Страница:
В "Деле" Бакунина, хранящемся в саксонском государственном архиве в Дрездене (Akten Amtsgericht Dresden. No 1285e), находятся следующие приметы Бакунина, снятые с него в Кенигштейнской крепости 26 января 1850 года (К. Керстен, цит. соч., стр. 97).
1. Фамилия: Бакунин.
2. Имя: Михаил.
3. Место рождения: Торжок Тверской губернии, Россия.
4. Местожительство: в настоящее время крепость Кенигштейн.
5. Сословие или занятие: литератор.
6. Вероисповедание: греко-кафолическое.
7. Возраст: 35 лет.
8. Рост: 77 1/2 сакс. дюйма.
9. Волосы; темные, курчавые.
10. Лоб: открытый и широкий.
11. Брови: темные.
12. Глаза: сине-серые.
13. Нос: удлиненно-пропорциональный.
14. Рот: большой, губы несколько толстые.
15. Борода, усы и бакенбарды: темные.
16. Зубы: целые.
17. Подбородок: круглый.
18. Лицо: продолговатое.
19. Цвет лица: синеватый.
20. Сложение: сильное, огромное.
21. Язык: немецкий, французский, русский.
22. Особые приметы: не имеется.
В этом описании возбуждают сомнение пункты 9, 11 и 15, говорящие о "черных" волосах Бакунина (в подлиннике так и сказано schwarz; мы перевели смягченно "темные"; но ведь известно, что в юности Бакунин был блондином рыжеватого оттенка; когда же это он успел превратиться в брюнета?). Впрочем полицейские приметы никогда особою точностью не отличались. Сомнение возбуждает и синеватый (blau в подлиннике) цвет лица; вероятно здесь это слово употреблено в смысле бледный, землистый. Равным образом странно, как это российский нос "картошкою" Бакунина стал "длинноватым". В остальном приметы совпадают с обычным представлением о Бакунине, как оно создалось в результате описаний его наружности очевидцами.
Адольф Рейхель, который до самой смерти Бакунина сохранил к нему преданную дружбу, внимательно относился к своему приятелю во время сидения последнего в тюрьмах, писал ему и даже помогал материально из своих скудных средств. Во время сидения Бакунина в саксонских тюрьмах, помогали ему также сестра Рейхеля (Матильда Линденберг), Штальшмидт, А. И. Герцен, Г. Гервег, а также его кэтенские друзья Keппe, Габихт и пр. Помогал ему и его адвокат Отто, который доставлял ему деньги, сигары, книги и т. д.
1 Это письмо Бакунина является ответом на письмо А. Рейхеля из Парижа от 17 сентября 1849 года. О местопребывании Бакунина Рейхель узнал от адвоката Отто, который написал ему по поручению Бакунина. Рейхель написал Бакунину письмо (оно напечатано у Пфицнера, стр. 221- 222; по-русски в "Материалах для биографии", том II, стр. 369), в котором сообщал ему о смерти своей жены Иетты весною 1849 г. от холеры, старался поддержать в нем бодрость и посылал ему первую помощь в виде 100 франков, обещая посылать и дальше. Бакунин получил это письмо 13 октября, a 15-го уже написал печатаемый здесь ответ. Письмо Рейхеля впервые за все время заключения возбудило в душе Бакунина радостное настроение.
2 В тюрьме Бакунин кроме занятий математикою много читал, преимущественно по политической истории новейшего времени. Так он прочел там "Историю революции 1848 года" Ламартина, "Историю консульства и империи" А. Тьера, сочинения Гизо и пр. Читал он и по беллетристике, как Шекспира, Сервантеса, Виланда и т. д. Книги доставлял ему главным образом его приятель, лейпцигский книгопродавец и издатель Кейль (см. о нем ниже, в комментарии к "Исповеди").
3 В начале 40-х годов, проживая в Дрездене, Бакунин с друзьями (Рейхель, А. Руге и пр. ) часто ездил осматривать так наз. "саксонскую Швейцарию", где расположен и Кенигштейн.
4 Вероятно для конспирации Бакунин называет здесь Эмму Гервег "фрейлен" Эммой, так как в то время Гервег был для немецкой полиции слишком одиозной фигурой. Говоря одновременно о ее брате, т. е. он спрашивает: о фрейлен Эмме Зигмунд, ныне мадам Гервег. Густаве Зигмунде, Бакунин определенно намекает, о какой фрейлен Эмме
Перевод с немецкою.
No535.-Письмо к адвокату Ф. Отто I.
[Начало ноября 1849 года. Кенигштейн.]
Милостивый государь,
Я начну с благодарности Вам за присланные мне сигары, деньги, книги и газеты. Сигары и деньги я получил; книги получу завтра.
Что же касается газет, то здесь произошло недоразумение: я напрасно думал, что мне разрешено читать газеты. Наоборот, как я сегодня узнал, военное министерство запретило мне их чтение, и мне дозволено будет получать только те газеты, которые будут мне необходимы для моей защиты. Но эти последние должны сначала передаваться Вами городскому суду, им - коменданту здешней крепости, и только тогда я их буду получать.
Распространяется ли это ограничение на меня одного или на всех заключенных в крепости или же на всех без изъятия здешних подследственных, мне разумеется неизвестно. Прошу Вас, уважаемый господин [защитник], переговорить по этому поводу с г. асессором Гаммером 1 и сделать в этой области вcе, что сделать можно. В этом отношении, как и во всех остальных, я всецело полагаюсь на Вас.
Для моей защиты, совершенно или по крайней мере непосредственно не затрагивающей собственно политических вопросов, требуется знакомство не только с настоящим, но и с прошлым, ибо настоящее является утверждением прошедшего. И вместе с уверением, что я не употреблю во зло разрешения, если таковое будет мне дано, я снова и весьма настоятельно прошу Вас предоставить мне все необходимые для моей защиты средства в такой полной мере, а какой это только возможно 2.
No 535.-Черновик этого письма находится в пражском военном архиве, куда видимо были пересланы саксонским правительством бумаги по делу Бакунина. Оригинал был в свое время несомненно получен адвокатом Отто, но где он теперь находится, неизвестно. Мы заимствуем этот документ из книги Пфицнера (стр. 220).
1 Асессор Гаммер, чиновник дрезденского уголовного суда, вел предварительное следствие по делу о майском восстании; именно он допрашивал Бакунина, равно как других главных подсудимых.
2 Газеты нужны были Бакунину для составления защитительной записки. Ведь суд, которому он подлежал, был не гласный, и судопроизводство было не устное, а письменное: все велось на письме,-допросы, свидетельские показания, обвинение и защита, а приговор выносился судебною коллегиею в отсутствие подсудимого. При таких условиях защитительная записка приобретала особенное значение, и как раз для такого подсудимого как Бакунин, для которого дело шло меньше о защите своей жизни, чем о выяснении своих политических целей и программы. А для политической мотивировки своих действий газеты были ему абсолютно необходимы. Отсюда та упорная борьба, которую он и его адвокат вели за право получения Бакуниным газет и которая увенчалась лишь частичным успехом.
