Баконина Марианна. Школа двойников (1 и 2 части)

   Лизавета была удивлена - здоровый и целый имиджмейкер походил на печального Пьеро, а больной и несчастный веселился, как расшалившийся Буратино. Его веселье словно освещало больничную палату, играло солнечными зайчиками на белых стенах. Хозяин фирмы "Перигор" лежал в отдельной палате, вполне, по нынешним временам, комфортабельной - высокая хирургическая кровать, стойка для капельниц, раковина, столик с лекарствами, еще один для цветов и гостинцев. Напротив кровати два кресла, для посетителей. Видимо, больше двух посетителей к раненому психологу не пускали.
   - Я хотела спросить...
   - Вот вы и испортили мне все удовольствие. Я-то думал, что вы просто навестили страждущего, уже и друзьям собирался хвастаться, что меня у одра болезни посещают звезды экрана, а вы...
   - А мы можем вступить в сговор... - улыбнулась Лизавета. - Вы ответите на мои вопросы, но об этом мы никому не скажем, а потому вы имеете право говорить, что я приходила без задней мысли!
   Кокошкин с видимым усилием повернулся на бок.
   - Я должен был догадаться, что посещение больных - не ваше амплуа. Что ж, чем могу - помогу!
   - Не беспокойтесь, ничего сверхординарного. Всего одно имя - как зовут эту учительницу хороших манер...
   - Все-таки догадались...
   - О чем? Просто я решила спросить...
   - Догадались, чем все же занимается мой друг Целуев. - Психолог облизал разбитые губы. Потом приподнялся и попробовал вскарабкаться повыше, но застонал и опустился на подушку.
   - Вам помочь? - бросилась к нему Лизавета. - Давайте я поправлю подушку!
   - Ох, спасибо! Здесь вполне квалифицированные и миловидные сестры, однако ваши лилейные ручки...
   Лизаветины красивые, но тренированные руки (тут и теннис, и работа на пишущей машинке, и хозяйство) можно было назвать лилейными только в шутку. Она поправила сбившуюся подушку и вернулась в кресло.
   - Раз шутите, значит, вы не так уж плохи. А Людмила кудахтала - "при смерти, при смерти".
   - Иногда полезно подлечиться, - опять улыбнулся Кокошкин. - Ну что, вам нужна фамилия преподавателя сценодвижения? Хотите выяснить, кого она обучала? А, журналисты-расследователи?
   - Возможно, - посуровела Лизавета. Веселье психолога вдруг показалось искусственным, будто он нанюхался какой-то дряни и смеется натужно, по обязанности.
   - Тогда записывайте. Калерия Матвеевна Огуркова, Садовая, сто двадцать шесть, квартира восемь. Телефон отсутствует. Дерзайте! Она почти всегда дома, даже в магазины не выходит. Уроков у нее сейчас нет, насколько я знаю... Вперед, дерзайте!
   - Мы подумаем. - Лизавете все меньше нравился глумливый тон психолога. - Желаю вам скорейшего выздоровления.
   - Сердечно благодарю, давайте я буду всем говорить, что вы мне не яблочки принесли, а пластырь никотинел.
   - Это еще зачем? - ошалело переспросила Лизавета, тут же забыв о неподобающем поведении больного.
   - Курить страсть хочется, а мне не разрешают. Я слышал, пластырь может утолить никотиновый голод.
   - Хорошо, договорились!
   - Удачи вам! - С этим напутствием журналисты удалились.
   Отыскать квартиру Калерии Матвеевны Огурковой было непросто. Огромный дом на Садовой представлял собой лабиринт дворов и лестниц, утративших какие бы то ни было опознавательные знаки не то в ходе приватизации, не то во время капитального ремонта без выселения жильцов, вошедшего в моду в конце восьмидесятых.
