Балабуха Андрей Дмитриевич. Нептунова арфа (с сокращениями)

   Аль между тем, присев на корточки, ковырялся у подножия креста.
   - Смотри-ка, здесь доска какая-то. Чугунная вроде бы. И надпись на ней...
   - О том и надпись. В память Кука.
   Аль усердно пытался очистить доску от покрывшего ее ракушечника. Потом встал, растер икры.
   - Не соскрести всей этой пакости, даже ножа нет... Не прочесть.
   - Это мы сейчас устроим, - пообещал Джайн. - Погодите-ка.
   Прыгая по камням, он помчался к берегу, забрался в лодку, в несколько взмахов весел подогнал ее к борту яхты. Вот и угадай, какое барахло когда пригодиться может! Только куда он эту штуковину засунул? Ах да... Штуковиной был портативный мультивибратор, купленный по дешевке на распродаже, - вдруг да пригодится в плавании. И пригодился. Джайн осторожно опустил вибратор в лодку. Тяжелый, зараза! Через две-три минуты он уже снова был на берегу.
   - Ну-ка подвиньтесь, сейчас мы это дело враз счистим!
   Он приложил пластину вибратора к чугунной доске, поухватистей взялся за ручки, нажал кнопку. Вибратор заныл, завыл, застонал. Через минуту Джайн выключил агрегат. Все правильно - не только ракушечник отсыпался, но и от самой доски остались бледные воспоминания. "Попробуйте теперь по этому чугунному крошеву прочесть что-нибудь! Вот так-то. Правду я вам сказал. Кука здесь съели. Кука".
   - Ну вот, - разочарованно протянул он вслух. - Что значит три века-то... Как чугун изъело, враз рассыпался.
   И, вскинув на плечи вибратор, он зашагал к берегу. Вскоре вернулись на борт и остальные. Джайн был прав - что тут на этих голых камнях делать?
   - А другой земли тут нет? - спросила Роберта. - Настоящей? Чтобы дерево росло, хоть одно-единственное...
   Она так умильно - умеет же ведьма! - заглядывала Джайну в глаза, что тот сдался.
   - Есть. Часах в трех-четырех ходу. Фрайди-Айленд называется.
   В конце концов почему бы и нет? На Тонга их никто не ждет; днем раньше, двумя позже - какая разница?
   Фрайди-Айленд открылся часам к трем пополудни. А еще через час они бросили якорь в уютной, просторной бухте. Собственно, уютной она была только из-за своей защищенности от ветров, в остальном же впечатление производила довольно угрюмое - высоченные, метров тридцать, наверное, скалистые берега, только в одном месте расступавшиеся достаточно, чтобы можно было взобраться наверх без риска свернуть себе шею. Зато дно хорошо держало якорь, а раз так - от добра добра не ищут. Прежде, чем отправляться на экскурсию по острову, решили пообедать. Линда посопротивлялась было, на берегу, мол, лучше, уютнее, но Джайн осадил ее в два счета.
   - Да мы все с голоду передохнем, пока ты там пожрать организуешь! Здесь хоть плита, продукты под рукой, так что давайте уж по старинке.
   Аль и Роберта - оба, бывает же! - поддержали его целиком и полностью. "С Робертой ясно, готовить сегодня не ее очередь, а вот Аль - как он против жены пошел? Впрочем, пусть сами разбираются. Меня это не касается", - решил Джайн.
   - Слушай, капитан, поныряем пока, до обеда? - предложил Аль.
   - А что? - согласился Джайн. - Давай...
   Достав рифкомберские маски-"намордники" и ласты, они через несколько минут уже ухнулись в ласковую, теплую воду бухты. Заодно Джайн решил как следует осмотреть днище. Он занимался этим с четверть часа и, удовлетворившись результатами, вынырнул на поверхность. Аля нигде не было видно. Джайн взобрался на борт и растянулся на теплых досках палубы. Где его черти носят?
   Аль появился минут через двадцать. Он буквально взлетел на палубу так, словно за ним гналась дюжина акул. И вид у него был какой-то одичалый.
   - Что это с тобой? - поинтересовался Джайн, уставясь на Аля с искренним любопытством.