Перевод с немецкого, No 536.-Письмо адвокату Ф. Отто I.
12 ноября [1849 года]. [Кенигштейн].
Милостивый государь,
По-видимому мне придется отказаться от собственноручного составления своей защиты вследствие того, что мне не только не стараются доставить к тому средства, но всячески меня таковых лишают. Несколько дней тому назад мне заявили, и в таком смысле я Вам сообщил, что согласно постановлению военного-министерства все газеты и писания, кои городским судом будут признаны необходимым материалом для моей защиты и через его посредство будут пересылаться в здешнюю крепостную комендатуру, мне будут точно доставляться. Согласно этому постановлению посланный Вами мне несколько дней тому назад пакет был направлен в городской суд. Последний вернул весь пакет обратно с разрешением выдать его мне, и однако, несмотря на это разрешение, я мог получить только три номера "Dresdner Journal" (от 1, 2 и 3 мая).
На мой вопрос, отказал ли городской суд в выдаче мне остальных газет, крепостной адъютант вчера мне объявил, что хотя городской суд вернул обратно весь пакет целиком, мне согласно крепостным правилам (а не вследствие министерского распоряжения) могли выдать только те газеты, которые напечатаны были до 3 мая (Т. е. до начала дрезденского восстания). Вот почему я получил только три упомянутые номера. Мне кажется, то последнее решение стоит в открытом противоречии с тем первым, о котором я Вам уже сообщил, противоречии, которое я в моем теперешнем положении не в состоянии ни постичь и разрешить, ни устранить; и мне не остается ничего другого, как снова прибегнуть к Вашей помощи и совету. Надеюсь, уважаемый господин [защитник], что Вы не откажете мне ни в той, ни в другом.
Я нахожусь в действительном затруднении, не зная, что мне делать с переданными мне тремя номерами газет. Правда великий естествоиспытатель Кювье хвалился, что ему достаточно одной кости для того, чтобы полностью восстановить скелет животного. Но я - не Кювье и никак не могу на основании трех старых номеров газеты построить свою защиту.
No 536.- К этому письму относится все то, что мы сказали о No 535. Его мы также заимствовали у Пфицнера (стр. 220-221).
Отто протестовал против действий крепостного начальства на том основании, что Бакунин - не военный подследственный. Но после долгих споров ему удалось добиться лишь разрешения Бакунину получать "Аугсбургскую Всеобщую Газету" или отдельные ее номера.
Перевод с немецкого. No 537.-Письмо Адольфу Рейхелю.
24 ноября 1849 года. [Кенигштейнская крепость].
Дорогой мой, ты снова замолчал; а так как я нахожусь в плену, и ты конечно чувствуешь, как дороги и желательны для меня твои письма, то я должен заключить, что ты болен или и того хуже. В настоящее время человек слишком склонен ждать плохого, но я буду надеяться, что мои опасения неверны, и если даже твоя лень для меня обидна, я предпочел бы знать о тебе, что ты не болен, а просто ленишься. Итак пиши, я с жгучим нетерпением ожидаю твоего письма. Ты можешь мне так много рассказать, я же [тебе]-так мало. Мне не нужно говорить тебе, что я все еще остаюсь прежним, каким ты меня знал и любил, пожалуй богаче опытом, но с теми же убеждениями, с тою лишь разницею, что они пустили еще более глубокие корни в моем сердце и голове. Теперь я не занимаюсь ничем другим кроме математики; так как я в течение многих лет совершенно забросил ее, то я теперь снова прошел ее с начала, словно ничего не знал в ней, и теперь я уже сделал довольно большие успехи. Если хочешь услужить мне и если ты при деньгах, то постарайся добыть для меня следующие книги по математике, конечно, не все сразу, а постепенно.
1. Complement des Elements d'Algebre, par Lacroix. 4 francs (не смешивать с Les Elements dAlgebre, которые у меня имеются).
2. Traite complet de calcul differentiel et] integral, par Lacroix, 3 vol. in 4°. 66 франк.; цена ужасна, но я думаю, что на набережной у букинистов эту книгу можно получить гораздо дешевле.
3. Application de l'analyse a la Geometrie a l'usage de l'Ecole Polytechnique, par Monge.
4. Analyse algebraique, par Garnier, 1 vol. in 8°.
5. Lecons de Calcul differentiel et integral, 2 vol. in 8°, par Garnier.
6. Euler, Elements dAlgebre, 1817, 2 vol. in 8°-12 francs. La premiere
partie contient l'Analyse determinee revue et augmentee de notes, par Garnier. deuxieme partie contient l'Analyse indeterminee revue et augmentee de note;, par Lagrange.
7. Lagrange. Lecons sur le calcul des fonctions... in 8°, 7 francs.
8. Lagrange. Traite de la resolution des equations numeriques. 1 vol. in 4°, 15 francs.
9. Lagrange. Theorie des fonetions analytiques. 1 vol. in 4°, 15 francs.
10. Lagrange. Traite de Mecanique analytique. 2 vol. in 4, 36 francs.
11. Poisson. Traite de Mecanique, 2 vol. in 8°.
12. Ponisset. Cours de Physique
(1. Лакруа-"Дополнение к началам алгебры", 4 франка.
2. Лакруа - "Полный трактат дифференциального и интегрального исчисления", 3 тома in 4°.
3. Монж-"Применение анализа к геометрии", учебник для Политехнической школы.
4. Гарнье-"Алгебраический анализ", I том in 8°.
5. Гарнье - Лекции по дифференциальному и интегральному исчислению", 2 тома in 8°.
6. Эйлер-"Начала алгебры", 1817, 2 тома in 8°, 12 франков. Первая часть содержит определенный анализ, просмотренный и снабженный примечаниями Гарнье. Вторая часть содержит неопределенный анализ, просмотренный и снабженный примечаниями Лагранжа.
7. Лагранж-"Лекции по исчислению функций", in 8°, 7 франков.
8. Лагранж - "Трактат о решении числовых уравнений", I том in 4°,
15 франков.
9. Лагранж - "Теория аналитических функций", I том in 4°, 15 франков.
10. Лагранж-"Трактат аналитической механики", 2 тома in 4°, 36 франков.
11. Пуассон - "Трактат механики", 2 тома in 8°.
12. Пониссе-"Курс физики".).
И еще Коши и Ампер о дифференциальном и интегральном исчислении.
Еще раз повторяю: я вовсе не ожидаю, что ты мне добудешь сразу все эти книги, но постепенно, при случае. Имей только в виду, что если бы не занятия математикой, то я совсем не знал бы, что тут делать. Поговори с осведомленным человеком, покажи ему этот описок. Быть может, он даст тебе хороший совет и назовет лучшие и новейшие сочинения вместо приведенных здесь. Быть может, он укажет тебе также, где можно их найти. В особенности мне хотелось бы иметь книжки, отмеченные крестиком, но мне кажется, что я все их отметил так 1.