   Савва и Лизавета терпеливо бродили по темным лестницам и внимательно всматривались в цифры на дверях - другого способа отыскать восьмую квартиру не было. Терпение репортеров, закаленное на долгих пресс-конференциях, многим показалось бы безграничным. Только однажды Савва, наступивший на экскременты, оставленные, вероятно, лицом без определенного места жительства, тихим словом помянул местную власть, которая должна не только бороться за избрание и переизбрание, но и следить за мелочами вроде наличия бомжей и отсутствия лампочек в домах, принадлежащих муниципалитету.
   И вот - эврика! Они оказались перед рыжей, многократно окрашенной дверью: на косяке - цепочка кнопок, возле одной из них металлическая пластина, долженствующая, судя по рулончикам на краях, изображать пергаментный свиток, на пластинке высокими псевдоготическими буквами выгравировано: "Профессор Театрального Института К. М. Огурков".
   - Буква "А" куда-то потерялась... - многозначительно произнес Савва и, посмотрев на запыхавшуюся Лизавету, нажал на кнопку звонка.
   Ждать пришлось довольно долго. Он уже собрался позвонить еще раз мало ли как там со слухом у почтенной преподавательницы, - но не успел. За дверью прошелестели шаги, вовсе не старческие, и ломкий, с басовитыми нотками голос задал классический вопрос:
   - Кто там?
   - Добрый день, - отозвалась Лизавета и сразу взяла Савву за руку, призывая к молчанию. Он и сам сообразил, что, учитывая напряженную криминогенную ситуацию, разумнее вести переговоры женским голосом. - Мы журналисты с Петербургского телевидения, мы хотели бы поговорить с Калерией Матвеевной.
   Лизавета была готова к долгим уговорам и объяснениям, но лязгнул тяжелый замок, и дверь немедленно распахнулась - никаких цепочек, крюков, капканов, полная открытость и доверчивость. И совершенно неожиданное приветствие:
   - Проходите, проходите, Елизавета, не знаю, как ваше отчество, здравствуйте.
   Обалдевшие Савва и Лизавета, даже не разглядев толком хозяйку, вошли в полутемный коридор.
   - Прямо, прямо, - пригласила их Калерия Матвеевна, - идите за мной, и осторожно, тут у нас нагромождения.
   Словечко "нагромождения" она произнесла с неповторимой интонацией человека, выросшего в просторных апартаментах и знавшего, что такое мамина спальня, что такое буфетная, кабинет отца и девичья, в которой живут горничная и кухарка. Лизавете эти интонации были знакомы - временами ее родная бабушка, ученица, но не выпускница Смольного, говорила точно так же, чуть нараспев: "У нас в имении..."
   - Вот моя комната. - Калерия Матвеевна распахнула двери, и они оказались в просторной, старомодной комнате.
   Старомодной комната выглядела не из-за старинной мебели. Антиквариат сейчас в моде, и за павловскими стульями и александровскими ломберными столиками охотятся толстосумы. Мебель была расставлена на особый манер, стол - обязательно в центре, вокруг него толпятся стулья и кресла с высокими спинками. В стороне горка, в другом углу высоченное трюмо с двумя тумбами по бокам. Напротив широкого окна - диван с резными подлокотниками и ножками, обитый узорчатой тафтой. Так выглядят комнаты, в которых живут люди, привыкшие к простору и комфорту.
   - Раздевайтесь и располагайтесь, - гостеприимно улыбнулась Калерия Матвеевна, - я полагаю, от чая никто не откажется?
   Гости кивнули. Калерия Матвеевна включила электросамовар, стоящий на приставном столике у дальнего края овального обеденного стола, постелила поверх бордовой скатерти из тяжелого плюша клетчатые салфетки, достала из горки нарядные, все в красно-золотых маках чашки (Лизавета ни секунды не сомневалась, что на донышке каждого блюдца и каждой чашечки есть клеймо фабрики Попова), разложила серебряные ложечки, поставила сухарницу с печеньем - печенье, правда, обыкновенное, польское ванильное, конфетницу, сахарницу, тарелочку с тончайшими ломтиками лимона.