   - Я... Там... - Алю не хватало и слов и воздуха. Наконец он чуть-чуть отдышался. - Там, понимаешь, такое... Такая...
   - Да можешь ты говорить по-человечески или нет?
   - Могу, могу, погоди... Понимаешь. Джайн, там тридакна.
   - Ну и что?
   - Гигантская тридакна.
   - Ну и что?
   - Такая... Метров пять!
   - В воде все в полтора раза, того считай - три. Ну и что?
   - Да не три, Джайн, больше, я ее со всех сторон облазил.
   - Ладно. Пусть больше трех.
   - Достать бы ее! Я таких и в Сиднейском музее не видел. Ее же у нас с руками оторвут. Понимаешь?
   - А как ты ее везти собираешься, если она три метра с лишним? В каюту засунешь, под коечку?
   - Ты меня за дурака не держи. Джайн, не надо. У нас же понтоны есть...
   И в самом деле не дурак. А что? Овчинка, похоже, стоит выделки. Если такую штуковину поднять, потом принайтовить к спасательным надувным понтонам... Сколько она может весить? Ну тонну. Ну полторы. Три понтона. Это мы имеем. Взять на буксир. Скоростенка, конечно, плакала. Но это нас не волнует. Если шторм там или что еще - буксир отдать, и делу конец. Понтонов, правда, жаль. Это серьезно. Впрочем, прогноз погоды пока благоприятный. А выручить за такую штуку можно прилично, тут Аль не врет, как денежками запахло, так у него и голова сразу заработала.
   - Предположим. И что ты предлагаешь? Практически?
   - Я сейчас нырну, только отдышусь малость да кофе чашечку... Нырну, застроплю ее, а ты концы на брашпиль и врубишь.
   - Ладно, попробуем.
   И Линда и Роберта пришли в восторг от такой перспективы. Спор разгорелся только из-за одного: может или не может быть в такой тридакне жемчуг?
   - Может, - уверяла Линда. - Я читала...
   Джайн сильно сомневался, что Линда прочла в жизни хоть одну книжку, кроме рекламных проспектов да журналов мод. Разве что по ошибке?
   - Не знаю, - сказал он, - что ты читала. А вот что в гигантских тридакнах жемчуга нет - знаю. Жемчуг добывают на специальных фермах. Из специально выведенных раковин.
   - А до ферм? - поинтересовалась Роберта.
   - Как так до?
   - Ну, когда ферм еще не было, ведь добывали как-то жемчуг, правда?
   - "Не было, не было"... Фермы всегда были.
   - И все-то ты знаешь, - сказала Роберта с какой-то странной интонацией. Завистливой, решил Джайн. Ну и ладно, пусть завидует, лишь бы не спорила по пустякам.
   Но Линда не сдавалась:
   - В гигантской раковине и жемчуг гигантский. С кулак. Или с голову. А что мы с ним станем делать? Продадим? А сколько такая жемчужина стоит?
   Джайн взбеленился.
   - Заткнись, ты, - приказал он. - Отдохнул? - Это уже относилось к Алю. - Тогда давай. А вы смотрите, девочки, мешать будете - я за себя не отвечаю.
   Аль нырнул. Возился он полчаса, не меньше. Потом высунулся из воды метрах в тридцати от яхты и махнул Джайну рукой. Не справиться, мол, помогай. Черт безрукий. Джайн вздохнул, выругался и напялил "намордник". Впрочем, через несколько минут он уже не жалел об этом. Действительность превзошла все ожидания. Тридакна и впрямь была гигантской - зубчатые створки ее достигали в большой оси метров четырех, не меньше. Такого Джайн и представить себе не мог. "Выдержат ли понтоны? - подумал он. - Вроде бы должны. Хотя черт его знает, не взвесишь же это чудо морское... Ладно, рискнем".
   Вдвоем они застропили раковину довольно надежно. Джайн вернулся на яхту, выбрал якорь, потом, закрепив стропы на барабане, включил брашпиль. Мотор заработал, но не тут-то было! Сперва яхта подтягивалась по стропам до тех пор, пока они не стали уходить в воду отвесно. А затем... Брашпиль рычал, стропы натягивались, яхта начала зарываться носом в воду - это становилось уже опасным. Джайн выключил двигатель. Вскоре на поверхности появился Аль.