А засим, мой дорогой, прощай, теперь четверть десятого, а в половине десятого свет полагается тушить. Письмо уйдет завтра. Пиши же, пиши и кланяйся всем друзьям. Имеешь ли ты известия от мадемуазель Евгении? Кланяйся в особенности фрейлейн Эмме и ее брату (По-видимому Эмма Гернег и Густав Зигмунд (или Георг Гервег).). Находится ли Александр в Париже? Как живется ему и его семье (Возможно, что здесь Бакунин осведомляется об А. И. Герцене2.)?
Прощай, будь здоров.
Твой
М. Бакунин.
Кенигштейн, 24 ноября.
Между моими оставшимися в Париже книгами ты вероятно найдешь Лагранжа или Лапласа; что найдешь-пошли господину Отто (Франц Отто - адвокат Бакунина.).
Я чуть было не забыл самую главную книгу, а именно таблицы логарифмов Лаланда, расширенные до 7 десятичных знаков Мари.
И пожалуйста сообщи мне точно свой адрес, не забудь этого.
No 537.-См. комментарий к No 534.
Бакунин, вообще любивший математику, в тюрьме особенно много занимался этою отвлеченною, но строго логическою наукою, в которой он, быть может, искал забвения от неприятной действительности. Почти ежедневно он занимался в своей камере высшею тригонометриею, так что в конце концов набралась толстая связка тетрадей, содержащих его упражнения по математике. Находятся они сейчас в "Деле" Бакунина в пражском военном архиве (Пфицнер, стр. 199).
Герцен живо интересовался судьбою Бакунина. Сведения о нем Герцен получал из различных источников: от Г. Гервега, с которым был тогда очень дружен, от А. Рейхеля, который по-видимому показывал Герцену получаемые от Бакунина письма (как видно из письма-статьи Герцена "Михаил Бакунин"; см. ниже), от немецких политических эмигрантов и пр. В письме к Т. Н. Грановскому, Е. Ф. Коршу и др. от 27 сентября 1849 из Женевы Герцен говорит: "Судьбу и историю Бакунина верно вы знаете: он, бедный, сидит еще в каземате Кенигштейнской крепости; вероятно его осудят aux travaux forces a perpetuite (на вечные каторжные работы), то есть до тех пор, пока саксонский король его сменит на каторге. Немцы называли (т. е. реакционеры) Бакунина "der russische Bluthund" (русский кровопийца). Мы теперь только нашли возможность ему помогать, да и то не знаю, верно ли. Он вел себя геройски" ("Сочинения" Герцена, т. V, стр. 291).
Каким путем Герцен оказывал Бакунину помощь в 1849 году, когда тот сидел в Дрездене и Кенигштейне, мы знаем лишь отчасти; так нам известно одно его поручение молодому Зигмунду выслать Бакунину из Берлина 250 франков. Возможно, что некоторые денежные посылки, которые Бакунин приписывал А. Рейхелю (в "Исповеди"), на самом деле шли от Герцена, располагавшего гораздо более крупными средствами, чем бедный музыкант, зарабатывавший себе пропитание собственным трудом. Герцен помогал Бакунину и позже, когда тот сидел в австрийских тюрьмах. Об этом можно судить по небольшому письму, написанному матери Герцена, Луизе Ивановне Гааг, 15 декабря 1850 из Праги и гласящему: "Милостивая государыня! Ваше почтенное письмо из Ниццы от 26 ноября 1850 года с приложением векселя на имя банкирского дома Леммель на триста французских франков я исправно получил; по размене я получил за вексель сто пятьдесят гульденов, каковая сумма будет употреблена в пользу Бакунина согласно Вашему и его желанию. Он просил меня передать Вам его благодарность. При этом могу сообщить Вам, что физически он чувствует себя прекрасно, вообще же его состояние настолько хорошо, насколько это возможно в его положении, которое по возможности, поскольку лишь это допустимо в пределах закона, для него облегчается. Прошу Вас принять уверение в моем совершенном почтении, с которым имею честь быть Ваш покорный слуга" (подпись неразборчива),.
Автором этого письма (опубликованного в русском переводе в журнале "Голос Минувшего" 1913, No 1, стр. 185) был тот самый начальник пражской тюрьмы, где сидел Бакунин, а именно аудитор И. Франц, письмо которого к Георгу Гервегу от 2 ноября 1850 напечатано в неоднократно цитированной нами книге "1848", содержащей часть переписки Гервега. Вот это письмо Франца, вызванное присылкою Гервегом денег для Бакунина:
"Милостивый государь!
"Те двадцать пять талеров, которые Вы 2 августа сего года прислали мне из Турсница для г. Михаила Бакунина, исправно до меня дошли. Так как обстоятельства мои до сих пор мешали мне написать Вам, то я только теперь передаю Вам сердечное спасибо Бакунина за эту поддержку. Он очень нуждался в них, но вопреки моим благожелательным указаниям поступил крайне неумно, накупив себе на сравнительно большую сумму сочинений по математике, твердо убежденный в том, что получит обещанную с другой стороны помощь от адвоката Отто первого из Дрездена и бывшего министра Габихта из Дессау.
"Трижды уже писал я по этому поводу каждому из этих господ, но до сих пор к сожалению не получил от них ни ответа, ни денежной помощи. Тем временем сумма в пять талеров, расходуемая по собственному усмотрению Бакунина, была истрачена, так что "течение самое позднее 14 дней у него не будет ни одного крейцера. А так как он - большой едок (он получает ежедневно двойную порцию), то он в продолжение этого времени будет испытывать нужду и принужден будет совершенно отказаться от своего единственного удовольствия, а именно от курения сигар. Одежда его превратилась в лохмотья, ему очень хотелось бы заказать себе халат, так как от его старого халата остались лишь жалкие обноски. В другом платье он в своем положении не нуждается, но халат для него крайне необходим, однако нет никаких средств заплатить за него.
"Находясь в таком плачевном положении, Бакунин, которому самому писать не разрешается, поручил мне просить Вас от его имени о новой денежной помощи, выразив при этом твердую уверенность в Вашей дружбе:
"Так как Вы сами в вышеупомянутом письме предложили мне во всем,. что способно облегчить положение Бакунина, обращаться непосредственно к Вам, то я тем охотнее иду навстречу желанию Бакунина, что хотя с одной стороны я строго выполняю все мои обязанности государственного чиновника и судьи, никогда однако не переставал уважать человека и в преступнике и не упускать ничего могущего послужить ему в пользу, что только допускается моим долгом.
"Если Вам, в чем я не сомневаюсь, благоугодно будет удовлетворить просьбу Бакунина, прошу адресовать письмо к.-и. военному суду в Градчине.
"Примите уверение в моем совершенном почтении и преданности Иос[иф] Франц,
капитан и аудитор при к.-и. военном суде в Градчине в Праге".
Письмо это напечатано на стр. 361 -362 книги "1848. Briefe von und an Georg Herwegh".
Этот самый Иосиф Франц был членом военно-судной австрийской комиссии, рассматривавшей дело Бакунина, и собственноручно подписал вынесенный им и другими смертный приговор Бакунину (см. "Материалы для биографии М. Бакунина", т. 1, стр. 92).
Перевод с немецкого. No 538, Письмо Адольфу Рейхелю.
(9 декабря 1849 года).
(Кенигштейнская крепость).
