. И не только я. Как-то Лана Верейская пять раз его поправляла: "Монтсеррат Кабалье, Монтсеррат Кабалье", все равно у него получилось Кабальеро.
   - Ага, - поддержал ее Маневич, - мне Лана тоже как-то жаловалась: он ей Масленицу на Кипре устроил - под тем предлогом, что греки-киприоты православные. Она кричала: "Басурман! Нехристь! Ты еще катание на тройках в Лимасоле организуй!" А когда он назвал бельгийскую королеву Беатриче, Лана спросила, имеет ли он в виду подругу небезызвестного Данте, на что Кирюша ответил - мол, про ее роман с Дантоном "Рейтер" ничего не прислал.
   Кирюшины ляпы можно было обсуждать вечно. Это занятие давно стало в редакции рутинным развлечением, о них говорили, когда больше не о чем было говорить. Долгого воспитывали и перевоспитывали. В результате он стал чаще улыбаться и чаще возражал: "Но ведь меня же и так все поняли".
   Лизавета вытащила из пасти принтера распечатанные тассовки - незаметно и навеки внедрилось это словечко в лексику "великого и могучего"...
   - Ты очень загружена? - озабоченно поинтересовался Саша. Сам он был постоянно чем-то занят - переговорами, съемками, текстами, - а потому уважал занятость других.
   - Нет, милый, для тебя время всегда найду! Я получила твое сумбурное послание. Очень рада, что Леночка нашлась.
   Маневич сурово остановил ее:
   - Значит, послание действительно было сумбурным. Нашли тело Леночки. В подвале.
   В комнате повисла долгая пауза. Лизавета почему-то уставилась на экран компьютера, где по-прежнему можно было прочитать опус Долгого. Но она не читала - строчки расплывались. Значит, напрасно она себя утешала. Все еще страшнее, чем ей казалось. Лизавета опустила глаза и заметила, что руки у нее трясутся.
   - Как? Где? - Она прикусила пальцы. - Как это - тело?!
   - Мне позвонил Леночкин муж, Валера. Вернее, он звонил тебе, но я сказал, что могу тебя заменить. Его вызывали на опознание. Леночка умерла. От кровоизлияния в мозг. Ее нашли рабочие. В подвале. Долго не могли опознать труп. Потом связали неопознанный труп с заявлениями о пропавших и завели новое дело.
   - Дело? Ты хочешь сказать, ее убили?
   - Я сказал то, что сказал. Умерла... - Саша судорожно сжал губы, потом повторил последнее слово по слогам, отчетливо и оттого вдвойне страшно: - У-мер-ла.
   - Нет... Как это, не может быть, ты сказал, в подвале... - Лизавета с трудом подыскивала слова. Теперь тряслись не только руки - она дрожала всем телом. Ее буквально колотило от озноба, хотя в комнате было тепло. От страшной вести веяло жутким холодом. Мысли путались. - Умерла в подвале? Как это может быть?
   - Не знаю... Могу рассказать только то, что мне известно. Вчера вечером Валеру вызвали из отделения, отвезли на опознание. Он ее узнал. Платье, пальто - вся одежда ее. - Маневич помолчал, вспоминая. - Это точно Леночка, никаких сомнений. Муж, естественно, в шоке, он странно говорил, как блаженный. Мол, это она, а дело закрыто, родственникам разрешили забрать тело. Я половину не понял, что он говорил. Но что-то вроде этого. Я, как с ним поговорил, сразу рванул в отделение, даже без звонка. Нашел этого дознавателя, на котором висело дело о пропаже. Приятный, как оказалось, парень, это он всюду приметы разослал, очень оперативно, обычно так быстро не делают, потому ее и опознали, так что он молодец. - Саша славился умением быстро и качественно налаживать отношения с правоохранительными органами, особенно с низами, с теми, кто трудится на земле. - Хороший парень, хоть и новичок, - повторил свою характеристику Маневич и неожиданно добавил: - В общем, сегодня он закрывает дело.
   - Как закрывает! Как его можно закрывать, если его только открыли? Тут же все непонятно! Они что, суки, этого не видят? Или хотят поскорее прикрыть свою задницу? - не сдержалась Лизавета. Саша от удивления даже вскочил с дивана - Зорина не любила открытую брань и всегда ставила на место любителей ненормативной лексики. А тут... Впрочем, понять можно: за годы работы на телевидении Лизавета так и не привыкла к тому, что подход к расследованию "глухих" дел - а именно таким было, с точки зрения отделения, исчезновение студийного гримера, - мягко говоря, отличался своеобразием. Ведь Лизавета не специализировалась на криминале, а занималась им параллельно с прочими темами. Саша воспринимал все спокойнее. Что поделаешь, жизнь - не сахар...