   - Ну что там?
   - Ничего не получится. Не оторвать нам ее.
   - А если от дна отбить сперва?
   - Как? Молотком да зубилом под водой ковыряться будешь?
   - Может, вибратором твоим?
   - Вибратором? - вскинулся было Джайн, но тут же скис. - Нет. Он под водой работать не будет. Не рассчитан.
   - Жаль... - Аль по-турецки уселся на палубе, закурил, помолчал, соображая что-то. - Слушай, есть идея!
   - Опять?
   - А если подорвать ее?
   - Чем? У меня атомной бомбы нет.
   - У меня есть.
   - У тебя? На яхте? Ты что, сдурел?
   - Ладно, Джайн, не злись. Дело прошлое. Я ж подрывником на Трансавстралии работал. Там взрывчатки всяческой хоть завались было. Ну и... Словом, в каюте у меня чемоданчик...
   - Ты что, яхту мне угробить хочешь? Ты за нее платил? А за жизни наши ты платил? Выкинь, говорю! Сейчас же!
   - Да погоди ты, Джайн, погоди. Не взорвались до сих пор, так за две минуты не взорвемся. Выкину, выкину, ты меня дослушай только.
   - Валяй!
   - Я заряд подложу, вернее - три. Маленьких таких три зарядика. Я подорву их разом. Как ножом отрежет. Как бы эта пакость за дно ни цеплялась - отрежет. Ручаюсь. Я же подрывник, Джайн, я в этом деле ювелир...
   - Ладно, ювелир, - сдался Джайн. - Действуй. Только смотри мне, если потом узнаю, что хоть грамм этого добра на яхте остался - берегись. Я с тобой такое сделаю...
   - Выброшу, выброшу, - буркнул Аль и скрылся в каюте. Впрочем, вскоре он появился на палубе снова, таща чемодан. "Ничего себе, чемоданчик, подумал Джайн. - Вот гад... Полгода смерть свою с собой возим... Погоди у меня, дойдем до Тонга - и на берег. Хватит с меня таких фокусов. Без разговоров - на берег. Я себе команду настоящую подберу, не то что эти взрывники-свиноеды".
   Тем временем Аль закончил приготовления. Аккуратно уложив свои бомбы, как окрестил эти черные ребристые коробочки Джайн, в привязанную к поясу сетку, он запер чемодан и собирался уже отнести его обратно в каюту, когда Джайн остановил его:
   - Не теряй времени. Скоро темнеть начнет, а работы впереди - воз. Я сам уберу. Ныряй давай.
   Аль взглянул на часы, кивнул и скользнул в воду. Джайн на минуту задумался, глядя на проклятый чемодан. Потом принес из форпика конец дректова метров пятнадцати длиной, привязал к ручке чемодана и аккуратно, без всплеска, чтобы не привлечь внимания, опустил чемодан за борт. Так оно спокойнее будет. Пусть он тут на дне остается. Сразу Аль не вспомнит, заговорю ему зубы, а потом уйдем отсюда - и ищи-свищи.
   Через четверть часа, когда Аль взобрался на палубу, Джайн кинул ему полотенце:
   - Ну что там?
   - Через десять минут. Я взрыватели на девятнадцать ноль-ноль поставил. А где чемодан?
   - На месте, - не сморгнув глазом ответил Джайн.
   Аль спустился в каюту, но через минуту пробкой вылетел оттуда. Лицо у него было таким, что Джайн не на шутку испугался.
   - Где чемодан?
   - Выкинул я его, болван, выкинул, чтобы ты нас всех не угробил!
   - Кретин! Сам ты нас угробил! - завопил Аль, и Линда с Робертой, мирно дремавшие на солнышке, вскочили от этого дикого крика.
   - Пять минут, слышишь, пять минут осталось, некогда уже нырять, понял? Не успеть. Угробил ты нас, сукин сын!
   - Почему? - не понял Джайн.
   - Руби стропы, болван, не болтай языком! - прикрикнул Аль, и Джайн невольно повиновался этому невесть откуда взявшемуся командирскому тону. Он кинулся на нос, мгновенно перерезал стропы, связывавшие яхту с тридакной. Тем временем взревел запущенный Алем двигатель. Круто развернувшись, яхта направилась к выходу из бухты.