   - Варенье мы уже, к сожалению, съели. Буквально на прошлой неделе отправила племяннице последнюю баночку вишневого, - словно извиняясь, сказала Калерия Матвеевна. - Да. Я так рада, так рада видеть вас, Елизавета...
   - ...Алексеевна, только можно без отчества, я почему-то не привыкла, - откликнулась Лизавета.
   - Да, это мы, педагоги, с младых ногтей привыкаем к обращению по имени-отчеству, - вздохнула Калерия Матвеевна.
   Савва, еще не пришедший в себя после странного узнавания у входных дверей, был совсем раздавлен: вот оно, крыло птицы славы, - звонишь в дверь совершенно незнакомому человеку, он тут же тебя впускает да еще и очень рад видеть! Савва внимательно посмотрел на хозяйку дома, Калерия Матвеевна была похожа прежде всего на деву, а уж потом на старую - свежее, румяное, несмотря на морщины, лицо, яркие, живые серые глаза, чуть навыкате, полные выразительные губы, аккуратные седые, вполне стародевические букольки скреплены затейливым черепаховым гребнем. Вполне возможно, она побывала замужем, но в представлении юного Саввы выглядела как старая дева: черней черного длинная узкая юбка, белей белого блузка с кружевной мережкой и жабо, подколотое брошью-камеей.
   - Тогда я буду называть вас Елизаветой, - продолжала преподавательница сценодвижения. - Я вас сразу по голосу узнала, такой приметный голос, такой необычный и в то же время приятный тембр... Угощайтесь, угощайтесь...
   - Калерия Матвеевна, мы к вам по делу.
   - Понимаю, что не просто чайку попить, - ответила хозяйка, - и все же не забывайте, вот печенье, вот конфеты... - Она пододвинула сухарницу и конфетницу поближе к гостям.
   - Вы знаете психолога Кокошкина?
   - Игорька? Конечно, очень милый молодой человек. Я с его бабушкой еще была знакома. И Игорька с детства знаю. Потом даже помогала ему одну статью для диссертации написать. - Калерия Матвеевна поправила гребень.
   - Статью? Для диссертации? - Лизавета предполагала, что хозяйка в свое время с блеском училась в театральной студии, потом сценическая карьера, потом преподавание. Владелец же фирмы "Перигор" защищался по модной специальности "политическая психология". Каким образом старая актриса могла ему помочь?
   - Он называл это "знаковые социальные движения". - Калерия Матвеевна заметила недоумение в глазах гостьи и поторопилась пояснить: - Там реверанс, книксен, поцелуй руки, рукопожатие...
   "Ах, вот кто научил господина Кокошкина бесподобно, в манере юного князя Юсупова, кланяться и прикладываться губами к дамским ручкам!" Лизавета вспомнила, как раскованно прощался психолог после первой встречи.
   - Такие движения существуют и сейчас. Вы не замечали, что люди, причастные к так называемой номенклатуре, совершенно по-особому говорят "здравствуйте" и "до свиданья"? Что на глазок можно определить человека из КГБ?! - Савва чуть не поперхнулся чаем и закашлялся.
   Калерия Матвеевна смерила его холодным взглядом:
   - Что вы так распереживались на этот счет?
   - Нет, нет, ничего. - Савва поежился под взглядом старой дамы, поправил галстук, одернул рукава рубашки.
   - Вот об этом и была статья - о знаковых жестах. Да и потом он меня приглашал - позаниматься с кем-либо. Сейчас в нашей академии платят гроши, и я занимаюсь частной практикой. У меня регулярно группы девочек - будущие дикторы телевидения, танцовщицы... - Калерия Матвеевна предпочла не заметить непочтительную ухмылку Саввы, услышавшего про девушек-дикторов. С предпринимателем занималась...
   - Вот об этих занятиях мы и хотели спросить. - Лизавета поспешила вмешаться, заметив, что Савва готовит едкое замечание не то насчет девочек, не то насчет предпринимателя. - Игорь Кокошкин говорил, что вас как-то пригласил поработать его знакомый - Олег Целуев.