   - Конечно, подозрительно, кто спорит! У тебя курят? - спросил Саша. Лизавета время от времени бросала курить и начинала безжалостно гонять курильщиков из комнаты. Сейчас был период "некурения", но для дорогих друзей она всегда делала исключение.
   - Кури!
   Саша вытянул из кармана операторского жилета пачку своих любимых "Лаки страйк", щелкнул бензиновой "Зиппо", глубоко затянулся и продолжал:
   - История, кто спорит, не бей лежачего. Тело нашли три дня назад, жэковские рабочие пришли выкачивать воду из подвала, приспособили помпу и... побежали в милицию. Это совсем другое отделение, в центре, пятое или... не знаю. Те не сразу прошлись по ориентировкам на пропавших. А когда их достали, сразу наткнулись на Леночкину фотографию и приметы. Я говорю: дознаватель молодец, быстро сработал. Описание-то приметное. И все до мелочей, включая одежду, совпало. Потом экспертиза, хорошо, что ее быстро провели, патологоанатомы сейчас завалены горами трупов. Вывод однозначный естественная смерть, инсульт. А раз есть тело и нет признаков насильственной смерти...
   Лизавета оборвала коллегу:
   - То есть твой приятный парень полагает, что дело обстояло следующим образом: замужняя женщина, не бродяжка, не шлюшка, уезжает в командировку, потом возвращается в город, идет в подвал, расположенный далеко от дома и залитый водой. Там ее неожиданно настигает инсульт, и она умирает в подвале и в одиночестве. А поскольку рядом вода, то падает в воду! Так, что ли? Это похлеще, чем инфаркт в буфете. Причем мы с тобой знаем, что она была не одна. С ней был этот Целуев. По крайней мере, у нас нет никаких оснований считать, что они простились при въезде в город. Зато есть все основания считать, что Целуев пытался втянуть Леночку в не очень понятную историю, где требуется портретный грим. А ты спокойненько соглашаешься, что дело можно закрыть! Хороший подход, удобный! Не хлопотный! - Лизавета тоже вскочила. Теперь они стояли друг против друга, глаза в глаза. Маневич явно чувствовал себя неуютно.
   - Что ты меня за капитализм агитируешь! - Он поискал глазами пепельницу, не нашел и раздавил окурок в стоявшей на Лизаветином столе гильзе. Эту гильзу от боеприпаса к знаменитому ракетному комплексу "Тунгуска" он сам привез ей как сувенир с испытательных стрельб на полигоне "Ржевка". - И ребенок разобрался бы, что дело нечисто. Да только нет юридических оснований тянуть дело. Нет!
   Лизавета, услышав это его "нет", махнула рукой и уткнулась в компьютер.
   Саша и сам знал, что лукавит. Дело закрывали потому, что нашелся формальный повод избавиться от очевидного "глухаря", способного испортить статистику за месяц или даже за квартал. А нынешнее милицейское руководство за статистику взялось вполне серьезно. Маневич подошел поближе и сказал тихо, но твердо:
   - Они не совсем правы, я понимаю... Что ты на меня-то взъелась?
   - Я не взъелась, мне работать надо, - сухо ответила Лизавета. Ей не нравилось, когда ее держали за "болвана в старом польском преферансе", а Сашина манера всегда защищать милиционеров попросту раздражала. Их служба, конечно, и опасна и трудна, но уж слишком часто не видна. И на первый взгляд, и позже.
   Саша сразу потускнел.
   - Да попробую я, попробую что-нибудь сделать. Как из Москвы вернусь. Мне наш Борюсик подписал командировку. Я его уговорил.
   Шеф-редактора они называли "наш Борюсик", в отличие от просто "Борюсика", так именовали куда более высокопоставленную персону деда-президента.
   Раньше начальник "Петербургских новостей" подписывал командировки с легкостью необычайной, особенно своим фаворитам: в Ташкент - пожалуйста, в Омск-Томск-Красноярск - бога ради, в Хабаровск-Биробиджан-Владивосток сколько угодно. Командировки очень скоро превратились в обыкновенный туризм, в поездки по местам былой журналистской славы или в семейные путешествия. Привезенные репортажи более всего походили на путевые заметки: вот завод, вот порт, вот город, основанный Ярославом Мудрым. Первой взбунтовалась бухгалтерия. И теперь даже для того, чтобы поехать в Москву, требовали жесткое обоснование командировки. Что-нибудь эпохальное.
   - Что ты ему наплел?