   - Ну, если не успеем, держись, - пообещал Аль. - Я из тебя отбивную сделаю, коли жив останусь...
   - В чем дело? - снова спросил Джайн.
   - Замолчи! Только бы успеть...
   Но они не успели. Яхта - не гоночный катер. За кормой с грохотом вспух жуткий белый гриб, фонтан, взметнувшийся выше береговых скал. Яхту подбросило так, что Джайн, ухватившись за поручни, еле удержался на палубе. Ему показалось, что на миг даже киль очутился над водой, потом со страшным, гулким ударом судно снова рухнуло на поверхность, повалилось на борт... Больше Джайн ничего не видел - его зацепило сорвавшимся гафелем, и он потерял сознание.
   Когда он пришел в себя, яхта качалась, но, понял он с облегчением, качалась на нормальной океанской волне.
   - Счастлив твой бог, - сказал Аль. - Счастлив твой бог, что остались живы, хотя не знаю, надолго ли. Вставай!
   Джайн с трудом поднялся. В голове гудело, и все плыло перед глазами; только собрав всю волю, ему удалось заставить мир снова стать резким и объемным.
   - Что это было?
   - У меня в чемодане, - охотно пояснил Аль с каким-то зловещим спокойствием, - всякой твари по паре было. И тротил, и тетрил, и гексоген, и октоген, тэн, габровит и фульгуратор-рекс. И взрыватели разные. В том числе - детонационные. Они и сработали. Понял? Когда мои пакеты под тридакной сработали, весь чемодан рванул. Ясно? А теперь иди и проверь, ты в этом лучше разбираешься, что с яхтой. Я ее из залива вывел, а дальше... А ну марш!
   Кажется, все обошлось. Литой титанопластовый корпус выдержал, не дал трещины, во всяком случае, течи не обнаружилось нигде. Остальное можно было заменить или починить сравнительно легко. Можно сказать, легким испугом отделались.
   Когда Джайн сказал об этом остальным, на лицах женщин выразилось облегчение, но не такое, какого можно было бы ожидать. Не понимали они, чем могло все это грозить, что ли? Зато Аль подошел к Джайну и коротко спросил:
   - Точно?
   - Да, - преодолевая тошноту, подступавшую к горлу, ответил Джайн. Сейчас поднимем запасной гафель, паруса поставим - и все.
   Они управились за двадцать минут. Поставили все паруса, какие только можно было - главное, подальше от острова отойти. Черт его знает, а вдруг обитаемый? А вдруг они там взрывом своим... Если погоня? Патруль? Рыбы-то они поневоле наглушили - будь здоров...
   Когда яхта легла на курс и устремилась от Фрайди-Айленда, Аль подошел к Джайну и коротко, зло ударил. Дважды - в солнечное сплетение и в лицо. Джайн, скорчившись, повалился на решетчатые пайолы кокпита, ощущая во рту соленый вкус крови.
   - Это тебе задаток, - сказал, стоя над ним, Аль. - А придем на Тонга будет и расчет.
   11
   На протяжении последних часов Аракелов от всей души жалел, что он не археолог, что никогда всерьез раскопками не интересовался и большую часть скудных познаний в этой области почерпнул даже не из популярных книг, а из досужих разговоров во время недолгой своей работы с подводными археологами на Иберийском шельфе. Было это лет двадцать назад, и в памяти уцелело, увы, очень и очень немногое, причем как раз то, что сейчас ему пригодитьс никак не могло. Окажись теперь здесь, рядом с Аракеловым, кто-нибудь из тех ребят... Постой-ка, как же их звали?.. Ну хоть Пашка Корнев, например, - наверняка смогли бы они объяснить, кто, когда, как и зачем рисовал на тщательно выровненных стенах Колонного храма эти фрески, чуть потускневшие, покрывшиеся сетью мельчайших трещин, но все равно живые. И что означают эти круги, составленные из дельфиньих силуэтов - каждый не крупнее селедки, а круг - метра три диаметром?.. Или вот эта рожа, каменно-холодная, с жутким, лягушачьи-щелевидным... нет, не ртом - пастью?