Рейхелю. Улица Св. Доминика, No 37. Сен-Жерменское предместье.
Дорогой мой, твое письмо сняло с меня тяжелый камень, ибо твое молчание казалось мне столь неестественным, что я мог приписать его только твоей болезни или чему-либо еще худшему. Слава богу ты здоров, это - самое главное, остальное тебе прощается, но только под условием, что ты не станешь грешить впредь. Если бы ты знал, каким счастьем являются для меня твои письма, и как я перечитываю сто раз каждую строчку, ты писал бы мне ежедневно. Но этого я и не требую, а пиши лишь раз в неделю, хотя бы по несколько слов: до такой степени ты мог бы преодолеть свою лень. Ведь вот я имею гораздо меньше тебе сказать, а между тем я уже пишу тебе третье письмо.
Итак ты снова совершенно один, но ведь ты свободен, милый друг! Надо посидеть в тюрьме, чтобы как следует оценить свободу. Благодаря некоторым друзьям я имею здесь почти все, чего можно желать, оставаясь в пределах благоразумия - удобную комнату, книги, сигары, и все же я согласился бы годы питаться одним черным хлебом и жить в лесу, только бы быть свободным. Но оставим эту бесполезную тему и поговорим о другом.
Ты значит занимался алгеброю и занимаешься теперь физикою. Это порядочный успех, не столько в смысле твоих знаний, сколько в том, что ты пробил себе свободную дорогу из злосчастного заколдованного круга твоих старых, окоченелых представлений. Я теперь тоже не жажду ничего иного кроме положительного знания, которое помогло бы мне понять действительность и самому быть действительным человеком. Абстракции и призрачные хитросплетения, которыми всегда занимались метафизики и теологи, противны мне. Мне кажется, я не мог бы теперь открыть ни одной философской книги без чувства тошноты. Что скажешь ты на это, мой милый шлейермахерианец?
В моем последнем письме, которое ты, надеюсь, получил, хотя оно адресовано еще на твою старую квартиру, я просил тебя о многих книгах по математике. А теперь я обращаюсь к тебе с гораздо более серьезною просьбою: денег, денег, мой милый. Совершенно отрезанный от моих естественных источников, я все это время был бы в величайшей нужде, если бы мне не помогали некоторые друзья в Кэтене1. От поляков мне нечего ждать, большинство из них сами находятся в нужде, а другие благоразумно отходят в сторону. Я мог бы кое-что порассказать о польской надежности и благодарности. Моими вернейшими друзьями все-таки остаются немцы; не удивительно ли, что славянин, русский находит своих последних друзей в Германии?! Теперь я живу на щедроты господина Отто. Я должен сказать тебе это для того, чтобы ты понял всю щекотливость моего положения, и чем более господин Отто любезен по отношению ко мне, тем менее я могу позволить чтобы он приносил жертвы для меня, который является для него почти совершенно чужим человеком. Не правда ли, какой абсурд: клиент, которому платит его адвокат (От слов "чтобы ты понял всю щекотливость" до слов "eго адвокат" по-французски в оригинале.). Где и как ты найдешь деньги, это-твое дело, но ты должен найти их. Ты не можешь себе вообразить, до какой степени господин Отто предупредителен и добр по отношению ко мне, поблагодари его от своего имени (От слов "ты не можешь" до слов "от своего имени" по-французски в оригинале.).
Итак Мария Эрн (Марья Каспаровна Эрн.) со своим глухонемым мальчиком (Сын Герцена, Коля.) в Цюрихе. Ты знаешь, что хотя мы виделись почти каждый день, мы были довольно чужды друг другу и расстались довольно холодно; это - не моя вина, ибо я поступил по отношению к ней гораздо справедливее, чем она по отношению ко мне; я думаю, что ее сестра Наталья много способствовала тому, что мы не могли лучше понять друг друга. Как бы то ни было, кланяйся ей от меня, если будешь писать ей. Дал ли ты ей рекомендацию к семейству Фохт? От Цюриха до Берна совсем недалеко.
Постарайся получить лучшие сведения о Иоганне (Пескантини.); бедная, она совсем погибнет вследствие своего ложного положения . Кланяйся Матильде (Рейхель) и благодари ее за ее верную память.
Кланяйся еще фрейлейн Эмме (Гервег.). Итак ее брат (Густав Зигмунд или Георг Гервег.) совершает увеселительные поездки по Италии, этого я совсем не могу понять: Италия в настоящий момент вовсе не может выглядеть веселой; мне было бы понятнее сантиментальное путешествие а ля Иорик.
Ради бога не давай заглохнуть своей музыкальной жилке. Из всех видов искусства музыка одна имеет теперь право гражданства в мире, ибо там, где говорят пушки и сама действительность, поэзия должна молчать. Живописи пришлось бы живописать только безобразное, а о скульптуре я уж и вовсе не говорю, разве что г-н де Ламартин даст изваять себя как величайшую фразу века (От слов "разве что" и до "века" по-французски, в оригинале.). Архитектура еще не нашла нового божества, которому сна могла бы воздвигать храмы, и должна довольствоваться постройкою теплых и удобных зал для болтающих парламентов. Музыка одна имеет место в нынешнем мире именно потому, что не претендует на высказывание чего-либо определенного и выражает только общее настроение, великое тоскующее стремление, коим преисполнено наше время. Поэтому она должна быть великим и трагическим искусством. Теперь нет уже места для любовных песнопений. Представь себе Петрарку в наше время. Сколь смешон и невыносим должен был бы он казаться всем! Я вовсе не удивляюсь, что ты набросился на религиозную музыку. Ты знаешь мое пристрастие к этому виду искусства, и ты поистине не можешь меня упрекнуть в том, что я придаю хоть какое-либо значение той или иной из существующих религий. Я ничего не ненавижу так, как лицемерие подогретой лжи. Но мы все нуждаемся в религии, во всех партиях чувствуется недостаток ее. Очень немногие люди верят в то, что они делают, большинство или действует по абстрактной системе, словно живая жизнь - лишь применение для жалких абстракций, и потому они так бессильны, или же руководится своими материальными интересами. С этими дело обстоит еще лучше всего, ибо они, хотя бы на данный момент, кажутся имеющими твердую почву под ногами, но эта почва давно уже подрыта и скоро поглотит реалистов вместе с рыцарями абстракции. Длительная P (Не есть ли это первая буква слова реакция, которое заключенный не решился целиком написать?), усыпляющий шум растущей промышленности и наконец внутреннее разложение старого нравственного и религиозного мира, которое невидимо, но непрерывно тянется вот уже 50 лет, все это настолько окорнало человеческую природу, что большинство даже посреди великих бурь нашего времени не может представить себе, что происходящие ныне события это действительность, а не кошмар, не дурной сон. Подобно тому, как современные христиане являются верующими только для будущего, только в абстрактном состоянии, в настоящем же держатся не очень высокого мнения о могуществе своего бога, так и большая часть политиков переносят чудеса потрясения нашего мира только в прошлое и крайне удивлены, что нечто подобное могло произойти в наше время. Самую смешную роль играют при этом догматики, профессора и ученые. Если так будет еще долго продолжаться, то они в конце концов все посходят с ума. Это - момент для ловких людей, но именно только момент. Ты не ожидал от меня такой длинной и скучной диссертации;
1. Фамилия: Бакунин.