   - Да, я знаю и этого молодого человека. - Калерия Матвеевна воздержалась от всяческих характеристик, что было красноречивее любых слов.
   - И там было какое-то необычное задание... - осторожно подсказала преподавательнице Лизавета.
   Та помолчала. Потом манерно сжала губы, бросила на Лизавету строгий взгляд:
   - Вам об этом Игорек рассказал?
   - Да!
   Калерия Матвеевна снова замолкла. И лишь после значительной паузы решилась ответить:
   - Ладно, вам ведь Игорек сам дал адрес... Вообще-то он просил никому ни о чем не говорить. Но раз сам... Этот его знакомый мне не очень нравится, скользкий он, как змей водяной, и липкий, как мухоловка, но работа... - Она беспомощно пожала плечами - мол, не я создала сей несовершенный мир, в котором пожилые, хорошо воспитанные дамы вынуждены общаться с липкими, скользкими типами. - И в этот раз поручение было совсем непонятным, он привел меня к каким-то людям, а уж те, в свою очередь, показали видеозаписи и поинтересовались, могу ли я научить кого-нибудь двигаться так же, как те, кого они сняли на пленку.
   - А вы? - поторопил старушку Савва, ему казалась невыносимо медленной ее манера говорить чисто, ясно, с паузами..
   - В принципе, это возможно, все зависит от способностей учеников и от того, какой степени сходства необходимо добиться. Так я и ответила.
   - И что?
   - Они показали мне учеников, вполне пластичные оказались ребята. Нет, не ребята, конечно, уже взрослые мужчины, как и те, кому они хотели подражать. Я с ними позанималась.
   - А вы не знаете, на кого именно они хотели быть похожими?
   - Вынуждена вас огорчить, я их не знаю. - Калерия Матвеевна ласково посмотрела на Лизавету. - Кое-какие лица, правда, показались мне знакомыми, но, знаете, как это бывает, эффект "дежа вю".
   - А откуда знакомыми, вы не можете вспомнить?
   - Зачем вы меня расспрашиваете? - элегантно всплеснула руками преподавательница сценодвижения. - Ведь Игорек их, кажется, знает!
   - Да что вы говорите! Каким же образом? - Савва язвительно посмотрел на Лизавету, а потом на хозяйку дома.
   Калерии Матвеевне этот взгляд явно не понравился, и она немедля поставила зарвавшегося гостя на место при помощи вполне аристократического, забытого в наши дни приема:
   - Не понимаю вашей иронии, молодой человек! Вас, кажется, Савва зовут? - Лизавета представила своего спутника, как только они вошли в комнату, и ни капельки не сомневалась, что старая дама прекрасно помнит его имя и фамилию.
   - Калерия Матвеевна, а как Игорь Кокошкин может их знать, если он не видел, кого вам показывали? Или вы приносили ему видеозаписи?
   - Что вы! Они там и прикасаться к ним не разрешали! - Теперь гнев и раздражение Калерии Матвеевны был направлен в более плодотворное для журналистов русло - на неведомых заказчиков. - Секретность, как в СМЕРШе! Мне, честно говоря, эта работа показалась очень подозрительной. Я рассказала Игорьку про нее, а заодно описала этих людей. Внешность-то у двоих весьма приметная. Один - высокий, крепкий такой, правда, с небольшим брюшком. Лицо с тяжелым подбородком. Нос длинный, прямой. Короткая стрижка. Прическа волосок к волоску, он еще так приглаживает ее. - Старая дама очень живо показала, как именно крепкий товарищ приглаживает волосы, и игриво улыбнулась. Сразу стало понятно, что она может блистательно скопировать любой жест.
   - А второй?
   - Второй тоже крепкий, высокий, они даже чем-то похожи с первым, только этот более подтянутый. Седой. С такой белой... - Калерия Матвеевна опять помогла себе движением руки, "нарисовав" пышную шапку волос, - с белой, чуть ли не в голубизну шевелюрой. Игорек даже назвал имя, но я не запомнила...