   Водя по стене лучом фонаря, Аракелов переходил от изображения к изображению и, чувствуя себя этаким бездельником-экскурсантом, раздражалс на незнание и непонимание свое, злился, но оторваться не мог. Картины (или фрески - чем они, собственно, отличаются?) занимали не всю площадь стен, а были разбросаны в кажущемся беспорядке, за которым, однако, Аракелов начинал ощущать некую систему, неясную пока, но все же закономерность. Если он прав, следующий рисунок должен быть метрах в пяти правее. Ну-ка...
   Он совсем уже собрался было переменить позицию и проверить, подтвердится ли догадка, когда пол под ногами судорожно дернулся, скорее даже - вздрогнул, как вздрагивают от боли или от испуга. Толчок не был сильным, во всяком случае, не показался Аракелову таковым, но сверху, с потолка, с шумом обрушились осколки, пыль, какой-то каменный прах. По колонне ближайшего сталагмита зазмеилась трещина. Другая пересекла рожу на стене - казалось, тонкий, безгубый рот приоткрылся в злобной ухмылке...
   Так!
   Аракелов обессиленно опустился на утрамбованный песок пола. Значит, все. Значит, кончено. Значит, зря.
   Ай да Ганшин! Крепок оказался Николай Иванович, крепче, чем Аракелов мог предположить. Начал все-таки свои взрывы. Не побоялся. Ждал, ждал, ведь утром собирался начать, а сейчас уже вечер. Но все-таки рванул. Серьезный мужчина - недооценил его Аракелов, недооценил!
   Толчков больше не было. И тут Аракелов сообразил, что не знает, должны ли они повториться, как предусматривалось программой ганшинских испытаний: взрывать все заряды одновременно или последовательно, по одному? Прошло пять, десять, пятнадцать минут - тишина. Значит, все. Ждать больше нечего.
   А впрочем, какая разница? Кончилась аракеловская эскапада. Впустую кончилась. Ничему он своей дурацкой демонстрацией не помешал, себя только в идиотское положение поставил. Хотя какое это имеет значение?! Ведь не в нем же, не в Аракелове суть - в Арфе.
   Аракелов вскочил на ноги. Арфа! А вдруг излишними были их опасения? Вдруг толчок оказался недостаточно силен? Аракелов дернулся было бежать, но взял себя в руки. Огляделся.
   Один из ходов, соединяющих большие гроты с лабиринтом, начиналс примерно посередине противоположной стены Колонного храма. Аракелов направился туда.
   На первый взгляд очертания лаза ничуть не изменились - по-прежнему черным провалом зияло неправильной формы отверстие, расположенное почти на уровне груди, этакое окно в глубь скал. Ну, вперед!
   Двигаться здесь по большей части приходилось ползком; лишь изредка, когда ход чуть-чуть расширялся, можно было для разнообразия позволить себе метров пятнадцать-двадцать пройти на четвереньках, что было, впрочем, еще неудобнее. Когда они с Венькой залезли в эти чертовы капилляры впервые, Аракелов никак не мог отделаться от ощущения, что никогда уже не суждено ему выбраться отсюда, что навечно обречен он ползти и ползти куда-то в твердокаменной утробе острова. Но сейчас он не думал об этом. Сейчас его интересовало лишь одно: насколько поврежден взрывом лабиринт? Пока особых нарушений не заметно, а больше ли стало трещин в каменных стенках, кто ж его знает? Считал их Аракелов, что ли? Да и на что, собственно, могут они влиять? Ерунда!
   На завал он наткнулся примерно на четырехсотом метре. Собственно, даже завалом его назвать было трудно. Не знай Аракелов, что раньше по этому ходу пробирались они дальше, куда дальше, не будь он в этом уверен абсолютно, - тупик, в который он уткнулся, показался бы естественным, изначальным. Ну, заполз в какой-то аппендикс, заплутал в лабиринте ветвящихся ходов... Только не было этого тупика прежде! Был ход, причем как раз в этом месте расширявшийся настолько, что можно становилось ползком, правда, не поднимая голову, - развернуться; здесь они с Венькой лежали рядышком, обсуждая, куда ползти дальше... Аракелов пощупал, осмотрел, простучал стену перед собой: она казалась монолитной, нечего и думать как-то разгрести завал этот - скала, сплошная скала.