2. Имя: Михаил.
3. Место рождения: Торжок Тверской губернии, Россия.
4. Местожительство: в настоящее время крепость Кенигштейн.
5. Сословие или занятие: литератор.
6. Вероисповедание: греко-кафолическое.
7. Возраст: 35 лет.
8. Рост: 77 1/2 сакс. дюйма.
9. Волосы; темные, курчавые.
10. Лоб: открытый и широкий.
11. Брови: темные.
12. Глаза: сине-серые.
13. Нос: удлиненно-пропорциональный.
14. Рот: большой, губы несколько толстые.
15. Борода, усы и бакенбарды: темные.
16. Зубы: целые.
17. Подбородок: круглый.
18. Лицо: продолговатое.
19. Цвет лица: синеватый.
20. Сложение: сильное, огромное.
21. Язык: немецкий, французский, русский.
22. Особые приметы: не имеется.
В этом описании возбуждают сомнение пункты 9, 11 и 15, говорящие о "черных" волосах Бакунина (в подлиннике так и сказано schwarz; мы перевели смягченно "темные"; но ведь известно, что в юности Бакунин был блондином рыжеватого оттенка; когда же это он успел превратиться в брюнета?). Впрочем полицейские приметы никогда особою точностью не отличались. Сомнение возбуждает и синеватый (blau в подлиннике) цвет лица; вероятно здесь это слово употреблено в смысле бледный, землистый. Равным образом странно, как это российский нос "картошкою" Бакунина стал "длинноватым". В остальном приметы совпадают с обычным представлением о Бакунине, как оно создалось в результате описаний его наружности очевидцами.
Адольф Рейхель, который до самой смерти Бакунина сохранил к нему преданную дружбу, внимательно относился к своему приятелю во время сидения последнего в тюрьмах, писал ему и даже помогал материально из своих скудных средств. Во время сидения Бакунина в саксонских тюрьмах, помогали ему также сестра Рейхеля (Матильда Линденберг), Штальшмидт, А. И. Герцен, Г. Гервег, а также его кэтенские друзья Keппe, Габихт и пр. Помогал ему и его адвокат Отто, который доставлял ему деньги, сигары, книги и т. д.
1 Это письмо Бакунина является ответом на письмо А. Рейхеля из Парижа от 17 сентября 1849 года. О местопребывании Бакунина Рейхель узнал от адвоката Отто, который написал ему по поручению Бакунина. Рейхель написал Бакунину письмо (оно напечатано у Пфицнера, стр. 221- 222; по-русски в "Материалах для биографии", том II, стр. 369), в котором сообщал ему о смерти своей жены Иетты весною 1849 г. от холеры, старался поддержать в нем бодрость и посылал ему первую помощь в виде 100 франков, обещая посылать и дальше. Бакунин получил это письмо 13 октября, a 15-го уже написал печатаемый здесь ответ. Письмо Рейхеля впервые за все время заключения возбудило в душе Бакунина радостное настроение.
2 В тюрьме Бакунин кроме занятий математикою много читал, преимущественно по политической истории новейшего времени. Так он прочел там "Историю революции 1848 года" Ламартина, "Историю консульства и империи" А. Тьера, сочинения Гизо и пр. Читал он и по беллетристике, как Шекспира, Сервантеса, Виланда и т. д. Книги доставлял ему главным образом его приятель, лейпцигский книгопродавец и издатель Кейль (см. о нем ниже, в комментарии к "Исповеди").
3 В начале 40-х годов, проживая в Дрездене, Бакунин с друзьями (Рейхель, А. Руге и пр. ) часто ездил осматривать так наз. "саксонскую Швейцарию", где расположен и Кенигштейн.
4 Вероятно для конспирации Бакунин называет здесь Эмму Гервег "фрейлен" Эммой, так как в то время Гервег был для немецкой полиции слишком одиозной фигурой. Говоря одновременно о ее брате, т. е. он спрашивает: о фрейлен Эмме Зигмунд, ныне мадам Гервег. Густаве Зигмунде, Бакунин определенно намекает, о какой фрейлен Эмме
Перевод с немецкою.
No535.-Письмо к адвокату Ф. Отто I.
[Начало ноября 1849 года. Кенигштейн.]
Милостивый государь,
Я начну с благодарности Вам за присланные мне сигары, деньги, книги и газеты. Сигары и деньги я получил; книги получу завтра.
Что же касается газет, то здесь произошло недоразумение: я напрасно думал, что мне разрешено читать газеты. Наоборот, как я сегодня узнал, военное министерство запретило мне их чтение, и мне дозволено будет получать только те газеты, которые будут мне необходимы для моей защиты. Но эти последние должны сначала передаваться Вами городскому суду, им - коменданту здешней крепости, и только тогда я их буду получать.
Распространяется ли это ограничение на меня одного или на всех заключенных в крепости или же на всех без изъятия здешних подследственных, мне разумеется неизвестно. Прошу Вас, уважаемый господин [защитник], переговорить по этому поводу с г. асессором Гаммером 1 и сделать в этой области вcе, что сделать можно. В этом отношении, как и во всех остальных, я всецело полагаюсь на Вас.
Для моей защиты, совершенно или по крайней мере непосредственно не затрагивающей собственно политических вопросов, требуется знакомство не только с настоящим, но и с прошлым, ибо настоящее является утверждением прошедшего. И вместе с уверением, что я не употреблю во зло разрешения, если таковое будет мне дано, я снова и весьма настоятельно прошу Вас предоставить мне все необходимые для моей защиты средства в такой полной мере, а какой это только возможно 2.
No 535.-Черновик этого письма находится в пражском военном архиве, куда видимо были пересланы саксонским правительством бумаги по делу Бакунина. Оригинал был в свое время несомненно получен адвокатом Отто, но где он теперь находится, неизвестно. Мы заимствуем этот документ из книги Пфицнера (стр. 220).
1 Асессор Гаммер, чиновник дрезденского уголовного суда, вел предварительное следствие по делу о майском восстании; именно он допрашивал Бакунина, равно как других главных подсудимых.
2 Газеты нужны были Бакунину для составления защитительной записки. Ведь суд, которому он подлежал, был не гласный, и судопроизводство было не устное, а письменное: все велось на письме,-допросы, свидетельские показания, обвинение и защита, а приговор выносился судебною коллегиею в отсутствие подсудимого. При таких условиях защитительная записка приобретала особенное значение, и как раз для такого подсудимого как Бакунин, для которого дело шло меньше о защите своей жизни, чем о выяснении своих политических целей и программы. А для политической мотивировки своих действий газеты были ему абсолютно необходимы. Отсюда та упорная борьба, которую он и его адвокат вели за право получения Бакуниным газет и которая увенчалась лишь частичным успехом.
Перевод с немецкого, No 536.-Письмо адвокату Ф. Отто I.
12 ноября [1849 года]. [Кенигштейн].