   Савва удовлетворенно кивнул. Кокошкин не понравился ему с первого взгляда, и теперь он получил прямые доказательства его лживости. Савва тут же засыпал Калерию Матвеевну вопросами:
   - Вы смогли бы их узнать, если бы еще раз увидели? Сколько их было? Где вы с ними занимались? Почему лица показались знакомыми?
   Град вопросов ничуть не смутил преподавательницу. Она с достоинством отвечала, что, несомненно, узнает этих людей, если увидит где-нибудь на улице, что группа у нее была из пяти человек, но почти все занятия шли индивидуально, что для занятий была арендована квартира, здесь неподалеку, и приходили они по очереди.
   - А как были одеты? - Лизавета с трудом вставила свой вопрос.
   - Я попросила костюмы. Ведь те, на кого они хотели походить, носят костюмы. И держатся очень представительно.
   - Как кто? Как дипломаты?
   - Нет, - рассмеялась Калерия Матвеевна. - Скорее, как военные... Да вы Игорька спросите, он-то знает...
   Лизавета не знала, как объяснить старой даме неестественное поведение Кокошкина, отославшего их к старой преподавательнице, вместо того чтобы просто назвать имена тех, чьих двойников она воспитывала. Когда трудно что-либо объяснить, лучше всего говорить правду, голую правду.
   - Он в больнице сейчас, на него же напали!
   - Как! - Калерия Матвеевна даже побледнела. - А что случилось? Почему он мне не позвонил?
   - Я и сама случайно узнала, - утешила ее Лизавета. - Он, наверное, не хочет никого видеть...
   - Да, после той истории с Мариночкой... Игорек стал очень нелюдимым. Я не понимаю таких женщин, которые готовы убежать от мужа, едва их поманят пальцем!
   - Да, кошмар. - Лизавета сделал вид, что она совершенно в курсе.
   - Мне еще и поэтому Целуев не нравится. Увести жену друга!
   Все тайное рано или поздно становится явным. Теперь Лизавета поняла, почему имиджмейкер Кокошкин так не любил имиджмейкера Целуева.
   - Да, люди бывают очень непорядочными! - Эта вполне банальная истина в устах Калерии Матвеевны прозвучала как смертный приговор, а когда приговор утвержден, говорить о преступлении более не имеет смысла. - В какой же больнице Игорек?
   Лизавета рассказала, как позвонить и справиться о состоянии Кокошкина, оставила свои координаты - просто так, на всякий случай, - отказалась от третьей чашки чая и, наконец улучив момент, начала прощаться. Калерия Матвеевна проводила их с Саввой до двери, прощание было предельно любезным.
   - Я знаю, у вас множество хлопот, но все-таки мне был приятен ваш визит. Я надеюсь, что он не последний.
   - Салон Анны Павловны Шерер, - пробурчал Савва, когда они вышли на улицу.
   - Нет, гораздо более изысканный салон. Анна Павловна была насквозь фальшивой, а Калерия Матвеевна ведет себя абсолютно искренне.
   - Ты еще скажи, что и этот твой психолог вел себя искренне, возмутился Савва. - Сам все знал, а нас отправил за пять верст киселя хлебать!
   - Уверена, что он сделал это преднамеренно. И если мы узнаем, почему он так поступил, мы узнаем многое, - задумчиво сказала Лизавета. Чуть позже она добавила: - А ведь очень характерный жест. - Она повторила движение, каким, по словам Калерии Матвеевны, "лицо с тяжелым подбородком" поглаживало лысину. - А ведь очень немногие в наши дни маскируют плешь столь откровенно...
   - Теперь будем заниматься лысинами, - заявил Савва, знавший, какой скрупулезной умеет быть Лизавета, если ее что-либо зацепит.