   Пятясь, он вернулся на тридцать или сорок метров, свернул в боковое ответвление, которое должно было вывести туда же, к вертикальным каналам Арфы, только более долгим, кружным путем. Однако минут через двадцать убедился, что и здесь путь перекрыт не менее надежно.
   Часа два или три, а может быть, и больше - времени он не засекал, пытался Аракелов пробиться в дальнюю часть лабиринта, но в конце концов вынужден был признать свое поражение и окончательно отступить.
   Он вернулся в Колонный храм. Все тело болело - ссадины, царапины, синяки... Да, шорты и безрукавка - не самый подходящий наряд дл спелеолога-любителя. Аракелов отправился к сифону, соединяющему Колонный храм с Первым гротом, умылся: вода была морская, соленая, и потому удовольствия Аракелову эта процедура, мягко говоря, не доставила. Ничего, утешил он себя, это полезно, антисептика это.
   Больше ему здесь, в пещерах, делать было нечего. Правда, вылезать наверх - тоже перспектива, прямо скажем, безрадостная. Не хотелось, ой, не хотелось Аракелову встречаться сейчас с Ганшиным. Не сорваться бы, не наговорить бы такого, чего потом вовек себе не простишь: нет ничего бессмысленнее бессильной озлобленности побежденного. Оба они с Ганшиным были уверены - каждый в своей правоте. И у Ганшина хватило сил, характера, возможностей свою правоту, если не доказать, то хотя бы навязать...
   Он сидел на краю сифона, свесив ноги в воду. Ганшинский взрыв породил просадки и смещения не только в недрах острова, но и в аракеловских мыслях и чувствах. В них медленно, трудно проходила какая-то перестройка, совершались подспудные духовно-тектонические процессы, осознать которые он пока еще не мог. Но в одном он был уверен. История эта не может кончитьс просто так, ничем, не может остаться лишь одним из эпизодов его, аракеловской, жизни.
   Так было уже - тридцать лет назад, когда расформировывали военно-морское училище и курсанту Аракелову пришлось искать себе новое место, новое поприще, новую точку приложения сил в изменившемся после разоружения мире. И он нашел ее, стал батиандром, "духом пучин", и не было дня, даже часа; даже минуты, чтобы пожалел он о своем выборе.
   И так было снова - пять лет назад, когда вызвал его к себе Григорян, битый час ходил вокруг да около, а потом вдруг отрубил: "Все, Саша. Я понимаю, трудно это, больно, но лучше уж сразу. Не пропустила теб медицина. Окончательно. Понимаешь, тебе уже сорок пять". Скажи ему это кто-нибудь другой, Аракелов, может, и стал бы спорить, возражать, требовать... Но Григорян сам был батиандром - еще из первого набора. Он сам шагнул через этот порог. И Аракелов выслушал приговор молча. И так же молча принял новое назначение (иначе он сделанное предложение не воспринимал) - начальником подводных работ на "Руслан".
   И вот теперь... А что, собственно, теперь?
   Вода в сифоне пришла вдруг в движение, словно в черной ее глубине взыграла мощная рыбина, вроде того группера, что живет под скальным козырьком возле входа в туннель. Только какая же рыба может жить в этой луже? Бред!
   Аракелов вскочил на ноги - как раз в тот момент, когда из черной, маслянисто поблескивавшей в свете лежавшего рядом на песке фонар показалась голова, неузнаваемая в бликующем коконе "намордника".
   Ганшин?!
   Быстрым движением человек выбросил тело из воды, сорвал "намордник"...
   - Аина?!
   - Вы живы, моряк? Живы!
   Папалеаиаина шагнула к нему, обняла, спрятала лицо на груди. Вода ручьями стекала с ее тяжелых волос, и Аракелов не сразу понял, что она плачет. Плачущая Папалеаиаина - с ума сойти... Аракелов успокаивающе погладил ее:
   - Что случилось, Аина? Как вы сюда попали?
   - За вами... Я думала... Мы боялись... - Папалеаиаина говорила быстро, неразборчиво, всхлипывая, и Аракелов толком ничего не понимал.