Милостивый государь,
По-видимому мне придется отказаться от собственноручного составления своей защиты вследствие того, что мне не только не стараются доставить к тому средства, но всячески меня таковых лишают. Несколько дней тому назад мне заявили, и в таком смысле я Вам сообщил, что согласно постановлению военного-министерства все газеты и писания, кои городским судом будут признаны необходимым материалом для моей защиты и через его посредство будут пересылаться в здешнюю крепостную комендатуру, мне будут точно доставляться. Согласно этому постановлению посланный Вами мне несколько дней тому назад пакет был направлен в городской суд. Последний вернул весь пакет обратно с разрешением выдать его мне, и однако, несмотря на это разрешение, я мог получить только три номера "Dresdner Journal" (от 1, 2 и 3 мая).
На мой вопрос, отказал ли городской суд в выдаче мне остальных газет, крепостной адъютант вчера мне объявил, что хотя городской суд вернул обратно весь пакет целиком, мне согласно крепостным правилам (а не вследствие министерского распоряжения) могли выдать только те газеты, которые напечатаны были до 3 мая (Т. е. до начала дрезденского восстания). Вот почему я получил только три упомянутые номера. Мне кажется, то последнее решение стоит в открытом противоречии с тем первым, о котором я Вам уже сообщил, противоречии, которое я в моем теперешнем положении не в состоянии ни постичь и разрешить, ни устранить; и мне не остается ничего другого, как снова прибегнуть к Вашей помощи и совету. Надеюсь, уважаемый господин [защитник], что Вы не откажете мне ни в той, ни в другом.
Я нахожусь в действительном затруднении, не зная, что мне делать с переданными мне тремя номерами газет. Правда великий естествоиспытатель Кювье хвалился, что ему достаточно одной кости для того, чтобы полностью восстановить скелет животного. Но я - не Кювье и никак не могу на основании трех старых номеров газеты построить свою защиту.
No 536.- К этому письму относится все то, что мы сказали о No 535. Его мы также заимствовали у Пфицнера (стр. 220-221).
Отто протестовал против действий крепостного начальства на том основании, что Бакунин - не военный подследственный. Но после долгих споров ему удалось добиться лишь разрешения Бакунину получать "Аугсбургскую Всеобщую Газету" или отдельные ее номера.
Перевод с немецкого. No 537.-Письмо Адольфу Рейхелю.
24 ноября 1849 года. [Кенигштейнская крепость].
Дорогой мой, ты снова замолчал; а так как я нахожусь в плену, и ты конечно чувствуешь, как дороги и желательны для меня твои письма, то я должен заключить, что ты болен или и того хуже. В настоящее время человек слишком склонен ждать плохого, но я буду надеяться, что мои опасения неверны, и если даже твоя лень для меня обидна, я предпочел бы знать о тебе, что ты не болен, а просто ленишься. Итак пиши, я с жгучим нетерпением ожидаю твоего письма. Ты можешь мне так много рассказать, я же [тебе]-так мало. Мне не нужно говорить тебе, что я все еще остаюсь прежним, каким ты меня знал и любил, пожалуй богаче опытом, но с теми же убеждениями, с тою лишь разницею, что они пустили еще более глубокие корни в моем сердце и голове. Теперь я не занимаюсь ничем другим кроме математики; так как я в течение многих лет совершенно забросил ее, то я теперь снова прошел ее с начала, словно ничего не знал в ней, и теперь я уже сделал довольно большие успехи. Если хочешь услужить мне и если ты при деньгах, то постарайся добыть для меня следующие книги по математике, конечно, не все сразу, а постепенно.
1. Complement des Elements d'Algebre, par Lacroix. 4 francs (не смешивать с Les Elements dAlgebre, которые у меня имеются).
2. Traite complet de calcul differentiel et] integral, par Lacroix, 3 vol. in 4°. 66 франк.; цена ужасна, но я думаю, что на набережной у букинистов эту книгу можно получить гораздо дешевле.
3. Application de l'analyse a la Geometrie a l'usage de l'Ecole Polytechnique, par Monge.
4. Analyse algebraique, par Garnier, 1 vol. in 8°.
5. Lecons de Calcul differentiel et integral, 2 vol. in 8°, par Garnier.
6. Euler, Elements dAlgebre, 1817, 2 vol. in 8°-12 francs. La premiere
partie contient l'Analyse determinee revue et augmentee de notes, par Garnier. deuxieme partie contient l'Analyse indeterminee revue et augmentee de note;, par Lagrange.
7. Lagrange. Lecons sur le calcul des fonctions... in 8°, 7 francs.
8. Lagrange. Traite de la resolution des equations numeriques. 1 vol. in 4°, 15 francs.
9. Lagrange. Theorie des fonetions analytiques. 1 vol. in 4°, 15 francs.
10. Lagrange. Traite de Mecanique analytique. 2 vol. in 4, 36 francs.
11. Poisson. Traite de Mecanique, 2 vol. in 8°.
12. Ponisset. Cours de Physique
(1. Лакруа-"Дополнение к началам алгебры", 4 франка.
2. Лакруа - "Полный трактат дифференциального и интегрального исчисления", 3 тома in 4°.
3. Монж-"Применение анализа к геометрии", учебник для Политехнической школы.
4. Гарнье-"Алгебраический анализ", I том in 8°.
5. Гарнье - Лекции по дифференциальному и интегральному исчислению", 2 тома in 8°.
6. Эйлер-"Начала алгебры", 1817, 2 тома in 8°, 12 франков. Первая часть содержит определенный анализ, просмотренный и снабженный примечаниями Гарнье. Вторая часть содержит неопределенный анализ, просмотренный и снабженный примечаниями Лагранжа.
7. Лагранж-"Лекции по исчислению функций", in 8°, 7 франков.
8. Лагранж - "Трактат о решении числовых уравнений", I том in 4°,
15 франков.
9. Лагранж - "Теория аналитических функций", I том in 4°, 15 франков.
10. Лагранж-"Трактат аналитической механики", 2 тома in 4°, 36 франков.
11. Пуассон - "Трактат механики", 2 тома in 8°.
12. Пониссе-"Курс физики".).
И еще Коши и Ампер о дифференциальном и интегральном исчислении.
Еще раз повторяю: я вовсе не ожидаю, что ты мне добудешь сразу все эти книги, но постепенно, при случае. Имей только в виду, что если бы не занятия математикой, то я совсем не знал бы, что тут делать. Поговори с осведомленным человеком, покажи ему этот описок. Быть может, он даст тебе хороший совет и назовет лучшие и новейшие сочинения вместо приведенных здесь. Быть может, он укажет тебе также, где можно их найти. В особенности мне хотелось бы иметь книжки, отмеченные крестиком, но мне кажется, что я все их отметил так 1.
А засим, мой дорогой, прощай, теперь четверть десятого, а в половине десятого свет полагается тушить. Письмо уйдет завтра. Пиши же, пиши и кланяйся всем друзьям. Имеешь ли ты известия от мадемуазель Евгении? Кланяйся в особенности фрейлейн Эмме и ее брату (По-видимому Эмма Гернег и Густав Зигмунд (или Георг Гервег).). Находится ли Александр в Париже? Как живется ему и его семье (Возможно, что здесь Бакунин осведомляется об А. И. Герцене2.)?