   - Я аккредитовался на подписание Союза с Белоруссией. Это оказалось проще, чем я думал. Перегоню репортаж и задержусь на пару дней. Дума ведь заседает, несмотря на демарш меньшинства. Мессир Зотов там, мессир Поливанов, думаю, тоже. Заодно попытаюсь выйти на врачей из этого парламентского центра.
   - Они, наверное, из ЦКБ. - Лизавета не удержалась и принялась советовать. - Впрочем, не мне тебя учить. Сам сориентируешься. - Потом она опять вспомнила про закрывающееся дело о смерти Леночки и отвернулась.
   - А этим я займусь, честное слово. Как вернусь - так сразу! повторил обещание Саша.
   - Не понимаю, зачем ждать? Ты когда уезжаешь? Сегодня?
   - Нет, завтра вечером.
   - А у меня завтра выходной, законный после выпуска. Можем утром сходить в этот подвал. Если ты, конечно, узнаешь адрес. Или это будет чересчур нелояльно по отношению к твоим "хорошим милицейским парням"?
   - Уж если я чего решил... Ладно, узнаю адрес... Не переживай!
   - Я не переживаю, просто коль скоро мы ввязались...
   - И не учи ученого. Завтра пойдем, а теперь сосредоточься на выпуске.
   ...До искомого подвала они добрались с трудом, хотя адрес в милиции дали точный. Не аборигену было трудно отыскать неприметный подъезд в глубине третьего от улицы двора. Но попасть в этот самый подвал оказалось куда труднее - на дверях красовался новенький амбарный замок. Маневич потрогал пальцем дужку:
   - Еще в смазке. Недавно повесили. Взламывать будем? - Распахнув куртку, он начал шарить по бесчисленным карманам операторского жилета в надежде отыскать что-нибудь подходящее для работы.
   - Тебя погубят криминальные наклонности. - Лизавета внимательно оглядывалась. Подъезд производил угнетающее впечатление - облупившаяся темно-коричневая краска на стенах, потеки на давно забывшем о побелке потолке, стертые чуть не до дыр ступеньки и неистребимый запах пыли и кошек. Человек в здравом уме и твердой памяти не пойдет сюда даже по приговору суда. Как же Леночку-то занесло?
   - Ты узнал, кто нашел тело?
   - Спрашиваешь! - Маневич жестом фокусника извлек из кармана все того же жилета свой неизменный блокнот. - Вот, доблестные труженики РЭУ-16 Сидоркин, Иванов и Габридзе. Рабочие. Так будем открывать дверь или нет? Я почему спрашиваю - если ты не возражаешь, я, пожалуй, начну, а то мне надоело все время оправдываться.
   - Повременим пока. Давай лучше отыщем РЭУ. Там адрес есть? - заявила Лизавета, и они вышли из подъезда.
   Здание ремонтно-эксплуатационного участка ? 16 располагалось не в таком медвежьем углу. Под "офис" РЭУ построили совершенно новое помещение, и трехэтажный дом красного кирпича смотрелся даже элегантно. Внутренняя отделка тоже была на уровне - свежеокрашенные кремовые стены, на полу отчетливо импортный линолеум. Не роскошь, но все же.
   - Значит, они не дальтоники, - сказала Лизавета, остановившись в коридоре.
   - Кто они? - слегка ошалел Саша.
   - Эти, коммунальщики... - Лизавета с трудом выговорила слово, принятое для обозначения всех, кто трудится в бесчисленных РЭУ, ПРЕО и ГРЭППах. - Они выбирают такие странные цвета для покраски лестниц и парадных, что мне казалось, там высок процент дальтоников. А оказывается, при желании могут и повеселее что-нибудь выбрать.
   По обе стороны длинного коридора были видны закрытые двери без всяких опознавательных знаков. Лизавета открыла ближайшую.
   - Добрый день, не подскажете, как найти Иванова, Сидоркина или Габридзе?
   Толстая женщина, склонившаяся над совершенно пустым и гладким канцелярским столом, подняла голову:
   - Они на вызове... Ой, а телевидение к нам зачем? Это же вы, да? Она широко распахнула глаза, разглядев Лизавету. - Ой, ну прямо как вчера на экране, только моложе! Так вы к нам? Я сейчас начальнику...
   - Мы без камеры, - поспешил успокоить ее Саша Маневич. - Нам просто нужен кто-нибудь из этой троицы - поговорить.
   Труженица коммунального труда посмотрела на него с хитроватыми прищуром:
   - Это насчет той женщины? Кошмарная история. И ведь не бомжиха какая-нибудь. Приличное такое пальто...
   - Так помогите нам, очень надо. - Саша умел разговаривать с народом. Проникновенно и убедительно.