   - Лысина - как ключ к шифру. - Она почти не обратила внимания на его замечание. Потом они ехали в трамвае, затем шли к метро. Лизавета перебирала в памяти детали, рассказанные старой дамой. "Лысина, военные, Калерия Матвеевна их не знает, а Кокошкин узнал. Если людей можно опознать по устному портрету, значит, персоны известные, но не и.о. президента и не первый вице-премьер, их, наверное, и старомодная преподавательница знает в лицо. Какие-нибудь депутаты? Которых знает политический имиджмейкер, но не знает престарелая петербурженка... Но зачем готовить двойника-депутата? Проще и дешевле убрать и поставить своего или купить... Леночку убрали, возможно, потому, что кого-то из них она узнала... А Кокошкина избили... Знал ли Целуев, что его приятель с помощью Калерии Матвеевны выяснил, чем именно он занимается? И почему Кокошкин умолчал о главном? Он с ними играет... Надо было спросить Калерию, рассказывала ли она своему нанимателю о том, что его бывший приятель узнал некоторых персонажей?.."
   В метро Савва вдруг начал прощаться.
   - Ты разве не на службу? - спросила удивленная Лизавета, которая уже приготовила вопрос насчет не заданного Калерии вопроса.
   - Нет, поеду, но позже. Есть кое-какие другие делишки...
   - А у меня Рейтер, - уныло протянула Лизавета.
   - Тогда захвати вот это. Если появлюсь вечерком, заберу. - Савва вручил ей две бетакамовские кассеты.
   - Ну, конечно, я за тебя еще тяжести таскать буду! - начала было сопротивляться Лизавета, но коллега чуть ли не силой запихнул ей в сумочку серые пластиковые коробки.
   - Не велика тяжесть, это же не аккумуляторы! - резонно заметил репортер. И был прав - аккумуляторы, которыми некоторые операторы норовят нагрузить своего корреспондента, весят гораздо больше.
   А кассеты? Что кассеты! Каждый порядочный тележурналист таскает с собой сумку или носит на себе куртку, в которых, помимо прочих необходимых вещей, свободно помещаются три-четыре кассеты. Лизавета махнула рукой.
   - Ладно, пей мою кровь, потом отбатрачишь! Что там хоть записано?
   - Моя школа. Точнее, наша. Школа телохранителей. То, что не влезло в выпуск вчера.
   - А зачем ты их таскаешь с собой? - недоуменно вздернула брови Лизавета. Савва промолчал. На том и разошлись.
   Вечером Савва так и не появился, хотя Лизавета задержалась на работе дольше, чем предполагала. Хорошо, позвонил Байков, предложил проводить, ходить одной по пустым улицам Петербурга довольно страшно. Хоть по статистике уличная преступность последние годы уменьшается. С Сашей они простились у подъезда.
   - Пока. - Лизавета чмокнула его в щеку и побежала наверх, весело постукивая каблучками. Она была очень довольна собой. И немного стыдилась своего легкомыслия - ведь радовалась она тому, что вот уже не одну неделю успешно водит за нос любимого человека, запретившего ей вмешиваться в политические скандалы и вести какие бы то ни было расследования. А она только этим и занимается.
   Лизавета остановилась возле своей двери и принялась искать ключи. Первое, что она нашла, были Саввины кассеты. Она про них забыла и обнаружила только сейчас, когда стала рыться в сумочке в поисках ключей. Вот они, две серые голубушки. С Саввиной наклейкой. Мрачный Савва сделал своим символом вариацию на тему Веселого Роджера - черный флажок со скрещенными костями и улыбающимся черепом. Очень веселая эмблемка!
   Девушка извлекла связку ключей, протянула руку к замочной скважине и вздрогнула. Замок висел на двух шурупах и честном слове. Дверь приоткрыта.
   Она постояла секунду и бросилась к лестничному окну. Распахнула форточку. Во дворе, типичном петербургском колодце, ни души.
   - Саша! Саша! Ты где?
   Хорошо, что Байков не успел уйти далеко. Или это она так громко крикнула?
   - Что стряслось? - Саша не сразу нашел глазами Лизавету, замершую у окошка второго этажа.
   Она молчала.
   - Погоди, я сейчас... - Он за десять секунд взбежал по лестнице. Лизавета по-прежнему стояла, припав к подоконнику. - Ты можешь объяснить, что в конце концов стряслось? А?