Прощай, будь здоров.
Твой
М. Бакунин.
Кенигштейн, 24 ноября.
Между моими оставшимися в Париже книгами ты вероятно найдешь Лагранжа или Лапласа; что найдешь-пошли господину Отто (Франц Отто - адвокат Бакунина.).
Я чуть было не забыл самую главную книгу, а именно таблицы логарифмов Лаланда, расширенные до 7 десятичных знаков Мари.
И пожалуйста сообщи мне точно свой адрес, не забудь этого.
No 537.-См. комментарий к No 534.
Бакунин, вообще любивший математику, в тюрьме особенно много занимался этою отвлеченною, но строго логическою наукою, в которой он, быть может, искал забвения от неприятной действительности. Почти ежедневно он занимался в своей камере высшею тригонометриею, так что в конце концов набралась толстая связка тетрадей, содержащих его упражнения по математике. Находятся они сейчас в "Деле" Бакунина в пражском военном архиве (Пфицнер, стр. 199).
Герцен живо интересовался судьбою Бакунина. Сведения о нем Герцен получал из различных источников: от Г. Гервега, с которым был тогда очень дружен, от А. Рейхеля, который по-видимому показывал Герцену получаемые от Бакунина письма (как видно из письма-статьи Герцена "Михаил Бакунин"; см. ниже), от немецких политических эмигрантов и пр. В письме к Т. Н. Грановскому, Е. Ф. Коршу и др. от 27 сентября 1849 из Женевы Герцен говорит: "Судьбу и историю Бакунина верно вы знаете: он, бедный, сидит еще в каземате Кенигштейнской крепости; вероятно его осудят aux travaux forces a perpetuite (на вечные каторжные работы), то есть до тех пор, пока саксонский король его сменит на каторге. Немцы называли (т. е. реакционеры) Бакунина "der russische Bluthund" (русский кровопийца). Мы теперь только нашли возможность ему помогать, да и то не знаю, верно ли. Он вел себя геройски" ("Сочинения" Герцена, т. V, стр. 291).
Каким путем Герцен оказывал Бакунину помощь в 1849 году, когда тот сидел в Дрездене и Кенигштейне, мы знаем лишь отчасти; так нам известно одно его поручение молодому Зигмунду выслать Бакунину из Берлина 250 франков. Возможно, что некоторые денежные посылки, которые Бакунин приписывал А. Рейхелю (в "Исповеди"), на самом деле шли от Герцена, располагавшего гораздо более крупными средствами, чем бедный музыкант, зарабатывавший себе пропитание собственным трудом. Герцен помогал Бакунину и позже, когда тот сидел в австрийских тюрьмах. Об этом можно судить по небольшому письму, написанному матери Герцена, Луизе Ивановне Гааг, 15 декабря 1850 из Праги и гласящему: "Милостивая государыня! Ваше почтенное письмо из Ниццы от 26 ноября 1850 года с приложением векселя на имя банкирского дома Леммель на триста французских франков я исправно получил; по размене я получил за вексель сто пятьдесят гульденов, каковая сумма будет употреблена в пользу Бакунина согласно Вашему и его желанию. Он просил меня передать Вам его благодарность. При этом могу сообщить Вам, что физически он чувствует себя прекрасно, вообще же его состояние настолько хорошо, насколько это возможно в его положении, которое по возможности, поскольку лишь это допустимо в пределах закона, для него облегчается. Прошу Вас принять уверение в моем совершенном почтении, с которым имею честь быть Ваш покорный слуга" (подпись неразборчива),.
Автором этого письма (опубликованного в русском переводе в журнале "Голос Минувшего" 1913, No 1, стр. 185) был тот самый начальник пражской тюрьмы, где сидел Бакунин, а именно аудитор И. Франц, письмо которого к Георгу Гервегу от 2 ноября 1850 напечатано в неоднократно цитированной нами книге "1848", содержащей часть переписки Гервега. Вот это письмо Франца, вызванное присылкою Гервегом денег для Бакунина:
"Милостивый государь!
"Те двадцать пять талеров, которые Вы 2 августа сего года прислали мне из Турсница для г. Михаила Бакунина, исправно до меня дошли. Так как обстоятельства мои до сих пор мешали мне написать Вам, то я только теперь передаю Вам сердечное спасибо Бакунина за эту поддержку. Он очень нуждался в них, но вопреки моим благожелательным указаниям поступил крайне неумно, накупив себе на сравнительно большую сумму сочинений по математике, твердо убежденный в том, что получит обещанную с другой стороны помощь от адвоката Отто первого из Дрездена и бывшего министра Габихта из Дессау.
"Трижды уже писал я по этому поводу каждому из этих господ, но до сих пор к сожалению не получил от них ни ответа, ни денежной помощи. Тем временем сумма в пять талеров, расходуемая по собственному усмотрению Бакунина, была истрачена, так что "течение самое позднее 14 дней у него не будет ни одного крейцера. А так как он - большой едок (он получает ежедневно двойную порцию), то он в продолжение этого времени будет испытывать нужду и принужден будет совершенно отказаться от своего единственного удовольствия, а именно от курения сигар. Одежда его превратилась в лохмотья, ему очень хотелось бы заказать себе халат, так как от его старого халата остались лишь жалкие обноски. В другом платье он в своем положении не нуждается, но халат для него крайне необходим, однако нет никаких средств заплатить за него.
"Находясь в таком плачевном положении, Бакунин, которому самому писать не разрешается, поручил мне просить Вас от его имени о новой денежной помощи, выразив при этом твердую уверенность в Вашей дружбе:
"Так как Вы сами в вышеупомянутом письме предложили мне во всем,. что способно облегчить положение Бакунина, обращаться непосредственно к Вам, то я тем охотнее иду навстречу желанию Бакунина, что хотя с одной стороны я строго выполняю все мои обязанности государственного чиновника и судьи, никогда однако не переставал уважать человека и в преступнике и не упускать ничего могущего послужить ему в пользу, что только допускается моим долгом.
"Если Вам, в чем я не сомневаюсь, благоугодно будет удовлетворить просьбу Бакунина, прошу адресовать письмо к.-и. военному суду в Градчине.
"Примите уверение в моем совершенном почтении и преданности Иос[иф] Франц,
капитан и аудитор при к.-и. военном суде в Градчине в Праге".
Письмо это напечатано на стр. 361 -362 книги "1848. Briefe von und an Georg Herwegh".
Этот самый Иосиф Франц был членом военно-судной австрийской комиссии, рассматривавшей дело Бакунина, и собственноручно подписал вынесенный им и другими смертный приговор Бакунину (см. "Материалы для биографии М. Бакунина", т. 1, стр. 92).
Перевод с немецкого. No 538, Письмо Адольфу Рейхелю.
(9 декабря 1849 года).
(Кенигштейнская крепость).
Рейхелю. Улица Св. Доминика, No 37. Сен-Жерменское предместье.