   - Ну, успокойтесь, успокойтесь, все хорошо, - бестолково бормотал он; увещевать плачущих женщин никогда не было его любимым занятием. Успокойтесь же, Аина...
   - Да... А вы знаете, сколько времени? Три часа ночи, ясно?
   Аракелов и не предполагал, что ползал по лабиринту пещерных ходов так долго.
   - Мы чуть с ума не сошли, - успокаиваясь, более связно заговорила Папалеаиаина и отстранилась от Аракелова. - Отправились вас искать. А вдруг вас тут... - Она снова всхлипнула.
   - Да жив, жив я, - безрадостно отозвался Аракелов. - Что со мной будет? Вот Арфа...
   - И пошли искать... Орсон и Бен сейчас в ходах, что от Первого грота... Карлос, Бенгтссен, Грант - в верхних пещерах, я им сухой путь показала... Ганшин и Жюстин...
   - Ганшин? Он что, тоже? - перебил Аракелов.
   - Ну конечно! Это ведь не он.
   - Что "не он"? - не понял Аракелов.
   - Взрыв. Это не он. Понимаете?
   - Нет.
   - Я тоже. И все мы тоже. Что-то случилось. Там по всей бухте - рыба кверху брюхом.
   Подводный взрыв. Аракелов запутался окончательно. Если не Ганшин, то кто же? Или что?
   - Все равно, - махнул он рукой. - Его взяла. Может торжествовать теперь Николай Иванович.
   - Нет. Я привезла Указ. Работы остановлены.
   - Зачем? Арфы-то больше нет?!
   - Нет?!
   - Я только что оттуда. Ходы обрушены. Замолчала Арфа.
   - А может быть?.. - Папалеаиаина легко коснулась его руки.
   - Нет, Аина. Это как раз те трубы. Мы же здесь все облазили. И потом вы ведь пришли сюда, пришли с берега, во время прилива. Если бы Арфа запела - не бывать бы вам здесь.
   - Я не думала об этом, моряк...
   - И зря. Но теперь это неважно. Уже неважно. Остров от Арфы избавлен. Так что пусть Ганшин строит тут все, что надо.
   - Он не будет строить, моряк. Он уедет.
   - Почему?
   - Я немножко знаю его. Строить здесь будут, да. Но уже не он.
   Аракелов подумал и кивнул: понять можно.
   - Но что же все-таки случилось? - спросил он, скорее просто подумал вслух.
   Папалеаиаина пожала плечами.
   - Если б знать...
   - Узнаем, - сказал Аракелов. - Узнаем. Обязательно. Я узнаю.
   - Вы?
   - Да, - сказал Аракелов, отчетливо понимая, что взваливает на себя, да. Я должен.
   "Это и есть мой долг, - подумал Аракелов. - И дело мое. Узнать. И - не допустить впредь. Арфа погибла, да. Невозвратно погибла. Но сколько их еще в мире - скрытых, никому не известных арф... Сколько еще существует на свете красоты - никем не созданной, первозданной, природной. И каждый день, каждый час уничтожается где-то ее частица. Иногда самой же природой. Порой людьми. По умыслу и недомыслию, во имя разрушения и во благо вроде бы, но какое же благо может быть куплено такой ценой?" И отныне и на всю оставшуюся жизнь Аракелов сделал выбор.
   Он еще не знал, как свое решение осуществлять, не строил конкретных планов. Он просто увидел путь и был уверен, что не сойдет с него никогда.
   - Пойдемте, моряк, - Папалеаиаина легонько потянула его за руку. - Там все уже с ног сбились...
   - Да, - сказал Аракелов. - Сейчас, Аина. Только снаряжение соберу. Без "намордника" ведь отсюда не выберешься, - и он кивнул на сифон. - Я быстро, Аина. Соберусь - и пойдем.
   ЭПИЛОГ. ВРЕМЯ СОБИРАТЬ КАМНИ
   Их тяжкая работа
   Важней других работ:
   Из них ослабни кто-то
   И небо упадет.
   А.Городницкий
   Такого давно уже не бывало: вместо восьми загруженных контейнеров наверх ушли балластные болванки. Ганшин даже не поверил себе и снова взглянул на контрольный пульт: увы, все правильно. Восемь... Он вызвал дежурного диспетчера.