   - Даже и не знаю... Иванов и Сидоркин уехали материалы грузить. А Габридзе... В гараже, наверное. У него там приятель... - И толстуха подробно объяснила, как пройти к гаражу РЭУ.
   - Спасибо большое, вы нам очень помогли. - Саша благодарно покивал. - А вот еще вопрос... Этот подвал, он открытый был? Когда замок-то повесили?
   - Да он всегда висел! - возмутилась толстуха. - На том участке у нас дворник хороший. Она бы сообщила, если что не открыто. У нас с этим строго - подвалы, чердаки. Знаем инструкцию, держим закрытыми.
   - А дворника как найти? - поинтересовался Саша. Ответ на этот вопрос тоже был получен немедленно.
   Транспорт РЭУ содержался в отдельном здании, выстроенном посреди довольно просторного двора-колодца. Металлические ворота были закрыты, и Маневич решительно толкнул половинку двери, выкрашенной рыжей масляной краской. Дверь немелодично скрипнула. В гараже было темно, удалось разглядеть только контуры тракторов и грузовичка с нежным названием "Газель". Они сделали два шага, Лизавета немедленно споткнулась о какую-то запчасть и тихонько чертыхнулась.
   - Эй, есть кто-нибудь?
   Саша повторил вопрос дважды, прежде чем услышал ответ.
   - А кто нужен?.. - крикнули из темноты. Саша сориентировался и пошел на голос. Лизавета осторожно двинулась следом. Потихоньку они дошли до двери, под которой виднелась полоска света. Стучать Маневич не стал.
   - Габридзе здесь?
   Дверь открылась почти сама по себе, как от ветра. В маленькой подсобке сидела теплая компания хорошо известного типа людей - любителей поутру пропустить бутылочку на троих в антисанитарных условиях. Уставленную стеллажами грязную комнатку никак нельзя было назвать подходящей для приема пищи и распития спиртного, однако дефицит стерильности вовсе не мешал работягам в пятнистых зеленоватых ватниках наслаждаться жизнью - они сидели на табуретках вокруг импровизированного стола из автопокрышек и прекрасно себя чувствовали. Незваные гости остановились на пороге.
   - Так есть Габридзе? - снова задал вопрос Саша.
   - Ну, я Габридзе... - пробасил сидящий в углу усатый парень. В принципе, из всех присутствующих он больше всего и был похож на носителя грузинской фамилии: черные, чуть вьющиеся волосы и нос с заметной горбинкой выдавали кавказское происхождение. Но говорил парень чисто, без акцента.
   - Здравствуйте, мы журналисты, с телевидения. Хотели бы задать вам несколько вопросов... - осторожно начал Маневич.
   - Точно, с телевидения, - обрадовался самый пожилой рабочий. - А я смотрю, у девушки лицо такое знакомое, все вспоминал, из какой она квартиры.
   Лизавета улыбнулась и опустила глаза, а отвечать не стала, чтобы не отвлекаться на разговор о том, кто, где и когда видел ее на экране.
   Габридзе отреагировал не столь весело:
   - А что надо-то?
   - Мы насчет тела, которое вы нашли в подвале! - сказал Саша.
   - Вот, что я им говорил? Затаскают! Не надо было ничего трогать! досадливо махнул рукой Габридзе и отвернулся. Его собутыльники тоже молчали. Пауза затягивалась.
   - Простите, как ваше имя-отчество? - поинтересовалась Лизавета. Чтобы возобновить вдруг оборвавшийся разговор, самое лучшее - задать простой и ясный вопрос.
   - Мое, что ли? Георгий Давидович. - Габридзе откликнулся не сразу.
   - А кому вы говорили, что тело надо оставить там, где есть? - вступил в беседу Маневич.
   - Да всем говорил, хлопот не оберешься с этой милицией и прочим...
   - А что - не в первый раз тело находите? Опыт был?
   Габридзе возмущенно замотал головой:
   - Еще чего, первый раз такое, слава Богу! Правда, был случай, под лестницей бомжа нашли, в семнадцатом доме, да ведь бомж - он и есть бомж, умер и умер, тогда никто не интересовался, а тут уже два раза в отделение вызывали! Теперь вы еще пришли... Я знал, что затаскают! Приличная такая дамочка...
   - А раньше в этом районе вы ее не встречали?
   - Да разве всех упомнишь?!
   - А в подвал почему пошли? - спросила Лизавета. Они с Сашей так и стояли на пороге. Войти их никто не пригласил, уступить табурет даме тоже никто не торопился. Впрочем, Лизавета не обиделась - не в Версаль приехала...