   Только тут он заметил аккуратно отковырнутый замок и зловещую щель.
   - Ты не заходила? Молодец! Может, они еще там... Надо позвонить в милицию... Стой здесь.
   Саша осторожно дотронулся до ручки двери. Потянул на себя. Дверь тихонько скрипнула. Лизавета судорожно схватила его за руку.
   - Постой! Мне страшно! Ты говоришь, они еще там?
   - Вообще вряд ли, это я так, предположил. Но если они там, то уже в обмороке - ты так закричала, что динозавр оглох бы. Стой здесь! - Он шагнул вперед.
   - Нет, я боюсь. - Лизавета вцепилась в Cашину руку.
   Страхи оказались напрасными. В квартире никого не было. Воры успели уйти до их появления. Зато следы пребывания визитеров испугали бы и закаленных невзгодами героев Ладлэма. Что уж говорить о Лизавете! Она со стоном опустилась на пол.
   Сильный смерч, срывающий крыши с домов и уносящий автомобили и трактора, называется торнадо. Мощный смерч, сильный. Кто-то с энергией торнадо похозяйничал в квартире, где мирно жили Лизавета с бабушкой. Нетронутой оказалась только тяжелая мебель - шкафы и серванты. Все остальное - книги, бумаги, одежда, белье - валялось на полу. В полном беспорядке. Не осталось ни одного квадратного сантиметра голого пола трудно представить, что все эти вещи помещались в небольших в общем-то шкафах и стояли на немногочисленных полках. В фильмах последствия таких погромов смотрятся даже живописно - видна работа художников и декораторов. Здесь же о внешней стороне дела никто не заботился. Люди явно что-то искали, а для быстроты швыряли ненужное на пол.
   - Дела... - легонько свистнул Саша Байков. - Никогда ничего подобного не видел. Надо позвонить в милицию.
   Он пошел к телефону и набрал заветные "02".
   - Здравствуйте, я хочу сделать заявление насчет квартирной кражи. Моя фамилия? Или хозяйки? Елизавета Зорина... Да... Да, вы правильно догадались, журналист... - Он продиктовал адрес, повесил трубку и подошел к Лизавете. - Они передают звонок в отделение. Сейчас кто-нибудь приедет. Посмотри, что пропало.
   Лизавета вскочила, будто ошпаренная.
   - Масон! Где Масон?
   Масоном или Масонкой - в честь декабристов, как любил шутить Саша, звали Лизаветиного с бабушкой любимца - сибирского кота неописуемой красоты. По крайней мере, Лизавета сумела убедить всех, кто бывал у них в доме, что Масон - существо невероятно красивое.
   Лизавета встала и начала оглядываться:
   - Где же он? Масон... Масси...
   Саша с тревогой вглядывался в закаменевшее лицо девушки. Он помнил, какой она была, когда бойцы таинственной "Белой стрелы" вызволили ее из лап банды "искровцев". Даже тогда, с разбитой губой и опухшими глазами, в порванном свитере и чумазая, она не казалась такой несчастной, как сейчас, когда звала этого несчастного кота.
   - Масси, Масси...
   - Погоди, может, он просто убежал? Дверь-то открыта...
   - Он всегда боялся уходить, он же совсем домашний... Они его, они его...
   Придумать, что сделали с котом взломщики, Лизавета не успела. Масон пушистый и пыльный - с тихим "мяу" выполз из-под шкафа в прихожей и подбежал к Лизавете. Она взяла его на руки.
   - Испугался, маленький, ну ничего... ничего... Молодец, молодец, всех перехитрил!
   - По-моему, он попросту струсил. - Саша Байков, как большинство мужчин, был склонен недооценивать котов вообще и их умственные способности, в частности.
   - Ну, конечно! - возмутилась Лизавета. - Малыш, котенок, в двадцать раз меньше тебя, струсил. А ты на его месте явил бы миру чудеса героизма? Тогда он умный, а ты не очень.