Дорогой мой, твое письмо сняло с меня тяжелый камень, ибо твое молчание казалось мне столь неестественным, что я мог приписать его только твоей болезни или чему-либо еще худшему. Слава богу ты здоров, это - самое главное, остальное тебе прощается, но только под условием, что ты не станешь грешить впредь. Если бы ты знал, каким счастьем являются для меня твои письма, и как я перечитываю сто раз каждую строчку, ты писал бы мне ежедневно. Но этого я и не требую, а пиши лишь раз в неделю, хотя бы по несколько слов: до такой степени ты мог бы преодолеть свою лень. Ведь вот я имею гораздо меньше тебе сказать, а между тем я уже пишу тебе третье письмо.
Итак ты снова совершенно один, но ведь ты свободен, милый друг! Надо посидеть в тюрьме, чтобы как следует оценить свободу. Благодаря некоторым друзьям я имею здесь почти все, чего можно желать, оставаясь в пределах благоразумия - удобную комнату, книги, сигары, и все же я согласился бы годы питаться одним черным хлебом и жить в лесу, только бы быть свободным. Но оставим эту бесполезную тему и поговорим о другом.
Ты значит занимался алгеброю и занимаешься теперь физикою. Это порядочный успех, не столько в смысле твоих знаний, сколько в том, что ты пробил себе свободную дорогу из злосчастного заколдованного круга твоих старых, окоченелых представлений. Я теперь тоже не жажду ничего иного кроме положительного знания, которое помогло бы мне понять действительность и самому быть действительным человеком. Абстракции и призрачные хитросплетения, которыми всегда занимались метафизики и теологи, противны мне. Мне кажется, я не мог бы теперь открыть ни одной философской книги без чувства тошноты. Что скажешь ты на это, мой милый шлейермахерианец?
В моем последнем письме, которое ты, надеюсь, получил, хотя оно адресовано еще на твою старую квартиру, я просил тебя о многих книгах по математике. А теперь я обращаюсь к тебе с гораздо более серьезною просьбою: денег, денег, мой милый. Совершенно отрезанный от моих естественных источников, я все это время был бы в величайшей нужде, если бы мне не помогали некоторые друзья в Кэтене1. От поляков мне нечего ждать, большинство из них сами находятся в нужде, а другие благоразумно отходят в сторону. Я мог бы кое-что порассказать о польской надежности и благодарности. Моими вернейшими друзьями все-таки остаются немцы; не удивительно ли, что славянин, русский находит своих последних друзей в Германии?! Теперь я живу на щедроты господина Отто. Я должен сказать тебе это для того, чтобы ты понял всю щекотливость моего положения, и чем более господин Отто любезен по отношению ко мне, тем менее я могу позволить чтобы он приносил жертвы для меня, который является для него почти совершенно чужим человеком. Не правда ли, какой абсурд: клиент, которому платит его адвокат (От слов "чтобы ты понял всю щекотливость" до слов "eго адвокат" по-французски в оригинале.). Где и как ты найдешь деньги, это-твое дело, но ты должен найти их. Ты не можешь себе вообразить, до какой степени господин Отто предупредителен и добр по отношению ко мне, поблагодари его от своего имени (От слов "ты не можешь" до слов "от своего имени" по-французски в оригинале.).
Итак Мария Эрн (Марья Каспаровна Эрн.) со своим глухонемым мальчиком (Сын Герцена, Коля.) в Цюрихе. Ты знаешь, что хотя мы виделись почти каждый день, мы были довольно чужды друг другу и расстались довольно холодно; это - не моя вина, ибо я поступил по отношению к ней гораздо справедливее, чем она по отношению ко мне; я думаю, что ее сестра Наталья много способствовала тому, что мы не могли лучше понять друг друга. Как бы то ни было, кланяйся ей от меня, если будешь писать ей. Дал ли ты ей рекомендацию к семейству Фохт? От Цюриха до Берна совсем недалеко.
Постарайся получить лучшие сведения о Иоганне (Пескантини.); бедная, она совсем погибнет вследствие своего ложного положения . Кланяйся Матильде (Рейхель) и благодари ее за ее верную память.
Кланяйся еще фрейлейн Эмме (Гервег.). Итак ее брат (Густав Зигмунд или Георг Гервег.) совершает увеселительные поездки по Италии, этого я совсем не могу понять: Италия в настоящий момент вовсе не может выглядеть веселой; мне было бы понятнее сантиментальное путешествие а ля Иорик.
Ради бога не давай заглохнуть своей музыкальной жилке. Из всех видов искусства музыка одна имеет теперь право гражданства в мире, ибо там, где говорят пушки и сама действительность, поэзия должна молчать. Живописи пришлось бы живописать только безобразное, а о скульптуре я уж и вовсе не говорю, разве что г-н де Ламартин даст изваять себя как величайшую фразу века (От слов "разве что" и до "века" по-французски, в оригинале.). Архитектура еще не нашла нового божества, которому сна могла бы воздвигать храмы, и должна довольствоваться постройкою теплых и удобных зал для болтающих парламентов. Музыка одна имеет место в нынешнем мире именно потому, что не претендует на высказывание чего-либо определенного и выражает только общее настроение, великое тоскующее стремление, коим преисполнено наше время. Поэтому она должна быть великим и трагическим искусством. Теперь нет уже места для любовных песнопений. Представь себе Петрарку в наше время. Сколь смешон и невыносим должен был бы он казаться всем! Я вовсе не удивляюсь, что ты набросился на религиозную музыку. Ты знаешь мое пристрастие к этому виду искусства, и ты поистине не можешь меня упрекнуть в том, что я придаю хоть какое-либо значение той или иной из существующих религий. Я ничего не ненавижу так, как лицемерие подогретой лжи. Но мы все нуждаемся в религии, во всех партиях чувствуется недостаток ее. Очень немногие люди верят в то, что они делают, большинство или действует по абстрактной системе, словно живая жизнь - лишь применение для жалких абстракций, и потому они так бессильны, или же руководится своими материальными интересами. С этими дело обстоит еще лучше всего, ибо они, хотя бы на данный момент, кажутся имеющими твердую почву под ногами, но эта почва давно уже подрыта и скоро поглотит реалистов вместе с рыцарями абстракции. Длительная P (Не есть ли это первая буква слова реакция, которое заключенный не решился целиком написать?), усыпляющий шум растущей промышленности и наконец внутреннее разложение старого нравственного и религиозного мира, которое невидимо, но непрерывно тянется вот уже 50 лет, все это настолько окорнало человеческую природу, что большинство даже посреди великих бурь нашего времени не может представить себе, что происходящие ныне события это действительность, а не кошмар, не дурной сон. Подобно тому, как современные христиане являются верующими только для будущего, только в абстрактном состоянии, в настоящем же держатся не очень высокого мнения о могуществе своего бога, так и большая часть политиков переносят чудеса потрясения нашего мира только в прошлое и крайне удивлены, что нечто подобное могло произойти в наше время. Самую смешную роль играют при этом догматики, профессора и ученые. Если так будет еще долго продолжаться, то они в конце концов все посходят с ума. Это - момент для ловких людей, но именно только момент. Ты не ожидал от меня такой длинной и скучной диссертации;